На мгновение Джордан был озадачен, легкая волна страха от необъяснимого прокатилась рябью через спокойную поверхность его сознания. Потом лоб его разгладился. Не нужно было впадать в панику. Чужеземное маневрирование не было загадочным, частично он ожидал подобного, но то, что предстало, было достаточно очевидным и до определенной степени бестолковым движением в целях скрыться от наступления с флангов, которое он предпринимал с помощью своего четвертого десятка "собачек". Движение было глупым, потому что тупые чужаки сейчас поставили себя в уязвимое положение и будут рассеяны его третьим десятком.
      Новость была скорее хорошей, чем плохой, и он ощутил новый душевный подъем.
      Он стал игнорировать неудачливый четвертый десяток, автоматически идущий по кругу на безопасном удалении прямо перед эффективной прицельной линией корабля, и занялся третьим десятком "собачек", рывком посылая их в пустую зону между кораблями так, как вы могли бы сплести пальцы одной руки с другой. Между любыми двумя кораблями могли быть мертвые пространства позиция, где в механизмы нельзя было стрелять с кораблей без того, чтобы не задеть своих справа или слева. Если две или три "собачки" смогли бы целыми пробраться в эти места, они могли бы повернуть и взять открытый проход под свой контроль, их запалы воспламенены, запас бомб активирован. Все они неистовые псы разрушения.
      По меньшей мере одна треть должна пройти через оборонительный огонь кораблей и преследовать свою увертывающуюся жертву до яркой атомной вспышки в безжалостной дуэли.
      Уверенно улыбаясь, Джордан смотрел, как его механизмы подходили к кораблю. Враг ничего не мог сделать. Теперь они не могли сомкнуть свое построение без того, чтобы не сделать себя еще более привлекательной мишенью, и, чтобы распылить их, нужно было на будущее убрать всякую возможность возвращения подобного порядка.
      Осторожно его пальцы играли по клавишам, так выстраивая механизмы в линию, чтобы они могли подойти как можно ближе и одновременно ударить по их уязвимым точкам. Корабли приближались.
      Налетчики подходили все ближе и ближе. А потом, за несколько секунд до контакта с линией приближающихся "собачек", белое пламя из их камер одновременно жадно рванулось, неожиданно превращая каждый корабль в черный комок в центре цветущего пламени. Одновременно они сделали рывок, внезапный и неожиданный, перенеся свои уязвимые точки за линии идущих "собачек" и оставляя их позади.
      На секунду застигнутый тупым удивлением, Джордан сидел безмолвно и неподвижно, уставившись на экран. Потом он вспылил, проклиная свои механизмы за ужасную, вызывающую дрожь остановку, и его пальцы забегали по клавишам, злоупотребляя металлическими мускулами "собак" для быстрейшего и самого резкого поворота и возвращения. На это раз он захватил их сзади. Теперь, следуя тем же курсом, что и корабли, механизмы станут неотвратимы для захватчиков. Разве смогут живые существа выдержать то же напряжение, что и холодный металл?
      Но второй попытки со стороны третьего десятка не последовало, поскольку, когда "собаки" остановились при развороте, кормовые орудия кораблей дали залп, и каждый гибнущий механизм, так решительно бросившийся вперед, вспыхнули угас, как тусклая свеча во мраке.
      Оцепеневший, в леденящем осознании неудачи, Джордан сидел тихо неподвижная фигура, уставившаяся на изображения на дне экрана, которые так красноречиво говорили о его катастрофе, - и один пустой экран, ще должен был быть обзор тридцать седьмого и который вообще ни о чем не говорил. Как во сне, он протянул правую руку и включил последнего часового, сторожевого пса, механизм, который вращался ближе всего к Посту. В одно краткое мгновение первая сильная линия его обороны была уничтожена, а враг надвигался, и силы его не уменьшались, по направлению к его последней линии из второго десятка в пятнадцати тысячах километров, с защитной завесой менее чем в десяти тысячах километров позади них.
      Его подготовка была основательной. Без колебаний его руки побежали по клавишам, и "собачки" второго десятка рванулись вперед, стараясь войти в соприкосновение с врагом в зоне, как можно более отдаленной от завесы. Но так как они двигались на врага, находящегося в относительном покое, их действия были в большей степени предсказуемы для вычислительных машин врага и они явно были в худшем положении. Так что через десять минут три чужих корабля вошли целые и невредимые в зону, где были уничтожены другие два корабля, а также третий и четвертый десяток "собачек".
      В этот момент корабли были в пятнадцати тысячах километров от детекторного экрана.
      Джордан взглянул на дело рук своих. Ситуация была очевидной, альтернатива ясна. Он сохранил еще двадцать "собак", но у него нет ни времени, чтобы выдвинуть их перед завесой, ни пространства, чтобы маневрировать ими перед экраном. Единственным решением мог быть перенос экрана назад. Но перенос, по признакам сжатия и направления, мог бы указать местонахождение Поста, да еще достаточно точно, чтобы его могли найти вражеские ракеты, а если Пост будет выведен из строя, "собачки" останутся без управления, совсем бесполезные.
      Да, но если он ничего не сделает, через несколько минут корабли коснутся и вклинятся в детекторный экран и его Пост, тот нервный узел, который искали враги, будет лежать нагим и открытым их детекторам.
      Он проиграл. Компьютер показывал тот же ответ - поражение. Невнимательность, сигаретный дым, первая слепая волна самоуверенности и безумная остановка его обойденных "собак" позволили компьютерам кораблей найти неподвижные механизмы в предсказуемой зоне, поэтому он и проиграл. В самонадеянной гордости он растратил первоначальное преимущество. Он проиграл. Мягко говоря, его недостатками были молодость и неопытность. Он потерпел поражение.
      А на случай поражения действия, предписанные справочником, были суровы и ясны. Памятка из инструкции прозвучала в его памяти как неизменный похоронный колокол.
      "Когда в каком либо конфликте силы врага приобретают позиционное преимущество, при котором становится невозможным далее сохранять в неизвестности местоположение Поста, командующий Постом должен выполнить последний долг. Зная, что Пост вскоре будет разрушен и что это оставит сохранившиеся механизмы в целости для сил врага, часовой должен отказаться от управления этими механизмами и поместить их с воспламененными взрывателями на ближайшем пункте управления, чтобы даже без Поста они были в состоянии автоматически преследовать и предпринимать попытки к уничтожению сил врага, которые входят внутрь критической сферы досягаемости их огня".
      Джордан посмотрел на экран. За пределами сорока тысяч километров начал слабо светиться детекторный экран, потому что анализаторы кораблей исследовали его на более коротком расстоянии. Чтобы сделать ручное управление эффективным, нужно было бы оттянуть экран по меньшей мере на половину дистанции, но тогда, хотя он по-прежнему будет прятать Пост, экран позволит врагу определить его примерное местонахождение. Потом они начнут палить вслепую, но при определенном умении и увеличивающемся представлении о его положении лишь вопрос времени, когда они попадут в него. И тогда останутся лишь слепые "собачки", дрожащие, увертывающиеся, трясущиеся через пункты звездного компаса в своей безумной жажде преследования. Одна или две из них могут отомстить врагу, если корабли постараются проскользнуть мимо и перейти Границу, но Джордана уже не будет, чтобы узнать об этом.
      Но другого выхода не было - раз уж долг оставлял ему всего лишь один ход. Как чужие, руки оторвались от панели и простерлись над клавишами, которые могли бы освободить "собачек". Его пальцы опустились и встали на место - легкое касание ровной, отполированной, холодноватой поверхности.
      Но он не мог нажать клавишу.
      Он сидел с протянутыми руками, как будто в мольбе, как один из его примитивных предков перед древним алтарем смерти. Поскольку его воля сдалась, ничто не отрицало теперь его вины и неудачи. Поворот в сражении произошел за несколько мгновений его невнимательности, а его недооценка врага соблазнила его бездумно остановить свой третий десяток. Он знал это, и с помощью банка памяти, если он сохранится, об этом будут знать вооруженные силы. В его небрежности, в его отказе воспользоваться опытом предшественников была его вина.
      И все же он не мог нажать на клавиши. Он не мог достойно умереть - при исполнении долга - холодная и точная фраза из официальных донесений. В его теле билась неистовая, бунтующая кровь, инстинктивное отрицание конца, который неоспоримо смотрел ему в лицо. Через жилы, мускулы и нервы шла эта дрожь, выступая наперекор и блокируй требования обучения, логичные распоряжения его мозга. Слишком рано и несправедливо: ему не дали возможности набраться опыта. Всего-то ему был нужен еще один удобный случай, еще один, чтобы исправиться.
      Но мятеж кончился и оставил его дрожащим и ослабевшим. Он не отрицал реальности. И теперь на него давил новый стыд: ведь он думал о трех прорвавшихся вражеских кораблях, о другом городе с объятыми пламенем развалинами и о другом ребенке, который будет с криком бежать от преследователей. Эти мысли росли в нем, и он внутренне скорчился, разрываясь от собственной нерешительности. Почему он ничего не мог сделать? Для него действия уже не играли никакой роли. Что будет значить для него справедливость и исправление ошибок после того, как он умрет?
      Он тихонько застонал, держа вытянутые руки над клавишами, и не мог нажать на них.
      Потом пришла надежда. Неожиданно, из обрывков его воспоминаний всплыли слова офицера разведки и его собственные поиски признаков помешательства. Он, Джордан, не мог открыть самого себя врагу, даже если этот метод означал возможность защиты Внутреннего Мира. Но человек, который охранял Пост до него, который умер, так же как умрет и он, должно быть, встретился с той же необходимостью принести себя в жертву. И в банке памяти должны находиться последние воспоминания о его решении, ждущие воскрешения в сознании Джордана.
      В этом была последняя надежда. Он должен вспомнить, должен использовать безумие, от которого отказывался. Он должен будет вспомнить и быть Вашкевицем, а не Джорданом. Он будет Вашкевицем и не будет бояться, хотя действовать подобным образом было стыдно. Если бы было воспоминание, личность, среди всех живущих людей, чей образ он мог бы пробудить, чтобы заменить им вид трех темных кораблей, он попытался бы сделать все сам. Но со дня нападения на город у него не было ни одного близкого существа.
      Его сознание углубилось в банк памяти, достигало последних воспоминаний Вашкевица. Он вспомнил.
      Из десяти атакующих кораблей шесть были выведены из строя.
      Их пепел рассеялся на большом расстоянии, но оставшиеся четыре налетчика осторожно продвигались на большом расстоянии друг от друга, уверенные в победе, хотя и опасались этого осиного гнезда, которое еще могло сохранить неожиданные жала, но детекторный экран находился за минимальным необходимым расстоянием, чтобы можно было успешно скрывать Пост, и лишь пять "псов" сохранили за ним устойчивость, напоминая затупленные стрелы. Он - Вашкевиц - сгорбившись сидел перед контрольной панелью, его толстые, волосатые руки лежали на ближайших клавишах.
      - Идите, - говорил он, обращаясь к кораблям, осторожно приближавшимся к экрану. - Идите, ну же. Идите!
      В усмешке он царапнул зубами по губам, хотя и не собирался смеяться. Это была автоматическая гримаса, рефлекс напряженного ожидания. Перед тем как убрать экран, он будет завлекать их до последнего момента, доведет их как можно ближе до механизма преследования оставшихся "псов".
      - Идите сюда, - повторил он.
      Они шли. За экраном он нацелил своих "псов", указывая каждому из четырех на корабль, а пятому на всех них. Корабли все приближались.
      Касание.
      Его пальцы ударили по клавишам. Экран сжался и теперь скрывал поджидающих "псов" из последних сил. И те зашевелились, перейдя на ближайшее управление, их механизм преследования заработал вслепую, основательно вооруженный, готовый бессмысленно в любом направлении атаковать каждого, кто подойдет достаточно близко.
      А первые выстрелы приближающихся кораблей стали зондировать зону астероида Поста.
      Вашкевиц вздохнул, отодвинулся от управления и встал, отворачиваясь от экранов. Все. Сделано. Какое-то мгновение он стоял в нерешительности. Потом, подойдя к раздаточному устройству на стене, набрал шифр "кофе" и получил его - горячий кофе в пустую чашку. Он закурил сигарету и в ожидании стоял, куря и потягивая кофе.
      Неожиданно Пост качнулся от скользящего удара по астероиду.
      Он пошатнулся, пролил кофе на ботинки, но удержался на ногах. Он сделал еще один глоток, еще одну затяжку. Пост вновь качнулся, свет потускнел. Он смял чашку и бросил ее в проводниковую канаву. Бросил сигарету на стальной пол и наступил на нее ботинком, вернулся к экрану и наклонился, чтобы бросить последний взгляд.
      Свет погас. Воспоминания оборвались.
      Настоящее вернулось к Джордану, и он безумно уставился перед собой. Потом почувствовал что-то жесткое под пальцами и заставил себя посмотреть вниз.
      Клавиши были нажаты, экран был убран. "Собачки" были поблизости. Он смотрел на руку, как будто никогда раньше не видел ее, ошеломленный ее худобой и отсутствием мягкости на тыльной стороне. Потом, медленно преодолевая сопротивление мускулов шеи, он заставил себя поднять голову и взглянуть на экран.
      Корабли были здесь, но они уходили прочь.
      Он уставился на них, не веря своим глазам и с трудом вообще веря чему-либо. Так как нападающие развернулись, пламя из их хвосте с очевидностью доказывало, что они уходили во внешнее пространство на максимально возможном ускорении, оставляя его одного, целого и невредимого. Он затряс головой, чтобы отогнать обманчивое видение на экране перед собой, но оно оставалось, отрицая свою нереальность. Чудо, в которое его инстинкт не давал ему верить, пришло - в тот самыг момент, когда он занимал силы, чтобы его отвергнуть.
      Его глаза в изумлении впились в экран. И тогда в нижнем углу экрана "сторожевого пса", так далеко, что они выглядели просто как зернышки на большом пространстве, он увидел причину своего чуда.
      Из внутреннего мира на максимально возможной скорости шли шесть светящихся кораблей, напоминающих рыб, перед которыми его "собачки" казались мальками. Это были военные корабли Двадцатого патруля. И он понял, с расцветающим удивлением от передышки, что поединок, казавшийся ему таким мимолетным, пока он сражался, на самом деле длился необходимые четыре часа, которые позволили патрулю прийти ему на помощь.
      Осознание того, что он цел, залило его, как волной, и он ощущал, как внутри растет благодарность. Она росла и ширилась, выталкивая страх и одиночество последних минут, заполняя его облегчением, таким всеобъемлющим и глубоким, что в нем не оставалось гнева и ненависти - даже по отношению к врагу. Он как будто вновь родился.
      Над ним на панели связи замигала белая лампочка передачи.
      Твердой рукой он включил одно из устройств, и бесстрастный, официальный голос патрульного прозвучал у него над головой.
      - Двадцатый патруль Посту. Двадцатый Посту. Следуем к вам. У вас все в порядке?
      Джордан нажал кнопку передачи.
      - Пост Двадцатому. Пост Двадцатому. Никаких повреждений. Пост не поврежден.
      - Рады слышать. Мы не будем преследовать врага. Сбавляем скорость, и через полчаса все корабли встанут у вашего причала. Передачу заканчиваем.
      - Спасибо, Двадцатый. Поле будет свободно и подготовлено для вас. Удачной посадки. Передачу кончаю.
      Его рука поднялась от клавиш, и белый свет потух. В неосознанной имитации памяти Вашкевица он отодвинулся от панели управления, встал и пошел к раздатку у стены, где заказал и получил чашку кофе. Он закурил сигарету и стоял, как стояли другие, куря и потягивая кофе. Он победил.
      Но тут его настигла истина; и он вздрогнул.
      Он взглянул на свои руки и увидел чашку кофе. Он затянулся сигаретой и почувствовал в глубине легких равномерный жар. И ужас охватил его, сдавливая горло.
      Он победил? Он ничего не сделал. Вражеские корабли бежали не от него, но от патруля, и это Вашкевиц, Вашкевиц в критический момент принял управление из его рук. Это Вашкевиц всех спас, а не он. Это сделал банк памяти. Банк памяти и Вашкевиц.
      Комната закружилась перед ним. Его предали. Ничто не было выиграно. Ничто не было завоевано. Не было друга, который в конце концов пробился через раковину одиночества, чтобы спасти его, но была .только младенческая иллюзия доминирующего рассудка. Банк памяти Вашкевица взял его под свою власть.
      Он отбросил от себя контейнер с кофе и заставил себя выпрямиться. Он-бросил сигарету и растоптал ее подошвой. Дикий гнев, раскаленный добела, поскольку поднимался из глубины его существа, съедал его. "М а р и о н е т к а, - издевательски нашептывал ему в уши голос рассудка. -Марионетка!"
      "Пляши, марионетка! Пляши на ниточках!"
      - Нет! - крикнул он. И перенеся ужасный прилив гнева, гнева все истребляющего, который выжег последние следы страха в его сердце, как окалину в расплавленной стали, он повернулся, чтобы встретиться со своим мучителем, бросить свое сознание назад, в жизнь Вашкевица, заключенного в банк памяти.
      Проходя через кружащийся прилив воспоминаний, охотясь за тонкой нитью контакта, он ждал только момента, чтобы вступить в схватку со своим предшественником, встать лицом к лицу с Вашкевицем. Конечно, за все эти годы на Посту этот человек должен был передать какие-то мысли тому, кто придет за ним. Джордану только надо найти эту точку, где влияние будет самым сильным, и решить проблему, к здравому рассудку или безумию, к гордости или стыду, раз и навсегда.
      - Привет, Брат.
      Дружелюбные слова были брызгами холодной воды на яркое пламя его гнева. Он...Вашкевиц... стоял перед зеркалом в спальне, и его лицо смотрело на человека, который был он сам и который также был Джорданом.
      - Привет, Брат! - сказал он. - Кто бы ты ни был и когда бы ты ни был, привет!
      Джордан смотрел глазами Вашкевица, в отраженное лицо Вашкевица, это было дружелюбное лицо, лицо человека такого же, как и он сам.
      - Об этом тебе не говорили, - произнес Вашкевиц. - Этому не учили в школе - что рано или поздно каждый часовой оставляет послание тому, кто придет за ним. Это кредо Поста. Ты не одинок. Не важно, что происходит, ты не одинок. На окраине империи, встречая неизвестные расы и бесконечную глубину вселенной. Это сохранит тебя от всех бед. И так долго, как ты будешь помнить, ничто не сможет повредить тебе, ни нападение, ни поражение, ни смерть. Включи экран самого удаленного "пса" и сделай самое большое увеличение. И за пределами своего зрения ты сможешь увидеть "пса" другого Поста, принадлежащего человеку, который охраняет Границу рядом с тобой. По всей Границе расположены посты, создающие стальную цепь, чтобы защитить Внутренний Мир и его людей. У них свои жизни, а у тебя своя; и твоя жизнь нужна для того, чтобы стоять на страже.
      Это нелегко, ни один человек не может столкнуться со вселенной в одиночестве, но... Ты не о д и н о к! Все те, кто сейчас охраняют Границу, - с тобой; и все, кто когда-либо охраняли Границу, - тоже. В этом наше бессмертие, нас, охраняющих Границу, в том, что нас не останавливают наши смерти, но мы живем на Посту, где служим. Мы в экранах, в управлении, в банках памяти, в каждой кости и жиле их стальных тел. Мы - этоПост, твой стальной брат, что сражается, живет и умирает вместе с тобой и приветствует тебя наконец в нашем духовном сотрудничестве, когда для тебя лично свет угаснет навеки и когда то, что было тобой, станет ни чем иным, как холодным прахом, уносящимся в вечность космоса. Мы с тобой, и ты не о динок. Я, который был раньше Вашкевицем, а теперь являюсь частью Поста, оставляю тебе это послание, как оно было оставлено мне человеком, служившим до меня, и которое ты оставишь в свою очередь человеку, который придет за тобой, и так далее, на протяжении столетий, пока мы не станем зрелой расой, которой будет не нужен щит из разума и стали. Привет, Брат! Ты не одинок!
      Итак, когда шесть кораблей Двадцатого патруля опустились у Поста, человек, ждавший их, чтобы поприветствовать, получил больше, чем звезду ветерана за сражение на грудь. У него было нечто большее, чем победа в битве. Он нашел свою душу.