Глава 1

Рудник, вообще-то говоря, был автоматизирован. Его оборудование, ценой 180 миллионов долларов, развернутое на 3,5 кубические мили в золотоносной скале – гранит и кварц, – контролировалось единственным центром, в котором находился дежурный инженер.

Как громоздкий, многоцелевой организм, рудник двигался по пластам скалы. На разных уровнях он словно выгрызал золотую руду, скатывал в катыши размером с гальку и поднимал в вагончике на высоту 600 футов, а то и выше. По мере того как техника двигалась, она оставляла заброшенный ствол шахты, подъемные тоннели, новые разведывательные штольни и стопоры.

Она вытягивала огромную центральную пещеру, сквозь которую могучая техника и ее контролирующий центр упорно ползли вперед, укладывая перед собой рельсы, а затем их убирая.

За всем следил единственный дежурный инженер. Но здесь не было мании величия. Он сидел перед контрольными приборами, как единое с ними целое. В его обязанности входил окончательный контроль. Логическое решение и факты, на которых он основывался, просчитывались компьютерными элементами в оборудовании. Логически оптимальное решение можно было получить, прикоснувшись к кнопке. Но обнаружилось, что оно было больше техническим, чем логическим.

Лучшие инженеры имели ЧУВСТВО. Эта чувствительность рождалась из опыта, из таланта и даже чего-то вроде любви. Любви не только к горам, но и к технике, которую они оседлали и направляли.

Это тоже дополняло список человеческих качеств, для которых необходим был особый талант. Менее десяти процентов молодых горных инженеров, подготавливаемых ежегодно, оказывались способными слиться воедино с титаном. Даже на переполненных специалистами аукционах двадцать первого века шахты постоянно охотились на горных инженеров. Всего четыре часа работы для десяти процентов самых талантливых оказывалось приличным временем, чтобы чувствовать себя выжатым как лимон. А машины никогда не отдыхали.

В свое первое утро на шахте Малабар Пол Форман покинул небольшое белое надувное жилище и увидел горы. И неожиданно ЭТО повторилось снова, как бывало уже несколько раз со времени несчастного случая в лодке. Он произошел пять лет назад, а казалось, недавно, на днях.

Но сейчас это было не открытое море. Даже не смутное ощущение удушья, не темная фигура в чем-то вроде накидки и в высокой остроконечной шляпе.

Ему всегда казалось, что именно эта фигура вернула его к жизни и положила в лодку, чтобы в конце концов его нашла и спасла береговая охрана.

На этот раз были горы.

Внезапно повернувшись от белой пластиковой двери, он остановился и увидел их. Вокруг возвышались крутые склоны с белыми строениями шахты Малабар. Слабая голубизна весеннего неба над ним перекликалась с темной синевой глубокого озера внизу, заполнявшего расселину горной скалы. Со всех сторон простирались Канадские Утесы, уносясь на тридцать миль в одну сторону к Британско-Колумбийскому городу Кэмлупс и в другую – до прибрежной цепи, к каменистому берегу, достигая прибоя соленого Тихого океана. Неожиданно он их почувствовал.

Горы стояли по-королевски величаво. Кровь прокатилась волной, и внезапно он вырос, стремясь сравняться с ними. Он был человек-гора. Вместе с ними он чувствовал внутреннее движение Земли. На момент он словно обнажился. А горы шептали только одно:

– СТРАХ. Не спускайся в шахту.

– Это пройдет, – уверил его пять лет назад психиатр из Сан-Диего, после несчастного случая в лодке, – когда ты выкинешь все из головы и поймешь.

– Да, – ответил Пол.

Тогда это было важно. Это была единственная возможность объяснить все самому себе под давлением психиатра. С девяти лет он остался сиротой, когда родители погибли в автомобильной катастрофе. Ему нашли хороших приемных родителей, но это было не то. Он всегда чувствовал одиночество.

Он нуждался в том, что врач из Сан-Диего назвал «защитный эгоизм».

Он имел дар понимать людей без обычного в таких случаях намерения повернуть это понимание в свою пользу. Это приводило, в замешательство тех, кто мог бы стать его друзьями. Как только они улавливали в нем эту способность, у них появлялось желание сохранять дистанцию. Тем не менее его знания ценили, но его сдержанности не доверяли.

Будучи ребенком, не понимая причин, он чувствовал это отчуждение. И это, по наблюдениям психиатра, дало ему ложную картину своего положения.

– В результате, – сказал врач, – недостаток желания получить преимущество от способности привел к неспособности. Но это ничем не хуже, чем бледность или потеря конечности. Ни к чему ощущение ущербности.

Но, кажется, именно такое ощущение им владело. Чувство выросло в попытку самоубийства.

– Нет сомнения, ты получил предупреждение – плохая погода, не очень-то ловкая береговая охрана. Но ты знал, что находился на слишком опасном расстоянии для такой плохой погоды в своей рыбацкой лодке.

Итак, шторм вынес его в открытое море и бросил. Пол был отдан воле волн. В последующие спокойные дни смерть прилетала, как тяжелая серая птица, в ожидании взгромоздившаяся на пустую мачту.

– Ты был в состоянии галлюцинации. А в таком состоянии вполне можно представить себя умершим. Потом, когда ты был спасен, то придумал объяснение тому, что оказался живым. Твое подсознание подкормило фантазию, и ты представил человека, похожего на отца, высокого и таинственного, человека в просторных одеждах, символизирующих мистические силы, вернувшего тебя к жизни. Но когда ты пришел в себя, твое сознание не смогло найти объяснение этой истории.

«Нет, – подумал Пол, – не так».

Он продолжал вспоминать разговор в госпитале в Сан-Диего, перепроверяя память.

– Ты старался воспроизводить самые острые, самые болезненные моменты, ситуации. Воспоминания были необходимы. Они помогли твоему бредовому сознанию выкарабкаться из лап смерти, нашли оправдание желанию смерти. Подсознательно ты убеждал себя, что ты не урод, а «из другого теста».

– Да, – ответил Пол, – это так.

– Теперь, когда ты уяснил истину, оправдывающие обстоятельства надо постепенно убирать. Воображение угаснет, а острые моменты будут возникать все реже и реже, пока не исчезнут совсем.

– Приятно слышать, – сказал Пол.

Да, но только за последующие пять лет воспоминания не стерлись. Даже не уменьшились. Они остались с ним и упорно давали о себе знать в глубине сознания. Он подумывал о посещении другого психиатра, но потом пришла мысль, что если первый ему не помог, чего можно ожидать от второго?

Вместо того, чтобы примирить свое существование с проблемой, он переключился на то, что открыл в себе после несчастного случая. Теперь глубоко внутри что-то непобедимое прочно противостояло всплескам чувств.

Будучи независимым, тем не менее он мысленно был связан с ним, с магическим видением в высокой шляпе. И когда, как теперь, его касались подобные ощущения, он не боялся отключиться.

– СТРАХ, – сказали горы. – Не спускайся в шахту.

«Как глупо», – подсказало сознание Пола. Оно подсказало, что в конце концов его наняли для работы согласно своему образованию. Для работы, которая в настоящем перенаселенном мире была мечтой многих, но достижением единиц. Он добрался до того, что крепко сидело в глубине сознания:

– Страх, – ответило оно, – это по крайней мере еще один из множества факторов, который можно взять в расчет при движении из пункта А в пункт Б.

Пол стряхнул навеявшие чувства и вернулся в реальный мир. Его окружали строения шахты Малабар. Недалеко от того места, где он стоял, ниже по склону, прошла жена контролера кампании и в небольшое белое оконце что-то сказала жене наземного инженера в соседнем дворе. Это был первый рабочий день Пола. Время поджимало.

Он оторвал взгляд от гор и холмов, пристально посмотрел на дорогу, ведущую к главному стволу шахты, и направился к поджидающей вагонетке.

Глава 2

Вагонетка унесла Пола вниз сквозь горные породы на шестьсот футов.

Несмотря на всю загадочность своего старинного названия, это было ни что иное, как магнитное подъемное устройство. Когда он спускался, сквозь прозрачные стены трубы мерцали гранит и розовый кварц. Они с ним переговаривались, как и горы, но более тихими голосами, в которых не было доброты, мягкости, сострадания.

Собственное слабое отражение Пола в стекле лифта опускалось вместе с ним – отражение широкоплечего молодого человека двадцати трех лет.

Он был ладно скроен, высок, с круглой головой. Тип футболиста, но не из тех, кого можно назвать «человек из народа». И, сохраняя спокойствие, он вспомнил, что когда-то его руки с длинными пальцами умели ловко схватить мяч. Это было в горном институте на последнем курсе в Колорадо.

Серые глаза Пола поражали глубиной, теплотой. Рот с тонкими губами был несколько широк, но приятен. Его прямые короткие светло-русые волосы уже образовали залысины. К тридцати годам он мог потерять их совсем. Но Пол был не из тех, кого это удручало.

Инстинктивно он был выше переживаний. Стройный мужчина, умный, сильный физически, ловко выполняющий любое дело. Вот он каков! И только те, кто узнавал его ближе, замечали внутренний комплекс, то, что он хранил глубоко внутри. Бывали моменты, когда Пол смотрел на себя со стороны.

Лифт остановился.

Пол вошел в ярко освещенную пещеру огромного размера с высоким потолком. Оборудование из светящегося металла громоздилось на креплениях.

Кисло-сырой рудничный газ наполнил легкие, и воздух шахты, казалось, проник в него, когда он направился вдоль дробилки к небольшому чистому пространству, окружавшему Центр. И здесь, у пульта, разительно похожего на клавиатуру огромного электронного органа, за исключением нескольких аккуратных бачков, сидел маленький, круглый черноволосый человек лет сорока. Дежурство его подходило к концу.

Пол подошел к краю платформы, где сидел оператор.

– Привет!

Человек взглянул вниз.

– Я новичок. Пол Форман, – представился Пол. – Готовы расслабиться?

Инженер выполнил несколько быстрых движений на пульте. Его короткие толстые пальцы были очень активны. Он отклонился в кресле, потянулся.

Затем встал, повернув крепкое, дружелюбное лицо к Полу:

– Пол? А фамилия?

– Форман. Пол Форман.

– Принято. Пэт Тисли.

Он протянул маленькую квадратную ладонь для рукопожатия. Они поздоровались.

У Тисли был австралийский акцент. Тот характерный акцент, из-за которого австралийцев несведущие жители Северной Америки называли «кокни» – лондонец из низов, – приводя их тем самым в ярость. Этот штрих успокаивающе подействовал на Пола.

– У тебя вид прилежного студента, пришедшего на занятия, – сказал Тисли.

– Неплохо сказано, – ответил Пол.

– Хорошо. Ниже восьми градусов по вертикали никаких проблем и лишних манипуляций. Однако следи за движением вагонеток, наполненных рудой, выше. Ствол номер один.

– Технический дефект?

– Не совсем так. Они заклинивали как раз над крышкой люка номер восемь, в шестидесяти футах от выхода. Разрез шахты маловат, но его нельзя расширить, пока мы не начнем другой через сто пятьдесят часов. Мы проходим по нему дважды, чтобы повернуть технику на колею.

– Ладно. Спасибо, – поблагодарил Пол.

Он обошел Тисли и сел за пульт, взглянув на коротышку:

– Может, встретимся сегодня вечером в баре?

– Может быть, – медленно проговорил Тисли, не поднимая глаз. Ответ прозвучал твердо, с достоинством, но в то же время по-свойски. – Ты закончил колледж в Америке?

– В Колорадо.

– Есть жена, семья?

Пол покачал головой. Его руки уже двигались, знакомясь с пультом.

– Нет, – ответил он. – Я холост и сирота.

– Тогда заходи к нам на обед, – предложил Тисли. – Моя жена любит готовить для гостей.

– Спасибо, зайду, – ответил Пол.

– Пока.

Пол услышал удаляющиеся шаги Тисли. Он вернулся к работе и просмотрел инструкцию. Чтение заняло шесть минут. Дочитав, он уже знал назначение каждой детали оборудования и режим.

Затем он вернулся к программному устройству и заступил на четырехчасовую смену. Требовалось внимание. Тисли правильно сказал.

Какое-то время Пол подержал руки на контрольном табло компьютера, отыскивая индивидуальные качества машины через небольшие вибрации, едва уловимые пальцами. Ощущение неясной, непреодолимой силы вернулось к нему.

Будто он уже прикасался к подобным приборам. Пол убрал руки.

Работы пока не было. Он отклонился в кресле, несмотря на предупреждение Тисли наблюдать за поверхностью ствола в том месте, где вагонетки, случалось, застревали. Он решил не брать в голову трудности, пока их нет. Надо как следует изучить управление, пока не перешел на «ты» с этой новой шахтой.

Лампочки, измерительные приборы и экраны перед ними показывали, что движение идет нормально. Пол потянулся и включил телевизор. Передавали новости из Ванкувера.

Внезапно он как будто через окно увидел отель Кох-и-Нор в Чикаго. Он узнал место. В этом отеле он один или два раза останавливался, когда был в городе. Бросив взгляд, он заметил кучку людей с камерами, окруживших трех человек. На миг изображение резко приблизилось, и Пол увидел двоих из этих трех, стоявших немного позади. Это были крупный мужчина средних лет с копной волос и высокая стройная девушка, ровесница Пола, чье появление поразило его. Он не мог оторвать взгляда, пока не отвели камеру. Так она была хороша. Он никогда раньше не видел ни ее, ни мужчину.

Но затем он забыл о ней – на экране появился третий. Именно к нему было приковано внимание репортеров.

Старый, изможденный гигант в смокинге, неестественно прямой и мрачный, он немного наклонил голову, чтобы не задеть краев полосатого пляжного зонта. Он, хотя и был довольно крепок для своих лет, тяжело оперся правой рукой о резную рукоять толстой трости. Движением он расправил плечи и, казалось, возвышался над толпой репортеров. Темные очки скрывали выражение глаз, но даже и без них лицо было загадочным. Пол не мог уловить весь его облик, хотя изображение на экране оставалось чистым, отчетливым. Это был набор черт без завершенности. Пол обнаружил, что уставился на прямые губы и закругленные складки вокруг рта, когда старик говорил.

– ...мантия? – один из газетчиков закончил вопрос.

Губы улыбнулись:

– Не думаете ли вы, что механик пойдет обедать в своей рабочей одежде? – сардонический голос шел из глубины. – Если вы, люди, хотите меня увидеть в официальной одежде, то должны предварительно согласовать время встречи в офисе.

– У вас в офисе в Чентри Гилд есть приемные часы, мистер Гильдмастер? – спросил другой журналист.

Раздался смех, но смех вежливый. Губы опять улыбнулись:

– Придете и узнаете.

Пол нахмурился. В памяти мелькнуло, что он уже слышал о Чентри Гилд* [Певческий Союз]. Он вспомнил, что уже слышал о нем не раз. Конечно... Это культовая группа – поклонение дьяволу или что-то в этом роде. Он никогда не принимал их всерьез. Но этот человек – Гильдмастер – он...

Расстроенный, Пол бессознательно протянул руки к человеку, но холодная стеклянная поверхность экрана остановила их. Журналисты все еще задавали вопросы.

– А как насчет операции Спрингборд?

– Что именно?

– Союз против попытки достичь ближайших звезд?

– Так вот, леди и джентльмены, – губы улыбнулись. – Что говорили Самериан и Семит о них во времена древних богов? Они называли их «дальние корабли»* [игра слов: овцы]. А почему бы и нет? Шамаш и Агаг – вот два божества, ответственные за подобное утверждение. Можете удостовериться в древней истории. И если обитаемые миры как корабли, то найдутся и заблудшие, которых надо вернуть.

Улыбка застыла у него на губах.

– Есть подтверждение существования станции на Меркурии? Вы не возражаете против работы по методу межзвездных путешествий?

– Это, – проговорили губы, и улыбка исчезла, – не моя компетенция, и не Союза. Человеку можно играть с техническими игрушками и наукой, как в прошлом уже случалось. Он может играть с космосом и звездами. Но это только усугубит его болезнь, как уже однажды чуть не погубило его. Нас касается только одно – разрушение. Только оно спасет Человека от самого себя.

– Мистер Гильдмастер, не имеете ли вы в виду тотальное...

– Тотальное и полное, – глубокий голос окреп. – Полное. Разрушение. Уничтожение Человека и всего им сотворенного! – Голос усилился, зазвучал нараспев, на ноте, которая вызвала неожиданный дикий прилив чувств у Пола, будто ему ввели возбуждающее. – Восемь веков трудятся Силы, чтобы спасти Человечество от гибели. Но когда придет ТОТ день, пожалеет мужчина, что он был спасен и остался невредим. Великие муки примет Женщина и ее еще нерожденное дитя, когда последнее усилие уничтожить себя будет отнято!

Своим внутренним «я» Человек будет осужден, и только гибель поможет выжить душам.

Звонок возвестил о внезапной остановке вагонеток с рудой. Рука Пола автоматически протянулась и включила пятнадцатиминутную остановку.

– Итак, я обвиняю вас, – голос с экрана звучал как удары гильотины. – Вы заботитесь о благосостоянии, а не о душах. Не внемлите обещанию жизни, а верите в реальность смерти. Осуждаете себя за долги. А вот самый Высший Долг – абсолютная гибель.

ГИБЕЛЬ. ГИБЕЛЬ. ГИБЕЛЬ...

Пол прищурился и выпрямился. Его окружали стены шахты, перед ним пульт, а на экране – группа людей на площади перед Кох-и-Нор заканчивала разговор. Репортеры расходились. Старик, девушка и мужчина последовали за четвертым. Худощавый черноволосый молодой человек энергичной походкой повел их к отелю.

Пол прилип к экрану. Он чувствовал, что прошло не больше минуты, но даже это было удивительно. Пол обладал особенностью – гипноз на него абсолютно не действовал. Он это понял, когда лечился у психиатра. Как же он умудрился отключиться на целую минуту?

Внезапно вспомнив о застрявших вагонетках, он прекратил самосозерцание. Контрольный сигнал на пульте указал на затор на глубине сто сорок три фута. Он добрался до люка номер восемь, включил свет и вполз в ствол шахты. Причина была рядом.

Поверхность ствола номер один поднималась к выходу под углом шестьдесят градусов. Единственные действующие рельсы вели из глубины, и груженые открытые вагонетки поднимались на зубчатых колесах по рельсам.

Зубцы сами теперь служили ступеньками. Пол продвигался, держась за них руками и ногами, туда, где одна из вагонеток сошла с колеи и уперлась в каменную стену.

Все еще находясь под впечатлением увиденного по телевизору – кого-то напоминавшей девушки и представителя культа, назвавшегося Гильдмастер Пол остановился напротив последнего вагончика и ударил ногой по сцеплению.

После третьего удара сцепление раскрылось, как большой складной нож. С треском и лязганьем состав распрямился. И сразу же огни в стволе потускнели, затем вспыхнули снова, «доложив», что все в порядке. Состав вздрогнул и направился вверх. Пол прилип к последнему вагону.

Его вдруг осенило, когда он увидел горы на фоне высокого весеннего неба, что в распоряжении было всего пятнадцать минут. Из-за короткого провала в памяти он упустил, что необходимо переключить электрический контроль на ручной.

И вот его уносил вверх последний вагончик состава. Ниже, всего в нескольких дюймах, электрические рельсы могли поразить током, чуть дотронься. А высокие стенки вагонеток, наполнивших ствол, заблокируют любую попытку открыть аварийные люки.

Стены и скала были совсем близко.

Потолок почти прижал его. Грубый, из гранита и кварца, он поднимался и опускался неравномерно. Взглянув на поверхность ствола Пол понял, ЧТО задевали верхушки вагонеток. Будь стенки пониже, он смог бы вскочить наверх, но... все усилия будут напрасны. Однако он заставил себя вскочить и чудом оказался наверху. Тут же над головой мерзко скрипнуло. Состав выходил из освещенной секции. Сдавила темнота. Когда руки нащупали небольшой острый осколок, Пол в ярости отбросил его, ругая себя последними словами. Состав двигался, покачиваясь и дребезжа. В полной темноте Полу даже не видно было высоты потолка.

Ясным утром белый аварийный свет заставил наружного инженера выйти и заглянуть в выходное отверстие ствола номер один. Произошло автоматическое отключение энергии. Он подошел и встретился там с ведущим инженером, который был страшно удивлен, узнав, что сегодня под землей дежурит новичок.

– Идет, – сказал наружный немного небрежно. Его звали Диего. Он был одних лет с Полом. Шум двигателей эхом отдавался в трубе. Ближе, ближе. Он их установил.

– Немного медленнее, чем следовало бы, – заметил ведущий. Он нахмурился. – Давай подождем минутку и посмотрим, в чем дело.

Они ждали. Постукивание зубчатых колес приближалось. Первый вагон выскочил на свет и выровнялся на поверхности.

– Что это? – Неожиданно спросил ведущий инженер. Вокруг приближавшегося последнего вагона вырисовывались неясные очертания, видимые в темноте. Состав двигался автоматически. Последняя вагонетка появилась на свету, и яркая вспышка полностью осветила человека, неподвижно лежащего на грузе и наполовину засыпанного землей.

– О, боже! – воскликнул инженер. – Останови и помоги мне достать его оттуда.

Но Диего, побледнев, отвернулся и прислонился к побеленной стене в тени.

Глава 3

Клерк, который начал дежурить в дневную смену в отеле Кох-и-Нор в нижней части Комплекса Чикаго, хорошо понимал, что согласно своим способностям должен был бы найти работу более высокого класса. Дело заключалось в красоте, с точки зрения современного отеля совершенно ненужной. Конечно, он добросовестно выполнял работу, с шиком, с подобающим достоинством глядя на окружающих.

Он даже не поднял головы, когда приближающиеся шаги замерли перед его столом. Он продолжал писать изящной ручкой список постоянно прибывавших посетителей на листе, лежащем рядом с журналом.

– У меня бронь, – сказал мужской голос. – Пол Форман.

– Очень хорошо, – ответил клерк, вписывая еще одну фамилию. Он остановился полюбоваться ровными завитками букв «П» и «Л».

Вдруг он ощутил, что его руку поймала и держала другая, более сильная. Ручка застыла. Странная хватка: его рука, словно муха, которую поймали, но не сдавили.

Удивленный, немного испуганный, клерк поднял глаза. На него смотрел высокий молодой человек с одной рукой, той, которая так крепко его держала.

– Сэр? – спросил он. Голос звучал немного выше, чем он хотел бы.

– Я уже сказал, – терпеливо объяснил мужчина, – что имею бронь. Пол Форман.

– Да, сэр. Конечно. – Клерк сделал еще одну попытку высвободить руку.

Нехотя мужчина отпустил.

Служащий быстро нашел имя.

– Да, сэр. Вот. Одноместный номер. Интерьер?

– Современный.

– Конечно, мистер Форман. Комната 1412. Лифт слева за углом. Я прослежу, чтобы багаж был немедленно доставлен. Спасибо.

Но высокий однорукий мужчина уже шел к лифту. Клерк посмотрел ему вслед и затем снова на свою руку. Он пошевелил пальцами. Ему раньше не приходило в голову, как чудесно устроены пальцы.

Наверху, в комнате 1412 Пол разделся и принял душ. Когда он вышел из ванной, его единственный чемодан стоял в номере у стены. Полуодетый, он взглянул на себя в зеркало. Оно отражало его худое сильное тело с мышцами, расслабленными после душа. Выше пояса его грудь и плечи лоснились от загара.

Тонкие шрамы после пластической операции стали почти незаметны.

Прошло восемь месяцев после случая на шахте ранней весной. Тогда был март.

Свежий ветер дул с Мичигана.

Обрубок его левой руки выглядел убого. Не только потому, что рука уже не могла ему помогать, но в сравнении с правой, которая осталась.

Полу пришлось восполнить недостаток, как следует заняться физическими упражнениями. Этот недостаток он быстро ликвидировал. Теперь его правая рука, отраженная в зеркале, выглядела как большой живой комок мускулов.

Дельтовидная мышца выступала как скала там, где ключица соединяется с плечевым суставом. От нижней части мышцы отходили колоссальные бицепсы и трицепсы, превращаясь постепенно в более низкие узлы над локтем. Ниже локтя сгибающие мышцы возвышались уже невысокими холмами.

И это было орудие, о котором он иногда вспоминал. Нет, не как о неуклюжей топорной дубинке. Как о таранящей и всепобеждающей силе, которая делала ощутимым тело и костяк. Спустя три четверти года после аварии, после долгих дней в больнице и массы операций та непобежденная сущность, крепко сидевшая в глубине сознания, казалось, выбрала себе руку. Рука была именно той, другой частью Пола. Она ни в чем не сомневалась, а менее всего в себе. Доказательством была реакция на позу клерка в холле.

Исподволь это беспокоило Пола. Как человек, который постоянно языком трогает больной зуб, он часто испытывал силу руки на предметах. Но каждый раз результаты его огорчали.

Сейчас стоя перед зеркалом он увидел на шкафу вазу. Обхватил и притянул рукой единственное украшение этой современной комнаты – оловянную вазу в форме тюльпана высотой девять дюймов с единственной красной розой.

Ее удобно было держать. Пол поднял ее медленно, все крепче и крепче сжимая пальцы.

В какой-то момент показалось, что толстые металлические стенки устоят. Но потом все-таки ваза начала медленно сморщиваться, зажатый ствол розы надломился, и вода выплеснулась на руку Пола. Он разжал кисть и взглянул на жалкое подобие вазы. Затем он швырнул остатки – вазу, цветок в мусорную корзину. Осмотрел пальцы. Их даже не свело. Обладая такой огромной силой, рука могла бы уже стать бесполезной связкой мышц. Но это было не так. Он закончил одеваться и спустился вниз, ко входу в тоннель, который находился в подвальном помещении. Здесь стояли пустые двухместные электромобили. Пол сел в один из них и набрал стандартный номер 4441. Это был адрес Директории во всех городах, центрах, Комплексах, население которых превышало пятьдесят тысяч. Небольшой автомобиль влился в поток тоннеля, и спустя пятнадцать минут они были уже в сорока милях, в конечном пункте, в Директории.

Пол зарегистрировал кредитную карточку еще в Чикаго, и служащий направил его на девятый этаж. Он вошел в большой лифт, где уже были люди.

Его глаза остановились на книге в руках девушки.

Это была карманная книга. С обложки на него смотрело то же лицо, что и с экрана. Оно уставилось на него. Темные очки умный старческий рот. То же самое лицо. Однако ниже подбородка вместо официального белого воротничка и шарфа Пол увидел красно-золотую торжественную мантию. На ее фоне были напечатаны черные большие буквы – название книги – уничтожить.

Наконец он посмотрел на девушку. Она уставилась на него в изумлении.

Он почувствовал внутренний толчок. Он узнал ее. Это она стояла тогда позади Гильдмастера.

– Извините, – произнесла она. – Извините.

Она отвернулась и, слепо отталкивая людей, вышла на этаж ниже, чем поднимался Пол.

Он последовал за ней, но потерял в толпе. Опомнился он в центре музыкального отдела библиотеки. Пол остановился, бросился назад навстречу прохожим, выглядывая ее поверх голов толпы. Вдруг через приоткрытую дверь донеслась тонкая ниточка мелодии, которую исполняло женское сопрано под низкий аккомпанемент в миноре...

Музыка коснулась его, как легкий ветерок. Толкавшие люди превратились в тени, отдалились. Он почувствовал, что это был голос той девушки из лифта. Он уже знал наверняка, хотя и слышал только несколько слов извинения. Музыка волновала и заключала в объятия. Он ощутил крылья достаточно сильные для любви.

Она была музыкой, а музыка была ветром, несущимся над бесконечными снежными полями в пещеру, где ледяные кристаллы перезванивались в гармонии с ветром.

Вдруг он будто освободился.

Что-то в нем происходило. Он огляделся, увидел движущуюся толпу.

Опять послышалась музыка. Только теперь ее заглушали шаги и отдаленный шум голосов.

Вокруг не было ничего особенного. Это была обычная музыкальная секция в библиотеке.

Волшебство исчезло.

Но была же девушка...

Пол поднялся на девятый этаж и нашел свободную кабину. Он сел, закрыл дверь и попросил список местных психиатров, оставив свой номер. Потом добавил условие, что нужны такие специалисты, которые заинтересованы или были связаны с проблемой ампутаций в прошлом.

Табло перед ним высветило, что просьба принята, и ответ будет готов через десять-пятнадцать минут.

Пол в порыве набрал название книги, которую несла девушка, с просьбой приобретения. Через несколько секунд копия была на столе.

Он взял ее. Лицо на обложке, казалось, смотрело на него с сардоническим выражением, будто оно само удивлялось секрету, который хранит. Выражение сейчас было совсем не то, что тогда на экране в шахте.

Тогда черты лица никак не соединялись в единое целое. Теперь Пол увидел все лицо. Но еще что-то было не так. Это скорее была восковая маска.

Что-то безжизненное и невыразительное.

Пол нажал кнопку, чтобы посмотреть первую страницу. На белом пространстве листа еще раз появилось название:

Пол перевернул страницу и в начале предисловия увидел свою фотографию. Автора предисловия он не знал. Он снял изображение полдюжины страниц.

Уолтер Блант, читал он дальше, был сыном состоятельных родителей. Его семья владела контрольными акциями одного из учреждений, занимавшихся разведением тунца и его миграциями между Северной и Южной Америкой и Японией. Блант вырос умным, но поведение его не блистало. Он купался в богатстве и бездельничал. Но однажды с компанией других охотников был застигнут бураном. Это произошло во время охоты на оленя.