Едва вся троица скрылась из виду, Марис вскочила и бросилась по каменистой тропе к вершине скалы. Самой расправлять крылья было неудобно, но в конце концов она справилась, хотя шарниры на левом крыле проворачивались туго и закрепились только с пятого раза. «Похоже, Корм даже не заботился о них…» — мелькнула горькая мысль.
      А затем, забыв обо всем, она разбежалась и прыгнула навстречу ветру. Сильный порыв ударил ее в лицо, но она увернулась, пошла влево, вправо, пока не нашла восходящий поток, и начала подниматься. Где-то рядом сверкнула молния, и Марис почувствовала мимолетный укол страха, но тут же все прошло. Она летит, снова летит! И если даже ее сожжет молнией в небе, вряд ли кто на Эмберли станет ее оплакивать, кроме Колля, но лучше так, чем… Она развернулась, поднялась еще выше, и против своей воли радостно, громко рассмеялась.
      И вдруг кто-то откликнулся.
      — Вернись! — Голос звучал резко и зло.
      Вздрогнув, Марис посмотрела вверх и назад. Еще раз сверкнула молния, и в ее сиянии окаймленные ночью крылья полыхнули полуденным серебром. Из облаков прямо на нее быстро снижался Корм.
      — Я знал, что это ты! — кричал он яростно, но ветер уносил часть слов. — Я понял… за этим стоит… не ушел… поджидал у скалы… у скалы… Вернись! Бескрылая!.. Я заставлю тебя приземлиться!
      Последнюю фразу Марис расслышала полностью и засмеялась.
      — Попробуй! — крикнула она в ответ непокорно. — Покажи, какой ты летатель, Корм! Поймай меня, если сможешь!
      И затем накренила крылья и легко ушла в сторону, а пока он продолжал падать, не переставая кричать ей что-то, снова набрала высоту. Тысячи раз они с Доррелем играли так, гоняясь друг за другом вокруг Эйри, но на сей раз игра шла серьезная. Марис брала от ветра высоту и скорость, интуитивно выбирая воздушные потоки, и поднималась все выше и быстрее. Далеко внизу Корм выровнял полет и тоже стал набирать высоту. Но к тому времени, когда он поднимется так же высоко, Марис успеет уйти дальше. Так она рассчитывала. Это не игра, здесь нельзя рисковать. Если ему удастся подняться выше, то, обуреваемый яростью, он может загнать ее в море. Потом он будет мучиться, жалеть потерянные крылья, но сейчас он способен на все. Столь много для него значат традиции. Отвлеченно Марис подумала, как бы еще год назад она сама отнеслась к человеку, укравшему крылья?
      Эмберли уже скрылся где-то вдали, и только маяк Кульхолла на горизонте указывал ближайший остров. Скоро исчез и он, и вокруг не осталось ничего, кроме неба и моря. Лишь где-то позади на фоне шторма, пытаясь ее настичь, летел Корм. Марис обернулась, и — показалось или нет? — он стал меньше. — Отстает? Корм — опытный летатель, это она знала хорошо. Не раз он выступал за Западных на состязаниях, в то время как ей участвовать не разрешали… И все же разрыв между ними увеличивался.
      Еще раз сверкнула молния, и через несколько секунд над морем прокатились зловещие раскаты грома. Из воды откликнулась сердитым рычанием сцилла, услышав в небесном громе вызов соперника. Но для Марис это означало другое она поняла, что шторм проходит стороной. В то время как она летела на северо-запад, шторм отдалялся к западу: так и так ей надо уходить из-под шторма. Что-то радостно взыграло в ней, она резко развернулась, закружила, вычертила петлю, с наслаждением перескакивая из одного потока в другой, как воздушный акробат. Ветер покоряется ей, и ничего плохого уже не случится!
      Тем временем Корм сократил разрыв, и, когда Марис, закончив очередную петлю, начала набирать высоту, она увидела его совсем близко и услышала его голос. Он кричал, что она не сможет нигде приземлиться, что она теперь изгнанница с крадеными крыльями. Бедный Корм! Он еще не знает ее замысла.
      Марис спланировала почти к самой воде. Волны катились в нескольких футах от ее ног, и она уже чувствовала на губах вкус соли. Корм хотел уничтожить ее, загнать в воду… Что ж, сейчас она совсем беззащитна. Все, что ему нужно, — это догнать ее и спикировать. Но теперь она знала, что Корм не сможет ее настичь, как бы он ни старался, и к тому времени, когда она вышла из-под навеса тяжелых облаков в чистое ночное небо, Корм был лишь маленькой точкой далеко позади. Звезды отражались в серебре ее крыльев, и Марис летела вперед, пока Корм не пропал из виду. Убедившись, что не может найти в небе яркую полоску его крыльев, она набрала высоту и повернула на юг в уверенности, что Корм будет слепо продолжать полет в прежнем направлении, пока не сдастся и не вернется на Эмберли.
      Крылья!.. Звезды над головой… Полет захватил ее, и на какое-то время в душе воцарилось спокойствие.
      Через несколько часов вдали показались огни Лауса, яркие маяки на вершине Старой Крепости. Марис чуть свернула, и вскоре перед ней раскинулась громада полуразрушенного древнего замка, мертвого, если не считать огней маяка. Она облетела замок и направилась к песчаной косе на юго-западе маленького скалистого острова. На Лаусе не так много жителей, чтобы поддерживать дежурство на посадочной полосе, но как раз сегодня Марис это устраивало: никто не будет задавать вопросов. Никем не замеченная, она мягко приземлилась, подняв фонтаны песка, и выпуталась из крыльев.
      В конце площадки у самой прыжковой скалы ютился маленький, простой домик Дорреля. Когда никто не откликнулся на стук, Марис вошла и позвала его по имени. Дом молчал. Мимолетное разочарование тут же сменилось испугом. Где он? Как долго его не будет? Что, если Корм догадается, где она, и застанет ее здесь до возвращения Дорреля?
      Марис запалила лучину от еще горячих углей в очаге, зажгла свечу и оглядела комнату, пытаясь понять, куда и надолго ли отправился ее друг. Ara! Всегда аккуратный Доррель оставил на столе крошки рыбного пирога. Она заглянула в дальний угол комнаты: Анитры тоже не было на обычном месте. Значит, Доррель где-то охотится со своим ночным соколом.
      Надеясь найти его где-нибудь поблизости, Марис опять поднялась в воздух и вскоре обнаружила Дорреля в западной части острова на скале посреди мелководья. Сложенные крылья висели у него за спиной, Анитра сидела на вытянутой руке и доедала кусок рыбы, которую, очевидно, только что поймала. Доррель о чем-то «разговаривал» с птицей и заметил Марис, лишь когда она, пролетая над скалой, на секунду закрыла от него звездный свет.
      Доррель смотрел, как она кружит, опасно низко, и на мгновение Марис показалось, что он ее не узнает.
      — Доррель! — крикнула она срывающимся от волнения голосом.
      — Марис? — на его лице отразилось удивление. Она развернулась и поднялась выше.
      — Выходи на берег. Мне нужно с тобой поговорить.
      Доррель кивнул, резко поднялся и подбросил птицу в воздух. Анитра неохотно выпустила из когтей рыбу, легко взмыла в небо, взмахнув бледными белесыми крыльями, и закружила там, ожидая хозяина. Марис повернула к посадочной площадке.
      На этот раз она снизилась слишком быстро и неловко упала, расцарапав колени. Напряжение, кража, ночная погоня, усталость, столько дней без полетов, удивительная смесь боли, волнения и радости, которую принесло свидание с Доррелем, все это сказалось на ней, и теперь она просто не знала, как себя вести дальше. В ожидании Дорреля она занялась крыльями, заставляя себя механически повторять знакомые движения, не в силах думать ни о чем важном. Из ссадин на коленях сползали, струйки крови, но она не обращала внимания.
      Наконец приземлился Доррель, плавно и легко. Он был удивлен ее внезапным появлением, но не позволил чувствам отвлечь его в воздухе и опустился на песок, как всегда, безукоризненно. Для него это было больше чем предмет гордости: врожденное чувство, полученное в наследство вместе с крыльями. Увидев, что он снял крылья, Анитра тут же села к нему на плечо.
      Протянув руки, Доррель сделал шаг навстречу Марис. Птица громко закричала. Он хотел обнять Марис, но она неожиданно подняла с земли сложенные крылья и сунула в его протянутые руки.
      — Вот, — сказала она. — Сдаюсь. Я украла эти крылья у Корма и теперь сдаю их тебе и сдаюсь сама. Я прилетела, чтобы просить тебя созвать Совет, потому что ты летатель, а я нет. Ведь только летатель может это сделать.
      Доррель уставился на нее так, словно его внезапно пробудили от тяжелого сна и он еще толком ничего не понимает. Марис, чувствуя смертельную усталость и досаду, добавила:
      — Я объясню. Пойдем домой. Мне надо отдохнуть.
      Идти было не близко, но почти всю дорогу они шли молча, не касаясь друг друга, и Доррель лишь спросил:
      — Марис… Ты что, действительно… украла?…
      — Да, действительно, — отрезала она, потом вдруг вздохнула, сделала движение, словно намереваясь взять его за руку, но остановилась. — Прости, Доррель. Я не хотела… Я устала и, наверно, просто боюсь… Никогда не думала, что встречусь с тобой вот так…
      Дальше они шли молча. Доррель не задавал вопросов, и только Анитра у него на плече бормотала и вскрикивала, недовольная столь кратковременной охотой. Уже в доме Марис забралась в большое мягкое кресло, расслабилась и постаралась успокоиться. Наблюдая, как Доррель занимается обычными знакомыми делами, она и в самом деле стала немного спокойнее. Тем временем Доррель посадил Анитру на насест, закрыл занавеской (другие одевают на своих птиц колпаки, но он этого не одобрял), развел огонь в очаге и подвесил котелок с водой.
      — Чай?
      — Да.
      — Я положу ягод керри вместо меда. Тебе будет полезно.
      — Спасибо, — Марис почувствовала новый прилив теплых чувств к нему.
      — Хочешь переодеться? Одень мой халат.
      Она отрицательно покачала головой — совсем не хотелось двигаться и что-то делать, — потом заметила, что Доррель, нахмурясь, озабоченно смотрит на ее неприкрытые короткой юбочкой ноги.
      — Ты поранилась. — Он наполнил миску теплой водой, принес чистую ткань, какую-то мазь и опустился перед ней на колени. Прикосновения влажной ткани нежно, словно мягкий язык, смывали засохшую кровь.
      — Не так уж все и плохо, совсем небольшие царапины на коленях, — бормотал Доррель, не прерывая работы. — Наверно, неудачно приземлилась.
      Его близость и мягкие прикосновения взволновали Марис, и вдруг напряжение, страх и усталость куда-то исчезли. Рука Дорреля поднялась чуть выше и задержалась там.
      — Дорр… — произнесла она тихо, почти лишенная дара речи.
      Доррель поднял голову, их глаза встретились, и наконец Марис пришла в себя.
      — Все будет в порядке, — сказал Доррель. — Они поймут и не откажут тебе.
      Пока он готовил завтрак, Марис подробно рассказала ему свой план, и теперь, успокоившаяся и полная надежд, она даже улыбалась.
      — Кто будет созывать Совет?
      — Думаю, Гарт, — ответил без колебаний Доррель. — Я слетаю к нему домой, и мы поделим ближайшие острова. Остальные тоже захотят помочь. Хорошо, если бы ты была с нами, — мечтательно добавил он. — Было бы здорово снова вместе…
      — У нас все еще впереди, Дорр. Если только…
      — Не беспокойся. Все у нас будет. Но сегодня было бы все-таки здорово!
      — Да, — она улыбнулась. Доррель тоже засиял и протянул было руку, чтобы коснуться ее щеки, но тут раздался громкий, властный стук в дверь, и они замерли.
      Доррель пошел к двери. Марис осталась в кресле напротив входа, поскольку и спрятаться-то было некуда. Снаружи со сложенными за плечами крыльями стоял Хелмер. Не глядя на Марис, он обратился к Доррелю.
      — Корм воспользовался своим правом созвать Совет, — произнес он ровным, нарочито официальным тоном. Дело касается бывшего летателя Марис с Малого Эмберли, которая украла чужие крылья. Твое присутствие необходимо.
      — Что? — Марис вскочила. — Хелмер! Корм созывает Совет? Почему?
      Доррель обернулся, потом опять посмотрел на Хелмера. Тот явно чувствовал себя неуютно, но продолжал делать вид, будто не видит Марис.
      — Почему, Хелмер? — переспросил Доррель.
      — Я уже сказал. И мне некогда тут попусту терять время. Я должен сообщить другим летателям, а сегодня не самый лучший день для полетов.
      — Подожди, — сказал Доррель. — Скажи мне имена и куда лететь. Я тебе помогу.
      У Хелмера дрогнул уголок рта.
      — Я не думал, что ты захочешь лететь с таким поручением… по такому поводу. Не хотел тебя просить, но раз ты сам предлагаешь…
      Пока Доррель торопливо надевал крылья, Хелмер все таким же строгим тоном давал указания, куда лететь. Марис, не находя себе места, шагала из угла в угол, снова полная смятения и тревоги. Ей было ясно, что Хелмер умышленно не обращает на нее внимания, и, чтобы не попасть в неловкое положение, она молчала.
      Перед уходом Доррель поцеловал ее и крепко обнял.
      — Покорми Анитру и постарайся не волноваться. Думаю, что вернусь к ночи.
      В домике было душно. Но снаружи оказалось не лучше. Хелмер был прав: неважная погода для полетов. В такой день невольно думается о штиле, и Марис вздрогнула, подумав о Дорреле, но постаралась успокоить себя. Доррель очень опытный летатель. А если целый день думать о возможных опасностях, совсем изведешься. И так достаточно тоскливо сидеть здесь одной и ждать… Без права подняться в небо. Она взглянула на низкие облака и задумалась. Вдруг после Совета ее навсегда сделают бескрылой?… Но если такое случится, впереди достаточно горьких дней, а сейчас нечего думать об этом…
      Марис вернулась в дом. Анитра, крылатая ночная хищница, спала за своей занавеской. В доме было пусто и тихо. Хорошо бы Доррель был рядом! С ним можно поделиться сомнениями, обговорить все, подумать вместе, почему Корм решил созвать Совет, А сейчас мысли, как птицы в клетке, бились, не находя выхода из замкнутого пространства.
      На шкафу Марис нашла игру гичи. Чтобы отвлечься, расставила черные и белые камушки в простую начальную позицию, первую, какая пришла в голову, и начала передвигать их, играя сразу за обе стороны. Сами собой складывались новые комбинации, а мысли все время возвращались к самому важному. «Корм гордый, и я задела его чувства. Его считают хорошим летателем, а я, дочь рыбака, украла у него крылья и опередила его в воздухе, когда он пытался меня догнать. И теперь, чтобы поправить свой авторитет, он хочет унизить меня, да так, чтобы об этом узнало как можно больше людей. Просто отобрать крылья ему недостаточно. Он хочет, чтобы все летатели видели мое унижение и объявили меня вне закона».
      Марис тяжело вздохнула. Именно для этого собирается Совет — чтобы осудить бескрылого летателя, укравшего крылья. И уж, конечно, об этом сочинят песни… Но может быть, это не имеет значения. Хотя Корм и опередил ее, Совет еще может обернуться против него. У нее тоже будет право выступить, защитить себя, обрушиться на бессмысленные традиции. И шансов у нее в общем-то ровно столько же на этом Совете, сколько было бы, если б его созвал Доррель… Только теперь Марис поняла, как сильно она задела Корма.
      Марис перевела взгляд на доску. Черные и белые камушки расположились в центре доски. Словно две армии, готовые к бою. Еще один ход, и начнется…
      Она улыбнулась и смела камушки рукой.
      Чтобы собрать Совет, потребовался целый месяц. В первый день Доррель передал весть четырем летателям, на второй день еще пятерым. Те передали другим, и призыв побежал расширяющимися кругами через моря Гавани Ветров все дальше и дальше. Отдельно послали летателя к Внешним Островам и на Артелию — большой, скованный льдами остров на самом севере. Вскоре все уже знали, и один за другим начали собираться. Местом сбора выбрали Большой Эмберли. По праву следовало бы собрать Совет на Малом Эмберли, где родились и Корм, и Марис, но там не было достаточно большого здания, чтобы вместить всех собравшихся. А на большом острове было как раз то, что надо: огромный, редко используемый, немного сырой зал.
      Сюда- то и собрались летатели Гавани Ветров. Не все, конечно, потому что всегда что-нибудь случалось неотложное или кто-то еще не получил весть. Кого-то могли послать в дальний, опасный полет… Но подавляющее большинство было здесь, и этого было достаточно. Никто не помнил такого огромного собрания. Даже ежегодные состязания между Западными и Восточными на Эйри не могли сравниться с Советом по числу прибывших. Так по крайней мере казалось Марис, пока целый месяц она ждала начала Совета, и улицы Эмберли заполнялись смеющимися летателями.
      Вокруг царил праздник. Те, кто прибыл раньше, целыми вечерами гуляли к восторгу местных торговцев винами. Все обменивались новыми песнями, рассказами о дальних землях, сплетнями и домыслами о том, что будет на Совете и каков будет его исход. Днем летатели кувыркались и гонялись друг за другом в воздухе, а по вечерам Баррион и другие певцы развлекали их своим искусством. Последних прибывающих встречали целыми демонстрациями. Марис, которой в виде исключения разрешили еще раз воспользоваться крыльями, чтобы прибыть на Совет, до боли хотелось присоединиться к ним. Все ее друзья, и все друзья Корма, все крылья Западных были в шумной толпе.
      Восточные тоже прибыли в большом числе, многие в костюмах из меха с металлическими украшениями, в таких же, как у Ворона в тот далекий день. С Артелии прилетели трое светлолицых летателей, увенчанных серебряными обручами, аристократы из далекой холодной земли, где летатели — и короли, и крылатые вестники. Но здесь они все равны, все братья: и одетые в красную форму летатели Большого Шотана, и два десятка высоких представителей Внешних Островов, и обожженные солнцем крылатые жрецы с Южного Архипелага, где летатели служат и Богу Неба, и Правителям. Видя перед собой в такой непосредственной близости все разнообразие культур и обычаев Гавани Ветров, Марис поражалась все больше и больше. Ей посчастливилось летать, хотя и недолго. Но как мало она видела! Если бы только ей вернули крылья…
      Наконец прибыли все, кто был должен. Совет назначили на вечер.
      — У тебя есть шанс, Марис — сказал ей Баррион на ступенях зала Совета перед самым началом. Рядом с ней стояли Колль и Доррель. — Большинство из них в хорошем настроении после этих развеселых недель. Я походил среди них, поговорил, я пел им, и я уверен: они будут тебя слушать. Он скривил губы в своей волчьей улыбке и добавил. — Для летателей это довольно необычно. Доррель кивнул.
      — Мы с Гартом тоже со многими переговорили. Многие тебе сочувствуют, особенно молодые. Кто же постарше, больше соглашаются с Кормом, они чтут традиции, но даже они окончательно еще не решили.
      — Старых больше, чем молодых, Доррель. — Марис озабоченно покачала головой.
      Баррион по-отечески положил руку ей на плечо и улыбнулся.
      — Значит, тебе придется убедить их и перетянуть на свою сторону. После всего, что я видел, думаю, ты сумеешь.
      Все прибывшие уже собрались в зале, и по приказу Правителя Большого Эмберли загремели церемониальные барабаны — сигнал к началу Совета.
      — Нам пора, — сказала Марис.
      Баррион кивнул. Как бескрылого, его не допустили на Совет летателей. Он еще раз крепко сжал ее плечо, подхватил свою гитару и медленно пошел вниз по ступеням. Марис, Колль и Доррель торопливо прошли в зал.
      Внизу в центре зала — огромной каменной ямы, окаймленной факелами, — стоял длинный стол. Летатели разместились полукругом на грубых каменных скамьях, поднимающихся ряд за рядом к самому потолку. В центре стола сидел Джемис-старший — старик с худым, морщинистым лицом. Хотя он уже много лет назад передал свои крылья, его опыт и характер ценили до сих пор, и, чтобы председательствовать на Совете, ему пришлось проделать долгий путь морем. По обе стороны от него сидели единственные два нелетателя, допущенные на Совет: смуглолицый Правитель Большого Эмберли и дородный Правитель Малого. Корм занимал четвертое кресло справа от председателя. Пятое кресло слева пустовало.
      Марис подошла к пустому креслу, а Колль и Доррель поднялись по ступеням к своим местам. Снова зазвучал барабан — на этот раз призыв к тишине. Пока Совет успокаивался, Марис обвела взглядом зал. Колль нашел место на самом верху посреди еще не доросшей до крыльев молодежи. Многие из них прибыли сюда с ближайших островов на лодках, чтобы своими глазами увидеть, как делается история. Естественно, они, как и Колль, не могли принимать участия в обсуждении. И естественно, на Колля они не обращали никакого внимания: дети, рвущиеся в небо, не могут понять человека, который добровольно отказался от крыльев. Марис догадывалась, как одиноко и неуместно он себя там чувствует.
      Наконец барабан смолк. Джемис-старший поднялся, и под сводами зала раздался его глубокий голос:
      — Это первый Совет летателей на памяти каждого из нас. Большинство уже знают причину, по которой мы здесь собрались. Правила будут простыми. Первым будет говорить Корм, поскольку он созвал это собрание. Затем Марис, которую он обвиняет, ответит ему. А затем сможет выступить любой летатель или бывший летатель. Я только прошу вас говорить громко и называть свое имя перед выступлением, поскольку многие из нас незнакомы друг с другом.
      В зале воцарилась тишина. Со своею места поднялся Корм.
      — Я по праву летателя созвал этот Совет, — начал он громко и уверенно, — потому что было совершено преступление, и природа его такова, что это касается всех нас, каждого летателя. Наше решение определит наше будущее, как и решения всех прошлых Советов. Вы только представьте, каков бы был этот мир, если бы наши отцы и матери допустили войны в воздухе. Тогда бы не возникло братства летателей мы были бы разрознены мелкими междоусобными спорами, вместо того чтобы быть выше всех разногласий и хранить мир.
      Он продолжал в том же духе, рисуя перед собравшимися картину опустошения, которое могло быть вызвано необдуманным решением Совета. «Корм-хороший оратор, он умеет создавать зримые образы не хуже Барриона», - подумала Марис, но тут же усилием воли стряхнула с себя оцепенение, навеянное его речью, и задумалась, как лучше ему ответить.
      — Сегодняшняя проблема столь же серьезна, — продолжал Корм, — и ваше решение повлияет не только на судьбу одного человека, которому вы можете сочувствовать, но и на судьбы наших детей на многие поколения вперед. Помните об этом, слушая сегодняшние споры.
      Корм оглянулся вокруг, и, хотя его горящий взгляд не коснулся Марис, она все же почувствовала себя неуютно.
      — Марис с Малого Эмберли украла крылья. Я полагаю, все знакомы с фактами… — Тут Корм пустился в подробный пересказ событий от рождения Марис до инцидента на берегу… И тогда был найден новый владелец крыльев. Но еще до того, как Девин с Гаворы — он сегодня находится среди нас — прибыл, чтобы получить крылья, Марис выкрала их и бежала. И это еще не все. Воровство постыдно само по себе, но даже кража крыльев еще не основание для созыва Совета. Марис знала, что ей не на что надеяться. Она украла крылья не для того, чтобы с ними бежать, а в знак протеста против наших самых важных традиций. Она выступает против самих основ нашего общества. Она оспаривает право на крылья, а это грозит нам полным беспорядком. И если мы не выразим нашего неодобрения предельно ясно и не осудим ее на этом историческом Совете, со временем факты могут приобрести совсем другую окраску. Марис будут помнить как смелую бунтовщицу, а не как воровку, каковой она является.
      Марис вздрогнула. Воровка… Неужели это о ней?
      — У нее есть друзья среди певцов, которые были бы рады высмеять нас в песнях, написанных в ее честь, — гремел Корм.
      Марис вспомнились слова Барриона: «Я скорее опишу нас героями». Она отыскала глазами Колля. Он сидел, гордо выпрямившись, с легкой улыбкой на губах. Певцы и в самом деле обладают силой, если только они хороши.
      — …И поэтому мы должны самым суровым образом осудить ее действия, — заключил Корм, потом повернулся к ней и торжественно произнес: — Марис, я обвиняю тебя в краже крыльев. И я призываю всех летателей Гавани Ветров объявить тебя вне закона и поклясться, что никто не приземлится на остров, который тебя примет.
      Он сел. Наступило гнетущее молчание. Марис только сейчас поняла, как сильно она задела Корма. Ей и в голову не приходило, что дойдет до такого… Не просто отобрать у нее крылья, а лишить ее самой жизни, изгнав на какую-нибудь безлюдную скалу далеко в море…
      — Марис, — мягко проговорил Джемис. — Твоя очередь. Ты ответишь Корму?
      Она медленно поднялась на ноги, с сожалением подумав о том, как ей недостает той мощи, которой обладают певцы, той уверенности в голосе, с которой только что выступил Корм.
      — Я не отказываюсь от кражи крыльев, — начала она, глядя на море чужих лиц. Вопреки ожиданиям, голос ее прозвучал достаточно твердо. — Я взяла крылья от отчаяния, потому что это был мой единственный шанс. Плыть лодкой было бы слишком долго, и никто на Эмберли не желал мне помочь. Я хотела добраться до летателя, который созвал бы Совет. Как только я сделала это, я сдала крылья, и могу доказать это. — Она взглянула на Джемиса. Тот кивнул.
      Доррель поднялся со своего места в середине зала.
      — Доррель с Лауса, — произнес он громко. — Я подтверждаю слова Марис. Как только она нашла меня, она сдала крылья мне на хранение и с тех пор к ним не прикасалась. Я не считаю это кражей.
      Послышались одобрительные возгласы. Семью Дорреля знали и уважали, и его слово ценили. Марис одержала маленькую победу и теперь продолжала более уверенным голосом.
      — Я хотела созвать Совет по причине, которая, я считаю, очень важна для всех нас и для нашего будущего. Но Корм меня опередил…
      Она невольно состроила легкую гримасу, и несколько незнакомых ей летателей улыбнулись. Что это: недоверие? презрение? Или поддержка, одобрение? Усилием воли Марис разняла сомкнутые руки и опустила по бокам. Никто не должен видеть, что она волнуется.
      — Корм говорил, что я выступаю против традиций, — продолжала Марис, — и это правда. Он утверждает, что это ужасно, но не говорит, почему и зачем нужно хранить традиции. Только потому, что так было всегда, вовсе не означает, что перемены невозможны или нежелательны. Разве люди летали на родных планетах Звездоплавателей? Но значит ли это, что не летать лучше? Птица-даубер, если ее ткнуть клювом в землю, так и будет двигаться, не поднимая головы, пока не свалится с какого-нибудь обрыва. Зачем же нам, людям, слепо идти все время одной и той же дорогой?
      В зале засмеялись. Марис почувствовала свою силу. Выходит, она может передавать образы словами не хуже Корма! Кто-то тоже представил себе глупую неуклюжую птицу и рассмеялся. Она коснулась изменения традиций, и все же они слушают!
      — Мы люди, и если в нас есть инстинкт, то это инстинкт, вернее, стремление к переменам. Все постоянно изменяется, и кто умен, меняется сам еще до того, как обстоятельства вынудят его к перемене. Обычай передавать крылья от родителей к детям служил нам достаточно долго. И уж конечно, это гораздо лучше, чем анархия и поединки из-за крыльев, практиковавшиеся у Западных в давние Дни Печали. Но это не единственный путь и не самый лучший.
      — Хватит болтать! — крикнул кто-то. Марис повернулась на голос и с удивлением увидела, как в середине второго ряда поднялся рассерженный Хелмер.
      — Хелмер, — твердо произнес Джемис, — сейчас говорит Марис.
      — Какая разница? — отрезал Хелмер, сложив на груди руки. — Она нападает на наши Традиции, но не может предложить ничего взамен. И это естественно. Наши обычаи были хороши столько лет именно потому, что лучше ничего никогда не было. Порой бывает тяжело, и это особенно тяжело для тебя, Марис, потому что ты родилась не в семье летателя. Но что ты можешь предложить?
      Хелмер… Марис прекрасно понимала его чувства. Старая традиция скоро обернется и против него самого — уже обернулась. Он еще относительно молод, но скоро вынужден будет передать крылья дочери — меньше чем через год она вступит в Возраст. Хелмер принимал неизбежное, возможно, как часть издавна чтимой традиции. А Марис пыталась разрушить то единственное, что придавало смысл и благородство его жертве. «Как он будет относиться к дочери через несколько лет, если все останется по-прежнему? Возненавидит? — подумала Марис. — А Расе? Если бы он не стал калекой? Если бы не родился Колль?…»
      — Я могу предложить выход, — громко произнесла она, вдруг поняв, что зал затих в ожидании ее ответа. — Я бы никогда не решилась созвать Совет, если бы не…
      — Ты его и не созывала! — крикнул кто-то, и в зале засмеялись.
      Марис почувствовала, что краснеет, и испугалась, что собравшиеся заметят ее смятение.
      Джемис ударил ладонью по столу.
      — Говорить будет Марис с Малого Эмберли. И следующего, кто прервет ее, я удалю с Совета.
      Марис благодарно улыбнулась старику.
      — Я хочу предложить новый, лучший путь. Я предлагаю, чтобы крылья передавались не по праву рождения или по возрасту, а по единственно важному признаку: по мастерству летателя!
      И как только она произнесла эти слова, у нее возникла новая мысль, более важная и более правильная.
      — Я предлагаю создать школу летателей, открытую для всех, для каждого ребенка, мечтающего о крыльях. Конечно, требования должны быть очень высоки, и многим придется вернуться ни с чем. Зато у каждого будет право на попытку — будь то сын рыбака, дочь певца или корзинщика, каждый сможет мечтать и надеяться. И для тех, кто прошел все испытания, будет еще одна финальная проверка. На наших ежегодных состязаниях у них будет возможность вызвать любого летателя. И если новичок действительно хорош, если он победит мастерством, тогда крылья его! Таким образом, лучшие летатели всегда будут владеть крыльями. Ну, а побежденный летатель может в следующий раз попытаться отбить свои крылья или вызвать другого, более слабого летателя. Каждый летатель, который действительно хочет летать, должен будет держаться в форме, а тому, кто не любит небо, летать не придется. Более того, — тут Марис взглянула на Хелмера, но его лицо было непроницаемо, — дети летателей тоже должны будут соревноваться с родителями. И они получат крылья лишь тогда, когда будут достойны неба, когда смогут доказать, что летают лучше, чем отец или мать. Никому из летателей не придется передавать крылья лишь потому, что их дети вступают в Возраст, когда по всем разумным и справедливым соображениям летатель еще должен быть в небе. Только мастерство будет иметь значение! Только человек, а не право рождения, возраст или традиция!