6

— …Но почему же он не передает червячка другим румлам? — раздраженно спросил Торнибрайт на следующем заседании Совета.

— Скажите, Джейс, а вы никак не можете на него повлиять? — поинтересовался Хеллер.

Джейсон покачал головой.

— Я всего лишь наблюдатель, — сказал он. — Помню, мы не исключали возможности, что такой человек, как я, смог бы оказать воздействие на иной разум или даже подчинить его своей воле. — Джейсон сухо усмехнулся. — Впрочем, я не сомневаюсь, что каждый из присутствующих в глубине души боится, что Катор может подчинить МЕНЯ своей воле. Вам остается лишь поверить мне на слово: и то, и другое — невозможно. Когда мы проводили испытания микродатчиков, и я входил в контакт с другим человеком, он тоже поступал, как хотел, а я жил его ощущениями, не более.

— Вы не ответили на мой вопрос, — напомнил Торнибрайт.

— Я не могу на него ответить. — Джейсон повернулся к психологу, сидевшему рядом с Меле, которая хоть и не имела права голоса, присутствовала на заседании Совета, так как в ее обязанности входило наблюдение за Джейсоном и оказание ему помощи (в дневные часы) по составлению отчетов. — Цель Катора — а я говорю о том, к чему он стремится всеми силами души — ОСНОВАНИЕ ЦАРСТВА.

— Не являются ли эти слова символичными? — вмешался в разговор Дистра, пытливо глядя на Джейсона. — Быть может, он хочет поднять восстание против глав Семей и захватить власть, устроив нечто вроде революции?

— Нет. Конечно, нет. — Джейсон покачал головой. — Вы не знаете общественный строй румлов так, как знаю его я. Революция… немыслима. Не невозможно, а… — он попытался подобрать нужное слово и вновь повторил, — …немыслима. Румлы — законченные индивидуалисты. Они подчиняются существующим авторитетам не по каким-либо социальным причинам, а чисто инстинктивно. — На Джейсона снизошло вдохновение. — Если бы перед вами, например, стоял сейчас Катор, и вы объяснили бы ему, что такое «поднять восстание», он уставился бы на вас, и в конце-концов спросил бы: «Против кого?» Допустим, какой-нибудь румл, обезумевший неизвестно отчего, получит неограниченную власть над своими согражданами. Уверяю вас, это ровным счетом ничего не будет для него значить.

— Ничего не будет значить? — как эхо повторил Торнибрайт.

— Мне трудно объяснить… — Джейсон запнулся. — Румлы думают не о власти, а о Чести. Честь — понятие абстрактное, и поэтому они носят ордена, каждый из которых делает им Честь; стремление получить эти ордена связано у румлов, опять же инстинктивно, с выживанием и эволюцией расы.

— Вы хотите сказать, — мягко произнес Торнибрайт, — что румлы не мыслят эволюции расы без такого понятия, как Честь и без орденов, являющихся выражением этой Чести?

— Да… — неохотно признался Джейсон. — Но мне бы не хотелось ограничиваться простым утверждением. То, что вы сказали, верно, и тем не менее Честь для румлов — понятие религиозное, мистическое, связанное с самыми благородными порывами души. Мы, например, говоря о почетных медалях, которыми награждает Конгресс, не задумываемся о людях, которым они будут вручены. Для румла же слова «Честь» и «Личность» неразделимы. Когда румл получает орден Чести, это значит, что общество всего лишь признало достоинства, которыми он обладал со дня рожденья.

Джейсон беспомощно посмотрел на окружающие его человеческие лица, чувствуя, что никто ничего не понял. Даже Меле бросила на него недоуменный взгляд.

— Человек, награжденный Конгрессом почетной медалью… — медленно сказал Джейсон. — Мы, конечно, придем в ужас, но не удивимся, если впоследствии выяснится, что он стал бандитом, вором или убийцей. С румлом такого не может произойти. Получив орден Чести Храбреца, он никогда не проявит себя трусом. За всю историю цивилизации румлов не было и не могло быть такого случая. А если и был, все равно его не было. Если этот румл совершит трусливый поступок, ни у кого не вызовет сомнений, что он ПРИКИДЫВАЕТСЯ трусом.

— Значит в то, что он трус, не поверят, даже если это окажется правдой?

— Это не может оказаться правдой. Он действительно совершит трусливый поступок ТОЛЬКО ДЛЯ ТОГО, чтобы прикинуться трусом, — устало сказал Джейсон. — Он… не будет трусом. Не может им быть.

— А почему трусу не могут вручить орден Чести Храбреца по ошибке? — спросил Торнибрайт. — Или вы исключаете такую возможность?

— Тот, кому вручают орден Чести, откажется от него, если сочтет себя недостойным. Но до этого не дойдет. Задолго до церемонии награждения тому, кто его получает, будет ясно, заслужена эта Честь или нет.

— Значит, румлы никогда не делают ошибок?

Джейсон почти физически ощутил взгляд Торнибрайта, жалящий, как змея.

— Они делают ошибки, но… румлы руководствуются инстинктом, как вы не понимаете?! И в вопросах Чести они никогда не ошибаются. Никогда!

— Торнибрайт откинулся на спинку стула.

— Предлагаю незамедлительно передать проект в ведение правительства,

— сказал он. — Совершенно очевидно, что Катор никому не собирается отдавать червячка с микродатчиками-вирусами. Таким образом на плечи единственного человека, вступившего в ним в контакт, ложится непосильное бремя ответственности за судьбу эксперимента. Тем временем румлы в Исследовательском Центре получают все большие сведения о людях и человеческой цивилизации, несмотря на принятые нами меры предосторожности. Мы рискуем тем, что в один прекрасный момент они пошлют на Землю свои боевые звездолеты. Я считаю, мы не имеет права так рисковать.

— Поддерживаю, — сказал Жюль Уарбоу, сидевший рядом с Торнибрайтом.

— Кто-нибудь хочет выступить? — спросил психолог, окидывая взглядом присутствующих.

— Мы не должны этого делать, — устало сказал Джейсон. — Я не могу объяснить, почему, так же как не смог объяснить, что такое для румлов «Честь» или «Основание Царства». Но как единственный человек, поддерживающий контакт с иным разумом, я даю свое честное слово, что нам необходимо сначала самим во всем разобраться, а затем уже оповещать правительство.

Они проголосовали. Как всегда, мнения разделились поровну, и голос Джейсона оказался решающим. Торнибрайт объявил заседание Совета закрытым.

Ученые разошлись, а Джейсон отправился за Меле в ее кабинет и уселся в кресло, глядя, как она снимает футляр с пишущей машинки и раскладывает листки с законспектированным ею отчетом заседания Совета.

— Им никак не избавиться от мысли, — сухо сказал Джейсон, — что я попадаю под влияние Катора и рано или поздно превращусь в некоего монстра из телевизионного научно-фантастического фильма. Это пугает всех, кроме Торнибрайта. Тим никого не боится, ни бога, ни черта, и единственное его желание — усилившееся сейчас во сто крат — как можно скорее передать проект в ведение правительства. — Он искоса посмотрел на Меле. — Надеюсь, ты не думаешь, что чужой разум может подчинить меня своей воле?

Пальцы Меле замерли над клавиатурой машинки. Она опустила руки, повернулась к нему и глубоко вздохнула.

— Нет, не думаю. Но мне кажется, ты неправ.

— Неправ? — Он вздрогнул от удивления. — В чем?

— В том, что голосуешь за продолжение эксперимента своими силами. — Взгляд карих глаз Меле стал на удивление суровым. — Ты слишком осторожен, слишком консервативен. Для того, чтобы правильно оценить всю важность происходящего, нужны по меньшей мере ресурсы Организации Объединенных Наций. Нельзя доверять одному человеку и восьми ученым — пусть гениальным

— принимать решения, от которых может зависеть судьба человечества.

Джейсон хмуро посмотрел на нее. Меле была молода и неопытна. Она прочитала множество книг и решила, что нашла в них ответы на все жизненно важные вопросы. Пока Джейсон не увидел весенней схватки медведей, пока не пробыл много дней в двухместной подводной лодке, наблюдая за стадом китов-убийц в Антарктике, он тоже верил тому, что написано в книгах.

— Оповестив правительство, мы сразу потеряем контроль над ходом эксперимента, — сказал он.

— А зачем тебе его контролировать? — вспылила Меле. — Ты не привел ни одного логичного аргумента, из которого следовало бы, что помощь извне помешает, а не поможет делу.

— Поведение румлов не подчиняется законам логики, — упрямо заявил Джейсон. — Логичные объяснения, это — следствие логичного мышления, которое, в свою очередь, является следствием интеллектуальных способностей личности, живущей в цивилизованном, развитом обществе…

— Ты хочешь сказать, общество румлов недостаточно цивилизованное и развитое?

— Конечно, нет! Все дело в том…

— Ты обманываешь сам себя, — раздраженно перебила его Меле. — Все твои рассуждения о поведении румлов гроша ломаного не стоят! Ты убежден, что никто, кроме тебя, не может разобраться в ситуации, и поэтому предпочитаешь оставаться единственным человеком, вошедшим в контакт с иным разумом.

Она демонстративно повернулась к машинке и резко, сердито застучала по клавишам.

— Нет! — громко воскликнул Джейсон. Меле перестала печатать и удивленно на него посмотрела. — Ни ты, ни члены Совета так ничего и не поняли. Подсознательные убеждения — или инстинкты — румлов коренным образом отличаются от подсознательных убеждений людей. Малейшая ошибка на этот счет, и между нашими расами начнется та самая война, которой вы так боитесь!

Меле положила локти на стол и насмешливо приподняла брови.

— И естественно, только ты не сделаешь никакой ошибки! Я оказалась права! Ты никому не доверяешь!

— Я не виноват, что кроме меня никто не понимает элементарных вещей! Когда речь идет о выживании, определяющим фактором поведения является инстинкт, а не интеллект! — Он чувствовал, что разговаривает на повышенных тонах, почти кричит, но ничего не мог с собой поделать. — Боже мой. Меле, ты ведь женщина! Неужели ты не веришь в существование инстинктов?

— Очень даже верю в существование инстинктов, — ответила она ледяным тоном. — Но к счастью, я родилась в наше время, а не пятьсот лет назад, когда мужчины, подобные тебе, считали женщину предметом обстановки! И как всякая нормальная женщина, я, благодарение богу, не лишена инстинктов, но это не значит, что в конфликтных ситуациях мой интеллект не возьмет над ними верх!

Джейсон откинулся на спинку кресла. Внезапно он почувствовал себя абсолютно спокойным.

— Мне кажется, нам следовало обсуждать твои проблемы, а не мои, — сказал он после недолгого молчания. — У тебя их больше. — Меле начала печатать. — По крайней мере, не меньше. И если ты считаешь, что всегда можешь контролировать свои инстинкты, ты ошибаешься так же глубоко, как ученые, которые внимательно меня слушали, но ничего не услышали.

Он встал и вышел из кабинета под непрекращающийся стук клавиш пишущей машинки. По углам библиотеки прятались тени. Солнце, садившееся за тучу, окрасило горизонт кроваво-красным светом. На мгновение Джейсон прислонился к книжному стеллажу, чувствуя под рукой кожаные корешки старых книг, написанных, несомненно, людьми Чести.

Джейсон не хотел ссориться с Меле. Достаточно плохо, что никто не понимал необъяснимых, но могущественных эмоций, которые он испытывал, входя в контакт с иным разумом. Кризис наступит в тот момент, когда, так ничего и не поняв, ученые придут в ужас от действий Катора, стремящегося уничтожить человечество.

Джейсон надеялся, что Меле поддержит его, когда этот момент наступит. Теперь же — неважно по чьей вине — ему не приходилось рассчитывать на ее помощь.

Он остался совсем один, подобно римскому легионеру, вооруженному мечом и щитом и стоящему ночью на горном перевале. Впереди него находилась орда варваров, позади — спящие товарищи, которых он охранял.

Никогда еще Джейсон не чувствовал себя таким одиноким.

7

— …И ты убежден, что ничего не забыл, и рассказал нам все о том, как обнаружил и обыскал артефакт, а затем вернулся на скутер? — спросил Эксперт.

— Я ничего не забыл, — твердо ответил Катор-Джейсон. — Ровным счетом ничего.

Он стоял в лаборатории Исследовательского Центра перед Экспертом, которым был сам Атон, достойнейший мужчина, известный во всех мирах, заселенных румлами, глава многочисленной семьи, великий ученый, занимающийся исследованием обнаруженных в космосе артефактов. Мех Атона серебрился от старости, доспехи его украшали многочисленные ордена Чести; он смотрел на Джейсона не только с помоста, на котором сидел в кресле, но и с высоты безупречно прожитой им долгой жизни.

— Тебе всего два сезона, — сказал он, просматривая отчет об артефакте, лежащий на небольшом столике справа от кресла. — Отсюда твоя уверенность. Будь я на твоем месте, я поостерегся бы отвечать так категорично, а МНЕ многое довелось повидать на своем веку.

— Фактор Случайности… — начал было Джейсон, но Атон перебил его.

— Запомни, юноша, — негромко произнес он, — Фактор Случайности не более, чем сон, фантастический вымысел. О, он существует, в этом нет сомнений, но его нельзя заставить служить отдельной личности, потому что вселенная состоит из множества факторов, интегрированных в одно целое.

Атон умолк и вновь стал перелистывать странички отчета. Глядя на благородного старца, погруженного в свои думы, Джейсон испытал глубокое душевное волнение. Взяв себя в руки он рискнул задать Атону вопрос:

— Разве… разве из артефакта что-нибудь пропало, достопочтенный?

Атон поднял голову и удивленно посмотрел на него, словно недоумевая, почему Джейсон все еще не ушел.

— Ничего. По всей видимости ничего, юноша. Но сведения, которые мы получили при тщательном его исследовании, на удивление ничтожны. Создается впечатление, что он был специально взорван, причем таким образом, чтобы уничтожить те элементы, которые несут в себе максимум информации.

Сердце Джейсона учащенно забилось, но он ничем не выдал своего волнения.

— Значит ли это, достопочтенный, — спокойно спросил он, — что нам не удастся определить координаты планеты существ, создавших артефакт?

— О, координаты определить несложно, — сказал Атон. — Но прежде чем послать на планету экспедицию, мы должны были узнать многое, а нам не удалось этого сделать. Я пригласил тебя на собеседование в надежде услышать что-то новое, но… И кстати, когда тебе надлежит отправиться на очередную разведку космоса? Не забывай, ты можешь нам понадобиться, если возникнут какие-нибудь вопросы.

— Достопочтенный, — сказал Джейсон, — я вычеркнул себя из списка космических разведчиков.

— Хорошо… — Атон кивнул и окинул взглядом неподвижную фигуру Джейсона, покрытую с ног до головы черным мехом. — Скажи мне, юноша, не сочтешь ли ты делом Чести поработать в моем отделе?

— Ты слишком добр ко мне, достопочтенный.

Атон вновь кивнул.

— Я знал, что ты откажешься. Для молодых энергичных мужчин исследовательская работа кажется скучной и неинтересной. Что ж, мое предложение остается в силе. Ты можешь согласиться на него в любое время, если, естественно, твоя Честь ничем не будет запятнана. — Атон внимательно посмотрел на него. — И мне кажется, рано или поздно ты так и сделаешь, себе на удивление. Пока мы молоды, нам хочется добиться всего сразу. Мы мечтаем о непревзойденной Чести и об Основании Царств. Так и должно быть. Но по прошествии времени мы начинаем понимать, что на каждого главу Семьи приходятся миллионы тех, кто обязан взять на себя ответственность за дело Чести. Никогда не слагать с себя этой ответственности, целиком посвятить себя труду на благо нашей цивилизации, куда важнее, чем думать о собственной Чести… ты понял меня, юноша?

— Я… я всего лишь Троюродный Брат, — запинаясь, пробормотал Джейсон.

— Это не имеет значения, — сказал Атон. — Сирота — тоже член общества, и ему тоже надлежит в первую очередь думать не о собственной Чести, а о Чести общества, частью которого он является. — Он удивленно, но очень по-доброму посмотрел на Джейсона. — Почему ты плачешь, юноша?