Поэтому Маккей только теперь начал осознавать, насколько он зависим от Блейза, и ему это явно не нравилось. Оставалось надеяться, что дело ограничится лишь беспокойством по этому поводу и у епископа не возникнет подозрений, что вскоре он станет послушной игрушкой в руках Блейза.
Блейз задумчиво скормил свои заметки фазовому деструктору и некоторое время наблюдал, как листки исчезают внутри и превращаются в мельчайшие частицы, равномерно рассеянные по Вселенной.
Ему оставалось записать еще кое-что, пока события были свежи в его памяти. Только сейчас он понял, что подсознательно оттягивал момент изложения их на бумаге. Такая нерешительность была дурным признаком и свидетельствовала о том, что его память, возможно, пыталась избавиться от каких-то очень важных для него воспоминаний, за которыми таилось что-то либо пугающее либо отвратительное.
Он взял еще один листок толщиной всего в молекулу и начал писать:
Я пишу это на борту космического корабля, летящего на Кассиду. Как ни странно, но прежде всего мне следовало бы обсудить это с Тони. Я пишу «как ни странное, поскольку разговор этот, с моей точки зрения, попросту невозможен. Я уверен, что даже частичное знакомство с моими планами для нее будет настоящим потрясением: столько жертв потребует их воплощение в жизнь – необходимых жертв!
За несколько дней до нашего отлета с Гармонии Барбедж сообщил, что местная милиция окружила отряд революционеров, к которому примкнул Хэл Мэйн, и предложил нам с Тони принять участие в его захвате. Правда, милиция дала маху. Зато благодаря этой поездке я сделал два довольно неприятных открытия по поводу себя.
Первое было связано с решением командира местной милиции повесить трех местных жителей, поскольку ему не удалось взять в плен настоящих революционеров, а также реакцией Тони на этот жестокий приказ.
Я, конечно, мог бы убедить себя, что меня волновало душевное состояние Тони, но это было бы просто самообманом. Я сам не мог допустить этой казни.
Почему я отреагировал именно так – из-за своего отчасти экзотского происхождения или из-за воспоминаний о матери, – значения не имеет. Факт остается фактом: оказавшись лицом к лицу с людьми, которых вот-вот должны были казнить, я повел себя так, что в будущем, при определенном стечении обстоятельств, это может поставить под угрозу все мои планы.
Я всегда говорил себе, что мне, если я хочу еще при жизни добиться изменений в человеческом обществе, придется смириться с неизбежными жертвами – кому-то, выполняя мои приказы, все равно придется умереть.
Но там, на Гармонии, я вдруг понял, что не могу смириться с несправедливой казнью, которая, в принципе, ничто по сравнению с ценой исполнения моих собственных планов.
И повел я себя вовсе не спокойно и разумно. Нет, это была резкая, инстинктивная, бессознательная реакция – как будто я старался защитить себя от какой-то физической угрозы.
Запомнилось мне и лицо майора, когда он услышал, что я запрещаю казнить этих людей.
Я знаю, что мое лицо после стольких лет упражнений и практики не выражало ни малейшей угрозы и оставалось совершенно спокойным. Я уверен, что полностью контролировал свой голос, звучавший совершенно ровно и спокойно. И все же я до смерти напугал его.
Как я могу теперь осуществлять свои планы, если не уверен в том, что меня устраивает цена их воплощения? Я не допустил, чтобы повесили невинных людей. Я был готов убить майора, попытайся он мне противоречить.
И теперь я знаю, как поведу себя в ситуации, которая может оказаться решающей.
Мне остается проводить в жизнь задуманное и надеяться на лучшее. Я просто не в состоянии отказаться от своей мечты о будущем. Те, кто живет сегодня, захватят лишь самый ее краешек. И только их внуки и правнуки в полной мере сумеют реализовать себя. Будущее слишком прекрасно, чтобы не попытаться создать его. Так что пока остается только двигаться вперед. Что я и делаю.
Блейз еще раз перечитал написанное. Затем взял оба листка и сунул их, как и предыдущие, в щель деструктора. И не важно, что они будут уничтожены. Его память навсегда сохранит их содержание вместе с событиями прошедшего дня.
Он еще некоторое время посидел за столом. Казалось, не только его тело, но и ум находятся в каком-то подвешенном состоянии. Сознание пробудилось первым, и Блейз сразу вспомнил: кое-что так и осталось незаписанным, поскольку он плохо представлял, как это можно выразить в словах. Самое лучшее решение проблемы, – сказал он себе, – сесть и начать писать. А слова либо придут, либо нет. Важно было хоть как-то занести свои мысли на бумагу, и вполне вероятно, что это поможет ему прояснить вопрос для себя.
Я не рассказывал об этом Тони, – писал он, – хотя и сам не знаю почему. Особых причин не говорить ей у меня нет. То, что это связано с другой женщиной, не имеет никакого отношения к моим колебаниям – так мне, во всяком случае, кажется, – хотя, честно говоря, если я об этом упомяну, то неудобно будет скорее мне, чем ей.
Блейз остановился и задумался.
И тем не менее я должен войти в собственную память так же, как я вошел в тот лес, – снова начал он, – и передать впечатление, которое произвела на меня Рух Тамани. Возможно, именно в ее отряде находится Хэл Мэйн под именем Говарда Иммануэльсона.
Особенно хотелось бы запомнить то, насколько она поразила меня. И дело не только в ее необычайной красоте, хотя она действительно самая красивая из когда-либо виденных мною женщин. По правде говоря, я даже не представлял, что может существовать некто, являющийся квинтэссенцией самого слова «красота». Но в ней был какой-то внутренний свет, хотя это и не совсем то, что чувствовал я на самом деле. Ее окружала какая-то невидимая, но почти осязаемая аура. Я ощутил эту ауру еще до того, как мои глаза привыкли к царящему в лесу сумраку и я сумел разглядеть ее обладательницу. Если бы, во мне была хоть малая толика присущей квакерам религиозности – я бы, наверное, пал перед ней на колени.
Я дорого бы дал за то, чтобы узнать ее поближе. Правда, нельзя сказать, что хотел бы этого больше, чем встречи с Хэлом Мэйном. Как ни стараюсь, все равно не могу вспомнить, как же он выглядел при нашей случайной встрече. Перед моим внутренним взором отчетливо встают лица тех, кого видел тогда, – и мне кажется, что среди них его нет. Вряд ли ему удалось затеряться среди окружавших меня людей. Но тогда остается предположить только одно: я подсознательно боюсь найти Хэла Мэйна и выяснить его возможности.
Что если он превосходит меня или ни в чем не уступает мне? Тогда отведенная ему в истории роль – быть моим антагонистом, а не союзником.
На этот вопрос я тоже не узнаю точного ответа до тех пор, пока мы не встретимся лицом к лицу.
Он снова сделал паузу, перечитал написанное. Затем продолжил:
А пока мне остается лишь надеяться, что гармонийские милиционеры, взяв его в плен, не причинят ему вреда, а тем более не убьют. Я не очень-то верю Барбеджу. Из-за своего, фанатизма он совершенно не думает о последствиях. В том числе и о последствиях моего гнева.
Эту последнюю часть записки Блейз даже не стал перечитывать. Мысли его уже унеслись к тому, что предстоит сделать на Кассиде, до которой оставалось всего несколько дней полета.
* * *
Двумя годами раньше и Кассида, и Ньютон объявили имевшиеся там довольно большие организации Иных вне закона. Поэтому теоретически Блейзу устанавливать там контакты было не с кем. На самом же деле небольшое ядро сохранилось. Тони сообщила их подпольному руководителю Иоганну Уилтеру, что Блейз вскоре прибудет на планету. Как ни странно, его что-то не было видно – так же как и кортежа лимузинов, который Тони заказала через турагентство. Когда она спросила об этом дежурную внизу у трапа, та покачала головой и ответила:
– На поле никогда не допускается транспорт, не имеющий отношения к космопорту.
Тони через плечо оглянулась на Блейза: он слегка нахмурился. В этой ситуации Данно был бы крайне полезен, но он остался на Ассоциации, чтобы принять участие в выборах в Палату. Ничего необычного не было в том, что гражданский транспорт не допускался на взлетное поле. Но на любой планете для человека с дипломатическим паспортом, нуждающегося в охране, сделали бы исключение. Кроме того, власти Кассиды знали, что Блейз является членом руководства Ассоциации.
– Сюда, пожалуйста, – продолжала дежурная, полноватая молодая женщина, добродушная, круглолицая. Правда, она вдруг стала серьезной, когда указала на двух молодых людей в мундирах и с офицерскими знаками различия на синих рукавах. Прямо за ними стояла двойная шеренга солдат в мундирах немного более светлого оттенка, отличавшихся от офицерских еще и довольно заметной мешковатостью.
Один из офицеров был немного ниже другого, с лицом бледным и желтоватым. Чуть выпученные глаза придавали ему какой-то ограниченный и даже глуповатый вид.
Другой был высок, молод и худощав, узколицый, с выдающимся вперед носом. На рукаве его виднелись две серебристые стрелки, в отличие от одной у его товарища. Они подошли к Блейзу, и тот, что был повыше, спросил:
– Вы – Блейз Аренс?
– Да, – ответил Блейз. – Но что все это значит?
– Вы арестованы, Блейз Аренс, – заявил офицер. – Если вы и ваши сопровождающие проследуете с нами, мы сможем избежать лишнего шума.
– Проследуем куда? – возмутилась Тони. – Вы отдаете себе отчет в том, что делаете? Блейз Аренс находится под защитой своего дипломатического паспорта…
– Прошу прощения… если не ошибаюсь, Антония Лю? – сказал офицер. – Но я лишь выполняю приказ. Вас ожидают военные грузовики. Вы и Генри Маклейн, пожалуйста, проследуйте за моим заместителем во вторую машину, а ваши люди пусть начинают грузиться в остальные. Блейз Аренс, будьте добры – со мной в первую машину…
Глава 20
Машины, в которые их погрузили, оказались мощными армейскими вездеходами защитного цвета. Впереди имелось по два вращающихся сиденья, с каждого из которых можно было управлять машиной; за ними находились еще два пассажирских сиденья. Две длинные откидные скамьи тянулись по обе стороны просторного, накрытого тентом кузова. Блейз уселся прямо за солдатом-водителем, а офицер уселся на второе переднее сиденье.
– Извините за неудобства, сэр, – сказал офицер.
Блейз лишь кивнул. Извиняться и впрямь было за что. Сиденье оказалось слишком низким, а пространство между сиденьями таким узким, что колени Блейза там не помещались и он вынужден был сесть боком, уперевшись коленями в спинку кресла офицера.
Но он не стал жаловаться. Они вполне могли бы предоставить ему более удобную машину, да и вообще не устраивать этой комедии. Следовательно, все эти неудобства являлись частью какого-то плана – возможно, попыткой представить все это как простую забывчивость тех, кто организовал подобную встречу.
Блейзу ничего не мешало просто перебраться назад и устроиться на длинной боковой скамье. Тогда в его распоряжении оказалась бы добрая половина кузова.
Но, к сожалению, сзади не было окон. Здесь же он мог смотреть в окно и запоминать дорогу, по которой их везли.
Офицер что-то сказал водителю. Грузовик – машина на магнитной подушке – приподнялся над землей примерно на метр и скользнул по направлению к транспортному туннелю, выводящему на подземный уровень.
Такая система подземных транспортных туннелей существовала почти во всех космопортах. Но как только машины добрались до самого нижнего уровня, все изменилось. Дорога кончилась, и они свернули налево по специальному желобу, который был лишь чуть шире машины. Грузовик понесся по нему, набирая скорость, и вскоре двигался уже гораздо быстрее, чем позволял магнитный привод.
У сидящего за спиной водителя Блейза создалось впечатление, что их машина находится в какой-то прозрачной трубе, которая сама регулирует скорость их движения. Как бы то ни было, менее чем через пять минут они уже выскочили на поверхность и оказались в прозрачном – по крайней мере изнутри – туннеле, буквально пронизывающем большой город насквозь.
Они ехали слишком быстро, поэтому разглядеть что-либо было практически невозможно. Но даже то, что Блейзу все-таки удалось ухватить взглядом, нисколько не напоминало виденное им на других Молодых Мирах. На всех планетах – даже на самых бедных, вроде Квакерских миров – имелись метрополисы, современный облик которых в принципе был одинаковым для всех миров. Если это был Томблсити, то он разительно отличался от того города, в котором несколько лет назад пришлось побывать Блейзу.
Складывалось впечатление, что на его месте возник совершенно другой город. Но кассидиане всегда отличались пристрастием к новизне и, обладая наибольшими – как финансовыми, так и производственными – возможностями по сравнению со всеми остальными Новыми Мирами, могли позволить себе практически что угодно.
Блейзу казалось, что все виденное им раньше просто снесено.
Новые дома были выстроены из одного и того же материала и имели единый архитектурный облик. По мере того как машины приближались к центру города, здания становились все выше, но к окраинам снова начали терять высоту.
Когда наконец дома остались позади, они свернули в боковой желоб и некоторое время неслись параллельно основному, более широкому, постепенно снижая скорость.
Торможение было почти таким же быстрым, как и разгон. Исчезло ощущение прозрачной трубы, туннель кончился, и они выбрались на широкую дорогу, которая, извиваясь, вела куда-то в горы.
По этой дороге они двигались уже медленнее, но все равно с довольно приличной скоростью – гораздо быстрее, чем Блейзу когда-либо приходилось ездить по подобным дорогам на других мирах.
Но когда они забрались уже довольно высоко, дорога сузилась и машины сбросили скорость. Наконец они свернули на какую-то боковую дорогу, а затем остановились на площадке, расположенной у довольно величественного трехэтажного строения, занимавшего часть горного склона. Его облик безошибочно указывал на то, что это частное владение. Правда, таких больших частных домов не строили почти нигде, кроме Старой Земли, Экзотских миров и Дорсая. Жилые дома, как правило, были небольшими скромными строениями, или – в сельской местности – фермерскими усадьбами, подобными такой, как у Генри на Ассоциации, хотя встречались и гораздо просторнее, и намного удобнее, чем дом Маклейна. А так люди обычно жили либо в городских квартирах, либо в гостиничных апартаментах.
Здесь, похоже, и был конечный пункт их путешествия. Сидящий впереди офицер оглянулся и сказал:
– Если не возражаете… – Он открыл дверцу и продолжал:
– Прошу вас, следуйте за мной.
Блейз отправился вслед за ним, и они вошли в дом.
Из просторного холла, будто высеченного из одной огромной глыбы белого мрамора, эскалатор вел куда-то наверх. Стоило им вступить на него, как он пришел в движение. Сойдя с него, они оказались на площадке, застланной толстым ковром цвета слоновой кости. Офицер повел его дальше по каким-то коридорам, через несколько комнат, и наконец они оказались в сравнительно небольшой комнате, в дальнем конце которой виднелась богато украшенная внушительная дверь.
Комната была совершенно пуста. Только у стены неподалеку от двери находилась кабина, ее зеленый пластмассовый каркас был обтянут защитного цвета тканью.
– Прошу вас. – Офицер указал на кабину. Блейз молча двинулся вперед и вошел внутрь. Там находились два человека в белом, один из них обратился к Блейзу:
– Будьте добры, разденьтесь, сэр.
– Вы об этом пожалеете, – заметил Блейз.
– Прошу вас, разденьтесь, – настойчиво повторил человек в белом. Блейз подчинился.
После тщательной проверки его одежды и его самого с помощью ручных сканеров Блейзу разрешили одеться и пройти дальше. Он оказался перед той самой большой дверью, которую видел раньше. Сопровождающий его офицер уже стоял рядом с ней.
– Сюда, пожалуйста, Блейз Аренс. – Офицер повернулся лицом к двери, и та распахнулась. Блейз шагнул вперед.
Офицер остался позади. Дверь снова закрылась, и Блейз обнаружил, что находится в комнате, немного большей по размерам, чем та, где его обыскивали. Вдоль стен тянулись трехмерные видовые экраны с изображением панорамы окружающих дом гор: поросшие соснами склоны и заснеженные вершины.
В комнате было значительно теплее, чем в остальных помещениях, через которые он до этого проходил – даже, пожалуй, чересчур тепло, – и в дальнем ее конце возвышался большой камин с весело потрескивающими дровами. У камина стояли два старомодных кресла с подлокотниками и высокими спинками. Блейз подошел поближе и увидел, что в одном из них лицом к огню сидит человек, еще не настолько состарившийся, чтобы называть его пожилым, но уже близящийся к этому возрасту.
Обстановка и вполне безобидная внешность этого человека, казалось, должны бы были придавать комнате уютный и располагающий вид. Но почему-то – возможно, из-за чрезмерной жары – у Блейза такого ощущения она не вызывала.
– Что все это значит? – поинтересовался Блейз. – Это вы приказали доставить нас сюда?
Он встал так, чтобы видеть лицо незнакомца.
– И да и нет. Но вы не стесняйтесь, – сказал человек старчески хрипловатым голосом. – Прошу вас, Блейз Аренс, присаживайтесь.
Он указал рукой на свободное кресло.
Блейз сел.
– Что с Антонией Лю? – спросил Блейз. – И остальными моими людьми?
– С ней все в порядке – ждет вас в соседней комнате. Вообще-то это обычная процедура. Я просто хотел побеседовать с вами и хоть немного приобщиться к вашей мудрости. А здесь нам с вами никто не помешает.
– Понятно, – кивнул Блейз. – Тогда позвольте задать вам еще вопрос. Как же это получилось, что в нарушение всех дипломатических норм меня и моих людей арестовали и привезли сюда?
Незнакомец удивленно приподнял аккуратные седые брови, из-под которых на собеседника глядели искрящиеся живостью глаза, И только присмотревшись повнимательнее, Блейз понял, что искрились они не просто от того, что его визави было весело, а как бы говоря: «Вот ты и попался!»
– Арестовали? – переспросил человек. Взгляд его вдруг потерял всякую живость, и на лице явственно отразилось потрясение. – Нет, ну что вы, быть того не может.
– Во всяком случае, так нам заявил встречавший нас в космопорте офицер, – сказал Блейз.
– Неужели? В таком случае это чистое недоразумение. Я просто хотел побеседовать с вами. Что ж, примите мои извинения! Кстати, позвольте представиться. Меня зовут Питер Де Нильс, я Секретарь Совета Развития нашей планеты. Неужели эти офицеры и впрямь употребили слово «арест»?
– Именно, – подтвердил Блейз, Де Нильс покачал головой.
– Ох уж эти мне военные! И всегда-то они переусердствуют! Но прошу вас, Блейз Аренс, поверьте, это было просто приглашение для вас и ваших людей.
– А как же личный досмотр? – спросил Блейз. – Причем, очевидно, не только меня, но и всех остальных.
– К сожалению, – пояснил Де Нильс, – мера предосторожности, на которой настаивает правительство. Это должно быть понятно человеку вроде вас. Ни я, ни те, кто вас проверял, вовсе не ожидали обнаружить что-нибудь опасное. Просто закон обязывает меня поступать именно так.
– Закон? – Блейз пристально посмотрел на него.
– К сожалению, да, – сказал Де Нильс. – Ведь по правде говоря, я – правительственный чиновник, хотя уже и отошедший от дел. Я выступаю лишь в качестве консультанта. Но поскольку формально я все еще являюсь членом Совета Развития, по закону меня должны постоянно охранять.
– Допустим, но все это никак не объясняет употребления вашими людьми слова «арест», – пробурчал Блейз.
– Совершенно с вами согласен, – кивнул Де Нильс. – Конечно же нет. Просто вся эта история, по-видимому, есть результат несчастливого стечения обстоятельств. Как же можно арестовывать совершенно легально прибывшего на планету человека, да еще с дипломатическим статусом?! Нет, вы абсолютно правы: это совершенно противозаконно.
– Тогда почему же мы здесь?
– Ну, как я уже говорил, просто стечение обстоятельств, в какой-то мере недопонимание, – пояснил Де Нильс. – Но, видите ли, дело еще и в том, что вы являетесь не только членом Палаты Ассоциации, но еще и возглавляете межпланетную организацию, филиал которой на нашей планете объявлен вне закона. Поэтому члены Совета Развития просто обязаны доказать своим избирателям, что они сделали все возможное и убедились в полном отсутствии у вас каких-либо противозаконных целей, а также намерения вступать в контакт с подпольем. Вот они и поручили мне заняться этим, и… заранее приношу глубочайшие извинения, поскольку вся ответственность лежит на мне… В основном из-за медвежьей услуги, оказанной мне армией, я, похоже, и наломал дров. В свое оправдание могу только сказать, что мне очень хотелось познакомиться с вами поближе и побеседовать, а более удобный случай вряд ли когда-нибудь представился бы.
– Понятно, – отозвался Блейз, хотя на самом деле ничего понятно ему не было. Он по-прежнему совершенно не представлял, что скрывалось за этими событиями. Но он обязательно выяснит. Все, что произошло с ними после посадки, никак не могло быть случайным, а преследовало какие-то определенные цели.
Де Нильс снова улыбался, причем еще более широко, так, что морщинки в уголках его глаз стали глубже, чем раньше.
– Следует заметить, что часть ваших людей все же ввезла с собой оружие и заявила о его наличии только здесь.
Блейз рассмеялся:
– Вы, как член здешнего Совета, должны отлично знать, что многие дипломаты путешествуют с личной вооруженной охраной.
– О да. Да, конечно, – произнес Де Нильс. – Но именно это и послужило еще одним поводом для показного беспокойства Совета. Конечно же, нам нечего бояться. Вряд ли какие-то пятьдесят три человека могут представлять угрозу нашим вооруженным силам.
Блейз улыбнулся в ответ:
– Вы совершенно правы. Что еще?
– Ну… вы уж простите меня, – продолжил Де Нильс, – нам известно, что цель вашего прибытия – чтение лекций для жителей нашего мира. Однако до нас дошли слухи, что после вашего аналогичного визита на Новую Землю там начались волнения – и даже имело место несколько террористических актов. И это тоже беспокоит некоторых членов нашего Совета. Думаю, их трудно в этом винить.
– Не знаю, – пожал плечами Блейз. – Да и вправе ли я винить их? Похоже, это зависит от того, насколько серьезно будут восприняты моя связь с Иными и оружие моей охраны плюс все то, что также может, по их мнению, вызвать тревогу в обществе.
– Вовсе нет, Блейз Аренс, уверяю вас. Мы просто делаем вид, что все это нас беспокоит, а на самом деле я воспользовался возможностью познакомиться с вами, потому что меня очень интересует ваша философия.
– Я прекрасно понимаю, что ваш Совет просто обязан заботиться о безопасности планеты, – сказал Блейз. – Но скажите, а сами вы хоть раз слушали записи моих выступлений?
Де Нильс посмотрел на него в упор. На мгновение взгляд его потерял всю свою живость.
– Один раз слушал.
Чиновник рангом поменьше, возможно, и начал бы выкручиваться или просто солгал. Блейз начал испытывать к своему пожилому собеседнику что-то вроде теплого чувства. На самом деле одной лекции для разумного человека, желающего только получить подтверждение тому, в чем он уже и так убежден, было вполне достаточно.
– Ну и, само собой, я ознакомился с вашим досье и выборкой самых интересных мест из ваших лекций, – добавил Де Нильс.
– В таком случае и одной прослушанной лекции вполне достаточно, – ответил Блейз. – Если вы до этого ознакомились с моей философией в целом. Во всех моих выступлениях говорится об одном и том же, хотя, возможно, и по-разному, поскольку я стараюсь приспособиться к разным аудиториям. Но суть одна. Я размышляю только о человечестве в целом и никогда не касаюсь общественных проблем на отдельных планетах.
– Да, – задумчиво согласился Де Нильс. – Помнится, вы об этом неоднократно упоминали и в той лекции, которую мне довелось прослушать.
– Это и некоторые другие основные положения я повторяю из раза в раз, – продолжал Блейз. – Самое главное то, что я имею дело с широчайшими массами людей. Только благодаря этому и можно надеяться создать более совершенное человечество и построить лучшую жизнь для всех нас, особенно для обитателей Молодых Миров. Единое универсальное отношение к жизни плюс самосовершенствование всех отдельных личностей.
Де Нильс понимающе кивнул.
– А еще я всегда обращаю внимание слушателей на то, – вновь заговорил Блейз, – что это самосовершенствование, которое в принципе могло бы зайти уже гораздо дальше, искусственно сдерживается Старой Землей. Она всегда хотела сохранить над нами максимально возможный контроль, если не явный, то скрытый, чтобы мы не были в состоянии пойти так быстро и тем путем, который избрали бы, будь мы совершенно свободны.
Блейз сделал паузу, со значением глядя на Де Нильса.
– Думаю, вы и сами это понимаете.
Де Нильс продолжал молчать и никак не выказывал своего отношения к услышанному. Блейз отдал должное его уму. Менее умный человек предположил бы, что Блейз пытается прочитать ему лекцию, считая его глупее, чем он есть на самом деле. Еще менее умный человек почувствовал бы себя уязвленным тем, что ему пытаются запудрить мозги, и сердито взорвался бы: «Так вот, значит, какие проповеди вы читаете!» Де Нильс же, как он видел, серьезно и очень внимательно слушал.
Кроме всего прочего, сейчас Блейз был откровенен – пусть даже и не до конца, – поскольку говорил с человеком достаточно умным, способным выслушать и разобраться. Отчего бы не предположить, что Де Нильс относится к тем редким личностям с чрезвычайно развитым умом, которым совершенно несвойственны ограниченность и предрассудки.
– Старая Земля цепляется за нас, – дальше развивал свои положения Блейз, – в надежде на то, что сможет контролировать нас вечно. Но в основе этого стремления постоянно держать нас под контролем лежит обыкновенный страх. Страх, таящийся в инстинкте самосохранения людей, всегда считавших себя венцом творения и только теперь начинающих осознавать угрозу, исходящую от тех, кто может стать новым и лучшим вариантом их самих. Примерно так же как вымерший ныне на Старой Земле ископаемый волк постепенно исчез, сменившись обычным современным волком. Именно этот подсознательный страх и толкает Старую Землю на противостояние со всеми остальными Молодыми Мирами.
– А вам не кажется, что вы немного преувеличиваете? – спросил Де Нильс. – Ну хотя бы в сравнении жителей Земли с ископаемыми волками?
– Такие сравнения скорее всего приходят на ум самим жителям Земли, – ответил Блейз. – Но подобный страх делает их опасными для нас. Ведь на Старой Земле издавна мечтали о появлении супермена. Вспомните хотя бы «сверхчеловека» Фридриха Ницше, философа девятнадцатого века, или непобедимого героя бесчисленных комиксов и книг. Герой, способный одолеть любое зло, – неотъемлемая часть культуры любого Общества, начиная с мифов и легенд еще с незапамятных времен. Но только обитатели Старой Земли всегда считали, что этот победоносный герой будет лишь улучшенной копией их самих – а не тех, кто предпочел Земле другие звезды и иные миры.
– Хм-м, – пробормотал Де Нильс.
– Но ни на Старой Земле, ни на одном из Молодых Миров не может появиться ни сверхмужчина, ни сверхженщина, – продолжал Блейз. – Мужчины и женщины на наших Новых Мирах только ростом, может быть, в среднем чуть выше обитателей Старой Земли. Но концепция подлинного эволюционного скачка как здесь, так и там по-прежнему остается не более чем иллюзией.
Конечно, общество постоянно эволюционирует, и ему предстоит пройти еще очень долгий путь. Но отдельный индивидуум субъектом эволюции не является, да и не может являться, даже если бы и захотел. Супермен по-прежнему остается всего лишь мечтой.
При этих последних словах Блейз внимательно посмотрел на Де Нильса. Если тот верил в возможность появления сверхчеловека, то тогда Блейз глубоко заблуждался на его счет, решив, что может говорить, с ним откровенно. Но Де Нильс лишь задумчиво кивнул.
– Понимаете, – произнес Блейз, – я очень высоко оцениваю возможности – огромные возможности – любого отдельного представителя человеческой расы. Но они смогут проявиться, когда все мы вместе и каждый из нас в отдельности будем свободны от какого бы то ни было внешнего контроля и влияния, в том числе и со стороны Старой Земли. Именно поэтому я и начал выступать еще на своей родной планете – Ассоциации, а теперь прилетел сюда, на Кассиду, чтобы ознакомить здешних жителей с моими рассуждениями о возможностях и проблемах.
Де Нильс снова чуть заметно кивнул – это легкое движение головы могло означать и одобрение, и подтверждение того, что он просто слушает.
– Вкратце, – сказал Блейз, – я предупреждаю людей о том, что ни на минуту нельзя забывать об этом терзающем Старую Землю страхе, а следует учиться понимать его. И – если потребуется – защищать себя от его проявлений. Именно к этому и сводятся мои лекции: я убеждаю людей, что нужно учиться и расти. У человечества впереди еще очень длинный путь. Я только пытаюсь советовать, как этим путем идти, и ничего опасного для умов людей на Новых Мирах в моих выступлениях нет.
Он замолчал и выжидательно посмотрел на Де Нильса. Теперь мяч был на его поле.
Глава 21
Между Блейзом и Де Нильсом явно возникло некое напряжение. Ощущение было такое, словно они стояли по разные стороны узкой, но бездонной пропасти и ждали, кто же из них первым попытается перепрыгнуть ее.
– Что ж, все это звучит весьма разумно, Блейз Аренс, – после довольно долгого молчания наконец произнес Де Нильс. – Но уж не обессудьте. Официально Совету для того, чтобы убедить общественность в ваших благих намерениях, потребуется нечто гораздо более весомое.