Сначала ничего не произошло. Но Джим не убирал мокрый лоскут от бледного лица Алана, и наконец у юноши задрожали ресницы; он открыл глаза.
      - Что... что случилось? - пробормотал он. - Отец... то есть... сэр, где я?
      - Лежишь на земле, парень, - громко ответил ему Лахлан, - после того как тебя выбил из седла один из людей Мак-Дугала. Теперь припоминаешь?
      - Да... да... Я помню. - Алан оглядел окружающих и остановил свой взор на отце.
      Геррак поспешно схватил руку своего старшего сына:
      - Алан! С тобой все в порядке?
      - Конечно, отец! - ответил Алан. - Я никогда не чувствовал себя лучше.
      Простите, что разговариваю с вами лежа... - Он сел и вдруг схватился обеими руками за голову.
      - Что случилось? - закричал Геррак.
      - Голова болит, отец... - с трудом проговорил Алан. - Я не ожидал, что она будет болеть, только и всего.
      Джим взял молодого человека за плечи и снова уложил его на землю.
      - Полежи еще немного. Не шевелись. Кто-нибудь, снимите куртку с убитого или наших пленников и принесите сюда. - Джим сам немного удивился, слыша, как бесчувственно звучат его слова. Но два года, проведенные здесь, не могли не сказаться. - Потом найдите какие-нибудь покрывала, чтобы Алан не замерз, пока лежит на земле. Подождем, не пройдет ли у него головная боль.
      - Это пустяки, сэр Джеймс, - проговорил Алан, лежа на земле. - Мне стыдно, что я сказал про головную боль. Позвольте мне подняться...
      - Не двигайся! - приказал Геррак. - Делай, что тебе говорит сэр Джеймс!
      - Да, отец. - Алан вновь опустился на какой-то тюк, который подложил ему под голову один из братьев.
      Остальные раздевали мертвецов и слугу, который остался в живых, хотя одна его рука висела как плеть, а топор торчал в стволе дерева футах в десяти от тропы, несомненно брошенный туда искусной рукой Лахлана.
      - Сэр Геррак, - Джим поднялся, - будьте добры, посидите немного с Аланом, а мы пока позаботимся о другом. Лахлан, я думаю, мы должны побеседовать с Мак-Дугалом.
      - Да уж, конечно, должны, - ответил Лахлан с весьма недоброй усмешкой. Он потрогал лезвие своего кинжала.
      - Я сказал - "побеседовать"! Пошли со мной. - Джим повернулся к Жилю:
      - И ты тоже, Жиль.
      Оставив сэра Геррака с Аланом и другими сыновьями Джим двинулся к Мак-Дугалу; тот по-прежнему сидел на коне, глядя на сияющую стальную фигуру юного Кристофера, преградившего ему путь. Шестнадцатилетий юноша сдержал свое слово. Он не шевельнул ни одним мускулом и, на взгляд Джима, который шел к Мак-Дугалу пешком, представлял собой действительно довольно грозное зрелище, застыв на дороге с копьем наперевес Когда они подошли, человек в расшитом золотом плаще обернулся и взглянул на них.
      - Эй, Ивен, - обратился к нему Лахлан, прежде чем Джим успел вставить слово. - Никак ты решил навестить нас?
      - Сэр, - начал Джим, - каково бы ни было ваше звание...
      - Его зовут этим новомодным словечком "виконт", - подсказал Лахлан.
      - Милорд Мак-Дугал, - продолжал Джим. - Я сэр Джеймс Эккерт, барон де Буа де Маленконтри. Вы мой пленник. Сойдите с коня.
      - И поживей, Ивен, - добавил Лахлан, снова пробуя острие своего кинжала. Очень советую поторопиться.
      Однако Мак-Дугал спешился без особой суеты. На земле его фигура не производила такого впечатления, поскольку он оказался на добрых четыре дюйма ниже Джима и по крайней мере на два дюйма ниже Лахлана. Однако худощавое лицо с высокими скулами выражало глубокое презрение.
      - В наши дни на дорогах полно разбойников, - пробормотал он, просовывая руку под свой плащ. Лахлан тут же приставил ему к горлу кинжал, и рука виконта остановилась.
      - Я хочу лишь достать платок, - мягко произнес Мак-Дугал и медленно извлек лоскут тончайшей ткани, который, казалось, больше подходил для женщины. От платка исходил легкий аромат духов. - Здесь что-то дурно запахло.
      - Продолжай в том же духе, и тебе скоро вообще будет нечем нюхать, пригрозил Лахлан. - Ты даже не обратил внимания на имя человека, взявшего тебя в плен. Это сэр Джеймс Эккерт, Рыцарь-Дракон.
      Джим никак не ожидал, что слова Лахлана могут произвести такой эффект. От хладнокровия Мак-Дугала не осталось и следа.
      - Рыцарь... Дракон? - запинаясь повторил Мак-Дугал. - Этот... колдун?
      - Маг! - взорвался Джим, почему-то вдруг разозлившись. - Тот, кто еще раз произнесет это слово, пожалеет об этом!
      - Да-да, сэр Джеймс! - Голос Мак-Дугала дрожал. Лицо его стало белым, как у Алана, когда с него сняли шлем. - Конечно, милорд маг. Я ваш пленник. Какова будет ваша воля?
      Джим быстро пораскинул мозгами. Он оглянулся на де Меров, все еще толпившихся вокруг лежащего на земле Алана. Ни к чему Мак-Дугалу видеть вблизи Геррака и его сыновей и знать, кто они такие. Мак-Дугалу следовало сохранить жизнь, и потому чем меньше он будет знать, тем лучше. Джим повернулся к Лахлану:
      - Лахлан, будь добр, позаботься о виконте. Мы покинем это место, как только все будет готово. Даже слуги я уже не вижу. Может быть, он или кто-нибудь из латников еще остались в живых, но тяжело ранены и не могут передвигаться.
      - Больше ни одного! - зловеще ухмыльнулся Лахлан. - Я им всем перерезал глотки. В любом случае, когда их найдут, подумают, что на них напали разбойники, которые воруют скот.
      Джим мысленно содрогнулся. Такая кровавая бойня была совершенно неприемлема для человека двадцатого века, однако здесь обычно поступали именно так. Пленников, которые представляли собой какую-то ценность, например, за них можно было получить выкуп, брали c собой. Тех же, кто не имел особой ценности, просто убивали, поскольку на их содержание не хватало провизии, а если и хватало, то все равно они не внушали доверия. - Хорошо, - кивнул Джим. Останься с милордом. А я схожу за тем рыцарем, которому мы поручили охранять дорогу. Держи пленника подальше от остальных.
      Понимаешь?
      Джим намеренно назвал Кристофера рыцарем, чтобы Мак-Дугал не переживал, что позволил себя остановить мальчишке. Однако, похоже, это не добавило виконту бодрости.
      - Я не вчера родился, - усмехнулся Лахлан. - Еще бы мне не понимать!
      - Отлично.
      Джим оставил Лахлана с Мак-Дугалом и направился к Кристоферу. Юный де Мер не пошевелился, когда Джим подошел к нему вплотную. Джим положил руку на стальное колено юноши.
      - Ты хорошо справился со своим делом, - тихо сказал он.
      - Я не шевелился, сэр, - прогудел из-под забрала голос Кристофера. - Как сказал отец.
      - Говори потише. Нашему пленнику в золотом плаще незачем знать чьи-либо имена, кроме моего и Лахлана. Твоя задача выполнена. Возвращайся к отцу и братьям - они все возле Алана. И скажи, пусть пришлют кого-нибудь в доспехах и с опущенным забралом известить меня, когда Алан будет готов ехать. - Джим вовремя вспомнил об одном обстоятельстве. - Я имею в виду - когда он в самом деле будет готов ехать. Пусть даже не пытается вставать, пока не утихнет головная боль; и при малейших признаках дурноты он снова должен лечь. Потом ему нужно будет ехать шагом, а вы все время оставайтесь рядом с ним, до самого замка. Там пусть его немедленно уложат в постель. Я приказываю как маг. Ты можешь передать своему отцу все слово в слово?
      - Слово в слово, сэр, - ответил Кристофер вполголоса.
      Джим не имел оснований сомневаться в нем. В ту эпоху обмениваться письмами было не принято - разве что они писались на латыни, но пользовались ею лишь монахи и священники, - так что большинство сообщений передавалось устно; гонцам приходилось запоминать все слово в слово. Это было необходимо, и потому люди, как правило, умели это делать. Джим нисколько не сомневался, что Кристофер в точности передаст Герраку его слова.
      - Хорошо, - продолжал Джим. - Еще скажи отцу, что я, Лахлан и наш пленник поедем впереди или позади вас, чтобы Мак-Дугал не догадался, кто вы такие.
      Незачем подвергать лишней опасности замок де Мер. Возможно, мы с Лахланом и не вернемся туда, а устроимся где-нибудь вместе с пленником, по крайней мере на одну ночь. Когда придет время, мы свяжемся с сэром Герраком. Пока же пусть он узнает, согласны ли приграничные жители собраться и объединить свои силы с маленькими людьми - если мне удастся договориться с ними, - чтобы покончить со всеми полыми людьми.
      - Передам все в точности, милорд, - сказал Кристофер.
      - Отлично. Теперь возвращайся к своему отцу, но не по тропе, а в обход, через лес. А я пойду к своему коню. Потом мы с Мак-Дугалом сядем на коней.
      Лахлан оденется и тоже сядет в седло. Тогда я решу, что нам с ним делать.
      Прошло добрых полчаса, прежде чем Алан с помощью братьев действительно смог взобраться в седло и отправиться в путь. Тем временем прочие сыновья Геррака навьючили сундуки с деньгами на коней убитых латников - лошади, которые везли золото, ускакали в ту же секунду, как Лахлан перерезал им подпруги.
      Сам Лахлан вернулся в лес за одеждой и оружием. Он сел на коня и присоединился к Джиму с Мак-Дугалом; последний, очевидно, слишком боялся Джима и не делал попыток завязать разговор.
      Джим был рад тому, что с ним несколько минут никто не разговаривал. Он мог обдумать свои дальнейшие шаги. Прежде всего следовало отделаться от спутников и повидаться с волком Снорлом. И еще с Лизет - никто, кроме нее, не мог отвести его к маленьким людям, которых он хотел уговорить сражаться вместе с приграничными жителями в решающей битве против полых людей.
      Джим подозревал, что Лахлан не очень обрадуется, когда узнает, какая его ждет работа: ведь ему предстояло в одиночку стеречь Мак-Дугала. При таких обстоятельствах Лахлан вполне мог прикончить пленника кинжалом, чтобы избавиться от лишних хлопот.
      Предстояло решить довольно непростую проблему. Лахлан, не в пример послушным сыновьям Геррака - и даже самому Герраку, подчинялся приказам лишь отчасти.
      Но одно Джим знал точно. Возвращаться в замок им нельзя. Стоило подумать о том, как сообщить эту новость Лахлану. К счастью, в запасе оставалось еще немного времени. Во всяком случае, Джим собирался пока просто следовать за Герраком и его сыновьями, будто тоже направляясь в замок, и лишь позднее расстаться с ними. Только после этого он посвятит шотландца в свои планы. Так или иначе, Лахлана едва ли обрадует перспектива провести несколько дней в лесу наедине с пленником.
      Джим, Лахлан и Мак-Дугал отъехали в лес, чтобы дать Герраку и его сыновьям проехать мимо по дороге, которую Джим продолжал считать тропой, и затем последовать за ними.
      Лахлан, похоже, согласился с тем, что Мак-Дугалу незачем знать, кто, кроме Джима и его самого, перебил охрану и захватил золото, предназначенное для подкупа полых людей. Поэтому Лахлан не произнес ни звука, увидев, как семья де Меров проехала мимо них и удалилась на достаточное расстояние, чтобы Мак-Дугал не сумел их узнать.
      Затем Джим, Лахлан и их пленник двинулись следом. Потребовалось около шести часов, чтобы добраться до того места, где была устроена засада на облаченного в золотую мантию вождя клана. На обратный путь может уйти и того больше, поскольку Алан, подчинившись приказу, ехал медленным шагом; значит, и остальные двигались не быстрее.
      Поэтому лишь к вечеру они достигли того места, где Джим решил, что, пожалуй, пора расстаться с Герраком и его сыновьями; поредевшие деревья по обе стороны от тропы отбрасывали длинные тени в направлении еще далекого морского побережья, где стоял замок де Мер. До сих пор Джим так и не придумал достаточно убедительных аргументов для Лахлана. Но новость все равно нужно было сообщить, и Джим просто сделал это:
      - Лахлан, я думаю, нужно привязать нашего пленника к дереву, чтобы ему наверняка не удалось освободиться по крайней мере в течение десяти-пятнадцати минут. Тогда мы можем отойти в сторону и поговорить.
      Лахлан улыбнулся своей зловещей улыбкой, взглянул на Мак-Дугала и подмигнул, словно обещая пленнику что того не ждет ничего хорошего. Но, насколько заметил Джим, эта безмолвная угроза не произвела на Мак-Дугала особого впечатления и привлекла его внимание не более чем на секунду.
      До сих пор пленник не произнес ни слова. Он продолжал хранить молчание и тогда, когда они отъехали с дороги, нашли дерево толщиной около фута и спешились.
      Лахлан сам взялся связать Мак-Дугалу руки и привязать его к дереву. И хотя шотландец не позволил себе даже поморщиться, Джим хорошо видел, что Лахлан нарочно чересчур сильно затягивает кожаные ремни. Но Джим промолчал, а Мак-Дугал вел себя так, как будто ничего неприятного с ним не делали.
      - Ну вот, - сказал Лахлан, отступив в сторону и оглядывая свою работу. Теперь ты не убежишь, Ивен.
      - Помнится, - с манерной медлительностью произнес Мак-Дугал, - ты говорил на вполне сносном английском языке. Отчего же ты утратил эту способность?
      - О! Ты ошибаешься. Я всегда говорю только так. Потому что я шотландец, и снаружи и внутри. А вот ты сам наполовину француз, наполовину англичанин.
      Мак-Дугал проигнорировал эту реплику; Джим отвел Лахланa за деревья так, чтобы пленник не мог услышать беседу, но оставался в их поле зрения. Они забрали с собой всех коней, и если бы Мак-Дугалу все-таки удалось освободиться, они легко догнали бы его.
      - Так что же ты хотел сказать? - спросил Лахлан без малейшего шотландского акцента.
      - Вот что, - ответил Джим. - Мы уже достаточно близко подъехали к замку де Мер - ты, я и наш пленник.
      - Достаточно близко? - повторил Лахлан, удивленно взглянув на него. Почему ты об этом говоришь?
      - Ведь мы не можем допустить, чтобы он узнал замок де Мер и его хозяев, не так ли?
      - Ни в коем случае! Но если вся проблема в этом, мы можем перерезать ему глотку прямо сейчас и избавиться от него. Я думал, у тебя была какая-то причин везти его сюда.
      - Причина есть. Помнишь, я собирался воспользоваться своей магией, чтобы приобрести его внешность?
      - Так что ж тебе мешает? Приобретай его внешность - и дело с концом!
      - Боюсь, так скоро это не удастся, - возразил Джим. Он начал испытывать некоторое беспокойство. Конечно, он был на добрых два дюйма выше Лахлана и, вероятно, фунтов на десять-пятнадцать тяжелее, однако едва ли мог успешно противостоять ему в единоборстве. Плечи Лахлана казались неестественно широкими, а мастерством в обращении с оружием он несомненно превосходил Джима.
      Безусловно, вопрос следовало разрешить дипломатическим путем.
      - Видишь ли, - сказал Джим, - просто выглядеть как он - недостаточно. Я должен говорить и вести себя как он - с теми же жестами, манерой сидеть, стоять, ходить - вдруг кто-нибудь из полых людей встречался с ним и знает его достаточно хорошо.
      - Что из того, если ты будешь говорить и двигаться немного иначе? Раз у тебя его внешность, значит, ты и есть он, так они и решат, чего им сомневаться?
      - Я думаю, ты недооцениваешь полых людей, Лахлан.
      - Это я-то? - возмутился шотландец.
      - Не обижайся. Просто я маг и понимаю некоторые вещи лучше, чем обычные люди. Эти полые не принадлежат к обычным людям. На самом деле они призраки.
      Тебе, вероятно, и в голову бы не пришло, что внешностью известного тебе человека способен воспользоваться кто-то другой. Но кто-нибудь из полых людей вполне может догадаться. Поэтому я вижу тут только один путь. Мне нужно побыть с Мак-Дугалом хотя бы один день и хорошенько изучить его.
      - Может, и так, - проговорил Лахлан. Потом его лицо прояснилось. - А может, и нет. Если уж на то пошло, так я и сам могу рассказать, как этот человек ходит, говорит и сидит. Ведь я с ним знаком не первый год, видел его и при дворе, и в других местах. Все, что нужно, ты можешь узнать от меня. И нет нужды возиться с Ивеном.
      - Прости, но нужда есть, - твердо сказал Джим. - Я очень рад, что ты можешь мне кое-что рассказать, это нам поможет. Но я все-таки должен понаблюдать за ним некоторое время собственными глазами. И значит, мы должны побыть с ним вместе в лесу. Теперь вот что: не знаешь ли ты поблизости какого-нибудь места, где мы могли бы пожить день-другой? Лахлан довольно долго молча смотрел в землю. Потом поднял глаза на Джима:
      - Да, ты, должно быть, прав, и я свалял бы дурака, если бы не согласился с тобой. Хорошо, поживем день-другой в лесу; есть одно место. Придется немного подняться в гору, там есть шейлинг, и на нем хижина, которая, по крайней мере, защитит нас от дождя, и мы сможем развести огонь. Пойдем развяжем Ивена да поедем туда.
      Так они и сделали. На дорогу ушло больше часа. К тому времени солнце склонилось к горизонту, и последние полчаса пути не совсем соответствовали тому, что Джим понимал под словами "немного подняться": то и дело приходилось спешиваться и почти тащить за собой коней.
      Но когда они наконец достигли горного пастбища - поскольку оказалось, что именно его Лахлан назвал словом "шейлинг", - никакого скота обнаружить не удалось.
      Маленькая хижина стояла в углублении, примыкавшем к поросшему травой пологому склону; с трех сторону ее защищал от ветра холм.
      - Ну вот, - сказал Лахлан, весело потирая руки, когда путники увидели за лугом хижину. - Теперь посмотрим, что к чему.
      Глава 19
      Хижина, в которую они зашли, оказалась довольно примитивным убежищем от непогоды - дверь, четыре стены и крыша с дымоходным отверстием, расположенным над вырытой в земляном полу ямой для костра.
      Внутри было нечисто и скверно пахло, - впрочем, Джим уже привык к такой обстановке, встречавшейся в эту эпоху и в более роскошных жилищах, даже в замках. Однако длительное, - вероятно, в течение нескольких месяцев отсутствие обитателей ослабило зловоние, состоявшее из смеси запахов человеческого тела, сырых шкур и еще неизвестно чего. А отсутствие чистоты означало лишь присутствие обычной грязи, и Джим решил, что ему повезло, поскольку на полу могло оказаться и нечто более неприятное. Они привязали своих коней к специальным кольям, вмазанным в глиняную стену хижины, и занесли вещи внутрь. Лахлан первым делом опутал длинной веревкой ноги Ивена Мак-Дугала.
      Вождь клана Мак-Дугалов на протяжении почти всего пути хранил молчание.
      Очевидно, он немного оправился от потрясения, которое испытал, узнав, что попал в плен к Рыцарю-Дракону. Однако он по-прежнему соблюдал осторожность, стараясь не попасть впросак, и отвечал только на прямо поставленные вопросы.
      Они развели огонь в очаге; к счастью, благодаря легкому ветерку снаружи большая часть дыма уходила через дымоходное отверстие, так что он почти не ел глаза. Все уселись поближе к огню и приступили к трапезе, состоявшей из мяса и хлеба. Джим велел поделиться с Мак-Дугалом, хотя Лахлан заявил, что это пустая трата продуктов.
      Покончив с едой, Джим сделал попытку завязать беседу со своим пленником.
      - Милорд виконт, - начал он, щурясь от дыма, так же как и Мак-Дугал. - Нам нужно кое-что обсудить. Это поможет нам обоим. Я знаю, куда вы направлялись и почему везли с собой золото. Мне известны все ваши планы. Им не суждено осуществиться. Они обратятся в прах подобно дому, охваченному пламенем. Но ваша судьба зависит от того, насколько вы готовы разговаривать и сотрудничать со мной.
      Он немного подождал, но Мак-Дугал ничего не сказал.
      - Итак? - продолжал Джим. - Намерены вы говорить со мной откровенно или нет?
      - О, ты зря тратишь с ним время! - заметил Лахлан с отвращением. - У него не хватает мозгов понять, о чем ты ему толкуешь. Он воображает, будто ведет себя очень благородно; его гордость не позволяет ему говорить.
      - Не может быть, - возразил Джим, примирительно взглянув на Мак-Дугала.
      - Убедись сам! - фыркнул Лахлан. Он открыл дверь и вышел из хижины, хотя снаружи не светила даже луна и делать там было совершенно нечего, кроме отправления естественных надобностей, - впрочем, именно для этого он, скорее всего, и вышел.
      Джим вновь попытался заговорить с Мак-Дугалом. Но тот не отвечал. Он явно очень боялся Джима, но разговаривать по-прежнему не желал. Между тем вернулся Лахлан, и Джим обратился к нему:
      - Лахлан, мне нужно поговорить с тобой наедине. Ты заботишься, чтобы этот человек не наделал глупостей, если мы оставим его одного?
      - Это можно, - кивнул Лахлан. Воспользовавшись различными подручными средствами, включая подпругу с седла Мак-Дугала, он привязал виконта к кровати, которая представляла собой нечто вроде деревянного помоста с охапкой сена для мягкости.
      - На несколько минут хватит, - сказал Лахлан, поднимаясь. - Но надолго я бы его не оставлял - улизнет.
      - Хорошо, - согласился Джим, и они вышли, прикрыв за собой дверь.
      Над деревьями, окружавшими луг, показалась луна. Она была еще далеко не полной и давала мало света, но все же больше, чем звезды. Джим отошел на несколько шагов от хижины и повернулся к смутной фигуре Лахлана, который остановился перед ним.
      - Как мне заставить его заговорить? - спросил Джим. - Ведь я должен изучить его. Мне нужно знать, как он говорит, как ходит, какие делает жесты, и тому подобное. Но если так будет продолжаться, я от него ничего не добьюсь.
      - Я мог бы сказать заранее, - ответил Лахлан. - Ты никогда не увидишь того, что тебе нужно, в этом шейлинге. Мак-Дугал может показать себя только в той обстановке, к которой он привык: при дворе или в подобных местах; а поблизости нет таких мест, кроме замка де Мер. Но если ты хочешь увидеть все его ужимки, придется предоставить ему почти полную свободу, поставив только охрану у наружных ворот, чтобы он не сбежал из замка.
      - Но тогда он узнает де Меров! Этого-то я и не хочу!
      - У тебя нет выбора. Если ты хочешь того, о чем говоришь, это единственный способ достичь цели. Дай ему сыграть роль благородного пленника, и тогда увидишь все, на что он способен - он будет даже говорить комплименты Лизет, раз уж она единственная дама в замке.
      Джим молчал и думал, но ничего иного придумать не мог.
      - Я бы с самого начала сказал это, - продолжал Лахлан, - если бы сразу понял, чего ты от него хочешь. Здесь он ни за что не покажет себя. Такая жалкая пастушья лачуга не место для него. К тому же тут нет того общества, в котором он привык красоваться. Его нужно везти в замок, и пусть он все узнает. А потом мы решим все проблемы одним ударом кинжала.
      Джим поморщился в темноте. Такое решение его не очень устраивало.
      - Я еще не... - начал он.
      - Будь же благоразумен! - раздраженно перебил Лахлан. - Ведь это попугай, а попугаи танцуют только на подходящей жердочке. Больше они вообще ничего не умеют делать. Неужели тебе никак этого не понять?
      Джим уже не раз оказывался в подобной ситуации. Ему следoвaлo постоянно напоминать себе, что он толком не знает людей четырнадцатого столетия. Даже после двухлетнего пребывания здесь он плохо разбирался в мотивах их поступков.
      В данном случае оставалось только поверить Лахлану и надеяться на то, что позднее, может быть, удастся найти решение, которое сохранит жизнь Мак-Дугалу и в то же время убережет де Меров от мести короля Шотландии.
      - Хорошо, - сказал он. - Тогда поедем в замок завтра.
      - Вот это другое дело, - обрадовался Лахлан. Он повернулся и пошел обратно в хижину. Джим последовал за ним.
      Мак-Дугал не сделал попытки освободиться от своих пут, чем заслужил не одобрение, а скорее презрение Лахланна.
      - Он всегда был жалким трусом. Побоялся, что мы пойдем и заметим, как он пытается удрать; ведь кто-нибудь из нас мог рассердиться и перерезать ему глотку. Ну а пока надо поспать. Хоть он и не пытался ничего сделать, пока мы разговаривали снаружи, лучше спать по очереди. Кто ляжет первым: ты или я?
      - Ты, - ответил Джим. Прежде всего, ему не хотелось ложиться на эту кишевшую, вероятно, вшами солому. Кроме того, его мозг продолжал лихорадочно работать, пытаясь найти реальный способ воплощения безумного плана. Джим имел пока лишь самое общее представление о том, что собирался сделать: от перевоплощения в Мак-Дугала до сбора всех полых людей в месте, найденном Снорлом. Однако конкретные детали еще скрывались за целой тучей вопросительных знаков.
      Джим сел у огня - или, скорее, поблизости от него, где жар и чад были терпимыми, - а Лахлан забрался на ворох сена и через несколько секунд засопел.
      Дважды за ночь у Джима появлялась возможность поспать, когда приходила очередь Лахлана караулить пленника. Джим заворачивался в свой плащ, объяснив Лахлану, что по причинам, связанным с магией, не может пользоваться чем-либо напоминающим кровать, и дважды снова садился, глядя на неподвижного и, судя по всему, спящего Мак-Дугала. Однако до самого утра у Джима так и не появилось ни одной новой идеи.
      Когда поднялось солнце, они доели съестное, перерезали путы Мак-Дугала и позволили ему немного размяться и восстановить нарушенное кровообращение, чтобы он мог по крайней мере держаться в седле.
      Около полудня они достигли замка де Мер, где их радостно встретила вся семья, и тут же сели за высокий стол, уставленный кушаньями и вином. Там же по просьбе Джима и приказу Геррака посадили Ивена Мак-Дугала.
      Несмотря на вино и хорошую еду, а также относительно удобную скамью, прошло больше получаса, прежде чем Мак-Дугал, пролежавший всю ночь связанным на земляном полу, начал вести себя так, будто был в чужом замке в гостях.
      Он вступил в беседу с де Мерами и особое внимание уделил Лизет, очевидно считая ее более юной и менее умной и опытной, чем она была на самом деле. Он так распушил перед ней хвост, что на лицах братьев появилось угрожающее выражение. Лишь благодаря многозначительному взгляду Джима, адресованному Герраку, который сразу все понял и успокоил своих сыновей, удалось предотвратить ссору.
      - Ни на миг не забывайте, дети мои, - сказал Геррак, выбрав подходящий момент, - что, хотя милорд Мак-Дугал наш пленник, он также дворянин и гость в нашем замке, поэтому мы должны быть учтивыми с ним. Уверен, что вы так и поступите.
      Сыновья поняли если не предшествующее объяснение, то, по крайней мере, приказ, содержавшийся в последней фразе.
      Вскоре Джим, выпивший и съевший уже более чем достаточно, заявил о своем намерении поговорить с Лизет о Брайене и взглянуть на друга. Джим выразил надежду, что сэр Геррак простит их с Лизет и позволит им выйти из-за стола.
      Геррак не возражал, и Лизет поспешно поднялась со своей скамьи. Они вышли из зала, провожаемые разочарованным взглядом Мак-Дугала, сосредоточенном, конечно, на Лизет, а не на Джиме.
      - Я в самом деле хочу узнать о Брайене, - сказал Джим, когда они начали подниматься по винтовой лестнице. - Но я хотел бы обсудить с тобой еще кое-что.
      Сначала, конечно, о Брайене. Как он себя чувствовал после моего отъезда?
      Удалось ли тебе менять ему повязку каждый день и как выглядела рана?
      - Мы меняли повязку каждое утро, в точности как вы показывали, милорд, ответила Лизет. - Рана затягивается быстро, просто с чудесной скоростью - и это, конечно, только благодаря вашей магии, сэр Джеймс. Кровь теперь почти не идет, когда мы снимаем повязку, - совсем не так, как было всего два дня назад.
      И еще вокруг раны нет никакой красноты, о которой вы говорили. Теперь сэр Брайен чувствует себя бодрее; он все настойчивее требует вина и чего-нибудь еще кроме супа, которым мы его кормим. Вы уж теперь сами решите, как с этим быть.
      - Спасибо, что предупредила. - Джим нахмурился. Похоже, Брайен становился все более беспокойным пациентом, независимо от состояния своей раны. - Я поговорю с ним и, может быть, даже позволю давать ему немного вина, мяса и хлеба. Но прежде всего я должен взглянуть на его рану, только после этого я смогу решить.
      - Мы нашли немного лука возле стены замка, - сообщила Лизет. - Наверно, его тоже можно дать сэру Брайену. Ведь это первый весенний овощ.
      Когда она сказала про лук, у Джима потекли слюнки и он пришел в восторг от спокойного предложения Лизет. Не только она - каждый обнаруживший молодой зеленый лук и каждый, кто услышал о нем, должен был проявить железную выдержку, чтобы не броситься за этой первой съедобной зеленью, поскольку припасенные на зиму овощи давным-давно кончились.
      Как человека двадцатого столетия, Джима всегда удивляло, каким образом в средние века люди обходились без овощей, - по крайней мере, свежих - почти девять месяцев в году. А когда сезон овощей наконец начинался, он мог оказаться слишком коротким.
      Джим мог себе представить, какое большое внимание уделяли в замке огороду, когда приходило время первого урожая. Слуги, первыми обнаружившие лук, конечно, не решились бы тут же выкопать и съесть его, опасаясь сурового наказания.
      Зато Лизет проявила подлинную самоотверженность, ведь именно она раньше всех услышала про лук и предложила отдать первые ростки сэру Брайену. Впрочем, чувство чести было присуще Лизет в не меньшей степени, чем остальным членам семьи.
      Конечно, свежую зелень следовало предложить единственному раненому в замке. Но все же можно было найти предлог, чтобы не делать этого: например, предположив, что лук повредит Брайену в его нынешнем состоянии.
      - Ха! - быстро воскликнул сэр Брайен, когда Джим и Лизет вошли в его комнату. - Ты вернулся, Джеймс! Иди сюда, дай я поцелую тебя!
      Джим стоически перенес этот ритуал. Хотя Брайен и был близким другом, из его рта, как у всякого человека четырнадцатого столетия, исходил довольно тяжелый дух, отнюдь не улучшившийся от того, что он пролежал несколько дней в постели. И конечно, он не брился.
      - Теперь расскажи мне обо всем, что произошло, - потребовал Брайен, отпуская его.
      Джим начал рассказывать, одновременно разбинтовывая ранy. Повязка отошла без особых затруднений, и в открытой ране почти не оказалось крови. По краям раны Джим не обнаружил признаков воспаления.
      Он постарался скрыть свое изумление. Конечно, разрез, хотя и довольно длинный, едва ли затронул что-нибудь, кроме кожи. Но кожа растягивалась при малейшем движении, и заживление подобной раны в столь короткий срок казалось совершенно невероятным, особенно в таких антисанитарных условиях.
      А может быть, на здешних людях раны вообще заживали как на собаке? Но ведь Лизет тоже удивилась. Джиму пришло на ум более правдоподобное, хотя и недостаточно убедительное объяснение. В средние века, как в этом, так и в других мирах, зрелых лет достигали лишь те, кто мог выжить; на одного взрослого приходилось от четырех до пяти детей и подростков, которым не удавалось дожить до двадцати лет.