– Нет… нет! – взвизгнул водяной дракон. Он испуганно взглянул на накатывающуюся черную линию. – Я улетаю! – Он забил крыльями, медленно поднимаясь в воздух. – Они вырвались на свободу. Мы погибли!.. Погибли!

Из-за фронта ледяного мрака вырвался ветер, наполнил крылья дракона и стремительно швырнул его в поднебесье. Он летел тяжело, слабо перебирая крыльями, по направлению к большой земле, не умолкая ни на секунду.

– Погибли!.. Погибли!.. Погибли!..

– Ну, что я вам говорил о водяных драконах? – вздохнул Брайен. – Как джентльмен сможет добиться почестей и уважения, убивая подобных тварей и…

Но Брайен так и не закончил предложения. Пока они говорили с водяным драконом, пока рыцарь пытался подвести итог беседы, линия приблизилась и прошла их. Весь мир вокруг наполнился, скупыми зимними красками, лица соратников посерели.

– In manus Tuas, Domine![6] – тихо произнес рыцарь и перекрестился.

Вокруг пала серая зимняя пелена. Болотная вода отсвечивала спокойным маслянистым блеском, проглядывая через тусклую зелень травы. Легкий холодный ветерок промчался по зарослям камыша, с треском пригибая коричневые головки, а затем, забавляясь, разметал в стороны, как истлевшие кости на заброшенном церковном кладбище. Деревья беспомощно поникли. Листва высохла, как порой преждевременно высыхают люди: незримая завеса невыразимой тяжести, сравнимой разве со смертью последней надежды, опустилась на сознание живущих.

– Сэр Джеймс, – неожиданно сказал рыцарь вежливым и куртуазным тоном, которого Джим доселе не слышал. – В сей час мы посвятили себя служению Великому Делу. И если ты вернешься назад один, то, заклинаю Господом, расскажи даме моего сердца и родственникам ее о гибели моей.

– Это будет для меня честью, – неловко ответил Джим и ощутил неприятную сухость во рту.

– Я нижайше благодарю за столь щедрую любезность, – искренне произнес Брайен. – И даю обет поступить так же, как только найду корабль, отправляющийся через западные моря.

– Расскажешь Энджи. Леди Энджи, – уточнил Джим. – Об остальных не беспокойся.

Он представил себе, как этот странный мужественный человек оставляет дом, семью и отправляется за три тысячи миль по неизвестному океану, повинуясь обещанию, данному незнакомцу. Джим содрогнулся, вспомнив о том, как он назвал давеча сэра Брайена: машина смерти со сгустком мышц в черепной коробке.

– Я дал слово, – отчеканил Брайен. Он спрыгнул на землю и произнес – на сей раз обычным голосом: – Бланшар не сдвинется ни на дюйм, черт бы его побрал. Придется вести в поводу… – Он осекся и оглянулся назад. – А где лучник и Даниель? – спросил он.

Джим тоже обернулся. Парочки как не бывало.

– Где они Арагх? – спросил Джим.

– Отстали по дороге, – сообщил волк. – А может, передумали и решили вернуться обратно. Не будь кустов и деревьев, мы бы увидели их.

Они помолчали немного.

– Значит, пойдем без них, – подытожил рыцарь.

Он потянул Бланшара за поводья. Белый конь неохотно переступил с ноги на ногу, но все же пошел за рыцарем. Дракон с волком замкнули колонну.

С каждым шагом мрачная, жутковатая атмосфера сгущалась все больше, и разговор понемногу сошел на нет.

Каждый вдох давался с огромным трудом, каждое движение тела требовало немалого усилия воли; руки и ноги налились свинцом, каждый шаг стал мучительной пыткой. Но страшнее всего было безмолвие: оно замыкало каждого внутри себя, и тот все глубже увязал в своих мрачных думах. Они шли, изредка перебрасываясь парой-другой слов и замолкая опять, а вокруг них, казалось, разворачивался жуткий бесцветный сон.

По мере их продвижения дорога сужалась. От сорока ярдов она сжалась до нескольких футов. Деревья тоже стали ниже, их стволы скрючились и изогнулись, а под редкой травой виднелась земля, совсем не похожая на тот торфяник, что был вблизи леса, – твердая, песчаная, каменистая земля. Она похрустывала под тяжестью их тел и копытами Бланшара, будучи и неподатливой и предательской разом.

Боевой конь внезапно застыл на месте. Он захрапел, замотал белой гривой и попятился назад.

– Какого черта! – взорвался Брайен и рванул за поводья. – Что нашло на него…

– Слушай! – призвал Джим, тоже замерев.

Сначала он решил, что ему показалось. Но звук возник вновь и начал нарастать. Он звучал где-то впереди и приближался к ним все ближе и ближе. Это были завывания сандмирков.

Завывания перешли в мощный вой. Сандмирки, очевидно, были не только перед ними; все вокруг буквально кишело ими. Темные хищники не просто завывали, их голоса слились в единый мощный хор. И вновь этот звук опрокинул все преграды сознания и ворвался в самые темные, первобытные закоулки. Джим посмотрел на Брайена. Под открытым забралом шлема он увидел мертвенно-бледное лицо, кожа обтянула кости черепа. Этот человек был мертв уже дней десять. Завывание поднялось до крещендо, и Джим почувствовал, как здравый разум покидает его тело.

Арагх оскалился – вызывающе и насмешливо. Волк задрал голову, раскрыл пасть и завыл. Его протяжный вой бритвой полоснул по сандмиркам. Но выл он не так, как обычно; лунными ночами волки исполняют совсем другую музыку. Этот вой начинался на низкой ноте, затем менял тональность и, вибрируя, набирал гортанную силу, заглушая сандмирков, а затем постепенно стихал… стихал в ничто. Это был охотничий клич.

Волк замолчал, и осталась лишь тишина. Ничего, кроме тишины. Арагх насмешливо оскалился.

– Пойдем? – предложил он.

Брайен внезапно очнулся и потянул за поводья. Бланшар пошел вперед. Джим за ним. Соратники продолжали путь.

Сандмирки больше не завывали. Но эхом шагам рыцаря, дракона и волка звучали бесчисленные всплески воды, шорохи за деревьями, треск кустарников, шелест камыша. Шумы окружали их и двигались вместе с ними, как будто их сопровождал эскорт огромных крыс. Джим старался не обращать внимания. Один только шум лап и тел пробуждал слепой ужас. Но какие еще опасности подстерегают их впереди? Следить за дорогой становилось все труднее.

– Смеркается, – заметил Джим. – И туман поднимается.

С момента пересечения линии они прошли мили полторы. Небо чернело. Это были не просто сумерки: воздух сгущался, и на их головы пала неожиданная ночь. Низкие тучи зависли над ними, стена тумана двигалась по болотной воде к дороге.

Бланшар встал как вкопанный. Соратники замерли. Невидимые сандмирки с бешеной скоростью закружились вокруг них; шум усилился; во всем этом ощущалось некое дьявольское торжество. Вдруг впереди, справа от дороги, раздулся громкий всплеск, будто нечто вышло из воды на землю. Арагх повел носом и издал зловещий гортанный рык.

– Вот оно, – сообщил волк.

– Что? Не понял, – переспросил Брайен.

– Мое мясо, – прорычал Арагх. – Держитесь в стороне!

Он сделал несколько шагов вперед и остановился. Хвост изогнут, голова наклонена, пасть полуоткрыта. Он застыл в ожидании, а глаза горели в полумраке красным огнем.

Теперь и Джим различил знакомый запах; ему подумалось поначалу, что так пахнут сандмирки, следовавшие за ними, но запах стал резче и сильнее. Он услышал, как по дороге приближается к ним какая-то тяжелая туша, и понял, что эта тварь скорее пойдет напролом через кусты, чем обойдет их.

Брайен обнажил меч. Арагх даже не оборачивался, но его уши настороженно шевельнулись, заслышав лязг металла.

– Моя добыча! – повторил он. – Назад! В сторону.

Тело Джима напряглось, глаза ломило: он силился разглядеть в темноте это существо. Внезапно оно вышло из мрака: громадное, черное, с короткой шерстью, поблескивающей от еще не стекшей воды. Оно двигалось открыто, не таясь, и остановилось в трех корпусах от Арагха. Затем встало на задние лапы и издало хриплый глубокий вой, напоминающий вой сандмирков.

– Храни нас Апостолы! – пробормотал Брайен. – Это что, гигантский сандмирк?..

Этот сандмирк во много раз превосходил размерами тех существ, которые уже три раза побуждали в Джиме инстинктивный животный страх. Сандмирк был ростом со взрослого гризли. Арагх, пошедший на сандмирка, казалось, уменьшился в размерах: прежде он был ростом с пони, теперь стал маленькой собачкой.

Но волк не собирался отступать. Из его пасти вырвался медленный клокочущий рык: долгий, грозный, однотонный. Чудовищный сандмирк покачивался на задних лапах и продолжал басистые завывания. Затем он прыгнул на Арагха, и бой начался.

Они слились в стремительном вихре движений, неразличимых ни для драконьих, ни для человеческих глаз. Исполинские размеры ничуть не мешали сандмирку двигаться с головокружительной скоростью. И все же Арагх оказался быстрее и проворнее. Он находился повсюду: то сзади, то спереди, то справа, то слева: он бросался на черного монстра так стремительно и неустанно, что Джим не мог уследить за перипетиями сражения.

Схватка закончилась так же внезапно, как и началась. Арагх отступил, все еще грозно порыкивая и низко опустив голову. Громадный сандмирк тяжело дышал, покачиваясь на массивных задних лапах; его черная шкура покрылась красными линиями.

Рык Арагха прекратился, но он не сводил глаз с противника.

– Уходите! – не поворачивая головы, приказал он. – Сандмирки не пойдут за вами, пока я играю с их матерью. Они и шагу не сделают, чтобы помочь ей. Они знают, что первые пять умрут на месте, и никто не хочет оказаться в их числе.

Джим колебался. Брайен ответил за двоих.

– Сэр волк, – отчеканил он, – мы не оставим тебя. Твои шансы…

Но не успел он договорить, как бой возобновился. Глаз опять не мог уследить за движением, однако теперь схватка длилась много дольше. Внезапно раздался зловещий хруст, и Арагх отскочил назад. Он стоял на трех лапах, а левая передняя болталась в воздухе.

– Уходите, – яростно прорычал он. – Я же сказал!.. Уходите!

– Но лапа… – начал Джим.

– Я просил помощь? – голос Арагха кипел от ярости. – Просил ли я помощь? Когда медведица поймала меня хромым волчонком, я на трех лапах убил ее. Один и на трех лапах я убью этого сандмирка! Уходите!

Монстр был весь исполосован волчьими клыками. Из ран сочилась кровь. Но, несмотря на хриплое отрывистое дыхание, мать сандмирков не ослабла и двигалась с прежним проворством, тем не менее переубедить Арагха было невозможно, как невозможно было намеренно принести волка в жертву. Когда монстр покончит с ним, сандмирки, очевидно, через некоторое время бросятся в погоню и прикончат остальных соратников.

Брайен посмотрел на Джима.

– Пойдем, – позвал Джим.

Рыцарь кивнул. Он взял поводья и повел Бланшара за собой. Они уходили, а схватка между волком и гигантским сандмирком возобновилась.

Чем дальше они уходили, тем глуше становились звуки смертельного боя. Темнота и туман окружили дракона и рыцаря. Но Арагх оказался прав в одном: никто из сандмирков не преследовал их. Соратники продолжали путь: они долго не могли вымолвить и слова. Затем Брайен обернулся к Джиму.

– Весьма достойный волк, – медленно произнес он.

– Если сандмирк убьет его… – начал было Джим, но слова застряли в горле.

Он собирался поклясться отомстить за волка, но сообразил, что эта клятва неисполнима. Если эта жуткая черная тварь убьет Арагха, то он никогда не отыщет ее. А если бы даже это и удалось, то самка с легионом детей легко расправилась бы с Джимом. Он родился не английским волком, от завываний он мог просто сойти с ума.

Горько было Джиму столкнуться с собственным бессилием. Не горько – невыносимо. Он вырос с убеждением, что справедливость должна торжествовать и что все в конечном итоге достигает положительного баланса. А вот теперь он не мог не принять долг самопожертвования Арагха, заранее зная, что долг этот ему никогда не вернуть. Он брел в жутковатой тишине сверхъестественной темноты, которая взяла в заложники болота, и на мгновение позабыл о том, где он находится, позабыл о собственной судьбе; он изнывал во внутренней борьбе, пытаясь понять, как жить с таким долгом.

С иллюзиями расставаться тяжело, но разве есть выбор? Постепенно Джим смирился с фактом; слепая вера в жизненную справедливость угасала, но еще один осколок его духа канул в воды забытья.

– Темнеет? – голос Брайена вырвал Джима из раздумий.

Джим огляделся. С того момента, как расстались с Арагхом, они отшагали мили полторы. Воздух стал еще тяжелее, а густой туман опустился по обе стороны дороги и стал стеной.

– Еще немного, и мы сможем продолжать путь, – заметил Джим.

Видимость донельзя ухудшилась: дальше, чем на десяток ярдов, разглядеть что-либо было невозможно. Отчетливо видна была лишь кромка воды по обеим сторонам дороги. Они вдыхали холодный злобный воздух; он застывал в легких и душил их. Каждый шаг, каждое движение становилось пыткой; уныние сжимало их сознания железными тисками. Но и это было не все. С приближением темноты звуки становились глуше. Шум шагов и цоканье копыт о песчаную почву стали неслышны, и даже их собственные голоса звучали тихо и как бы издалека.

– Брайен? – позвал Джим, продираясь через мрак.

– Здесь, Джеймс… – смутный контур одетого в доспехи рыцаря переместился поближе к Джиму, чуть не наткнувшись на него. Оба остановились.

– Ничего не вижу, – сообщил Джим.

– И я тоже, – признался Брайен. – Полагаю, мы останемся здесь?

– Да…

Они стояли вплотную друг к другу, но даже на таком расстоянии черт лица рыцаря было не разобрать: они скрадывались в темноте. И темнота сгущалась, пока последний проблеск света не оказался закрашен черной тушью и мгла не стала поистине кромешной. Джим ощутил, как холодные, сильные, железные пальцы сжали его левое плечо.

– Будем держаться вместе, – заверил Брайен. – А затем мы вместе будем драться против того, что пошлют на нас Темные Силы.

– Да, – согласился Джим.

Они стояли молча, ожидая неизвестно чего: вскоре темнота отрезала их друг от друга, начала терзать сознание. В окружающей чернильной пустоте не было видно ни зги; ничто не могло прорваться сквозь нее, но из бездонного колодца сознания Джима слепыми белыми червями лезли все внутренние страхи и слабости, все то, чего Джим стыдился и что он всячески старался позабыть…

Он попытался заговорить с Брайеном; он силился сказать хоть что-нибудь, чтобы пусть даже банальной фразой развеять темное проклятие, но яд уже разлился по жилам. Дракон не доверял рыцарю. Он знал, что зло должно быть в Брайене, поскольку в себе он зло уже обнаружил. Медленно, украдкой он попытался избавиться от прикосновения рыцаря.

– Джим! – внезапно раздался голос Брайена – странный и далекий голос незнакомца. – Оглянись назад на дорогу.

Джим обернулся. Как он определил нужное направление, осталось загадкой. Он увидел вдалеке мерцающую звезду – крохотную, слабую точку света, уделенную от них на бесчисленные световые годы.

– Что это? – изумленно воскликнул он.

– Не знаю, – ответил искаженный, игрушечный голос рыцаря. – Но оно приближается. Смотри, точка растет.

Медленно, очень, очень медленно приближалась эта искра. Когда она немного приблизилась, то показалась Джиму замочной скважиной, за которой сияет дневной свет. Сердце дракона билось, секунда за секундой отмеряя минуты. Наконец точка вытянулась, и сверкающая линия ножом вспорола ткань темноты.

– Что это? – снова спросил Джим.

– Не знаю… – повторил рыцарь.

Но оба они почувствовали в этом свете добро. Он нес им жизнь и храбрость, силу мужества, противостоящую силе темной беспомощности, которая пыталась покорить их. Они почувствовали, как возвращаются силы и дух. Бланшар ожил, забил копытами по твердой песчаной земле и заржал.

– Сюда! – позвал Джим.

– Сюда! – закричал Брайен.

Линия света росла, разделяя тьму небосвода. Она как будто оживилась благодаря их крикам. Огромной, растущей стрелой-молнией она неслась к ним навстречу. Темнота откатывалась назад. Мрак превращался в серые сумерки, а сумерки быстро рассеивались.

Друзья услышали приближающиеся шаги, медленное, размеренное дыхание, и внезапно…

Наступил день.

Перед ними стоял Каролинус, облаченный в плащ, с неизменной остроконечной шляпой на голове: в руках, словно щит, меч и копье разом, он держал длинный деревянный жезл, покрытый резьбой.

– Клянусь Силами! – воскликнул он, окинув их взглядом. – Я добрался до вас вовремя!

Джим переглянулся с рыцарем: их будто оттащили от края пропасти. Бланшар запрокинул голову и забил копытом, доказывая себе, что снова стоит на твердой земле знакомого ему мира.

– Мои благодарности. Маг! – крикнул Брайен.

– Ткань Случая и Истории на сей раз была разостлана в вашу пользу, – покачал головой Каролинус. – Иначе я не успел бы вовремя добраться до вас. Смотрите!

Он поднял жезл и воткнул его в песок возле себя. Тот вонзился в землю и стал похож на ствол дерева с обрубленными ветвями. Маг указал на горизонт, и соратники посмотрели в том же направлении.

Тьма рассеялась. Перед ними лежали открытые, необозримые болота; примерно в полумиле от них они смыкались с темной линией моря. Дорога поднялась вверх, и сейчас они стояли в тридцати футах над окружающей их местностью. Далеко на западе небо полыхало огнем заката. Пламя перекинулось на болота, и вода, дорога, земля, деревья впитали раскаленный жар солнца. Красный цвет накалил даже низкий холм, вознесшийся над побережьем футов на сто; там лучи тщетно пытались окрасить огромные перевернутые камни и разрушенную, изветренную, изъеденную трещинами черную башню.