– Тогда ты, наверное, знаешь, что онтогенетика в основном изучает личности с точки зрения их влияния на исторический процесс в прошлом и настоящем, ставя перед собой задачу выявить модели воздействия, способные, в свою очередь, развить и усовершенствовать человеческий вид, как таковой.

Хэл утвердительно кивнул.

– И тебе известно также, – продолжал Амид, подходя к небольшому, совершенно пустому квадратному столику со столешницей, вырезанной, очевидно, из какого-то светлого камня, – что, не считая предоставления статистических данных и биологических выкладок, она носит чисто теоретический характер. Мы ведем наблюдения и пытаемся применять их результаты. Чем больше у нас будет накоплено практических знаний, тем скорее мы приблизимся к разгадке, пока в конце концов перед нами не предстанет четкая модель воздействия, ведущая к эволюции человечества.

Он помолчал, остановившись рядом со столиком, и снова посмотрел на Хэла.

– Надеюсь, ты понимаешь, насколько мы были заинтересованы в концентрации такого рода знаний и поэтому приняли решение внести большую часть средств, необходимых для создания Абсолютной Энциклопедии; сначала это был институт в городе Сент-Луис на Земле, а затем она приобрела тот вид, в котором существует сейчас, вращаясь на орбите вокруг этой планеты. Хотя, как ты опять же должен знать, в настоящее время Абсолютная Энциклопедия не принадлежит ни экзотам, ни кому-либо еще.

– Да, – отозвался Хэл.

– Хорошо. Итак, существует бесчисленное количество методов, с помощью которых можно построить графики потенциальных возможностей личности.

Амид провел кончиком пальца справа налево по каменной столешнице, и на ее светлой поверхности появилась черная полоса. Затем пересек начерченную им линию другой, под прямым углом к первой.

– Один из наиболее простых методов построения графика неизмеримых потенциальных возможностей расы в любой заданный момент, – Амид изобразил еще одну горизонтальную линию, слегка загибающуюся вверх, – дает нам нечто вроде медленно восходящей кривой. Однако в действительности эта линия представляет собой некое среднее значение ряда точек, разбросанных как ниже, так и выше основной линии, где положение точек выше этой линии относится к историческим преобразованиям, указывающим на действие или действия каких-либо личностей…

– Подобное тому, что оказал Донал Грим, когда ввел во всех четырнадцати мирах единую юридическую и экономическую системы? – поинтересовался Хэл.

– Да. – Амид некоторое время смотрел на него, затем продолжил:

– Но точки могут свидетельствовать о гораздо менее серьезных исторических преобразованиях, чем это, даже об отдельных поступках неизвестных нам личностей; чтобы их выявить, нам понадобилось бы несколько столетий. Однако что касается точек под основной линией, то они относятся к поступкам личности, лишь с малой долей вероятности имеющим отношение к причинно-следственной модели исторических преобразований, которые нас затрагивают…

Он замолчал и посмотрел на Хэла.

– Ты успеваешь за ходом моих рассуждений?

Хэл кивнул.

– Понятно, – Амид снова обратился к графику, – что, когда такой график уже построен, нам, как правило, приходится иметь дело лишь с личностями, представленными точками, расположенными как снизу, так и сверху от основной линии. Личности, имеющие влияние на ход исторического развития, часто бывают представлены точками, расположенными ниже линии, пока их влияние не проявится над линией, что будет свидетельствовать о безусловной взаимосвязи между их действиями и конкретным историческим результатом. К сожалению, если брать отдельную личность, то точки, лежащие ниже основной линии, не обязательно указывают на непременное появление точек над линией. В действительности точки, расположенные ниже линии, часто касаются личностей, которые своими поступками никогда не проявятся над основной линией.

Он снова замолчал и посмотрел на Хэла.

– Итак, все это либо может иметь значение, либо вообще не имеет значения, – произнес он после паузы. – Любая подобная работа, как я уже сказал, имеет чисто теоретический характер. Результаты такого прогнозирования могут расходиться с реально происходящими процессами развития расы. И все же мы считаем, что тебе надо знать о подобного рода расчетах, касающихся будущего и представляющих собой один из методов, с помощью которого мы стараемся найти и оценить онтогенетическое значение любой данной личности, а также вероятность воздействия этой личности на текущий ход истории.

– Ясно, – произнес Хэл, – в данный момент я как раз один из тех, кто имеется на вашем графике, где все точки снизу и ни одной сверху?

– Правильно, – кивнул Амид. – Конечно, ты молод. У тебя масса времени, чтобы оказать непосредственное влияние на современную историю. И твое положение ниже линии очень многообещающее. Но факт остается фактом: пока ты своими поступками не вызовешь появления точек над линией, ты так и останешься только личностью, потенциально способной к воздействию, и определить, что же конкретно мог бы ты совершить за свою жизнь, дело чисто умозрительное.

Он замолчал.

– Мне все понятно, – сказал Хэл.

– Полагаю, что это так, – почти угрюмо промолвил Амид. – Что же касается меня, то исходя из знаний по моей конкретной специальности и наблюдений за тем, что ты сделал за столь краткое время своего пребывания на Гармонии, я оцениваю тебя как личность, способную оказать невероятно огромное влияние – влияние, по шкале ценностей сопоставимое лишь с тем, которое оказал в свое время Донал Грим. Но это только лишь мое мнение. Те, кто пришел поговорить с тобой, могут оценивать твои потенциальные возможности лишь как более или менее вероятные, основываясь на тех же расчетах, которые заставляют меня думать так, как я тебе только что сказал.

Он замолчал. На мгновение Хэл погрузился в свои собственные мысли.

– Более того, – продолжил Амид, – я уже говорил тебе раньше, что сейчас ты кажешься мне гораздо старше того юноши на борту корабля, направляющегося к Гармонии. И это не просто мое субъективное мнение. Наши последние тесты относительно тебя показали такие результаты, которых мы никогда раньше не наблюдали, разве что у людей более зрелого возраста. Это лишь еще раз подтвердило правильность моего суждения. Но если ты действительно настолько зрелая личность, это могло бы изменить мнение кое-кого, кто в настоящий момент сомневается в моих выводах относительно твоего потенциального воздействия на ход истории. А ты сам не мог бы внести в этот вопрос хоть какую-нибудь ясность?

– Когда были сделаны эти тесты? – Хэл смотрел прямо в глаза старца.

– Недавно, – Амид не отвел взгляда, – пару недель назад.

– Нералли?

– Это часть ее работы, – пояснил Амид.

– И она даже словом не обмолвилась своему пациенту о том, что проводит такие тесты?

– Ты должен понять, – сказал Амид, – ставки здесь слишком высоки. К тому же, между прочим, знание объектом исследования, что над ним проводятся тесты, могло бы повлиять на результаты.

– Что еще она узнала обо мне?

– Ничего нового для тебя, – пожал плечами Амид. – Но я задал тебе вопрос: как ты сам объясняешь столь высокий уровень твоей зрелости?

– Не знаю, – покачал головой Хэл, – если только не принять за объяснение тот факт, что я был воспитан тремя старцами, которым было более чем по восьмидесяти лет.

– У нас тоже нет никакого подходящего объяснения. – Амид на какое-то время задумался. Быстрым движением руки над столешницей он стер с нее все линии. – Если только тебе не пришло что-нибудь в голову во время нашего с тобой разговора, но тогда тебе стоит этим поделиться. Для собственной же пользы, я так думаю.

– В каком смысле? – удивился Хэл.

Амид направился к двери. Хэл последовал за ним.

– У нас было бы больше причин доверять и, следовательно, помочь тебе – знай мы то, что таится у тебя в голове, – сказал старец. – Как я уже говорил тебе ранее, среди тех, кто несет ответственность за решение относительно твоей значимости, существует разногласие. Если выяснится, что ты действительно тот, на кого мы должны будем возложить наши надежды на будущее, это может иметь для тебя необычайно важные последствия. С другой стороны, как думают некоторые из нас, правильное толкование результатов говорит лишь о том, что ты в лучшем случае всего лишь абсолютно случайный фактор в настоящей исторической модели. Тогда обе наши планеты ни за что не захотят стать заложниками твоих возможных действий.

Он остановился у двери.

– Подумай над этим, – сказал он, снова направляясь к балкону. – Возможно, все уже собрались. Пошли.

На балконе полукругом лицом ко входу уже сидели двое мужчин и две женщины. Один из мужчин, одетый в небесно-голубой хитон, был, несомненно, очень стар; другой, помоложе, худощавый, в сером хитоне, вел себя очень сдержанно; из двух женщин неопределенного возраста одна была маленькая, черноволосая, в одежде зеленого цвета, а другая – высокая, бронзовокожая, с курчавыми каштановыми волосами, в темно-коричневом хитоне. Два кресла оставались свободными, спинки их были повернуты в сторону двери, как бы замыкая круг. И именно к этим креслам подвел его Амид.

– Позвольте представить вас друг другу, – произнес Амид, когда они сели. – Нонна, социолог с Мары…

Нонной оказалась маленькая черноволосая женщина в зеленом. Глаза на ее немного грубоватом лице смотрели изучающе.

– Очень приятно, – сказал Хэл, обращаясь к ней. Она кивнула.

– Алонан с Культиса. Хэл, Алонан – специалист по взаимодействию культур.

– Очень приятно.

– Очень рад встрече с тобой, Хэл. – Голос Алонана, худощавого мужчины, был так же сух и сдержан, как и его внешность.

– Падма, он занимается внутренними связями.

– Очень приятно, – кивнул Хэл. Он явно недооценил при первом взгляде, насколько стар был этот человек, которого звали Падма. И хотя лицо экзота, на которого он сейчас смотрел, было гладкое, почти без морщин, и руки, сжимавшие подлокотники плавающего кресла, отнюдь не поражали невероятной пергаментностью или узловатостью вен, но крайняя неподвижность его тела, немигающий взгляд и другие признаки, слишком неуловимые, чтобы их можно было передать, свидетельствовали о глубокой старости. Сейчас перед ним действительно сидел человек, который по возрасту вполне мог сравняться с Тамом Олином. Ну а его занятие было вообще загадкой. Хэл впервые о таком слышал. Любой из экзотов мог стать посланником, то есть лицом, обеспечивающим контакты с какой-либо территорией или между сферами деятельности. Но внутренние связи… с кем?

– Добро пожаловать. – Голос Падмы, не то чтобы особенно хриплый, глубокий или, скажем, слабый, казалось, доносился откуда-то издалека.

– И Чевис, специальность которой я слегка затрудняюсь объяснить, – произнес Амид. – Назовем ее специалистом по историческим кризисам.

Хэл с трудом оторвался от созерцания Падмы, чтобы посмотреть на женщину, облаченную в темно-коричневый хитон.

– Приятно познакомиться, – поприветствовал он Чевис.

– Взаимно. – Она улыбнулась. Ей можно было с успехом дать как тридцать, так и шестьдесят лет, но голос звучал молодо. – Время покажет, может случиться и так, что мы еще будем гордиться знакомством с тобой.

– Это еще надо заслужить, – ответил Хэл на реплику Чевис. – Думаю, что четверо столь уважаемых специалистов, как вы, не искали бы встречи со мной, не будь на то особых причин.

– Именно их мы и собираемся сейчас обсудить, не так ли? – услышал Хэл слева от себя голос Амида. Они сидели лицом к остальным присутствующим, и все же, что явно чувствовалось по атмосфере, царившей на балконе, Амид был не с Хэлом, а с теми, кто сидел напротив него.

Это снова породило в нем чувство печали. Образ Уолтера до сих пор был слишком ярок в его памяти; воспитанный представителями трех культур, веря в свое глубокое духовное родство с ними, все же именно у экзотов он рассчитывал найти наибольшую поддержку и понимание. И вот теперь, сидя здесь, он почти физически ощущал их непоколебимую убежденность в том, что если речь пойдет о выживании, то прежде всего необходимо будет решить вопрос о сохранении их образа жизни, а уж потом можно будет обсудить и проблему выживания расы, как таковой. Своего рода изощренная форма эгоизма – эгоизма не ради себя лично, а ради принципа. И если и есть хоть какая-то надежда на расовое выживание, необходимо сделать так, чтобы они сами осознали этот свой эгоизм.

Глядя на окружающих, Хэл чувствовал, как слабеет его внутренняя уверенность в собственной правоте. Ведь Амид мог оказаться прав, и результаты тестов подтверждают только наличие у него необыкновенной для его возраста зрелости мышления. Сейчас перед ним сидят люди, за спиной которых жизненный опыт и знания, накопленные за несколько столетий. И единственное, что он мог противопоставить им, это лишь свой жизненный опыт да, возможно, шестьдесят часов напряженных раздумий в условиях крайнего истощения и жестокой лихорадки.

– Что ты вообще знаешь об истории появления Иных? – оторвал его от размышлений чистый глубокий голос Нонны. Он повернул голову в ее сторону.

– Мне известно, что они появились на сцене лет шестьдесят – семьдесят назад, – ответил он. – Сначала на них почти не обращали внимания, пока лет пятнадцать тому назад они не объединились в одну организацию, и только тогда вдруг стало ясно, что им присущи харизматические способности.

– Фактически начало этой организации положило соглашение о взаимопомощи, заключенное между мужчиной и женщиной, рожденными в браке между представителями дорсайской и экзотской культур, – сказала Нонна. – Дэниел Спенс и Дебора поселились на Сете сорок стандартных лет тому назад.

– Они были первыми, кто стал называть себя «Иные», – вставил Алонан.

Нонна бросила на него быстрый взгляд и продолжила:

– Как это часто бывает при смешанных браках, их физическая связь длилась недолго; но соглашение осталось, быстро набирало силу и уже через пять лет к нему присоединилось более трех тысяч человек – по нашим оценкам, это семьдесят девять процентов всех, кто на тот момент вступил в смешанные браки между представителями трех основных Осколочных Культур. Сейчас Спенс и Дебора уже умерли, и организацию возглавляет последние двенадцать лет человек по имени Данно; он руководил встречей лидеров Иных в твоем доме, когда были убиты твои воспитатели.

– Тогда это его я видел через окно, – сказал Хэл. – Высокий грузный мужчина – не тучный, а грузный – с копной черных вьющихся волос.

– Да, это Данно, – донесся до него педантичный голос Алонана.

– Он сын Дэниела Спенса и Деборы, – продолжила Нонна. – Позже эта пара взяла на воспитание еще одного мальчика лет одиннадцати, он был на шесть лет моложе Данно; по нашим сведениям, он племянник Спенса с какой-то другой планеты, похоже с Гармонии. Вероятно, здесь все не так просто. Но Блейз настаивает именно на данной версии. Хотя сомневаюсь, известно ли ему самому, что здесь действительно правда, а что нет. В любом случае он очень влиятельный лидер; несомненно, более выдающийся, чем Данно, хотя, похоже, он предпочитает видеть во главе организации Данно. Ты ведь уже встречался с Блейзом.

– Да, – ответил Хэл. – Можно сказать, трижды; в последний раз, когда я сидел в тюремной камере на Гармонии, мы даже с ним разговаривали. Данно я видел только однажды, в ту первую свою встречу с ними. Как мне кажется, вы правы: Блейз умнее и одареннее.

– Это так, – тихо заметила Чевис. – Но нам абсолютно непонятно, почему его, похоже, полностью устраивает второе место. Лично я считаю, что у него просто нет большого желания быть лидером.

– Возможно, – произнес Хэл. – Или он лишь ждет своего часа. – В его голове темной тенью промелькнул сохраненный воспаленным сознанием образ Блейза, возвышающегося, словно башня, над его койкой в милицейской тюрьме. – Потому что если он во всем превосходит Данно, то в конце концов станет лидером. У него просто не будет выбора.

Какое-то время его собеседники хранили молчание, которое явно затягивалось, пока Нонна наконец не прервала его.

– Итак, ты считаешь, что рано или поздно нам придется иметь дело именно с Блейзом?

– Да, – подтвердил Хэл, стараясь избавиться от назойливых воспоминаний и переключить все свое внимание на собеседницу. – В любом случае перед нами стоит проблема, решить которую мы не готовы. Было время, когда для любого сидящего здесь сама мысль о том, что мы не сможем взять под контроль какую-либо проблему, связанную с развитием общества, показалась бы абсурдной. Сегодня мы знаем больше. Возьми мы под свой контроль Иных хотя бы лет двадцать назад, возможно, сейчас нам удалось бы с этим справиться. Но некоторые из нас были ослеплены заманчивой перспективой: быть может, Иные как раз и есть эти первые ласточки эволюционного развития расы, которого мы так долго ждали и во имя которого так много трудились все эти четыре столетия.

Нонна бросила на Хэла хмурый пристальный взгляд.

– Я была одной из них, – пояснила она.

– Мы все ими были, – донесся слабый голос Падмы. И вновь установившееся вокруг молчание, как показалось Хэлу, слегка затянулось.

– Таким образом, конечным результатом явилось появление на исторической сцене в лице Иных новой силы, которой нашим современным цивилизациям нечего противопоставить и которую мы не можем контролировать, – продолжила Нонна. – Организованная межпланетная преступность всегда была делом невыгодным, что определялось большими техническими трудностями и затратами на межпланетные перелеты. Она оставалась бы такой и для Иных, но некоторым из них удалось развить в себе необычайные харизматические навыки…

– Если мы говорим о том, что свойственно лишь некоторым из них, тогда правильнее было бы назвать это способностями, а не навыками, не так ли? – спросил Хэл, снова вдруг вспомнив возвышающегося над ним в камере Блейза.

– Может, и так, – пожала плечами Нонна. – Тем не менее, как это не назови – способность или навыки, но именно в этом и заключается сила Иных. Даже малая их горстка может манипулировать ключевыми фигурами в правительствах планет. Это обеспечивает им политическую силу и финансовые средства, и нам нечего этому противопоставить. И совсем не обязательно, чтобы таких людей в организации было большинство, хотя, похоже, они могут обучать этому не только друг друга, но даже некоторых своих последователей – что, если подумать, является ответом на ваш вопрос: навык это или способности…

– Насколько я понял, вы здесь, на Маре и Культисе, добиться такого навыка у своего народа не в состоянии, – прервал ее Хэл.

Нонна смотрела на него, поджав губы.

– Совершенно очевидно, что все применяемые ими методики разработаны экзотами, – ответила она. – Просто Иные более эффективно их используют.

– Я хочу сказать, – продолжал настаивать Хэл, – что они могут делать то, чего вы, полагаю, не можете добиться здесь среди экзотов. Быть может, дело в их исключительных способностях.

– Может быть. – Взгляд Нонны застыл.

– Мне кажется, я могу подсказать вам, почему это у них получается, – сказал Хэл. – Полагаю, помимо использования ими всех этих методик, о которых вы тут упомянули, здесь имеет место нечто, что культивировалось только среди квакеров, – стремление к наставничеству, новообращению. Давайте посмотрим на тех последователей, которые, как вы упомянули, смогли освоить и использовать кое-что из того, что, насколько вам известно, доступно лишь немногим Иным. Могу поклясться: среди них вы не найдете ни одного, кто не родился бы на Гармонии или Ассоциации или у кого по крайней мере один из родителей не был бы квакером.

И снова повисла тишина, на сей раз очень долгая.

– Интересная гипотеза, – отозвалась Нонна. – Мы рассмотрим ее. Однако…

– Если бы мне удалось найти и доставить вам сюда коренного жителя Квакерских миров, – настаивал Хэл, – взялись бы вы за его обучение, чтобы выяснить, можете ли вы развить в этом человеке харизматические навыки такого же уровня, как у Иных?

Нонна переглянулась с остальными.

– Конечно, – кивнул Падма. – Конечно же.

– Ты не должен думать, что нам неинтересны твои предложения, Хэл, – сказала Нонна. – Просто все дело во времени. На нас оказывает большое давление Блейз, он требует твоей выдачи; и мы либо соглашаемся это сделать, либо должны как можно быстрее убрать тебя с Экзотских миров. Времени слишком мало, а нам многое необходимо с тобой обговорить; и для всех будет лучше, если мы не будем отвлекаться на посторонние темы.

– Я думал, что сделанное мной предложение имеет к этому прямое отношение, – ответил Хэл.

– Я лишь пытаюсь обрисовать ситуацию и рассказать ее предысторию, – пояснила Нонна. – При этом стараюсь сделать это так, чтобы ты понял, на чем основывается наша убежденность и что мы намерены делать в сложившейся ситуации.

– Продолжайте, – произнес Хэл.

– Спасибо. Итак, чем бы ни объяснялись харизматические навыки или способности Иных, факт остается фактом – в этом ключ к их успеху. Конечно, они не могут воспользоваться ими, чтобы установить контроль над нами или дорсайцами, и, по крайней мере, над частью квакеров. Кроме того, какая-то часть обитателей других миров, похоже, тоже не поддается их влиянию; в частности, большинство жителей Старой Земли, и причина этого нам неизвестна. Но если Иные смогут использовать свои уникальные способности для установления контроля над большей частью расы, другого им и не понадобится. Как я уже говорила в самом начале, наша современная цивилизация на четырнадцати мирах ничего не может противопоставить этому. К тому же сегодня Иные могущественны, богаты и, если брать экономический аспект, могут победить даже нас. В одиночку нашим двум мирам не выстоять на межпланетном рыночном пространстве против их огромных ресурсов. И в результате Мара и Культис медленно движутся к экономической зависимости от Иных, хотя никаких шагов в этом направлении они не предпринимают – пока.

Нонна замолчала.

– Понятно, – кивнул Хэл.

– Я прихожу к выводу, – продолжала она, – что мы абсолютно бессильны против них. Попавшие под их контроль миры, очевидно, и не помышляют с ними бороться. Людям же на Старой Земле за всю историю их существования вообще никогда не удавалось прийти к общему решению; а поскольку они обладают прекрасным иммунитетом к харизматическому воздействию Иных, то, скорее всего, и дальше будут их игнорировать, пока в один прекрасный день, проснувшись, не увидят, что все окружающие их тринадцать миров полностью контролируются Иными и что у них нет иного выбора, как только тоже подчиниться им. Квакерские миры и так уже наполовину завоеваны; полное подчинение жителей Гармонии и Ассоциации – это лишь вопрос времени. Итак, остаются одни дорсайцы.

Нонна опять замолчала.

– Как вы сказали, – задумчиво начал Хэл, – остаются одни дорсайцы, которых ждет медленная голодная смерть, поскольку за пределами своей планеты им вряд ли удастся найти работу.

– Именно так, – вступил в разговор Алонан. – Прошу прощения, Нонна, но это уже по моей части. Ты прав, Хэл, но для того, чтобы удушить их голодом, потребуется время, и это единственная планета, которую Иные никогда не смогут покорить силой. Они могли бы начать затяжную войну, но в этом случае овчинка не будет стоить выделки. Дело в том, что, если дорсайцы согласятся временно стать отсталой планетой, отказавшись от технических и иных благ, которые дают им деловые отношения с другими цивилизованными мирами, и живя лишь за счет того, что смогут дать им океан и небольшие клочки суши их планеты, они обеспечат себе полуголодное, но независимое существование на столетие или даже больше. А они настолько упрямы, что вполне могут пойти на это.

– Другими словами, – заметила Нонна, – у дорсайцев еще есть время, чтобы начать действовать, и это самое важное, потому что они единственные из представителей Осколочных Культур, кто может остановить Иных, фактически они способны полностью устранить угрозу, которую несут с собой Иные.

Она замолчала. Хэл в недоумении повернулся к ней. Установилась пауза, самая долгая за все время их беседы на балконе.

– То, что вы предлагаете, – наконец произнес он, – просто немыслимо.

Нонна молча смотрела на него. Хэл обвел взглядом остальных, которые так же безмолвно сидели и ждали, что он скажет дальше.

– Вы предлагаете дорсайцам развязать кампанию террора, – сказал Хэл. – Вы это имели в виду, не так ли? Хотите, чтобы дорсайцы расправились с Иными, подослав к ним убийц. Они никогда не пойдут на это. Потому что они воины, а не наемные убийцы.