– Вторая дверь в первом коридоре справа ведет не в камеру, – хрипло выдавил он. – Это дверь на лестницу, ведущую в камеры подземелья.

Хэл вернулся в тюремный сектор. Позади себя он слышал топот шагов по бетонному полу Джейсона и остальных, старавшихся не отстать от него боевиков. Он подошел к двери, о которой говорил милиционер, и увидел, что смотровое окошко на ней открыто. Заглянув в него, он увидел знакомую картину – пустую камеру. Он взялся за дверную ручку.

Камера была не заперта.

Он толкнул дверь, и она широко распахнулась. Переступив порог, Хэл обернулся и увидел, что с обратной стороны двери к окошку прикреплен экран видеомонитора. Впереди была хорошо освещенная широкая серая бетонная лестница, ведущая вниз. Он быстро повел их по ней, и через дверь у подножия лестницы они вошли в коридор, длина которого не превышала пятнадцати метров. По обеим сторонам его находились глухие без окошек двери камер.

В том месте, где обычно находились окошки, здесь были красные металлические флажки, которые на всех дверях, кроме одной, были опущены. В пять прыжков Хэл подскочил к этой двери и протянул руку к замку.

Дверь была заперта. Он выжег замок. Засунув пистолет обратно в кобуру, оторвал кусок материи от своей рубашки, скомкал его, чтобы уберечь руку от ожога, ухватился за ручку над сломанным замком и рванул дверь.

В лицо ударило невыносимое зловоние. Он вошел внутрь камеры и чуть не упал, поскользнувшись на человеческих экскрементах, покрывавших пол. После ярко освещенного коридора, он ничего не мог разглядеть. Он остановился, выжидая, пока глаза адаптируются к темноте.

Левой щеки коснулась струйка смрадного воздуха, гонимого, по-видимому, едва работающей вентиляционной системой. Где-то впереди его ухо уловило чуть слышный звук частого дыхания. Вытянув перед собой руки, он осторожно двинулся вперед и уперся в твердую голую стену. Ощупывая стену, он стал медленно опускаться, и у основания стены его руки наткнулись на человеческое тело. Он поднял его; ему показалось, что оно весит не больше, чем тело подростка. Он повернул обратно к двери и вынес его на свет.

Не прошло и секунды, как он понял, что эта смрадная куча тряпья, которую он держал на своих руках, не что иное, как Рух Тамани. От нее, по существу, остался почти один скелет. Обожженное, покрытое кровоподтеками и гноящимися ранами лицо ее было трудно узнать, измазанные нечистотами волосы сбились в колтуны. Темные веки были плотно сжаты, чтобы защитить глаза от яркого света, но когда она медленно приподняла их, на него смотрели все те же ясные, ничуть не изменившиеся карие глаза.

Она с усилием разомкнула сухие потрескавшиеся губы. И до него отчетливо донесся ее шепот:

– Верую, что ты есть, Господи!

В памяти мгновенно всплыла картина далекого прошлого: он стоит по шею в воде, глядя сквозь прикрывающие его ветви прибрежных кустов. Впервые за долгие годы, сквозь ажурный узор тонких коричневых веток и крохотных зеленых листочков он отчетливо, как никогда раньше, видит вдали на террасе троих стариков, окруженных молодыми парнями в черной форме с длинноствольными пистолетами в руках, и очень высокого худого мужчину. Он бережно прижал тело Рух к своей груди, словно желая защитить ее, как будто ценнее не было ничего во всей Вселенной. Как тогда в кабинете в доме Аталии, внутри его снова стало разгораться холодное пламя, превращаясь в бушующий ледяной пожар.

– Вот, возьми, – сказал он, осторожно передавая Рух в руки Джейсона. – Забери ее отсюда и отдай мне свое ружье.

Пальцы его руки сомкнулись на прикладе энергетического ружья, которое отдал ему Джейсон. Прикосновение к гладкому дереву вызвало у него странное ощущение, как будто он никогда раньше не прикасался ни к чему подобному, и в то же время оно было хорошо знакомо и незабываемо. Положив в кобуру свой пистолет, он повернулся к одному из боевиков, у которого тоже было ружье, и сказал:

– Твое тоже…

Он взял второе ружье в другую руку и снова посмотрел на Джексона.

– Если меня не будет во дворе с остальными, когда вы погрузитесь в грузовики, – сказал он, – не ждите меня.

Он повернулся и пошел прочь, прежде чем Джейсон успел задать ему вопрос. Хэл слышал за собой топот шагов остальных боевиков, потянувшихся за ним. Но звуки быстро замерли вдали, когда он перешел на быстрый шаг. Он мигом взлетел вверх по лестнице, миновал тюремный сектор и оказался в комнате охранника. Не задерживаясь, пошел дальше вверх и по коридору, даже не ответив на вопрос оставленного там последнего наблюдателя – она пыталась выяснить, что же ей теперь делать со связанным милиционером.

Перед его мысленным взором с необыкновенной четкостью стояла столь хорошо изученная им карта внутренних помещений Центра. Он приближался уже к предпоследнему наблюдателю. Увидев его, она в недоумении переводила взгляд то на него, то на ружья в его руках.

– Только что позвонили из группы технического наблюдения во дворе: они полагают, что от главного входа Центра отправляется отряд, чтобы разобраться с нами… – начала она.

– Рух уже с Джейсоном и остальными, – прервал он ее, не замедляя шага. – Как только они появятся здесь, уходи с ними.

Он продолжал свой путь дальше по коридору, оставив без внимания отходившее под прямым углом боковое ответвление коридора, в котором скрывался телефонный провод, ведущий назад на кухню, а оттуда на выход.

– Но куда ты идешь, Хэл Мэйн? – крикнула ему вдогонку наблюдатель.

Он не ответил; ее вопрос эхом прокатился по коридору за его спиной.

Он шел вперед, следуя схеме, хранившейся в его памяти; у второго перекрестка коридора, ведущего к главному входу в здание, он повернул. Холодный огонь внутри него разрастался, охватывая тело. Все его чувства были болезненно обострены. Он видел и запоминал каждую трещину, каждую неровность в стенах, мимо которых он проходил. Он слышал обычно беззвучный ток воздуха в вентиляционных решетках на потолке, под которыми он проходил. Его мысли были устремлены к кабинетам главного здания Центра, отдаленным от него этими стенами и коридорами, где сосредоточились основные силы облаченных в черное милиционеров во главе со своими офицерами, среди которых должен быть и Эмит Барбедж.

Бушевавший в нем холодный пожар полностью поглотил его. Им владело лишь одно желание – достичь своей цели. Завернув за угол очередного коридора, он увидел метрах в десяти от себя трех милиционеров, выкатывающих в его направлении небольшую энергетическую пушку на колесах.

Увидев его, они от неожиданности словно окаменели, но он продолжал двигаться вперед. Наконец один из них пришел в себя и потянулся к спусковому рычагу. Ружья в руках Хэла коротко рявкнули, левое из них – дважды, и все трое упали на пол. Он поравнялся с ними, не задерживаясь, прошел мимо и устремился дальше к главному входу в здание.

– Докладывайте! – резко прогремел по коридору хриплый голос из динамика под потолком. – Сержант Эйбрам, докладывайте!

Но он уже шел дальше.

– Что там у вас происходит, сержант? Доложите немедленно! – донесся до него приглушенный расстоянием призывный вопль из динамика. Он продолжал свой путь.

Он шел, словно одержимый; холодная ярость не оставила места для других мыслей. Свернув еще в один коридор, он в упор столкнулся с двумя милиционерами и тут же уложил их выстрелами своих ружей, но один из ответных разрядов энергетических пистолетов, которыми оба они были вооружены, полоснул его по рукаву куртки, слегка задев, верхнюю часть левой руки. Запахло паленой материей и горелым мясом, но он не почувствовал ни боли, ни ожога.

Хэл находился уже совсем близко от главного входа. Коридор, по которому он двигался, невдалеке упирался в другой коридор. Он заметил изменения в окружающем его интерьере. Простенки между дверьми, теперь уже застекленными, стали гораздо шире, что говорило о том, что скрывающиеся за ними комнаты больше тех, мимо которых он проходил раньше. На расстоянии шагов шести до конца коридор неожиданно расширялся; здесь и дальше его выкрашенные белой краской бетонные стены были облицованы гладким камнем. Пол тоже стал другим, он был выложен узором из серых кафельных плиток разного размера и формы и тщательно отполирован; звук его шагов стал более звонким. Зрение его было обострено до предела, и в ярком свете скрытых под потолком ламп ему казалось, что воздух впереди колеблется, словно живая плоть.

Он действовал движимый не инстинктом и не приобретенной в ходе тренировок военной выучкой, а тем, что скрывалось в нем раньше и поднялось из глубин его памяти. Он вдруг почувствовал, как будто чья-то властная сильная рука опустилась на его плечо, остановила, развернула и направила его в один из этих темных кабинетов. Закрыв за собой дверь, он отступил в сторону, скрывшись в темноте комнаты и глядя через стеклянную дверь в пустоту коридора.

Какое-то время он ничего не видел и не слышал. Затем издалека донесся нарастающий топот сапог бегущих людей, которые быстро приближались к этому кабинету. И через минуту человек двенадцать вооруженных до зубов милиционеров появились из-за угла находившегося впереди коридора и промчались мимо двери в ту сторону, откуда он пришел. Он дал им пройти. Когда они скрылись, он снова вышел в коридор и, дойдя до пересечения его с другим коридором, повернул налево и продолжил свой путь в ту сторону, откуда появились милиционеры. Снова свернув за угол, он оказался у последнего перекрестья коридоров, забитого людьми в черной форме, деловито снующими из двери в дверь. Они в недоумении смотрели на то, как он шел между ними, но ни один из них не остановил его. И вот он уже у открытой двери, расположенной в левой от него стене коридора. Заглянув внутрь, он увидел большую комнату с высокими, закрытыми темными шторами окнами в дальнем конце ее и длинным, заваленным бумагами, столом для совещаний. По обеим сторонам двери стояли два рядовых милиционера, вооруженных конусными ружьями; и когда он, повернув, собрался войти в нее, они направили на него свои ружья и сделали шаг вперед, загораживая ему дорогу.

– Кто вы?.. – начал один из них.

Хэл, не раздумывая, нанес одновременно удары правой и левой рукой. Приклад энергетического ружья пришелся одному охраннику в голову, а ствол другого ружья по горлу другого; оба тут же замертво свалились на пол. Хэл вошел в комнату, закрыв за собой дверь.

Сидевшие за столом совещания вскочили на ноги. Не останавливаясь ни на минуту, Хэл понял, что сделанное им предположение, когда он мельком заглянул в комнату через дверь, оказалось верным – в комнате, судя по форме, находились одни офицеры.

Двое потянулись к кобуре висевших у пояса пистолетов; ружья в руках Хэла коротко рявкнули. И оба офицера упали. Остальные стояли, не двигаясь, и молча смотрели на него. Кто-то взялся за ручку двери со стороны коридора и повернул ее.

– Не входить! – крикнул офицер в дальнем конце стола.

– Где Эмит Барбедж? – спросил Хэл, поскольку того, за кем он пришел, в кабинете не было. Задавая свой вопрос, он все время перемещался вдоль стен комнаты, с тем чтобы его не могли подстрелить не только присутствующие в комнате офицеры, но и те, кто стоял за закрытой дверью, через которую он вошел.

Ему никто не ответил. Продолжая двигаться и подбираясь ближе к столу, Хэл навел ствол ружья, которое он держал в левой руке, в грудь старшего по званию крепко сбитого пятидесятилетнего офицера, стоявшего в дальнем от двери конце стола у одного из зашторенных окон.

– Его здесь нет… – ответил майор.

– Где он? – требовательно спросил Хэл. Лицо майора побледнело. Но потом снова стало приобретать свой цвет.

– Никому из присутствующих здесь это не известно, – сказал он хрипло – Если бы кто и мог ответить на твой вопрос, так это только я, но я тоже не знаю.

– Но он здесь, в Центре, – сказал Хэл; люди Аталии сообщили, что Барбедж несколько часов тому назад вернулся в Центр и с тех пор не покидал его.

– Черт возьми! – гневно воскликнул майор. – Неужели ты думаешь, что я сказал бы тебе, если бы даже и знал?

Но сверхобостренный слух Хэла уловил нотки торжества в голосе офицера. Очевидно, тот не только лжет и знает, где Барбедж, но и успел что-то сделать, едва только Хэл вошел в комнату.

В памяти всплыли слова предпоследнего наблюдателя у телефонного кабеля, предупредившего его о том, что оборудование слежения во дворе кухни засекло подозрительное передвижение отряда от главного входа, – его, очевидно, направили ликвидировать группу по освобождению Рух. Хотя руки майора лежали на виду на столе, сам он стоял, прижавшись животом к торцу стола. Хэл быстро обошел стол и оттолкнул майора. В столешнице находился скрытый до этого от его глаз нижней полой форменного кителя майора узкий, не шире линейки, и длиной с ладонь Хэла пульт связи.

Дверь в комнату с грохотом распахнулась, и в нее ворвался отряд милиционеров.

– Взять его! – скорее взвизгнул, чем крикнул майор. Стоящие вокруг стола офицеры, не успевшие до этого вынуть личное оружие, вновь потянулись за ним.

Малахия Насуно или любой, прошедший дорсайскую подготовку, мог бы сразу сказать, в чем заключалась ошибка милиционеров. Их оказалось слишком много в комнате, и поэтому попытка с самого начала была обречена на провал. Расчетливо и уверенно маневрируя вокруг стола, прикрываясь телами тех, кто жаждал убить или схватить его, Хэл убивал сам или подставлял под огонь противника всех, кто попадал ему под руку. Наконец, когда в комнате почти не осталось никого, стоящих на ногах, уцелевшими овладела паника. Они вдруг все разом бросились ко все еще распахнутым дверям.

Хэл увидел, что стоит один в комнате и что путь к двери открыт.

Охваченный не отпускавшей его холодной яростью, он все же прекрасно понимал, что его победа призрачна; уходить через открытую дверь было слишком опасно. Хэл направил свой энергетический пистолет на одно из зашторенных окон и одним выстрелом разнес окно и штору. Многослойное стекло выдержало бы энергетический удар из пистолета с большого расстояния, но не с такого, с какого это сделал он.

По схеме, хранившейся у него в памяти, он помнил, что это окно находится в конце фасада как раз там, где он образует угол с боковой стеной, в конце которой находился вход в служебный двор и кухонный блок. Он спрыгнул на бетонный тротуар прямо позади припаркованных вдоль его обочины милицейских машин. Упав на землю, он остался лежать на животе у самого основания фасадной стены Центра, поскольку над его головой беспрестанно слышался свист зарядов. В него стреляли нападающие, что засели в здании на другой стороне улицы напротив главного входа.

Безусловно, среди тех, кто вел непрерывный огонь по фасаду Центра, были люди, способные сообразить, что выпрыгнувший из разбитого окна здания человек, к тому же не в милицейской форме, вряд ли похож на врага. Но таких могло оказаться слишком мало, и они могли быть слишком разбросаны, чтобы успеть быстро сообщить об этом всем остальным, охваченным азартом схватки.

Стрельба из конических ружей продолжалась, но, как он и предполагал, припаркованные вдоль края тротуара машины заслоняли его нападавших и защищали от выстрелов тех, кто близко подобрался к зданию. В то же время его позиция у основания стены под выступающим узким декоративным каменным карнизом окна, из которого он только что выпрыгнул, была не видна и прикрыта от выстрелов из самого здания. Не задерживаясь долго на одном месте, он стал продвигаться вдоль стены к углу здания, находившемуся от него на расстоянии нескольких метров.

Наконец он добрался до конца стены и свернул за угол. Поднявшись на ноги, он побежал вдоль пустынной освещенной улицы в сторону видневшихся впереди фонарей служебного входа.

Подбежав ближе и не услышав со двора никакого шума, он замедлил шаг. По его расчетам, боевики еще не могли погрузиться в машины и уехать. Он двигался быстро и бесшумно, пока не достиг стены, отделяющей двор от улицы. Оставив без внимания ворота, он забрался на стену, цепляясь пальцами за трещины в том месте, где она примыкала к самому зданию, и спрыгнул во двор.

Грузовики все еще были там, они стояли совсем близко от него, загораживая ему обзор большей части двора. Он вытащил энергетический пистолет и, держа его в руке перед собой, стал осторожно обходить ближайший к нему грузовик… и с облегчением вздохнул.

Боевики еще готовились к отъезду. Возможно, вид Рух настолько потряс их, как это было и с ним, что они не смогли погрузиться раньше. Они старались двигаться как можно тише, общаясь друг с другом по большей части жестами.

Рух как раз подносили к задней двери ближайшего к нему грузовика. Не обращая внимания на изумление членов команды, для которых он появился словно бы из воздуха, он приблизился к носилкам, на которых она лежала.

Державшие носилки замешкались, не зная, как передать их тем, кто стоял в грузовике, задний борт которого был высоко поднят. Рух тоже смотрела на него. Наверное, медсестра, бывшая в команде второго состава, ожидавшей их во дворе, уже дала ей лекарства, стремясь облегчить ее страдания и подкрепить силы; сейчас ее глаза были раскрыты, а голос, хотя все еще очень тихий, звучал гораздо тверже, чем тогда в камере тюремного сектора.

– Спасибо тебе, Хэл, – прошептала она. На какое-то время бушевавшая в нем холодная ярость отпустила его.

– Благодари других, – сказал он. – У меня на это были корыстные мотивы; остальные же просто хотели вытащить тебя.

Она заморгала. Глаза ее увлажнились. Ему показалось, что она хочет еще что-то сказать ему, но на это у нее уже нет сил. Тогда он заговорил сам.

– Лежи спокойно, – прохрипел он осипшим вдруг голосом. – Я заберу тебя отсюда на Мару. Там экзоты живо починят тебе тело и душу, будешь как новенькая.

– Только тело… – прошептала она. – Душа всегда со мной…

Хэл почувствовал, как кто-то дергает его за рукав. Он обернулся и увидел позади себя Аталию, лицо ее было искажено гневом. Он позволил ей отвести себя в сторону, чтобы их не услышала Рух.

– Ты ничего не говорил нам о своем намерении увезти ее с этой планеты! – свирепо прошептала она ему в ухо.

– Если бы я сказал это, разве стали бы вы рисковать своими жизнями, чтобы освободить ее? – ответил он. – Я говорил вам, что как бы ни ценили ее здесь, на Гармонии, ее жизнь гораздо важнее для всей расы в целом. Теперь, когда ее освободили, не кажется ли тебе, что самым разумным и безопасным для нее, равно как и для любого другого, кто попытается спрятать ее, будет покинуть эту планету?

– И все же ты не друг, – произнесла она с горечью.

– Ответь себе на этот вопрос через год, – отозвался Хэл. – В любом случае, вывезти ее с Гармонии мы сможем только через посольство экзотов, никому из вас не удастся этого сделать. А как только станет известно, что ее на планете нет, милиция оставит вас в покое.

– Ладно, – нехотя согласилась Аталия. Но взгляд, которым она проводила его, все еще оставался свирепым.

Приподняв носилки с одного края, чтобы было удобнее взяться за них тем, кто находился в кузове, боевики начали было погружать их в грузовик. Но затем передумали, решив, в конце концов, что будет все же разумнее опустить задний борт грузовика. И тут со стороны входа в кухонный блок, как гром среди ясного неба, неожиданно прогремело:

– Итак! У нашей мерзкой блудницы нашлись друзья, готовые на все, лишь бы уберечь ее от Божьего суда? – жестко и торжествующе прозвучало в тишине двора.

Все обернулись. У входа на кухню тонкий, как палка, в своей облегающей черной форме полковника милиции, стоял Эмит Барбедж. Он был один. Энергетическое ружье в его руках держало под прицелом всех находившихся во дворе; и даже не глядя вокруг, Хэл знал, что у одного из них, как и у него самого, не было в руках оружия.

– Несите ее обратно, – грубо приказал Барбедж. – Живо!

При этих его словах Хэла вновь охватила холодная ярость; и оттуда же из глубин его души пришло и знание, что нужно делать.

Тишину двора разорвал дикий бессмысленный крик, вырвавшийся из его горла. Он исторгался не только из легких, он рвался из каждого нерва, из каждого мускула его естества, это был самый мощный крик, на который только было способно его тело. Эта лавина звука, направленная исключительно против одного Барбеджа, обрушилась на тощего бледнолицего полковника, словно дубина. На какое-то мгновение Барбедж, казалось, остолбенел от этого крика, и в ту же секунду Хэл, отпрыгнув в сторону, оказался вне зоны поражения из ружья Барбеджа, выхватил свой пистолет и выстрелил.

Само решение и действия были правильными. Но его тело не подвергалось с детства безжалостным тренировкам, и от него не требовалось постоянно поддерживать себя в безукоризненной физической форме. Занятия с Малахией в раннем детстве и последняя пара лет самостоятельной тренировки на Энциклопедии не могли дать его телу того, чем оно обладало бы, будь он рожден и воспитан на Дорсае. Выпущенный из его оружия энергетический заряд попал не в Барбеджа, в которого он целился, а в ружье, выбив его из руки офицера. Оно оказалось на бетонных плитах двора; кончик его дула тускло светился красным светом.

И Барбедж, в отличие от Хэла, который оказался не на высоте, Барбедж превзошел самого себя. Несомненно, он был дважды выбит из колеи, сначала этим безумным криком, а потом потерей оружия, но он пришел в себя прежде, чем Хэлу удалось полностью восстановить свое равновесие. Безоружный он бросился к грузовику, возле которого стояли носилки Рух.

Хэлу никак не удавалось поймать его на мушку, слишком много людей было между ними. И, отбросив в сторону свой пистолет, он рванулся вперед наперехват Барбеджу, достав его как раз в тот момент, когда тот достиг заднего борта грузовика. Ухватив за пояс и за плечо яростно сопротивляющееся тело, Хэл поднял его высоко в воздух. Он сделал это так легко, словно поднял над собой одетое в мужскую одежду и набитое соломой чучело.

– Нет! – произнесла Рух.

Звук ее голоса был вряд ли сильнее, чем раньше, минуту назад, когда он с ней разговаривал; но Хэл услышал этот шепот и остановился. Ярость сжимала его своей ледяной рукой.

– Почему? – спросил он. Барбедж, которого он все еще держал над головой, замер, понимая, что в любую минуту может запросто окончить жизнь на плитах двора.

– Ты не можешь причинить ему вред, – сказала Рух. – Поставь его на землю.

Дрожь судорогой пробежала по всему его телу; но он продолжал держать Барбеджа в воздухе.

– Ради меня, Хэл, – услышал он ее голос, пробившийся сквозь сковывающую его ярость, – опусти его снова на землю.

Хэл выполнил просьбу Рух. Барбедж стоял, словно в ступоре, его окаменевшее лицо смотрело на Рух, а не на него.

– Его надо остановить, – пробормотал Хэл. – Еще давным-давно Джеймс Сын Божий говорил мне о том, что его надо остановить.

– Джеймс был слишком любим Господом, равно как и многими из нас, – сказала Рух. С большим усилием она приподнялась на носилках и заглянула Хэлу в лицо. – Но даже и святые не всегда правы. Я снова говорю тебе, ты не можешь навредить этому человеку. Он принадлежит к Избранным и слушает только себя и Господа. Ты думаешь, что, разбив его тело, сможешь наказать его за то, что он сделал со мной и с другими. Но его тело для него ничего не значит.

Хэл повернулся и пристально посмотрел на белое лицо над черным воротом мундира, которое не видело никого, кроме Рух.

– Что тогда? – услышал Хэл свой голос. – Что-то же должно быть сделано.

– Вот и сделай это, – сказала Рух. – Сделай то, что будет гораздо ужаснее, чем просто разрушить его смертную оболочку. Он не услышит своих товарищей. Оставь его Господу. Оставь его одного внимать гласу Божьему.

Хэл все еще внимательно следил за Барбеджем, ожидая, что тот вот-вот заговорит. Но, к его удивлению, Барбедж молчал. И не двигался. Он просто стоял и смотрел на Рух, которая снова опустилась на носилки.

Какое-то время во дворе не было заметно никакого движения. Затем медленно боевики стали заносить носилки в машину; погрузив их, они забрались в нее сами, присоединившись к тем, кто их уже ждал там. Хэл продолжал стоять, зорко следя за тем, чтобы Барбедж не смог поднять упавшего ружья. Но тот так и не пошевелился, выражение его лица не изменилось, он все так же напряженно всматривался в темноту брезентового фургона, в котором исчезла Рух.

Загудели моторы грузовиков.

– Хэл! Давай сюда! – услышал он голос Джейсона. Медленно, не отрывая глаз от Барбеджа, Хэл отступил на два шага назад и поднял отброшенный им пистолет там, где он упал. Осторожно, не поворачиваясь спиной к милицейскому офицеру, он запрыгнул в кузов грузовика, в котором была Рух. Забравшись, он обернулся в его сторону и, стоя у вновь поднятого заднего борта, не выпускал из руки пистолета, пока грузовик медленно выруливал из двора и до тех пор, пока стена не скрыла его из вида.

Но Барбедж так и не сдвинулся с места.