Привычный вид панели транспортера растворился, и едва с легким пощипыванием процесс дематериализации перенес Маккоя на поверхность Эты Скорпии IV, его место заняла новая панорама. Молочно-белое солнце этой системы уже утонуло за горизонтом, и глубокие тени набросили свои покровы на лужайку перед зданием посольства Федерации. Моросил мелкий дождик, и Маккоя пробрала дрожь, когда холод прокрался под его утепленную полевую куртку.
      Посольство, некогда величественное сооружение, теперь было разваливающимся на части зданием с отметинами и разрезами от огня разрушителей. Главный корпус оставался еще более-менее целым, но административное крыло исчезло, уничтоженное полностью. В гаснущем свете дня только остатки вентиляционных труб стояли словно часовые… Из тлеющей громады здания поднимался толстый клуб дыма. От едкого запаха обугленного дерева, смешанного со сладковатым, почти тошнотворным ароматом плавящегося пластика Маккой зажал нос.
      Лужайка изобиловала огромными земляными кучами в тех местах, где упали звуковые гранаты. Маккою они казались работой какого-то гигантского безумного крота. Дверь посольства, целиком стеклянная, с медными украшениями, была разбита вдребезги, и он видел внутренность просторного вестибюля. Люстра, некогда изящно покачивавшаяся над мозаичным полом – возможно, не ранее чем сегодня утром, – лежала спутанная и растрескавшаяся, все призматические подвески раскололись.
      Внутри здания не было и признака жизни. Ни света из разбитых окон, ни движения. Было так же тихо и неподвижно, как в центре урагана. Или, язвительно подумал Маккой, как в эпицентре ядерного взрыва, что более соответствует ситуации.
      В отдалении он видел оранжевые сполохи, отбрасываемые пылающей столицей. Революционеры жгли, грабили, убивали, в ярости одним махом уничтожая достижения нескольких поколений, уподобляясь клингону Кх'миру, развязавшему эту гражданскую войну. Маккой услышал резкий звенящий звук дизрапторного выстрела, рикошетирующие камни и кирпич, и подпрыгнул, когда бомба разорвалась метрах в семидесяти от того места, где он стоял.
      В отдалении он видел оранжевые сполохи, отбрасываемые пылающей столицей. Революционеры жгли, грабили, убивали, в ярости одним махом уничтожая достижения нескольких поколений, уподобляясь клингону Кх'мыр'у, развязавшему эту гражданскую войну. Маккой услышал резкий звенящий звук дизрапторного выстрела, прошедшего рикошетом о камни и кирпич, и подпрыгнул, когда бомба разорвалась метрах в семидесяти от того места, где он стоял.
      – Доктор, – голос Спока вывел его из оцепенения, напомнив Маккою, что он здесь не один. – Я обнаружил слабые признаки жизни внутри посольства.
      – Значит Сарек может быть еще жив? – спросил Маккой, стараясь говорить тихо. Двое офицеров службы безопасности были проинформированы о текущей ситуации. Но, зная Спока, он счел нужным не упоминать личность посредника Федерации, пославшего сигнал бедствия, который и привел их сюда.
      – Такая вероятность существует… – голос Спока оборвался, когда он заметил тело, лежащее лицом вниз в вестибюле. Это безошибочно был человек; вернее, то, что от него оставалось. Спок едва заметно побледнел, и снова поправил на правом плече сумку с аварийным снаряжением, – Полагаю, мы проверим.
      С фазером наизготовку, Спок широкими шагами направился к руинам. Пробираясь следом за ним через хаос разбросанного по широкой аллее мусора, Маккой стал замечать в вулканце все усиливающееся, но подавляемое беспокойство.
 

***

 
      Джим Кирк, сидя в своем командирском кресле, пытался разгадать, с чем же пришлось столкнутся наземному отряду. Зная, что клингоны без сомнения где-то поблизости и, возможно, перехватывают сообщения, он предупредил Спока, чтобы тот не выходил на связь до тех пор, пока не будет готов к возвращению на корабль.
      На "Энтерпрайзе" была объявлена красная тревога, и, хотя Кирк приказал отключить сирены больше часа назад, алое сияние тревожного статуса по-прежнему озаряло лица экипажа мостика кроваво – красными отблесками, подчеркивая всю серьезность их миссии. Радиомолчание было мерой предосторожности, и капитан считал это вполне приемлемым в таких ситуациях в прошлом. Теперь он понимал, почему. В тех случаях он сам был с десантом на поверхности, а не ждал в беспокойстве на борту "Энтерпрайза".
      Имеющаяся на данный момент информация была далеко не утешительной. Они находились на низкой синхронизированной орбите над столицей, и сканеры корабля обнаружили в атмосфере следы использования тяжелой артиллерии, но никакой радиации – по крайней мере пока.
      "Даже клингоны не такие дураки", – с горечью подумал Кирк.
      Что больше всего его волновало, так это данные о посольстве, которые получил Спок. Оно несомненно все еще стояло, по крайней мере большая его часть, но силовое поле было либо отключено, либо каким-то образом пробито.
      Капитан выстукивал пальцами на подлокотнике центрального кресла тревожную дробь. Затем, поняв насколько громко это звучит, резко остановился. Отведя взгляд от главного обзорного экрана, он осознал, что рядом с ним стоит Ухура. Как долго она стояла здесь, дожидаясь, пока он заметит ее, Кирк не знал.
      – Простите, лейтенант, – пробормотал он, беря протянутый ею планшет. Слегка проглядев его, он нацарапал свои инициалы и вернул ей.
      – Это тяжелее, чем кажется, – ответила она с понимающей улыбкой.
      – Что?
      – Ожидание.
      На секунду капитан уставился на нее, и тут до него дошел смысл слов. Сколько раз Ухура сидела на этом мостике, в ожидании и беспокойстве? Как часто он самолично вносил лепту в ее тревоги, не связываясь для проверки тогда, когда был должен? В этих темных милых глазах он увидел отражение своих собственных страхов, и вздохнул.
      – Это чертовски трудно, – признал он со слабой улыбкой.
      – Вы же знаете мистера Спока, – мягко сказала она. – Он скурпулезный и привык докапываться до сути.
      – Скурпулезный в сборе данных, – угрюмо ответил Кирк. – И равно скурпулезный в попадании на пути разнообразных летающих снарядов.
      – Они там, внизу, не так уж долго, – приободрила Ухура.
      – Меньше десяти минут, – тревожно ответил Кирк. Он смотрел вперед, на опустевшую научную станцию – как будто ожидал, что Спок исправит его оценку времени более точной цифрой.
 

***

 
      Маккой навидался на своем веку изуродованных в боях тел, но резня, учиненная в посольстве превосходила и Цестус III и битву при Донату V вместе взятые. Перед его глазами все плыло от бессильной ярости за безвинных, погибших здесь. Даже потеря одной-единственной жизни, которую можно было предотвратить, вызывала у Маккоя гнев. Но то, что тысячи погибли из-за чего-то настолько незначительного, казалось непостижимым.
      – Проклятые клингоны! – пробормотал он. – Они стоят за всем этим, и ради чего?
      – Дилитиум, доктор, – ответил Спок, не отрывая глаз от экрана трикодера. – Самое ценное, самое разыскиваемое вещество в нашей галактике. Видимо, вооружая и подстрекая местных революционеров, клингоны успешно развалили существующую политическую структуру, что привело к срыву переговоров о вступлении в Федерацию. Без поддержки и защиты Федерации, планета открыта для клингонского вторжения. И, в отличие от нас, клингоны не собираются справедливо распределять богатые залежи дилитиума на этой планете. Наоборот, они возьмут их силой, разоряя не только страну, но также и местных жителей, оставляя…
      – Проклятье, Спок! – угрюмо оборвал его Маккой. – Это был риторический вопрос, а не приглашение прочесть лекцию!
      Вулканец слегка приподнял бровь. Маккоя обеспокоило отсутствие дальнейшей реакции. Ситуация была действительно серьезной, когда Спок отказывался от возможности попререкаться с ним.
      – Пошли. Этот твой трикодер засек где-то здесь признаки жизни, продолжим поиски.
      Маккой потерял счет найденным трупам. Большинство было убито из клингонских дизрапторов-разрушителей. Гибель от разрушителя и в лучших обстоятельствах не являлась тем, что тянет попробовать; эти же явно были установлены на минимальную силу для полного разрушения клеточной структуры. Другими словами, они убивали, но смерть не была ни быстрым, ни безболезненным процессом.
      Следуя показаниям трикодера Спока, они вскоре оказались на третьем этаже посольства.
      – Мистер Спок! – один из офицеров охраны показывал на фигуру, навзничь лежащую на разбитых остатках офисной двери.
      Это был Сарек. На ходу открывая аптечку, Маккой следом за Споком подбежал к послу. Его лицо исказилось от сочувствия, когда он провел сканером над своим пациентом.
      – Выстрел дизраптора. Прямо в грудь. Должно быть, они выстрелили, когда он входил в дверь, и силой удара его отбросило сквозь нее.
      Сканер врача гудел и потрескивал. Маккой воздерживался давать медицинский прогноз вслух, тревожно осознавая, что Спок может распознать звуковой сигнал и не дожидаясь интерпретации трикодера.
      – Думаю, он был в таком состоянии несколько часов, – прошептал Маккой извиняющимся тоном. Он встретился взглядом со Споком и прочел скрытую за внешним вулканским спокойствием тревогу.
      – Он будет жить?
      – Господи, Спок, я не знаю, – Маккой отшвырнул окровавленные обрывки разорванного одеяния Сарека, тихо пробормотав проклятия, когда его собственные глаза подтвердили то, что трикодер уже сообщил ему. – Нужна операция, переливание крови…
      Спок со щелчком открыл коммуникатор, чтобы подать на корабль сигнал.
 

***

 
      – Капитан. Я получаю данные о небольшом торговом корабле скаут – класса, – объявил Чехов с сильным русским акцентом. – Федеральная регистрация подтверждена, но он направляется прямо на нас!
      – Какого дьявола? – Кирк встал за панелью управления вооружением. – Этот сектор пространства был закрыт для всех торговых кораблей с момента подтверждения революции на Эта Скорпии. Раз они идут под регистром Федерации, они должны получить сообщение. Зачем они прилетели в запретную область?
      Зулу обменялся озадаченным взглядом с Фэлоном, навигатором-андорианцем, и пожал плечами. Ситуация на Эта Скорпии была совершенно очевидной; в течение последних двух дней на субпространственных частотах не передавалось ничего другого. Без сомнения, ни один капитан сознательно не направился бы в область пространства, объявленную опасной, без достаточной на то причины.
      – Ухура, – сказал Кирк. – Постарайтесь установить контакт, предупретите их!
      – Стараюсь, сэр, но не получаю никакого ответа.
      – Компьютерное подтверждение пришло, сэр, – промолвил Чехов. – Они проверяются, федеральный регистрационный номер AS-2018-28868441475-8, "Каз'Уераза." – "Каз'Вераза", – с полуулыбкой поправил Фэлон. – "Победа". Это должно быть андорианский корабль, сэр.
      Чехов кивнул головой:
      – Это торговый корабль, капитан. Они представили план полета две недели назад на ближайшей звездной базе, и идут по расписанию. – Он щелкнул переключателем и начал сканировать маленький корабль. – Внешних повреждений нет. Все системы, похоже, функционируют. Подтверждается наличие на борту восьми жизненных форм. Сейчас они перешли на досветовую, траектория соответствует заходу на посадочную орбиту Эта…
      – Капитан, я получила сигнал, – прервала Ухура.
      Шепчущий голос без сомнения принадлежал андорианцу, что подтвердило определение мичмана Фэлона:
      – Это Фелесс, капитан "Каз'Вераза". Запрашиваю разрешение на посадочную орбиту, прием, Эта Скорпии.
      – Они должно быть не знают! – не веря сам себе прошептал Зулу, дав изображение корабля на главный экран. Он слышал, что некоторые торговые корабли отключают подпространственную связь на время путешествия в искривленном пространстве ради экономии энергии, но никогда не воспринимал эти слухи всерьез. Единственный раз, когда он видел корабль, совершивший подобное, – это был с грузовоз J-класса, везший трех женщин и пилотируемый Харкуртом Фентоном Муддом. Путешествие без субпространственной было не только нелегальным. Оно было также абсолютно самоубийственным.
      – Ухура, открыть частоту, – приказал Кирк.
      – Частота открыта, сэр.
      – Капитан Фелесс, это капитан Джеймс Т. Кирк, звездолет Федерации "Энтерпрайз". Путешествуя в этом секторе, вы нарушаете ограничение Федерации по передвижению. Планета находится в состоянии революции и Совет запретил высадки на нее без особого разрешения. Прием.
      – Революция? – ответил шепелявый голос андорианца. Он, видимо, был искренне удивлен таким открытием.
      – Да, и вы должны покинуть эту область с максимальной скоростью, – приказал Кирк своим самым авторитетным тоном. Его одолевало сильное желание прочесть этому безмозглому нотацию о последствиях отключения подпространственной связи, но тогда он должен будет внести это в рапорт. И в результате капитанская лицензия Фелесса может быть аннулирована или временно приостановлена. К тому же для нотаций не было времени.
      – Наши искренние извинения, капитан. Мы не знали. Конечно, мы сделаем, как вы велите.
      – Вижу я, что вы делаете, – не удержался от резкости Кирк. Он прекрасно знал, что вежливый ответ был только видимостью. Андорианцы были известны тем, что вырывали у своих врагов сердца, будучи при этом крайне любезными.
      Андорианский корабль подал назад и начал разворачиваться.
      – Из всех глупейших, опаснейших, идиотских… – начал было Кирк, давая выход своему беспокойству за десантную группу в злости на андорианцев.
      – Капитан. Я получаю сигналы. Сперва я подумал что это сенсорное эхо от "Каз'Уераза" но они слишком сильные, – прервал Чехов. – Что бы это ни было, оно следует за андорианским судном.
      – Просканировать на ионный след, – приказал Кирк.
      – Отрицательно, – ответил Чехов. – Я засек один от андорианского корабля, но больше ничего.
      – Может, это…
      – Капитан! – вскрикнул Фэлон, указывая на экран, на котором Зулу сфокусировал сенсорное эхо.
      На экране возник клингонский военный крейсер К'Т'Инга-класса. Прежде, чем кто-нибудь успел открыть рот, клингоны открыли огонь по торговому кораблю. Мощные энергетические стрелы вонзились в беззащитный корпус, расколов "Каз'Вераза" на части, словно грецкий орех. Взрыв материи и антиматерии в разрушенных двигателях выглядел почти разочаровывающим. В мгновение ока все было кончено. Небольшие металлические осколки спиралью уносились из поля зрения остаточной взрывной волной, оставляя только черноту там, где только что был маленький корабль.
      – Всему экипажу, боевая готовность! – скомандовал Кирк, едва клингонский корабль развернулся и двинулся в атаку на "Энтерпрайз". – Зулу, уводи нас с орбиты.
      – Есть, сэр.
      – Контроль вооружения, огонь по моей команде, – продолжал Кирк.
      – Фазеры готовы, фотонные торпеды в боевой готовности.
      Клингонский корабль промчался над ними, когда уклоняющийся маневр Зулу вывел их из зоны автоматического наведения фазеров противника; выстрел только вскользь задел защитные поля "Энтерпрайза". Накренившаяся энергетическая молния прошла на волосок от планеты.
      Чехов присвистнул:
      – Было близко!
      – Слишком близко, – добавил Кирк, возвращаясь назад в центральное кресло. – Зулу, дай мне немного места для маневра. Уведем их из этой системы.
      Клингонский корабль развернулся, заходя на новую атаку, и Зулу оглянулся через плечо.
      – Но десантная группа…
      – Если хоть один из клингонских залпов попадет в столицу Эта Скорпии – не будет никакого десанта, мистер.
      – Есть, сэр.
      Проворные пальцы затанцевали над панелью рулевого управления, и "Энтерпрайз" на сверхсветовой помчался от Эта Скорпии прочь.
 

***

 
      Спок с щелчком закрыл аккумуляторную пластину коммуникатора. Встретившись с вопросительным взглядом Маккоя, первый офицер покачал головой:
      – С коммуникатором все в порядке, доктор. Должно быть, корабль вне радиуса действия.
      – Они бы этого не сделали, если только… – Маккой сделал паузу, приходя к тому же выводу что и Спок. – Клингоны.
      – Это будет самым логичным объяснением. Если "Энтерпрайз" вступил в бой, может пройти некоторое время прежде чем он сможет вернуться.
      – Сареку нужна немедленная медицинская помощь. Если мы быстро не доставим его в медотсек, он умрет.
      – Я в курсе, доктор, – ответил Спок. – Однако, до тех пор, пока корабль не вернется, у нас есть несколько возможных вариантов.
      Сарек зашевелился в крепких объятиях своего сына, застонал, и его глаза открылись.
      – Аманда?..
      Его прерывистый вздох был слабым, но скрытое за ним переживание не поддавалось сомнению.
      – Отец… – челюсти Спока сжались, и он остановился на мгновение, прежде чем продолжить. – Ты серьезно пострадал. Ты на Эта Скорпии. Мать в безопасности, на Вулкане.
      Сарек, похоже, не узнавал своего сына. Он слабо ухватился за плечо Спока, лицо исказилось в агонии:
      – Жена… больно, боль…
      – Сарек, это Леонард Маккой с "Энтерпрайза". Вас ранили. Постарайтесь лежать неподвижно. Мы доставим вас на корабль так быстро, как только сможем.
      Сарек повернул голову и пустым взглядом уставился на Маккоя.
      – Позор… ни один вулканец не может… я должен…
      – Отец,…
      – Не могу… справиться с болью, – выдохнул Сарек. – Аманда?
      – Давай перенесем его на кушетку, Спок.
      Они находились в длинном узком кабинете, обставленном в старомодном стиле. Один конец комнаты занимал громадный рабочий стол красного дерева, на другом по бокам от камина располагались две кушетки. Вся стена за столом была испещрена рядом узких высоких окон, дающих панорамный обзор на разгром внизу.
      Первый офицер перенес отца на кушетку и уложил на жесткие подушки, Маккой встал позади.
      – Жена, позаботься!
      Видя смятение отца, Спок приподнял бровь и в его темных глазах Маккой увидел смешение беспокойства и тревоги. Спок и раньше видел Сарека испытывающим боль, но тогда боль подавлялась вулканским стоицизмом. Семь лет назад, во время путешествия на "Энтерпрайзе" к планете Бабель Сарек был страшно болен, но никогда не бредил и не испытывал дезориентации.
      – Сейчас он слишком сильно изранен, слишком слаб, чтобы войти в целительный транс, и он не может совладать с болью, – объяснил Маккой.
      – Отец, ты должен контролировать, – произнес Спок, его голос был тверд. Когда Сарек не ответил, Спок взял руку отца в свою, как будто хотел передать ему часть своих собственных сил.
      Глаза Маккоя расширились, когда он наблюдал за Споком и Сареком. Эта сцена внезапно напомнила ему о том, что случилось на Земле несколько месяцев назад. Он сморгнул слезы вины, слишком хорошо припомнив момент, когда смерть Дэвида Маккоя так потрясла его. Это был тяжелый урок, настоящий шок, когда роли поменялись и родитель превратился в дитя. Возможно, для Спока это намного сложнее. Маккой готов был поспорить, что впервые Сарек был вовсе не безупречным в присутствии своего сына.
      – Он не сможет, Спок. – Голос Маккоя был одновременно извиняющимся и предостерегающим. – У него нет сил. Бог знает, как долго он был в таком состоянии. Это поистине чудо, что он еще вообще жив.
      – Он вулканец.
      Краткий ответ Спока красноречиво свидетельствовал о смятении чувств, скрытых за маской внешнего спокойствия.
      – Разреши мне дать ему что-нибудь, чтобы помочь отдохнуть.
      Спок пристально смотрел в невидящие глаза.
      – Спок, – рука Маккоя легла на плечо первого офицера. – Он может быть слышит тебя, может быть на каком-то уровне ощущает твое присутствие. Но он испытывает слишком сильную боль, чтобы мы могли ждать, пока он осознает, о чем ты пытаешься с ним говорить. Позволь мне посмотреть, что можно сделать.
      – Конечно, доктор.
      Спок резко встал и отодвинулся назад.
      Маккой что-то буркнул себе под нос, пытаясь стабилизировать состояние посла. Его речь перемежалась невнятными ругательствами в адрес клингонов, революционеров и сестры, паковавшей аптечку.
      Пока Маккой работал, Спок подошел к окну и окинул взглядом столицу. Уже спустилась ночь, но пылающие здания освещали все вокруг, а клубы густого дыма затмевали первые вечерние звезды.
      Доктор подошел сзади и их взгляды встретились в отражении на стекле. Спок вдруг осознал, как глубоко погрузился в воспоминания о прошлом.
      – Я дал ему болеутоляющее и кое-что, чтобы замедлить внутреннее кровотечение, – Маккой вздохнул. – Но это слабоватая замена тому, что ему действительно нужно. Мы должны доставить его на "Энтерпрайз".
      – В данное время это невозможно.
      – Буду с тобой честен, Спок. Я даже не знаю, спасет ли его возвращение на корабль. Только благодаря своему вулканскому организму он все еще дышит.
      – Понимаю.
      – Прости, Спок.
      – Извинения бесполезны.
      Маккой ощетинился, но прежде чем он успел заговорить, Спок повернулся к нему лицом.
      – Вы сделали все, что в ваших силах, доктор, и я не знаю никого другого, кому бы я смог доверить столь драгоценную ношу.
      Гнев Маккоя исчез, уступив место кривой улыбке.
      – Почему-то мне кажется, Спок, что ты только что сделал мне комплимент…
      Вулканец спокойно встретил его взгляд.
      – Да, доктор. Я уверен, что сделал.
      – Лейтенант Мартинез, – повернувшись к одному из охранников, сказал Спок. – Вы будете нести вахту на этом этаже. Отыщите комнату, из которой виден вход в посольство. Мичман Петерсен, вы будете следить за подходами со стороны столицы. При первом же признаке чьего-либо приближения немедленно докладывайте мне.
      – Есть, – в унисон ответили они, явно благодарные за полученные задания. Едва оба одетых в красную форму охранника покинули помещение, Маккой снова вернулся к Сареку.
      – Спок, мне нужно немного света. Здесь становится темновато.
      – Все электричество отключено.
      – Ну, поищи какие-нибудь свечки или фонарик на батарейках, – Маккой взглянул на камин, и его лицо просветлело. – Может быть, нам удастся развести огонь. Со всем этим дымом от пожаров еще чуть-чуть точно уж не привлечет никакого внимания. Видит Бог, здесь довольно-таки холодно, а огонь даст нам и свет и тепло. Одним выстрелом убьем двух зайцев.
      – У нас есть однодневные пайки в сумках со снаряжением, доктор. – неодобрительно произнес Спок. – Нет необходимости охотиться на дичь ради пропитания.
      Маккой закатил глаза, но от комментариев воздержался.
      Спок возвратился четверть часа спустя, с охапкой дров в руках. Он также раздобыл несколько свечей и, подойдя к окну, опустил шторы, чтобы свет не выдавал их присутствия.
      Взяв найденный на каминной полке коробок спичек, Спок зажег свечи и расставил их так, чтобы они давали Маккою наилучшее освещение. Затем он шалашиком сложил дрова и с помощью клочка бумаги разжег огонь – так, как много лет назад научил его отец.
      – Замечательно! – одобрил Маккой, как только занялось устойчивое пламя. – Знаешь, мне больно это признавать, но порой тебя очень удобно иметь под рукой.
      Спок кивнул, присаживаясь рядом с отцом.
      – Я могу сказать о вас то же самое, доктор. Совершенно очевидно, что Сарек спит теперь более спокойно.
      Маккой даже не поднял глаз, сосредоточившись на медицинских показаниях трикодера.
      – Этот анальгетик, который я ему дал, вырубит и лошадь. – Врач усмехнулся. – Идеален для вулканцев. Обязательно дам тебе попробовать, когда в следующий раз загремишь в медотсек.
      – Тогда я приму все меры предосторожности, чтобы сохранять отличное здоровье, – непроизвольно ответил Спок.
      Он поднес одну руку к виску своего отца, как будто собираясь смахнуть пятнышко сажи, однако длинные пальцы только на секунду прикоснулись к знакомому облику, а затем упали прочь.
      – Все в порядке? – спросил Маккой, не отрывая глаз от показаний трикодера.
      – Он без сознания, но не думаю, что его состояние ухудшилось, – ответил Спок. Он распознал притворное невежество в проницательном вопросе Маккоя, однако понимал, что для доктора это не более чем очередная ироничная насмешка над его буквальным восприятием земного сленга.
      – Плату за консультацию поделим пополам, – безмятежно сообщил Маккой.
 

***

 
      – Развернитесь, мистер Зулу, – приказал Кирк, едва они покинули пределы солнечной системы. – Наша тень все еще с нами?
      – Клингонский корабль идет следом, – ответил Зулу. – но они не пытаются перехватить нас.
      – Интересно почему, – задумчиво пробормотал Кирк, поднявшись со своего места, едва клингонское судно появилось на экране. На мгновение он уставился на главный экран, затем покачал головой. – Мне это не нравится. Такое чувство, что…
      – Капитан! – крик Фэлона озвучил появление еще двух клингонских звездолетов.
      – Черт, уходим!
      Раньше чем Зулу успел ответить, трио вражеских кораблей сомкнулось в позиции "волчья стая".
 

***

 
      – Проклятье! – глаза Маккоя расширились от злости и потрясения, он уставился на трикодер. – Сердечный приступ! – крикнул он, одновременно пытаясь найти в своей аптечке гипоспрей. – Черт побери! Помоги же!
      Спок придвинулся к отцу, и начал делать равномерные нажатия на грудь, автоматически расположив руки в соответствии с вулканской физиологией. Маккой сделал своему пациенту инъекцию, затем на секунду остановился, зажав сканер в руке и с надеждой ожидая ответа. Отшвырнув сканер прочь с безнадежным рыком, он перезарядил шприц и сделал еще одну инъекцию, затем еще одну. Спок продолжал быстро считать вслух нажатия; его спокойный, бесстрастный голос подчеркивал маловразумительные мольбы и проклятия Маккоя.
      – Давай же, Сарек! – взмолился Маккой. – Помоги мне!
      Он сделал еще несколько инъекций, и в конце концов подобрал сканер. Пронзительный, вибрирующий звук зазвенел у Спока в ушах.
      Спок остановился, совершенно уверенный, что Маккой сейчас скажет ему, что все кончено. Когда же он обернулся, чтобы взглянуть на врача, то увидел то, что можно описать только как бешеную ярость.
      – Будь ты проклят! Не останавливайся! – рявкнул Маккой, снова заряжая свой инъектор. – Ему нужен еще триокс… затем новая доза кордразина.
      Спок возобновил нажатия, полностью погрузившись в бездумный монотонный счет вслух. Он пристально смотрел на лицо своего отца. Строгий профиль пробуждал в памяти мысли не о восемнадцатилетнем молчании, а воспоминания об отце, который заботился о своем сыне так, как умел – по-вулкански.
      Голос отца наполнил его разум. Он вспомнил, как ребенком сидел у него на коленях, упражняясь на компьютере в отцовском рабочем кабинете; долгие пешие прогулки по Л-Лангонским предгорьям; как слушал нежные напевы вулканской лиры, которые были вполне достойной заменой отца маминым сказкам на ночь.
      Спок вспомнил об отцовском облачении для медитаций. Однажды, когда Сарек отбыл куда-то с группой дипломатов, он обнаружил что его мать сидит на полу в кабинете, вцепившись в эту ткань, и плачет. Спок тогда был еще совсем малышом, он взобрался к ней на колени и обнял руками за шею. Он вспомнил запах ткани, пряный аромат травяного мыла Сарека, прохладу шелка на своей щеке…
      Он так и не осознавал событий того дня до тех пор, пока не стал намного старше. Дипломатический челнок его отца был уничтожен. В течение восьми часов Аманда Грейсон считала себя вдовой. Когда же пришла весть, что Сарек спасся, она подхватила своего маленького сына и закружилась по комнате, смеясь и плача от радости и облегчения. Но самым сильным воспоминанием, которое Спок получил в тот день, было облачение отца, и его успокаивающее присутствие.
      Спок чувствовал, как его горло тревожно сжалось. Несмотря на огонь он продрог до костей. Эта Скорпии была холодной, влажной планетой, слишком сильно отличающейся от жарких, сухих песков Вулкана. Спок знал, что это эмоции, но что-то внутри него кричало о том, что его отец не должен умирать в этом чуждом ему месте.
      Маккой крепко сжал превратившиеся в комок мускулы на плече Спока, встряхнув его.
      – Спок, ты можешь остановиться. – Врач улыбался. – Его сердце бьется самостоятельно.
 

***

 
      Разрушительный огонь вражеских кораблей бомбардировал щиты "Энтерпрайза", каждый залп сопровождался все более мрачными известиями из инженерного отсека. У клингонов было время позабавиться с кораблем Федерации – словно трое откормленных и самодовольных домашних котов играли с мышью.
      Хикару Зулу смотрел на три крейсера К'Т'Инга класса, сцена на экране вызвала у него ощущение дежа вю. Он подавил дрожь, припомнив как кадетом проходил имитацию по сценарию Кобаяши Мару. Никто кроме капитана Кирка никогда не справлялся с этой имитацией. Однако сейчас это была реальность, а не программа, которую можно переписать на свой манер.
      Кирк поднялся с центрального места, подошел и встал позади Зулу, едва очередной удар зашатал корабль. Одной рукой он крепко сжал плечо рулевого, и Зулу повернул голову, встретившись с пристальным взглядом капитана.
      – Тот уклоняющийся маневр, о котором мы говорили неделю назад в комнате отдыха.., – начал Кирк.
      Зулу вытаращил глаза:
      – Кап… Капитан… Я же в ту ночь полбутылки рисовой выпил…
      – Но ты говорил, что это может сработать.
      – Я с самого начала сказал, что это теория, и вообще плохо соображал, когда говорил. Если мы выскочим из искривленного пространства на долю секунды раньше, то врежемся в клингонские корабли, на долю секунды позже – и они будут вне досягаемости наших фотонных торпед.
      – И вот почему мы назвали это "Мечтой Хикару", – прибавил Чехов.
      – Капитан, этого никто никогда не делал.
      – Значит клингоны этого не ожидают, не так ли?
      Зулу быстро отвел глаза от решительно настроенного Кирка и несколько мгновений созерцал компанию кораблей на главном экране, после чего вздохнул:
      – Ввод программы займет минуту.
 

***

 
      Огонь угас. Слабое оранжевое свечение последних тлеющих угольков отбрасывало трепещущие тени на спящие фигуры Сарека и Маккоя. Сарек по-прежнему был без сознания, а доктор постепенно задремал в убаюкиващем тепле на кушетке напротив своего пациента. Человек негромко посапывал во сне.
      Спок стоял у окна, подняв штору и вглядывался в медленно дотлевающую разрушенную столицу. Он вызывал "Энтерпрайз" каждые полчаса, но все его попытки были встречены только треском статики на частоте связи. К счастью, революционеры не вернулись назад, и в посольстве было по-прежнему тихо.
      Спок не хотел признаваться себе, что волнуется, но, совершенно понятно, что он беспокоился о корабле и состоянии его экипажа. Он также думал и об отце. Без благотворного воздействия целительного транса его состояние могло только ухудшаться. Лихорадочное состояние отца наполняло Спока дурными предчувствиями. Насколько он знал, Сарек никогда в жизни не испытывал слабости или замешательства. Посол всегда гордился своей способностью к самоконтролю.
      Безумие было тайным страхом каждого вулканца. Раса, исповедовавшая логику ничего не могла поделать с ужасом от возможности потерять рассудок. Спок знал, что его отец скорее умрет, чем станет растением, обузой для семьи, только оболочкой мужа и отца, которым когда-то был. Если разум Сарека не может быть восстановлен, его тело тоже должно умереть.
      Он опустил штору перед стеклом и вернулся к камину. Взяв кочергу, он пошевелил угли, и, присев на корточки, вновь развел огонь. Позади него Сарек застонал, беспокойно задвигавшись во сне.
      Спок немедленно оказался рядом, внезапно вспомнив ночь, которую он провел пытаясь облегчить боль домашнего любимца своих детских лет и трудное решение, которое вынужден был сделать он, семилетний ребенок – решение позволить И-Чайя достойно умереть. По какой-то причине Спок почувствовал, что сейчас расплачется. Он немедленно справился с этим побуждением, но чувство, вызвавшее его, осталось. Снова он легко коснулся пальцами виска своего отца.
      Боль, пылающие волны агонии пронизали его. В ту же секунду все ментальные заслоны были сметены стремительным потоком бессвязных мыслей, путаных, переплетенных между собой и несметных. Миллионы образов одновременно атаковали Спока; мельчайшие обрывки воспоминаний судорожно и беспорядочно кружились вокруг, словно снежинки в бешеной метели.
      Спок чувствовал себя потерявшимся внутри границ разума своего отца, словно он мог навечно остаться здесь и бесцельно блуждать среди безумия и боли. Спок никогда раньше даже частично не проникал за личностные границы отца в ментальном прикосновении, теперь же он был ошеломлен мощью великого разума, потерявшего над собой контроль. Образы были искаженными, случайными, дикими. Спок мог сравнить их только с кусочками мозаики – древней головоломки, все части которой были безнадежно разбросаны и перевернуты в полном беспорядке.
      Спок чувствовал, как безумие тащит его вниз, спиралью унося в раскаленное до бела пламя боли. Он чувствовал боль других созданий и раньше – Симона Ван Гелдера, Хорты, даже Джима Кирка. Их боль была ничтожной по сравнению с безнадежной агонией, которая переполняла его сейчас. Вулканцы не признавали боли, для них она была только принадлежностью тела, а тело управляется разумом. Разума Сарека больше нет, и теперь телом правила его боль. Это так просто.
      Его предполагаемое легкое ментальное прикосновение с целью определить состояние отца неожиданно затащило его в бурный водоворот, который затянул его, как черная дыра затягивает звездолет в свои бездонные глубины. У неподготовленного Спока не было времени, чтобы оставить след, по которому он мог бы снова вернуться в себя. Понятия не имея, в какую сторону двигаться в этом хаосе, он никогда не сможет надеяться отыскать путь наружу. Он был в ловушке, но должен быть способ, который прекратит страдания – способ дать отцу достойную смерть, которую он однажды дал любимому зверьку. Спок тоже умрет, неразрывно связанный с отцом, но это казалось неважным по сравнению с покоем, который это даст. Если он только сможет направить всю свою энергию в ту часть себя, которая все еще контролирует его физическое тело…
      – Ты что, совсем выжил из своего вулканского ума?! – голос Маккоя звучал словно из неисправного коммуникатора. – Как будто мне и так забот мало! Спок… Господи, Спок, ты меня слышишь?
      Спок заморгал, открывая глаза. Доктор Маккой наклонился над ним, трикодер в руке. Он был бледен, Спок даже не мог припомнить, когда еще видел его таким. Лежа навзничь на покрытом коврами полу рядом с кушеткой, на которой был Сарек, Спок поднял глаза на Маккоя и испытал приступ раздражения из-за нежелательного вмешательства врача.
      – Спок? – Беспокойство Маккоя переросло в злость, когда он встретился с выразительным взглядом своего друга. – Не будешь ли так любезен объяснить мне, что, черт побери, ты делал?
      Спок сел и, повернувшись, посмотрел на Сарека.
      – Я пытался уменьшить страдания моего отца.
      – Ну, ты едва не "уменьшил" и себя, и своего отца в могилу, ты, остроухий шаман-самоучка! Я здесь врач, и уж будь добр, помни это. Если бы я не оттащил тебя от него секунду назад, вы бы оба уже были сейчас мертвы.
      – Я прекрасно осведомлен об этом, доктор. Именно таково было мое намерение.
      Маккой недоверчиво уставился на него. На долю секунды он услышал другой голос, голос, который преследовал его в ночных кошмарах. "Сынок, отпусти меня!" Загнав вглубь воспоминания, которые пробудил этот голос, Маккой повел рукой в сторону Сарека, голос его звучал недоверчиво.
      – Это твой отец там лежит, Спок!
      Спок вздохнул, его вулканская невозмутимость только усилилась, встретившись лицом к лицу с эмоциональностью Маккоя.
      – Доктор, мое решение не было ни легкомысленным, ни под влиянием эмоций, уверяю вас.
      – Ты пытаешься сказать мне, что это логично – совершить… отцеубийство?
      Сарек застонал, его голова беспокойно заметалась из стороны в сторону.
      – Позаботься… боль… я потерял… не могу… не могу…
      Спок подошел к отцу.
      – Отец, это я, Спок.
      – Я… ослаб… – невидящий взгляд темных глаз. – Жена…
      – Отец.
      – Он не слышит тебя, Спок, – мягко сказал Маккой.
      Спок кивнул, глядя на измученное лицо Сарека. Доктор увидел, как сначала первый офицер подложил правую руку под шею своего отца, левой крепко обхватив голову Сарека сверху. С ужасом осознав, каковы намерения Спока, Маккой метнулся вперед и схватил с пояса вулканца фазер.
 

***

 
      – Щиты не выдержат еще один удар, – голос Скотта искажался статикой. – Я уж переключил все что оставалось на…
      – Скотти, – прервал Кирк, встретившись взглядом с Зулу. – Зулу понадобится максимальная скорость по его команде, сможешь дать?
      – Что хорошего это даст, он не сможет вырваться от клингонов, с этими тремя…
      – Сможешь дать?
      – Да, но…
      Кирк пропустил мимо ушей остальную часть ответа инженера, кивнув Зулу и Фэлону:
      – На прорыв…
      Задержав дыхание, с трудом подавляя страстное желание скрестить пальцы, Зулу забегал пальцами по приборной доске.
      Кирк крепко вцепился в центральное кресло, когда искусственная гравитация на корабле восстановилась с миллисекундной задержкой. Он почувствовал как напрягся корпус из-за внезапного резкого скачка от полной остановки до максимальной реверсной сверхсветовой скорости. Они едва-едва вошли в искривленное пространство, затем Зулу переключился обратно на досветовую, развернувшись на сто восемьдесят градусов. Единственным звуком на мостике был басовитый гул автоматического датчика перегрузки и сообщения о повреждениях, доносящиеся с разных палуб.
      Глаза Кирка распахнулись при виде того, что предстало перед ним на главном экране. Клингонский корабль, загнавший их сюда, удалялся прочь едва-едва за пределами того, что оставалось от щитов "Энтерпрайза". Переключись Зулу долю секунды раньше, и они вышли бы из искривленного пространства на пути клингонского корабля – и были бы уничтожены.
      – Огонь!
      Чехов выпустил все двенадцать фотонных торпед, а Фэлон запустил запрограммированный заранее маневр, который перенес их в безопасное место.
      – Мы сделали это! – крикнул Чехов.
      Кирк отцепился от центрального кресла и выдохнул с облегчением, пока Чехов сканировал обломки.
      – Два корабля уничтожены, один с поврежденными сверхсветовыми двигателями. – Лейтенант отступил от погасшего экрана. – Сделали тех троих, капитан!
      – Пленных не брать, – тяжело произнес Кирк. – Хотел бы я, чтобы урон, нанесенный Эта Скорпии можно было бы так же легко исправить. Мистер Фэлон, проложите курс обратно к планете.
      – Капитан, можно с вами словечком перекинуться?! – даже статика не могла скрыть угрозы в голосе Скотта.
      Кирк встал с кресла, улыбаясь во все лицо.
      – Отлично сделано, мистер Зулу. Берите управление на себя, пока я буду приносить наши извинения мистеру Скотту. Если не вернусь, когда достигнем орбиты, знайте, что он скормил меня своей аннигиляционной камере.
 

***

 
      Второй раз за все это время Спок обнаружил себя растянувшимся на полу. Он моргнул, посмотрев на Маккоя со смесью негодования и удивления.
      – Я годами хотел дать пинка тебе под зад! – рявкнул Маккой, взмахнув фазером. – Только попробуй еще раз выкинуть такой фокус, и будешь тяжко оглушенным спать, пока Вулкан не заледенеет, понял?
      – Могу я напомнить, что нападение на своего офицера – это трибунал…
      – А могу я напомнить, что это я с фазером, а ты только что пытался убить своего собственного отца?
      Спок переместился в несколько более достойную позу.
      – Убийство слишком сильное слово для…
      – Ты что, не отваживаешься сказать мне, что собирался совершить тал-шайя, Спок?
      – Это было именно то, что я делал. Как целитель вы должны понимать это…
      – Жизнь – самый драгоценный дар, который у нас есть, вот что я понимаю, ты, хладнокровный су-кин… – голос Маккоя дрогнул, а затем остановился на половине расхожей колкости, голубые глаза наполнились слезами. – Спок, это же твой отец!
      – Я вполне осведомлен о родственных узах, – последовал сухой, бесстрастный ответ. – Вулканцы уважают родовое наследие. Однако мы не придаем этому эмоциональную окраску, как это склонны делать земляне. Мой отец умрет. Позволите вы мне забрать его жизнь быстро, или заставите медленно мучительно умирать из-за каких-то сентиментальных заблуждений – он все равно умрет.
      – Ты не можешь этого знать!
      – Но я знаю.
      – Забирать жизнь, любую жизнь, по любой причине – неправильно! – крикнул Маккой, весь дрожа. – До тех пор, пока он жив, есть шанс, есть возможность что мы сможем спасти его.
      – Сарек уже мертв.
      – Который умер и покинул вашего Бога? – выкрикнул Маккой, его лицо пылало от ярости.
      – Доктор… – Спок начал подниматься на ноги.
      – Даже и не пытайся! – приказал Маккой, направив фазер Споку в грудь. Спок застыл.
      Маккой на секунду взглянул на Сарека, затем его взгляд снова остановился на Споке.
      – Я не собираюсь стоять рядом и смотреть, как ты делаешь ту же ошибку… – резкий шепот врача перешел в полузадушенный всхлип. – Господи боже… прости меня.
      Спок уставился на Маккоя.
      – Доктор, что…
      Резкий вибрирующий звук коммуникатора оборвал почти что заданный вопрос. "Энтерпрайз" вернулся.
      Кристина Чапел проводила пост-операционное обследование посла Сарека. Прошло двенадцать часов с того момента как Спока, Маккоя и крайне серьезно раненого посла телепортировали на корабль. В течение первых шести часов Кристина ассистировала доктору во время операции, когда он кропотливо восстанавливал повреждения, нанесенные клингонским оружием. С того времени она упрашивала Маккоя передать заботу о Сареке ей, хотя бы на время, чтобы врач мог принять душ и немного вздремнуть. Маккой категорически отказывался, пасмурно поглядывая на Спока, который нерешительно топтался в дверях реанимации. Чапел была озадачена и явной злостью Маккоя, и напряжением, которое она чувствовала в вулканце, пока оба мужчины поддерживали неловкое молчание.
      – К-факторы стабилизировались, – объявила она, протянув сканер Маккою.
      – Когда была последняя инъекция анальгетика? – спросил Маккой, изучая показания прибора.
      – Он получил только ту дозу, которую вы велели сделать после операции. Ее действие должно было пройти несколько часов назад.
      Маккой опустил сканер, быстро вглянув на монитор, прежде, чем взял Сарека за руку.
      – Сарек, это Леонард Маккой, пожмите мне руку, если вы слышите меня.
      Чапел затаив дыхание уставилась на вялые пальцы в ожидании ответа. Когда стало ясно, что Сарек не собирается реагировать, она взлянула на Спока. Выражение его лица было точно таким же, как и все последние двенадцать часов – суровым и смирившимся. Как будто он уже скорбит, подумала Чапел.
      – Сарек!!
      Вопль Маккоя вернул взгляд Чапел обратно к Сареку. Он не только сжимал руку Маккоя, но и его глаза были открыты. Сухие губы задвигались, но не издали ни звука.
      – Крис, дай ему глоток воды, – велел Маккой. – Сарек, вы на "Энтерпрайзе". Вы поправляетесь.
      Чапел поднесла чашку к губам Сарека.
      – Не очень много на первый раз, – предупредил Маккой. – Вы получаете изрядное количество жидкости и крови через биолинию.
      Сарек сделал глоток, его взгляд упал на сына, который подошел к ногам кровати. Темные глаза были чисты, сосредоточены. Оценивающий взгляд, тот самый, который мог принадлежать только Сареку с Вулкана. Чапел заметила, что выражение лица Сарека слегка смягчилось при узнавании.
      – Мой сын.
      Спок застыл в недоверии. Наконец одна изогнутая бровь медленно поползла по направлению к темной границе волос, и Спок повернулся к Маккою, как будто за объяснением.
      Маккой, занятый Сарековым монитором, не уловил его реакции. Чапел, однако, увидела игру эмоций, пробежавшую по лицу Спока прежде чем завеса сдержанности снова упала на свое место.
      – Отец? – бесстрастный запрос противоречил облегчению, которое Чапел видела в глазах Спока.
      – Спок, – отрывисто выдохнул Сарек. Его веки затрепетали, и он медленно соскользнул в настоящий, восстанавливающий силы сон.
      – Я… я не понимаю.
      – Что вы не понимаете, мистер Спок?
      Спок проигнорировал Чапел и вместо ответа уставился на Маккоя.
      – Доктор…
      Маккой повернулся, глядя на Спока, голубые глаза сверкнули яростью. Он открыл было рот, чтобы что-то сказать, но снова закрыл его. Вместо этого он с силой вдарил стиснутым кулаком по инструментальному столику, хирургические принадлежности разлетелись по всему полу. В течение последовавшей за этим длинной паузы сжатый кулак несколько расслабился, но напряжение его тела, похоже, только возросло. Игнорируя Спока, Маккой повернулся к Чапел:
      – Я буду в своем кабинете.
      Так и не взглянув на Спока, Маккой вылетел из медотсека.
 

***

 
      Приняв дозу кентуккского бурбона, Маккой поморщился, когда огненная жидкость упокоилась внутри. Пальцами правой руки провел наискось по наклейке, его взгляд затуманился.
      – Джентльмен никогда не пьет в одиночестве, сын, – голос Дэвида Маккоя был так же мягок, как и выражение его изборожденного морщинами лица. Он забрал бутылку из несопротивляющихся пальцев Леонарда, налил себе немного и со знанием дела выпил. Окинув своего единственного сына оценивающим взглядом, он налил вторую порцию и устроился в кресле.
      – Она подала на развод?
      Леонард кивнул, боясь заговорить, боясь расплакаться, если откроет рот. Джентльмен никогда не пьет в одиночестве, подумал он. Черт побери, папа, с чего ты взял, что я джентльмен? Его переполнило сильное, иррациональное желание рассмеяться, но вместо смеха он уронил голову на сложенные руки.
      – Мне жаль, сын.
      Рука Дэвида опустилась на плечо Леонарда – крепкое, любящее пожатие, которое много раз поддерживало его в трудные времена. Однако в этот вечер оно было слабым утешением.
      – Я на самом деле все испортил в этот раз, папа, – наконец прошептал Леонард голосом, полным муки. – Я все потерял – жену, дочь…
      – Сын. – Голос Дэвида настойчиво требовал, чтобы Леонард посмотрел на него. Подняв покрасневшие глаза и встретив нежный взгляд отца, он подавил подступающее к горлу рыдание.
      – У тебя есть ты. У тебя есть твоя гордость. – Прежде чем продолжить, Дэвид остановился на мгновение, словно для того, чтобы фраза получше дошла. – И что бы ни случилось, у тебя всегда есть я.
      Леонард дольше не мог сдерживать рвущиеся изнутри рыдания, но это и не имело значения, потому что его отец тоже плакал, а затем они обняли друг друга – горячо, истово, наперекор боли, которую испытывали оба.
      – Я люблю тебя, сын.
      – Я тоже любил тебя, папа, – прошептал Маккой, возвращаясь в настоящее. По его лицу потекли виноватые слезы. – Я сделал то, что сделал, потому что любил тебя.
      В двери прозвучал сигнал и Маккой обратной стороной ладони смахнул слезы со щек.
      – Войдите.
      Спок вошел в комнату, заколебавшись в дверях.
      – Какого черта ты хочешь? – спросил Маккой, поднимаясь со стула.
      Спок посмотрел на бутылку и бокал, губы сжались в тонкую линию.
      – Я не понимаю.
      – Без трепотни.
      – Доктор Чапел объяснила мне, что хаос в разуме моего отца, который я ощутил, был временным проявлением его телесных повреждений. Я не принимал во внимание возможность того, что бредовое состояние обратимо.
      – Ты думал, что он так и будет бредить?
      – Когда я прикоснулся к его разуму, я встретил… агонизирующую боль… безумие.
      Глаза Маккоя расширились.
      – Господи боже, почему ж ты не сказал мне?
      – Я пытался это сделать, но вы были эмоциональны, в смятенном состоянии.
      Маккой, ослабев, плюхнулся в кресло, словно раньше его поддерживала только злость.
      – Спок, извини. Мне и в голову не приходило, что ты думал…
      – Извинений не требуется. Это я должен извиниться, и также принести благодарность… от Сарека. Вы спасли ему жизнь.
      – Это моя работа, – наконец-то устало улыбнувшись, заверил Маккой. – Драгоценные ноши.
      – Именно, – сухо согласился Спок. Он собрался было выйти, но затем остановился.
      – Есть еще одна вещь. Прямо перед тем, как "Энтерпрайз" забрал нас, вы сослались на какую-то ошибку. Я не понял, на что вы ссылались.
      Маккой отвел взгляд и тяжело вздохнул.
      – Спок, мы уже долго служим вместе. Бывало порой, что именем дружбы я влезал в личные дела, которые лучше было бы оставить в покое, согласен?
      Спок внимательно, изучающе осмотрел Маккоя, прежде чем кивнуть.
      Теперь Маккой встретил его взгляд, голубые глаза молили о понимании и одобрении, без болезненного объяснения.
      – И за это тоже извини.
      Спок снова кивнул.
      Когда стало понятно, что Спок не собирается давить на него, требуя подробностей, Маккой явно расслабился. Поднявшись, взял другой бокал, налил две порции и протянул один Споку.
      – Этанол? – в голосе Спока прорезалось неодобрение.
      – Бурбон, – пояснил Маккой, подняв бокал для тоста. – За отцов.
      Секунду спустя Спок также поднял свой бокал, мягкие карие глаза встретились с голубыми.
      – За отцов, – эхом отозвался он, одним глотком осушив содержимое. В молчании поставил пустой бокал обратно на стол, повернулся и вышел из комнаты.
      Десять лет спустя…
      – Тогда увидимся на той стороне, – сказал Сайбок, темные глаза светились фанатичным блеском человека, у которого вот-вот сбудется желание всей жизни. Спок смотрел на него, стоящего в дверном проеме на передней смотровой площадке, и пытался понять, как может быть кто-то, бывший когда-то таким близким, внезапно стать настолько чужим.
      – Подождите! – крикнул Джим Кирк, двинувшись в сторону Сайбока. – Вы же знаете, мы никогда не сможем пройти сквозь Великий Барьер!
      – Но если сможем, – ответил Сайбок, – убедит ли это вас в том, что мое видение было истинным?
      – Ваше видение?
      – Данное мне Богом. Он ждет нас на той стороне.
      Спок ощутил знакомую тяжесть под ложечкой, увидев невероятно ребячливое выражение лица Сайбока. Он знал, что теперь его брату уже ничего не докажешь.
      Кирк уставился на Сайбока, явно приходя к такому же заключению.
      – Ты сумасшедший!
      Сайбок пристально посмотрел Кирку в глаза, на долю секунды его лицо приобрело пустое выражение, когда он задумался о такой возможности.
      – Я ли? Увидим.
      С ослепительной улыбкой он повернулся и вышел из комнаты.
      Кирк повернулся к порталу, в безысходном напряжении глядя на крутящуюся массу, преграждающую их путь.
      – Он и вправду собирается это сделать, не так ли?
      – Я так думаю, – ответил Спок, испытывая почти человеческую злость на своего брата. Он посмотрел на Маккоя, вспоминая продемотсрированную Сибоком яркую сцену боли доктора. Вулканские семейные узы проникали глубоко, но еще глубже были узы дружбы, которые связывали Спока с Кирком и Маккоем.
      Сибок сделал фатальную ошибку, выставив на обозрение боль Маккоя первой, с того момента все трое были связаны и каждый разделял боль остальных. Когда Кирк и Спок ощутили страдание Маккоя, их собственная боль стала казаться неуместной. Спок вспомнил, как Маккой уцепился за вулканскую концепцию телепатической связи после уничтожения "Интерпида". "Мучаешься из-за гибели соседа, да? Ты же не хочешь такого для нас, не так ли?" Спок почти улыбнулся, поняв, как далеко они зашли от того дня.
      – Думаешь, мы погибнем? – тихо спросил Маккой. Кирк, словно в трансе, пододвинулся ближе к порталу.
      – Такая возможность определенно есть, – ответил Спок. – Сайбок может быть гением, но известно, что и он делал ошибки.
      – Чудесный момент для того, чтобы одна из догадок Джима оказалась неверной, да? – улыбнулся Маккой. – Черт, я не боюсь умереть, по крайней мере я буду в хорошей компании. – Он секунду раздумывал, затем вздохнул. – В чертовски хорошей компании, если подумать.
      Молча они смотрели на бурлящий водоворот красок Великого Барьера. Негласные узы дружбы и преданности, связавшие их переросли в единство, которое стало таким же естественным, как дыхание; во что-то высокодуховное, лежащее за пределами дружбы, служебного долга, и даже смерти. У Маккоя было нереальное чувство, что они вместе стоят у врат на небеса, вот прямо сейчас, и он счел себя счастливчиком потому, что ему больше не придется столкнуться с потерей ни одного из них.
      – Доктор, – тихо начал Спок, затем сделал паузу, возможно, осознав, как глупо выглядит формальное обращение в этих обстоятельствах. – Леонард, десять лет назад я поблагодарил вас за Сарека… теперь я благодарю вас снова, за себя.
      Кирк повернулся, озадаченный, на лице залегли хмурые складки. Он посмотрел сначала на Спока, затем на Маккоя, задавась вопросом – не в последний ли раз. Они были почти у барьера.
      – Боунз?
      Маккой улыбнулся и окинул взглядом двоих людей, которых любил больше всего во Вселенной – возможно, последний раз в жизни.
      – Спасибо, Спок… спасибо… от нас обоих.