Рождественские повести - Наш общий друг. Том 2

Чарльз Диккенс

НАШ ОБЩИЙ ДРУГ

Том 2

КНИГА ТРЕТЬЯ

«ДОЛГАЯ ДОРОГА»

Глава I

Улица несостоятельных должников

В Лондоне был туманный день, и туман лежал густой и темный. Одушевленный Лондон, с красными глазами и воспаленными легкими, моргал, чихал и задыхался; неодушевленный Лондон являл собой черный от копоти призрак, который колебался в нерешимости, стать ли ему видимым или невидимым, и не становился ни тем, ни другим. Газовые рожки горели в лавках бледным, жалким светом, словно сознавая, что они ночные создания и не имеют права светить при солнце, а само солнце, в те редкие минуты, когда оно проглядывало тусклым пятном сквозь клубившийся туман, казалось угасшим, давно остывшим. Даже за городом стоял туманный день, но там туман был серый, а в Лондоне он был темно-желтый на окраине, бурый в черте города, еще дальше — темно-бурый, а в самом сердце Сити, которое зовется Сент-Мэри-Экс, — ржаво-черный. С любого пункта гряды холмов на севере можно было заметить, что самые высокие здания пытаются время от времени пробить головой море тумана и что особенно упорствует большой купол св. Павла; но ничего этого не было видно у их подножия, на улицах, где вся столица казалась сплошной массой тумана, полной глухого стука колес и таящей в себе грандиознейший насморк.

В девять часов такого утра контора фирмы «Пабси и Ко» была отнюдь не самым веселым местом в Сент-Мэри-Экс, — улице вообще не веселой, — когда газовый рожок жалобно всхлипывал в окне конторы, а воровская струйка тумана, намереваясь удушить его, вползала через замочную скважину. Но газовый рожок погас, дверь открылась, и из нее вышел Райя с мешком под мышкой.

Выйдя из дверей, Райя почти в то же мгновение скрылся в тумане и пропал из глаз Сент-Мэри-Экс. Но глаза нашего повествования последуют за ним на запад, через Корнхилл, Чипсайд, Флит-стрит и Стрэнд, до Пикадилли и Олбени. Он шел туда важной и размеренной поступью, с посохом в руке, в одеянии до пят, и не одна голова, оглянувшись на его почтенную фигуру, уже затерявшуюся в тумане, решала, что это обыкновенный прохожий, которому воображение и туман придали мимолетное сходство с библейским патриархом.

Дойдя до дома, где на втором этаже помещалась квартира его хозяина, Райя поднялся по лестнице и остановился перед дверями очаровательного Фледжби. Не звоня в колокольчик, не взявшись за дверной молоток, он стукнул в дверь своим посохом и, прислушавшись, сел на пороге. Для его всегдашней покорности было характерно, что он сидел на темной и сырой лестнице, как, вероятно, многие из его предков сиживали в темницах, принимая все, что ни выпадало им на долю.

Через некоторое время, озябнув так, что ему пришлось дуть себе на пальцы, он встал и снова постучал посохом, снова прислушался и снова уселся ждать. Он повторял это трижды, прежде чем его настороженный слух уловил голос Фледжби, кричавшего с кровати:

— Эй, перестаньте стучать! Сейчас приду и открою дверь.

Но вместо того чтобы прийти сейчас же, он сладко задремал еще на четверть часика, и все это время Райя с невозмутимым терпением сидел и ждал на лестнице.

Наконец дверь распахнулась, и мистер Фледжби, мелькнув полами халата, снова нырнул в постель. Следуя за ним на почтительном расстоянии, Райя вошел в спальню, где огонь был давно разведен и пылал ярко.

— Что это ты? Который теперь, по-твоему, час ночи? — спросил Фледжби, отворачиваясь под одеялом к стене и показывая озябшему старику надежно укрытое плечо.

— Сейчас уже утро, сэр, половина одиннадцатого.

— Черт возьми! Так, значит, сильный туман?

— Очень сильный, сэр.

— Значит, сыро?

— Насквозь пронизывает, — сказал Райя, достав платок и вытирая мокрую бороду и длинные седые волосы; он стоял на самом краешке ковра перед камином, глядя на желанный огонь.

Фледжби с удовольствием нырнул поглубже и опять устроился поудобнее.

— На улице снег, лед, слякоть или что-нибудь в этом роде? — спросил Фледжби.

— Нет, сэр, нет. Не так уж плохо. Улицы совсем сухие.

— Нечего этим хвастаться, — возразил Фледжби, которому хотелось, но не удалось усилить контраст между теплой постелью и улицами. — Ну да ведь ты постоянно чем-нибудь да хвастаешься. Принес с собой книги?

— Они со мной, сэр.

— Ладно. Я еще минутку-другую подумаю насчет самого главного, а ты тем временем достань все из мешка и приготовься.

И еще раз нырнув под одеяло, Фледжби опять уснул. Старик, повинуясь его приказу, присел на краешек стула и, скрестив руки на груди, мало-помалу тоже задремал, разморенный теплом. Его разбудило появление мистера Фледжби в ногах кровати, уже в турецких туфлях, турецких шароварах розового цвета (добытых по дешевке у другого, кому они достались от третьего уже совсем даром) и в таком же халате и шапочке. В этом костюме ему для полноты картины недоставало только фонаря, пачки спичек и стула без сиденья.

— Ну, старик! — воскликнул Фледясби тоном легкой шутки. — Какую ты еще придумал хитрость, что сидишь закрыв глаза? Ты же не спишь. Лису врасплох не поймаешь, еврея тоже.

— Нет, правда, сэр, я, кажется, задремал, — ответил старик.

— Как бы не так! — возразил Фледжби с хитрым видом. — Других ты, может, и проведешь, но меня с толку не сбить. Ловкий ход, однако, если надо прикинуться равнодушным, чтоб нагреть кого-нибудь. Ох, и плут же ты!

Старик тихо покачал головой, отвергая обвинение, и, подавив вздох, подошел к столу, за которым мистер Фледжби наливал себе чашку горячего душистого кофе из кофейника, только что снятого с огня. Зрелище было поучительное: молодой человек, сидя в кресле, пил кофе, а старик стоял перед ним, склонив седую голову, и ждал, что он прикажет.

— Ну! — сказал Фледжби. — Давай сюда выручку да докажи с цифрами в руках, как это у тебя получается так мало. А прежде всего зажги свечку.

Райя повиновался, достал из-за пазухи кошелек и, указав по счету сумму, которую должен был принести, выложил деньги на стол. Фледжби пересчитал их очень внимательно, звякая каждым совереном.

— Полагаю, ты их не подтачивал, — сказал он, поднося одну монету к самым глазам, — вы, евреи, этим промышляете, дело известное. Небось отлично знаешь, как обрезают червонцы?

— Знаю, как и вы, сэр, — ответил старик, засовывая руки глубже в широкие рукава и почтительно глядя в глаза хозяину. — Разрешите мне сказать два слова?

— Можешь, — милостиво согласился Фледжби.

— Сэр, не смешиваете ли вы иногда — не намеренно, разумеется, — ту роль, в которой я честно зарабатываю хлеб у вас на службе, с той ролью, которую вам желательно, чтобы я играл?

— Не нахожу нужным разбираться в таких тонкостях, да и не стоит того, — хладнокровно отвечал очаровательный Фледжби.

— Даже ради справедливости?

— К черту справедливость! — сказал Фледжби.

— Даже из великодушия?

— Еврей и великодушие! — сказал Фледжби. — Что между ними общего! Тащи сюда расписки да не болтай всякой жидовской чепухи.

Расписки были представлены, и на целые полчаса все внимание мистера Фледжби сосредоточилось на них. Расписки и счета оказались верными, и все бумаги вернулись на старое место — в мешок.

— Дальше, — сказал Фледжби, — потолкуем насчет векселей: это дело мне больше всего по душе. Какие сомнительные векселя тебе предлагают и по какой цене? Ты захватил с собой список того, что имеется на рынке?

— Длинный список, сударь, — сказал Райя, доставая бумажник и выбирая среди его содержимого сложенный документ; в развернутом виде он оказался большим листом бумаги, исписанным мелким почерком.

— Фью! — присвистнул Фледжби, взяв его в руки. — Одни банкроты, в долговой тюрьме и места не хватит! Придется сбывать частями, как по-твоему?

— Частями, как здесь предлагают, или оптом, — ответил старик, заглядывая хозяину через плечо.

— Половину придется выбросить на помойку, вперед знаю, — сказал Фледжби. — Можешь ты их скупить по бросовой цене? Вот в чем вопрос.

Райя покачал головой, и Фледжби еще раз пробежал список. Вдруг его узенькие глазки загорелись, и в ту же минуту, оглянувшись через плечо на серьезное лицо старика, смотревшего на него сверху вниз, он встал и подошел к камину. Положив лист на каминную доску, словно на конторку, Фледжби, не торопясь, читал список, стоя к старику спиной и грея колени, и даже перечитывал некоторые строчки, по-видимому особенно интересные. Временами он поглядывал в зеркало над камином, не следит ли за ним старик. Насколько можно было приметить, Райя не только не, следил, но, зная подозрительность своего хозяина, стоял, опустив глаза в землю.

Мистер Фледжби предавался этому приятному занятию, пока на площадке за дверью не послышались чьи-то шаги и дверь не рванула чья-то рука.

— Слущай, ты, Навуходоносор! Это твоих рук дело, — сказал Фледжби, — это ты не запер за собой дверь.

Но тут шаги послышались уже в квартире, и голос мистера Альфреда Лэмла позвал громко:

— Вы где-нибудь здесь, Фледжби?

На что Фледжби, шепотом приказав Райе вступить в разговор, когда ему будет подан знак, ответил:

— Я здесь, — и отворил дверь спальни. — Войдите! — пригласил Фледжби. — Это джентльмен от Пабси и Ко, из Сент-Мэри-Экс, я хочу прийти с ним к соглашению насчет просроченных векселей одного моего приятеля. Но, право, Пабси и Ко так строго взыскивают с должников, их так трудно уговорить, что я, кажется, трачу время даром. Мистер Райя, неужели вы не сделаете уступки для моего приятеля?

— Я ведь только представитель, сударь, — отвечал еврей тихим голосом. — Я делаю то, что мне приказано моим доверителем. Ведь не я вкладываю капитал в дело. И прибыль с него не я получаю.

— Ха-ха! — засмеялся Фледжби. — Лэмл?

— Ха-ха! — засмеялся Лэмл. — Ну еще бы, конечно, мы знаем.

— Ловко, черт возьми! Правда, Лэмл? — сказал Фледжби, без меры потешаясь над непонятной Лэмлу шуткой.

— Все тот же, все тот же! — заметил Лэмл. — Мистер…

— Райя, от Пабси и Ко, Сент-Мэри-Экс, — вставил Фледжби, утирая выступившие на глазах слезы — до того его насмешила эта непонятная Лэмлу шуточка.

— Мистеру Райе приходится соблюдать формальности, принятые для таких случаев, — сказал Лэмл.

— Он только представитель! — воскликнул Фледжби. — Делает то, что ему велят! Не его капитал вложен в дело! Ох, вот это ловко! Ха-ха-ха! — Мистер Лэмл тоже засмеялся, сделав вид, будто понимает, в чем суть; но чем больше он усердствовал, тем смешнее казалась мистеру Фледжби непонятная Лэмлу шуточка.

— Однако, — сказал очаровательный Фледжби, опять вытирая слезы, — пора и перестать, а то может показаться, будто мы потешаемся над мистером Райей или над Пабси и Ко из Сент-Мэри-Экс, а у нас и в мыслях этого не было. Мистер Райя, если вы будете так любезны выйти на минуточку в соседнюю комнату, пока я поговорю с мистером Лэмлом, то я попробую с вами столковаться еще раз, перед вашим уходом.

Старик, ни разу не поднявший глаз за все время, пока мистер Фледжби изощрял свое остроумие, молча поклонился и вышел в дверь, которую распахнул перед ним мистер Фледжби.

Закрыв дверь, Фледжби возвратился к Лэмлу, который стоял спиною к камину, забрав бакенбарды в одну руку, а другой откинув полы сюртука.

— Ого! — сказал Фледжби. — Что-то неладно!

— С чего вы это взяли? — спросил Лэмл.

— С того, что вы это показали, — ответил Фледжби нечаянно в рифму.

— Ну да, верно, — сказал Лэмл. — Есть кое-что неладное. Все дело разладилось.

— Быть того не может! — не сразу ответил Фледжби и, опустившись на стул и уперев руки в колени, воззрился на мрачное лицо приятеля, стоявшего спиной к камину.

— Говорю вам, Фледжби, — повторил Лэмл, описывая круг правой рукой, — все разладилось. Вся затея провалилась.

— Какая затея? — спросил Фледжби, все так же медленно, но гораздо строже.

— Та самая. Наша затея. Вот, прочтите.

Фледжби выхватил у него письмо и прочел его вслух:

Альфреду Лэмлу, эсквайру.

Сэр, позвольте мне вместе с миссис Подснеп выразить нашу общую благодарность за любезное внимание, оказанное миссис Лэмл и вами нашей дочери Джорджиане. Позвольте нам также отказаться от этого на будущее время и сообщить вам наше окончательное решение совершенно прекратить знакомство между обоими семействами. Имею честь, сэр, пребыть вашим покорнейшим и преданным слугою.

Джон Подснеп.

Фледжби глядел на три чистые стороны письма так же долго и внимательно, как и на первую исписанную страничку, потом перевел взгляд на Лэмла, который опять ответил ему широким жестом правой руки.

— Чьих рук это дело? — спросил Фледжби.

— Не могу себе представить, — ответил Лэмл.

— Может быть, — сильно нахмурив лоб и подумав несколько времени, высказал предположение Фледжби, — кто-нибудь вас очернил?

— Или вас, — еще сильнее хмурясь, отвечал Лэмл.

Мистер Фледжби, казалось, был готов взбунтоваться, но нечаянно дотронулся до носа. Некое воспоминание, связанное с этой частью тела, вовремя предостерегло его, и он остановился в раздумье, ухватившись за нос большим и указательным пальцами. А Лэмл тем временем поглядывал на него исподтишка.

— Что ж, от разговора дело лучше не станет, — сказал Фледжби. — Если мы когда-нибудь разузнаем, кто это сделал, он от нас не уйдет. Больше и говорить нечего, кроме того разве, что вы затеяли дело, да обстоятельства вам помешали.

— А вы прокопались, упустили время и не сумели воспользоваться обстоятельствами, — огрызнулся Лэмл.

— Гм! На это можно смотреть по-разному, — заметил Фледжби, засунув руки в карманы турецких шаровар.

— Мистер Фледжби, — начал Лэмл угрожающим тоном, — должен ли я вас понять так, что вы хотите свалить вину на меня или вообще недовольны моим поведением в этом деле?

— Нет, — ответил Фледжби, — если вы захватили с собой мою расписку и теперь вернете ее мне.

Лэмл предъявил расписку очень неохотно. Фледжби просмотрел ее, проверил, смял и бросил в камин. Оба глядели, как бумага вспыхнула, сгорела и легким пеплом улетела в трубу.

— Ну-с, мистер Фледжби, — повторил Лэмл, — должен ли я понять вас так, что вы хотите свалить вину на меня или вообще недовольны моим поведением в этом деле?

— Нет, — сказал Фледжби.

— Окончательно и безоговорочно?

— Да.

— Фледжби, вот вам моя рука. Мистер Фледжби пожал ему руку, сказав: — А если мы когда-нибудь узнаем, кто это сделал, он от нас не уйдет. И позвольте сказать вам еще одно, просто по-дружески. Я ваших обстоятельств не знаю и ни о чем не спрашиваю. Вы на этом понесли убытки. Очень многие попадают в затруднительное положение, может случиться со всяким, и с вами тоже. Но что бы с вами ни случилось, Лэмл, прошу вас, ради бога, только не попадайте в руки Пабси и Ко, что в соседней комнате, — эти прижмут. Прижмут и кожу сдерут, уважаемый, — повторил Фледжби с особенным удовольствием, — спустят шкуру — дюйм за дюймом, начиная от загривка до самых пяток, да еще и в порошок растолкут. Вы видели, каков мистер Райя. Так вот, смотрите не попадите к нему в лапы, прошу вас как друг!

Мистер Лэмл, несколько встревоженный таким торжественным дружеским заклинанием, спросил, за каким чертом ему попадать в руки Пабси и Ко?

— Сказать по правде, мне не понравилось, как на вас посмотрел этот еврей, когда услыхал ваше имя, — отвечал прямодушный Фледжби. — Глаз у него что-то нехорош. Но, может, это только пылкая фантазия друга. Конечно, если вы уверены, что ни у кого нет ваших векселей, по которым вы так сразу не сможете уплатить, и они не попали к нему в руки, значит, это моя фантазия. А все-таки не понравился мне его взгляд.

Мрачный Лэмл выглядел так, словно какой-то бесенок-мучитель щипал его за нос, на котором то проступали, то исчезали белые пятна. Фледжби выглядел именно так, как должен был выглядеть щиплющий мучитель, и наблюдал за Лэмлом с гримасой на хитром лице, выполнявшей обязанность улыбки.

— Мне нельзя его так долго задерживать, а не то он выместит это на моем несчастном приятеле. Как поживает ваша милая супруга, такая умница? Она знает, что мы с вами провалились? — спросил Фледжби.

— Я показывал ей письмо.

— Очень удивилась? — спросил Фледжби.

— По-моему, она удивилась бы гораздо больше, — отвечал Лэмл, — если б вы были понастойчивей.

— Ах так! Значит, она винит меня?

— Мистер Фледжби, я не позволю, чтоб мои слова перетолковывали!

— Не выходите из себя, Лэмл, — смиренно упрашивал Фледжби, — никакой причины нет. Я только задал вопрос. Значит, она меня не винит? Это будет другой вопрос.

— Нет, сэр.

— Отлично, — сказал Фледжби, понимая как нельзя лучше, что она обвинила именно его. — Передайте ей мое почтение. До свиданья!

Они пожали друг другу руки, и Лэмл вышел, погруженный в размышления. Фледжби проводил его в туман и, возвратясь к камину, стал лицом к огню, широко расставив ноги в розовых турецких шароварах и задумчиво согнув колени, словно собирался на них опуститься.

— У тебя такие бакенбарды, Лэмл, каких за деньги не купишь, и мне они не нравятся, — бормотал Фледжби, — ты чванишься своими манерами и своим разговором. Ты хотел потянуть меня за нос, и ты провалил мое дело, а твоя жена говорит, что я же и виноват. Я тебя свалю. Обязательно свалю, хоть у меня и нет бакенбард, — тут он потер места, на которых им полагалось расти, — и манеры дурные, и разговаривать я не умею!

Отведя таким образом свою благородную душу, он сдвинул ноги в турецких шароварах, выпрямил колени и кликнул Райю из соседней комнаты.

— Эй ты, сюда!

При виде старика, кротость которого вопиющим образом противоречила навязанной ему роли, мистер Фледжби до того развеселился, что воскликнул, смеясь:

— Ловко, ловко! Нет, ей-богу, до чего ловко!

— Ну, старик, — продолжал Фледжби, высмеявшись до конца, ты купишь векселя, которые я отмечу карандашом — вот птичка, и вот, и вот, — и ставлю два пенса, что ты потом прижмешь этих христиан, как следует еврею. Теперь тебе еще понадобится чек, или ты соврешь, что понадобится, хотя у тебя где-то там имеется капиталец, знать бы только где, но ведь ты скорей дашь себя поперчить, посолить и поджарить на сковородке, чем сознаешься, так что чек я тебе выпишу.

Он отпер ящик и достал из него ключ от другого ящика, в котором был ключ еще от одного ящика, в котором был ключ от еще одного ящика, где лежала чековая книжка, и после того как он выписал чек и, повторив всю процедуру с ключами и ящиками в обратном порядке, убрал чековую книжку в сохранное место, он поманил к себе старика сложенным чеком, чтобы тот подошел и взял его.

— Старик, — сказал Фледжби, после того как еврей положил чек в бумажник и уже засовывал бумажник за пазуху, — с моими личными делами на сей раз покончено. А теперь одно слово насчет тех дел, которые меня не совсем касаются. Где она?

Не успев вытащить руку из-за пазухи, Райя вздрогнул и замер.

— Ого! — сказал Фледжби. — Не ждал? Куда же ты ее спрятал?

Не в силах скрыть, что его поймали врасплох, старик глядел на своего хозяина в смущении, которым тот очень потешался.

— Уж не в том ли она доме в Сент-Мэри-Экс, за который я вношу квартирную плату и налоги? — спросил Фледжби.

— Нет, сэр.

— Не в твоем ли она саду, на крыше этого дома, готовится к смерти, или как там это называется? — спросил Фледжби.

— Нет, сэр.

— Так где же она?

Райя опустил глаза в землю, словно размышляя, может ли он ответить, не нарушив обещания, потом молча поднял их на Фледжби, видимо решив, что не может.

— Ну, довольно! — сказал Фледжби. — Сейчас я настаивать не буду. Но я хочу это знать и узнаю, заметь себе. Что ты там затеял?

Старик в извинение развел руками и покачал головой, как бы не понимая, чего хочет хозяин, потом обратил на него немой, вопросительный взгляд.

— Волокитой ты никак не можешь быть, — сказал Фледжби. — Ведь ты же «дряхлость, какую сердцу видеть тяжело»[1], ну и так далее, — сам знаешь, если тебе известны хоть какие-нибудь христианские стишки. Ты ведь патриарх, из тебя песок сыплется, не влюблен же ты в чту Лиззи?

— О сэр! — протестующе воскликнул старик. — О, что вы, что вы, что вы!

— Так почему же ты не сознаешься, чего ради ты полез в эту кашу? — возразил Фледжби, едва заметно краснея.

— Сэр, я вам скажу правду. Но только (простите за такое условие) под самой строгой тайной, полагаясь на вашу честь.

— Туда же, честь! — воскликнул Фледжби, насмешливо кривя губы. — Какая там честь у евреев! Ну ладно. Валяй!

— Вы даете честное слово, сэр? — все настаивал Райя, почтительно, но твердо.

— Ну конечно. Честное благородное, — сказал Фледжи.

Старик, которому так и не предложили сесть, стоял, торжественно положив руку на спинку кресла. Молодой человек сидел в этом кресле, глядя в огонь с выражением настороженного любопытства, готовый подставить ему ножку и поймать врасплох.

— Валяй, — сказал Фледжби. — Выкладывай, какая у тебя была цель.

— Сэр, никакой цели у меня не было, кроме желания помочь беззащитной.

Чувства, вызванные этим невероятным признанием, мистер Фледжби мог выразить только удивительно долгим, насмешливым фырканьем.

— Как я познакомился с этой девицей и за что стал уважать и почитать ее, я уже говорил вам, когда вы видели ее в моем бедном садике на крыше, — сказал еврей.

— Разве? — недоверчиво отозвался Фледжби. — Хотя, может, и говорил.

— Чем лучше я ее узнавал, тем больше меня заботила ее судьба. И вот наступил перелом в этой судьбе. Ей досаждал неблагодарный брат-эгоист, досаждал неотвязный поклонник, расставлял сети другой, имевший над ней больше власти, досаждала слабость собственного сердца.

— Так она увлеклась одним из них?

— Сэр, это было вполне естественно: она почувствовала к нему склонность, потому что у него есть достоинства, и немалые. Но он ей не пара и жениться на ней не собирался. Опасности надвигались все ближе, тучи сгущались, и я, будучи, как вы уже говорили, слишком стар и немощен, чтобы меня заподозрили в иных чувствах, кроме отцовских, вмешался в это дело и посоветовал ей бежать. Я сказал: «Дочь моя, бывают опасные времена, когда всего нравственней и благородней решиться на бегство и когда самым героическим и отважным поступком становится бегство». Она ответила, что уже думала об этом, но не знает, куда бежать, без чьей-либо помощи, и что надеяться ей не на кого. Я доказал, что есть на кого, и помог ей. И она бежала.

— Что же ты с ней сделал? — спросил Фледжби, щупая скулу.

— Я отвез ее далеко отсюда, — сказал старик, широким плавным движением отводя руку в сторону, — далеко отсюда и поместил у наших людей, где ей пригодится ее мастерство и где она сможет работать без помех с чьей-либо стороны.

Глаза Фледжби оторвались от огня и подметили движения его рук, когда Райя сказал «далеко отсюда». Фледжби тут же попытался (очень удачно) повторить этот жест и сказал, мотнув головой:

— Поместил ее в этом направлении? Ах ты старый мошенник!

Держа одну руку на груди, а другую — на спинке кресла, Райя, не оправдываясь, ждал дальнейших вопросов. Но Фледжби отлично видел своими близкосидящими глазками, что по этому единственному пункту бесполезно его допрашивать.

— Лиззи, — сказал Фледжби, снова глядя на огонь, а потом подняв глаза. — Гм, Лиззи. Ты не сказал ее фамилии там, в саду на крыше. Ну а я буду более откровенен. Ее фамилия Хэксем.

Райя наклонил голову в знак утверждения.

— Слушай-ка, ты, — сказал Фледжби. — Мне сдается, я кое-что знаю про этого более опасного соблазнителя, у которого над ней больше власти. Он имеет отношение к адвокатуре?

— Кажется, это его профессия.

— Я так и думал. А фамилия похоже что Лайтвуд?

— Нет, сэр, совсем не похоже.

— Ну, старый хрыч, говори уж и фамилию, — сказал Фледжби, глядя старику в глаза и подмигивая.

— Рэйберн.

— Клянусь Юпитером! — воскликнул Фледжби. — Этот самый, вот оно как? Я думал на другого, а этот мне и во сне не снился. Не стану возражать, если ты обставишь любого из них, мошенник ты этакий, потому что оба они одинаково нос дерут. Ну, а таких нахалов, как этот, я пока что не встречал. Еще и бороду отрастил и чванится этим! Отлично, старик! Валяй дальше, желаю удачи!

Ободренный неожиданной похвалой, Раня спросил, не будет ли еще каких-нибудь приказаний.

— Нет, — сказал Фледжби, — можешь ползти, Иуда, да подумай-ка о тех приказаниях, которые уже получил.

Отпущенный с такими любезными словами, старик взял свою широкополую шляпу и посох и раскланялся с этим вельможей, скорее как высшее существо, милостиво благословляющее мистера Фледжби, чем как бедный приживал, которым помыкают.

Оставшись один, мистер Фледжби запер наружную дверь и вернулся к камину.

— Отлично сделано! — сказал очаровательный Фледжби самому себе. — Может, и не так скоро, да зато наверняка. — Это он повторил дважды и трижды, весьма самодовольно, опять раздвинув ноги в турецких шароварах и согнув колени.

— Меткий выстрел, вот что лестно думать, — продолжал он свой монолог. — И еврей убит наповал! А ведь когда я услышал эту историю у Лэмла, я ведь не сразу набросился на Райю. Ничего подобного: я его настиг постепенно.

В этом он был совершенно точен: у него не было привычки набрасываться, прыгать или подскакивать кверху, гонясь за чем бы то ни было в жизни, — он ко всему подползал.

— Я его настиг постепенно, — продолжал Фледжби, нащупывая бакенбарды. — Ваши Лэмли, или ваши Лайтвуды на моем месте непременно спросили бы его, не помог ли он этой девушке скрыться. Я гораздо ловчее берусь за дело. Сам спрятался в кусты, его выставил на солнце, прицелился и — сразу наповал. Ну, где там еврею равняться со мной, куда он против меня годится!

Его лицо опять искривила сухая гримаса вместо улыбки.

— А что касается христиан, — продолжал Фледжби, — глядите в оба, братья во Христе, — особенно те из вас, которые собираются объявить себя несостоятельными! Теперь на моей улице праздник; я куплю ваши векселя и покажу вам кое-что интересное. Иметь над вами власть так, чтобы вы этого не знали, хоть и считаете себя всезнайками, да, за это, пожалуй, стоит выложить денежки. А вдобавок я же вас и прижму и прибыль получу — вот это будет на что-нибудь похоже!

После этой речи мистер Фледжби начал переодеваться из турецкого одеяния в христианское платье. Во время переодевания и утренних омовений и натирания лица последним и самым верным средством для произращения густых и блестящих волос на человеческой физиономии (из мудрецов он признавал только ростовщиков и шарлатанов) густой туман сомкнулся вокруг него и поглотил в черных как сажа объятиях. Если бы он его больше не выпустил, невелика была бы потеря для мира, — взамен нетрудно было бы подобрать другой экземпляр из наличного запаса.

Глава II

Почтенный друг в новом виде

Вечером того же туманного дня, когда желтая ставня «Пабси и Ко» была уже спущена после дневных трудов, еврей Райя опять вышел на улицу. Но на этот раз с ним не было мешка и шел он не по делам своего патрона. Перейдя Лондонский мост, он вернулся на правый берег Темзы по Вестминстерскому мосту и так, сквозь туман, прибрел к дверям кукольной швеи.

Мисс Рен ждала его. Он увидел ее в окно, при свете едва тлеющего огня, — старательно присыпанного мокрой золой, чтобы угля хватило надолго и сгорело поменьше, пока ее нет дома, — она сидела в шляпе, дожидаясь его. Стук в окно вывел ее из задумчивости, и она пошла отворить ему дверь, опираясь при ходьбе на маленький костыль.

— Добрый вечер, крестная! — сказала мисс Дженни Рен.

Старик улыбнулся и подал ей руку, на которую она оперлась.

— Не зайдете ли погреться, крестная? — спросила Дженни.

— Если ты готова, то не зайду, милая моя Золушка.

— Отлично! — в восхищении вскричала мисс Рен. — Какой же вы умница! Если бы в этом заведении давали награды (а мы держим только выкройки), то вы получили бы большую серебряную медаль за то, что сразу меня поняли.

С этими словами мисс Рен вынула ключ из дверной скважины и положила его в карман, потом заботливо прихлопнула дверь и, пока оба они стояли на крыльце, попробовала, заперта ли она. Удостоверившись, что ее жилище остается в сохранности, она положила руку на локоть старика, а другой хотела было опереться на костыль. Но ключ был орудием таких гигантских размеров, что Райя предложил нести его.

— Нет, нет, нет! Я сама его понесу, — не согласилась мисс Рен. — Я ведь, знаете ли, ужасно кривобокая, а если положу ключ в карман, то это поможет кораблю выпрямиться. Сказать вам по секрету, крестная, я нарочно сделала карман с той стороны, что повыше.

И они пустились в путь сквозь туман.

— Да, крестная, это с вашей стороны очень умно, что вы меня поняли, — продолжала мисс Рен с большим одобрением. — Но, знаете ли, вы очень похожи на фею — крестную из детских книжек с картинками. Вы так не похожи на других людей, и кажется, что вы только сию минуту превратились в старика для какой-то доброй цели. Ага! — воскликнула мисс Дженни, заглядывая в глаза старику. — Я узнаю вас, крестная, под этой бородой!

— Дженни, а хватает ли твоей фантазии на то, чтоб я превращал и другие предметы?

— Еще бы не хватило! Если б вы только взяли у меня костыль и стукнули по мостовой, — вот по этому грязному булыжнику, по которому я топаю, — то сейчас же появилась бы запряженная шестерней карета. Слушайте! Давайте поверим, что это правда!

— От всего сердца, — ответил добрый старик.

— И знаете, о чем я вас попрошу, крестная. Сделайте мне такую милость, дотроньтесь палочкой до моего ребенка, чтоб он переменился к лучшему. О, мой сынок за последнее время стал таким скверным, гадким мальчишкой! Он меня с ума сведет. Вот уже десять дней палец о палец не ударил. Да он еще и бредил: ему чудилось, будто четыре медных человека в красной одежде хотели бросить его в огненную печь.

— Но ведь это опасно, Дженни?

— Опасно, крестная? Моею скверного мальчишки всегда надо опасаться так или иначе. Может, он в эту самую минуту, — и маленькое создание оглянулось через плечо на небо, — поджигает наш дом. Не знаю, право, кому нужны такие дети. И трясти его нет никакого толку. Уж я его так трясла, что у самой голова кружилась… «Почему ты не чтишь матерь твою, заповедь позабыл, скверный мальчишка?» Все время ему это твержу. А он только хнычет и таращит глаза.