Первым известием о революции в Петербурге была телеграмма члена Государственной Думы Бубликова, посланная по линии железных дорог, с извещением о падении Правительства и призывом соблюдать спокойствие и порядок. Но никаких других официальных сообщений не было и еще целые три дня Киев и вся Украина питались разными слухами и ничего достоверного не знали. Только после разрешения Главнокомандующего Юго-Западным фронтом ген. Брусилова, Командующий Киевским военным округом ген. Ходорович позволил газетам напечатать сообщение о событиях и столице – и Киев и Украина узнали о совершившейся революции. Приглушенная во время войны, политическая деятельность разных, легальных и нелегальных, организаций сразу возродилась и накипела.

      На следующий же день, 17-го марта, (по новому стилю) в Киевской городской думе собрались представители общественных организаций и партий и выбрали из себя Исполнительный Комитет из 12 членов. На этом собрании были, конечно, представители всех революционных партий и организаций, так как с падением царского правительства они получили возможность выступать легально и принимать участие в общественной и политической жизни.
      При рассмотрении списка представителей бросается в глаза, что на этом их многолюдном собрании в столице Украины была представлена только одна украинская организация – «Товариство Украiнських Поступовцiв” (ТПУ). Почему это случилось, объясняет украинский историк Д. Дорошенко, который на стр. 42 своей “Истории Украины” сообщает, что “ТУП была в то время единственной украинской организацией”. Все другие украинцы левого, социалистического, направления, как уже упоминалось раньше, пребывали в рядах общероссийских партий и не ощущали потребности создания своих отдельных украинских партий. Кое-где только существовали разрозненные группы и кружки украинской молодежи социалистического направления, малочисленные и не авторитетные потому что состояли из зеленой молодежи.
      Сообщая о выборе Исполнительного Комитета из 12 человек, сепаратистические историки пишут, что из этих 12 членов 5 были украинцы, но о том, кто были эти 5 украинцев, большинство их умалчивает. Напомним, что это были: волынский помещик – барон Штейнгель, представитель русских, кавказских и украинских «народных социалистов» С. Ефремов (впоследствии лидер социалистов-федералистов), представитель кооперативов – Н. Порш (впоследствии петлюровский министр), представитель киевских рабочих (так он сам себя называл) – Паламарчук и единственный представитель организованных украинцев, представитель ТУП-а, – Никовский, т.е. представитель украинцев был только один, а не пять.
      Этот Исполнительный Комитет, пополненный впоследствии многочисленными кооптациями, в течении первых трех месяцев революции фактически был высшей властью в Киеве, пока эту власть не захватила Центральная Рада.
      То, что произошло в Киеве, произошло и в остальных губерниях Украины. И, как и в Киеве, в первое время революция, носило характер общероссийский и голоса организованной украинской политической общественности не было слышно, ибо до революции ее вовсе не было. Как указано выше, общественная и политическая деятельность населения Украины шла в рамках партий и группировок общероссийских.
 

      Организовываться она начала только после революции, быстрыми темпами. Вот как описывают эту организацию украинские мемуаристы М. Жученко и Е. Чикаленко: “сначала совет ТУП-а хотел сам стать общей объединяющей организацией, но на его заседание явились Стешенко, Антонович и Степаненко как представители украинских социалистических организаций и добивались, чтобы в совет было принято такое же число представителей этих организаций, какое есть в данный момент в совете ТУП-а. Чтобы не разбивать сил и не создавать двух центров, совет ТУП-а согласился на требования социалистических представителей с тем, чтобы в новый центральный орган, для которого принято название Центральная Рада (совет), входили впоследствии и представители от разных новых организаций.
      Так создалась Центральная Рада, в которую сразу же вошли, кроме членов ТУП-а, представители от социал-демократов, украинских социалистов-революционеров, украинцев-военных, украинцев-рабочих, кооперативов, студентов, православного духовенства г. Киева, от разных “товариществ” (“Украинское Научное Товарищество”, “Товарищество украинских техников и агрономов”, “Украинское Педагогическое Товарищество” и др.), обществ и кружков”. (Цитируется из “Истории Украины” Д. Дорошенко, стр. 42).
      Буквально в несколько дней маленькие социалистические группы и кружки переименовали себя в политические партии, создался целый ряд новых украинских организаций и каждая из них получала для своего представителя место в Центральной Раде, которая росла численно изо дня в день.
      И, уже 22 марта, Центральная Рада выпустила свое первое “обращение к украинскому народу”, составленное в туманных и неясных выражениях, одинаково приемлемых для всех партий и направлений. Невидимому, это результат компромисса между разними точками зрения. Ни сепаратистическая, ни автономистическая точка зрения отчетливо не выражены, а только глухо сказано, что во Всероссийском Учредительном Собрании должен быть услышан голос украинского народа, который “сам за себя скажет, как он хочет жить”.
      Тот факт, что это высказывание предвиделось во Всероссийском Учредительном Собрании и нигде не упоминается об Украинском Учредительном Собрании, дает основание думать, что в тот момент Центральная Рада стояла на позициях единства России.
      Всего за один день до выпуска обращения от Центральной Рады, было выпущено обращение от ТУП-а, в котором отчетливо выражается мысль об автономии Украины, федерации ее с Россией и, как и в обращении Центр. Рады, нет никаких упоминаний вопросов социальных.
      Это, отдельное обращение ТУП-а, в котором состояли наиболее видные деятели украинской культуры, заслуживает особого внимания, ибо свидетельствует о крупных расхождениях в самом начале деятельности Центральной Рады между ее подлинно культурной частью, с большим общественно-политическим стажем, оказавшейся в Раде в меньшинстве, и ее большинством, состоявшим или из зеленой молодежи – выдвиженцев разных социалистических кружков – “гуртков”, или из малокультурных “деятелей” – сельской или уездной “интеллигенции”, или, наконец, из совсем некультурных представителей разных “солдатских” и “рабочих” организаций.
      Вскоре это большинство полностью подмяло под себя культурное меньшинство и впоследствии дало из своей среды украинских “деятелей”, “политиков” и “министров” эпохи “петлюровской” и эмигрантской, гордиться которыми, украинскому народу не приходится.
      В первое время непререкаемых авторитетом в Раде был Грушевский, который прибыл в Киев из Москвы, где он жил последнее время перед революцией, работая в Московских архивах. Но свой авторитет он не использовал для руководства массами и создания их настроений, а избрал другой путь – самому приспособляться к настроениям масс. Вместо положения вождя, ведущего и направляющего, он добровольно и сознательно избрал положение демагога, плывущего в бурных волнах переменчивых настроений народных масс.
      Уже в первом № газеты “Нова Рада”, вышедшей после революции, под редакцией народного социалиста Никовского (впоследствии одного из лидеров “социалистов-федералистов”), Грушевский написал статью установочного характера, в которой он определил свою будущую деятельность: “Мы должны держать руку на пульсе народной жизни и итти в ритм его биения. Оно только нам закон, ему только должны мы подчиняться, его провозглашать всем, не взирая на то, будет ли это нам приятно или нет».
      В результате такой установки, член несоциалистического, автономистического ТУП-а, Грушевский, чья подпись стоит под “обращением ТУП-а от 21 марта (1917 г.), следуя “ритму пульса народной жизни”, начал скатываться все дальше и дальше влево. Сначала пошел на поводу у социалистического большинства Центральной Рады, потом оформил свое вступление в партию украинских социалистов-революционеров, а закончил, как известно, покаянием перед большевиками и переходом к ним на службу.
      Центральная Рада, созданная в первые же дни революции, росла численно, включая все новых и новых “представителей”, в том числе и представителей национальных меньшинств, каковыми считались поляки, евреи и великоруссы, причем “великоруссом” считался не толШГподлинные великороссы, но и каждый ур.оже.7 нец Украины, не стоявший на “украинской” национальной платформе.
      Таким образом, благодаря постоянному пополнению, число членов Рады быстро возросло до 600, как об этом сообщала сама Центральная Рада. Создавались новые организации, которые требовали мест для своих представителей в Центральной Раде. Эти места им охотно давались.
 

      Как создавалась Центральная Рада, уже указано в выдержке из сепаратистических мемуаристов и историков.
      Что из себя представляли эти 600 “представителей Украинского Народа”, сообщает и своих мемуарах бывший член Центральной Рады В.М. Левитский (стоявший на общероссийских позициях). Вот что пишет он в своих воспоминаниях: “Официально украинский парламент состоял из 600 депутатов, избранных населением и 2-х миллионной армией сторонников украинской республики на фронте.
      Немедленно по получении депутатских карточек мы произвели подсчет, находившихся в зале, депутатов (на этом заседании решался вопрос о подчинении Временному Правительству и были мобилизованы все силы). Украинских депутатов в Раде оказалось 117 человек. Из них 1 священник, 20-25 представителей интеллигенции, несколько крестьян, остальные – солдатские шинели, мирно дремавшие и креслах. Мы сейчас же избрали своего представителя в мандатную комиссию. Появление его в комиссии вызвало в рядах украинцев настоящую панику. Пользуясь малокультурностью и растерянностью секретаря, наш уполномоченный завладел папкой с депутатскими документами и принялся за их внимательное изучение. Вечером мы собрались, чтобы выслушать его доклад. Доклад не вызывал никаких сомнений. Никаких выборов в Центральную Раду нигде не было. Депутаты из армии заседали на основании удостоверений, что такой-то командируется в Киев для получения в интендантском складе партии сапог; для отдачи в починку пулеметов; для денежных расчетов; для лечения; и т.п. Депутаты “тыла” имели частные письма на имя Грушевского и других лидеров, приблизительно одинакового содержания: “посылаем, известного нам”… В конце – подпись председателя или секретаря какой-нибудь партийной или общественной украинской организации. Наш представитель успел снять копию с полномочий депутатов г. Полтавы. Все они были избраны советом старшин украинского клуба, в заседании, на котором присутствовало 8 человек. Всего депутатских документов оказалось 800. На официальный запрос, секретарь смущенно ответил, что здесь все документы. Остальные депутаты (около 300) – это Грушевский, Винниченко, Норш и другие члены президиума, которым “передоверены” депутатские полномочия и каждый из них равняемся 10-15-25 депутатам.
      Наконец, пояснил секретарь, часть депутатов еще не успела зарегистрироваться, но таким, успокоил он, мы выдаем вместо депутатских билетов, только квитки на обед.
      Тайна украинского парламента была разоблачена. Мы, сложили свои полномочия и ушли из Рады”. (“Что надо знать об Украине”. Ю. Макаров, стр. 87, Буэнос Айрес, 1939.).
      Как видно из изложенного, описание состава Центральной Рады, сделанное “русским”, не находится в противоречии с описанием способа ее создания и пополнения, данным украинцами-сепаратистами. Только последние, признавая, что в Раду посылали своих представителей даже отдельные “гуртки” (кружки), скромно умалчивают, что из итого получилось.
      Приведенные же выше свидетельства из двух, противоположных, источников, которые одно другое не опровергают, а только дополняют и уточняют, дают основание утверждать, что Украинская Центральная Рада не имела ни формального, ни морального права выступать от имени всего населения Украины и утверждать, что она выражает его волю.
      В лучшем случае она могла выступать только от ее известной части – “национально-активных украинцев”. Каковой же была эта часть установить невозможно, по той причине, что тогда (в первые полгода революции) никаких свободных выборов, в которых бы участвовало все население Украины не производилось.
 

      Известную картину настроений населения, хотя и не исчерпывающую, все же дают результаты выборов в органы городского самоуправления, летом 1917 г. Выборы были всеобщие, прямые, равные и тайные и свободные. Любая партия или блок партий имела право выставить свой список, свободно вести всех видов пропаганду и бороться за места депутатов – гласных городских дум.
      Украинский историк-сепаратист Д. Дорошенко, в своей “Истории Украины” (стр. 143-4) дает данные о результатах этих выборов в городах Украины, (главнейшие города 8 Российских губерний с украинским – “малороссийским” населением):
      Всего гласных из них украинцев
 
      (блок всех украин. партий)
 
      г. Киев 125 24
      г. Екатеринослав 110 11
      г. Одесса 120 5
      г. Херсон 101 15
      г. Житомир 98 9
      г. Умань 56 10
      г. Чернигов 60 16
      г. Винница 59 12
      г. Звягель 40 9
      г. Кременчуг 101 17
      Как видно из этой таблицы, поражение “национально-активных” украинцев было полным. Ни в одном из городов Украины они не получили не только большинства, но даже хоть сколько нибудь значительного меньшинства. “Только там, где украинцы выступали в блоке с русскими социалистами, они получали более значительную часть мандатов”, – продолжает этот сепаратистический историк (“История Украины”, стр. 143).
      В результате этого поражения на выборах, даже в столице Украины – Киеве, место городского головы занял русский – Рябцов, его заместителя – еврей Ринцбург.
      Результаты свободных выборов в городах Украины летом 1917 года:
      Партии общероссийские 870
      Партии укр.-федералистические 128
      Партии сепаратистические –
 

      Не нашли отклика у населения и предпринятые Радой шаги к “украинизации” школ, суда и административных учреждений. Посыпались многочисленные протесты, определилось, резко отрицательное отношение к украинизации большинства населения, как в городах, так и в селах. Протестовали, не Центральное Русское Правительство, а – Киевский Университет и Политехникум, Духовная Академия, представители суда и администрации, городские думы всех городов Украины и многочисленные органы самоуправления в селах.
      Когда в Киеве, по требованию Центральной Рады, было объявлено об открытии гимназии с преподаванием на украинском языке и открыта запись учеников, то изо всего, миллионного тогда, населения Киева, нашлось немногим больше сотни, желающих поступить в эту гимназию, что признают и украинские историки, объясняя это результатом насильственной русификации.
      Из низших школ Киева, только в одной, решено было (по настоянию Рады) ввести преподавание на украинском языке – в школе на Куреневке, назвавши ее школой имени С. Грушевского (в честь отца Грушевского). Но куреневцы, украинцы-огородники, запротестовали и реформа была отложена до осени.
 

      Киев в эта первые месяцы революции быстро наполнялся галичанами– самостийниками. Часть пробиралась из Австрии через фронт, который уже начал разлагаться, часть – из лагерей военнопленных и мест расселения галицийских беженцев и высланных в первые месяцы войны. Так в Киеве очутились австрийский полковник Мельник и капитал Коновалец – будущие вожди украинского фашизма.
      Эти галичане-”украинцы”, считавшие себя квинтэссенцией украинской культуры, давили на, оказавшихся на гребне революционной волны, юношей-социалистов и полуинтеллигенцию и требовали немедленной украинизации всей жизни, разумеется, по их указаниям и под их руководством. Широкие же круги населения не чувствовали их “своими” и относились к ним, в лучшем случае, настороженно, а то и враждебно.
      Но напористость галичан, в соединении с честолюбием и жаждой власти вчерашних студентов, мелких служащих и полуинтеллигентов, делали свое дело – и Центральная Рада быстро распространяла, расширяла и углубляла свою власть на Украине.
      Отпора она почти не встречала, ни со стороны центральной власти, и со стороны местной администрации и органов самоуправления, занятых своими партийными несогласиями и обессиленных борьбою со всюду созданными “Советами солдатских, рабочих и крестьянских депутатов”, сила и значение которых неуклонно росла и которые все больше склонялись к большевикам.
      Начиная с Петрограда и кончая самым маленьким уездным городом всюду было двоевластие, которое, фактически, приводило к безвластию. Только нанесшая инерция, установившихся веками, взаимоотношений и быта, сдерживала быстро надвигавшуюся анархию.
      Как известно, общие настроения не пощадили и армию и она начала быстро разлагаться. В результате падения дисциплины, появились сотни тысяч дезертиров, которые прежде всего наполнили тыловые города, каковыми тогда являлся Киев и все города Украины. По иронии судьбы, эти дезертиры положили основание так называемой “Украинской Армии” принимавшей впоследствии участие, в бурных событиях 1917-21 гг., которые украинские сепаратисты называют “Борьбой за Украинское Национальное Освобождение”.
 

      Уже с самого начала революции был брошен лозунг украинизации армии, (надеясь” этим путем создать собственную вооруженную силу), каковая мыслилась в выделении украинцев из общероссийских частей и сведения сначала в отдельные части, а затем в “Украинскую Армию”. Лозунг этот сопровождался пропагандой, что все украинцы будут возвращены с далеких фронтов на Украину для ее обороны, а также пропагандой против продолжения войны вообще, которую развивали не только большевики, но и часть украинских социалистов-революционеров и социал-демократов. Впоследствии, во время гражданской войны, они перешли к большевикам.
      Если не лозунг; то, сопровождавшая его, пропаганда имела успех. Одни записывались в “украинцы” в надежде скорее попасть на родину; другие, бросивши фронт и болтаясь по тылам, оправдывали свое дезертирство желанием воевать только в украинских частях. И когда, к концу апреля 1917 г., в Киеве накопилось много тысяч дезертиров и их начал “беспокоить” тогдашний Командующий войсками полковник Оберучев, они решили “легализироваться” путем превращения себя в “украинскую часть”.
      В последних числах апреля весь Киев был залеплен плакатами: “товарищи дезертиры! все, на митинг на Сырце 30 апреля!” Хотя я не был дезертиром, а, после ранения, находился на излечении в Киеве и передвигался с костылем, я на этот необычайный митинг поехал и был свидетелем всего на нем происходившего.
      Огромный пустырь против Политехнического Института заполнила многотысячная толпа дезертиров. На груди у многих были желто-голубые украинские ленточки. После выступления многочисленных ораторов, оправдывавших свое дезертирство украинским патриотизмом и желанием бороться, но только “под украинскими знаменами”, была вынесена резолюция, предложенная штабс-капитаном Путником-Гребенюком, о немедленном сформировании украинской части в Киеве и немедленном “зачислении на все виды довольствия”. Последнее, т.е. требование немедленного зачисления на “все виды довольствия”, вызвали гром рукоплесканий. Довольные своим “достижением”, дезертиры принялись штурмовать Святошинские трамваи, на которых они, конечно, ездили бесплатно.
      О дальнейших событиях рассказывает в своих воспоминаниях командующий войсками в Киеве полковник Оберучев («В дни революции»): “группа дезертиров с распределительного пункта – тысячи четыре человек – вышли на улицу и, во главе с избранным ими командиром полка, штабс-капитаном Путником-Гребенюком, направилась к дворцу (в это время во дворце помещались исполнительные комитеты), и они заявили требование признать их “Первым украинским имени Богдана Хмельницкого полком”.
      Мнения о том, удовлетворить ли требования дезертиров, разделились. Центральная Рада вынесла резолюцию: “данную группу солдат признать полком и считаться с этим, как с фактом”. Совет солдатских депутатов стал на противоположную точку зрения и категорически воспротивился такому способу создания украинской армии.
      После длительных переговоров и совещаний, к которым были привлечены не только Главнокомандующий Юго-Западным фронтом ген. Брусилов, но и военный министр, дезертиры восторжествовали и был признан факт сформирования этого первого полка украинской армии, правда, с оговоркой, что не все дезертиры, объявившие себя полком, будут таковым признаны, а из их среды будет отобран только кадр полка, который в дальнейшем будет пополняться только добровольцами, не обязанными военной службой, а все же остальные должны быть отправлены на фронт. Но оговорку эту провести в жизнь не удалось, ибо все, не попавшие в кадр полка, попросту разбежались и на фронт не поехали. Полк же продолжал формироваться, не двигаясь из Киева и пополняясь не добровольцами (таковых, среди “сознательных украинцев” не нашлось), а исключительно дезертирами. Удобно расположившись в казармах, полк рос как на дрожжах, ежедневно увеличивая требования довольствия, не нес никаких караулов по гарнизону и не помышлял ни о каком фронте. Это была какая-то, никого и ничего не признающая, «Сечь Запорожская» в центре Киева, которая бездельничала, митинговала и пьянствовала и разлагающе действовала на остальные части. Вскоре сам полк арестовал своего командира, – основателя “Украинской Армии”, штабс-капитана Гребенюка и доставил его под конвоем в распоряжение командующего войсками Киевского военного округа. Последний, в сопровождении одного офицера, отправил Гребенюка на фронт, где след его теряется.
      Тронуть “Богдановцев” никто не смел, ибо они находились под особым покровительством Центральной Рады и всякое действие против них рассматривалось как “контрреволюционное” и “антиукраинское”.
      Пример «Богдановцев» был заразителен, и вскоре в Киеве сформировался еще один такой же полк – “имени гетмана Павла Полуботка”.– Как и “Богдановцы” он о фронте и не помышлял, но зато принял активное участие в попытке захватать большевиками власть в Киеве, в дни большевистского восстания в Петрограде (3-5 июля ст. ст.).
      О том, как сформировался второй полк «Украинского Войска», сообщает (в № 5-6, 1917 г.) “Вестник Украинского Генерального Войскового Комитета». Глава Генерального Секретариата, Винниченко, уведомил о событиях, по прямому проводу, Петербургское Правительство, такими словами: «в ночь на 5 июля, группа украинцев-солдат, около 5.000, которая проходила распределительный пункт и, самовольно, вопреки распоряжению Генерального Комитета, назвала себя полком имени гетмана Полуботка, захватила арсенал, вооружилась и поставила караулы около 2 государственных учреждений. Генеральный Секретариат немедленно предпринял решительные меры для возстановления порядка».
      Но, возстановить порядок оказалось не так просто. Правда, от государственных зданий и из города, полуботьковцы были изгнаны, но, они расположились на Сырце и в с. Грутках и организовали своеобразную дезертирскую Сечь.
      Попытка привести их к повиновению силой первого полка – “Богдановцев”, не увенчалась успехом, т.к. значительная часть “богдановцев” перешла на их сторону.
      Власти, и русские, и украинские, их тем не менее снабжали всем необходимым и пытались «уговорить». Центральная Рада посвятила не мало времени обсуждению поведения «товарищей в Грушках», как они названы в протоколе заседания Центр. Рады. Вынесена была резолюция: «призвать товарищей солдат, которые живут в Грушках, к национальной гражданской дисциплине». Несколько раз, ездили и в Грушки вожди Рады их уговаривать, но все было безрезультатно.
      Подстрекаемые двумя прапорщиками-дезертирами (Майстренко и Гузиенко), «полуботковцы» не хотели никому подчиняться, а только предъявляли требования увеличения довольствия.
      Все попытки высших военных властей отправить на фронт украинизированные части, неизменно, кончались неудачей. Только один раз, 8 авг. 1917 г., после длительного уговаривания, удалось посадить в вагоны для отправки на фронт два эшелона “Богдановцев”, но дальше Поста Волынского (9-й километр от Киева) они не уехали. Они подняли стрельбу и начали так безобразничать, что, находившийся на Посту Волынском на охране, еще не разложившийся, эскадрон Кирасирского полка, принужден был их разоружить (при этом было 16 убитых) и вернуть и Киев.
      Весть об этом взволновала весь Киев. Украинцы обвиняли “русских” в провокации и ничем не оправдываемом; кровопролитии. Вмешалась Центральная Рада и потребовала от Временного Правительства вывода из Киева “русских” войск и смещения Командующего Округом.
      Требования эти не были удовлетворены, а прислана из Петрограда чрезвычайная следственная комиссия для расследования этого инцидента. Комиссия (в которой принимали участие также представители Рады и Совета солдатских депутатов) установила, что «богдановцы» были пьяны, сами первые открыли стрельбу, а большинство погибших были жертвы разрыва ручных гранат, которых у кирасиров не было, а у «богдановцев» они были в изобилии. Дело пришлось замять.