Глава 5. Привал

Что-то дребезжало, скрипело, царапало. Тилья проснулась и села. Легкая дымка заволакивала небо, луна казалась желтым размытым пятном. Она стояла прямо над головой, значит, скоро придет рассвет. С одной стороны плота плескалась вода, а с другой напирали полусгнившие бревна и ветки.

— Что стряслось? — проворчала Мина.

— Похоже, мы сели на мель. И на нас несет всякую всячину из леса.

— Это плохо.

— Может быть, нам удастся выбраться на берег.

— Тебе-то, может, и удастся да мальчишке. Встряхни-ка их. Как они там?

Тилья выползла из-под одеяла и подошла к Талю. Он дышал ровно, но не шевельнулся в ответ на ее прикосновение. Альнор тоже.

Вода выглядела как-то по-другому. Тилья опустила весло и нащупала дно. Оно было не глубже, чем по пояс. Тилья вернулась на свое место и стала ждать рассвета.

Когда солнце встало, туман сделался золотым и быстро рассеялся. Тилья увидела, что река в этом месте разлилась и поросла вдоль берегов тростником. Течение прибило плот ближе к западному берегу, вместе со скопившимися за много лет ветками, стволами деревьев и водорослями.

Тилья привела себя в порядок, позавтракала и попробовала растолкать мусор в стороны, чтобы освободить плоту путь к берегу. Со всей силы она налегла на шест, и ей удалось чуть-чуть продвинуться вперед. Вот если бы Таль и Альнор проснулись, то все вместе они бы справились.

— Я готова помочь тебе, если только мне не придется скакать на одной ножке.

— Попробую загнать Калико в воду, — сказала Тилья. — Ей, конечно, это не понравится, но она сможет вытащить нас на берег, если там не станет вдруг слишком глубоко. И еще мне понадобится твоя палка.

Тилья сняла башмаки, носки и юбку, взяла несколько кусков сахара, дала один Калико и показала, что кладет их в карман своей кофты. Калико, осторожно ступая, вышла из стойла. Тилья дала ей еще кусочек и обвязала ее буксировочной веревкой. Лошадь доверчиво потянулась за сахаром к краю плота, но, когда он качнулся под ее тяжестью, испуганно заржала и остановилась как вкопанная.

— Ну, не бойся, — ласково сказала Тилья. — Здесь не так уж глубоко. Смотри!

Она соскользнула в воду, немного отошла от плота, выудила из кармана сахар и показала Калико. Та неуверенно переступала ногами и жадно вытягивала шею, но не двигалась с места. Тилья поднесла сахар к самым ее губам, и Калико сделала шаг. В конце концов, брыкаясь и вставая на дыбы, лошадь очутилась в воде, забрызгав Мину и Тилью с ног до головы.

Подманивая Калико сахаром, Тилья повела ее к берегу.

— Ну, иди же! Только не обратно на плот. Ты же так хотела на землю!

После некоторого колебания лошадь все же пошла вперед. Веревка натянулась, и плот двинулся к берегу. Тилья пробиралась первой, прощупывая дно бабушкиной палкой. Местами становилось глубже, но Калико уже завидела землю и уверенно тянула за собой плот. Вскоре он зарылся носом в мокрый прибрежный песок. Тилья отвязала веревки.

— Обернись! — вдруг крикнула Мина.

Тилья оглянулась и увидела чуть выше на берегу огромного огненно-каштанового пса. Несмотря на его размеры, он не показался Тилье опасным, и она не двинулась с места, когда пес подбежал к ней, приветливо виляя лохматым хвостом. Он с любопытством обнюхал ее, но, когда она протянула руку, чтобы погладить его, сразу отпрянул.

— По-моему, он очень милый.

— Не знаю, не знаю… — проворчала Мина. — Пошел прочь! Тебя еще здесь не хватало!

Пес не обратил на ее слова ни малейшего внимания. Он прыгнул в воду, подплыл к плоту сбоку, забрался на него, обнюхал Мину и подошел к неподвижным Альнору и Талю.

— Сумки с едой! — закричала Тилья и бросилась назад.

— Где моя чертова палка?

Не обнаружив палки, Мина схватила ведро с водой, из которого поили Калико, и выплеснула его на непрошенного гостя. Тот ничуть не обиделся и начал отряхиваться.

Брызги разлетелись по всему плоту, не оставив сухого места. Не верилось, что полведра воды можно так долго разбрызгивать. Яркое солнце освещало каждую капельку, и со стороны казалось, что пес стоит в центре сияющего золотого шара. Мина осыпала его проклятиями, замахиваясь пустым ведром. Тилья на берегу умирала со смеху. Вдруг Таль, а за ним и Альнор проснулись и сели. Пес напоследок встряхнулся еще раз, бросился в воду, взбежал на высокий берег и скрылся из виду.

— Подумать только! Насколько нам было бы проще, если бы мы знали, что вас надо просто окатить ведром воды! — воскликнула Мина.

— Не думаю… — проговорил Альнор. — Я почувствовал, как во сне кто-то пришел ко мне и заставил проснуться.

Они вышли на берег и сели завтракать. Пес вернулся и наблюдал за ними с почтительного расстояния и больше не пытался подружиться.

Тилья настаивала на том, что нельзя отправляться в путь немедленно, как хотели все остальные. Это было бы несправедливо по отношению к Калико. Бедняжке столько пришлось вынести! Девочка хорошенько ее почистила и отпустила пощипать свежей травки и успокоиться. Неугомонный Таль, несмотря на остатки лесной хвори, принялся разбирать легкие части плота и мастерить из них маленькую скамеечку, с которой Мине было бы проще залезать на лошадь.

— Пора отправляться в путь, — объявил Альнор. — Нам нужно купить еды на завтра, а я не смогу сейчас идти быстро, меня все еще шатает. Предлагаю двигаться вдоль реки — так у нас по крайней мере будет вода.

Они поднялись и начали собирать вещи. Тилья поймала Калико, и Мина взобралась на нее, недоверчиво ступив на шаткое сооружение Таля.

— Хорошо, хоть этот ужасный пес куда-то делся, — сказала она. — Интересно, где он?

— Вон там, — показал Таль. — Кажется, он-то знает, куда идти.

Пес отошел уже довольно далеко. У подножия холма на берегу он остановился и посмотрел на них.

— Мальчишка прав, — сказала Мина. — Он точно куда-то направляется. И приглашает нас следовать за ним. Посмотрим, что из этого выйдет.

За холмом взгляду путников открылась равнина, простиравшаяся насколько хватало глаз. Сначала она показалась им совершенно безлюдной, каменистой, впрочем, кое-где маленькими рощицами росли деревья. Потом, примерно в миле от себя, они заметили какое-то медленно передвигающееся бесформенное пятно. Стадо овец? Или коз? Еще дальше виднелась темная точка, может быть хижина или какая-то другая постройка.

Путешественники направились в ту сторону.

Когда они приблизились, на них залаяла собачонка. Из темной, низкой хижины вышла девочка, посмотрела на незнакомцев и бросилась обратно в дом. Потом показалась женщина, прикрикнула на собаку и пошла им навстречу. Она была широкоплечей и коренастой. Одежда сильно отличалась от той, что носили в Долине. На ней была длинная юбка до самых щиколоток босых ног. Лицо обрамлял длинный шарф, два раза обмотанный вокруг головы. Концы шарфа, украшенные кисточками, свисали до пояса. Осанка говорила о том, что она привыкла носить тяжести на голове. Женщина остановилась. Ее лицо оставалось бесстрастным.

— Здоровья и удачи, — произнесла она со странным, звонким акцентом.

Альнор стоял впереди, держа руку на плече Таля.

— Удачи и долгих лет жизни, — ответил он.

— Вы пришли издалека?

— Из-за леса.

Ее лицо было совершенно непроницаемым.

— В лесу все мужчины умирают, — сказала она.

— Мы плыли очень быстро, на плоту. Но мы с внуком чуть не умерли.

Она нахмурилась и кивнула:

— Вы чужестранцы, и я должна дать вам кров и еду. Таков наш обычаи. Хотя с тех пор, как солдаты забрали моего мужа, мне нечем угощать гостей.

— Мы будем очень благодарны, если вы приютите нас. Еда у нас есть, нам просто нужно где-то отдохнуть. И мы были бы очень рады, если бы вы рассказали нам об обычаях вашей страны.

Она отрицательно покачала головой:

— Ничего у меня не спрашивайте. И я ничего не хочу знать о вас. Завтра я отведу вас к Элиону. Вы должны поговорить с ним, и он все решит. Меня зовут Салата.

Альнор назвал свое имя и представил спутников. Она усадила их под деревья, дала Калико воды, а их угостила сыром, козьим молоком и жестким, сухим хлебом. Когда они предложили ей своей еды, Салата обиделась и сказала, что у них так не принято.

— А у меня не принято оставаться в долгу, — возразила Мина. — Кое-что я все-таки могу для тебя сделать. Ты сказала, солдаты забрали твоего мужа. Хочешь узнать, что с ним?

Лицо хозяйки мгновенно изменилось. Желание узнать об участи мужа боролось в ней со страхом.

— Пожалуйста!.. — прошептала она. — Хоть что-нибудь!

Тилья принесла бабушкину суму, и Мина извлекла оттуда маленький кожаный мешочек, в котором хранила ложки для гадания. Она расстелила на земле синюю ткань, выложила на нее ложки и попросила Салату выбрать одну. Когда она это сделала, Мина капнула на эту ложку немного масла, дала Салате кусочек материи и велела тщательно втирать масло, пока на выпуклой стороне ложки не проявится рисунок древесины. Потом старуха положила ее между двумя другими, склонилась над ней и, сосредоточенно сопя, стала всматриваться в ее поверхность.

— Вот оно… — прошептала она. — Совершенно четко… Салата, гляди, может быть, ты и сама увидишь. Вот две линии тянутся рядом — это ты и твой муж, я уверена. Вот эти два маленьких ответвления — ваши дочери, одна из них уже родилась… А здесь, видишь, линия твоего мужа вдруг скручивается, начинает петлять и пропадает в этой завитушке, — должно быть, это его забрали солдаты… А вот твоя линия, бежит дальше одна, становится все тоньше, тебе тяжело без него… Но дальше, вот здесь, видишь, его линия вырывается из этой путаницы и, прямая как стрела, устремляется прямо к твоей… Значит, он возвращается к тебе.

— Когда?.. — хрипло спросила Салата.

— Не могу точно сказать, — ответила Мина, откидываясь на стуле. — На ложке расстояние кажется небольшим, но это ни о чем не говорит. Вся человеческая жизнь вмещается в линию не длиннее ладони. Но сегодня я первый раз в жизни видела так четко. Рано или поздно твой муж обязательно вернется, не будь я Мина Урласдотер.

Салата с опаской взяла в руки ложку, словно боясь обжечься.

— Оно исчезает, — сказала она, вглядываясь. — Я больше ничего не вижу.

— Так и должно быть, — успокоила ее Мина. — И если мы сейчас спросим у нее еще раз, она уже ничего такого не скажет. Но ты ведь видела то, про что я говорила? Я это не выдумала.

Салата кивнула. Справившись с волнением, она проговорила:

— Вы щедро отблагодарили меня за мое скудное угощение. Вы подарили мне надежду.

Она заплакала, нервно теребя в руках ложку, не желая выпускать ее, как будто та служила невидимой связью с любимым.

— Ну, ну, перестань, — смущенно пробормотала Мина. — Все будет хорошо, вот увидишь.

Салата взяла себя в руки.

— Вы здесь ничего не знаете, поэтому я скажу вам, — прошептала она. — Ты, Мина, обладаешь огромной силой. Это очень опасно. Даже здесь, где никого больше нет. Если вокруг люди, вы должны быть очень осторожны.

— Почему? — спросила Мина, но Салата не вымолвила больше ни слова.

На закате дочь хозяйки привела коз в загон, Салата подоила их, потом пошла в хижину и затопила печь. Они расселись и продолжили беседу за ужином. Точнее, Таль задавал Салате бесконечные вопросы, на которые та теперь довольно охотно отвечала. Сама она так ни о чем их и не спросила. Было видно, что Салата не хочет ничего знать о том, что происходит за лесом.

Она рассказала им, что козы и вся земля, насколько хватало глаз, находились во владении императорского придворного. Салата отдавала ему положенную норму молока и сыра, а себе могла оставить излишки. Весь приплод продавали на рынке в пользу придворного, ей принадлежал только каждый двадцатый козленок. Ее муж промышлял охотой — мех особого вида белок, которые водились на холмах, высоко ценился.

Однажды два года назад появились солдаты и пытались пройти через лес. Многие умерли от лесной хвори, поэтому, уходя, они забрали с собой всех мужчин, чтобы пополнить ряды императорской армии. С тех пор Салата и ее дочь жили козьим молоком, сыром да тем, что удавалось найти на поле своего господина после того, как рабы собрали с него урожай.

— Сейчас выдался неурожайный год, мы можем умереть, — бесстрастно сказала она.

— Так, значит, вы рабы? — со своей обычной прямотой спросил Таль.

— Уж лучше бы мы были рабами, — горько сказала Салата.

Вся земля принадлежала Императору. Он давал ее в пользование своим вельможам и чиновникам. Всем, кто жил на этой земле, приходилось покупать у них право жить здесь. У людей не хватало денег, чтобы заплатить все сразу, поэтому они занимали деньги у тех же вельмож. Сыр и козлята, которых Салата отдавала землевладельцу, являлись выплатой процентов за долг, взятый еще ее далекими предками. Проценты устанавливались таким образом, что их невозможно было выплатить никогда. И, согласно тому же договору, ни она, ни ее потомки не могли уйти с этой земли.

Салата рассказала об этом без злости, но Мина возмутилась до глубины души.

— Какое безобразие! — воскликнула она. — Нельзя с этим мириться! Если бы я случайно наткнулась где-нибудь на этого вашего Императора, уж я бы высказала ему все, что о нем думаю!

Салата, которая в этот момент поправляла поленья в очаге, выронила кочергу и бросила быстрый взгляд на Мину. Потом она опустилась на колени, выгребла из поддувала золу и высыпала себе на голову, тихо бормоча какую-то невнятную молитву. Ее дочь сделала то же самое.

Они поднялись на ноги, и Салата взглядом отослала девочку прочь.

— Ты хочешь навлечь еще большие беды на меня и мое жилище? — с укором спросила она Мину.

— Мне очень жаль, я погорячилась. Я никого не хотела обидеть. К тому же на много миль вокруг нет никого, кроме нас.

— И у стен есть уши. Даже ветер, даже незаметная пичужка может отнести твои слова в Талак. Император держит у себя могучих волшебников, которые слышат любой шепот, где бы ты ни находилась. Если твои слова дойдут до него, то тебя, твоих друзей и меня с дочерью бросят в печь. Не будь вы моими гостями, я бы натравила на вас собаку и прогнала как можно дальше от моей лачуги.

Она говорила с такой страстной убедительностью, что даже Мина невольно поежилась.

— Извини. Мне следует быть осмотрительнее. Язык мой — враг мой.

Салата кивнула:

— Я понимаю, что ты сказала это по недомыслию. Ты предсказала мне счастье, а теперь, возможно, отобрала его. Как я могу испытывать к тебе благодарность после этого?

Мина с трудом поднялась на ноги, подошла к хозяйке и взяла ее за руку:

— Ты сделала для нас все, что могла, и даже больше. Сказав мне в лицо, какая я дура, ты, возможно, уберегла нас от еще большей опасности — я ведь могла начать говорить что-нибудь подобное при незнакомцах. А теперь успокойся. Ты ведь только что читала ложки. Они четко показали все, что с тобой случится. И там не было ничего похожего на те беды, о которых ты говоришь. Мы бы их увидели — поверь мне. Если я могу сделать что-то, чтобы тебе помочь, — скажи.

Салата выдавила из себя неуверенную улыбку и покачала головой:

— Что сделано, то сделано. Я не держу на вас зла. Ложитесь спать спокойно. Завтра я отведу вас к Элиону, управляющему нашего господина. Он хороший человек и делает все, чтобы защитить нас. Вы должны с ним посоветоваться.

— Вон его дом, — показала Салата.

Они покинули ее хижину на рассвете и шли все утро. Альнор и Таль почти оправились после лесной хвори, а вот Калико пребывала в еще более дурном расположении духа, чем обычно, и даже слегка захромала от нервного напряжения. Сейчас они стояли на краю огромной пустоши, где Салата и другие скотоводы пасли свои стада. Перед ними простирались тщательно возделанные поля, первые всходы уже зеленели и тянулись к солнцу. Тилья не видела ничего похожего на настоящий дом. Только разбросанные тут и там убогие хижины — четыре глинобитных стены без окон и соломенная крыша. Кусок плотной материи служил дверью. В четырех милях впереди возвышалась гора. На ней теснились побеленные дома с оранжевыми черепичными крышами.

Тропинка бежала через поля. Там работали люди — по двое, по трое, часто с детьми, — совсем как в Долине. Женщины были одеты как Салата, только повязки на голове различались по цвету. Мужчины носили маленькие островерхие шапки с кисточкой и загнутыми полями, просторные коричневые рубахи и короткие штаны. Почти все были босы. Они поднимали голову, приветствовали Салату, с опаской смотрели на чужаков и возвращались к своей работе.

Приблизившись к горе, Тилья поняла, что эти постройки не имеют ничего общего с деревнями у них в Долине, где все дома стоят далеко друг от друга, окруженные большими садами. Здесь же постройки почти вплотную примыкали друг к другу, соприкасаясь крышами и оставляя только узенькие проходы. Она подумала, что, возможно, это и не деревня вовсе. Все это составляло дом Элиона.

Салата провела их по одной из узких улочек. Им встретился какой-то человек в просторной накидке и бесформенной красной шапке с несколькими кисточками. Салата заговорила с ним. Он хмуро взглянул на чужаков и не хотел их пропускать, но она уговорила его. Они прошли под аркой. Улочка резко поднималась и временами сужалась настолько, что Калико задевала стены переметными сумами. Дорога привела их к довольно просторному внутреннему двору. В дальнем углу, под крышей, за столом, заваленном свитками и книгами, сидели три человека. (В Долине изготовляли грубую бумагу, и у матери Тильи даже были две рукописные книги — кулинарные рецепты и травник. По ним она научила дочерей читать и писать. Но Тилья никогда в своей жизни не видела таких огромных книг и в таком количестве.)

Напротив каждого человека стоял проситель, и еще тридцать или сорок ждали своей очереди, сидя вокруг. Пока Тилья и Таль помогали Мине слезть с лошади, к ним подошел человек, одетый как стражник у арки, и обратился к Салате. Он недружелюбно посмотрел на путешественников и дал им знак следовать за собой. Когда они поняли, что Салата не идет с ними, они остановились попрощаться с ней. Охранник грубо толкнул Альнора вперед.

— Эй, так не пойдет! — заступилась Мина, но Салата перебила ее:

— Делайте все, что он скажет. Не перечьте. Элиона сейчас нет. Его жену зовут Лананет. Расскажите ей все. Я присмотрю за вашей лошадью. Удачи.

Ни слова не говоря, стражник провел их через дверь по темному коридору в другой маленький внутренний дворик. Там он велел им ждать и ушел. Вернувшись, он опять повел их через арки, дворики и коридоры. Наконец они подошли к тяжелой, обитой железом двери. Стражник пропустил их внутрь и с грохотом захлопнул ее. Послышался скрежет задвижки.

В комнате не было ничего, кроме низкого стола, на котором стояли две незажженные лампы. Слабый свет пробивался сквозь зарешеченное окно высоко в стене.

Глава 6. Дом Элиона

Они сели на пол, прислонившись к прохладным стенам. Время шло. Альнор, казалось, задремал. Мина что-то бормотала себе под нос. Таль беспокойно ерзал на месте. Тилья думала о Вудбурне, стараясь вообразить в мельчайших подробностях, что сейчас могли делать мама, папа и Анья. Скучают ли они по ней? Рассказывают ли кедры о том, что с ней происходит? Как жаль, что у Тильи нет способа ничего узнать о домашних!

Из глубины ее сердца вновь поднялась обида, что она лишена волшебного дара. Вдруг Альнор заговорил.

— Я чувствую что-то странное, — сказал он. — Я испытываю это с тех пор, как мы сошли с плота, но сначала отнес это за счет лесной хвори. Сейчас у меня в голове прояснилось, но странное ощущение осталось. Немного похоже на предчувствие грозы… Всю ночь я видел сны…

— Я тоже, — перебил Таль. — Я часто вижу сны, но не такие… Как будто вода ожила и я был с ней одним целым.

— А мне снилось, что я превратилась в дерево, — сказала Мина. — Быть деревом совсем не так скучно, как вы думаете. Я думала, что гадание по ложкам вызвало этот сон…

— А ты, Тилья? Что тебе снилось? — спросил Таль.

— Ничего! — огрызнулась она. — Во всяком случае, я не помню.

— Незачем так злиться, — заметила Мина. — Что вообще с тобой происходит?

— Ничего… — чуть не плача ответила Тилья. Она злилась на себя, что не может взять себя в руки. То, что она не видела снов, как все, заставляло ее чувствовать себя отщепенкой, как и то, что она не слышит ни кедры, ни воду… И вдруг она начала понимать…

— Я объясню вам, что происходит, — медленно произнесла она. — Вы чувствуете магию. Это из-за нее вы видите такие сны. В Долине волшебства нет, поэтому вы к нему не привыкли. А здесь ее полно, и вы ощущаете это, потому что сами можете творить чудеса. Альнор и Таль чувствуют воду, Мина — деревья. Я ничего такого не умею, поэтому и не вижу снов. И ложки вчера показывали так отчетливо. Ты сказала, что никогда раньше не видела ничего подобного. Но для Империи это обычное дело.

— Похоже, ты права, — сказал Альнор. — Это ощущение магии вокруг. Возможно, мы так чувствительны к ней, потому что не привыкли.

— И еще. Может быть, магия здесь в порядке вещей, но ее опасно использовать. Думаю, об этом говорила Салата.

— Тогда еще хорошо, что она выбрала не старушку Акстриг, а другую ложку, — ответила Мина.

Время шло. Иногда из внутреннего дворика доносились голоса. Один раз Тилья услышала за дверью осторожные шаги, женский шепот и чей-то тихий ответ. Должно быть, уже давно перевалило за полдень, девочка ужасно проголодалась и томилась от жажды. Вдруг послышался звук отодвигаемой задвижки. Вошла невысокая женщина.

Она была коренастой, круглолицей, довольно бледной, с длинными темными волосами. Лицо ее не выдавало никаких чувств. Одета она была почти так же, как женщины в полях, но в ушах у нее блестели золотые серьги, на пальцах красовались кольца, а концы шарфа скреплялись на груди усыпанной драгоценными камнями брошью. Шарф был длиннее и более искусно выделан, чем у простолюдинок, в нем сверкали золотые нити, и оканчивался он двумя концами кисточек. Когда она заговорила, ее голос оказался мягким и ровным, но тоже ничего не выражал.

— Я Лананет, жена Элиона, управляющего этим поместьем лорда Кзувы. Мой муж сейчас в отъезде, поэтому я распоряжаюсь его кольцом и печатью. Сожалею, что с вами так обошлись, но это было необходимо. Если бы я приняла вас как гостей и накормила, то обычай вынуждал бы меня помочь вам, а я не могу решить, стоит ли это делать, пока не поговорю с вами. К тому же чем меньше людей вас увидит, тем лучше. Прежде всего расскажите мне, кто вы, откуда пришли и чего хотите.

— Пусть говорит Альнор, — сказала Мина.

Альнор заговорил медленно, тщательно подбирая слова. Он рассказал о своем решении прийти в Империю и найти того, кто сможет воссоздать ледник, который с севера защищал Долину. Он не упомянул Фахиля, сказал только, что ледник воздвиг когда-то могущественный волшебник из города Талак, поэтому оттуда он и намерен начать поиски. Альнор ничего не сказал о кедрах и лесе, лишь объяснил, что из-за лесной хвори им с внуком пришлось плыть на плоту и воспользоваться помощью Мины и ее внучки.

— Я хотел, чтобы они вернулись, как только мы минуем лес, но мы с Талем потеряли сознание, а Мина и Тилья не смогли одни остановить плот. Потом его прибило к песчаной отмели в озере. Мы очнулись, вышли на берег и пришли к дому Салаты. Она была так добра, что приютила нас на ночь, накормила и привела к вам.

Лананет минуту молчала, потом обернулась и подала знак стражу. Тот вышел и отдал какое-то распоряжение. Появилось несколько слуг, неся подносы с едой, подушки, которые они разложили вокруг стола, а также сумы и одеяла, снятые с Калико. Один из вошедших зажег лампы. Все слуги смотрели в пол и удалились, не проронив ни слова. Стражник тоже покинул их, закрыв за собой дверь.

— Садитесь и ешьте, — пригласила Лананет. — Я ем вместе с вами в знак того, что мы можем доверять друг другу.

Она отломила кусочек желтой лепешки. Таль и Тилья помогли своим старикам усесться и расположились рядом. Лананет сидела напротив.

— Я сказала это не из вежливости, — продолжила она. — Мы должны доверять друг другу, потому что нам это нужно. Мы все находимся в большой опасности. Но я могу оказать услугу вам, а вы мне. Я сказала, что не угощаю вас потому, что не знаю, смогу ли вам помочь. В действительности тогда я еще не знала, не придется ли мне отдать приказ перерезать вам горло и уничтожить трупы. В случае необходимости мне бы пришлось сделать это. Я не могла бы просто позволить вам уйти. Сейчас объясню почему. Я вынуждена доверять вам не из-за того, что сказал Альнор, а из-за того, чего он не сказал. Вы, конечно, знаете о лесе и о происхождении хвори больше, чем он поведал мне, но вы понимаете, что в этом знании заключена опасность. Это знание нужно Императору. Если о вашем приходе узнают, вас заберут в Талак и будут расспрашивать, а когда вы расскажете все, что знаете, вас будут пытать. Никто еще не выходил живым из рук императорского палача.

Она помолчала, давая им осознать свои слова. Ее мягкий, ровный голос не изменился, но из-за этого беды, о которых она говорила, казались еще ближе. В комнате повисло тяжелое молчание. Тилья услышала, как кто-то прошел через двор и шаги замерли в отдалении. Тогда она с облегчением выдохнула и поняла, что, прислушиваясь, невольно задерживала дыхание, думая, будто это шаги палача, пришедшего за ними.

— Я не могу просто отпустить вас по двум причинам. Во-первых, у вас нет пропусков. Никто в Империи не может покинуть землю, к которой приписан, без пропуска, то есть без разрешения Императора. Если бы я позволила вам уйти, я бы совершила серьезное преступление. А если бы я дала вам пропуска, что я вправе сделать как жена управляющего, то это навлекло бы на меня еще большие неприятности, потому что вы пришли из-за леса, а я не отослала вас под охраной в Талак.

Теперь о второй причине. Каждый новый Император, когда в первый раз поднимается по Опаловой Лестнице к трону, останавливается на каждой ступени и произносит клятвы, которые унаследовал вместе с Империей. Они неизменны. Девятнадцать последних Императоров остановились на третьей ступени и пообещали вернуть утраченные земли за северным лесом.

Три года назад по Опаловой Лестнице поднялся новый Император. Два года назад он собрал армию, чтобы выполнить свою клятву. Они жили в наших домах, разбивали шатры на наших полях, где зрел наш урожай. Они опустошили наши амбары и стойла, грабили и насильничали и не колеблясь применяли мечи. После того как лес победил их, умертвив множество солдат, они ушли, забрав с собой много наших мужчин, чтобы пополнить свои ряды. Муж Салаты был среди них. Потом мы подсчитали наши убытки — после постоя армии у нас осталось вдвое меньше того, что было до них. Из того, что мы сохранили, нужно было отсылать нашему господину, лорду Кзуве, в Талак столько же, сколько в обычный год. Даже если бы Император завоевал Долину, он бы не возместил нам убытки, поэтому я уверена, что никто из тех, кто вас видел, никому не донесет.

Теперь вы видите, что я не могу просто отпустить вас. У вас должна быть веская причина для путешествия, чтобы я могла выдать вам пропуска, а также правдоподобная история, чтобы вас не начали слишком подробно допрашивать.

— Ну мы и влипли! — сказала Мина. — Кто бы мог подумать, что из-за нас начнутся такие неприятности! А может, мы пойдем назад, как-нибудь оттолкнем наш плот и поплывем дальше, а вы просто забудете, что нас видели?

Лананет улыбнулась и покачала головой:

— Где бы вы ни высадились, вы столкнетесь с тем же.

— И чем дальше мы будем от леса, тем меньше у людей будет причин не послать за императорскими стражниками, — добавил Таль. — А уж Император не замедлит снова послать сюда войска.

— Боюсь, ты прав, — сказала Лананет. — К тому же есть и третья причина, по которой нам следует поступить так, как я предлагаю. Но сначала вы должны понять кое-что, хоть это может показаться вам странным. Я уже говорила, что мы путешествуем только с согласия Императора. Это еще не все. Мы едим, спим и дышим с его милостивого разрешения. Мы живем и умираем по его воле. И это не пустые слова. Когда новый Император останавливается на последней ступени Опаловой Лестницы, он произносит самый важный указ: все жители Империи живут с его разрешения и умирают по его воле, непослушание считается государственной изменой и карается смертью. В начале каждого правления проводится перепись населения и вписываются все новые имена.

— Что-то я не поняла, — перебила Мина. — Допустим, я свалилась с яблони и сломала шею — с любым может случиться, — я что же, совершила измену Императору?

— Да, и раз вы будете уже мертвы, то вашему наследнику придется расплачиваться за ваше преступление. Либо он заплатит огромный штраф, либо откажется от наследства в пользу Императора. Поэтому все люди стараются скопить немного денег и как можно раньше отправиться в Талак, чтобы купить у Императора право умереть. Затем каждый год выплачивается налог на подтверждение этого разрешения. Многие берут с собой ребенка в качестве страховки: если они умрут в пути — его продадут в рабство. Бедняки часто откладывают путешествие до последней минуты, — конечно, им не надо платить за поддержание разрешения на смерть, но их наследники рискуют потерять все, что у них есть. Те, кто вообще не может заплатить ни гроша, отправляются в Голорот, город Смерти, когда чувствуют, что долго не протянут. Но это сейчас не важно — вы идете в Талак.