Понедельник выдался солнечный и по-летнему теплый. До Уортинга я доехал поездом, а оттуда продолжил путь на такси и, вызвав большой интерес у соседей, поставил мольберт на том месте, где раньше были центральные ворота. Пожарные сняли их с петель и положили на газон. На одной стороне виднелась фамильная табличка с надписью: «Островок сокровищ».
      Бедный Арчи… Бедная Мейзи…
      Я наложил на полотно нейтральный грунт кофейного цвета из чистой умбры, разведенной скипидаром и льняным маслом, и по еще влажной основе стал прорисовывать более темными красками контуры пожарища на фоне изгороди, моря, покрытого галькой берега и неба. На этой стадии еще можно было исправлять ошибки в композиции, выбирая правильные пропорции и перспективу.
      Закончив первую часть работы, я оставил картину, чтобы она просохла, а сам тем временем прогуливался по саду, рассматривая с разных точек сгоревший дом и почерневшие остатки живой изгороди, служившей границей между травой лужайки и галькой побережья. В утренних лучах солнца поблескивало море и проплывали небольшие облака, отбрасывая редкие пятна темно-серой тени. Вдалеке пенились белые барашки - море отступило, оставив на песке сеть морщин и складок.
      Прохладный бриз холодил уши. Я вернулся к своему занятию и увидел двух мужчин, одетых в пальто, которые вылезли из большого фургона и были явно заинтересованы остатками усадьбы «Островок сокровищ». Они остановились у мольберта, оценивая мое творение, и я направился к ним.
      Один из них - плотный, коренастый мужчина лет пятидесяти. Другой - худощавый молодой человек лет двадцати. У обоих уверенный в себе, деловитый вид. Когда я приблизился, старший настороженно посмотрел на меня.
      - У вас есть разрешение находиться здесь?
      В голосе его не чувствовалось неприязни, да и с чего бы она взялась?
      - Владелица захотела, чтобы я нарисовал остатки ее старого дома.
      - Понятно, - едва шевельнул он губами.
      - А вас что привело сюда? - в свою очередь поинтересовался я.
      - Страховые агенты. - Он выгнул брови, словно удивившись, что кто-то может его спрашивать.
      - Из той же фирмы, что и мистер Грин?
      - Кто?
      - Грин. Через «и» долгое.
      - Я не знаю такого, - заявил он. - Нас пригласила миссис Метьюз, чтобы мы определили размер ущерба, ее дом был застрахован… - Он удрученно смотрел по сторонам, словно ожидая, что Мейзи появится из пепла, как птица Феникс.
      - Так у вас нет Грина?
      - Ни через «и» долгое, ни через короткое.
      У меня появилось нечто вроде доброго чувства к ним обоим. На мой взгляд, юмором можно достичь гораздо больше, чем обычным закручиванием гаек.
      - Ладно… Но миссис Метьюз уже не ждет вашего визита, потому что вышеназванный мистер Грин отрекомендовался страховым агентом и сказал ей, что она в любое время может вызвать бригаду для расчистки руин.
      Он весь напрягся, как натянутая струна.
      - Вы говорите серьезно?
      - Я был здесь вместе с миссис Метьюз и точно передаю его слова.
      - Он показал вам удостоверение?
      - Нет, не показывал… - Я сделал паузу. - Но, между прочим, и вы тоже.
      Он полез во внутренний карман и со скоростью фокусника вытащил визитную карточку движением, доведенным до автоматизма.
      - А можно свою собственность застраховать сразу в двух компаниях? - спросил я просто так, разглядывая визитку:
 
      «СТРАХОВАНИЕ ЖИЗНИ И ИМУЩЕСТВА
      Дж. Легланд. Зональный инженер».
 
      - Мошенничество, - покачал он головой.
      - Хотя, конечно, мистер Грин может не иметь ничего общего со страховой компанией.
      - Наиболее вероятно, - согласился он.
      Я положил визитку в карман брюк. Свитер фирмы «Арран» не предназначался для деловых встреч.
      Он пристально посмотрел на меня, но говорить не торопился. Чем-то он был похож на моего отца - среднего возраста, с опытом, знает свое дело, хотя и не хватает звезд с неба.
      - Гарри, - обратился он к своему молодому помощнику, - разыщи телефон и позвони в «Бич-отель». Скажи миссис Метьюз, что мы здесь.
      - Хорошо.
      Пока Гарри выполнял поручение, Дж. Легланд стал осматривать руины, и, поскольку он не возражал, я к нему присоединился.
      - Что вы ищете? - спросил я его. Он бросил на меня быстрый взгляд.
      - Доказательства поджога. Или доказательства того, что вещи, занесенные в перечень, действительно сгорели.
      - Я не ждал, что вы будете откровенны.
      - Иногда я себе это позволяю.
      - Кстати, - усмехнулся я, - миссис Метьюз производит впечатление искреннего человека.
      - Не имел чести быть с ней знаком. «Себе на уме», - подумал я и спросил:
      - А пожарные разве не ищут следы поджога?
      - Конечно, как и полиция. Мы всегда консультируемся с ними.
      - И что они говорят?
      - Полагаю, вас это не касается.
      - Даже для деревянного дома, - сказал я, - он очень основательно сгорел.
      - Вы специалист? - спросил он с иронией.
      - В свое время я разжег немало костров Гая Фокса. Лучше всего горят, если пропитать парафином.
      - Я нагляделся на костры еще до того, как вы появились на свет, - заявил он. - Шли бы вы себе и рисовали…
      - Полотно еще не просохло.
      - Тогда просто помолчите.
      Я не обиделся и остался возле него.
      Он подбирал несгоревшие предметы, рассматривал их и осторожно клал на прежние места. Было видно, что найденные им находки не вызывали у него особых эмоций.
      - Разрешите обратиться? - спросил я.
      - Ну?
      - Мистер Грин делал то же самое, что и вы. Но только не здесь, а за трубой.
      Дж. Легланд выпрямился, бросив на землю какой-то черный комок.
      - Он взял что-нибудь?
      - За то короткое время, что мы наблюдали за ним, он ничего не взял. Но кто знает, сколько он пробыл там до нас.
      - Значит, нет. - Он подумал немного. - Не показалось ли вам, что он был обычным зевакой, разглядывающим пожар из любопытства?
      - Пожалуй, он не походил на праздного зеваку.
      - Чего же он хотел? - насупился Легланд. Этот вопрос повис в воздухе.
      Приехал Гарри, а через пять минут подкатила Мейзи. В своем «ягуаре» и в красном пальто. И очень недовольная.
      - Ну, и что вы себе думаете? - спросила она, воинственно надвигаясь на Легланда. Глаза ее метали молнии. - Вы уже знаете, почему возник пожар? Мне кажется, что вы стараетесь выкрутиться и не заплатить мне страховку. А ведь ваш сотрудник еще в субботу сказал, что все в порядке и я могу начать расчистку участка и подготовку к строительству нового дома. Даже если тут был поджог, вы все равно обязаны мне заплатить, потому что страховка предусматривает и поджог…
      Легланд несколько раз порывался что-то вставить и наконец улучил момент:
      - А разве не сказал вам наш мистер Робинсон, что мужчина, которого вы видели в субботу, был не из наших?
      «Наш мистер Робинсон», то есть Гарри, энергично кивнул головой.
      - Он… мистер Грин… ясно заявил, что он ваш представитель, - настаивала Мейзи.
      - Ладно. Как он выглядел?
      - Льстивый, - не колеблясь, сказала она. - Не такой молодой, как Чарльз, - широким жестом она показала на меня, - и не такой старый, как вы. - Она передернула плечами. - Он был очень похож на страхового агента, вот.
      Легланд мужественно проглотил намек.
      - Рост около пяти футов и десяти дюймов, загорелый, серые глаза, широковатый нос, темные вислые усы, темно-каштановые прямые волосы, зачесанные назад, у лба залысины, зеленоватая шляпа из гладкого фетра, сорочка, галстук, желтовато-коричневый дождевик, золотой перстень на мизинце правой руки, - сказал я скромно.
      Он возник в моем воображении так же отчетливо, как если бы был здесь, на пожарище, и снова снимал шляпу, величая Мейзи «мадам».
      - Ого! - только и сказал Легланд.
      - Глаз художника, дорогой! - восторженно воскликнула Мейзи. - В жизни я не встречала ничего подобного!
      Инспектор заверил нас, что в их отделе такого нет и не было, и Гарри согласился с ним.
      - Ладно, - рассердилась Мейзи. - Я догадываюсь, что вы ищете следы поджога, но кому в здравом уме могла прийти в голову мысль спалить дотла свое любимое жилище, а заодно и все ценности, находящиеся в нем? Этого я не могу понять.
      Конечно, Мейзи, многоопытная Мейзи на самом деле не была так наивна. Я уловил быстрый взгляд, который она бросила на меня, и понял его. Легланд ничего не заметил и лишь разводил руками, избегая объяснений. А я с трудом удерживался от улыбки.
      - Как вы представляете себе картину? - обратился я к ней. - Солнечный день? Пасмурно или ненастье?
      Она посмотрела на чистое небо:
      - Немного драматизируйте, дорогой!
      После обеда страховые агенты шаг за шагом обследовали пожарище, а я старался внести в свою картину немного готической романтики. Ровно в пять я закончил работу.
      - На отдых? - саркастически спросил Легланд, наблюдая, как я укладываю чемодан.
      - К вечеру в естественном освещении преобладают желтые цвета.
      - Вы будете здесь завтра?
      Я кивнул и в свою очередь спросил:
      - А вы?
      - Вполне возможно.
      Я добрался на автобусе до «Бич-отеля», вымыл кисти, поразмыслил немного и около семи встретился с Мейзи внизу в баре.
      - Ну что, дорогой, - спросила она, как только первая порция джина с тоником теплом разлилась по ее телу, - они нашли что-нибудь?
      - - Насколько я видел - ничего.
      - Хорошо, дорогой.
      - Не совсем, Мейзи.
      - Почему?
      - А что именно из ваших ценностей сгорело? Перечислите поподробнее.
      - У меня с ними связано столько воспоминаний! Как мы с Арчи их покупали, а после его смерти как я этим занималась уже одна. Так вот: там была коллекция старинных копий, раньше они принадлежали старому лорду Стеккерсу - в свое время я присматривала за его племянницей; целая стена очаровательных бабочек, на которых приходили смотреть профессора; кованая дверь между холлом и гостиной из дома старой леди Тит, шесть котелков из какого-то ирландского замка, две вазы с вензелями Анжелики Кауфман на крышках, которые когда-то принадлежали кузену Мата Хари - в самом деле, дорогой! - и медный каминный экран с выпуклым серебряным орнаментом, ужасно неудобный для чистки, и мраморный стол из Греции, и серебряный чайник, которым пользовалась королева Виктория… Да что там говорить, все это только малая толика!
      - Скажите, Мейзи, страховая компания имеет полный список ваших вещей?
      - Да. А почему вас это интересует?
      - Потому, - сказал я с сожалением, - что, как мне кажется, в доме уже не было многих вещей, когда он горел.
      - Что? - искренне поразилась она. - А куда же они подевались?
      - Из того немногого, что сказал мистер Легланд, я понял, что они ищут остатки сгоревших вещей, но я сомневаюсь, нашли ли они хоть что-то.
      Внутренняя борьба между недоверием и яростью вынудила Мейзи выпить сразу два двойных джина. Недоверие в конце концов победило.
      - Вы что-то неправильно поняли, дорогой.
      - Возможно.
      - Вы еще молоды и неопытны, дорогой.
      - Пусть будет так.
      - Разумеется, все было на месте, когда я на прошлой неделе, в пятницу, поехала к Бетти, с которой давно не виделась. Просто смешно, если вдуматься: сидишь вечно дома, оберегаешь его от пожара и грабежа. Но я все-таки совершила путешествие в Австралию, и все обошлось, а здесь…
      Она замолчала, чтобы перевести дух. «Случайное совпадение!» - подумал я.
      - Просто чудо, дорогой, что я прихватила с собой к Бетти большую часть своих драгоценностей, потому что раньше я никогда так не делала. Арчи обычно говорил, что так безопаснее, он всегда был заботливым, милым и предусмотрительным…
      - Значит, Австралия? - переспросил я.
      - Да, дорогой. А что здесь такого? Я поехала туда проведать сестру Арчи, она живет там Бог знает сколько и почувствовала себя одиноко после того, как овдовела, бедняжка. Мне было очень интересно поехать, потому что я, собственно, никогда не виделась с ней, мы лишь обменивались открытками, и я прожила у нее полтора месяца. Она хотела, чтобы я у нее осталась, а мы так ладили, как огонь с керосином… О дорогой, просто к слову пришелся огонь. Я ей и говорю, что хочу вернуться в свой домик над морем и все обмозговать… Конечно, в ту поездку я тоже прихватила с собой драгоценности, дорогой…
      - Может, вы и Маннинга купили, когда были там? - спросил я неожиданно даже для самого себя.
      Не знаю, почему я так сказал. Может, потому, что вспомнил о Дональде, который тоже ездил в Австралию. Но я был совершенно не готов к ее реакции. Ее словно громом поразило. Раньше она была недоверчива и сердита, а теперь - недоверчива и испуганна. Она одним глотком прикончила свой джин, соскользнула с табурета и прикрыла рот дрожащими пальцами с красными ногтями.
      - Неужели это так? - спросил я взволнованно.
      - Откуда вы знаете?
      - Я ничего не знаю.
      - Вы не с таможни?
      - Конечно нет.
      - Ой, дорогой, дорогой… - Она дрожала и была в отчаянии так же, как и Дональд.
      Взяв ее за руку, я подвел к креслу.
      - Садитесь, - сказал я ободряюще, - и рассказывайте. Все по порядку.
      Пришлось принести еще один двойной джин. Через десять минут она пришла в себя.
      - Так вот, дорогой, я не искусствовед, как вы, возможно, догадываетесь, но там была картина сэра Альфреда Маннинга… подпись, документы и все как полагается, да и недорого, и я подумала, как был бы доволен Арчи, если бы у нас висел настоящий Маннинг. Мы оба очень любили скачки, а еще сестра Арчи подбила меня, и я, как вы могли бы выразиться, воодушевилась и купила ее… - Она замолчала.
      - Дальше, - сказал я.
      - Я полагаю, дорогой, что вы уже и сами обо всем догадались из того, что я вам рассказала.
      - Вы привезли ее в Англию, не указав в таможенной декларации?
      - Да, дорогой… - Она вздохнула. - Конечно, вышло все по-дурацки, но я даже не подумала про таможню, когда покупала картину, и даже когда вернулась домой. Только через неделю сестра Арчи спросила, не собираюсь ли я записать картину в декларацию, а меня просто в ярость приводит требование выплачивать таможенную пошлину… Во всяком случае, я подумала, что мне следует разузнать о размерах пошлины, и выяснила, что пошлины в полном понимании не существует на картины, купленные в комиссионном магазине и вывозимые из Австралии… Хотите, верьте, хотите, нет, но они сказали, что мне придется заплатить налог на добавленную стоимость - это такой налог, который взимается с каждой покупки, вы знаете. То есть мне пришлось бы, дорогой, выплатить восемь процентов от суммы, которую я заплатила в магазине. Вы только представьте себе! Я просто была вне себя, дорогой! Сестра Арчи пожалела, что я не оставила картину у нее, потому что если я решусь переехать в Австралию, а она уговаривала меня переехать, выйдет, что я ни за что заплатила пошлину. Но я не была уверена, что вернусь, и, что бы там ни было, хотела видеть Маннинга на стене нашего дома, чтобы сделать приятное Арчи… Так вот, дорогой, картина была аккуратненько упакована в бумагу, я спрятала ее в ночной рубашке, и мне удалось протащить ее через таможню. Ну, и меня… никто не остановил.
      - Сколько вы должны были заплатить?
      - Ну, дорогой, если быть точной, то где-то чуть больше семисот фунтов. Я понимаю, деньги не Бог весть какие, но смириться с этим я просто не могла.
      Я прикинул в уме.
      - Значит, картина стоила девять тысяч?
      - Ну да, дорогой. Ровно девять… Я не прогадала? Вернувшись, я спрашивала у знающих людей, и они сказали, что картины Маннинга стоят по пятнадцать тысяч…
      - Примерно так, - подтвердил я, - хотя некоторые можно купить за полторы тысячи, а то и дешевле.
      - Во всяком случае, дорогой, подумав о страховке, я спохватилась: что делать, если страховые агенты потребуют, скажем, квитанцию… Может, оно так и было бы, но я ничего не стала предпринимать, потому что если бы я решила переезжать в Австралию, то могла бы просто взять картину с собой. И никому не причинила бы ущерба…
      - Складно, - согласился я.
      - А теперь все сгорело, вы вправе думать, что так мне и надо, потому что девять тысяч улетели с дымом, и я из них не увижу даже одного пенни.
      Она допила джин, и я заказал еще.
      - Я понимаю, что дело не мое, но как у вас в Австралии под рукой оказалось девять тысяч? Есть же закон, по которому нельзя вывозить столько наличных.
      Она самодовольно хихикнула:
      - Не очень-то вы знаете жизнь. Не бойтесь, все было блеск! Я лишь заглянула с сестрой Арчи к ювелиру и продала ему брошку - такая гадкая лягушка, дорогой, с большим алмазом посредине лба, что-то из шекспировских сюжетов, хотя я и не уверена, во всяком случае, я ее никогда не носила, такая она была уродина, но я, конечно, прихватила ее с собой, потому что она того стоила, и я продала ее за девять с половиной тысяч австралийских долларов, одним словом, проблем не было…
      Мейзи сочла, что я должен с ней поесть, и мы приступили к обеду. Аппетит у нее был отменный, но настроение грустное.
      - Вы никому не скажете про картину?
      - Конечно нет.
      - Я могу попасть в передрягу, дорогой.
      - Понимаю.
      - Самое меньшее - штраф, - продолжала она. - На мне постараются отыграться, хотя речь пойдет лишь о маленькой контрабанде…
      - Никто не догадается, если вы сами будете молчать. - И вдруг меня осенило: - Вы кому-нибудь уже говорили, что купили картину?
      - Нет, дорогой, поскольку я думала, что лучше делать вид, будто картина у меня не первый год, и я даже не повесила ее на стену, потому что одно колечко болталось, и я боялась, что она может упасть, но я так и не смогла решить, кого бы попросить закрепить ее… - Она замолчала, смакуя креветки. - Вы, наверное, думаете, какая я глупая, но мне кажется, я просто боялась, хоть и не чувствовала себя виноватой. Я до сих пор не понимаю, почему мы должны платить этот чертов налог. Вот потому взяла и спрятала картину.
      - Спрятали? Завернутой?
      - Конечно, дорогой, я ее завернула. Разумеется, я открыла ее, когда вернулась домой, вот тогда-то и увидела, что колечко оторвалось вместе с веревкой. Поэтому я завернула ее снова и сказала себе: пусть пока так полежит.
      - И где же вы ее спрятали?
      - Не очень далеко, дорогой, - рассмеялась она. - Я засунула ее за радиатор в комнате, и не смотрите так испуганно, центральное отопление не работало.
      Весь следующий день я рисовал дом. Никто так и не пришел. В паузах между сеансами я по собственной инициативе искал сокровища Мейзи. Я нашел много обгоревших предметов, в которых можно было распознать остатки металлических кроватей, кухонных машин и радиаторов отопления - все скрученное и погнутое не только от огня, но и от тяжести крыши, свалившейся во время пожара. Кроме случайно уцелевших обломков тяжелых стропил, черневших в толстом слое пепла, все, можно сказать поддающееся горению, сгорело.
      Из описанных Мейзи вещей я нашел лишь кованую дверь из дома леди Тит, отделявшую холл от гостиной, ни медных котелков, которые могли бы выдержать огонь, ни металлического каминного экрана, ни мраморного стола, ни старинных копий. И не было Маннинга.
      Когда я в пятом часу, даже не смыв краски с рук, прибыл в «Бич-отель», Мейзи уже ждала меня в холле. Но не та приветливая Мейзи, которую я знал, а настоящая мегера.
      - Я жду вас, - накинулась она на меня со свирепым видом. Я не мог сообразить, чем обидел ее.
      - Что случилось? - спросил я удивленно.
      - Бар закрыт. Пойдемте в мой номер. Захватите с собой свои вещи. Меня всю прямо распирает от злости!
      Вид у нее и впрямь был ужасный. На лице проступили красные пятна, а белокурые волосы, всегда старательно уложенные, были всклокочены. Впервые за время нашего знакомства она не накрасилась.
      Мейзи распахнула дверь своего номера.
      - Вы не поверите, - вскричала она, поворачиваясь ко мне во всем блеске своего гнева, - у меня здесь полдня сидела полиция, а потом страхагенты. И вы знаете, в чем они меня обвиняли?
      «О Мейзи, - вздохнул я про себя, - всего этого следовало ожидать».
      - «За кого вы меня принимаете?» - спросила я их.- Я себя не помнила от злости. Они отважились заявить мне в глаза, будто я продала свои ценности и застраховала дом на большую сумму, чем он стоил. А я стояла на своем: если страховка и была несколько выше, то я так поступила с учетом инфляции по совету самих страховых агентов. Но мистер Легланд заявил, что они не могут выплатить страховку, пока не закончится расследование, которое он, сдается, и не собирается заканчивать. У него нет ко мне ни капли сочувствия как к потерпевшей.
      Мейзи помолчала, чтобы собраться с силами. Она буквально дрожала от чувств, которые переполняли ее.
      - Мое достоинство было унижено, и я немного накричала на них. Никто не давал им права на грубости, а тем более на то, чтобы считать меня преступницей.
      «Пожалуй, тут была настоящая схватка, - подумал я.- Хотелось бы знать, в каком состоянии полиция и Легланд ушли с поля боя?»
      - Они твердят, что здесь поджог, а я спросила, почему же они только теперь так решили, а раньше у них была иная точка зрения? Оказывается, потому, что Легланд не сумел разыскать в пепле мои вещи или хотя бы их следы. И они сказали мне, что даже если я и не продала ценности, то, видимо, договорилась с грабителями, чтобы их украли, а дом сожгли в то время, пока я буду у Бетти, и дальше беседа продолжалась в том же духе. И еще спрашивали, кому я заплатила за такую работу, и еще больше меня разъярили, и, если бы мне попалось что-нибудь под руку, я бы запустила…
      - Вам сейчас просто необходимо выпить джина. И без тоника.
      - Я сказала им, что они должны узнать, кто это сделал, вместо того чтобы мучить беззащитную женщину… И чем больше я думала о негодяе, который обокрал меня, а потом так подло поджег дом, чтобы замести следы, тем злее я становилась! Но куда больше меня бесили эти болваны, не способные видеть дальше собственного носа!
      Я слушал ее гневную исповедь и понимал, что ярость ее, конечно, неподдельная, но она явно старалась распалить себя, не давая возмущению угаснуть. Казалось, что у нее была потребность постоянно пребывать в таком состоянии.
      Я спросил:
      - Надеюсь, о Маннинге вы им не говорили? Пятна на ее щеках вспыхнули еще ярче.
      - Я еще не свихнулась, - язвительно заметила она. - Если бы я сказала, они наверняка взяли бы под сомнение и все остальное.
      - В полиции считают, - начал я осторожно, - что преступник больше всего неистовствует тогда, когда его обвиняют в том, чего он действительно не делал.
      Какой-то миг мне казалось, что сейчас я сам стану мишенью ее ненависти, она уставилась на меня с гневным видом, но вдруг до нее дошло, и она уловила юмор. Складки возле рта разгладились, взгляд прояснился, и через секунду она улыбнулась.
      - Да, дорогой, когда я задумываюсь, мне кажется, что вы правы… - Улыбка постепенно перешла в хихиканье. - Выпьем?
      Маленькие извержения продолжались и дальше, пока мы пили джин и обедали, но вулкан уже не изливал лавы, а только тлел.
      - А вы совсем не удивились, дорогой, когда я сказала, что полиция думает обо мне, - бросила она небрежно, не сводя с меня глаз. Она ждала.
      - Нечто похожее произошло с моим кузеном. Слишком много совпадений. Мне бы хотелось, чтобы вы с ним встретились.
      - Но зачем, дорогой?
      Я все объяснил. Теперь она переживала не столько за себя, как за Дональда.
      - Какой ужас! На фоне его страданий вы, пожалуй, считаете меня страшной эгоисткой!
      - Я совсем так не считаю, честное слово, Мейзи. Я думаю, что вы хорошая актриса.
      Она взглянула на меня дружелюбно и игриво. На миг я представил, какой она могла быть с Арчи, пока он был жив.
      - Есть еще одно дело, дорогой, - сказала она как бы между прочим. - После всех последних событий и того, что было сказано, мы, пожалуй, отложим с картиной. Я уже не хочу сохранять память о руинах. Я хочу помнить дом таким, каким он был. Так вот, может, я дам вам полсотни, да и конец? Как вы думаете?
 

 
      Мы поехали в Шропшир в «ягуаре» Мейзи, по очереди сидя за рулем. В голосе Дональда, когда мы говорили по телефону, не чувствовалось энтузиазма в связи с известием о моем приезде. Но он был слишком равнодушен ко всему, чтобы возражать.
      Когда он открыл нам дверь, я был поражен. Две недели назад я покинул его и уехал домой. За это время он похудел по меньшей мере На пятнадцать фунтов и постарел на десять лет. Кожа у него приобрела какой-то синеватый оттенок, на лице заметно проступили скулы, а волосы припорошило сединой.