ГЛАВА ПЕРВАЯ

До боли знакомое здание прорезалось сквозь серый утренний туман, когда Эрик Арома повернул руль, паркуясь на крошечной стоянке. «Восемь часов утра», — сонно подумал он. А его шеф, мистер Вергилий Л. Аккерман, уже открыл контору. Представьте только человека, у которого в восемь утра сознание включается в полную силу. Это же против всех законов Творения! Прекрасный мир придумали для нас... Впрочем, война оправдывает любой человеческий маразм.

Стоило Эрику двинуться к офису, как за спиной окликнули:

— Сэ-эр? Минутку, сэр!

Это был знакомый, пронзительно гнусавый голос робанта — кассового аппарата. Эрик поежился, оглянулся. Мерзкое механическое насекомое семенило к нему на многочисленных ножках.

— Мистер Арома, Тихуанский Институт Фабричной Формовки?

— Доктор Арома, — уточнил Эрик. — Что вам угодно?

— Счет, доктор. На ваше имя совершена покупка.

Из металла выполз белый листок бумаги с цифрами.

— Ваша супруга миссис Кэтрин Арома три месяца назад совершила покупку в кредит в фирме «Детский мир», где продается все для бэбилендов. С вас шестьдесят пять долларов плюс шестнадцать — процент за просрочку оплаты. Итого восемьдесят один доллар. Ничего не поделаешь — закон есть закон. Прошу прощения, что задержал вас, но сами понимаете... кхм... административное нарушение.

Наглое насекомое не спускало с Эрика глаз, пока он вытаскивал чековую книжку.

— И что же моя жена купила в «Детском мире»? — буркнул доктор, выписывая чек.

— Пачку сигарет «Лаки Страйк», доктор. Настоящая старинная «зеленка». Хи-хи. Сорокового, довоенного года производства. Помните, «Зеленая Лаки Страйк ушла на войну»?

Тут что-то не так, пронеслось в голове.

— Слушайте, — запротестовал Эрик. — Но этот счет, наверное, должна оплатить фирма. Кэтрин совершает такие покупки как консультант по антиквариату, для нашего босса.

— Никак нет, доктор, — откликнулся робант. — Миссис Арома совершила частную покупку. Не для служебного пользования, — муравей замялся. — Миссис Арома сказала, — почтительно произнес робант, — что она собирает бэбиленд Питтсбург-39.

— Спасибо, что сказала, — процедил Эрик, выбрасывая чек в жадные лапы муравья. И пока тот ловил порхающий в воздухе листок, двинулся дальше.

«Лаки Страйк», каково? Да, Кэтрин снова превысила его счет в банке, выжала все до последнего цента. Творческий работник немыслим без финансовых растрат. Причем постоянно за пределами собственного жалованья — которое, как ни больно признаться, было выше, чем у него. И все-таки, почему она ничего не сказала? Такие покупки не делаются без предупреждения...

Впрочем, счет все покажет, зачем тратить время на разговоры со скупердяем. Это ж надо, пятнадцать лет назад решили, что финансовые вопросы в семье решаются совместно! Не надо быть гением, чтобы предсказать, когда исчерпается счет, при любом уровне благосостояния. Даже с учетом постоянной инфляции военного времени.

Однако Эрик чувствовал, что разговоры они никогда ничего не решат.

В здании ТИФФа, как коротко назывался Тихуанский Институт Фабричной Формовки, Эрик набрал код на двери, ведущей в офисы, чувствуя горячее желание немедленно разобраться с Кэт: жена работала этажом выше. Однако по пути он передумал. Куда спешить? Лучше поговорить после работы. Или во время обеда. На сегодня намечался плотный график, и Эрик не хотел тратить силы на бесконечные разборки.

— Доброе утро, доктор.

В ответ Эрик сделал ручкой кудрявой мисс Перси. Сегодня секретарша набрызгала ярко-синий с искрой костюмчик, в котором задорно играли все лампы офиса.

— А куда подевался Химмель, наш инспектор по качеству?

— Инспектор Химмель звонил из публичной библиотеки Сан-Диего. Он сказал, что задержится, у него проблемы с законом.

Мисс Перси обнажила безукоризненные синтетические зубы черного цвета, выкрашенные согласно традициям Амарильо, откуда она прибыла год назад вместе со своими привычками.

— Вчера полицейская служба библиотеки нашла в его доме десятка два краденых книг — вы же знаете Брюса, у него эта... хоббия, прихватывать все, что плохо лежит... как это по-гречески? Клептомантия?

Эрик молча прошел в свой кабинет, выделенный шефом, Вергилием Аккерманом, вместе с прибавкой к зарплате.

У окна с мексиканской сигариллой, наполнявшей помещение сладким дымом, стояла жена. Перед ней расстилался суровый калифорнийский ландшафт. Впервые по непонятной причине она оказалась на работе раньше него: обычно Кэт вставала на час позже, одевалась, завтракала и ехала на своей машине.

— Ну что? — как обычно, приветствовал жену Эрик. В голосе его слышались интонации человека, готового к скандалу.

— Зайди и закрой дверь, — Кэт отвернулась от окна, не глядя в его сторону: лицо ее было сосредоточенным, даже отрешенным.

— Спасибо за приглашение войти в мой кабинет, — ядовито заметил Эрик.

— Я знаю, что чертов кассовый аппарат перехватил тебя по дороге, — начала Кэт издалека.

— Да уж, восемьдесят гринов. Восемьдесят один, точнее. Набежали пени.

— И ты заплатил?

Не в первый раз Эрик видел этот пронзительный взгляд под трепещущими искусственными ресницами.

— А ты хотела, чтобы робант расстрелял меня на этой самой стоянке под окном? — саркастически заметил он и бросил плащ на вешалку. — Еще как заплатил. Это же кредитная система, хотя в ней есть запрет на некоторые виды товаров, к примеру, на предметы роскоши. Но раз уж ты решила не расплачиваться наличными...

— Пожалуйста, не учи меня жить, — оборвала Кэт. — Что он сказал? Что я собираю Питтсбург-39? Это ложь, я взяла «Лаки Страйк» для подарка. Я бы не стала строить бэбиленды, не посоветовавшись с тобой. К тому же тогда это была бы не твоя, как ты выражаешься, а наша общая проблема, — подчеркнула она.

Эрик не говорил ни про какие проблемы, но таков был метод ее спора — вставлять слова за собеседника.

— Никаких Питтсбургов-39, — отрезал Эрик. — Я никогда не стану там жить, в тридцать девятых или в любое другое время.

Он сел за стол, раздраженно ткнул кнопку телефона внутренней связи.

— Я уже здесь, мисс Шулер, — известил он секретаршу Вергилия. — Как поживаете, миссис Шулер? Как прошел ваш антивоенный митинг? Добрались домой благополучно? Военных пикетов не было? — и отключился.

— Люсиль Шулер страстная миротворка, — пояснил он, оборачиваясь. — Прекрасно, что корпорация разрешает сотрудникам исповедовать любые политические взгляды, не находишь? Тем более приятно, что это не стоит ни цента. На митинги доступ бесплатный.

— Зато там нужно петь и молиться, — возразила Кэт. — А потом с тебя сдерут деньги в какой-нибудь фонд. Или заставят купить флажок.

— Так для кого сигареты? — прервал Эрик ненужный диалог.

Кэт вздохнула.

— Для Вилли Аккермана, конечно.

— Для Вергилия?

Она выпустила дым двумя серыми струйками.

— Ты думаешь, я решила сменить место работы? — спросила она.

— Почему нет, если там лучше перспективы?

Кэт отвечала задумчиво:

— Меня удерживает не высокая ставка, как ты думаешь. Я верю, что мы участвуем в борьбе за победу.

— Мы? Каким образом?

Дверь кабинета открылась, появилась стройная мисс Перси, сверкающая, в кучеряшках, оттирая дверь горизонтально направленной грудью.

— Простите за беспокойство, доктор, к вам мистер Иона, троюродный племянник мистера Аккермана.

— Как дела в формовочной, Иона? — сказал Эрик, поднимаясь и протягивая руку. Праправнучатый племянник владельца фирмы почтительно ответил на рукопожатие. — Хоть один пузырь вышел во время последней вахты?

— Если и вышел, то сымитировал рабочего и смылся за ворота, — отозвался Иона. Он заметил Кэт. — Доброе утро, миссис Арома. Как ваша последняя модель авто? Из Вашинга-35, в форме жука? Кажется, он называется Фольксваген?

— Обтекаемый Крайслер, — ответила Кэт. — Хорошая машина, но слишком тяжелая для своих рессор. Поэтому в свое время не удержалась на рынке.

— Как хорошо, когда человек хоть в чем-нибудь разбирается профессионально, — с чувством сказал Иона. — Шут с ним, с легкомысленным Ренессансом — я имею в виду, лучше все-таки специализироваться в одной области, пока... — он осекся, заметив отнюдь не гостеприимные взоры супругов Арома. — Впрочем, я, кажется, не вовремя?

— Дела компании прежде всего, — откликнулся Арома. Младший член иерархии вмешался в его разговор с женой как раз кстати.

— Оставь нас, Кэт, — заявил Эрик бесцеремонно. — Встретимся за обедом, тогда и поговорим. У меня нет времени обсуждать, умеет ли врать кассовый аппарат.

Он провел жену к двери; она подчинилась. Видимо, он застал ее врасплох.

У порога Эрик произнес спокойнее:

— Все равно от разговоров не уйти. Даже за обедом.

И закрыл дверь.

Иона Аккерман пожал плечами.

— Ничего не поделаешь, общая картина современного брака. Узаконенная ненависть.

— То есть?

— В любом супружеском диалоге веет дыхание смерти. Наверное, следствие мужского неравноправия, даже в этом городе, — сказал Иона. И на худом, почти юношеском лице расцвела улыбка, которой он пытался загладить свои слова.

— Кэт, конечно, прекрасный работник, недаром с тех пор, как она здесь работает, Вергилий распустил остальных собирателей антиквариата. Она, наверное, говорила тебе об этом.

«И не раз», — пронеслось у Эрика в голове.

— Почему бы вам не развестись?

Теперь пожал плечами Арома. Наверное, жест изобрел первый философ. Во всяком случае, Эрик надеялся на это. Но жест, похоже, получился неубедительным, потому что Иона продолжал ждать ответа.

— Дело в том, что я уже был женат, и дело обстояло ничем не лучше, — с натугой стал объяснять Эрик. — А если я разведусь с Кэт, то снова неизбежно женюсь. Потому что, как утверждает мой психоаналитик, я не могу реализоваться вне роли порядочного домохозяина и семьянина. От брака мне не уйти. Это гнездится... или коренится в моем темпераменте, — он поднял голову и посмотрел на Иону взглядом мазохиста. — Так в чем суть вопроса?

— Предлагаю путешествие, — решительно ответил молодой человек. — На Марс. Всей честной компанией — ты в том числе. Конференция! Возьмем билеты — и забудем про дела. Путь в одну сторону займет всего шесть часов. Поторопись, надо непременно взять места с креслами.

— Надолго? — Эрик и думать не хотел о подобной перспективе: не хватало еще отвлекаться на семейные проблемы владельца корпорации.

— Стопроцентное возвращение завтра или послезавтра. Слушай, это же выход для тебя, решение всех проблем. Оторвешься от воли и планов жены: Кэт останется здесь. Забавно, однако я замечал, что когда старый пень попадает на Вашинг-35, у него отпадает необходимость в экспертах по антиквариату. Ему больше по душе, так сказать, постигать магию места, причем с годами это чувство развивается все сильнее. Да что говорить, когда стукнет сто тридцать, начинаешь понимать. Он как вечный ребенок, никогда не дойдет до того, чтобы принять это важное решение. Вечно будет заменять что-нибудь у себя внутри. Впрочем, тебе, как его персональному врачу, это известно. Что бы у него не отвалилось, ему все заменят. Иногда я просто ненавижу его за оптимизм. Так любить жизнь и придавать ей такое значение... Мы, ничтожные смертные, в нашем возрасте... — он пристально посмотрел на Эрика. — В жалкие тридцать — тридцать три...

— Не знаю, не знаю, — отвечал Эрик. — Меня еще надолго хватит. И жизнь не становится лучше, — он извлек из кармана плаща счет, который вручил ему кассовый аппарат.

— Попробуйте вспомнить. Не появлялась ли пачка «Лаки Страйк» с зеленой полосой в Вашинге-35 в течение трех последних месяцев?

После продолжительной паузы Иона Аккерман сказал:

— Бедный мавр. И это все, что вы высидели? Слушайте, доктор, — не можете настроиться на работу, считайте, с вами все кончено. Два десятка хирургов-трансплантологов только и ждут возможности поработать для такого человека, как Вергилий, с его значением в экономике и «все для победы». Имейте это в виду.

Его взгляд, странная смесь сочувствия и неодобрения, немедленно привел Эрика Арома в чувство.

— Что касается меня, то если мое сердце не выдержит — что, вне сомнения, случится когда-нибудь, — я к вам за помощью обращаться не стану. Вы слишком запутались в личной жизни, доктор. Всему виной — узкий кругозор. Вы живете для себя, а не в планетарных масштабах. Только подумайте — в мире идет война, нас разносят в пух и прах каждый божий день.

«В самом деле, — подумал Эрик. — В дополнение ко всему мы имеем в политических лидерах больного ипохондрика. И ТИФФ, одна из крупнейших промышленных корпораций, поддерживала этого тяжелобольного лидера, любой ценой пытаясь удержать Мола в правительственном кабинете. Без такого высокопоставленного друга, как Вергилий Аккерман, Джино Молинари давно сыграл бы в ящик или в дом для престарелых. Я знаю это не хуже других. Но личная жизнь должна продолжаться. К тому же я не собираюсь сцепляться с Кэт. Ты просто слишком молод и глуп, чтобы судить о моих поступках. И тебе не пройти из своей юношеской свободы в земли, где обитаю я, женившись на женщине, которая экономически, интеллектуально и даже, приходится признать, эротически сильнее меня».

Перед уходом с работы доктор Эрик Арома заскочил в формовочную, чтобы посмотреть, что поделывает Брюс Химмель.

Тот стоял перед громадной мусорной корзиной, забитой бракованными шарами амеб.

— Это тоже в раствор, — сказал Иона Химмелю, который, как обычно, с глупой ученой ухмылкой выслушивал младшего из клана Аккерманов. Иона перекинул Брюсу отбракованный шар амебы, только что скатившийся с конвейера. Экземпляр уже не годился для беспилотного модуля космического корабля.

— В прошлом году брака было меньше, — бросил Иона Эрику.

— И в чем дело?

— Время реакции замедлилось на несколько микросекунд.

— Хочешь сказать, что наши стандарты качества падают? — отозвался Эрик.

Неслыханно. Продукция ТИФФа была слишком жизнеспособной. Целая сеть военных операций зависела от работы института.

— Совершенно верно, — казалось, этот факт не беспокоил Иону. — Да и бракуем слишком много. А как же прибыль?

Встрял заика Химмель:

— Иногда, знаете, думаю: неплохо бы нам вернуться к марсианскому гуано. Там рентабельность была повыше.

В былые времена корпорация занималась сбором и переработкой экскрементов летучих мышей на Марсе, разработала целую индустрию и случайно вышла на более высокий источник доходности. Это произошло, когда на Марсе обнаружили новое живое существо — матричную амебу. Одноклеточный организм обладал поразительной способностью изменяться: мог сымитировать предмет любой формы — своего размера, конечно.

Поначалу свойства амебы смутили земных астронавтов и чиновников ООН, и никто не обратил внимания на экономические достоинства особи. Затем на сцену вышел король мышиного гуано Вергилий Аккерман.

Его сразу заинтересовал инопланетный организм, и он стал проводить с матричной амебой эксперименты. Несколько часов Аккерман демонстрировал амебе дорогие меха очередной любовницы — и амеба мимикрировала под них: между Вергилием и девушкой оказались две норковых накидки. Однако вскоре амеба устала быть мехом и вернулась к прежнему виду. Оставалось придумать, как удержать ее в желанной форме.

Ответ пришел спустя несколько месяцев и оказался чрезвычайно простым. В течение интервала мимикрии надо было обработать амебу специальным химическим составом, фиксирующим форму меха.

Вергилий Аккерман купил тихуанскую фабрику на северо-западе Мексики, а также лицензию на изготовление и продажу мехов, и поставил дело на конвейер. Заказал поставки сырья с Марса, устроил сеть магазинов на Земле — и рынок натуральных мехов моментально рухнул.

Далеко идущие планы магната сорвала война.

Хотя, в конце концов, что она изменила? И кто мог подумать, что мирный договор со звездной системой Лилия, возглавляемой министром Фреником, приведет к таким результатам? Звездная Лилия была могущественнейшей расой Галактики, отчего все ждали успешного «блицкрига». Никто не ожидал, что война затянется. Никто, кроме Вергилия.

Как только начались стычки с ригами, ТИФФ немедленно приступила к милитаризации производства; так же, но с некоторым опозданием, поступили остальные сферы бизнеса. Рынок предметов роскоши зачах, орудие и боеприпасы вытеснили меха и драгоценности. Благодаря расторопности Вергилия, на военный рынок немедленно была представлена новая супернатуральная универсальная редупликация (проще говоря, имитация матричной амебы) — блок для беспилотных модулей управляемых боеголовок. Изменение специализации ТИФФа прошло быстро и безболезненно.

В таких размышлениях Эрик Арома стоял перед корзиной для отбраковки, в очередной раз дивясь, насколько неисповедимы пути экономики. Он взял из мусорной корзины и покрутил в руках одну из монад, весом с бейсбольный мяч, а размером с грейпфрут. Вкусом же, равно как и запахом, это уже ничего не напоминало. Очевидно, бракованные амебы уже ни на что не годились, и Эрик размахнулся, чтобы бросить шар в громадную ванну с растворителем, где пластик перерабатывался в органическую массу.

— Погодите! — хрипло воскликнул Химмель. Эрик с Ионой посмотрели на него в недоумении.

— Не делайте этого, — Химмель умоляюще протянул длинные узловатые пальцы.

— В чем дело?

— Эти отходы, идущие в сырье, стоят всего четверть цента. А целая корзина — доллар.

— И что? — спросил Иона. — Этот доллар в любом случае должен вернуться в карман фирмы.

— Я... я покупаю их, — пробормотал Иона. Он принялся шарить в кармане. В конце концов, после мучительной борьбы на свет был извлечен бумажник.

— Вот.

— Но зачем это вам? — удивился Иона.

— У меня все рассчитано, — затараторил Химмель после непродолжительной паузы. — Я плачу полцента за каждый отбракованный экземпляр. Это в два раза выше его стоимости, так что компания не в накладе. В-вы имеете что-нибудь против? — голос его был близок к истерике.

— Никто не против, — умиротворяющим бизнес-тоном произнес Иона, как говорят деловые люди имея дело с сумасшедшим, желающим потратить деньги. — Я просто хотел выяснить, зачем они вам, — и мельком посмотрел на Эрика, словно спрашивая: «Что скажешь? Не перевелись еще на свете сумасшедшие?»

— Гм... — сказал Химмель. — Я их... ну, в общем, использую, — с мрачной решительностью он направился к ближайшей двери. — Но учтите, это все мое, потому что я заплатил за них, — бросил он через плечо.

Распахнув дверь, Химмель гордо встал рядом.

Перед Эриком и Ионой открылось помещение, похожее на складское. Ничего необычного в нем не было, кроме небольших машинок, катавшихся туда-сюда на колесиках величиной с серебряный доллар. Штук двадцать, не меньше, и машинки искусно лавировали, избегая столкновения; среди них царило бурное оживление. В каждой из машинок-тележек сидела амеба, пристегнутая ремешком.

Иона почесал переносицу, хмыкнул и сказал:

— И что ими движет?

Присев на корточки, он поймал одну из машинок, которая как раз проезжала возле его ботинка. Поднял, разглядывая; колесики бессмысленно крутились в воздухе.

— Обыкновенная мини-батарейка с ресурсом на десять лет, — ответил Химмель. — Обходится еще в полцента.

— И вы что, собираете такие тележки?

— Да, мистер Аккерман.

Химмель вежливо взял у него машинку и поставил на пол, она тут же оживленно умчалась по своим делам. — Эти еще слишком новые, — пояснил Брюс. — Неопытные.

— А потом вы собираетесь выпустить их на свободу? — осторожно продолжил Иона.

— Совершенно верно, — Химмель кивнул облысевшим черепом интеллектуала, поправляя постоянно сползающие с носа роговые очки.

— Но зачем? — вырвалось у Эрика.

Теперь, когда его маленькая тайна была раскрыта и первые минуты торжества прошли, Химмель снова потерялся: покраснел, скукожился, — но все же пытался держаться независимо.

— Потому что они заслужили эту свободу, — выпалил он.

— Погодите, — вмешался Иона. — Ведь протоплазма не живая. Вы ученый, сами знаете: она умирает после обработки фиксирующим лаком. И, значит, все это — не более чем электрический контур, такой же мертвый, как, скажем, робант.

Химмель отвечал с достоинством:

— А я считаю их живыми, мистер Аккерман. То, что они оказались неспособны управлять боеголовкой в дальнем космосе, еще ничего не доказывает.

— Не доказывает?

— Не доказывает, что они не имеют права на существование. Я выпускаю их, и они катаются, лет пять-шесть. Они это заслужили.

Повернувшись к Эрику, Иона произнес:

— Ну, если старик узнает...

— Мистер Вергилий Аккерман давно в курсе дела, — остановил Иону Химмель. — И он одобрил мои действия. — И тут же торопливо добавил: — Точнее, он позволил мне заниматься тележками. Ему известно, что компания не понесет ровным счетом никаких убытков. Я собираю тележки ночью и не трачу служебного времени. У меня дома целый конвейер, — с гордостью сказал он.

— И много вы тратите на это времени? — как врач поинтересовался Эрик.

— По часу, доктор, по часу еженощно.

Эрик и Иона переглянулись.

— А что они... чем ваши... пациенты занимаются потом? — поинтересовался Иона. — Просто вот так катаются по городу?

— А Бог их знает, — махнул рукой Химмель. — Мне, честно говоря, и дела нет.

Действительно, едва ли этот яйцеголовый интеллигент мог бы отслеживать каждую свою «тачку» по городу: не хватило бы ни времени, ни денег.

— Да вы художник, — заметил Эрик. У него не сложилось пока определенного мнения, кто перед ним — авантюрист или сумасшедший. Возможно, сумасшедший авантюрист. Случай, безусловно, клинический, как часто и бывает в искусстве. Химмель с головой погрузился в работу, даже ночью выкраивает часы на собственные безумства. Но что может быть здоровым в мире, где до сих пор идет война, и гигантская промышленная индустрия работает на эту войну? Кто же безумнее — Химмель с «маленьким тележным конвейером» — или магнаты, выпускающие ракеты, танки, орудия и прочие средства уничтожения? Пусть не себе подобных, но все-таки — существ. А маленький человечек дает жизнь существам, которых тоже не понимает и которые вовсе не похожи на него.

И если уж говорить о безумцах, то безумнее всех сейчас Мол — генеральный секретарь ООН, который поддерживает войну.

Идя с Ионой к выходу, Эрик заметил:

— Он спятил.

Это был самый сильный термин в психиатрии. Он обозначал полный отрыв от реальности.

— Очевидно, — отмахнулся Иона. — Но проблема не в нем, а в старике Вергилии. Тут дело не в деньгах, которые этот шизик возвращает компании. Вергилий не дурак — он дальновидный, иначе давно бы отправил этого чокнутого с бригадой рабов в Звездную систему Лилии. Химмелю просто сказочно повезло.

— Как думаете, чем это кончится? — перескочил Эрик на вопрос, который волновал сейчас все человечество.

— А чем должно кончиться?

— Мол подпишет мирный договор с ригами и оставит пришельцев из Лилии сражаться в одиночестве, самим разбираться с войной? Ведь они первыми начали войну и, стало быть, заслужили такую участь.

— Он никогда этого не сделает, — спокойно ответил Иона.

— Почему?

— Потому что контрразведка лильцев работает здесь, на Земле. И если Мол попытается взбрыкнуть, от него и мокрого места не останется.

— От секретаря ООН?

— От секретаря, — пожал плечами Иона. — А что? Запросто заменят другим. Выкрадут ночью и поставят на его место какого-нибудь бравого вояку.

— Но ведь это же наш лидер а не их. Мы его выбирали, путем демократического голосования...

И осекся, понимая, как прав Иона.

— Для нас лучше проиграть войну. — продолжал тот. — Впрочем, к этому мы и стремимся.

Тут он понизил голос до шепота:

— Кстати, я не провокатор, но...

— Говорите смелее, здесь все свои.

— Эрик, — заявил Иона, — единственный выход из войны — пережить горечь поражения. Пусть даже все это кончится вековым игом ригов. Пусть на наши плечи падет наказание за то, что мы избрали себе такого союзника, как лильцы. Наша первая межзвездная война обернется в любом случае неудачей. И Мол понимает это не хуже нас.

Он поморщился.

— Но мы сами его выбирали, — напомнил Эрик. — Так что ответственность в конечном счете ложится на нас.

Впереди показалась сухонькая, почти призрачная фигура, и раздался дребезжащий старческий голосок.

— Куда вы пропали, Иона, и вы, Арома? Мы сейчас же вылетаем в Вашинг-35.

Голос Вергилия Аккермана напоминал куриное кудахтанье; он выглядел мумией, помесью мужчины и женщины в еще живой плотской оболочке.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Открыв пустую пачку из-под сигарет «Кэмел» и сплющив ее, Вергилий Аккерман сказал:

— Ну, что у нас там? Змейка, крестик, нолик, зигзаг? Выбирайте, Арома.

— Крестик, — сказал Эрик.

Старик ухмыльнулся, заглядывая под заклеенный корешок пачки:

— Зигзаг. Вам причитается тридцать два щелбана.

Старик впадал в детство. Он потрепал Эрика по плечу, радостно скалясь и обнажая идеально белые, словно выточенные из слоновой кости, имплантанты.

— Ну, не будем мучить вас, доктор. Скоро мне понадобится новая печень. Это может произойти в любой момент. Прошлой ночью совсем расклеился: кажется, опять интоксикация.

— Позвольте поинтересоваться, что вы поделывали накануне вечером? — заговорил доктор Эрик Аром, располагавшийся напротив своего поднадзорного больного.

— О, как всегда: выпивка и девушка, выпивка и девушка, — Вергилий задорно оскалился на родственников: Харви, Иону, Ральфа и Филлиду Аккерманов, которые сидели вокруг, в каюте корабля, уносившего их к Марсу.

Правнучатая племянница Виргилия Филлида, заметила сурово:

— Дорогой прадед, в вашем ли возрасте играть в такие игры? Случись инфаркт — и что тогда? — она пробуравила старика Виргилия взором заботливой наследницы.

— Что тогда? — рассмеялся каркающим смехом Вергилий. — Сработает индикатор, вшитый в сердечный клапан, и примчится доктор Арома с новым сердечком в чемоданчике. Так что тебе ничего не светит, милая. Я вас всех переживу.

Он довольно захихикал, пуская слюну на подбородок, выглаженным платком из нагрудного кармана отер слюну. Предок излучал самодовольство — каждой косточкой, выступавшей из-под пергаментной старческой кожи. Вергилий знал, что наследникам никогда не пережить его, потому что у них нет таких денег, — которые принесла война, — да и вообще они не принадлежат к его классу. Родственники оказались в замкнутом кругу: чтобы получить деньги предка, они должны были обладать таким же богатством, как у него, чтобы его пережить.

— Mille tre, — тоскливо выдавил Харви, цитируя либретто Да Понте. — Впрочем, вы, старый орешек, проживете и больше, чем 1003 года. Я бы в вашем возрасте...

— Тебе ни-ког-да не быть в моем возрасте, — по слогам произнес Вергилий, сверкая глазками. — Даже не мечтай, Харв. Вернись с неба на землю, к своим налоговым декларациям, калькулятор ты наш, монотонно гудящий. Ты даже не компьютер. И ты никогда не умрешь в постели с женщиной. Тебя найдут рядом с чернильницей! — злобно захихикал Вергилий.

— Может быть, хватит, — Филлида возвела глаза к черному космическому небу.

Эрик обратился к Вергилию:

— Я, кстати, хотел поинтересоваться насчет пачки зеленых «Лаки Страйк». Месяца три назад...

— Да! — гаркнул Вергилий. — Ваша жена не чужда любви. В том числе и ко мне, как ни странно. Да, это был подарок, доктор, но ничего личного, не беспокойтесь. Из-за пачки...

— Я уже говорил Эрику, — вмешался Иона, подмигнув доктору.

Тот сделал вид, что не заметил.

— Так все же...

— Что вы так сволочитесь из-за жены? Кэт — просто специалист, вот и все, — убеждали Эрика уже два Аккермана.

— Что такое, в конце концов, женщины, — философски заметил Вергилий. — Это страшная сила: они проникают в нас глубже, чем хирурги-трансплантологи. И тоже заменяют внутри что-то, без чего мы потом жить не можем. Так что в общем-то я вас понимаю, — хмыкнул старик.

— Да и я говорил Эрику буквально вчера... — начал Иона.

— Эрик мне тоже дорог, — оборвал его Вергилий. — Хороший он человек. Нечто среднее между сангвиником и меланхоликом. Подходящий тип для такой работы. Оптимист — и в то же время не зарывается. Пессимист — но не до безнадеги. Вы только полюбуйтесь на него! Ну хотя бы сейчас — поистине достойное зрелище.

Иона посмотрел, «любуясь», на Эрика.

Все остальные тоже.

— Совершенно хладнокровен — ему никогда не изменяет мозг. Я много раз видел его за работой, и уж кому, как не мне, знать, что это за человек. Эрика можно найти в любое время дня и ночи — и он всегда придет на помощь... такие сейчас редко встречаются.

— Да вы же ему платите, — вмешалась Филлида.

Обворожительная правнучка Вергилия, заседавшая за директорским столом корпорации, была дамочка с пристальным взглядом тиранозавра. Она здорово походила на дальнего предка, Вергилия, только было в ее чертах нечто хищное, особенное, женское. Для Филлиды ничто не существовало, кроме бизнеса. Попробуй Химмель выступить при ней со своими тележками — и давно бы уехал куда-нибудь подальше Марса: в мире Филлиды не было места доброте, милосердию. Было в ней нечто от Кэт. И, подобно Кэт, она выглядела довольно сексапильно: волосы на затылке стянуты в пучок, заплетенный «афрокосичками» и выкрашенный ультрамарином. Она носила заводные вращающиеся серьги в ушах и кольцо в носу — признак половой зрелости, принятый в высших буржуазных кругах.

— Какова цель встречи? — спросил Эрик Вергилия Аккермана. — Может, начнем, чтобы не тратить время попусту?

Он ощущал смутное раздражение.

— Просто увеселительная поездка, — отвечал Вергилий. — Случайная возможность вырваться из мрачного мира, в котором живем. Из этого чертова бизнеса. Все равно мы не можем начать, не хватает одного человека. Он прибудет на Марс отдельно, на своем корабле. Должно быть, он уже там. Я дал ему возможность ознакомиться со своим бэбилендом. Это первый человек, перед которым я открыл свою страну детства.

— Как? — встрял Харв. — Разве Вашинг не собственность корпорации?

Иона ехидно заметил:

— Видимо, многоуважаемый Вергилий проиграл кому-то марки или замечательную коллекцию плакатов «Ужасы войны». И чтобы откупиться, раскрыл гостеприимно двери в свой маленький неземной рай.

— Я никому не проигрывал, — отвечал Вергилий. — Не имею привычки. Кстати, у меня появился дубликат «Наводнения в Панайе». Итон Амбро — известный вам охломон, занимающий директорское кресло в «Мэнфрекс Энтерпрайз», — подарил мне его на день рождения. Думаю, всем, кроме Амбро, известно, что у меня полный набор. Не удивительно, что мальцы Френика заправляют его шестью фабриками.

— Расскажите нам еще про Ширли Темпл в «Маленькой мятежнице», — зевнула Филлида, не отрывая взора от панорамы в большом, на всю стену, иллюминаторе. — Вы очень интересно рассказываете о своих... воспоминаниях.

— Что я буду рассказывать? — пробрюзжал Вергилий. — Вы смотрели этот фильм.

— Я готова смотреть его снова и снова, — сообщила Филлида. — Знаете, никогда не надоедает, когда предки делятся воспоминаниями. Каждый раз с новым чувством... Хотелось бы просмотреть фильм до последнего дюйма*.[1]

Она повернулась к Харви.

— Дай зажигалку.

Эрик поднялся, пересек гостиную, уселся за стойку бара и стал просматривать карту вин и напитков. В горле пересохло. Аккерманы высасывали из него последние силы, в присутствии этих упырей постоянно хотелось пить. Возможно, желание пить являлось неосознанной жажды Urmilch des Lebens, первородного молока жизни. «Я заслужил этот маразм», — подумал Эрик. Впрочем, иронией мысль была лишь отчасти. Ведь от родной страны, где впадаешь в детство, никуда не деться.

Для всех, за исключением Аккермана-старшего, «страна детства» являлась полным идиотизмом. Не укладывалось в голове, как можно вложить огромные деньги, чтобы воспроизвести — да не где-нибудь, а на Марсе, куда доставка песка дороже золота, — Вашингтон тысяча девятьсот тридцать пятого года (пору детства Вергилия). То была маленькая вселенная миллиардера, вотчина, заботливо собранная из уцелевших экспонатов (а их не много осталось после войн, которыми переболело человечество). Вергилий собирал свой мир с помощью эксперта по антиквариату — Кэт Арома.

Рафинированное, очищенное прошлое, которым так дорожил старик, казалось остальным членам клана Аккерманов мертвым. Родственники считали мирок Вергилия пустой тратой денег, забавой, которую никому не продать потом, когда старик скончается, на что все они искренне надеялись. Эту часть наследства они считали утерянной — и заранее подсчитывали убытки.

И, конечно, иного мнения придерживался Вергилий. Для него Вашинг-35 был жизнью, дающей ростки, процветавшей в его нынешнем создании. Культивируя прошлое, Вергилий боролся с беспощадным временем, отнимающим каждый час жизни. Старый скряга умудрился выкупить свое детство. В созданном краю он восстанавливал силы и затем возвращался из прошлого в настоящее, в мир, которым, собственно, правил, и который в то же время глубоко презирал. Мало-помалу прошлое затягивало Вергилия.

Аккерман не был одинок в увлечении бэбилендами. Другие великие мира сего, утешаясь деньгами, славой, победами на поле брани, тоже имели реконструированные в тончайших деталях собственные маленькие миры детства, где отдыхали от дел. Вергилию было с кем соревноваться. Впрочем, тягаться с Аккерманом никто не мог. В его распоряжении находилась иная планета, и его искусственная страна не ограничивалась в территориальном развитии. Его Вашингтон в перспективе мог обрасти пригородами и даже Штатами.

Собирая экспонаты давно ушедшего прошлого, Вергилий отвлекался от войны, на которой зарабатывал порядочные, хотя и кровавые деньги.

Все это напоминало возню Химмеля с тележками: такое же тихое помешательство.

Богачи устраивали себе персональные паноптикумы и кунсткамеры воспоминаний, строили индивидуальные луна-парки развлечений и клонировали в деталях собственное прошлое, для людей попроще существовали другие развлечения. Во-первых, телевизор, в котором показывали все, что угодно, перемежая рекламой и ободряющими выступлениями Секретаря ООН, во-вторых — зоопарк.

В столице Земли, главном городе мирового государства ООН, городе Шайенн, штат Вайоминг, существовал зверинец, в котором содержались пленные риги. Обезвреженные — с вырванными зубами, клыками, шипами — враги смотрели из клеток, поднимая своим видом боевой дух уставшего от войны человечества.

Пленных выставили на всеобщее обозрение, чтобы показать, на что идут народные деньги. Зрелище омерзительное, но поучительное. Никто не хотел, чтобы его завоевали такие кошмарные создания. Победа была близка, как Проксима Центавра — ближайшая к Солнечной системе звезда, место обитания ригов.

Впрочем, человечество не ввязалось бы в войну с насекомоподобными существами с шестью конечностями, покрытыми хитином. Но риги были кровными врагами союзников человека — пришельцев из звездной системы Лилии, где лильцы образовали целую Империю, и Империя эта занимала значительную часть Галактики.

Риги выглядели омерзительными, но были, как ни странно, прямоходящими — этакий вызов насекомого мира, брошенный «хомо сапиенсам». Правда, у ригов отсутствовал речевой аппарат: они общались на языке жестов, напоминавшем танцы, шевеля при этом усиками, выраставшими из лица. Для общения с землянами и человекообразными существами из Звездной Лилии риги использовали специальные ящики-трансляторы: нечто среднее между телевизором и передатчиком, выполненное в своеобразной манере. Подобные устройства риги собирали везде, где появлялись, чтобы находить общий язык с людьми.

Главным вопросом переговоров являлся следующий:

— КАК ПРИЙТИ К СОГЛАСИЮ?

Как ни странно, у ригов был ответ:

ЖИВИ И ДАВАЙ ЖИТЬ ДРУГИМ.

Таким образом, земляне вскоре перестали вторгаться в систему Проксима, исконное обиталище ригов. Риги, соответственно, забыли про Солнечную систему.

Но тут появилась Звездная Лилия, где жили вековые враги ригов. Лильцы не спрашивали у ригов, как с ними жить, а хотели полного и окончательного истребления или, на худой конец, порабощения «насекомых». Хуже всего, что граждане Звездной Лилии вторглись на Землю с помощью мощной системы контрразведки и давным-давно держали ключевые позиции в структурах экономики и власти, использовали Землю как форпост для борьбы с противником.

Первоначально проникновение в среду землян мотивировалось тем, что лильцы хотят защитить братьев по разуму от проникновения пришельцев. Как будто четырехрукая насекомоподобная тварь могла пройти по улицам Нью-Йорка незамеченной.

Сначала на агентов-пришельцев — советников и дипломатов — не обращали особого внимания. Граждане Звездной Лилии были фикомицетами — относились к классу низших грибов. Как известно, некоторые фикомицеты паразитируют на растениях, животных и человеке. Однако разросшейся телесной оболочкой лильцы практически не отличались от землян.

В незапамятные времена разумная раса из звездной системы Лилии колонизировала систему Альфа Центавра, образовав нечто вроде империи. Позже неугомонная раса мигрировала в Солнечную систему, постепенно колонизировала Землю и протянула жадные щупальца к Марсу. И между представителями двух цивилизаций, ригов и лильцев, разразился скандал, который привел к обоюдной неприязни и военному вмешательству в дела иной расы.

Колония на Марсе вымерла из-за просчетов в климате и последовавшей за тем разгерметизации планеты. Земляне оказались упорнее. Отрезанные от Альфа Центавры военным конфликтом между Звездной Лилией и ригами, земные колонисты — паразиты освоились на Земле, постепенно целиком прибрав ее к рукам; запустили спутник, затем отправили на Луну управляемый беспилотный корабль. В скором времени в космос полетели астронавты, которые смогли установить контакт с теми, кто остался на родине. Удивление обеих сторон при встрече было большой и взаимным.

— А вы что, язык проглотили, доктор? — обратилась Филлида Аккерман к Эрику, присаживаясь рядом. Она усмехнулась — и если перед тем она была просто привлекательна, то сейчас стала чертовски мила.

— Мне тоже плесните. Да... — вздохнула она. — Скоро я налюбуюсь на эти артефакты древности: Джин Харлоу, барона фон Рихтгофена, боксера Джо Луиса... кого еще?

Она прищурилась, напрягая память.

— Совершенно выскочило из головы. Ах да, звезда родео Том Микс со своим жеребцом Тонни. Любимые киногерои старика Вергилия. И поп-корн, который приходится жевать в кинотеатре, когда смотришь всю ту чушь. Вы не представляете, что приходится терпеть в микроскопическом аду, который старик устроил для себя. Впрочем, для него это, наверное, рай. Вы еще не знаете, что нам предстоит. Слушать рекламу прохладительных напитков, а потом выяснять, какие там были послания «двадцать пятого кадра». О Господи.

Филлида потянулась за фужером, и Эрик не без интереса заглянул в разрез ее платья, отметив плавные линии маленьких белых грудей.

Зрелище заметно повысило его настроение и вдохнуло оптимизм.

— Придет день, и мы получим сообщение двадцать пятого кадра: «Земляне, сдавайтесь!» — воспрянув, но в то же время с осторожностью сказал Эрик.

— Ага, — кивнула Филлида, подхватывая. — «Ваше положение безнадежно. Мы проникли на радиостанцию WMAL в Вашингтоне, которой недолго осталось жить», — Филлида хмуро отпила из высокого запотевшего бокала и закончила: — «И пить вы будете не кока-колу, а...

— Ну... вообще-то я не совсем это имел в виду.

Она сидела чертовски близко. Эрик чувствовал себя как на гвоздях. Чтобы отвлечься, он спросил:

— Так кто же гость? С кем предстоит встретиться на Марсе?

Серые глаза Филлиды казались огромными и загадочными, они уверенно правили внутренней вселенной. В них читалось спокойствие, вызванное абсолютным и незыблемым знанием всего, что заслуживало внимания — и что его не заслуживало.

— Поживем увидим.

По губам ее змеей проскользнула усмешка.

— Ничем хорошим это не кончится.

— Почему?

— Потому что в любом случае, победим мы в этой войне или нет, военные контракты закончатся, и вся индустрия старика Вергилия вылетит в трубу. И мы вновь вернемся в эпоху мышиного дерьма. Уже вижу, что это будет за денек!. Старина Вергилий, как масленый блин, лоснится от предвкушения. У него есть приют на старости лет, а нам придется разгребать дерьмо, которым пропахло все: фабрика, одежда, машина...

— Так вы не хотите мира? Потому что война дает вам возможность заниматься чем-то большим, чем космическое гуано?

Вместо ответа она усмехнулась.

— А вам не кажется, что мы слишком беспечно рассуждаем здесь о том, о чем разговаривать не следовало бы? Не думаете, что агенты Френекси могут дотянуться и до Марса? Может, у них есть свои люди даже среди роботов в Вашинге-35?

— Знаю. Так вы полагаете, Вергилий устраивает встречу на Марсе из конспиративных соображений?

— Конспирация, — снова усмехнулась Филлида. — Ее не устроишь и на расстоянии миллиона световых лет: Звездная Лилия всюду.

— Плохо дело, — пробормотал Эрик, погружаясь в мрачные размышления. — Что же это за тип, с кем нам предстоит встретиться? — вернулся доктор к теме, которая не давала ему покоя. — Может, на встрече будет обсуждаться заключение сепаратного мира с ригами? Многие видят в нем единственную возможность выхода из войны.

— Предатель! — с притворным возмущением воскликнула Филлида. — Вы хотите оказаться рабом этих невыносимых насекомых, на которых смотреть страшно?

Немного поразмыслив, Эрик ответил:

— Я хочу...

— Вы сами не знаете, чего хотите, Арома, — перебила она. — Каждый мужчина, недовольный браком, теряет метабиологический контроль над желаниями. Он просто не знает, чего хотеть, и живет как высушенная изнутри оболочка, которая ждет, когда ее заполнит новое, свежее содержанием. Вы как сгнившая внутри ракушка, из которой еще не выветрился запах прежней, исчезнувшей жизни. И сколько бы вы ни пытались совершать правильные поступки, у вас ничего не получится. Потому что у вас нет серединки — этого маленького жалкого клочка плоти, который заставляет пульс биться. Вот и сейчас: смотрите, как вы пытаетесь выкрутиться.

— Да нет, напротив...

— Вы же все время отодвигаетесь. Вы что, боитесь даже прикоснуться к женскому телу?

Усилием воли переводя тему на другие рельсы, Эрик заметил:

— Вчера вечером по телевизору выступал какой-то специалист по эпохе Кватроченто с такой смешной бородой, профессор Вальд, вернувшийся из...

— Нет. Если вы еще о госте Вергилия, то это не он.

— Тогда, может, Мармедюк Хастингс?

— Это кто еще? Даосский лектор, который мало того что дурак, так еще и больной на голову? Шутите? Сами знаете, как Вергилий относится к маргиналам вроде... — сделав неприличный жест большим пальцем, Филлида усмехнулась, обнажив ряд белых, идеально отполированных, безукоризненных зубов. — Может быть, — предположила она, — там будет Ян Норс?

— А это кто такой?

Эрик слышал имя Яна Норса, но спрашивать о нем Филлиду было тактической ошибкой. И все же Эрик поинтересовался, тем самым показав собственную слабость. Вот так всякий раз члены семейства Аккерманов вели его на поводу.

Филлида вздохнула и стала объяснять, как младенцу:

— Ян — владелец фирмы, выпускающий очень дорогие искусственные органы, которые вы вставляете в разлагающихся миллионеров. Так что стыдно не знать того, кто обеспечивает вас хлебом насущным.

— Да знаю я, — бросил Эрик с досадой. — Просто не сразу вспомнил.

— Вы уверены? А может быть, это композитор, — откровенно издевалась она. — Который творил во время правления клана Кеннеди. Может быть, это виолончелист Пабло Касальс. Хотя нет, он должен быть постарше. Может быть, это Бетховен... Что-то такое Вергилий мне рассказывал: Людвиг ван какой-то. Людвиг Ван Безымянный.

— Господи, да перестаньте же, — раздраженно бросил Эрик. — Сколько можно...

— Ничего, потерпите. Как и все остальное, чем вы занимаетесь, — тянете и тянете век за веком жизнь одряхлевшему сумасброду.

Она с вызовом расхохоталась.

Собрав волю в кулак, чтобы не позволить Филлиде вывести себя из равновесия, Эрик со всем доступным хладнокровием отвечал:

— Я возглавляю медицинскую службу ТИФФа, у меня восемьдесят тысяч пациентов. Как понимаете, я не могу следить за их здоровьем с Марса, куда отправился по воле вашего родственника. Так что увольте меня от ваших насмешек и вообще... от внутрисемейных разборок.

«Съела?» — злорадно подумал он, заметив новое выражение на ее лице.

— Один хирург по искусственным органам на восемьдесят тысяч человек? Но на вас же работает целая армия робантов.... Они могут справиться со всем в ваше отсутствие.

— Робант не работает, он просто тянет лямку.

— Как и хирург-искусственник, пресмыкающийся перед богачами. Так что сходства много. Одни пресмыкаются перед людьми, другие — перед богачами.

Эрик сердито взглянул на нее, но Филлида и виду не подала, что заметила, спокойно и величественно допив коктейль. «У нее слишком много психической энергии, — подумал Эрик. — Мне не справиться с этой женщиной».

Вашинг-35 был «пупом» Марса.

Центральным зданием Вашинга-35 являлось пятиэтажное каменное строение, в котором Вергилий провел детство. Умелые мастера заботливо скопировали подлинную обстановку: мебель, вещи, предметы быта, полностью имитирующие далекий 35-й год, когда Вергилий был еще мальчиком, не думавшем (хотя как знать, может, уже и мечтавшим) о головокружительной карьере и фантастическом богатстве. Здесь хранилось все, что с таким старанием собрал Вергилий за долгие годы мира и войны. Неподалеку от дома Вергилия, в нескольких кварталах, находилась Коннектикут-авеню, а на ней располагались дома, такие же, какими их помнил Вергилий. Был здесь и универмаг Гаммаджа, в котором Вергилий покупал комиксы и дешевые ириски ценой в пенни. Рядом с универмагом Эрик разглядел знакомые очертания Народной Аптеки. Старик в детстве купил здесь свою первую зажигалку и набор химикалий для «Молотов-коктейля», собрав первую самодельную «гранату» из пустой бутылки, заодно осуществив первый лабораторный опыт. Здесь он делал первые шаги на поприще промышленной химии, которые привели его к нынешнему положению.

— Интересно, что на этой неделе идет в «Эптон-синема»? — озабоченно пробормотал Харви Аккерман, когда корабль снизился над Коннектикут-авеню, заходя на посадку.

Напрягая старческое зрение, Вергилий всматривался в вывески и афиши, любовно развешанные по городу. Сейчас он был как адмирал, принимавший парад.

Шли, оказывается, «Ангелы ада» с Джин Харлоу в главной роли: фильм, который все уже смотрели как минимум дважды. Члены семейства Аккерманов застонали: кто внутренне, а кто и внешне. Филлида так и вовсе — откровенно и недвусмысленно. Стон ее подхватил честный труженик бухгалтерского учета Харв.

— А помните сцену, где Харлоу говорит: «пойду оденусь во что-нибудь поудобнее», а сама потом возвращается в одной...

— Помним, помним, дедушка, — раздраженно перебил Харв. — Да, это в самом деле была клевая сценка. Куда до нее всей порнографии ХХ-го века!

Корабль проехал с Коннектикут-авеню на Маккомб-стрит и припарковался перед домом. Дом был обнесен черной кованой оградой, за которой раскинулся широкий, засеянный травой газон. Эрик осторожно вдохнул воздух, хлынувший в корабль через откинувшийся люк, конечно, не столичный. Холодная и разреженная атмосфера Марса с трудом позволяла наполнить легкие, и Эрик хватал воздух ртом, чувствуя подступающую слабость и головокружение.

— Надо будет вставить им за воздушные насосы. Сколько раз говорил: приведите в порядок вентиляторы, — заскрипел Вергилий, спускаясь по трапу, упиравшемуся в тротуар. Хотя его это, видимо, беспокоило в последнюю очередь; он поспешил по дорожке, пересекавшей лужайку, к дому.

Робанты, замаскированные под дворовых сорванцов, тут же выскочили навстречу. Один воскликнул хорошо отрегулированным мальчишеским голосом:

— Привет, Вирг! Куда ездил?

— Да мама в магазин посылала, — захихикал Вергилий, чье лицо светилось восторгом. — А у тебя как дела, Эрл? Слушай, я достал несколько классных китайских марок, папа привез. Смотри, тут есть одинаковые, можем поменяться.

Он залез в карман, задерживаясь на пороге.

— А знаешь, что у меня есть? — заорал второй робот-ребенок. — Кусок сухого льда! Хочешь, дам подержать?

— Меняю на комикс, — откликнулся Вергилий, доставая дверной ключ и открывая парадное. — Как насчет «Бака Роджерса и Кометы Смерти»? Страшно интересно!

Пока остальная компания сходила по трапу, Филлида обратилась к Эрику:

— Предложи этим детишкам свежий календарь тысяча девятьсот пятьдесят второго года с обнаженной Мерилин Монро. Посмотрим, что за него дадут. Не иначе как угнанный мопед.

За дверью моментально возник охранник в фирменной форме ТИФФа.

— О, мистер Аккерман, не ждал, что вы так скоро.

Сторож провел их в темный, выстеленный ковровой дорожкой коридор.

— Он уже здесь? — спросил Вергилий с заметным напряжением в голосе.

— Да, сэр. Расположился в гостиной. Просил, чтобы его не беспокоили.

Охранник тоже нервничал.

Остановившись, Вергилий сказал:

— С кем он?

— Никого, сэр, только помощник и два человека из «Сикрет Сервис».

— Кто хочет освежиться? — бросил Вергилий за плечо и чуть не вприпрыжку пустился по коридору.

— Я, я! — закричала Филлида, подражая оптимистичному тону предка. — Я хочу суррогат фруктового ежевичного лимонада! Как насчет того, чтобы промочить горло, Эрик? Не хочешь ли джин-бурбон лимонад или вишневой шотландской водки? Или в тысяча девятьсот тридцать пятом году не было таких ароматизаторов?

— Надо найти место полежать и расслабиться. От марсианского воздуха я едва стою на ногах, — обращаясь к Эрику, заявил Харв. Его лицо налилось смертельной бледностью, проступили веснушки. — И почему он не построит над этим безумием хотя бы купол, чтобы качать настоящий воздух?

— Может, это и к лучшему. — заметил Эрик. — Так ему здесь долго не задержаться.

К ним подошел Иона.

— А вот лично мне, Харв, по сердцу всякие анахронистские местечки. Это же настоящий музей, — и, повернувшись к Эрику, добавил: — Говорю не в виде комплимента. Твоя жена проделала потрясающую работу по сбору артефактов той далекой эпохи. А слышите — как это называется? — радио? Да, в гостиной играет настоящее радио.

Все прислушались. Звучала «Бетти и Боб», пьеска из бесконечно далекого прошлого. Такое не оставило равнодушным даже Эрика. Голоса производили впечатление, казались совершенно живыми и реальными; не верилось, что это лишь восстановленная старинная запись. Не бледное эхо записи, гулявшее по ферромагнитной пленке, — все актеры и инструменты были здесь, совсем рядом, как будто разгуливали в соседней комнате. «Как только Кэт удалось этого достичь», — дивился Эрик.

Стив, громадный красавец негр, местный дворецкий, точнее, его копия-робант, появился с дымящейся трубкой, сердечно приветствуя гостей поклоном.

— Доброе утро, доктор. Последнее время что-то похолодало. Мой сынишка Джорджи уже копит на санки.

— Вхожу в долю, у меня есть доллар тысяча девятьсот тридцать четвертого года, — сказал Ральф Аккерман, залезая в бумажник. И заметил в сторону:

— Или папаша Вергилий считает, что чернокожий ребенок не заслужил санок?

— Не беспокойтесь, мистер Аккерман, — заявил старый негр. — Джорджи сам себе заработает. Ему не нужны чаевые, он хочет лишь честно заслуженной платы.

С тем же достоинством робот двинулся дальше по коридору, пока не скрылся из виду.

— Чертовски убедительно, — вырвалось у Харва.

— Да уж, — согласился Иона и поежился. — Надо же, а ведь этот человек умер еще в прошлом веке. Здесь, на Марсе, испытываешь какой-то провал во времени. Прямо оторопь берет — ведь так можно пропасть и не вернуться!

— Успокойся, скоро вернешься, — вмешалась Филлида. — Здесь совершенно нечем дышать.

— Да уж, здесь и воздух суррогатный.

Эрику пришла мысль.

— А почему вы считаете это суррогатом? Представьте: у вас в соседней комнате играет запись симфонического оркестра — и в то же время вы прекрасно знаете, что там нет ни дирижера, ни толпы музыкантов с инструментами. Вам же покажется нереальным существование этого оркестра?

— Нет, но это совсем другое дело.

— А какая разница? — возразил Эрик. — Ведь оркестра там нет, и зал, в котором был записан концерт, уже пуст, и все, что у вас осталось, — это двенадцать сотен футов феррооксидной ленты Такая же иллюзия. Только здесь иллюзия устроена более совершенно.

«Что и требовалось доказать, — подумал он, следуя с остальными к лестнице на второй этаж. — Мы ежедневно живем в иллюзии. Когда первый бард сотворил первый эпос о какой-то войне, иллюзия вступила в жизнь. „Илиада“ такая же подделка под действительность, как и эти ребятишки-роботы, меняющиеся марками на крыльце. Люди всегда цеплялись за прошлое. Без него не было бы ни настоящего, ни самого времени — а только один миг летящего вперед настоящего. Жизнь — это один миг. Лишенный прошлого, этот миг настоящего стал бы почти ничем. Понятие времени потеряло бы смысл».

«Может быть, — размышлял он, поднимаясь по ступеням, — в этом и состоит проблема с Кэт. У нас нет совместного прошлого: я не могу ничего вспомнить, что хоть как-то сближало бы нас. Не могу вспомнить, когда мы счастливо уживались друг с другом. Теперь же совместная жизнь протекает независимо от нашего желания. И вообще непонятно откуда все взялось, Бог знает, из какого прошлого вырастают нынешние отношения».

И никто этого не понимает. Никто не может понять, как устроено это пресловутое время. Растянутая в голове бесконечность, наматывающая виток за витком пленку записи жизни. А ведь усовершенствовав воспоминания, можно было бы улучшить и собственное будущее. А Эрику — найти свое прошлое. Он все время живет в каком-то нетерпеливом его ожидании. Когда что-то состоится в прошлом, изменится и настоящее, обретет смысл, которого сейчас нет в жизни.

«Может, это первый признак приближающейся старости, — мелькнуло у Эрика. — В мои тридцать четыре года!»

Филлида подождала его на лестнице.

— А закрутите со мной роман, доктор, — предложила она.

Эрика бросило в жар от столь откровенного предложения. Он разом почувствовал страх, возбуждение, надежду, наконец, и вместе с тем — полную безнадежность своего положения. И ответил, пытаясь спрятаться за комплиментом:

— У вас, наверное, самые идеальные зубы, когда-либо принадлежавшие человеческому существу.

— Я жду ответа.

— Я... — Эрик тянул время, лихорадочно пытаясь что-нибудь придумать. Можно ли подобрать подходящие слова? Но именно словами все только и выражается. То, чего нельзя выразить словами, невыразимо вообще и, стало быть, просто не существует. Доктор сгорал под взором беспощадных женских глаз.

— Вам ведь самому хочется, — продолжала Филлида.

Как уклониться от этого проницательного женского взгляда, пронзающего его озлобленную, скрывающуюся в потемках душонку?. Да, Эрик был для нее как на ладони, она, можно сказать, вращала доктора на языке, точно конфету во рту. Пригвождала к месту каждым словом. Черт бы ее побрал! Филлида все рассчитала верно: Эрик ненавидел ее и страстно хотел лечь с ней в постель. Она свободно читала на его лице своими проклятыми глазами, которыми не должна обладать ни одна смертная женщина.

— Иначе влипните в еще более крупные неприятности, — пообещала Филлида.

— Один шанс из миллиарда возможностей, что мне удастся сбежать от самого себя, — хрипло выдавил Эрик. Он неловко рассмеялся, пытаясь скрыть смущение. — Скажите, разве вы сами не чувствуете, как это глупо? Сколько мы еще будем торчать на дурацких ступеньках из тысяча девятьсот тридцать пятого года? Да и какая вам до меня, простите, забота?

Они двинулись дальше, и хотя Эрик шел сзади, он чувствовал себя так, будто отступает — наступала она.

Так они достигли второго этажа.

Какая ей забота — и так понятно. Завести еще одну безотказную игрушку, чтобы потом выбросить ее из жизни. «Нет, не поддамся».

Двери в шикарную гостиную Вергилия была распахнуты. Хозяин уже проследовал туда к неведомому гостю. Остальные немного отстали, пропуская вперед главу клана, за ним родню на руководящих постах в порядке номенклатуры и очередности.

Последним вошел Эрик — и сразу увидел гостя Вергилия.

Да, чтобы посмотреть на это зрелище, стоило проделать путь до Марса!

Откинувшись в кресле, с пустым безвольным лицом, выпятив смуглые итальянские губы, сидел Джино Молинари, высшее должностное лицо на Земле, глава объединенной планетной культуры и главнокомандующий вооруженными силами.

С ширинкой нараспашку.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

В обеденный перерыв Брюс Химмель, инженер по контролю за качеством в ТИФФе, оставил пост и резво заспешил по улицам Тихуаны к дешевому ресторанчику под названием «Ксантус». Невысокое деревянное строение, ютившееся меж магазинами бакалеи и галантереи, привлекало многих клерков вроде Химмеля в возрасте до тридцати. Тех, кто пока не нашел места в жизни и перебивался малым. Молчальника Химмеля здесь никто не трогал, и его это полностью устраивало. Собственно, все, что требовалось ему от жизни — чтобы его оставили в покое. И жизнь, надо сказать, охотно шла Химмелю навстречу.

Забившись в угол и зачерпывая ложкой слипшийся гуляш, заправленный томатом и перцем, Брюс вдруг краем глаза заметил направлявшегося в его сторону молодого человека со всклокоченными волосами, в кожаной куртке и перчатках. По внешнему виду этого типа можно было отнести к совершенной иному веку или даже эре.

Это был Христиан Плавт, водитель древнего турботакси. Десять лет он пропадал в Южной Калифорнии из-за трений с полицией Лос-Анджелеса по поводу мелкой торговли капстеном — наркотиком, который синтезировался из паразитарного пластинчатого гриба. Химмель был едва знаком с Плавтом, благодаря тому, что тот увлекался даосизмом.

— Салве, амикус, — торжественно произнес Плавт, усаживаясь рядом. — Что значит: приветствую, дружище.

— Взаимно, — пробубнил Химмель с набитым ртом. — Что новенького?

Он вовсе не имел желания общаться. Но Плавт всегда был в курсе последних событий; курсируя весь день по Тихуане на своем турбинном драндулете, он успевал узнать все и не пропустить ни одного мало-мальски значимого события. Если в мире появлялось что-то новое, Крис Плавт уже находился рядом, умудряясь извлечь из происшедшего выгоду. Это был человек-справочник, через которого можно было достать все, что угодно.

— Слушай сюда, — заговорщически навис он над столом, скорчив желтым мексиканским лицом серьезную гримасу. — Вот это видал?

На стол выкатилась капсула — и тут же исчезла под ладонью Плавта.

— Ну, — отвечал Химмель, продолжая ковыряться в тарелке.

Изогнувшись над собеседником, Плавт вещал страшным шепотом.

— Знаешь, что это?

— Нет.

— Настоящий JJ-180!

— Что еще за фигня? — осведомился Химмель, ощущая смутное беспокойство. Он вдруг пожалел, что выбрал для обеда «Ксантус», а не другое место. Больше всего на свете ему захотелось, чтобы Плавт как можно скорее от него отвязался и поискал удачи на стороне.

— JJ-180 — это немецкое название препарата, который продается в Южной Америке под именем фрогедадрина, — почти беззвучно прошептал Плавт. — Он был синтезирован в одной немецкой фармацевтической фирме, и распространятся через одну аптеку в Аргентине. В США его провезти невозможно, на самом деле его и в Мексику трудно доставить, уж поверь мне.

Он ухмыльнулся, показав желтые от жевательного табака зубы с почерневшими пеньками. Язык у него был покрыт странным налетом неземного происхождения.

Химмель постарался смотреть мимо старого знакомого.

— Не знаю как в Мексике, а здесь, в Тихуане, по-моему, можно достать любую дурь, — пробормотал он.

— А я о чем? Я взял по случаю несколько баллонов этого фрогедадрина.

— Ну и?

— Не хочешь испытать?

— А ты сам уже пробовал? — недоверчиво посмотрел Химмель.

— Сегодня вечером, — все так же заговорщически вещал Плавт. — Коллективный сеанс у меня дома. Пять капсул, одна из них твоя. Заметано?

— Что за дурь хоть? Какое у нее действие?

— Психоделическое, — Плавт, сотрясаемый внутренним порывом, принялся раскачиваться на стуле. — Настоящий галлюциноген. Но не только, — он несколько раз тряхнул головой и вожделенно присвистнул. Затем закатил глаза и радостно оскалился.

Химмель подождал, пока закончится демонстрация чувств.

— Действие зависит не от дозы, а от типа личности. То, что Кант называл «категорией восприятия». Улавливаешь?

— То есть индивидуальное ощущение времени и пространства, — Химмель читал «Критику чистого разума». Это была одна из его любимых книг: в ней все соответствовало его образу мыслей. У него даже хранился отксерокопированный том «Критики», исчерканный пометками на полях.

— Вот именно! Короче, препарат изменяет личное чувство времени и пространства. Наркотик времени. Как это сказать по науке? Темпорогогичный, так что ли, препарат. Первый в мире «вневременной» препарат. Такое стоит попробовать, — он мечтательно закатил глаза.

— Ну, мне пора, — кашлянул Химмель и стал подниматься.

Прижав Химмеля к месту, Плавт пробормотал:

— Пятьдесят баксов...Соединенных Штатов.

— Что? Да пошел ты...

— За одну капсулу. И вся любовь. Чудак, ты же никогда не попробуешь такого.

Плавт еще раз прокатил капсулу по столу.

— Мы постигнем Дао впятером. Разве за это жалко выложить вонючие пятьдесят баксов? За то, чтобы вместо этой чертовой войны оказаться в Дао? Да это, может быть, первый и последний случай в жизни! Мексиканские копы готовят операцию, хотят полностью отрезать поставки наркоты из Аргентины, да и с остальных флангов. Война, понимаешь? А уж у них это, поверь, получится, они свое дело знают.

— И что, дурь в самом деле отличается от...

— Еще как! Кстати, Химмель, знаешь, что сейчас чуть не попало мне под колесо? Одна их твоих тележек. А ведь я мог раздавить ее! Но не стал этого делать. Они мне всю дорогу попадаются — я бы мог передавить сотни. И скажу еще вот что: полиция Тихуаны давно интересуется, кто напустил на улицы города маленькие дурацкие тележки. Но пока я держу язык за зубами. Так что ты должен помочь мне, потому что если мы не постигнем Дао сегодня вечером, то...

— Ну ладно, — спасовал Химмель и полез за кошельком, ничего хорошего от этого предприятия не ожидая. Вечер наверняка будет проведен впустую.

Знал бы он, как ошибался!

Джино Молинари, генеральный секретарь, верховный главнокомандующий, сидел в кресле у камина, в камуфляже, с Золотым Крестом Первой степени на груди, врученным пятнадцать лет назад Генеральной Ассамблеей ООН. Его скулы поросли иссиня-черной щетиной, выходившей, казалось из глубины тела, форма была в беспорядке, ширинка расстегнута, шнурки на ботинках развязаны.

И это секретарь Организации Объединенных Наций!

Молинари при появлении Аккерманов даже не поднял головы. Вергилий с сопровождающими постепенно заполнили комнату и замерли в недоумении. Перед ними сидел явно больной человек, недееспособный калека. Мнение, сложившееся в народе, что во главе государства стоит полная развалина, подтверждалось.

К собственному удивлению Эрик понял, что видит Мола не таким, как по телевизору. Казалось невероятным, что этот человек еще мог держаться на ногах во время выступлений. Быть может, что-то подсовывали под трибуну? С экрана Джино выглядел бодрячком, активным жизнедеятельным лидером, каким и полагается быть генеральному секретарю, а здесь — совсем не походил на героя войны и защитника человечества. Причем процесс, похоже, зашел так далеко, что мало чем помогло бы и медицинское вмешательство. Словно в кресле находилась кукла, чей кукловод ушел, и ниточки отрезаны.

Вергилий Аккерман зашептал Эрику в ухо:

— Вы же доктор. Спросите, может, ему нужна медицинская помощь.

Казалось, он был озадачен не меньше доктора.

Эрик посмотрел на Вергилия.

Так вот зачем его везли сюда: он должен был оказать помощь секретарю ООН. Все устроили так, чтобы Эрик встретился с Молинари, остальное служило прикрытием. Спектакль с поездкой разыграли, чтобы одурачить пришельцев из системы Лилии. И никуда не денешься — это долг Эрика как врача. Теперь все можно свалить на него, наверное, единственного хирурга на несчастном Марсе.

Арома склонился над креслом, не решаясь взять руку высокопоставленного пациента, чтобы прощупать пульс:

— Господин Генеральный Секретарь...

Голос у Эрика дрогнул. Не от испуга — просто человек в кресле не отозвался на его приближение ни единым движением, он лежал как полутруп, коматозный больной. Ни одной эмоции не отразилось на лице Молинари.

— Я врач, — сказал Эрик и понял, что слова его прозвучали впустую. — Точнее, хирург-трансплантолог, — продолжал он. Затем остановился, все еще надеясь получить ответ.

Тело в кресле даже не шевельнулось.

— Пока вы находитесь здесь, в Вашинге-35...

Голова Молинари неожиданно дернулась, взгляд прояснился. Он уставился на Эрика и неожиданно заговорил хорошо знакомым всем голосом:

— Пустяки, доктор. Я в порядке.

Секретарь улыбнулся.

— Что вы так беспокоитесь? — почти весело воскликнул он. — Живите в стиле безмятежных тридцатых, раз мы здесь очутились. Кстати, сейчас не время «сухого закона»? По-моему, его приняли чуть позже. Угощайтесь пепси-колой.

— Я как раз предлагал всем попробовать ежевичный «кул-эйд», — захлопотал Вергилий.

— Да, друг мой Вергилий, — игриво заметил Мол. — Тебе удалось создать настоящее королевство иллюзий. Я поспешил воспользоваться твоим любезным приглашением и вволю расслабиться. Надо бы национализировать эту сказку. Сюда инвестируется столько частного капитала, который мог бы с толком пойти на войну, — тон его был шуточный, и наверное, только это спасло Вергилия от очередного инфаркта. Каждый житель планеты знал, что Мол вел аскетичный образ жизни. И все же Джино был не чужд порой сибаритства и небольших оргий с размахом, после которых вновь устанавливались строгие порядки, и даже на выпивку устанавливался запрет.

— Разрешите представить вам доктора Эрика Арома, — залебезил Вергилий. — Лучший трансхирург планеты, — потряс он сухим кулачком. — Ну да вы, наверное, и сами знаете об этом из его персонального досье, которое хранится в ставке Верховного Главнокомандования. Он сделал мне пересадку двадцати пяти... или шести, доктор? органов за последние десять лет, и я плачу ему приличное жалование. Правда, его жена, мой консультант по антиквариату, получает — хи-хи — значительно больше.

Аккерман покровительственно ощерился на Эрика костлявой улыбкой Кощея.

За словами Вергилия последовала долгая пауза. Затем Эрик обратился к Молинари:

— День ото дня я ожидаю, когда мне представится возможность пересадить Вергилию новый мозг, — его самого удивила такая вспышка гнева. Возможно, причиной было упоминание имени Кэт. — У меня как раз хранятся несколько свежезамороженных.

— М-да, — проговорил Мол. — Отстал от жизни. Работа заела. Да и у вас от этой войны, должно быть, полно хлопот, доктор? Столько дополнительных органов появляется каждый день с полей сражений.

Большие темные глаза, в которых таилась глубокая боль, остановились на Эрике. И внезапно Эрик понял, что тот, кто находится перед ним, изо дня в день переживает страдания, немыслимые для человека. И тем не менее взор Молинари излучал власть. Этот человек знал, что такое боль. И не только причинял боль другим, но владел собственной болью — как искусством выживания.

Только поэтому полутруп оставался жив.

Эрик внезапно осознал то, что тщетно силился понять за долгие годы ужасной войны: Мол действительно являлся лидером человечества. Именно так чувствовали себя правители всегда и везде.

— Всякая война — наказание для человечества, — осторожно заметил Эрик. Он остановился, выжидая, и закончил: — Мы все начинаем понимать это, как только попадаем в такую ситуацию. Мы с вами, сэр.

Последовало молчание. Мол бороздил взглядом лицо Эрика.

— Тем более что жители системы Лилии генетически ближе нам, чем риги, — добавил Эрик наконец. — Поэтому мы должны выступать на их стороне, не так ли, сэр?

Опять молчание; в воздухе словно возникла сосущая пустота, которую никто не решался заполнить. Наконец Молинари разрядил обстановку, с шумом пустив газы.

— Господин Генеральный Секретарь, расскажите доктору о ваших желудочных коликах, — сказал Вергилий.

— Это мое дело, — огрызнулся Мол.

— В таком случае я свою работу выполнил. Моей задачей было свести вас.

— Да, — кивнул Мол. — Цель была в этом.

— Уверен, мы продолжим работать на тех же условиях: льготное налогообложение, рабочие бригады... пока... доктор Арома находится с вами, — продолжил Вергилий, не дожидаясь ответа. — А сейчас мы оставим вас, — и с непривычной живостью Вергилий выскочил из гостиной, увлекая гостей. Члены родового клана с охранниками и служащими фирмы покинули гостиную, оставив Эрика Арома лицом к лицу с Генеральным Секретарем.

Вздохнув, Эрик сказал:

— Я понял, сэр, меня продали. Расскажите о ваших желудочных коликах.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Взбираясь по рахитичной деревянной лестнице в расположенное в каком-то мексиканском гетто жилище Криса Плавта, Брюс Химмель услышал из темноты:

— Чао, Брюси. Похоже, весь ТИФФ в сборе. За мной тащится Саймон.

Его нагнала Кэтрин Арома, сексапильная и бойкая на язык дамочка. Химмель не раз встречал докторшу у Плавта, поэтому ничуть не удивился ее появлению. На «званый вечер», грозивший перерасти в наркотическую оргию, обворожительная консультантка Вергилия прибыла в узеньком ультрамодном платье, едва прикрывавшем соски. При ближайшем рассмотрении наряд оказался не из ткани, а из желеобразной массы золотого цвета, шевелившейся, словно живая материя. Это была марсианская форма жизни, якобы не лишенная сознания, поэтому каждый из сосков Кэт откликался и реагировал на все происходящее вокруг. Груди Кэт вздрогнули, когда она приблизилась. На Химмеля ее вид произвел потрясающее впечатление.

За Кэт Арома уже спешил Саймон Илд. Даже в неясном освещении можно было разглядеть отсутствующее выражение на молодом, прыщавом, невежественном лице. «Вот уж без кого вполне можно было обойтись!» Этот тип напоминал Химмелю самого себя, только более уродливую копию, и Брюс в очередной раз испытал щемящее чувство собственного несовершенства — особенно на фоне чар миссис Аромы.

Четвертым из собравшихся в нетопленой квартирке с низким потолком, напоминавшей закопченную кухоньку, оказался человек, знакомый всем. Его лицо, вооруженное очками, обрамленное длинными ухоженными волосами, взирало с обложек десятков книг. То был признанный даосский авторитет из Сан-Франциско Мармедюк Хастинг, человек хрупкого сложения, в дорогой, со вкусом подобранной одежде, с романтической бледностью, на которую западают женщины. В свои сорок с небольшим он успел написать несколько книг по восточному мистицизму. Мармедюк Хастингс был преуспевающим человеком, в отличие от Химмеля.

Очевидно, ученый муж прибыл опробовать экзотический JJ-180. Хастингс давно перепробовал все известные галлюциногены и описал их действие, испытывая их на себе. Такова была его религия.

Химмель знал, что персона вроде Мармедюка Хастингса никогда не посетила бы вонючей дыры Криса Плавта, если бы не особые причины. Значит, наркотик в самом деле чего-то стоил.

Инженер отсиживался в углу, наблюдая происходящее. Хастингс рылся в плавтовой библиотеке, целиком посвященной наркотикам и мистике, остальное его как будто не касалось. Саймон Илд, как обычно, расположился прямо на полу, примостившись на диванной подушке, и раскуривал самокрутку с марихуаной. Кэт Арома влезла на диван с ногами, приняв позу отдыхающей кошки, однако в ее упругом теле чувствовались напряжение и готовность. Все это напоминало не отдых, а какую-то асану из женской йоги (если таковая существовала на свете).

Из кухни вышел Крис Плавт, босиком, в красном халате и солнечных очках. Плавт посмотрел сквозь них, показывая, что готов начать.

— Марм, Кэт, Брюс, Саймон и я, Христиан, — заговорил он. — Всего пятеро. Итак, мы отправляемся в путешествие по непознанным мирам с помощью продукта, доставленного из Тампико контрабандой, на корабле с бананами.

Он вытянул вперед раскрытую ладонь.

— По одной на каждого. Вернемся ли — кто знает?

— Давай свою дурь и приступим, — оборвала его Кэт Арома.

Она ловко выхватила одну из предложенных капсул.

— Поехали. Я без воды.

Марм Хастингс произнес аккуратным голосом, подражая корректной речи англичанина:

— Полагаю, с водой или без — не имеет разницы?

И, не моргнув глазом, отправил капсулу в рот следом за Кэт, словно только и дожидался этого момента. Химмель ощутил тревогу: судя по тому, что рассказывал Плавт, не была ли эта адская штука изобретена специально, чтобы отделить дух от тела? Иначе с чего на нее позарился такой человек, как Мармедюк Хастингс?

— Никакой разницы, с водой или без, — заверила его Кэт. — Всегда одно и то же прохождение через объективную реальность. Одно широкое размытое облако. Картина всегда одинаковая.

Она поперхнулась и закашлялась, когда капсула прошла в ее прекрасное тело.

Пришел черед Химмеля. За ним свою долю приняли Саймон Илд и Христиан Плавт.

— Если полиция Мола поймает нас с этим, нам дадут автоматы и пошлют на далекую планету биться с ригами, — сказал Саймон, не обращаясь ни к кому в особенности.

— Или в рабочие лагеря — вкалывать на Звездную Лилию под лозунгом «Все для фронта, все для победы», — добавил Химмель.

Все ждали, пока подействует наркотик. Чувствовалось некоторое напряжение. Так обычно бывало в те короткие секунды, когда препарат растворялся в желудке и попадал в кровь.

— Мисс, — совершенно невозмутимым голосом обратился Марм Хастингс к единственной женщине в компании. — Сдается, мы с вами где-то встречались. Есть в вас что-то неуловимо знакомое. Вы случайно не бывали у меня в студии?

— Нет, — огорченно покачала головой Кэт. — Мой супруг такая сволочь, не пускает меня туда. Вообще я сама себя обеспечиваю и от него независима, но он просто изводит меня нытьем. Мне всегда хотелось чего-то оригинального в жизни, — вздохнула она. Помолчав, она добавила: — Вообще-то я эксперт-консультант по закупке антиквариата, но старинные вещи порой так надоедают. Хочется чего-то современного, свежего...

— Плавт, откуда, вы говорили, этот JJ-180? — обратился Хастингс к хозяину квартиры. — Из Германии? Дело в том, что у меня там масса связей в институтах и частных клиниках, ведущих разработки в области фармакологии, но я ни разу не слышал о существовании препарата с таким названием.

Он проницательно усмехнулся, ожидая ответа.

Крис пожал плечами.

— Какая вам разница, откуда он ко мне попал. Не хотите — не пробуйте.

Вид у него был совершенно невозмутимый. Крис прекрасно понимал, что никто, в том числе и Хастингс, не станет требовать денег обратно.

— Значит, не Германия, — уверенно кивнул Хастингс. — В таком случае, все наводит на мысль, что этот JJ-180, он же фрогедадрин, имеет... неземное происхождение?

После минуты молчания Крис ответил:

— Хотите честно? Я не знаю, Хастингс. Понятия не имею.

Тогда Хастингс обратился к остальным с уверенными интонациями лектора.

— Как известно, бывали случаи контрабанды наркотиков из иных звездных систем. Но пока ни один из препаратов ничем не отличился от земных наркотиков. Типичные картины воздействия, имеются разные земные аналоги. Обычно это препараты из марсианской флоры либо из лишайника, растущего на Ганимеде. Полагаю, вы о них уже слышали, поскольку вы люди хорошо информированные в этой области. Во всяком случае... — улыбка стала шире, но за стеклами очков без оправы оставался все тот же пустой рыбий взгляд. — Но вас, я вижу, устраивает этот собачий корм, за который вы отдали пятьдесят долларов.

— Лично я доволен, — как всегда, в самый неподходящий момент подал голос Саймон. — В любом случае, уже поздно, надо ловить кайф. Мы же заплатили бобы и приняли капсулы.

— Верно, — рассудительно согласился Хастингс. И уселся в одно из разваливающихся кресел Криса. — Ну, кого уже «торкнуло»? Пожалуйста, держите меня в курсе дела, я собираю материал для новой книги.

Он повернулся к Кэтрин Арома.

— Слушайте, ваша грудь в самом деле смотрит на меня или это только галлюцинация? В любом случае, мне что-то не по себе. Зрелище не для слабонервных.

— Моя грудь ни на кого не смотрит, — надула губки Кэт.

— Вообще-то я кое-что чувствую, — натянуто произнес Крис Плавт. — Хотите верьте, хотите нет, мистер Хастинг, я чувствую, — он взволнованно облизнул губы. — Простите. Вы знаете, кажется, я здесь совершенно один. В этой комнате больше никого нет.

Марм Хастинг уставился на него долгим изучающим взором.

— Нетипичная галлюцинация. Посмотрим, что будет дальше.

— Никого, — продолжал Крис. — Ни души. Вас нет, только вещи. Тогда с кем же я разговариваю?

Он стал оглядываться, обводя всех пустым невидящим взором, словно смотрел сквозь них.

— Кстати, мои соски вовсе не смотрят в вашу сторону и ни на кого другого, — обидчиво сказала Кэт.

— А теперь я вас и не слышу, — заговорил Крис, впадая в панику. — Ответьте мне!

— Да мы здесь! — крикнул Саймон Илд и захихикал.

— Пожалуйста, — в голосе хозяина квартиры появились умоляющие нотки. — Скажите мне что-нибудь! Ведь вокруг — только тени. Все безжизненно. Ничего, кроме мертвых вещей. И я чувствую, что это только начало. Представляю, что будет дальше!

Марм Хастингс встал и положил руку Крису на плечо.

Рука прошла сквозь Плавта.

— Похоже, это стоит полтинника, — заметила Кэт, близкая к испугу. Она тоже поднялась с дивана и стала приближаться к Крису, чтобы попробовать самой.

— Не стоит, — предупредил Хастингс.

— Нет уж, — сказала она и...

... прошла сквозь Криса Плавта.

Однако она не вышла с другой стороны и вообще не попала в эту комнату. Она исчезла для всех. Остался один Плавт; он продолжал взывать к остальным и шарить руками в воздухе, пытаясь найти тех, кто стал бесконечно далек для его ощущений.

«Изоляция, — понял Брюс Химмель. — Тотальная изоляция. Теперь каждый из нас отрезан от остальных. Жуть. Но когда-нибудь это кончится? Или нет?» — с испугом подумал он.

Этого он знать не мог, поскольку для него еще ничего не начиналось.

— Колики усиливаются к вечеру, — рассказывал Джино Молинари доктору.

Генеральный Секретарь ООН, тяжело дыша, лежал на большой резной кушетке образца тридцать пятого года в одной из комнат жилого дома Вергилия Аккермана. Он зажмурился; крупное мясистое лицо подергивалось, словно от нервного тика; казалось, он скрежещет зубами от невыносимой боли. — Меня регулярно обследует доктор Тигарден, мой личный врач. Бесконечные анализы... Упор на злокачественную опухоль.

«Он как будто пересказывает намертво заученную информацию, — размышлял Эрик. — Так может говорить только медик-профессионал». Похоже, Молинари совершал некий ритуал, тысячи раз рассказывая тысячам докторов ими же поставленные диагнозы.

— Там нет никакой злокачественной опухоли, — продолжал Молинари. — Все медики, обследовавшие меня, подтвердили это. — Далее он понес такое, что показалось Эрику откровенной сатирой на речи врачей-демагогов, пародией на речи, которые могли произносить перед Джино самоуверенные медицинские светила. Наверное, у Мола был зуб на докторов, которые ничем не могли помочь, только упражнялись в красноречии.

Наконец генеральный секретарь успокоился, и беседа пошла ровнее.

— В основном ставят острый гастрит. Или пилороспазмы. Иногда говорят, истерические боли, вызванные тем, что моя жена страдала три года назад от родовых схваток, — и добавил в сторону: — Как раз незадолго до ее смерти.

— Вы на диете? — спросил Эрик.

Мол вяло поднял веки.

— Какая диета, доктор, я ничего не ем. Вообще ничего. Питаюсь воздухом. Вы разве не читали, что пишут обо мне в прессе? Мне не нужна еда, я же совсем другой, — голос его сейчас словах вмещал столько желчи, сколько ее вообще могло содержаться в этом теле.

— Это как-то связано с вашей службой? — напрямую спросил Эрик.

Мол подозрительно уставился на доктора.

— Вы что, хотите применить ко мне психологию, эту псевдонауку, которая пытается возложить на людей ответственность за их деяния?

Он сплюнул. Лицо его моментально стало каменным, как у изваяния Молинари, что красовались на главных площадях Земли.

— Любой может избежать ответственности. Если вы считаете, что тот, кто физически чувствует ее на себе, — невротик...

— Нет, — поспешил ответить Эрик. — Психиатрия — не моя специализация. Если вы захотите пригласить...

— Они все уже были у меня, — сказал Мол. Подтянув ноги, он одним движением перевернулся на кушетке и встал.

— Зовите Вергилия, — бросил он Эрику. — Нет смысла тратить время на бесполезные разговоры. Меня не допрашивают.

— Но без вопросов к больному нельзя поставить диагноз, — заикнулся Эрик.

— Все равно. Допрашивать — последнее дело. Надо знать, а не допрашивать. Все, в ваших услугах я больше не нуждаюсь.

Прихрамывая, он направился к двери, подтягивая по пути обвисшие штаны цвета хаки.

— Господин секретарь, — позвал Эрик. — Вы же знаете, боли можно прекратить в любое время. Любой орган можно заменить. Операция простая и почти в ста процентах случаев проходит успешно. Пока что, не имея доступа к вашей истории болезни, я не могу сделать окончательных выводов, но уверен: операция могла бы состояться в ближайшие дни. Решайте сами, рисковать или нет.

Доктор был уверен, что Молинари выживет: страх его перед медициной казался беспочвенным.

— Нет, — спокойным голосом отвечал Молинари. — Я не пойду ни на какую операцию, я сделал выбор. Я должен умереть.

Эрик уставился на него.

— Да, — подтвердил Молинари. — Несмотря на то, что я главнокомандующий. Смерть, как и моя жизнь, неизбежна. Она послужит общему делу. Впрочем, оставим это.

Он рывком распахнул дверь.

— Вергилий! — крикнул он неожиданно окрепшим, железным голосом. — Давай наливай, сколько можно тянуть! — и бросил Эрику, не оглядываясь: — Так вы поняли, зачем была организована сходка на марсианской даче? Ручаюсь, старик рассказывал, что это единственный способ разрешить военные, политические и экономические проблемы. За полчаса, — и он осклабился через плечо, показывая крупные белые зубы.

— Рад слышать, — откликнулся Эрик. — Значит, все — не более чем загородная прогулка.

Все же у доктора осталось подозрение, что Вергилий Аккерман затеял встречу с генеральным секретарем не просто так. Молинари значил для главы корпорации ТИФФ все или почти все. Уход Джино Молинари с поста — или из жизни, безразлично, — означал полный крах для Вергилия. Любой частный капитал в военное время мог быть национализирован и прибран к рукам агентами пришельцев, занявшими ключевые посты в структурах власти. Но Вергилий Аккерман был хитрым и прозорливым, более того — дальновидным бизнесменом, и рассчитывал игру на несколько ходов вперед.

— Кстати, сколько вам платит этот старый пройдоха? — сказал Молинари.

— Н-неплохо, — проговорил захваченный врасплох Эрик.

Мол, смерив его взглядом, сказал:

— Он рассказывал о вас. Еще до этой встречи. Набивал цену. Говорил, что жив только благодаря вам и все такое.

Они понимающе улыбнулись друг другу.

— Что пьете, доктор? Лично я все без разбора. Еще люблю бифштекс с кровью, мексиканскую острую кухню, свиные ребрышки и жареных креветок с хреном и горчицей. Как видите, я забочусь о своем здоровье.

— Виски «Бурбон», — ответил Эрик.

Один из безликих людей торопливыми шагами зашел в комнату. Эрик сразу понял, что перед ним агент «Сикрет Сервис».

— Том Йохансон, глава отряда моих телохранителей, — представил Молинари. — Вот кому я обязан жизнью. А это доктор Эрик Арома. Доктор оживляет при помощи волшебного чемоданчика, а Том Йохансон работает при помощи пистолета. Ну-ка, Том, доставайте оружие. Выйдите в коридор и покажите, как умеете стрелять. В конце коридора стоит Вергилий, всадите ему заряд в сердце — доктор заменит. Сколько это займет времени, док? Десять минут, пятнадцать? — Мол расхохотался. И деловито махнул Йохансону рукой: — Закрой дверь.

Телохранитель подчинился.

Мол приблизился к Арома.

— Слушайте, доктор. Вот о чем я хотел у вас спросить. Предположим, вы соберетесь сделать мне операцию по пересадке, вскроете меня, вырежете желудок, чтобы вставить новый — и в процессе этого случится непредвиденное. Отключится свет, произойдет землетрясение, появятся враги. Ведь это будет безболезненная и скорая смерть? Вы сможете устроить, чтобы все прошло без боли? — он не спускал глаз с лица Эрика. — Понимаете меня?

За его спиной стоял бесстрастный телохранитель, прижимая дверь, как будто в любой момент могли ворваться враги.

— Н-но зачем? Почему? — выдавил Эрик после паузы, показавшейся ему бесконечной. — Почему тогда не воспользоваться пистолетом Йохансона системы лазер-магнум? Если вы в самом деле хотите...

— На самом деле я и сам не знаю, зачем, — ответил Мол. — Особых причин нет. Может быть, смерть жены. Называйте это ответственностью, если хотите. Или виной перед многими. Все равно это ничего не объясняет, — затем, помолчав немного, он добавил: — Я устал.

— В таком случае возможно, — искренне отвечал Эрик.

— И вы сможете это сделать? — глаза Молинари сверкнули, словно прожигая доктора насквозь.

— Да, я справлюсь.

Эрик не одобрял эвтаназию, но и не отрицал полностью. Если человек так хочет прекратить страдания, он имеет на это право. Во-первых, не для каждого жизнь благо. Возможно, благом она является вообще лишь для единиц. Жизнь Джино Молинари являлась кошмаром. Этот человек был очень болен, замучен угрызениями совести и невероятной тоской по утраченным близким. Он стоял перед безнадежной задачей — исполнить волю народа, который в него давно не верил. Население системы Звездной Лилии, союзники, тоже особых надежд на него не возлагали. Даже, возможно, просто ненавидели, поскольку Молинари часто бойкотировал их проекты. Наконец, трагические события личной жизни, неожиданная смерть жены и эти муки — постоянные боли, сводящие на нет остальные радости жизни. И, наверное, Молинари не раскрыл ему всех своих тайн. Так что ему виднее.

— Вы сможете это устроить? — еще раз, для подтверждения, спросил Молинари.

После долгой, затянувшейся, как петля на шее, паузы, Эрик решительно сказал:

— Давайте считать, что мы заключили соглашение, которое останется между нами. Но пусть об этом не знает больше никто.

— Конечно, — Молинари кивнул, и лицо его прояснилось, словно он наконец испытал облегчение за долгие годы страданий. — Теперь я понимаю, почему Вергилий так усиленно рекомендовал мне вас.

— Не так давно, — сказал Эрик. — Я собирался сделать это с собой.

Мол вскинул голову и пронзительно посмотрел на доктора. Словно они стали ближе, впервые открывая друг другу тайники сознания.

— В самом деле? Я хочу знать причину, — потребовал Мол.

Это было похоже на сеанс телепатии — Джино как будто проникал в мозг Эрика, и Эрик не мог оторваться от его требовательных глаз, хотя понимал, что парапсихологические способности тут не при чем.

Мол протянул руку, и рука Эрика сама потянулась навстречу. Однако это оказалось не рукопожатие: рука Мола сдавила ладонь доктора с силой, невероятной в больном теле. Мол пытался проникнуть в его душу, как Филлида Аккерман, чтобы обнаружить все, что Эрик скрывает. Но никого нельзя пускать в душу, не причинив ей при этом вреда.

Мола не устраивали объяснения, он настаивал на правде. И Эрику пришлось рассказать все: у него не оставалось выбора.

На самом деле ничего особенного. Любое житейское дело, когда о нем рассказываешь, становится пустым и никчемным, выдуманной, раздутой проблемой. Оттого люди и беседуют друг с другом, оттого так любят чесать языками женщины. Конечно, Эрик не имел глупости делиться сокровенным, даже с собственным психоаналитиком. Кому захочется выставлять себя полным идиотом или, того хуже, духовно деградирующей личностью?

Итак, это был инцидент между ним и...

— Вашей женой, — подытожил Молинари, не сводя с него глаз — он никогда не выпускал взора собеседника во время доверительного разговора.

— Да, — кивнул Эрик. — Все началось с моих кассет. У меня была коллекция видеозаписей великого комика середины двадцатого века Джонатана Винтерса...

Предлогом первого приглашения в дом Кэтрин, тогда еще ходившей под девичьей фамилией Лингром, стала именно эта замечательная коллекция, истинное сокровище, которым ее обладатель гордился, как Вергилий марсианским бэбилендом. Услышав о существовании коллекции, Кэтрин выразила желание посмотреть хотя бы несколько отрывков, на его выбор.

Мол продолжил:

— И поняла, что вы недаром собираете эти записи. Подметила у вас некую психологическую проблему.

— Да, — печально кивнул Эрик.

После того как Кэт по-кошачьи разлеглась на диване в гостиной, поджав длинные стройные ноги, а ее обнаженная грудь люминесцентно зеленела, покрытая специальным составом по последней моде, уставившись неподвижным взором в экран и порой покатываясь со смеху — кто тут удержится? — она со вздохом сказала:

— Знаешь, что больше всего потрясает в таланте Винтерса? Он поверил в свою роль, и она его раздавила. Он принял на себя этот образ.

— А что в этом плохого? — удивился Эрик. — Он же актер.

— Нет, с ним все в порядке. Я просто поняла, отчего ты зависаешь на Винтерсе, — говоря это, Кэт вращала в руках бокал, холодный и мокрый, покрытый испариной, с ее любимым коктейлем. — Ты также целиком подстраиваешься под роль, которую навязывает тебе жизнь — например, роль хирурга-трансплантолога. Какая-то, пусть детская, бессознательная часть твоего сознания все время стремится обособиться.

— Но что плохого в том, чтобы стать членом общества и выполнять свою задачу? — возмутился Эрик.

Он спохватился и попытался перевести в шутку этот дурацкий психотерапевтический сеанс, перевести разговор на более простой предмет, привычный и бытовой, в районы, ясно определенные в его уме, когда он наблюдал ее чистую голую бледно-зеленую грудь, мерцающую, как телевизор, люминесцентным светом.

— Это подло, — сказала Кэт. При этих словах внутри что-то сломалось.

Такое же чувство Эрик испытал сейчас, рассказывая Молу о той встрече. Казалось, Молинари услышал его безмолвный стон, потому что молчаливо кивнул в ответ.

— Так ты прячешься от людей, — продолжала Кэт. — Взять хотя бы меня.

И тут, видимо, пожалев его, она сменила тему, за что он был признателен ей. Но почему их разговор так обеспокоил Эрика, оставил рубец в душе?

Позже, когда они поженились, первым требованием Кэт стало, чтобы он держал свою коллекцию подальше от их семейной жизни, в рабочем кабинете, и чтобы ей не попадалась на глаза ни одна из кассет. «Твоя коллекция раздражает меня», — заявила жена, но ничего не объяснила.

Однажды вечером, ощутив сосущую тоску и пустоту в душе, он понял, что соскучился по старику Винтерсу, и захотел поставить одну из кассет.

Кэт выразила недовольство.

— Но почему? — удивился Мол.

Эрик не знал, что ответить. Он понятия не имел и до сих пор оставался в неведении, что с ней стряслось.

Случай оказался первой ласточкой, дальше пошло хуже. Основной ошибкой Эрика в семейной жизни и в обращении с женщинами было то, что он не предвидел последствий. И у него имелась потаенная мечта овладеть когда-нибудь способностью заглядывать в будущее.

Благодаря стараниям Кэт, ее недюжинной энергии, Эрик поступил на службу к Вергилию Аккерману. Тогда он был ей благодарен — каждый на его месте чувствовал бы то же самое. Его основные амбиции были удовлетворены — он состоялся.

Средства, которыми он достиг нынешнего положения, не смущали Эрика: жена часто играет роль лифта, обеспечивая головокружительный взлет там, где другим в течение долгих лет приходится одолевать этаж за этажом. И наоборот, муж тоже бывает большим подспорьем для супруги. И все-таки...

То, что Эрику казалось естественным, странным образом задевало Кэт. Хотя идея пропихнуть его к Вергилию принадлежала ей.

— Так это она устроила вас сюда? — Мол нахмурился. — И после того как помогла, стала этим же попрекать? Ну что ж, пожалуй, картина достаточно ясна.

Джино прикусил губу, лицо его помрачнело.

— И вот однажды ночью... когда мы улеглись... — Эрик замялся: все-таки это было чересчур приватно. К тому же совершенно омерзительно, ужасно неприятно пересказывать.

— Я хочу знать, — не отступал Мол. — И все остальное. Сказав «А», говори «Б».

Эрик пожал плечами.

— В общем, она сказала нечто насчет стыда за то, что мы живем. «Стыдом» она, конечно, назвала мою работу.

Лежа в постели, нагая, с волосами, разбросанными по плечам (в те дни они у нее были длиннее), Кэт заявила:

— Ты женился на мне, чтобы получить работу. Ты ничего не стараешься сделать сам. А мужчина должен выбирать свой путь в жизни.

Глаза ее тут же наполнились слезами, и она уткнулась в подушку, рыдая — или изображая рыдания.

— Не стараюсь? — ошеломленно повторил он.

— Подняться выше, найти работу лучше — вот что она имела в виду, — вмешался Мол.

— Но мне нравится именно то, чем я занимаюсь!

— Ты просто неудачник, который утешает себя тем, что у него есть! — сказала Кэт. Затем, не переставая всхлипывать, добавила: — И в постели ты просто ужасен.

Эрик выскочил из постели, в которой его назвали неудачником и неумехой, и бодрым шагом ушел в гостиную где, посидев некоторое время, перешел в кабинет и поставил кассету драгоценного Джонни Винтерса. Некоторое время он смотрел, как Джонни примеряет одну шляпу за другой и становится совершенно иным человеком под каждой из них. И тут...

В дверях появилась Кэт. Она не потрудилась одеться и стояла в чем мать родила, с зареванным злобным лицом.

— Ну как? — издевательски спросила она.

— Что «как»? — он нажал на пульте кнопку «пауза», останавливая запись.

— Ну как же, это ведь кассета, которую я испортила.

Эрик смотрел на жену, не веря своим ушам.

— Пару дней назад я сидела дома одна, было скучно, и я поставила твою кассету, — дерзко заявила Кэт, с отвращением глядя на мужа. — Я сделала все правильно, в точности как ты показывал. Но в ней что-то сломалось. Хрустнуло.

— Хрустнуло? — переспросил Эрик потерянным голосом.

— Да. И потом на ней что-то стерлось. Наверное, я что-то не то нажала.

Мол хмыкнул:

— Надо было сказать: «Ничего, дорогая, подумаешь, какие пустяки».

Эрик знал, что так надо было поступить. Но вместо этого севшим голосом переспросил:

— Что за кассета?

— А, я не помню, — махнула она рукой.

Эрик повысил голос, теряя контроль над собой:

— Какую, черт побери, кассету ты испортила?!

Он бросился к полке, где стояла коллекция. Схватил первую коробку, открыл и вставил кассету в видеомагнитофон.

— Я знала, что кассеты значат для тебя больше, чем я, — всхлипнула Кэт.

— Скажи мне, какая кассета! — заорал он.

— Большая и толстая!! !

— Так она и сказала, — задумчиво пробормотал Мол — Еще бы, женщина с характером. О-очень умная дама. Чертовски умная.

— Нет, — срывающимся голосом бросила Кэт в лицо Эрику. В глазах ее светилась ненависть. — Если тебе интересно, я рада, что все так случилось. Мне доставило большое удовольствие испортить твою кассету. Знаешь, что я собираюсь сделать в дальнейшем? Уничтожить их все, одну за другой.

Эрик тупо уставился на жену.

— Так тебе и надо, — сказала Кэт. — За то, что ты все время прячешься и не отдаешься мне полностью. Ты как будто бережешь себя, как суслик, при всяком случае кидающийся в нору. Посмотри на себя, ты близок к истерике! У мальчика сломали любимую игрушку! Бедный, он без нее не сможет жить!

— Но записи мое хобби, я этим занимаюсь всю жизнь, — попытался объяснить он.

— Как ребенок, который печет куличи в песочнице, — прокомментировала Кэт.

— Пойми, их не восстановить. У меня единственные в мире копии этих фильмов. Уникальная запись с шоу Джека Паара!

— И что дальше? Знаешь, Эрик, почему ты любишь смотреть мужчин по телевизору?

Фраза была двусмысленной. Мол прыснул, но Эрику было не до смеха.

— Ну-ну, и что же она сказала? — лицо генерального секретаря расплылось в предвкушении.

— Потому что ты латентный педик, — сказала Кэт.

— Ого! — лукаво прищурился Мол.

— Потому что ты латентный гомосексуалист, только не отдаешь себе в этом отчета. Но мне-то со стороны виднее. Это объясняет и твое поведение в постели. Посмотри же на меня! Я привлекательная женщина с совершенным телом, в любое время доступная в постели!

— Причем бесплатно, — сухо бросил в сторону Мол.

— А ты сидишь здесь и ковыряешься со своими пленочками, вместо того чтобы заниматься мною в спальне!

Эрик стоял с удрученным видом, слушая ее, не в силах пережить порчу кассеты.

— Ты испортила не только кассету, но и эту ночь.

Кэт несколько успокоилась, и когда схлынуло охватившее ее возбуждение, продолжала:

— Надеюсь, Эрик. Я очень надеюсь, что испортила ее как следует. А теперь наслаждайся просмотром, — она развернулась: — Спокойной ночи. Развлекайся сам с собой. Можешь дрочить на своего комика дальше!

Теперь голос ее стал ровным, спокойным и холодным.

Тогда Эрик бросился за женой и настиг уже в гостиной, схватил, впиваясь руками в нежные плечи, и развернул лицом к себе.

Не ожидавшая такого поворота событий Кэт захлопала ресницами.

— Я тебя... — здесь Эрик осекся. Он чуть не сказал «убью» — но тогда бы она точно никогда не простила его и превратила его жизнь в настоящий кошмар. Словно сам Бог шепнул на ухо: «Эту не трогай». Таким стервам известны приемы, как довести человека до белого каления и до белой горячки. И она отомстит тысячу раз. В том мудрость ее, унаследованная от змея в райском саду. Не говоря о прочих вещах, которые всегда под рукой у умной женщины.

— От-це-пись! — отчетливо, с тихой ненавистью выговорила Кэт. Глаза ее дымно сверкнули.

И Эрик отпустил ее.

После паузы, потерев руку и посмотрев, не осталось ли синяка, она ровным голосом сказала:

— Чтобы этой коллекции завтра здесь не было. Или здесь не будет меня.

— Хорошо, — покорно кивнул он.

— И еще, — продолжала она голосом, в котором бушевала злоба. — С завтрашнего дня ты начинаешь искать работу с более высоким окладом. В другой компании. Я не хочу, чтобы ты путался у меня под ногами. А еще... ну это потом, посмотрим. Может, мы останемся вместе. На новых основаниях, которые будут устраивать и меня, не только тебя, — теперь голос ее звучал спокойно и рассудительно, правда, говорила она все те же жестокие и непоправимые слова.

— И вы... — не закончил Мол.

— На следующий день я перевез видеоархив, — кивнул Эрик. — Последнее, что осталось от прежней жизни. Можно сказать, «бэбиленд», как у старика Вергилия.

— И последующие годы вы провели в страхе и тщательно скрываемой ненависти к собственной жене?

Эрик вновь кивнул.

— Потому что ненавидели самого себя. Боялись маленькую слабую женщину. Впрочем, правильнее сказать — личность. Очень сильную личность.

— Дело в том, что эти удары ниже пояса — когда она стерла мою пленку... — начал Эрик.

— Удар ниже пояса состоял не в том, что она стерла пленку, а в том, что она отказалась сказать какую, — оборвал его Мол. — И в признании, что она сделала это почти нарочно. Если бы она сожалела... но женщины, особенно такого сорта, никогда не раскаиваются в своих поступках. Никогда, — он замолк на некоторое время. — И все-таки вы не развелись.

— Мы сплавились воедино, как два закоротившие провода. Эта искра объединила нас. Теперь нам необходима помощь. Кто-то должен разорвать эти провода. Ведь дальше будет хуже: мы начнем вместе ржаветь, разлагая друг друга, пока не превратимся в прах.

«Но на это могут уйти десятилетия».

Так что Эрик мог понять Молинари, жаждущего смерти: в ней оба видели освобождение.

После этой беседы между ними протянулась невидимая нить.

— Один из нас испытывает невыносимые муки в семейной жизни, пряча их от посторонних глаз, — заговорил Мол. — Другой умирает, как раненый гладиатор, перед целым амфитеатром, выставляя страдания напоказ цирку. Странно, такие две совершенно противоположные судьбы. Микрокосм и макрокосм.

Эрик кивнул.

— Простите, — сказал Мол, выпуская руку и похлопывая доктора по плечу. — Я причинил вам боль своими расспросами. Ладно, доктор Арома, перейдем к делу. Откройте дверь, — сказал он телохранителю. — Мы закончили.

— Погодите, — вмешался Эрик. Но тут же остановился, понимая, что не знает, как сформулировать словами свою мысль.

Мол поспешил на помощь.

— Как вы посмотрите на то, чтобы поступить ко мне на работу? Формально вы будете числиться поступившим на военную службу — чтобы мобилизация вам не грозила — и исполнять обязанности моего личного врача.

От неожиданности не сразу овладев собой, Эрик сказал, стараясь, чтобы голос звучал как можно будничнее:

— Интересная перспектива.

— Вам не стоит все время быть при жене. Встречайтесь реже. Ваше новое назначение даст такие возможности и послужит превосходным предлогом к постепенному разрыву отношений.

— В самом деле, — Эрик благодарно кивнул. Все получалось как нельзя лучше. И самое интересное — именно к этому подталкивала его Кэт эти годы.

— Мне нужно будет обговорить с женой, — начал он и тут же покраснел. — То есть с Вергилием, — пробормотал он. — Пустая формальность, никто не против.

Мол посмотрел на него из-под бровей, ставших вдруг огромными, наводящими ужас.

— Это шаг назад, — мрачно изрек он. — К тому же имейте в виду, что вас ждет военная служба. Вы все поймете, когда встретитесь с нашими так называемыми союзниками. Вас может ожидать моя судьба и мои муки, даже худшие, вплоть до сумасшествия. И вы не сможете вылечить себя, несмотря на то, что вы доктор.

ГЛАВА ПЯТАЯ

По возвращении с Вашинга-35 Эрик Арома застал жену дома, у границы Сан-Диего. Встреча была неизбежна.

— А вот и гость с красной планеты, — проговорила Кэт, не успел он закрыть дверь. — Чем занимались?

Она вызывающе расселась на кушетке с бокалом коктейля, волосы она стянула в пучок на затылке, отчего стала похожа на девочку-подростка. На ней был черный халатик, не прикрывавший выставленных напоказ длинных ног без единого волоска, с тонкими хрупкими лодыжками. Чулок она не надела, отчего на каждом ногте на ногах можно было увидеть рисунок — цветную сценку из эпохи Вильгельма Завоевателя. Эрик не стал разглядывать крошечные картинки на мизинцах и пошел повесить на место пиджак.

— Мы выходим из войны, — сказал он.

— В самом деле? Вы с Филлидой Аккерман? Или с кем-то еще?

— Мы все. Не только Филлида.

Он задумался, что бы соорудить на обед. В желудке урчало — он сильно проголодался с дороги. Однако болей, которые обещал Мол, пока не было. Возможно, появятся позже.

— Есть повод, по которому ты не хочешь отвечать на вопросы? — голос ее был точно кнут палача, каждое слово оставляло рубец в душе Эрика. Животное, прятавшееся в нем, боялось изменений, которые производил голос жены — беспощадный, словно хирургический скальпель. Очевидно, она так же, как и он, действовала помимо воли, будучи в тех же цепях безнадежности, и ничего не могла с собой поделать. Они вынужденно изводили друг друга.

— Никакого повода, — он отправился на кухню, чувствуя себя немного оглушенным откровением Кэт. Подобные встречи заставляли обороняться на соматическом уровне. Лишь супругам с большим известно, как справляться с подобными припадками, а новичкам приходится действовать на уровне мозжечка, полагаясь только на интуицию.

— Я хочу услышать ответ, — заявила Кэт, появляясь на пороге кухни, неотступная, как привидение. — Почему меня не включили в список приглашенных? Меня что, избегают?

Господи, что у нее за вид! Под черным халатиком на ней не было ничего, и каждая знакомая выпуклость ее тела отчетливо проступала под тканью. «Проклятье дома Арома», — подумал Эрик. Жизнь столкнула его лицом к лицу с существом, которое было сексуально совершенным и в то же время психологически абсолютно неприемлемым.

Когда-нибудь твердость и неподатливость — одним словом, стервозность — истребит в ней все остальное. Анатомическая прелесть исчислима годами. Тело со временем потеряет привлекательность — что тогда? Даже голос уже не тот — осел, стал грубее и беднее на интонации. «Бедная Кэт! Дыхание смерти коснется твоих чресел, твоего лона, обласкает грудь, ягодицы и все остальное — и в тебе не останется женщины. И ты не переживешь этого. С этим никто не может ничего поделать — ни я, ни другой, кто встретится на твоем жизненном пути».

— Тебя не взяли, потому что ты язва, — сказал он как можно мягче.

Глаза Кэт расширились на миг, в них проскользнули испуг и удивление: она не ожидала такого нахальства. «Ничего, съешь. Приятного аппетита». Спесь с нее мигом слетела.

— Чем ты, собственно, и являешься на данный момент, — зафиксировал он. — Так что оставь меня, пожалуйста, в покое, я хочу приготовить поесть.

— Пусть тебе приготовит Филлида Аккерман, — прошипела Кэт.

Снова к ней вернулась дикая энергия. Она интуитивно угадывала легкий флирт Филлиды, как будто это был запах духов, оставшийся на воротничке. Учитывая, что им пришлось ночевать на Марсе...

Но Марс слишком далеко, и Кэт поняла, что даже ее способностей не хватит разгадать, что же там действительно было. Или точнее — «было или не было?» — вопрос, который задал бы Гамлет, будь он женщиной.

Эрика не волновали переживания Кэт. Он принялся разогревать мороженого цыпленка в микроволновой печи, повернувшись к жене спиной.

— А знаешь, чем я занималась в твое отсутствие? — процедила Кэт.

— Завела себе любовника.

— Я попробовала новый галлюциноген. В компании с самим Мармом Хастингсом. Он приставал ко мне, пока мы были под кайфом, — и это было классно.

— В самом деле, — сказал Эрик без интонаций, расставляя на столе тарелку и прибор.

— Как бы я хотела иметь от него ребенка.

— Хоти.

— О Господи, настоящий англичанин, декадент...

И тут он попал на удочку. Повернулся к ней:

— Ты что, переспала с ним?..

Кэт улыбнулась:

— Ну, может, это была только галлюцинация. Но я не думаю. И скажу тебе, почему. Когда я вернулась домой...

— Отвяжись от меня! — Эрик почувствовал, что весь трясется.

В это время в гостиной зазвонил видеофон.

Эрик выскочил из-за стола. В экранчике видеофона он увидел знакомые черты капитана Отто Дорфа, военного советника Джино Молинари. Дорф обеспечивал охрану Молинари на Вашинге-35, там доктор с ним и познакомился. Дорф был человеком со щуплым лицом и узкими глазами меланхолика, глубоко преданный Секретарю.

— Доктор Арома?

— Да, — сказал Эрик. — Но я еще не...

— Часу будет достаточно? Мы вышлем за вами вертолет в восемь.

— Часу вполне хватит, — ответил Эрик. — Мне еще надо собрать вещи. Я буду ждать вас в коридоре.

Повесив трубку, он вернулся в кухню.

— О Господи, — простонала Кэт. — Эрик, давай поговорим. — Она уронила голову на стол, в руки. — Не было у меня ничего с Мармом Хастингсом, он, конечно, душка, и я была под кайфом, но...

— Слушай, — сказал Эрик, продолжая готовить ужин. — Все решилось еще в Вашинге-35. Вергилий хочет этого. У нас была долгая беседа по душам. Молинари в настоящее время важнее Вергилия. Если что, я успею помочь Вергилию, но жить буду в Шайенне. Теперь я врач на военной службе ООН, прикреплен к штату генерального секретаря. Я уже ничего не могу поделать, Молинари подписал приказ, который вступил в силу со вчерашнего вечера.

— Как? — захваченная врасплох, Кэт с испугом смотрела на мужа.

— Так что теперь с этим можно покончить. Пока один из нас не...

— Я больше не буду транжирить.

— Идет война. На фронтах гибнут люди. Молинари болен и нуждается в медицинской помощи. Так что тратишь ты деньги или нет...

— Но ты же сам напросился на эту работу.

Он ответил совершенно спокойно:

— Да, я добивался места, не стану отрицать.

— И сколько тебе предложили? — она подалась вперед, как будто пришла в чувство, собралась.

— Достаточно. Выше крыши. К тому же я буду продолжать получать жалованье в ТИФФе.

— А мне можно с тобой?

— Нет, — он предусмотрел вопрос, поэтому ответил без колебаний.

— Я знала, что ты бросишь меня, когда добьешься успеха и пойдешь в гору. Ты с самого начала пытался от меня избавиться, когда мы только встретились, — глаза Кэт наполнились слезами. — Эрик, я боюсь, что этот наркотик... он вызывает зависимость, мне не слезть с него, я уже сейчас не могу без него. Неужели ты оставишь жену без медицинской помощи? Мне ужасно плохо. Они говорили, возможно, это не с Земли, а из Лилии.

Эрик склонился над Кэт, встряхнул, приводя в чувство.

— Слушай, держись от этих людей подальше. Сколько раз я тебе говорил: держись...

Глупо было объяснять в очередной раз. Стало ясно, что Кэт заполучила новое оружие, с помощью которого может удержать его возле себя, — жалость. Она начнет плакать, что без него ее изведут окончательно, она погибнет в компании Плавтов, Хастингсов и им подобных. Только на Марсе, в стране детства Вергилия, мог созреть план, как уничтожить болезнь, терзавшую их годами, но здесь, на Земле, реальность снова становилась на дыбы, не желая выпускать Эрика из губительных объятий Кэт.

Арома перенес жену в спальню и бережно положил на кровать.

— Ах, — сказала она и закрыла глаза. — О Эрик, — она вздохнула.

И снова, в который раз, Эрик спасовал. Жалкий, нерешительный, сел он на краешек кровати.

— Я должен уехать, понимаешь? — он погладил ее по голове. — Пойми, это очень важно.

Кэт шевельнулась:

— Ты лжешь.

— Но почему? — он механически продолжал гладить ее по волосам.

— Если бы тебя призывал долг, ты бы поторопился воспользоваться последними мгновениями счастья и занялся бы сейчас со мной любовью. Но именно этого ты избегаешь.

Она стала расстегивать халат, произнося слова уверенно-монотонным голосом. «Снова этот неодолимый барьер между нами». И Эрик опять оттягивая время, гладит Кэт, дожидаясь спасительного вертолета. А она знает: что бы с ней ни случилось, это останется на его совести. Хуже не придумаешь.

И главное — Эрик так и не выполнил ее последнее желание. Он просто не мог заниматься с ней.... тем, что она называла любовью.

— Обед готов, — встал он, услышав звонок микроволновки.

Кэт села в постели.

— Эрик, я отомщу тебе за то, что ты бросил меня, так и знай, — она привела одежду в порядок. — Ты понял?

— Да, — ответил он и пошел на кухню.

— Я посвящу этому жизнь, — крикнула она вдогонку.

«Теперь у меня есть цель в жизни, — слышал Эрик голос из спальни. — Что может быть прекраснее мести! Это даже лучше, чем любовь, — несостоявшаяся любовь. О Боже, как я отомщу за убитые на тебя годы! Как это прекрасно, все равно что родиться заново!»

— Удачи тебе, — откликнулся он.

— Удачи? — расхохоталась она. — Я не нуждаюсь в удаче: у меня есть способности и опыт. Я очень многое узнала во время галлюцинаций — этого не передать словами. Я попробовала наркотик невероятной силы, Эрик, он полностью меняет восприятие вселенной — и особенно людей. Ты видишь их совершенно другими! Тебе надо попробовать, он может помочь даже такому, как ты.

— Мне уже ничего не поможет, — ответил Эрик.

Его слова прозвучали как эпитафия.

Эрик почти закончил укладывать вещи, когда, наконец, раздался звонок. Это был Отто Дорф, и Эрик поспешил открыть.

Оглядевшись по сторонам, гость заметил:

— Вы уже попрощались с женой, доктор?

— Да, — и поспешно добавил: — Она вышла. Я один.

Закрыв второй чемодан, он перенес его вместе с первым в прихожую.

— Я готов.

Дорф подхватил один из чемоданов, и они отправились к лифту.

— Жена не одобрила, — заметил Эрик Дорфу, пока они спускались.

— Я не женат, доктор, — ответил Дорф. — Мне все равно не понять.

Он был холодно учтив.

В вертолете, что приземлился на стоянке перед домом, ждал еще один человек. Он протянул руки навстречу взбирающемуся по трапу Эрику.

— Рад видеть вас, доктор.

Еще невидимый снизу, человек представился:

— Я Гарри Тигарден, возглавляю медицинскую службу Генерального Секретаря. Приятно видеть нового члена в наших рядах. Секретарь, правда, не проинформировал меня заранее, но это не умаляет радости от нашей встречи. Просто он всегда принимает решения с ходу, ни с кем не советуясь.

Эрик ответил на рукопожатие, еще не в силах освободиться от мыслей о Кэт.

— Арома, — представился он.

— Как самочувствие секретаря?

— Выглядит усталым.

— Он умирает, — сказал Тигарден, как о чем-то обыденном и неизбежном.

Метнув в него взор, Эрик спросил:

— Отчего? В наше время трансплант-хирургия способна...

— Делать чудеса. Знаю, — сухо перебил Тигарден. — Но вы же видели: он фаталист. Он хочет возмездия за то, что вовлек человечество в тотальный конфликт между мирами.

Тигарден помолчал, пока вертолет поднимался в ночное небо, и, когда они набрали высоту, продолжил:

— Вам не кажется, что Молинари спланировал наше поражение в войне? Что он ищет поражения? Я с вами так откровенен потому, что в настоящий момент Молинари находится в тяжелейшем состоянии. Со времени пребывания на Марсе его преследуют приступы острого гастрита, или называйте это как хотите.

— Внутренние кровотечения?

— Пока нет. Во всяком случае, он нам ничего не говорит. Он никому не доверяет.

— Думаете, это не злокачественная опухоль?

— Сколько тут можно думать? Он даже не дает провести анализы: слишком занят. Подписывает бумаги, готовит речи, — Тигарден посмотрел на Эрика. — О чем вы говорили на Вашинге?

Эрик вспомнил: «Враги повсюду. Агенты Звездной Лилии».

— Да ничего особенного.

Узнав, о чем они говорили, Тигарден мог бы взять его под арест и даже просто застрелить на месте по законам военного времени.

— А я знаю, почему вас взяли к нам, — заметил Тигарден, поняв, что ему не удовлетворить любопытства.

— В самом деле?

— Молинари одержим идеей вливания свежей крови в ряды медперсонала. Да и то сказать — мы все уже выдохлись. Вы, наверное, в курсе, что у Секретаря огромная семья, размерами превосходящая мафиозный клан; больше клана Аккерманов.

— Вообще-то я слышал, что у него три дяди, шесть кузенов и кузин, одна тетка и старший брат, который...

— И все проживают в его шайеннской резиденции безвылазно. Постоянно выпрашивают льготы, пайки, квартиры, прислугу... И еще, должен добавить, у него есть любовница.

Эрик не знал.

— Об этом не писалось даже в оппозиционной прессе. Ее зовут Мария Райнеке. Молинари встречался с ней еще до смерти жены. Формально Мария считается его личным секретарем. Она много сделала для него, без нее он, возможно, и не протянул бы столько. Лильцы ее терпеть не могут.

— Сколько ей? — Эрик представил женщину-опекуншу в возрасте самого Секретаря или даже старше. Если Молинари на вид лет пятьдесят...

— Малолетка, — захихикал Тигарден. — Лолита. Бывшая машинистка-наборщица. Относила ему какой-то документ, так они и познакомились.

— С ней можно обсуждать его состояние?

— Безусловно. Только она и способна заставить его принять фенобарбитал и, когда мы вконец изматываемся, пафабамат. От первого он, видите ли, становится сонным, а второй сушит во рту, что мешает его выступлениям... Мария, как и он, итальянка, несмотря на немецкую фамилию. Обращается с Молинари совершенно в итальянском духе: кричит на него как мать, сестра или тетка, словно знает его с детства. Ее охраняют люди из «Сикрет Сервис»: боятся провокации лильцев. Молинари особенно...

— Чего?

— Что они с ней что-нибудь сделают: убьют или искалечат. Или повредят сознание — они умеют. Чик — и ты уже овощ. Быстро, как лоботомия. Они давно на этом специализируются. Вы еще не знаете, что у нас за союзнички, — усмехнулся Тигарден. — Это жестокая война. Так что если с нами выделывают подобное союзники, представьте, что сделают риги, когда прорвутся за линию обороны.

Повисло молчание.

— Как думаете, он выйдет из этого кризиса?

— Я уже ничего не думаю, — раздраженно откликнулся Тигарден. — Потому что не знаю, как лечить от полостных болей человека, который живет с малолетней любовницей и каждый вечер объедается острой пищей вроде жареных в масле креветок с горчицей и хреном. Не знаю, на какие условия вы пошли работать, лично я устал. Поверьте, с этого момента у вас не будет никакой собственной жизни, вы станете жить жизнью Молинари. Он будет спрашивать ваше мнение по всем вопросам, от контрацепции до приготовления грибов, зачитывать вам черновики речей, отрабатывать на вас ораторское искусство. На самом деле он никакой не Генеральный Секретарь ООН, он диктатор, самый настоящий — и к тому же ненормальный. Это, вероятно, один из величайших политических стратегов мировой истории, благодаря своей полной непредсказуемости. Двадцать лет ушло у него на то, чтобы занять пост Секретаря. Он низверг всех своих противников и конкурентов во всех странах. А потом спутался со Звездной Лилией. Это называется внешней политикой. Здесь он как стратег дал маху. Знаете, как это называется? Невежество. Молинари провел жизнь, осваивая искусство ставить людей на колени, а с Фреником фокус не проходит. В общении с чужаками он может столько же, сколько мы с вами. А может, и того меньше.

— Я заметил, — вставил Эрик.

— Но Молинари продолжает бороться с ними. Он блефует. Он подписал мирный договор, который втянул нас в войну. И здесь начинается его резкое отличие от всех разжиревших и обнаглевших диктаторов прошлого — Молинари принял вину на себя. Не стал расстреливать министра иностранных дел, списывать свой промахи на кого-либо другого, казнить группу военных советников. Он понимает, что ответственность лежит на нем. И это постепенно, день за днем, убивает его, начиная с желудка. Молинари любит Землю, любит людей, всех до единого, не деля на чистых и нечистых, любит свору ненасытных родственников. Ему приходится казнить, арестовывать, но он делает это против желания. Молинари очень сложный человек, доктор. Настолько сложный, что...

— Смесь Линкольна и Муссолини, — вмешался Дорф.

— Молинари все время разный, все зависит от того, с кем он встречается. На каждого человека у него совершенно отдельное восприятие, и сам он меняется, как актер, примеряющий шляпы.

Эрик вздрогнул при этих словах, вспомнив комика Джонатана Винтерса. «Иногда от его поступков волосы встают дыбом, иногда перед ним хочется снять шляпу».

— Да и что говорить, — продолжал Тигарден. — Если бы мы с вами приняли ответственность за все, что сделали в жизни, то давно бы замучили себя насмерть или сошли с ума. В детстве мне приходилось травить крыс. Вы видели, как мучается крыса, когда она подыхает от яда? Если бы я взял на себя ответственность за те мучения — как бы я жил дальше, с этого момента — хотя бы секунду? Это была бы сплошная агония, доктор Арома. К счастью, человек лишен этого качества — ответственности, как и вся человеческая раса. Все, кроме Мола. Как его называют? — Тигарден хмыкнул. — Линкольн и Муссолини? Я скорее сравнил бы его с другим. Который жил две тысячи лет назад.

— Только не говорите об этом Марии Райнеке, — подал голос Отто Дорф. — Она скажет вам, что он просто подонок, оборзевший боров с ногами на столе, — капитан Олаф рассмеялся.

— Мария воспринимает его таким, как он есть.

Тигарден продолжал рассказывать, а Эрик думал. Разговоры эти вновь наводили на мысли о Кэт. Каким воспринимает она его? Таким, как он есть, — или каким он, по ее мнению, должен быть?

Вертолет уносил их в Шайенн.

Кэт пролежала в полудреме все утро, пока солнце прожигало разноцветные шторы спальни. Эти цвета, давно знакомые, всплывали поочередно в ее мозгу совсем иными, чем она помнила их со времени устройства супружеского ложа. Знакомая обстановка из предметов прошлого разных периодов: лампа из Новой Англии, кленовые шахматы, белый шкафчик ручной работы с резьбой... Она лежала, щурясь, не в силах открыть глаза, боясь встретиться взглядом с каждым предметом, который словно наносил удар своей новизной и неузнаваемостью; как будто ожил сонм старинных призраков.

— Эрик, — сонно протянула Кэт. — Ну по-жа-луй-ста, помоги мне встать. Растолкай меня или разговори.

Она повернулась туда, где обычно лежал Эрик, но там никого не было. Кэт тут же села и выпрямилась. Затем спрыгнула и затопала босыми пятками к шкафчику за одеждой, ежась от холода.

Натянула на голое тело легкий серый свитер, с трудом просунув голову, и только тогда почувствовала, что какой-то мужчина стоит напротив, наблюдая за ней. Он бесшумно вошел в спальню в тот момент, когда она начала одеваться.

— Миссис Арома?

Вид незнакомца не предвещал ничего хорошего. Это был пришелец: весь в сером, вместо лица устройство, напоминающее противогаз, — лильцы не переносили земной атмосферы и даже разговаривали сквозь респираторы. Пришелец даже не поздоровался, что было вполне естественно для секретной полиции Звездной Лилии, в их узнаваемой уныло серой униформе. Впервые один из их вездесущих агентов вышел на нее.

— Да, это я, — ответила Кэт одними губами. Она автоматически продолжала одеваться, как перед казнью, не чувствуя собственного тела. Присев на край кровати, надела тапки, не поднимая глаз.

— Ваш супруг в Шайенне, — пробубнил незнакомец сквозь противогаз.

— В самом деле? — она встала. — Мне надо приготовить завтрак. Пропустите меня, пожалуйста, в кухню. И предъявите ордер, если он у вас есть.

Кэт протянула руку в ожидании.

— Мой ордер, это запрещенный наркотик JJ-180, — сказал человек в сером. — Фрогедадрин. Так что если у вас остался запас, сдайте его мне, и мы направимся прямиком в военную жандармерию Санта-Моники.

Он сверился с блокнотом.

— Вчера вечером в Тихуане, в доме номер сорок пять на Авила-стрит вы орально употребляли данный препарат совместно с...

— Могу я сделать звонок адвокату?

— Нет.

— Вы не хотите зачитать мне права?

— Сейчас военное время, мадам.

Женщину окатил ледяной страх. Тем не менее она постаралась не выдать голосом свое состояние, говоря как можно спокойнее.

— Разрешите предупредить шефа, что я не выйду сегодня на работу.

Серый полисмен кивнул.

Кэт подошла к видеофону и набрала домашний номер Вергилия Аккермана в Сан-Фернандо. Тут же с экрана выглянула высохшая птичья физиономия, совино моргая в непонимании.

— Кэт? Который час? — Вергилий щурился на нее, словно не узнавая.

— Помогите мне, мистер Аккерман, — заторопилась Кэт. — Это Звездная Лилия...

Она осеклась, потому что серый человек оборвал связь, ловким движением руки вырвав шнур из розетки.

— Миссис Арома, разрешите представить вам мистера Роджера Корнинга, — сказал серый.

Из коридора выдвинулась тень: человек в штатском с небольшой папкой под мышкой.

— Кто вы такой? — вырвалось у Кэт.

— Тот, кто может снять тебя с крючка, милая. Но только с одного. Потому что JJ-180 — это два крючка и разворот на 180 градусов к реальности. Ты сейчас стоишь к ней спиной. Ты наркоманка. И уже не сможешь без этого жить. Может, пригласишь в гости, поговорим о наших делах?

В кухне Кэт заказала на аппарате два яйца всмятку, тост и кофе без сливок.

— Здесь нет никакого JJ-180. Если вы, конечно, не подложили его ночью.

Через минуту завтрак был готов, и она перенесла поднос на стол. Терпкий запах черного кофе прогнал остатки страха и смущения.

— У нас имеется запись вашей встречи на Авила-стрит, дом сорок пять, с того момента, как вы стали подниматься по лестнице следом за Брюсом Химмелем и вошли в квартиру Криса Плавта. Первые ваши слова: «Привет, Брюс. Похоже, весь ТИФФ в сборе...»

— Не совсем, — возразила Кэт. — Я назвала его Брюси. Я всегда его так называю, потому что он гебефреник*[2] Она отпила кофе, стараясь, чтобы рука не дрогнула, когда ставила на поднос чашку. — И что, на вашей записи видно, что было внутри капсул, мистер Горнинг?

— Корнинг, — учтиво поправил он. — Нет, Кэтрин, но у нас есть показания двух участников наркотической оргии. Они будут представлены военному трибуналу, который решит вашу судьбу. Употребление JJ-180 — пояснил он, — не подпадает под юрисдикцию гражданского кодекса. Мы сами занимаемся деталями процесса и наказания.

— Это почему?

— JJ-180 можно получить, лишь имея тесный контакт с врагом. Любое употребление его также рассматривается как пособничество врагу. А в военное время за это полагается смертная казнь.

Обратившись к агенту, Корнинг спросил:

— Показания мистера Плавта захватили?

— Они в вертолете, — серый человек направился к выходу.

— Мне всегда казалось, что в этом Плавте есть нечто нечеловеческое, — заметила Кэт. — Так он тоже агент? А кто из остальных той же породы? Хастингс? Нет. Саймон? Не похоже.

— Всего этого можно избежать, — намекнул Корнинг.

— Я не хочу избегать, — сказала Кэт. — Мистер Аккерман слышал меня по видеофону. ТИФФ пришлет адвоката. Мистер Аккерман лучший друг секретаря Молинари. Я не думаю, что мне понадобится кто-то еще для разрешения проблемы.

— Мы можем уничтожить вас, Кэт, — сказал Корнинг. — В течение суток, включая процесс и казнь. Трибунал может собраться уже утром. У нас все оперативно.

Через некоторое время — аппетит внезапно пропал — Кэт спросила:

— Но зачем? Что я вам сделала? Что такого в этом JJ-180? Я... — она колебалась. — То, что я делала вчера вечером, разве это так важно?

«Как плохо, что Эрик не остался. Если бы он остался, всего этого не было бы», — вдруг поняла она. Они бы не посмели пугать ее.

Кэт заплакала, сгорбившись над тарелкой. Слезы катились по щеками, падая в никуда. Она даже не пыталась вытереть лицо, подперев рукой лоб.

— Ваше положение серьезное, но не безнадежное, — сказал Корнинг. — Мы можем прийти к договоренности... собственно, затем я и прибыл. Прочь слезы, сядьте прямо и послушайте, что я скажу.

С этими словами он расстегнул папку.

— Я знаю, — сказала Кэт. — Хотите, чтобы я шпионила за Мармом Хастингсом, потому что он выступал по телевидению за подписание мирного соглашения с ригами. Господи, да вы уже прибрали к рукам всю нашу планету! Никому от вас не уйти.

Она встала, застонав от отчаяния, и всхлипывая направилась в спальню за платком.

— А вы согласились бы следить за Хастингсом? — спросил Корнинг по возвращении.

— Нет, — покачала она головой.

«Лучше смерть», — подумала она.

— Это не Хастингс, — подал голос серый полисмен.

— Нам нужен ваш муж, — заговорил Корнинг. — Вы поедете в Шайенн и возьмете его под контроль. Как говорится в вашем гражданском кодексе, «за столом и на ложе», не спуская с него глаз. Денно и нощно. Вы должны приступить немедленно.

Кэт посмотрела на агента.

— Нет... Я не смогу.

— Отчего же?

— Мы разорвали отношения. Он бросил меня.

Она не могла понять одного: если они знали все, отчего это осталось им неизвестно?

— Подобные решения, как утверждает ветхая мудрость веков, часто вызваны лишь сиюминутным непониманием и поэтому могут рассматриваться лишь как временные недоразумения. Мы отведем вас к нашему психоаналитику: у нас есть несколько превосходных специалистов на вашей планете. Он научит вас, как исправить отношения с супругом. Не беспокойтесь, Кэт, мы знаем, что произошло в вашей семье. Это даже оказалось нам на руку: появилась возможность поговорить с вами с глазу на глаз.

— Нет, — потрясла она головой. — Мы никогда не сможем жить вместе. Я больше не хочу быть с Эриком, и никакой психоанал ничего не изменит. Я ненавижу Эрика и ненавижу все то, что вы затеваете. Перестаньте забивать мне голову ерундой. Я ненавижу вашу Звездную Лилию, и желаю, чтобы вы поскорее убрались с планеты. И еще я ненавижу войну, в которую вы нас втравили.

Она уставилась на пришельцев в бессильной ярости.

— Остыньте, Кэт, — хладнокровно сказал Корнинг.

— Господи, как бы я хотела, чтобы Вергилий был здесь! Он вас не боится, он один из немногих землян...

— Никто из землян не имеет такого статуса. Время посмотреть в глаза реальности. Мы можем, и вы знаете это, не убивать вас, а отправить в систему Лилии. Подумали об этом, Кэт?

«О нет, только не это!» — содрогнулась Кэт. Она была согласна на все, только бы ее не послали на Лилию. Она готова вернуться к Эрику, умолять его взять ее обратно, валяться у него в ногах...

Вслух Кэт сказала:

— Слушайте, мне все равно. Делайте с ним, что хотите. Меня не пугает то, что вы можете сделать с ним.

«Только то, что вы можете сделать со мной», — пронеслось у нее в голове.

— Нам это известно, — кивнул Корнинг. — Я благодарен вам за то, что вы подошли к вопросу без лишних эмоций. Кстати... — Корнинг вытащил из-под расстегнутой молнии горсть капсул. — Это для вас.

Он положил одну на кухонный столик, и капсула со стуком скатилась на пол.

— Ничего личного, как говорится, Кэт, просто учтите — от этого наркотика невозможно отвыкнуть. У Плавта вам больше не удастся его получить.

Подняв капсулу с пола, он протянул ее Кэт.

— Не может быть, — сглотнула она ком в горле. — Чтобы так, с первого раза... Я перепробовала десятки препаратов и еще никогда... — Она беспомощно посмотрела на них. — Подонки, — вырвалось у нее. — Я вам не верю! И даже если это так, все равно, есть клиника...

— Только не в случае с JJ-180, — положив капсулу обратно в папку, Корнинг добавил будничным тоном: — Мы можем вылечить вас от этой зависимости, но только в клинике нашей звездной системы. Возможно, позже мы для вас это устроим. Или обеспечим вас дозами на всю оставшуюся жизнь. Впрочем, это ненадолго.

— Даже чтобы избавиться от зависимости, я не полечу к вам! Лучше обращусь к ригам — это же их наркотик, как вы утверждаете.

Повернувшись к Корнингу спиной, она подошла к платяному шкафу в гостиной и достала плащ.

— Мне пора на работу. Прощайте.

Кэт открыла дверь в прихожую. Никто из лильцев не шелохнулся, чтобы задержать ее.

«Должно быть, это правда, — подумала она. — Они уверены, что я не смогу жить без наркотика, и знают, что я блефую. Мне придется или сотрудничать с ними, или прорываться за боевые позиции ригов. И неизвестно еще, что они со мной сделают: станут лечить или избавятся от меня выстрелом в затылок, как истребляли наркоманов в Китае».

— Возьмите мою визитку, Кэт, — сказал Корнинг. — Когда вам понадобится доза JJ-180, вы сможете найти меня по этому адресу.

Он сунул карточку ей в нагрудный карман плаща.

— Мы будем ждать вас, дорогая, — и подмигнул.

Закрыв за собой дверь, Кэт слепо двинулась к лифту, в ужасе понимая, что лилец прав. Внутри она чувствовала только глубокую сосущую пустоту, безнадежный вакуум и осознание полной безвыходности своего положения.

«Но Вергилий Аккерман может помочь мне, — убеждала себя Кэт, подходя к лифту и нажимая кнопку вызова. — Я ни за что не стану сотрудничать со Звездной Лилией».

Но сама уже не верила своим словам.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Еще до полудня, когда она сидела в своем кабинете в ТИФФе, подбирая в сокровищницу тысяча девятьсот тридцать пятого года хорошо сохранившийся артефакт — достаточно неизношенную запись «Декка», «Эндрю систерс», — «Bei mir bist du schon», Кэт Арома ощутила первые признаки ломки.

Руки стали странно тяжелыми.

С невероятными усилиями Кэт выключила драгоценную запись, чтобы не повредить. В материальной вселенной произошли явные изменения. На Авила-стрит, сорок пять, под влиянием JJ-180 мир предстал перед ней в виде гирлянды воздушных пузырей, сквозь которые она могла легко проходить, исчезая в одном месте и появляясь в другом: так она прошла сквозь Христиана Плавта. Теперь вчерашние легкость и эйфорию сменило иное чувство.

Сейчас, среди знакомых стен рабочего кабинета, она оказалась свидетелем странной трансформации реальности. Заурядные вещи, которые всегда окружали ее, обретали особую плотность и самостоятельность. Казалось, они могут двигаться сами по себе. Что-то происходило с телом и психикой Кэт. Она ощущала себя катастрофически беспомощной. Десятидюймовая пластинка фирмы «Декка» словно избегала прикосновений, выкручивалась из рук.

JJ-180, как ей удалось выяснить, принадлежал к классу таламических стимуляторов. Теперь, испытывая абстинентный эффект в отсутствие дозы, она нуждалась в этом таламическом воздействии на зрительные нервы. К тому же наркотик вмешался в метаболизм мозга.

Кэт охватила паника. У нее не было сил контактировать с объектами окружающего мира — вместо этого вещи сами угрожающе надвигались со всех сторон. И вещи имели душу! Казалось, они могли наносить раны, колоть, терзать и резать ее тело, нанося смертельные раны. Кэт не смела шелохнуться. С одной стороны грозно навис шкаф; вот на нее стала наползать пепельница, угрожая ей острым углом. Каждая вещь была чревата смертью.

В этот момент зажужжал селектор. Послышался голос Люсиль Шулер, секретарши Вергилия.

— Миссис Арома, мистер Вергилий Аккерман ждет вас в своем кабинете с новой записью «Bei mir Bist Du Schon», которую вам удалось приобрести сегодня. Он выразил к ней интерес.

— Да, сейчас, иду, — сказала Кэт, но едва попыталась сдвинуться с места, как ее бросило в холодный пот. Она с трудом вздохнула и встала, с трудом держась на дрожащих ногах. «Вот они, крючки JJ-180», — подумала Кэт и попыталась взять драгоценную запись. Не тут-то было. Края виниловой пластинки были точно острый обсидиановый нож, которым инки резали жертв на зиккуратах*.[3] Кэт удалось поднять этот враждебный предмет, полыхавший яростью, и донести до двери. Здесь она столкнулась с Ионой Аккерманом, проходившим по коридору.

Иона с улыбкой поднял пластинку с ковра и, посмотрев на круглый ярлычок, передал Кэт.

— Иона, мне плохо, — жалобно простонала она.

— В чем дело?

Он склонился над ней. В его кучерявых кудрях копошились змеи, которые могли ужалить Кэт.

— Первый день без мужа? — понимающе улыбнулся Иона.

— Помогите мне сойти с лестницы, — выдохнула она. — Мне нужно добраться до кабинета Вергилия.

— Слушайте, — заметил вдруг Иона. — Да на вас действительно лица нет. Чего доброго, расшибетесь. — Он подхватил Кэт под руку. — Надеюсь, это не будет рассматриваться как приставание к сотрудникам противоположного пола?

До кабинета Вергилия было минуты две пути, но они показались Кэт растянутыми до бесконечности. Она с облегчением вздохнула, увидев знакомый орлиный профиль.

— Кэт, вам сегодня лучше отправиться домой пораньше, — сказал Вергилий пронзительно птичьим голосом. — Почитайте женские журналы в постели, выпейте коктейль...

— Отстаньте от меня, — услышала она свой голос как бы со стороны. — О Господи, — поторопилась она поправиться — Нет, мистер Вергилий, ни в коем случае, мне нельзя оставаться сегодня одной!

— Я понимаю, — закивал Вергилий. — Эрик уехал, но что ж? — он философски передернул плечами. — Это ведь ненадолго?

Кэт встрепенулась, услышав имя Эрика.

— Я в порядке, — сказала она. Ненависть вдруг придала ей силы.

— У меня прекрасная запись для Вашинга-35, — Кэт повернулась к Ионе, стоявшему за спиной.

— Вот это: «Кружатся диски», — сна положила пластинку на стол перед шефом.

— Я дам вам знать, если появится еще что-нибудь интересное, мистер Аккерман.

Она села как кукла в кресло у стола, стараясь сохранить последнюю энергию.

— Частная запись. Александр Вулкотт в программе «Городской глашатай».

— «Глашатай»? — радостно воскликнул Вергилий. — Моя любимая программа!

— К тому же я договорилась насчет записи натурального звучания звонка телефона системы «Паккард», — продолжала через силу Кэт.

— Кэт, — с искренним пылом сказал Вергилий. — Я повышаю вам жалованье. — Милая моя миссис Арома... Кстати, а запись программы Вулкотта на каких волнах, WMAL или WJSV? Сверьтесь на всякий случай, чтобы не ошибиться, с подшивками «Вашингтон пост» за 35-й год. Необходимо извлечь из Вашинга досадные анахронизмы. Например, в детстве мои родители не подписывались на некоторые из газет.

— Мистер Аккерман, — взмолилась Кэт. — Нельзя ли мне съездить в командировку?

— Зачем?

— Мне надо в Шайенн.

— Но для чего? — проговорил Вергилий с теми же отчужденными интонациями.

— Мне надо увидеться с Эриком.

— Зачем? — еще раз выразительно повторил Вергилий. — Вы нужны здесь!

— Ненадолго, ну пожалуйста.

— Поймите, миссис Арома, — торжественным тоном заговорил Вергилий, каким говорил только на юбилейном банкете по случаю основания ТИФФа. — Эрик нужен Генеральному Секретарю. А вы, моя девочка, нужны Вашингу и ТИФФу.

— Но мне очень нужно! — почти закричала Кэт.

— Понимаете, детка, — пытался образумить ее Вергилий. — Эрик и так мне по гроб жизни обязан. И если я отпустил его, это действительно важно. Вы только представьте, если вдруг со мной случится что-нибудь такое... — он очень натурально изобразил мертвеца. Потом, заметив, что на Кэт представление не произвело впечатления, обратился к родственнику:

— Иона, объясни ей...

Задумчиво потирая подбородок, Иона приблизился к креслу Кэт.

— Вы же не любите Эрика, Кэт. Я говорил с вами обоими на эту тему. Это же, можно сказать, «домашние войны»... Вы далеки друг от друга, как риги и земляне, как лильцы и...

— Знаю, — оборвала она. — Только это не ваше дело.

— Хорошо, — миролюбиво согласился Иона и нажал кнопку портативного видеофона на столе Вергилия. — Давайте посмотрим, что Эрик сам скажет.

— Можно мне уйти? — проговорила Кэт, поднимаясь. Она чувствовала, что ее вот-вот стошнит на ковер.

Теперь у нее действительно оставалось одно — визитка Корнинга. Или переговорить с Эриком: все-таки он доктор. В таком случае надо немедленно, всеми правдами и неправдами, добраться до Шайенна.

— Не окажете ли вы мне одну небольшую услугу, — обратился к Кэт Иона Аккерман. — Это очень важно, дорогая Кэт.

— Да, — раздраженно выговорила она. — Только учтите: у меня нет времени.

— Позвольте мне сопровождать вас, когда вы поедете в Шайенн, при одном условии.

— При каком еще условии?

— Если вы обещаете, что вернетесь в течение суток.

— Почему? — тон ее говорил, что она в самом деле не понимает.

— За это время первоначальная боль разлуки отступит, — отвечал Иона. Он метнул взгляд на Вергилия. — Но я останусь с вами, не беспокойтесь, и утешу вас.

— Утешьте себя сами, — вспыльчиво бросила она.

— По-моему, с вами не все в порядке, — захлопотал Иона. — Вы слишком ценный сотрудник, я не прощу себе, если с вами что-то случится. Погодите, я провожу вас домой. Кстати, надо будет заказать обед из морепродуктов... я знаю, вы их любите... — он бросил взгляд на Вергилия, ожидая одобрения. — Я вас не оставлю, — заверил ее Иона.

Он опять схватился за ее руку.

— Сейчас я препровожу вас в офис, а потом в Лос-Анджелес, к доктору Спиннеру, психоаналитику.

«Я ухожу, — пронеслось в голове Кэт. — Ухожу, Иона, может, сегодня же днем, или ночью, я потеряю вас и уйду в Шайенн. Или, скорее, я ОСВОБОЖУСЬ от вас, ускользнув лабиринтами ночной Тихуаны, где случается что угодно, ужасное и чудесное, — подумала она с нарастающей тошнотой и ужасом. — Там вам меня не отыскать. Тихуана слишком велика для вас, как и для меня, наверное. Я столько жизни отдала ей, этой наркотической столице Мексики!».

«И поглядим, чем это кончится, — мрачно размышляла она. — Я всегда хотела найти в своей жизни, — вихрем проносились мысли, — нечто большее, чистое и мистическое. А вместо этого нашла врагов, желающих истребить наш род. Мы должны с ними сражаться, теперь это очевидно. Если мне удастся встретиться в Шайенне с Молинари — я расскажу ему все о том, какие у нас „союзники“».

— Мистер Аккерман, — обернулась Кэт к Вергилию. — Мне надо встретиться с Секретарем. Это очень важно, я должна сказать ему...

Вергилий Аккерман сухо оборвал ее:

— Скажите мне, я передам. Вас к нему все равно не подпустят... если вы не из числа его детей или кузин.

— Да, — сказала она. — Я его дочь.

В ее голове сразу созрела легенда. В конце концов, он отец всех народов, Секретарь ООН, отец, который вел человечество к миру и безопасности на Земле. Только что-то сорвалось...

Не сопротивляясь, Кэт последовала за Ионой Аккерманом.

— Я знаю, вы собираетесь воспользоваться случаем, пока Эрика нет дома, а я в ужасном состоянии... — пролепетала она.

— Не будем забегать вперед, — рассмеялся Иона.

Однако смех его был не виноватый, скорее самоуверенный.

— Посмотрим, — сказала Кэт, на миг ощутив его большую тяжелую руку на плече.

— Знаете, если бы я не знал вас, то мог бы решить, что вы сидите на JJ-180, — сказал Иона. — Но этого не может быть, потому что сейчас его нигде не достать, — добавил он.

— Нигде?

— Нигде.

— Погодите, — обернулась Кэт. — Что вы только что сказал? Что еще за JJ-180?

— Наркотик, созданный нашими союзниками, — просто ответил Иона.

— Как, разве не ригами?

— Фрогедадрин, он же JJ-180, был синтезирован в Детройте в прошлом году, фирмой, которую руководство ТИФФа назвало корпорацией Фундук. JJ-180 — главное оружие, на котором делается ставка в войне; этот препарат должны запустить в производство только в следующем году.

— Препарат настолько опасен? — вопросительно пробормотала она.

— Многие наркотики, начиная с производных опия, опасны, потому что вызывают зависимость. Но JJ-180 опасен, во-первых, из-за странных галлюцинаций, как у ЛСД...

— Что за галлюцинации? — спросила Кэт. — Расскажите.

— Не могу. Военная тайна.

С нервным смехом она сказала:

— Что ж, в таком случае узнать можно только одним способом: приняв наркотик.

— Откуда вы его возьмете? Это невозможно. Даже не думайте! Препарат необычайно токсичен, все подопытные мыши сдохли, — Иона посмотрел на нее, удивленно приподняв брови. — Даже не заикайтесь об этой вещи. И вообще забудьте, что я вам говорил. Думаю, Эрик вам рассказывал, что это за наркотик.

— Да ну, престаньте, какая ерунда, — постаралась рассмеяться Кэт.

Мысли бешено вращались в ее мозгу.

— Кстати, — сказал Иона, — вы говорили, будто наркотик произведен нашим врагом. Значит, вы что-то знаете о нем? Наверное, от Эрика. Да, вы правы, не испробовав на себе, не узнаешь, что это такое. Но для каждого, кто испробовал, обратной дороги нет. Поэтому JJ-180 остается «вещью в себе». Известны лишь побочные эффекты. Конечно, риги знают, что человечество давно балуется наркотиками, и они могли подсунуть врагам что-нибудь такое, ни на что не похожее и неотвратимо губительное...

— А как же Молинари...

— Молинари знает. Корпорация Фундук ежедневно извещает его о наших военно-фармакологических достижениях. Только, пожалуйста, ради Бога, никому, ни в коем случае...

— И не собираюсь, — оборвала его Кэт.

«Проще тебя самого посадить на этот JJ-180, — подумала она. — Посмотрим, каким ты тогда будешь смелым и решительным».

— Но, может быть, это и в самом деле оружие победы, — сказала она вслух.

— Еще бы. Единственная ставка в войне на этот продукт...

— Молчите, — оборвала его Кэт. — Больше ни слова. Ведь это же «военная тайна».

«И сам ты сядешь на этот JJ-180. Впрочем, по заслугам. Каждый, кто знает, что такое JJ-180, уже заслужил наказания. Останешься со мною. Будешь есть со мной, спать со мной и каждую минуту молить о смерти, как я сейчас. А я тем временем попытаюсь добраться до Эрика».

«Я достану этот наркотик, — мысленно решила она. — И стану пичкать им в Шайенне каждого встречного и поперечного, они это заслужили. В том числе и сам Секретарь, раз он дал согласие на разработку. Это вынудит их искать исцеление от мерзкого наркотика, потому что от этого будет зависеть их жизнь. А сейчас до меня никому нет дела: ни Эрику, ни Корнингу...»

«Они должны, — мысленно кляла она себя, нажимая на слово „должны“, найти средство избавления от заразы. Когда от этого будет зависеть их личная жизнь, они не будут вести себя столь равнодушно. Тут-то я и достану Эрика».

«Они будут вынуждены разработать противоядие. Их жизнь — и жизнь их близких — будет зависеть от этого. Я стану заражать их всех, до единого, включая генерального Секретаря».

— Предполагалось отравить JJ-180 их источники воды — по всей планете.

— Великолепная идея, — выдохнула Кэт.

Лифт остановился.

«Итак, правительство придумало наркотик, превращающий живое существо в робанта. Даже не в робанта, а в нечто более низкое, чем человек. Когда к человеку путь уже закрыт и остается только гадать, где тебе оставлена ступень в эволюционной лестнице», — думала она.

— Рядом с ящерами Юрского периода, — вслух решила Кэт. — Гигантские хвосты и крошечные мозги. Остались одни рефлексы. Совершенные биомашины, так, что ли?

— Что ж, — уловил ход ее мыслей Иона. — Думаю, мы не будем особо плакать, если риги станут ящерами.

— Я стану плакать о любом, кто связался с JJ-180, — сказала Кэт.

И осеклась.

«Пора увольняться, — пронеслось в голове. — Работа — это трансплантация человека на удобное работодателю место».

Тем временем в своем новом, небольшом, современно обставленном жилище, предоставленном правительством в Шайенне, доктор Эрик Арома закончил читать историю болезни нового пациента — историю громадного загадочного тела под вымышленным именем «мистер Браун». Пресловутый «мистер Браун», думал он, захлопывая толстый том, был больным без диагноза, с различными симптомами, вплоть до метастазов в печени, — и... странным образом до сих пор оставался жив. Судя по всему, метастазы просто растворились — об этом говорили анализы. Почему пресловутый «мистер Браун» до сих пор жив, понять представлялось невозможным.

Давление двести двадцать — при отсутствии диеты и трансплантаций, которыми мистер Браун загадочным образом пренебрегал.

Трижды перенес рак. Каждый раз рак возникал от желания покинуть этот мир. Однако Молинари была нужна только болезнь, а не печальный финал. Имитация самоубийства.

Сложный пациент.

Скрипнула дверь. На пороге стоял человек.

— «Сикрет Сервис», доктор Арома. Вас ждет Секретарь. У него снова разыгрались боли, так что вам лучше поторопиться, — сказал он, извлекая пропуск.

— Само собой, — Эрик метнулся к шкафу, где висел плащ, и спустя секунду шел за телохранителем по коридору.

— Живот? — спросил он, усаживаясь в припаркованный лимузин.

— Боли переместились влево, в область сердца, — отвечал человек из «Сикрет Сервис», выруливая со стоянки.

— Как будто давит большая рука сверху?

— Он не приводил сравнений, только стонал.

Они подъехали к Белому Дому ООН. «Искусственный орган, — думал Эрик, спускаясь в подземный гараж. — Если бы мне только разрешили вставить искусственный орган».

Но из чтения медицинской карты становилось понятным, что Молинари по принципиальным соображениям отвергал трансплантационную хирургию. В самом деле, трансплантация изменила бы положение вещей, которое его вполне устраивало, двусмысленность его существования — между жизнью и болезнью.

— Сюда, доктор, — человек из «Сикрет Сервис» показал на дверь, окруженную людьми в форме. Охранники расступились, и Эрик вошел.

Посреди комнаты на огромной смятой постели возлежал Джино Молинари, глядя в потолок. В потолок был вмонтирован телевизор.

— Я умираю, доктор, — сказал Молинари, поворачивая голову в сторону доктора. — Похоже, эти боли на самом деле исходили из сердца.

По его побагровевшему лицу, исчерченному прожилками, катился пот.

— Сейчас снимем электрокардиограмму, — сказал Эрик.

— Десять минут как сняли, там ничего нет. Моя болезнь слишком тонка для ваших инструментов. Многие инфарктники, как я слышал, делали ЭКГ, но там ничего не было. Разве не так? Послушайте, доктор. Я знаю кое-что, неизвестное вам. Вас, наверное, удивляет, откуда у меня несуществующие боли. Наши союзники замыслили раздавить фирму ТИФФ. Мне уже показывали документы — они все конфиденциальны. В вашу фирму внедрен агент. Говорю вам на случай, если я скоропостижно... могу оставить вас в любую минуту, сами понимаете.

— Вы говорили об этом с Вергилием Аккерманом?

— Пробовал, но как объяснишь старику? Он не понимает, что в военное время это обыкновенное дело. Разрушение индустрии, поражение изнутри. Это только начало.

— Теперь я понял, — проговорил Эрик. — Вероятно, я сам постараюсь ему объяснить.

— Попробуйте, доктор, — прохрипел Молинари. — Может, у вас получится. У меня в Вашинге... — он со стоном перекатился на другой бок. — Да сделайте же что-нибудь, нет сил терпеть эти муки!

Эрик сделал внутривенную инъекцию морфокаина, и Генеральный Секретарь ООН утих.

— Вы просто не понимаете, кто такие... пришельцы... из Лилии, — пролепетал Молинари. — Доктор, они кошмарные существа, несмотря на то, что человекоподобны. Спасибо, доктор, боль ушла. — добавил он.

— И когда?

— Что когда?

— Они собираются уничтожить ТИФФ?

— В ближайшие дни. Может быть, неделя. Впрочем, для них это не важно, у них свое понятие времени.

Телохранитель из «Сикрет сервис», стоявший рядом, заметил:

— Страдает...

— Где здесь будка видеофона? — спросил Эрик.

— Не уходите, — прошелестел Молинари. — Не покидайте меня. Сейчас я встану, мне уже намного легче. Пожалуйста, позовите Марию...

— Райнеке?

— Да, ее. Мне надо поговорить... я чувствую себя лучше. Но, доктор... я не могу... я не рассказывал ей, что со мной, примите это во внимание. Не хочу, понимаете, развенчать себя перед ней. Понимаете? — умоляюще зашептал он.

— Но если она увидит вас в таком состоянии, в постели...

«Подожди, может быть, в следующий раз мы увидимся в иных обстоятельствах...Ты, например, будешь лежать на столе...», — думал Эрик.

Итак, мистер Браун боролся за выживание, а мистер Аккерман ему в этом помогал.

Эрик обернулся к одному из сотрудников «Сикрет Сервис»:

— Здесь есть поблизости будка видеофона?

— Не смейте оставлять меня: боли могут вернуться, — оборвал Молинари из кровати, приподнявшись. — Лучше вызовите Марию как можно скорее. Доктор, она даже не представляет, как я болен. Скажите ей. Ведь женщинам нужен наш идеализированный образ, разве не так, доктор? Понимаете меня?

— Но если она увидит вас в постели, не подумает ли она...

— Нет, ей обо всем известно, она не знает одного: что моя болезнь смертельна...

— В самом деле? — переспросил Эрик.

— Что вы имеете в виду? — отозвался с одра Секретарь.

— Вы перенесли несколько безнадежных раков, и...

Молинари в тревоге посмотрел на него.

— Вы в самом деле так думаете, доктор? Она просто не понимает, насколько это опасно, — продолжал он, будто не замечая подковырок.

Из коридора отозвался приглушенным голосом человек из «Сикрет Сервис»:

— Доктор, тут болезнь на уровне третьем, и с вами хочет переговорить доктор Тигарден. Один из поваров Белого Дома... Доктор Тигарден хочет, чтобы вы освидетельствовали.

— Уже иду, — отозвался Эрик, поднимаясь с постели секретаря.

В амбулатории Белого Дома он отыскал доктора Тигардена.

— Вы мне просто необходимы, — заверещал тот. — Никуда не денешься без искусственников...

— Что вы имеете в виду?

— Вы же хирург по пересадке?

— Ну...

— Трансплантолог?

— О чем мы говорим?

— Ладно, не будем, — рассмеялся доктор Тигарден. — Кстати, вы в курсе: у нас случай острой ангины, angina pectoris. Сердечко-то у вас, небось, припасено, — подмигнул коллега.

— Ну-ну, — пробормотал Эрик, — Небось, найдется. А в чем дело?

— Пару недель назад был приступ. Дорминил, дважды в день. Похоже, пошло на поправку... но вот сегодня опять... результат перед вами.

Эрик догадался, к чему клонит начальник медицинской службы Секретаря.

— Но какая связь между ангиной и болями в сердце? — спросил Эрик. — Разве вам самому не кажется это странным?

— Просто два человека заболели одновременно. Понимаете... — зачастил Тигарден, уводя Эрика к кушетке.

И понес какую-то ерунду. Эрику в самом деле стало казаться, что Секретаря окружают преступники, а не врачи, которые втемяшивают ему в голову все, что придется.

— Понимаете, там в самом деле ангина, только совершенно невозможно понять, отчего ею же заболел секретарь. Причем подобное происходит регулярно.

— То есть Секретарь заболевает от окружающих болезней, даже если они не заразные?

— Поймите, — мудро взглянул на него сквозь очки Тигарден. — С этой проблемой вам предстоит иметь дело всегда. Даже если вы пересадите ему новое сердце.

«Надо будет просмотреть медкарты всех служащих Белого Дома», — пронеслось у Эрика в голове. Он нажал на пульт, приводя в действие трансплантационного робанта.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

После операции, на которую потребовалось всего полчаса, доктор Эрик Арома в сопровождении двух сотрудников спецслужб проследовал в апартаменты Марии Райнеке.

— Не обращайте внимания, она сумасшедшая, — предупредили телохранители.

— В самом деле?

— Но никто, кроме нее, не может вывести его из комы.

— Не удивляйтесь, когда ее увидите, — повторил старший охранник — Это ребенок...

Дверь открылась. За ней стояла совершенно неземная женщина. Маленькая, смуглая, с разбросанными косичками, в мужской шелковой рубашке красного цвета. В руке она держала ножницы: очевидно, занималась маникюром. Ногти у Марии были длинные и ухоженные.

— Ваш папа... — чуть не вырвалось у Эрика.

— Поняла, — сказала Мария. — Ему снова плохо. Минуту, — она удалилась за пальто.

— Я же говорил, — сказал человек слева. — Типичная старшеклассница. — Он покачал головой: — Другого бы за это посадили...

— Заткнись, — пробормотал второй. — Не то посадят тебя.

Мария Райнеке возникла на пороге в темно — голубом морском бушлате с большими пуговицами.

— Ну что, ребята, время расстаться, — приветствовала она охрану. — Вашим ушам необязательно слышать, о чем мы с доктором станем говорить.

Ухмыляясь, сопровождающие удалились. Эрик остался в коридоре наедине с девушкой в военно-морском бушлате, обтягивающих ноги леггинсах и домашних тапочках.

В полном молчании они проследовали по коридору.

— Ну как он? — спросила Мария.

— Вообще-то здоров, — вырвалось у Эрика.

— Но умирает. Думаю, это когда-нибудь кончится.

Она замолчала, словно о чем-то задумалась.

— Впрочем, тогда и меня не станет, вместе со всей его прекрасной семейкой. Будет такая чистка, что не позавидуешь. А вы его новый врач?

— Пытаюсь быть им.

— Он все время умирает. Это невозможно. Ему, наверное, просто не хватает этого.

— Не хватает чего? — переспросил Эрик.

— Ну этого, — красноречивым жестом она обозначила удар в грудь.

— Клинка милосердия?

— Не за этим ли вас призвали, доктор? Или вы сами не знаете, зачем пришли? Смущены? — спросила она, пристально глядя ему в глаза.

— Нет, — сказал Эрик через некоторое время. — Не смущен.

— Тогда вы знаете, что делать. Вы трансплантолог, как я слышала? Пересадите ему что-нибудь. Может быть, ухо вместо сердца? Я читала о вас в «Таймс». Но там пишут обо всех... Впрочем, я прочитываю этот орган от корки до корки. Особенно, как вы понимаете, то, что касается научных и медицинских проблем.

— Вы еще посещаете школу? — осторожно спросил Эрик.

— Вас еще что-нибудь интересует? — рассмеялась Мария. — Школу я закончила, но дальше учиться не собираюсь. Меня не интересует то, что называется «высшим образованием».

— И что, в таком случае, дальше?

— Что? — уставилась она на него.

— Но вы же собираетесь чему-то посвятить жизнь?

— Уже посвятила, — сказала она. — И потом, я умею предсказывать будущее. Полагаю, такой способности достаточно для карьеры? — совершенно спокойным голосом отвечала она.

— Вы уверены в этом?

— Конечно. Не испытывайте меня, доктор, я знаю наверняка. Живя рядом с Молинари, и не такому научишься.

— Тогда вам, вероятно, известно, зачем я здесь, — заглянув ей в глаза, заметил Эрик.

— То, зачем вы здесь, меня не касается, — ответила Мария. Делайте свою работу, — она усмехнулась, обнажив ровные белые зубы.

— Я потрясен, — признался он, покачав головой.

— Вот видите, вы сами предсказали собственное будущее. Не спрашивайте меня о том, что знаете наперед. Здесь полно желающих сделать то, что предстоит вам, оттого Джино вечно страдает бледной немочью.

— Это вы называете «бледной немочью»? — переспросил Эрик.

— Ну да. Или болезненная истерия, как вам больше понравится. Только поэтому его еще не убили. Они ждут, когда он завянет окончательно, а он поддерживает эту надежду.

Она рассмеялась.

— Что я вам буду говорить, он же был у вас на осмотре. Там ничего нет.

— А вы сами заглядывали в его медицинскую карту?

— Еще бы.

— В таком случае, вам должно быть известно, что Джино Молинари трижды болел раком.

— Да ну, — отмахнулась Мария. — Истерическим, что ли?

— Насколько мне известно, таких случаев пока не зарегистрировано, — заговорил Эрик. Уж поверьте мне как профессионалу. Диагноза «истерический рак»...

— Вы верите медицинским справочникам или предпочитаете доверять собственным глазам? — девушка уставилась на него, глаза в глаза. — Если хотите выжить здесь, будьте реалистом. Думаете, Тигарден обрадован вашим появлением? Доктор, не обольщайтесь, у вас много врагов.

— Пока не заметил, — проговорил Эрик.

— В таком случае вам придется плохо, если вы не замечаете того, кто стоит у вас за спиной. Т...

Она оборвала себя: впереди стояла охрана из «Сикрет Сервис».

— Знаете, отчего у Джино эти боли? Ему просто хочется, чтобы о нем позаботились. Чтобы с ним обращались, как с малым ребенком. Хочет вернуться в детство, как будто это возможно, чтобы не принимать на себя ответственности взрослого возраста. Понимаете?

— Теоретически — да, — откликнулся Эрик.

За стройными рядами охраны ожидал Джино Молинари, безмолвно лежащий в кровати.

— А ну вставай, — приказала она. — Чего разлегся, скотина?

Открыв глаза, Джино зашевелился.

— А, это ты. Прости, я тут немного прихворнул...

— Хватит! — оборвала Мария. — Подъем! Позорище! Чего ты ждешь, чтобы тебя пожалели? Я и весь народ?

Через некоторое время Джино откликнулся:

— Не думал, что ты прибудешь так скоро.

Он заметил присутствие Эрика.

— Вы слышали ее, доктор? Так всегда: она приходит в самые трудные моменты моей жизни и говорит, что ей вздумается. Может быть, от этого мне так плохо. Она сведет меня в... — он с опаской потрогал изнывающий живот.

— Какие боли... слушайте, что вы в меня вкололи?

«Тебе бы к патологоанатому обратиться», — подумал вконец раздосадованный Эрик.

— Так, если ты в порядке... — начала Мария.

— В порядке, — простонал Молинари. — Сейчас я встану, оставь меня на минуту, Бога ради. — Он зашевелился, пытаясь выбраться из постели. — Сейчас, встаю, если ты так этого хочешь...

— Видите? — обернулась Мария к Эрику. — Только я могу вырвать его из кровати.

— Поздравьте с выздоровлением, — пробормотал Джино, обретая ненадежную позу прямоходящего. — Зачем мне медики, когда есть ты? Но в этот раз мне помог доктор Арома. Его чудесный укол...

И он прошествовал мимо них к шкафу, откуда извлек халат.

— Это он про меня, — прокомментировала Мария. — Хотя сам знает, что я права.

Она скрестила руки на груди, глядя, как облачается секретарь.

— Она здесь всеми заправляет, — пробормотал Молинари, кивнув в сторону Марии.

— И вы всегда ее слушаете? — спросил Эрик.

Молинари рассмеялся.

— Попробуй ее не послушать. Естественно. А вы считаете, должно быть наоборот?

— И что тогда? Небо перевернется?

— Она это может, — усмехнулся Молинари. — С нее станется. Ее особенный талант, который психологи и прорицатели называют «предвидением», заключается в том, что она женщина. Как и ваша, кстати, жена. Мне без Марии не обойтись — она должна постоянно присутствовать. Пусть ругает — она все равно права, потому что помогает мне встать на ноги.

— Симулянт, — прокомментировала Мария. — Я знала это с самого начала.

— Пойдемте со мной, доктор, — обратился к Эрику Молинари. — Есть что посмотреть.

Сопровождаемые охраной из «Сикрет Сервис», они пересекли коридор. Комната, в которую они попали, была демонстрационным залом: на противоположной стороне располагался громадный экран.

— Моя речь, — сказал Молинари, занимая место в кинозале. Он махнул рукой и механик включил видеопроектор. — Завтра это будет транслироваться по всем каналам. Мне нужно ваше мнение.

— Вам нужно мнение доктора?

— Да, именно. Не диктора же.

«Зачем ему потребовалось мое мнение?» — наблюдая, как на экране вырастает изображение Секретаря, подумал Эрик.

Молинари был снят в парадной форме главнокомандующего, с соответствующими регалиями, наградами, шевронами и аксельбантами. Венчала парадный наряд маршальская каска с козырьком, который частично скрывал широкоскулое лицо. Этот мужественный суровый облик совершенно не походил на зрелище, только что виденное Эриком в постели. Джино Молинари предстал с экрана подобным скале, походя на одно из своих изваяний, расставленных по всей планете. Таким Эрик помнил Молинари в молодости, когда Джино только вступил в должность, и груз ответственности еще не раздавил его.

Мол на экране заговорил, и голос его был тем самым голосом из прошлого, десятилетней давности, еще до начала страшной войны.

Молинари со смехом откинулся в кресле.

— Ничего себе зрелище? Ну, как я выгляжу?

— Невероятно, — проговорил Эрик.

С экрана уверенно катилась речь прирожденного политика и оратора, уверенная и спокойная. То, что сейчас восседало рядом, не шло ни в какое сравнение. Молинари на экране не обращался за помощью — он приказывал и руководил, он знал, что делать в период кризиса. Откуда? Как мог инвалид-ипохондрик, сидевший сейчас в кресле рядом с Эриком, обладать такой мощной ментальной энергией, позволявшей ему управлять целой планетой?

Для Эрика это было загадкой, к которой — сейчас, во всяком случае, — он не мог подобрать ответа.

— Это не я, — сказал Молинари. — Двойник.

— Кто он? Откуда взялся?

— Никто. Из ниоткуда. Это робант, изготовленный по заказу фирмой «Дженерал электроникс». Это его первая речь. Забавно полюбоваться на самого себя со стороны: вот они, былые годы.

— Я бы сказал, что ваш двойник больше похож на вас...

— Чем я на Генерального Секретаря? — рассмеялся Молинари. — Это точно. Хотите, открою государственную тайну? Об этом знают лишь четверо, не считая, естественно, «Дженерал электроникс». Однако они никогда не выдадут тайны. Вот она, загадка власти, перед вами. Любое правительство использует подобные штуки. Почитайте историю — это называется политический имидж. Я использую робанта-оратора для достижения нужного эффекта, — взмахнул рукой Секретарь и похлопал Эрика по спине.

Внезапно он посерьезнел.

— Никуда не денешься. Это реальность.

— А кто пишет речи?

— Я. Обрисовываю ситуацию, где мы находимся, точнее — по пути куда. Разум я еще не утратил, — Молинари постучал себя пальцем по лбу. — Но мне действительно нужна помощь.

— Помощь, — повторил Эрик.

— Я бы хотел, чтобы вы встретились с одним молодым человеком. Великолепный начинающий молодой адвокат, состоит в моем штате советников. Он работает без вознаграждения; имя его Дон Фестенбург. Этот человек умеет извлекать смысл из реальности.

— Он и готовит ваши речи?

— Я иногда затягиваю, — продолжал Молинари, как бы не замечая вопроса. — Ну, это известно всем. Но Фестенбург умеет сократить. Он сам составлял программу выступления для этого робанта. Эта речь — мой будущий политический имидж.

Синтетический двойник Молинари на экране между тем продолжал:

— ...и, собрав волю в кулак, представляя славу наших объединенных наций, мы, земляне, представляем собой больше чем просто планету, с которой предстоит считаться не только нашим противникам, но и союзникам, которые...

— Я предпочел бы не смотреть на это, — решил Эрик. Молинари пожал плечами.

— Может быть, вас возмущает подобное зрелище. — он посмотрел на Эрика. — Впрочем, вы, как вижу, приверженец моего идеализированного образа прошлых лет. Предпочитаете оставаться в неведении и заблуждении, — рассмеялся Секретарь. — Впрочем, доктор, как адвокат и священник, должен выстоять перед потрясением, которое иногда преподносит реальность, то есть то, что представляет собой жизнь. Ведь правда жизни — ваш хлеб насущный.

Молинари решительным движением склонился к Эрику, кресло под ним протестующе скрипнуло, отзываясь на непомерный вес Секретаря.

— Я слишком стар и уже не могу блистать речами, вообще непонятно, чем еще могу блистать, кроме как протертыми штанами. Но как вы полагаете, разве это не решение проблемы: внезапное омоложение Секретаря? Или было бы лучше просто сдаться без боя, уступив союзникам?

— Нет, — согласился Эрик. — Это не решило бы проблемы землян.

— Потому я и использую механического двойника, говорящего речи, приготовленные Доном Фестенбургом. Впрочем, пожалуй, для первого раза достаточно.

Лицо Секретаря вновь стало непроницаемым.

— В самом деле, — пробормотал Эрик. — Вполне достаточно.

Похлопав доктора по плечу, Молинари доверительно сказал:

— Никто в Лилии не знает о том, что у меня есть двойник. И Дон Фестенбург не должен знать, понимаете, доктор? Я должен производить на них впечатление. Оставаться человеком-загадкой. Эта речь уже находится в пути в соседние галактики, и скоро Звездная Лилия увидит ее. Хотите правду, доктор? Эта речь на самом деле должна произвести впечатление на их народ, а не на землян. Вас это поразило? Отвечайте честно.

— Еще бы, — сказал Эрик. — Не меньше, чем наше положение, которое вы сейчас осветили.

— Да, — ответил грустным взглядом Секретарь. — Возможно, так оно и есть. Но вы еще не понимаете всего, если бы вы только имели представление...

— Хватит, пожалуй. На сегодня достаточно.

Между тем копия Джино Молинари на экране продолжала в чем-то убеждать народ, призывать к чему-то невидимую аудиторию телезрителей.

— Конечно, конечно, — поторопился Молинари. — Извините, что в первый день нашей совместной работы несколько перегрузил вас своими проблемами. — И снова посмотрел на экран, словно любуясь собой из прошлого.

На кухне Кэт с трудом подняла нож, пытаясь разрезать фиолетовую луковицу, но обнаружила, что это выше ее сил. Она порезала палец и уставилась на него, глядя, как алые капли стекают на запястье. Она уже не могла справиться даже с обычными кухонными приборами. «Чертов наркотик!» С каждой минутой он брал над нею все большую власть.

«И как я теперь смогу приготовить ужин?» — с бессильной досадой подумала Кэт.

Стоявший за спиной Иона сочувственно сказал.

— Надо что-то с вами делать, Кэт.

Он посмотрел вслед женщине, удаляющейся в ванную за пластырем.

— Смотрите, вы и пластыри рассыпали. Даже с этим не можете справиться.

— А вы лучше помогите.

Она молча смотрела, как Иона заклеивает ей палец.

— Это JJ-180, — вырвалось у нее.

Иона вздрогнул:

— В таком случае, я вряд ли смогу вам помочь. Это новый препарат, и против него не выработано противоядия. Придется обзвонить филиалы, не волнуйтесь, мы подключим к этому всех, в том числе и Вергилия.

— Поговорите с ним сейчас.

— Потерпите до завтра. Ваше чувство времени...

— Я не выдержу до завтра. Подохну, понимаете? — озлобленно бросила Кэт.

— Хорошо, — после некоторой паузы сказал Иона. — Я позвоню ему.

— Видеофон прослушивается.

— Кем?

— Агентами Звездной Лилии.

— Это бредовая идея, вызванная наркотиком. У вас паранойя, милочка.

— Я боюсь, — дрожала она. Ее стало трясти от страха. — Они способны на все. Я думала, хоть вы поможете, но от вас никакого толку. Поймите, если сидеть сложа руки и ничего не делать...Что мне поможет, если я буду бездействовать?

— Успокойтесь, вы просто перевозбудились, охвачены паникой. Это характерные признаки поражения мозга JJ-180. Отнеситесь к ситуации трезво. Если это в самом деле JJ-180.

— Вы думаете, я шучу?

— Спокойно, спокойно.

Иона осторожно взял Кэт под руку и проводил до кушетки в гостиной.

— Надеюсь, с вами все будет в порядке, — на побледневшем лице Ионы выступил пот и застыла тревога. — Дайте мне полчаса, Кэт. Господи, если с вами что-то случится, Эрик мне не простит.

Дверь за Аккерманом захлопнулась; он даже не попрощался.

Кэт осталась одна.

Она тут же подошла к видеофону и набрала номер.

— Такси.

Назвав адрес, она повесила трубку.

Через секунду, набросив плащ, она покинула дом, выйдя на ночной тротуар.

Когда подъехало такси-автомат, она назвала адрес из визитки, врученной ей Корнингом.

«Если удастся прочистить мозги новой дозой, я смогу сообразить, что делать дальше и как выйти из этого положения. А теперь я даже не соображаю, что со мной происходит. В таком состоянии ничего хорошего не придумаешь — каждая мысль может оказаться ложной. Я должна прийти в нормальное состояние. Сейчас же все может окончится лишь одним, — с неожиданным отчаянием подумала она. — Я могу либо сидеть сложа руки, либо наложить руки на себя». Еще несколько часов она продержится, — может быть, — а потом поминай как звали, Иона уже не успеет помочь.

Хорошо, что она сказала ему про JJ-180, иначе бы ей от него не избавиться. А теперь она свободна от назойливых приставаний и может ехать к Корнингу. Правда, зная, что с ней происходит, они уж точно не отпустят ее в Шайенн к Эрику. Может, лучше всего сорваться туда прямо сейчас, не возвращаясь домой? Как только удастся разжиться капсулами. И гори оно все синим пламенем!

Надо же, как ее развезло после одной дозы. Или двух? Сколько она принимала? И что будет дальше, когда начнутся новые ломки?

Будущее было мрачным настолько, что не хотелось о нем думать. Будущее — не для нее, ей остался только путь в прошлое.

— Приехали, мисс.

Такси приземлилось на посадочной стоянке, расположенной на одной из крыш.

— С вас доллар двадцать центов и двадцать пять центов на чай.

— Подавись ты своими чаевыми, — сказала Кэт, открывая сумочку. Руки у нее тряслись, и она едва смогла отсчитать деньги.

— Охотно, мисс, — с готовностью откликнулся автомат.

Уплатив, она выбралась из машины. В каком захолустье обитают эти лильцы! Какая-то тусклая вывеска указывала на вход. Наверное, пытаются замаскироваться под обычных землян. Единственным утешением было то, что пришельцы из звездной Лилии так же проигрывали в войне. В данный момент, учащая шаги, Кэт испытывала к ним не только ненависть, но и презрение.

В таком расположении духа она была готова к встрече.

Позвонив в дверь, Кэт подождала.

Открыл сам Корнинг. У него за спиной она заметила еще нескольких пришельцев. Видимо, проходило совещание, а она их потревожила. Опять не вовремя!

— Миссис Арома, — Корнинг обернулся к остальным. — Не правда ли, восхитительная фамилия? Заходите, Кэт. — Он распахнул перед ней дверь.

— Вынесите мне сюда, — она осталась в коридоре, не переступая порога. — Я зашла по дороге в Шайенн. Думаю, вам приятно это услышать. Так что не будем понапрасну тратить время. — Она протянула руку.

Тень жалости — невероятно! — скользнула по лицу Корнинга. Однако это не укрылось от глаз Кэт, и ничто в этот день не потрясло ее сильнее. Если даже пришелец сочувствует ей... сердце Кэт сжалось. «Докатилась! Должно быть, я на верной дороге к концу. Сколько мне осталось?»

— Моя привычка к наркотику — вещь поправимая, — заявила она, не позволяя пришельцу наслаждаться ее страданиями. — Вы, как я недавно узнала, обманывали меня: JJ-180 синтезирован на Земле, а не нашими врагами. И рано или поздно мне помогут. Так что вы мне не страшны.

Кэт ждала, пока Корнинг вынесет капсулы. Ей хотелось сбить с него спесь; он определенно несколько стушевался;

Один из пришельцев, лениво посмотрев на нее, заметил:

— Вы можете сплавлять этот наркотик нам хоть десятилетиями, но в Звездной Лилии никто на него не купится.

— Верно, — сказала она. — В этом и состоит ваше отличие от людей. Наружность у нас одинаковая, но мы внутри слабы, а вы крепки. Господи, как же я вас ненавижу! Куда же он запропастился?

— Сейчас вернется, — успокоил пришелец и заметил товарищу: — А она забавная.

— Забавная, как зверек. Тебе нравятся забавные зверюшки? Может, поэтому ты подписался служить на Земле?

Вернулся Корнинг.

— Кэт, я дам вам три капсулы. Больше одной за раз не принимайте, иначе из-за токсичности препарата может наступить остановка сердца.

— Ладно, — она взяла капсулы. — Принесите стакан воды или чего-нибудь, чтобы запить.

Он вынес ей стакан и подождал, неприязненно наблюдая, как она глотает капсулу.

— Я принимаю только для того, чтобы прочистить мозги и найти выход, — пояснила она. — У меня есть друзья, которые помогут мне. Но в Шайенн я поеду, потому что таков наш договор. Вы можете назвать кого-нибудь, у кого я там смогу доставать дозу?

— У нас там нет никого, кто мог бы вам помочь. Боюсь, придется вернуться, как только закончатся эти три капсулы.

— Значит, до Шайенна ваши щупальца пока не дотянулись.

— Думаю, нет, — хладнокровно отвечал Корнинг, которого ничуть не испугала ее атака.

— Прощайте, — сказала Кэт, отходя от двери. — Боже, до чего вы омерзительны. Для чего вся эта конспирация, чего вы добиваетесь, — она осеклась, понимая, что все слова напрасны. — Вергилий Аккерман уже знает о том, что со мной приключилось, и уж он этого так не оставит. Ему плевать на вас, потому что он большой человек.

— Все правильно, — закивал Корнинг. — Поддерживайте в себе эту утешительную иллюзию. Все равно вы никому ничего не расскажете, потому что тогда не получите капсул. Не следовало говорить об этом и с Аккерманом, но за это я вас прощаю: вы ведь были в ужасном состоянии, страдая без дозы. Мы знали, что этот момент наступит. Вас охватила паника. В общем, удачи, Кэт. Думаю, мы скоро о вас услышим.

— Ты не будешь давать ей дальнейших инструкций? — выглянул из-за плеча Корнинга другой пришелец, в противогазе, напоминающем харю земноводного.

— Ей уже пора, — отмахнулся Корнинг. — С нее хватит. Видишь, в каком она состоянии?

— Ну тогда поцелуй ее на прощание, Или, если это не доставит ей удовольствие...

Дверь захлопнулась у Кэт перед носом.

Секунду она постояла и пустилась в обратный путь. Странно, она все больше терялась в действительности, наступала какая-то дезориентация. Если ей удастся добраться до такси, это будет чудом. Главное — залезть в такси. «Господи! — пронеслось в голове. — Что же они со мной делают? Мне надо лечиться, но я не смогу, пока не кончатся эти капсулы. И тогда я приду за новыми». Капсулы были словно живыми существами, и в то же время несли в себе разрушение. «Что за мерзость, — подумала она, — выбираясь на крышу и высматривая в ночном небе красный маячок автотакси».

Вскоре Кэт удалось поймать машину, забраться внутрь и направить водителя в Шайенн, — когда наркотик начал действовать. Первое чувство было обескураживающим. Все в мире вдруг показалось ей странным.

Порез исчез. Кэт озадаченно осмотрела палец: никаких следов. Ни шрама, ни царапины. Палец был таким, как прежде, словно время вернулось назад, не было и пластыря, который наклеивал Иона.

— Посмотрите, — сказала женщина системе управления, протягивая руку. — Вы видите какие-нибудь следы? Невероятно, но часа полтора назад я порезалась.

— Нет, мисс, — сообщило такси, выруливая над ровной пустыней Аризоны и направляясь к северу, в сторону Юты. — Ваша рука совершенно цела.

Вот, значит, как действует препарат, стала догадываться Кэт. Вот почему он превращает людей и вещи в ничто, в невещественные субстанции. Это не магия, скорее нечто вроде галлюцинации. Порез на самом деле исчез с руки — и это не иллюзия. «Интересно, я потом это вспомню? Но с каждым разом капсулы начинают действовать все сильнее, меняя реальность».

— У вас есть ручка? Карандаш? — спросила она водителя.

— Пожалуйста, мисс, — в лоток выпал блокнот с заткнутой в него ручкой.

Морща лоб, Кэт старательно написала:

JJ-180 каким-то образом перенес меня в прошлое, до того момента, как я порезала палец.

— Какой сегодня день?

— 18 мая, мисс.

Перед ней был чистый листок с невынутой ручкой, помещенной в гнездо. Странно, она же только что писала.

Кэт сделала еще одну попытку:

JJ-180 перенес меня.

Она явно помнила, что закончила предложение. Странно.

— Слушайте, такси, — заговорила Кэт, совладав с собой. — Что я только что у вас спрашивала.

— Число.

— А до этого?

— Вы попросили карандаш и бумагу, мисс.

— А еще раньше?

Водитель озадаченно замолк. Хотя, возможно, ей это лишь казалось.

— Нет, мисс, больше вы ничего не говорили.

— О моей руке?

Тогда понятно, наверное, у такси что-то замкнуло.

— Нет, мисс, — проскрипела машина.

— Благодарю, — сказала Кэт и откинулась на сиденье, озадаченно потирая лоб. Значит, действительно со временем происходят загадочные вещи, в которые вовлечена она и окружающие предметы.

— Мисс, полет продолжается уже несколько часов, не желаете развлечься, посмотреть телевизор? — извиняющимся тоном сообщило такси, словно желая как-то оправдаться — Экран прямо перед вами, только нажмите на педаль.

Кэт надавила носком в самом деле оказавшуюся под ногами педаль, и экран тут же ожил. На нее смотрело с экрана знакомое лицо их лидера, Джино Молинари, который выступал с речью.

— Этот канал вас устраивает? — продолжало лебезить такси.

— Еще бы меня не устраивало, — ответила она. — Когда генеральный секретарь выступает, его речь транслируют по всем каналам.

— Таков закон.

Что-то в выступлении показалось ей странным. Молинари был заметно моложе. Да, именно таким она помнила его в детстве: энергичным, подтянутым, со сверкающим взором. На экране сиял облик человека-легенды, сумевшего пробиться к высшим эшелонам власти.

Неужели JJ-180 уносит ее дальше в прошлое? Ответа не было.

— Вам нравится смотреть Молинари? — поинтересовалось такси.

— Да, мне нравится смотреть.

Как будто сам по себе «Молинари» был какой-то программой, ток-шоу или еще чем... Впрочем, так, наверное, и было, хотя бы отчасти, — ведь именно в этом человеке сейчас сосредоточились надежды всех землян.

— Осмелюсь побеспокоить — продолжало такси. — Как вы думаете, этот многообещающий лидер, наверное, в скором времени займет пост Генерального Секретаря ООН?

— Отвяжись со своими дурацкими расспросами, глупый автомат. Молинари уже несколько лет назад занимает этот пост.

Точно, в машине что-то заклинило.

— Извини, конечно, — поправилась Кэт: ей стало стыдно за срыв. — Но где ты все это время был, ржавел в гараже?

— Нет, мисс. Всегда на работе. Я давно на службе. А вот вы, судя по голосу, неважно себя чувствуете. Может, вам требуется медицинская помощь? Сейчас мы над пустыней, но скоро достигнем Сент-Джорджа, штат Юта.

Кэт вновь почувствовала внезапное раздражение.

— Вот еще! Я вполне здорова.

Однако такси было право, наркотик теперь целиком господствовал над ее телом. Кэт ощутила приступ дурноты и схватилась за виски, словно пытаясь удержаться в реальности. «Спокойно, — пронеслось в голове. — Только не паниковать».

— Мисс, вы не повторите еще раз, куда мы летим, — внезапно подала голос машина. — Я что-то запамятовал. — Внутри механизма такси озабоченно защелкали контакты. — Помогите мне, пожалуйста.

— Я не знаю, куда направляешься ты, — огрызнулась Кэт. — Это твое личное дело, думай сам. А не можешь, то просто лети вперед, вот и все.

Какое дело, куда лететь!

— Кажется, начинается с «Ша», — с надеждой спросило такси. — Или с «Че»?

— Чикаго.

— По-моему, другое. Впрочем, если вы уверены, — такси стало разворачиваться в противоположную сторону. Механизм задребезжал.

«Мы оба с тобой в этой наркотической фуге, — поняла Кэт. — . Вы ошиблись, мистер Корнинг, дав мне этот наркотик и оставив меня без присмотра. Корнинг? Кто такой Корнинг?»

— Я знаю, куда мы летим, — в Корнинг.

— Такого места нет на карте.

— Должно быть, — ее охватила паника. — Проверь еще раз.

— Нет такого географического пункта, честное слово.

— Значит, мы заблудились. Боже мой, это ужасно. Я непременно должна сегодня быть в Корнинге, а такого места нет даже на карте — что мне делать? Пожалуйста, не бросайте меня, вы же видите, в каком я состоянии.

— Минутку, мисс, я свяжусь с диспетчерской службой в Нью-Йорке. — Через некоторое время он растерянно пробормотал: — Мисс, в Нью-Йорке нет диспетчерской службы воздушных такси.

— А что там вообще есть?

— Только радиостанции, уйма разных радиостанций, но нет ни телевизионных передач в эфире, ни коротковолновых станций. Я поймал станцию, на которой звучит нечто под названием «Мэри Мерлин» в сопровождении фортепианной пьесы Дебюсси.

Кэт хорошо знала историю: в конце концов, это было ее, собирателя древностей, работой.

— Ну-ка дайте послушать, — распорядилась она. Такси включило радио — и в следующую секунду Кэт услышала женский голос, рассказывающий историю о страданиях другой женщины. «Нет, им не разбить меня изнутри, я знаю прошлое так же хорошо, как настоящее», — подумала Кэт.

— Отставьте эту передачу, — бросила она. — И держите курс прямо.

И Кэт стала внимательно слушать мыльную оперу в несущемся вперед такси.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Вопреки природе и здравому смыслу светало Такси потихоньку сходило с ума, в панике восклицая:

— Нет, вы видели, мисс? Внизу на шоссе — древний наземный автомобиль!

Такси спустилось ниже, чтобы Кэт смогла оценить.

— Вижу, — откликнулась Кэт. — Форд тысяча девятьсот тридцать второго года. Таких моделей давно нет, их пережило несколько поколений.

Кэт быстро соображала, оценивая происходящее.

— Так, мне нужно выйти.

— Где? — такси решительно не понравилась ее идея.

— Вон в том городке впереди. Посади на какую-нибудь крышу.

Она почувствовала внезапное спокойствие. Теперь понятно, что все дело в наркотике. Так будет продолжаться, пока JJ-180 не выработает свой ресурс в обменных процессах и не выведется из нервных клеток мозга. JJ-180 захватил ее врасплох, но в конечном счете она так же неожиданно вернется в свое время.

— Мне нужно найти банкомат, — сказала она. — И не выключай счетчик.

Тут Кэт поняла, что у нее нет денег этого времени, старинных долларов образца тридцатых годов. Без денег здесь все под запретом. Что она может в таком случае сделать? Позвонить президенту Рузвельту и предупредить о Перл-Харборе, пришло ей в голову. Изменить ход истории. Может, тогда не изобретут атомную бомбу.

Кэт ощутила себя совершенно бессильной, и в то же время наделенной могущественной властью. Ведь она здесь человек из будущего. Ее охватили смешанные чувства. Может, захватить отсюда какой-нибудь артефакт для Вашинга-35?

— Постой, — задумчиво пробормотала Кэт. — Вергилий Аккерман был в это время маленьким мальчиком? Значит... Что это значит? — воспрянула она.

— Ничего, — ответило такси.

— Теперь Вергилий у меня в руках, — она открыла сумочку. — Я дам ему что-нибудь, к примеру, доллары. Назову даты, когда США будет вступать в войну, и Вергилий сможет использовать эти знания. Например, играть на бирже. Найдет, в общем, что делать, он всегда был смышленым мальчуганом, намного умнее меня.

Господи, но что Кэт может сделать? Объяснить Вергилию устройство какого-нибудь прибора, чтобы он мог его изобрести и запатентовать? Посоветовать ставить на боксера Джона Луиса в каждом поединке? Купить землю в Лос-Анджелесе, которая скоро вырастет в цене? Что можно рассказать восьми-девятилетнему пацану, когда знаешь все происходящее на сто двадцать лет вперед?

— Мисс, — погрустневшим голосом напомнило такси о своем существовании. — У меня горючее на исходе.

Кэт покрылась ледяным потом.

— Но у вас же его на пятнадцать часов!

— Бак был неполный, — неохотно призналось такси. — Моя вина. Простите. Я как раз ехал на заправку, когда вы меня остановили.

— Проклятая бандура! — в ярости воскликнула Кэт.

Ничего не поделаешь, до Вашингтона тысяча миль, и им туда не добраться. А такси заправки нужен высококачественный протонекс лучшей очистки, которого не сыщешь в этом веке.

Однако такси подбросило ей другую идею. Протонекс — лучшее горючее всех времен и народов — добывалось из морской воды. Надо было набрать бутылочку протонекса из бака такси и послать отцу Вергилия Аккермана, попросив отдать жидкость на анализ.

Нет, она не сможет послать письмо: у нее даже нет денег на марки. В кошельке Кэт имелось отделение, в котором пряталось несколько мятых почтовых марок, но все они были из ее эры, из две тысячи пятьдесят пятого года.

— Черт! — выругалась Кэт про себя. — Все в моих руках — а я ничего не могу сделать!

— Как я могу отправить письмо в чужом времени, когда таких марок не существовало? — пожаловалась она такси. — Скажите мне, как?

— Пошлите письмо без марки и обратного адреса, мисс, — посоветовало такси. — Тогда марку приклеят на почте.

— Верно, — сказала Кэт. — Как я сразу не догадалась!

Однако протонекс в конверте не отправишь, придется идти на почту и запаковывать бандероль.

— Скажите, есть у вас какие-нибудь транзисторы в вашей микросхеме? — спросила Кэт у такси.

— Есть — отвечала машина. — Но без транзистора я не смогу пользоваться рацией. — Еще я вынужден буду включить транзистор в счет: это очень дорогая деталь, потому что...

— Заткнитесь, — оборвала Кэт. — И приземлитесь в этом городе.

Она торопливо написала на листке:

«Вергилий Аккерман, это радиодеталь из будущего. Не показывай ее никому до тысяча девятьсот сорокового года. Потом принеси в Корпорацию Вестингауза или в „Дженерал электрик“ или любую другую фирму. Это сделает тебя богатым. Я Кэтрин Арома. Запомни меня, мы встретимся в будущем».

Такси осторожно опустилось на крышу офисного здания в центре небольшого городка. С тротуара смотрели несколько зевак, разряженных в нелепые костюмы из прошлого.

— Садитесь на землю, — приказала Кэт. — В этом веке нет посадочных площадок на крышах. Теперь мне нужен почтовый ящик.

Поискав в сумочке, Кэт достала конверт, набросала на нем адрес Вергилия, который знала по Вашингу-35, и запечатала, положив в него письмо вместе с транзистором. Под днищем такси медленно ползли старинные авто.

Вскоре Кэт нашла почтовый ящик, такой же допотопный, как и все остальное. Опустив конверт, она остановилась перевести дыхание.

Итак, она обеспечила экономическое будущее Вергилия, а значит, и ее собственное.

«И пошел ты к черту, Эрик Арома, ты мне больше не нужен, — подумала она».

Но тут же с отвращением поняла, что выйти замуж за Эрика все же придется, иначе у нее не будет фамилии — и Вергилий не узнает ее в будущем. Ведь она подписалась фамилией Эрика. Кэт прикусила губу. Перед ней грандиозные возможности человека из будущего, но она никак не может ими воспользоваться.

Медленно Кэт вернулась к припаркованному такси.

— Мисс, вы не поможете мне отыскать горючее? — обратилось к ней такси.

— Здесь ты не найдешь никакого горючего, ответила Кэт. — Ситуация раздражала ее все больше. — В лучшем случае низкооктановый шестидесятый бензин. Сомневаюсь, что тебе он пригодится.

Прохожий в соломенной шляпе, мужчина средних лет и среднего возраста, замер при виде робота-такси из две тысячи пятьдесят второго года.

— Леди, что это? Испытание новой секретной игрушки Военно-Морских сил?

— Да, — отозвалась Кэт. — Это наш подарок нацистам.

На почтительном расстоянии от Кэт начала собираться толпа.

— Запомните эту дату: седьмое декабря сорок первого года, — сказала Кэт, забираясь в такси, и захлопнула дверцу. — Поехали. А то я им такого расскажу... Впрочем, вряд ли они оценят, эти провинциалы среднего Запада.

Городок, судя по всему, находился между Канзасом и Миссури. Кэт терпеть не могла провинциалов.

Такси стало набирать высоту, а Кэт продолжала размышления.

«Если бы пришельцы увидели Канзас тридцать пятого года, они вряд ли стали бы завоевывать Землю. Или даже вступать в контакт с землянами: игра не стоила свеч».

— Сядьте где-нибудь в поле, — бросила она такси. — Надо дождаться момента, когда действия препарата иссякнет, тогда мы вернемся в настоящее.

Наверное, оставалось недолго: она уже ощущала призрачность происходящего вокруг. Как и в первый раз.

— Вы шутите? — переспросило такси. — Неужели возможно, чтобы мы...

— Проблема не в том, чтобы вернуться в наше время. А в том, чтобы оставаться под воздействием наркотика, пока не успеешь сделать что-то полезное, — оборвала Кэт. — Однако наше время истекло.

— Что за наркотик, мэм?

— Не твое поганое дело, — ответила Кэт. — Ты просто механическое ничтожество с контактами и проводами вместо плоти и крови, к тому же чересчур любопытное.

Она закурила сигарету и откинулась в кресле, чувствуя, как тело наливается усталостью. Трудный денек — и главное, она знала, что худшее впереди.

Молодой человек с желчным лицом с преувеличенной бодростью ответил на рукопожатие Эрика. Это наводило на подозрения.

— Очень рад нашему знакомству, доктор. Моя фамилия Фестенбург.

Тот самый помощник Секретаря, который редактирует его речи.

— Как вы сказали?

— Дон Фестенбург, — он улыбался.

Молодой человек имел довольно рыхлую комплекцию, но вопреки внешней несостоятельности он излучал силу. Не такую, какой обладал Секретарь Молинари в лучшие годы жизни, — у Фестенбурга была иная энергия. Подобные люди легко поднимаются на вторые роли; перед Эриком стоял типичный «серый кардинал». Заместитель по психологической работе с населением, психотропный лидер, начальник штаба, замполит и так далее — в разные времена таких людей называли по-разному.

Эрик думал об этом, наблюдая за Фестенбургом, который взбивал себе коктейль в шейкере, сладко улыбаясь. От коктейля он отказался. С такими людьми нужно держать ухо востро, поэтому расслабляться не хотелось.

— Поскольку наш разговор протекает конфиденциально, я хочу открыть вам кое-то, доктор Арома, — продолжал Дон Фестенбург. — Я догадываюсь, что у вас на уме; несмотря на телосложение пингвина, я достаточно чувствителен. Этот вялый придурок, этот конченый иппохондрик, которого вы видели, вовсе не Джино Молинари. Это робант, механический двойник. А энергичная фигура, которую вы смотрели по телевизору, — живой человек. Понимаете? Живее всех живых. Весь маскарад затеян ради того, чтобы ввести в заблуждение наших дорогих союзничков-лильцев.

«Вот те на, — подумал Эрик. — Вот это оборот».

— Но как?..

— Пришельцы должны видеть слабость нашего лидера и не бояться нас. В противном случае землянам придется плохо. Если они сожмут кулак, в котором держат нас...

После паузы Эрик выдавил:

— Невероятно...

— Однако факт есть факт, — пожал плечами Дон Фестенбург. — Это любопытная идея из башни из слоновой кости, интеллектуальная позиция. Посмотрите на все с моей стороны, и вам многое станет ясно.

— Однако вы утверждаете нечто противоположное тому, что говорил Молинари. Кого же мне, простите, лечить? Робант не нуждается в моей опеке, а этот, второй, по телевизору, — тем более лишен необходимости обращаться к услугам трансплантолога. Что я в таком случае здесь делаю, и зачем меня приняли на работу?

Дон Фестенбург приблизился к Эрику, мотая содержимое бокала, как будто собирался выплеснуть коктейль ему в лицо. Эрику показалось, будто дохнуло спертым воздухом из шкафа, в котором хранился скелет.

— Хочу сказать еще раз: так МОЖЕТ БЫТЬ. Крошка предположений — пища для ума. Пока не узнаете Джино Молинари ближе, вы не догадаетесь о том, что происходит на свете. Его медицинская карточка тоже может быть чьим-то сочинением, как и его речи, которые, как вы знаете, пишу я.

Он подмигнул:

— Как вам такой оборот событий, доктор? Или думаете, я выжил из ума: играю с вами в кошки-мышки, жонглирую идеями? Вы так подумали? Что ж, может быть, и так. Но вы неспособны доказать мою неправоту, поскольку... — он сделал наконец большой глоток из бокала и скорчил улыбку: — вы сами видели эту запись.

— Но вы же сказали, что я смогу убедиться во всем, как только проведу медицинское обследование Секретаря, — начал Эрик, «Скорее бы», — пронеслось в голове. — Так что, если вы позволите, я хотел бы откланяться. Я пока не устроился на новом месте.

— Погодите, еще не все. Ведь вы видели только запись. А где этот человек — или робант, — выступавший с экрана? Доктор, а вы знаете, что в средние века при дворе держали людей, живших в бутылках, всю жизнь проводя в стеклянных стенках? Их помещали туда детьми, и они вырастали карликами. Сейчас иные времена, однако Шайенн — современный королевский двор, и здесь тоже есть чем полюбоваться. Возможно, вас заинтересует, как профессионала, в чисто медицинском отношении...

— Мне кажется, все, что я увижу, не укрепит мою мысль остаться в Шайенне, — отвечал Эрик таким же любезным тоном. — Так что, говоря начистоту, не знаю, стоит ли, в самом деле...

— Погодите, — схватил его за руку Дон Фестенбург, видя, что доктор направляется к выходу. — Просто я хочу показать вам кое-что, имеющее непосредственное отношение к нашему разговору. Так сказать, материальное подтверждение. Оно совершенно безопасно, герметично закупорено, как средневековые уродцы, к тому же плавает в растворе. Пойдемте?

Дон Фестенбург распахнул перед Эриком дверь.

Сунув руки в карманы свободных, чуть мешковатых брюк, он направился по коридорам Белого Дома.

— Нижний уровень, комната «3-С», — бросил он через плечо.

Они остановились перед металлической бронированной дверью с табличкой.

ВХОД ТОЛЬКО ПО СПЕЦПРОПУСКАМ. ВЫСШИЙ УРОВЕНЬ СЕКРЕТНОСТИ.

Дверь охраняли два майора из «Сикрет Сервис».

— Джино доверяет мне, — сообщил Дон Фестенбург. Сунув карточку в электронный замок, он подождал, пока дверь ответит жужжанием и распахнется перед ними.

— Прошу вас. Только предупреждаю: я воздержусь от разъяснений того, что вы увидите.

В центре мрачной холодной комнаты, как бы утопавшей в морозном сером тумане, стоял стеклянный ящик. Как и утверждал Фестенбург, герметически закупоренный. Слышалось жужжание мотора холодильной установки, перегонявшей жидкий газ.

— Взгляните, — вдруг сказал Дон Фестенбург.

Невольно остановившись, Эрик прикурил дрожащей рукой сигарету и подошел ближе.

Там, в хрустальном гробу, словно подвешенное в воздухе, плавало тело Джино Молинари. Лицо его исказила агония. Он был мертв, это определялось невооруженным глазом. Умерщвлен секретарь ООН был каким-то архаичным оружием — скорее всего, огнестрельным, — о чем красноречиво свидетельствовали кровавые раны. В теле зияло несколько дыр, и прорванная пулями униформа цвета хаки была запятнана высохшей кровью. Руки были подняты и устремлены вперед — словно в последний момент человек пытался остановить убийц.

Перед Эриком, несомненно, предстал факт политического убийства: тело было прострелено пулями, отчего конвульсивно изогнулось, едва не разорванное на части. «Какой дикий, варварский способ умерщвления, — подумал Эрик. — Однако нельзя не признать — крайне действенный и эффективный».

— Ну как? — подал голос стоявший сзади Дон Фестенбург. — Как вам экспонат номер один нашего паноптикума? Давайте предположим, что перед нами робант, дожидающийся момента, когда он понадобится Джино, точно так же сконструированный в «Дженерал Электроникс».

— Но зачем это Молинари?

— Причин может быть несколько, почесав кончик носа, сказал Дон Фестенбург. — К примеру, на случай неудачного покушения на жизнь секретаря. Экспонат может быть выставлен как доказательство его смерти, чтобы ввести противника в заблуждение. Есть вероятность, что Джино намеревается рано или поздно отойти от дел, и готовит себе достойный уход: с покушением и легендарной смертью на глазах у народа. Так сказать, стать памятником при жизни.

— И вы уверены, что это робант?

— Я ни в чем не уверен, — холодно сказал Дон Фестенбург. — Я и думать не смею о том, что это — или кто это — на самом деле. Понимаете?

Дон Фестенбург отрывисто кивнул. В помещение вошли майоры службы «Сикрет Сервис», охранявшие вход в паноптикум. Эрик понял, что удовлетворить любопытство ему не удастся: тело осмотреть не позволят.

— И давно он здесь?

— Это известно одному Джино, а уж он, будьте уверены, никому не раскрывает своих тайн. На вопросы он отмалчивается и лишь лукаво усмехается в ответ. «Погодите, Дон, эта штука нам еще ох как пригодится, — говорит он мне в своей загадочной манере».

— Но если это не робант...

— Тогда это Джино Молинари собственной персоной, растерзанный градом пулеметной очереди. Примитивное, давно вышедшее из моды оружие, однако оно не дает ни малейшего шанса восстановить организм методами трансплантационной хирургии, — Дон Фестенбург поднял указательный палец. — Видите, повреждена черепная коробка? Часть мозга безвозвратно утеряна. Если бы это был он, не удалось бы восстановить его и вернуть к жизни, никакими методами, разве что клонировать бездумную куклу из плоти. Короче говоря, те, кто устроил покушение, знали, чего добивались, — и добились своего. Итак, вопрос: если это Джино, то откуда он взялся? Из будущего? Если мы поверим в сказки о веществе, сотворенном в одном из филиалов вашей фирмы... то очень может быть, что дело обстоит именно так. А вы что думаете на этот счет? — Фестенбург с интересом уставился на Эрика.

— Ничего, — признался Эрик. Ему были известны только слухи.

— В любом случае, это труп, — сказал Фестенбург. — И день за днем он приводит меня во все большее смятение, не дает мне спокойно жить, ставит все новые и новые загадки. Может, это Джино, которого убили в параллельном мире агенты Лилии? — судя по мрачным оттенкам в голосе, Дон Фестенбург больше не шутил. — Возможно, это альтернативный мир, в котором Земля не вступила в войну на стороне Звездной Лилии, и секретаря убили агенты их контрразведки. И тогда Джино пытается отыграться, взять реванш в этом мире... как вы думаете, доктор? Может такое существовать в действительности? Медицина допускает подобное?

«Допускает: двери психушки открыты для всех», — подумал Эрик. А сам ответил:

— Я слишком мало знаю об этом препарате, чтобы делать выводы...

— Очень жаль. Я надеялся, что хотя бы вы раскроете мне глаза на происходящее. Разочарован. Ведь вы беседовали с Молинари. Для этого я, собственно, и привел вас сюда. Хорошо, попробуем подойти к делу с логической стороны. Предположим, перед нами настоящий труп, из данного измерения, не имеющий ничего общего с этой магией — путешествиями во времени и прочим, — Дон Фестенбург замялся, не уверенный в своих рассуждениях. — В таком случае напрашивается убийственный вывод...

— Продолжайте, — напряженно сказал Эрик, который, казалось, сам начал догадываться.

— Нет никакого Джино Молинари!

Эрик хмыкнул.

— Неплохо придумано.

— Все они робанты. Один с программой здорового и энергичного человека, выставленный на обозрение народу. Второй изображает больного, полумертвеца, для успокоения врагов и так называемых «союзников». И третий — истинный труп в хрустальном гробу — для того, чтобы предъявить в нужный момент, когда игра будет кончена.

Дон Фестенбург ораторским жестом показал на стеклянный ящик с «заморозкой» в подтверждение своих слов.

— И неизвестно, не появятся ли другие варианты Джино Молинари. Логично? Могу себе представить, какие будут двойники. Как думаете?

— Вероятно, здоровяк, супермен, — предположил Эрик. — Такого не хватает в этой логической цепи. На случай, если потребуется доказать миру, что секретарь выздоровел. Кстати, вы читали его историю болезни?

— Само собой, — кивнул Дон Фестенбург. — Кстати, еще одна интересная деталь бросается в глаза при чтении этого прелюбопытного в своем роде документа. Все анализы брались со стороны: никто из медицинского штата, включая Тигардена, не имеет к ним ровным счетом никакого отношения. Я проверял, не трудитесь спрашивать нашего старого больного доктора, он и так на грани помешательства от того, что происходит вокруг. И вас, доктор, ни к каким обследованиям не подпустят, даже не думайте. Все, что вам остается, — ваши «умные приборы», которые лечат тело без вашего вмешательства. Вы можете прикасаться к телу Молинари годами, но вам не дадут проникнуть внутрь.

— У вас очень... развитое воображение, — заметил Эрик.

— Это не имеет отношения к делу. У вас, думаю, тоже вращается в голове немало идей, как все это объяснить.

— Ваш ум повышенно возбудим.

— Имеете в виду щитовидку? Да, по цвету моего лица вы вправе вынести подобный диагноз. Но не путайте причину и следствие. Все мои предположения основаны на фактах, — подчеркнул Дон Фестенбург. — Я хочу знать, кто такой Джино и к чему он стремится, чего добивается. Это человек необычайно хитрый и дальновидный, незаурядного склада ума. С возможностями, которые дает должность, с экономическими и человеческими ресурсами, которые находятся в его распоряжении, он способен на многое. Но при этом на стороне Молинари всего одна вшивая планетка, в то время как у них — целая звездная империя, включающая двенадцать планет и восемь лун. Вы сами знаете, доктор, это не дает ему покоя; ситуация вгоняет его в гроб. Понимаете, о чем я? Теперь главный вопрос: что позволяет ему оставаться живым? Вот истинное чудо.

— Думаю, вы правы.

Становилось яснее, почему Молинари принял его на работу.

— А с этой нимфеткой уже встречались?

— Вы имеете в виду Марию Райнеке?

— Только представьте себе, когда планета на грани гибели, Молинари, зная, что мы обречены, что достанемся ригам, если Звездная Лилия не предпримет чего-нибудь, — заводит себе Лолиту. Наглую, надменную, самоуверенную кокотку с изломанной неустойчивой психикой подростка и маньячки. Вы же видели, наверное, как она поднимает его из постели? Как заводную куклу. Вы слышали о дзене, доктор? Так вот, это один из коанов, или парадоксов, потому что Мария должна была стать последней соломинкой, которая утопит Джино. Невольно пересмотришь всю жизнь человеческую: ведь мы никогда не знаем, что такое последняя капля, та, что переполняет чашу. За ней может последовать нечто совершенно новое и невообразимое. Честно говоря, я Марию терпеть не могу, — Дон Фестенбург поморщился при одной мысли о Марии Райнеке. — Она отвечает мне взаимностью, с такой же интенсивностью. Нас связывает только общее дело.

— Какое же?

— Мы оба работаем на Джино. Разве вы не видите результатов?

— Интересно, а Мария видела пленку со здоровым Молинари?

Дон Фестенбург посмотрел на Эрика округлившимися глазами:

— А что? Хорошая мысль. Может, ей стоило бы на него полюбоваться. Впрочем, это меня не касается. Кстати, доктор, к моей теории, что на записи может быть не робант, а человек, магнетический, харизматический лидер. Если Мария увидит его — другие Молинари просто исчезнут, потому что на пленке существует именно такой Молинари, каким Мария хочет видеть Джино в жизни.

«Интересно, а как к этому отнесся бы сам Молинари?» — подумал Эрик. Вероятно, это объясняло, почему Секретарь так долго держит карту с двойником в рукаве.

— Одно только не дает мне покоя: если он робант, как Мария до сих пор не обнаружила этого?

— То есть?

— Как бы помягче выразиться... неужели она могла не заметить, что на протяжении довольно-таки долгого времени является любовницей побочного продукта компании «Дженерал Электроникс»?

— Доктор, меня это начинает утомлять, — поморщился Дон Фестенбург. — Давайте закончим дискуссию. Вам пора осваиваться на новом месте, обустраивать быт, а мне... тоже пора возвращаться к неотложным делам.

Офицеры из «Сикрет Сервис» расступились.

— Я все же не могу поверить... поскольку лично встречался с Джино Молинари и...

Фестенбург обернулся от дверей.

— Но не встречались с тем, кто снят на пленке, — спокойно возразил он. — Который, быть может, происходит из другого мироздания, в котором Земля способна отразить заговоры и агрессию внешних противников и лукавых союзников. Трое или даже четверо Молинари могут составлять целый военный совет. Ничего мыслишка? Представляете, что они способны выработать, к каким результатам прийти? Один ум в четырех ипостасях.

— Как вы разбежались. Не забывайте, что один уже труп.

— Не имеет значения, — Дон Фестенбург снова предупреждающе поднял палец, даже напутственно как-то поднял. — Главное — опыт. — И, переступая порог, добавил: — Одна только встреча с инвалидом произвела на вас огромное впечатление, согласитесь.

— Да уж.

— То-то.

На пороге появился служащий-робант в униформе.

— Доктор Арома, вас срочно желает видеть Генеральный Секретарь Джино Молинари. Мне поручено проводить вас в его кабинет.

— Ой, — сказал Дон Фестенбург, нервничая. — Кажется, я вас задержал.

Эрик без слов проследовал за робантом по коридору к лифту. Он интуитивно чувствовал, что вызов не просто так.

Молинари ждал его в кабинете, сидя в инвалидной коляске на колесиках, с посеревшим, осунувшимся лицом.

— Где вы были? — пожаловался он. — Впрочем, не имеет значения. Доктор, ожидается срочная конференция: прибыли полномочные представители Лилии, и вы должны присутствовать на ней. Я чувствую себя не совсем хорошо, поэтому в любой момент может понадобиться ваше вмешательство.

— Нельзя ли отложить?

— Ни в коем случае. Прилетел премьер. Очевидно, намечается что-то серьезное; лильцы хотят доконать меня. Премьер не может задерживаться более суток — нас разделяют громадные расстояния, парсеки пути.

Секретарь нажал кнопку в подлокотнике, и коляска покатилась за дверь.

— Пойдемте, доктор. Совещание начнется с минуты на минуту.

— Я встречался с Доном Фестенбургом.

— А-а, этот крысеныш... Умный малый, не правда ли? И способный ученик. Что он вам показывал?

Эрик смолчал. Вряд ли стоило рассказывать секретарю про его труп, особенно после того, как он только что жаловался на здоровье. Поэтому Эрик просто ответил:

— Водил меня по зданию.

— О-о, Дон Фестенбург может работать в Шайенне экскурсоводом: он у меня в доверии, поэтому знает все уголки в Белом Доме.

Они свернули за угол, где Молинари моментально окружила толпа переводчиков, чиновников министерства иностранных дел и вооруженной охраны. Тележка Молинари исчезла среди них, и теперь Эрик только слышал голос вождя.

— Прибыл Френик, собственной персоной. Представляю, чего лильцы хотят! Но мы еще посмотрим; лучше не загадывать вперед, они ведь телепаты. Предположениями только облегчаешь им работу.

«Френик», — внезапно холодом обожгло спину Эрика. Сам премьер-министр Звездной Лилии.

Неудивительно, что Молинари захворал.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Делегация землян торопливо расположилась по одну сторону длинного дубового стола. Из противоположных дверей конференц-зала стали появляться делегаты-пришельцы, рассаживаясь с деловитым видом. Очевидно, тратить время попусту они не хотели: ход войны заставлял торопиться.

Вот вошел премьер-министр Френик. Немедленно поднялась с мест вся делегация пришельцев и несколько участников конференции из числа землян. Пришельцы зааплодировали лысому костлявому человеку с маленькой, почти идеально округлой головой, который занял самое большое кресло в центре. Без предварительных приветствий он положил на стол папку с документами.

Странные глаза были у премьер-министра лильцев. Эрик заметил его взгляд, когда посол метнул взгляд на Молинари. У него были глаза параноика, холодный, бездвижный взор, словно бы сконцентрированный в одной точке; взгляд человека с топором за пазухой, который знает, что ударит, как только в мозг поступит сигнал.

Премьер-министр дежурно улыбнулся, приветствуя Секретаря, видимо, какое-то формальное соблюдение протокола встречи все-таки предполагалось. Хотя точнее было бы сказать, что Френик показал зубы. Но глаза его при этом оставались неподвижными и холодными, как вход в склеп. Не потому, что Френик бюрократ или считает себя важной шишкой, к которой недостойны приблизиться простые смертные. Френик оставался человеком — в худшем смысле слова.

Молинари, собранный, властный при исполнении обязанностей Генерального Секретаря, перед министром Фреником был наг и беспомощен.

«Бедный Джино совершенно раскис», — подумал Эрик.

Премьер-министр пришельцев, Кощей Бессмертный в облике человека, становился все холоднее и бездушнее, он словно вытягивал из Секретаря душу, как упырь.

Становилось понятно, отчего Молинари болел, не умирая. Это была реакция на стресс, защита от внешних сил, давивших на организм; правда, оставалось непонятным, как поведет себя организм Секретаря дальше. Одно выглядело однозначным: дуэль началась.

— Какая духота! — пробормотал один из чиновников поблизости. — Хоть бы открыли окно или включили кондиционеры.

В действительности кондиционеры работали на полную мощь. Ощущение недостатка воздуха создавало напряжение, повисшее в помещении, словно перед грозой.

Молинари пригнулся к Эрику, сказал:

— Сядьте ближе ко мне.

И немного откатил коляску от стола.

— Вы взяли чемоданчик с инструментами, доктор?

— Остался в гостинице.

Молинари вызвал робанта-курьера.

— Немедленно доставьте чемодан доктора из гостиницы, — приказал Секретарь робанту. — Я хочу, чтобы вы все время носили его с собой, — пояснил он Эрику.

Молинари прокашлялся и развернул коляску к тем, кто сидел по другую сторону стола переговоров.

— Ваше превосходительство, господин премьер-министр. У меня есть, кхм, заявление. Я хочу зачитать его. В нем рассматривается позиция землян по отношению к...

— Секретарь, — перебил Френик, обращаясь к нему на родном языке Молинари без переводчика. — Прежде чем вы его зачитаете, я хочу обрисовать ситуацию на фронтах.

Френик поднялся с места, и его помощник включил заблаговременно приготовленный проектор. На дальней стене зала высветилось изображение карты военных действий. Комната погрузилась во мрак.

Хмыкнув, Молинари засунул свое обращение в карман униформы. Ему опять не дали зачитать его. Опять заткнули глотку. Любая его инициатива пресекалась на корню; для политического лидера это был полный разгром.

— Наши совместные войска из стратегических соображений стянули линию фронта. Между тем риги перебрасывают большое количество техники и вооружений в этот сектор, между двумя планетами системы Альфа, — премьер-министр показал участок на звездной карте. — Но здесь им долго не продержаться, я предсказываю полный разгром противника в течении месяца по земному календарю. Риги еще не понимают, что мы ведем блицкриг. Наша задача разгромить врага в кратчайшие сроки. Победа придет нам в руки сейчас или никогда. Однако война растягивается не только во времени, но и в пространстве, так как в космосе мы не ограничены территорией боевых действий, как при планетарной войне, — Френик обвел указкой пространство карты. — К тому же риги уже разбросаны по всей звездной карте и предпочитают вести партизанские действия. Они отказываются встретиться с нами единой армией и принять поражение. И если нам удастся провести генеральную битву вот на этом участке, то они приговорены, потому что будут отрезаны от остальных сил, — показал Френик. — Далее. У нас появится еще двенадцать дивизий к концу года, я вам обещаю, Секретарь. И все же необходимо произвести очередной призыв среди землян.

Премьер-министр сделал красноречивую паузу, ожидая ответа.

Молинари пробормотал:

— Доктор, вам принесли чемоданчик?

— Нет еще, — отозвался Эрик, оглядываясь в поисках робанта-курьера.

Нагнувшись к доктору, Молинари зашептал:

— Знаете, что меня беспокоит в последнее время, кроме живота? Жуткие головные боли. Прямо, знаете, стучит в висках: тук-тук. То есть бах-бах. Что бы значили эти звуки?

Министр Френик, не дождавшись ответа, продолжил:

— Кстати, у нас появилось новое оружие, разработанное на Четвертой планете Империи. Вы знаете, что наши планеты называются по номерам, а закрепленные за ними спутники обозначаются тем же номером с дробью. Вы будете поражены, Секретарь, когда увидите демонстрационные клипы испытаний этого оружия.

Снова повернувшись к Эрику, Секретарь забормотал:

— И когда я поворачиваю голову вот так, из стороны в сторону, какой-то неприятный хруст в основании затылка. Вот, слышите?

Он продемонстрировал, с болезненным видом повернув голову, как человек, желающий ответить «нет» при помощи языка жестов. — Что бы это значило?

Эрик не ответил, он не спускал глаз с Френика, делая вид, что внимательно слушает Молинари.

— Секретарь, предлагаю на ваше рассмотрение вариант уничтожения флота ригов при помощи водородных снарядов, — сказал Френик после очередной паузы. — Вскоре они сойдут с наших конвейеров. Нам уже удалось нанести ими значительный урон в дальнем космосе за передовыми линиями ригов.

В комнату проскользнул робант-курьер с чемоданчиком Эрика.

Не обращая на него внимания, Френик продолжал злым и настойчивым голосом:

— Хочу также указать вам, Секретарь, что военные бригады землян не подготовлены к военным действиям из-за плохого снабжения боекомплектом и поэтому отказываются сражаться. Победа, конечно, все равно останется за нами, это неизбежно. Но каково нам видеть рядом союзника, бойкотирующего военные действия? Посылать на фронт неподготовленных людей — преступление, разве вы не согласны, Секретарь?

Не останавливаясь, Френик продолжал:

— Вам надо обратить на это самое пристальное внимание, ведь вы верховный главнокомандующий.

Молинари увидел чемоданчик в руках Эрика и облегченно кивнул:

— Наконец-то. Держите его наготове, поближе ко мне. Знаете, я сейчас подумал, наверное, эти боли из-за гипертонии.

Эрик отрывисто кивнул.

— Вполне вероятно, что... — захваченный происходящим, премьер-министр осекся, его рыбьи глаза стали совершенно безжизненными. Поведением Секретаря окончательно вывело его из себя. Его влияние на аудиторию слабело.

— Теперь о самом главном, Секретарь, — заявил Френик. — Мои боевые генералы рассказывают, что оборонительное оружие ригов...

— Погодите, — прохрипел Молинари, перебивая. — Я должен посовещаться с коллегой. — И, склонившись Эрику на плечо, Молинари пролепетал: — И знаете что еще? Кажется, у меня проблемы со зрением. Я просто слепну. Доктор, измерьте мне давление.

— Как? Прямо сейчас?

— Да. Я чувствую, что оно опасно подскочило.

Эрик открыл чемоданчик.

Министр Френик у светящейся карты ядовито заметил:

— Господин Генеральный Секретарь, следует кое-что уточнить, прежде чем мы продолжим обсуждение остальных вопросов. Войскам землян не выстоять перед новой гомеостатической бомбой ригов, поэтому мне придется снять полтора миллиона рабочих с военных заводов, чтобы отправить на фронт. Их должны заменить полтора миллиона землян, которые будут переправлены в Империю гастарбайтерами. Примите во внимание: им не придется умирать на фронтах; мы бережем ваше население, Секретарь. Рабочие должны быть переправлены как можно скорее. Сейчас или никогда.

Френик повторял последнюю фразу как заклинание. Он добавил:

— Это главный вопрос данного совещания.

Эрик увидел на тестовом диске, что у Молинари невозможное для человека давление — двести девяносто.

— Что, дела мои совсем плохи, доктор? — спросил Молинари, бессильно утыкаясь в Эрика головой. — Вызывайте Тигардена, — приказал он робанту. — Ему требуется срочно посовещаться с доктором Арома. Они должны немедленно диагностировать...

— Секретарь, — повысил голос Френик. — Мы не сможем продолжать, если вы не будете отвечать или хоть как-то реагировать на мои вопросы и предложения. Повторяю: я требую у вас полтора миллиона людей, мужчин и женщин, для работы на имперских военных фабриках. Вы слышите? Они будут транспортированы в Империю на этой же неделе по земному времени.

— Хм-м, — отозвался Молинари. — Да, министр, я слышу вас, я подумаю.

— Думать некогда, — рявкнул Френик. — Или мы утратим позиции на фронте «С», где давление ригов самое высокое. В случае их прорыва землянам придется плохо...

— Я проконсультируюсь с моим военным советником, чтобы получить его одобрение, — после продолжительной паузы отозвался Молинари.

— Нам нужны полтора миллиона ваших людей — и немедленно!

Молинари с усилием вытащил из кармана свернутые листки «заявления»:

— Министр, я хотел бы зачитать...

— Так я могу рассчитывать на ваше согласие? — не отставал Френик. — После этого мы сможем продолжить, и вы будете читать все, что хотите.

— Я болен, — сказал Молинари.

Воцарилась тишина.

Наконец заговорил Френик:

— Боюсь, Секретарь, в вашем здоровье еще долгие годы не наступит улучшение. Поэтому я пригласил на конференцию виднейшее медицинское светило, одного из лучших врачей Империи, доктора Горнела.

С противоположной стороны стола поднялся пришелец с пустым лицом и поклонился Молинари.

— Я пригласил его осмотреть вас. Известно, что правильный диагноз в медицине — половина успеха.

— Благодарю вас, министр, — откликнулся Молинари. — Ваша доброта не имеет границ. Однако у меня есть свой прекрасный доктор Арома. Они с коллегой доктором Тигарденом справятся сами и приготовят все к операции.

— Операция? — первый раз в голосе Френика прозвучала эмоция. — Вы что, собираетесь проводить ее прямо сейчас?

— У меня опасно высокое давление, — объяснил Молинари. — Я с минуты на минуту могу ослепнуть. По правде говоря, я уже сейчас плохо вижу и даже не могу понять, что вы там показывали, на дальней стене. — И вполголоса добавил Эрику: — Доктор, все вокруг как в тумане. Куда провалился Тигарден?

Эрик отвечал:

— Никак не могу выяснить, отчего у вас так подскочило давление. Секретарь, у меня нет при себе необходимых диагностических инструментов, — подыгрывая Молинари, он снова стал рыться в чемоданчике. — Я сделаю вам инъекцию радиоактивных солей, и когда они проследуют по кровяному руслу... по вашей кровеносной системе...

— Знаю, — сказал Молинари. — Все вещество соберется в источнике тромба к месту сужения сосуда. Приступайте.

Они разыгрывали спектакль перед возмущенным премьер-министром, выступая в роли «больного» и «доктора».

Молинари закатал рукав формы и выставил волосатую руку. Эрик приставил к вене шприц-пистолет, настроенный на внутривенный укол в области локтя, и нажал спуск.

Министр Френик хмуро спросил:

— Что происходит, Секретарь? Мы можем продолжать совещание?

— Да, продолжайте, — слабым голосом откликнулся Молинари. — Доктор Арома просто занимается своим делом.

— Во-первых, Секретарь, я настаиваю, чтобы доктор Горнел был включен в ваш штат. Во-вторых, согласно донесениям моей контрразведки, на вас готовится покушение с целью вывести Землю из войны. Поэтому я хотел бы выделить для вашей охраны отряд коммандос из числа войск Империи. Это будет группа в двадцать пять человек, способных защитить вас от любых посягательств.

— Что? — спросил Молинари, вздрагивая. — Что вы нашли, доктор? — Казалось, он растерян оттого, что не может одновременно совещаться с доктором и уделять внимание конференции.

— Извините, министр. Прошу вас подождать. — И в полголоса доктору: — Ну как там? Мне показалось, вы только что говорили мне что-то. Нет? Извините, — он растерянно потер лоб.

— Я ослеп! — воскликнул Молинари. — Я ничего не вижу! — в его голосе звучала неподдельная паника. — Сделайте же что-нибудь, доктор!

Эрик, наблюдая движение потока радиоактивной соли по кровяному руслу, обронил:

— Похоже, это сужение канала, стеноз*[4] в левой почечной артерии...

— Знаю, — кивнул Молинари. — У меня было то же самое с правой почкой. Вы должны оперировать, доктор, или это убьет меня.

Он стал вялым, от слабости не мог поднять голову: ссутулился и обмяк в инвалидной коляске.

— Господи, как же мне плохо, — пробормотал он. Сделал попытку встать, но чуть не вывалился из кресла: Эрик вместе с помощью персонала усадили Секретаря на место. Тело Молинари стало безжизненно тяжелым и каким-то вязким.

— Конференция продолжается, — не терпящим возражений голосом объявил Френик. — Не для того я столько летел...

— Хорошо, — пробормотал Молинари. — Пусть меня оперируют прямо здесь, а вы продолжайте, — он вяло кивнул Эрик.: — Не ждите Тигардена, можете начинать.

— Как? Здесь?

— Ничего не поделаешь. Я в смертельной опасности, — Молинари навалился на стол. Ему не удалось самостоятельно вернуться на место, и он лежал мешком.

На дальнем конце стола вице-секретарь ООН Рик Приндл кивнул Эрику:

— Приступайте, доктор. Сами понимаете, операцию нельзя откладывать.

Видимо, для него это было дело достаточно привычное, как и для остальных членов секретарского штаба.

— Секретарь, может быть, в таком случае вы уполномочите мистера Приндла продолжать переговоры за вас? — обратился Френик к Молинари.

Но ответа со стороны Молинари не поступило. По всей видимости, он находился в бессознательном состоянии, каковой факт временно блокировал переговоры.

Из чемоданчика Эрик достал небольшой хирургический блок. Проникая под слой кожи, сальник и ткани, он входил через артериальную стенку, выпуская пластиковый переходник, обходя место тромба. Впоследствии тромб можно будет растворить или изъять хирургическим путем, перевязав этот ставший уже дополнительным участок артерии.

Открылась дверь, в конференц-зал вошел доктор Тигарден. Увидев издалека бесчувственное тело Молинари, он подбежал к Эрику.

— Вы уже приступили к операции? — торопливо спросил он.

— Да, все необходимое у меня с собой. Я воспользовался инструментом из своего набора.

— Надеюсь, вы понимаете: никакой пересадки органов. Любая пересадка под запретом.

— В этом нет необходимости.

Тигарден прощупал пульс Молинари, расстегнул форму Секретаря, прослушал грудную клетку стетоскопом.

— Сердцебиение слабое и нерегулярное. Его необходимо срочно заморозить.

— И чем скорее, тем лучше, — согласился Эрик, доставая необходимые инструменты.

Френик, глядя на происходящее, спросил:

— Вы что, собираетесь его замораживать?

— Ничего не поделаешь, метаболические процессы, — ответил Эрик.

— Меня не интересуют процессы, по которым разлагается это тело. Меня интересует, как я могу продолжать совещание с замороженным секретарем, находящимся к тому же под ножом у хирурга. Ради этой конференции я преодолел расстояние в сотни и тысячи световых лет.

Таким разгневанным министра не видел никто и никогда. Пришельцы невольно сжались и побледнели.

— У нас нет выбора, министр, — ответил Эрик. — Молинари умирает.

— Мне все ясно, — сказал Френик и, сжимая кулаки, вышел из зала заседаний.

— Фактически он уже мертв, — заметил Тигарден, продолжая слушать сердце фонендоскопом. — Наступила клиническая смерть.

Эрик застегнул на шее Молинари воротник и сделал укол. Холод через артерию мгновенно начал распространяться по телу секретаря, замораживая сердце.

Френик, нервничая, вернулся в зал и стал совещаться со своим медиком. Наконец он объявил во всеуслышание:

— Я бы хотел, чтобы доктор Горнел присутствовал при операции.

Вмешался вице-секретарь ООН:

— Это невозможно, уважаемый премьер-министр. Молинари издал указ, по которому оперировать его могут только доктора из числа его окружения. Это его личные доктора, которых он сам набирает в свой штат. И не только оперировать, но и осматривать. И вообще приближаться к его персоне посторонним запрещено. Таков закон Земли.

С этими словами он кивнул Тому Йохансону. Люди из «Сикрет Сервис» окружили место операции и тело Секретаря.

— Но почему?

— Потому что они знакомы с историей его болезни, — деревянным голосом отвечал Приндл.

— Непостижимо, — прошипел министр. — Если они же довели его до такого состояния...

Тем временем Эрик вполголоса спросил у Тигардена:

— Подобное не в первый раз происходит во время совещания с пришельцами?

— Пятый, — откликнулся Тигарден.

Эрик ткнул в бок Молинари устройство, напоминающее шприц-пистолет, и нажал спуск, производя глубокий выстрел анестетиком. Выпущенный из аппарата зонд стал пробираться к почечной артерии Секретаря.

В зале повисла тишина, слышалось лишь жужжание скальпеля. Казалось, все остальное, в том числе и министр Френик, пропало, утонуло в большом громоздком секретарском теле, заслонившем собой мир.

— Послушайте, Тигарден, — позвал коллегу Эрик, вытирая пот со лба. Он отступил от оперируемого и закурил сигарету. — Пожалуй, стоит проверить, не было ли гипертонического криза у кого-нибудь из сотрудников Белого Дома в последние несколько часов. И, возможно, такого же случая с блокировкой почечной артерии.

— Можете и не искать. У горничной с третьего этажа. Я только что оттуда. Наследственный порок, правда, обостренный непомерной дозой амфетаминов, которые она приняла за текущие сутки. Она как раз тоже начала терять зрение накануне операции. Сейчас все позади.

— Понятно, — сказал Эрик.

— Давайте обсудим позже, — предупредил Тигарден. — Или забудем об этом.

К врачам приближался министр пришельцев.

— Как скоро Молинари сможет продолжить участие в беседе?

Эрик с Тигарденом переглянулись.

— Трудно сказать, — наконец ответил Тигарден.

— Сколько для этого нужно времени по вашему земному календарю? Несколько часов? Дней? Или, может быть, недель? Я не могу задерживаться на вашей планете, на мне лежит ответственность за целую Империю. Последний раз десять дней потратили даром, ожидая, пока он придет в чувство. Я не могу ждать более трех суток.

За его спиной советники, военные и промышленные, складывали бумаги в папки и портфели.

— Есть надежда, что через пару суток он пойдет на поправку, — учитывая крепость организма, совладавшего с таким количеством болезней. Но говорить наверняка я бы не решился.

Обернувшись к Приндлу, министр Френик заявил:

— Мне видится в этом какое-то издевательство. Почему вице-секретарь не может работать за секретаря, который находится в коме? Зачем тогда существует должность? Она что, чисто номинальная?

Тот лишь пожал плечами в ответ:

— Не мне об этом судить. Спросите у Молинари, — он кивнул на бесчувственное тело. — Я всего лишь заместитель, мои функции регламентированы законом, подписанным главой мирового правительства.

Френик пошел на попятный:

— Секретарь Молинари является моим личным другом, которым я очень и очень дорожу. Я хочу быть в курсе его состояния здоровья.

— Вам будут регулярно высылаться бюллетени, — заверил премьер-министра вице-секретарь.

— И все же, почему Империя должна нести главный груз на себе в этой войне? — Френик пожал плечами. — Вы же наши союзники. Отчего земляне так равнодушны к нашей борьбе с ригами?

Ни Приндл, ни оба доктора не дали ему вразумительного ответа.

Тогда Френик обратился к членам делегации пришельцев на своем языке, и вскоре лильцы покинули зал.

— Пришельцы вновь стали ушельцами, — прокомментировал Тигарден.

— На время, — хмуро заметил Приндл. — Поверьте мне, на очень небольшое время.

«Секретарь ООН собственной болезнью и клинической смертью спас полтора миллиона землян, обреченных трудиться на военных фабриках иной звездной системы, — подумал Эрик. — Неведомо в каких условиях и с какими последствиями. Скорее всего, их потом тоже отправили бы на фронт, отдали на растерзание ригам. Или рассадили бы по зоопаркам».

Эрик начинал понимать, что от него как от личного врача Молинари требовалось.

Джино Молинари под охраной «Сикрет Сервис» находился в спальне, полу лежа на подушках, просматривал оппозиционную «Нью-Йорк Таймс», расположенную перед ним на специальной подставке.

— Читать мне разрешено, доктор?

— Отчего бы нет, — откликнулся Эрик.

Операция прошла успешно, давление вернулось к нормальному уровню (с учетом возраста и физического состояния пациента).

— Посмотрите, что пишут в этой паршивой газетенке.

Молинари передал первый лист Эрику.

СОВЕЩАНИЕ ГЛАВ ГОСУДАРСТВ БЫЛО ПРЕРВАНО НЕОЖИДАННОЙ БОЛЕЗНЬЮ СЕКРЕТАРЯ. ДЕЛЕГАЦИЯ ПРИШЕЛЬЦЕВ, ВОЗГЛАВЛЯЕМАЯ ФРЕНИКОМ, ОКАЗАЛАСЬ В ВЫНУЖДЕННОЙ ИЗОЛЯЦИИ.

— Откуда они все это берут? — подивился Молинари, чей голос еще не окреп после приступа. — Вы, кстати, понимаете, что Френик хотел вынудить меня подписать протокол встречи?

— Понимаю, не вините себя ни в чем, вы все сделали как надо.

«Сколько он продержится? — размышлял Эрик. — В конце концов, добром это не кончится».

Дверь спальни распахнулась, на пороге появилась Мария Райнеке.

Взяв девушку под локоть, Эрик вывел ее в коридор.

— В чем дело? — недовольно спросила она. — Мне с ним и поговорить уже нельзя?

— Минутку, — Эрик замялся, не зная, как объяснить. — Позвольте сначала спросить вас кое о чем. Молинари когда-нибудь проходил курс психотерапии или психоанализа?

Медкарта больного молчала, но у Эрика имелись определенные подозрения на этот счет.

— А зачем? — Мария зазвенела язычком молнии своего бушлата. — Он сумасшедший?

— Нет, конечно, — втолковывал доктор. — Но его психическое состояние...

— Джино просто невезучий до чертиков, оттого всегда что-нибудь подхватывает. И психолог здесь не поможет: он не влияет на удачу. — Нехотя Мария добавила: — Ну да, был у него однажды какой-то аналитик, консультировал несколько раз в прошлом году. Но вообще-то это государственная тайна, имейте в виду. Если оппозиция что-нибудь узнает...

— Назовите мне, пожалуйста, имя психоаналитика.

— Да чтоб я его помнила! — Глаза Марии зло блеснули. Девушка пристально и с подозрением уставилась на Эрика. — Я даже доктору Тигардену не сказала, а он мне гораздо симпатичнее, чем вы.

— После того, что случилось сегодня...

— Аналитик давно мертв, — оборвала Мария. — Джино убил его.

Эрик уставился на нее непонимающим взором.

— И знаете за что? — она злорадно улыбнулась с жестокостью малолетки, на мгновение вернув Эрика в воспоминания о собственном пубертатном периоде, напомнив, до чего доводили его тогда вот такие девчонки. — За то, что он сказал о болезни Джино. Я не знаю, что именно, но думаю, тот тип был прав. Что и довело Джино до исступления. Желаете отправиться следом?

— Знаете, кого вы мне напоминаете? — ответил Эрик уколом на укол. — Министра Френика.

Мария оттолкнула его, устремляясь к дверям, за которыми лежал больной Молинари.

— Мне пора, прощайте.

— А вам известно, что сегодня во время конференции он умер?

— Да, он делал это множество раз. Ненадолго, разумеется, не дожидаясь биологической смерти. Ну а вы с Тигарденом были, конечно, тут как тут, и успели его заморозить. Я все эти штучки знаю. Кстати, с чего вдруг я напоминаю вам Френика, эту свинью в скафандре?

Она обернулась, изучая его пытливым взором.

— Я совсем не такая, как пришельцы. Вы просто хотите разозлить меня и вывести из себя, да? Чтобы я в горячке проговорилась, не так ли, господин психолог?

— Проговорились о чем?

— О суицидальных комплексах Джино, — она говорила об этом, как о чем-то обыденном. — Да, они у него есть, известно каждому. Наверное, кроме вас. Потому и притащили меня его родственнички: чтобы я не отходила от Джино ни днем, ни ночью. Особенно ночью, когда он совершенно один. Чтобы прижималась к нему в постели или наблюдала за тем, как он расхаживает по спальне, когда у него бессонница. Джино не может оставаться ночью в одиночестве, ему надо с кем-то говорить. Чтобы поднять его утром на ноги, в четыре утра — или это считается ночью? — она усмехнулась. — Понимаете, доктор? А вы делаете это для кого-нибудь? Или кто-то для вас?

Эрик покачал головой.

— Очень плохо. Вы явно нуждаетесь в этом. Жаль, что не могу сделать этого для вас, меня и на Джино едва хватает. Да и вообще вы не в моем вкусе. Ну, удачи вам, — может, еще найдете кого-то вроде меня.

Мария исчезла за дверью.

Доктор Арома остался стоять в коридоре, чувствуя собственную ненужность и бесполезность, а более всего одиночество.

«Интересно, не сохранились ли записи психоаналитика о его визитах к Молинари, — механически подумал он, возвращаясь мыслями к работе. — Наверняка Джино все уничтожил, чтобы не попали в руки пришельцев».

Все верно, именно в четыре утра ему хуже всего. Но при нем в этот момент нет никого, Мария права.

— Доктор Арома?

Рядом появился человек из «Сикрет Сервис».

— С вами хочет увидеться женщина, утверждающая, что она ваша жена.

— Вполне может быть, — пробормотал Эрик.

Внезапно он испытал привычный приступ страха, которым сопровождалось появление Кэт в его жизни.

— Не пройдете ли со мной засвидетельствовать, что это именно она?

Эрик безвольно направился следом.

— Знаете что, — остановился было он. — Скажите ей, чтобы она... («Нет, так эту проблему не решить, — пронеслось в голове. — Она все равно подкараулит его где-нибудь. Зная ее темперамент, от Кэт можно было ожидать чего угодно. Я, в конце концов, не ребенок, чтобы прятаться») Я не сомневаюсь, что это она, проводите ее сюда. Кстати, — обратился он к «Сикрет Сервису». — Вы представляете, что это такое: жить с единственно чуждым тебе на свете человеком?

— Нет, — мотнул головой охранник, удаляясь по коридору.

Очевидно, они все холостяки, как и Отто... как там его...

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Кэтрин стояла в углу большого и просторного вестибюля Белого Дома, читая оппозиционные ведомости «Нью-Йорк Таймс». Она была одета в черный плащ, лицо покрывал слой макияжа. Несмотря на него, в лице Кэт просвечивала бледность, особенно заметная на фоне больших, ставших отчего-то просто огромными, глаз, полных муки.

Издалека заметив Эрика, она оторвалась от газеты:

— Читаю, как ты оперировал Молинари и спас ему жизнь. Мои поздравления.

Она встретила его жалкой и вымученной улыбкой.

— Пойдем куда-нибудь, возьмешь мне чашку кофе, я должна тебе многое рассказать.

— В этом нет необходимости, — ответил Эрик, почувствовав, что голос все же дрогнул.

— После твоего отъезда я пересмотрела нашу жизнь, — произнесла Кэт.

— Я тоже. И пришел к выводу, что самое лучшее для нас приступить к процедуре развода.

— Странно, я пришла к иному решению.

— Поэтому ты здесь, я вижу. Но по закону я не должен жить с тобой, и все, что от меня требуется...

— Сначала выслушай меня, — настойчиво сказала Кэт. — Ты не имеешь морального права бросать женщину, даже не выслушав ее.

Эрик вздохнул; сыграть на его слабости — безотказный прием. Но куда денешься?

— Ладно, пошли.

Он чувствовал, что на него наступает нечто Неотвратимое. Наверное, это и есть Рок: когда сама судьба вмешивается во все твои желания и решения, и даже в поступки. Как в древнегреческих трагедиях. Наверное, такое происходит от заложенного в человеке инстинкта саморазрушения.

Взяв жену за руку, Эрик повел ее по коридору мимо охраны Белого Дома к ближайшему кафетерию.

— Ты скверно выглядишь, — заметил он. — Какая-то бледная и напряженная.

— У меня сейчас не лучшее время, — согласилась Кэт. — С тех пор как ты уехал, со мной творится неладное. Наверное, у меня выработалась к тебе зависимость.

— Я не наркотик, чтобы ко мне привыкать, — отчеканил он.

— Нет, это другое.

— Тогда симбиоз. Как у гриба, сросшегося с деревом.

— Другое!

— Что еще тут может быть? Учти, Кэт, — к прежней жизни возврата нет.

Эрик ощутил холодную решимость, пусть лишь на мгновение; он был готов сражаться с ней до конца. Храбро заглянув жене в глаза, он вдруг заметил, что с ней что-то произошло.

— Кэт, — сказал он. — А ведь ты больна.

— Ты в каждом теперь видишь инвалида, потому что все время крутишься возле Мола. Со мной все в порядке, просто я немного устала.

Но Эрик видел, что она уже не та самоуверенная дерзкая Кэт, какой он всегда ее знал и помнил. Она словно высохла или раскололась внутри. Похоже на возрастные изменения, хотя не совсем то. Неужели разлука могла привести к таким последствиям? Тоже сомнительно.

— Тебе надо пройти обследование.

— Господи, да отстань ты, — вздохнула Кэт. — Я в порядке. То есть буду в порядке, когда приду в себя. Как только мы с тобой разрешим наше непонимание и...

— Разрушение отношений, уничтожение чувств не называется непониманием. Это приводит к полной перестройке жизни.

Взяв две чашки, Эрик наполнил их из кофейного автомата и расплатился с робантом-кассиром.

Как только они разместились за столом, Кэт закурила и сказала:

— Ну, положим, я соглашусь с тобой: как только мы расстались, моя жизнь покатилась с горы. Что тебе с того? Тебя это волнует?

— Волнует, но не в том смысле...

— Ты оставил меня в ужасном состоянии и смылся.

— У меня больной, который занимает все мое время и внимание. Я не могу заниматься при этом еще и тобой.

«В особенности когда сам не желаю», — подумал Эрик.

— Все, что от тебя требовалось... — Кэт вздохнула и отхлебнула кофе. Эрик заметил, что рука, которой она держала чашку, трясется. — Ладно, проехали. Просто возьми меня обратно, и со мной все будет в порядке.

— Нет, — сказал он. — Я не верю, что все будет в порядке. И это не поможет твоему состоянию, проблема в другом.

Как медик он с одного взгляда распознал, что с ней происходило: типичный абстинентный синдром*.[5]

— Ты могла сказать мне раньше, но тянула до последнего, пока не довела дело до безнадежного...

— Да! — воскликнула Кэт. — Я больна, признаюсь. Но это мое личное дело, пусть тебя это не беспокоит.

— Ты хоть понимаешь, что твоя нервная система непоправимо поражена? Ты теперь инвалид.

Голова ее непроизвольно дернулась при этих словах, и краска окончательно схлынула с лица.

— Хотя это, может быть, преждевременный диагноз, — поспешил Эрик успокоить ее. — Посмотрим, как будет развиваться болезнь. Наверное, тебя придется поместить на принудительное лечение.

— Господи, но почему я? Почему все на меня набросились? Разве я причинила кому-нибудь зло?

Кэт охватила паника. Она смотрела на мужа, как завороженная, не в силах вымолвить ни слова.

Эрик подошел к одной из официанток.

— Мисс, вы не могли бы вызвать за мой столик кого-нибудь из персонала «Сикрет Сервис»?

— Да, сэр, — невозмутимо откликнулась она и только кивнула пареньку, убиравшему посуду со столов. Тот тенью скользнул на кухню.

Эрик вернулся за столик. Он отпил кофе, стараясь сохранять спокойствие и невозмутимость, мысленно готовясь к тому, что должно произойти.

— Для тебя это лучший вариант. Я еще не знаю, какие могут быть последствия, но думаю, для тебя все этим и кончится. Наверное, ты и сама понимаешь.

— Подожди, Эрик, — дрожащим голосом произнесла она. — Отпусти меня. Я вернусь в Сан-Диего, ладно?

— Нет, — он покачал головой. — Ты сама захотела, чтобы все так обернулось, иначе бы не заявилась сюда. Теперь мой профессиональный долг обезопасить тебя от самой себя. Придется тебе потерпеть заключение.

Эрик чувствовал, что сейчас он холоден, рационален и полностью контролирует себя. Пусть ситуация из ряду вон выходящая, но он с достоинством выйдет из нее. Пока все не зашло слишком далеко.

— Ладно, — севшим голосом сказала Кэт. — Я села на JJ-180. Я тебе уже рассказывала об этом наркотике; он вызывает зависимость с первой дозы. Тебе ли, как доктору, не понимать, что это такое.

— Кто еще знает?

— О чем? — мстительно спросила она.

— О том, что ты принимала его.

— Иона Аккерман.

— Ты доставала его через ТИФФ?

— Д-да, — Кэт старалась не встречаться с мужем взглядом. Затем добавила: — Иона знает, потому что доставал для меня наркотик. Только, пожалуйста, никому не говори.

— Ладно, — вздохнул Эрик. — Не буду.

Голова снова заработала нормально. Видимо, Кэт пристрастилась к наркотику, о котором туманно намекал Дон Фестенбург? Название JJ-180 будило смутные воспоминания.

— Ты совершила чудовищную ошибку. Насколько я помню, препарат называется фрогедадрином. Наш филиал, «Фундук», действительно производит его.

У столика появился человек из «Сикрет Сервис».

— Вызывали, доктор?

— Я просто хотел подтвердить, что эта женщина действительно моя жена, как она утверждала. И я хотел бы, чтобы она осталась со мной.

— Все в порядке, доктор. Обычная проверка.

Кивнув, человек из «Сикрет Сервис» удалился.

— Спасибо, — выдохнула Кэт.

Эрик покачал головой, раздумывая.

— Пожалуй, отравление столь токсичным существом — самая опасная болезнь в нашем веке, почище рака и инфаркта миокарда. Вряд ли я смогу помочь; тебе надо в лечь больницу. Я свяжусь с «Фундуком», узнаю, что известно об этом препарате... но ты понимаешь, что все может оказаться совершенно безнадежным делом.

— Да, — обреченно качнула она головой.

— Но ты, я вижу, держишься молодцом, — Эрик наклонился через столик и коснулся ее руки, холодной и безжизненной.

— Меня всегда восхищала твоя отвага. Правда, как раз из-за своей бесшабашности ты и влипла в историю, в поисках... как это у вас называется, нового кайфа? Ладно, вернемся вместе.

«Приклеенные друг к другу твоей роковой привязанностью к наркотику, — подумал он с мрачным отчаянием. — Хороший повод возобновить супружеские отношения». Пожалуй, для него это слишком.

— Какой ты добрый, — пробормотала Кэт.

— У тебя есть чем «догоняться»?

Она замялась:

— Н-нет.

— Лжешь.

— Нет, — ее бросило в холодный пот. — Лучше я попробую достать сама, без тебя.

— Не хочешь сказать, кто тебя снабжает?

— Слушай, если меня подцепило на JJ-180, то я не могу раскрыть тебе дилеров, от этого зависит моя жизнь! Я не хочу больше принимать его, но должна, иначе не выжить. Хотя я уже хочу умереть, да и так умираю. Господи, зачем я в это впуталась!

— Что ты чувствуешь? — поинтересовался Эрик. — Что-то связанное с ощущением времени?

— Да. Время становится относительным понятием, как и пространство: ты пролетаешь сквозь него, как сквозь облако. Я пыталась этим воспользоваться, в смысле, принести кому-нибудь пользу. Слушай, может быть, Секретарь даст мне какое-нибудь правительственное задание? Эрик, вдруг мне удалось бы спасти мир от войны. Я могла бы предупредить Молинари, когда он подписывал пакт о мире с лильцами, чем все обернется.

В глазах Кэт засияла надежда.

— Разве этим нельзя воспользоваться?

— Может быть.

Но тут же Эрик вспомнил, что говорил Дон Фестенбург. Не исключено, что Молинари сам принимает JJ-180.

— Ты можешь устроить мне с ним встречу?

— Сейчас не лучшее время, сама понимаешь.

Она замотала головой, схватившись за виски.

— Что, так больно?

— Господи, это ужасно, Эрик. Я не переживу. Дай мне каких-нибудь транквилизаторов.

Доктор покачал головой.

— Неконтролируемый прием транквилизаторов — еще более верный способ отправиться на тот свет.

Кэт умоляюще протягивала ему руку. Рука тряслась сильнее, чем за несколько минут до этого.

— Я временно помещу тебя в местный лазарет, — решил Эрик, поднимаясь из-за стола. — Пока не придумаю что-нибудь. Об этом наркотике ничего неизвестно, поэтому любое лечение может только усилить его действие. Когда имеешь дело с новым веществом...

— А знаешь, — перебила Кэт, и глаза ее засверкали, — пока ты ходил за охраной, я бросила тебе капсулу с JJ-180 в кофе. Не смейся, я серьезно. Теперь ты тоже аддиктивный наркоман. Наркотик начнет действовать с минуты на минуту, так что тебе лучше быстрее уйти домой, последствия возможны самые непредсказуемые. Ты спрашивал меня, как действует препарат, — скоро узнаешь на собственном опыте.

Голос ее был ровным и монотонным.

— Я боялась, что ты меня сдашь. Ты сказал, что сделаешь это, я и поверила, так что сам виноват. Зато теперь у тебя есть повод найти средство, как избавиться от зависимости. Ты должен найти выход, деваться некуда. Сожалею, что пришлось тебя подсадить, но я не могла рассчитывать на твое милосердие, слишком много проблем между нами. Разве не так?

— Я слышал, что наркоманы любят цеплять окружающих на крючок, на котором висят сами, — с трудом выговорил Эрик. — Но ты...

— JJ-180 — куда более могущественный наркотик, чем ты думаешь. Скоро узнаешь.

Эрик промолчал.

— Ты простишь меня? — всхлипнула Кэт.

— Нет, — сказал он, вдруг почувствовав, как закружилась голова от гнева и полной растерянности. — Не только не прощу, но и сделаю все от меня зависящее, чтобы устроить тебе лечение на всю жизнь. Теперь моей главной задачей будет вернуться к тебе, все остальное не значит ничто для меня.

Он яро ненавидел ее; она действительно была его женой.

— Теперь мы снова вместе, — сказала Кэт. — По уши в дерьме.

Преувеличенно ровными шагами Эрик направился к выходу, минуя столики, людей и все остальное, как можно дальше от нее.

Ему почти удалось уйти. Почти.

Все вернулось, но стало новым, совершенно иным.

Эрик снова сидел за столиком, а с другой стороны склонился Дон Фестенбург со словами:

— Счастливчик! Сейчас поймете, почему; смотрите на календарь, — он извлек какую-то медную бляху. — Вы перепрыгнули на год вперед — сегодня семнадцатое июня две тысячи пятьдесят шестого года. Вы один из немногих, на кого наркотик так действует. Большинство скитаются в прошлом либо застревают в многочисленных альтернативных вселенных, которые плодят вокруг себя, разыгрывая местных божков, пока не дойдут до полного нервного истощения.

Эрик подумал, что бы ответить; в голову не приходило ничего дельного.

— Подождите говорить, — поспешил Дон Фестенбург, заметив его потуги. — Я могу рассказать. У вас всего несколько минут, так что поторопимся. Год назад, когда вы приняли JJ-180 в кафетерии, я подоспел вовремя; ваша жена билась в истерике, потому что вы исчезли. Ее взяли под опеку «Сикрет Сервис»; она призналась в наркотической зависимости и поведала обо всем, что с ней и с вами произошло.

Эрик кивнул в ответ, и пространство перед ним поплыло, как неустойчивая реальность. Комната качалась, как палуба корабля.

— Вам лучше? Нынче ваша Кэтрин лечится, впрочем, вопрос не о ней, не так ли?

— А как же...

— Да, ваша проблема. Ведь вы теперь тоже зависимы. Тогда, год назад, противоядия не существовало, однако сейчас, могу порадовать, имеется. Изобретено пару месяцев назад, я как раз собирался вам его продемонстрировать. К этому дню уже многое известно о действии JJ-180, так что, как видите, я смог даже рассчитать время и место вашего появления в будущем.

Дон Фестенбург залез в карман мятой камуфляжной куртки, похожей на балахон, и вытащил небольшую стеклянную бутылочку.

— Это антидот, производимый в одном из филиалов ТИФФа. Нравится? Неплохо? Достаточно двадцати миллиграммов, и вы избавитесь от зависимости раз и навсегда, даже по возвращении в свое настоящее.

Фестенбург улыбнулся — нездоровое желтовато землистое лицо сморщилось в неестественную гримасу.

— Как идет война? — спросил Эрик.

— Ну вот, — неодобрительно сказал Дон Фестенбург — Вам-то что? Во имя всего святого, Арома, поймите, ваша жизнь зависит от этой бутылочки. Вы еще не представляете, к чему приводит JJ-180!

— Молинари жив?

Дон Фестенбург покачал головой.

— Надо же: у него осталась минута, а он интересуется состоянием здоровья Молинари! Слушайте внимательно.

Он нагнулся к Эрику, с разгоревшимся от возбуждения лицом, обиженно надувая губы.

— Доктор, у меня к вам предложение; в обмен на эти таблетки я прошу ничтожно мало. Давайте договоримся. Поймите, когда вы примете JJ-180 в следующий раз, не получив противоядия, то благодаря свое редкой способности переместитесь уже на десять лет вперед. И это будет слишком поздно, слишком далеко.

— Слишком поздно для вас, как я понимаю, а не для меня. Противоядие, тем не менее, будет существовать. Только что-нибудь произойдет с вами?

— Вы хоть знаете, о какой малости я прошу взамен?

— Нет. Я не буду иметь с вами дела.

— Но почему?

Эрик пожал плечами.

— Вы давите на меня, и мне это не нравится. Предпочитаю отыскать противоядие самостоятельно.

Ему было достаточно знать, что противоядие все-таки существует.

«Очевидно, — размышлял он, — надо употребить наркотик еще пару раз, пока физиологически возможно, глядишь, где-нибудь в будущем отыщется противоядие».

— Даже однократный прием препарата вызывает необратимое разрушение клеток мозга, — процедил Дон Фестенбург. — Чертов дурень! Как вы не понимаете: то, что вы приняли, уже много, слишком много! Вы же видели, что наркотик сделал с вашей женой; хотите, чтобы то же самое произошло с вами?

Задумавшись, Эрик сказал:

— Зато я узнаю о последствиях войны и смогу посоветовать Молинари, как их избежать. Что в сравнении с этим мое здоровье и жизнь?

Он умолк. Все казалось кристально ясным, обсуждать нечего, поэтому он просто сидел, ожидая, когда JJ-180 выдохнется и он вернется в настоящее, и не слушал искусителя.

Дон Фестенбург высыпал из стеклянной бутылочки таблетки, смел на пол и в отчаянии растоптал в белую пыль.

— А вам не кажется, что за десять лет Земля могла проиграть в войне, оказаться под бомбами — и тогда никакого филиала, производящего противоядие, не осталось бы?!

Подобная мысль не приходила на ум, однако Эрик и виду не подал, что она обеспокоила его.

— Посмотрим, — пробормотал он.

— Честно сказать, я не знаю, что там, в будущем. Зато прекрасно осведомлен о прошлом — то есть о вашем будущем. О том, что случилось за год и что вас ожидает.

Дон Фестенбург развернул перед Эриком толстую газету.

— Через полгода после вашего исчезновения из кафетерия Белого Дома. Это должно вас заинтересовать.

Эрик пробежал глазами заголовок передовицы.

ДОКТОР АРОМА, ВОЗГЛАВЛЯВШИЙ ЗАГОВОР ВРАЧЕЙ ПРОТИВ СЕКРЕТАРЯ ООН ДОНАЛЬДА ФЕСТЕНБУРГА, ЗАДЕРЖАН «СИКРЕТ СЕРВИС».

Внезапно Дон Фестенбург вырвал газету, скомкал и бросил на стол.

— Я уже не говорю, что стало с Молинари — узнаете сами, если не пойдете на контакт.

После паузы Эрик сказал:

— У вас был целый год, чтобы напечатать любую фальшивку, даже «Таймс». Должен напомнить вам, что такое бывало в истории политики. Иосиф Сталин выпускал специально изготовленную для Ленина «Правду» в последний год его жизни.

— А что вы скажете о моем кителе, — с побагровевшим лицом воскликнул Дон Фестенбург. — Смотрите, тужурка Молинари, а погоны? Что вы скажете о погонах? Ну?

— Такое изготовить еще проще. Не сомневаюсь, что вы проследили мой путь во времени и нашли меня в нужном месте, что касается остального, — Эрик покачал головой, с сожалением глядя на советника Секретаря.

Фестенбург, с трудом сдерживаясь, стал увещевать Эрика:

— Понимаю вас, доктор, в будущее трудно поверить. Но станьте же хоть на миг реалистом...

— Будущее — еще не реальность, — отрезал Эрик. — В газете не говорится ни о суде, ни о заключении. Только обвинение. Вполне вероятно, что я избежал и суда, и ареста, поскольку знал о них. Опять же, Сталин аналогичным образом поступил с врачами в последний год жизни.

— Не учите меня! История — моя специальность, занимайтесь своим делом! Я знаю, о чем вы, и о том, как Сталин дурачил Ленина, мне тоже известно, и о заговоре врачей, параноидальном вымысле Сталина, построенном во время его неизлечимой болезни. Ну хорошо, — смягчился Дон Фестенбург. — Признаю, ваша взяла. Газету я подделал.

Эрик проницательно улыбнулся.

— И я не Секретарь ООН, — продолжал Дон Фестенбург. — Но вам никогда не узнать, что случилось в будущем, потому что вы не захотели пойти на контакт. Гадайте сами.

И он враждебно оскалился, глядя на Эрика.

— Я так и знал, — ответил тот. — Я глупец, потому что предпочитаю оставаться в неведении о будущем.

«Тем более о его многообразных вариантах».

— Вы имели шанс возвратиться с совершенно невероятным оружием — знанием — и спасти себя, жену, Молинари. А так... Если вы доживете до следующего календаря... Посмотрим.

Впервые Эрик заколебался. Ведь он даже не узнал, о какой малости просил Дон Фестенбург взамен! Но уже поздно, противоядие растоптано, остальное — пустая болтовня.

Встав из-за стола, Эрик выглянул за окно на Шайенн.

Город лежал в руинах.

И пока он стоял, не в силах оторвать взгляда от страшного зрелища, реальность комнаты стала таять, отступать, как море во время отлива, сколько ни пытался он ее удержать.

— Удачи, доктор, — ехидно сказал Дон Фестенбург, превращаясь в зыбкий туман, сливаясь с частицами рассыпающейся на глазах комнаты.

Эрик попытался сделать шаг навстречу этому туману и вихрю — и почувствовал, что ноги не слушаются, он теряет равновесие... виски сдавила невыносимая боль, и Эрик увидел, что сидит в привычном окружении столиков и посетителей кафетерия Белого Дома.

Вокруг столпились люди. Они странно смотрели: соболезнуя, но со страхом — и не подходили близко.

— Благодарю вас, — проговорил Эрик, кое-как поднимаясь на ноги.

Толпа понемногу разошлась, оставив его наедине с Кэт.

— Тебя не было около трех минут, — сказала она.

Эрик не ответил: не было желания разговаривать и вообще иметь с ней хоть какое-то дело. Тошнило, ноги дрожали, голова раскалывалась. Наверное, то же происходит при отравлении угарным газом, как это описывается в старинных учебниках по медицине. Такое чувство, как будто надышался смертью.

— Могу я чем-то помочь? — спросила Кэт, которой как будто полегчало от вида его страданий. — Я знаю, что такое первый отходняк.

— Я отведу тебя в медизолятор, — сказал Эрик и схватил Кэт за руку, на которой болталась дамская сумочка.

— Должно быть, там у тебя запасные дозы? — прорычал он, вырывая сумочку.

Секунду спустя две капсулы лежали у него на ладони. Сунув их в карман, Эрик вернул Кэт сумочку.

— Спасибо, — сказала она, вложив в слово всю иронию, на которую сейчас была способна.

— Тебе спасибо, дорогая. Мы оба доказали друг другу свою любовь. Наступила новая фаза наших супружеских отношений.

И он увлек ее из кафетерия. Кэт шла, не сопротивляясь.

«Хорошо, что я не стал вступать в сделку с Фестенбургом, — думал Эрик. — Но он не перестанет преследовать меня: такие легко не отступают».

Однако теперь у Эрика было преимущество: он знал о политических амбициях Фестенбурга, который даже форму себе сшил, как у Молинари.

Вполне вероятно, что советник Генерального Секретаря пока не дошел до этих честолюбивых мыслей, но то, что он открылся Эрику в будущем, было его главной и уже непоправимой политической ошибкой. Особенно если учесть, что еще не сошел со сцены другой политический стратег с недюжинными способностями.

Которого звали Джино Молинари.

Поместив жену в изолятор, Эрик набрал на видеофоне номер Иона Аккермана.

— Значит, ты уже знаешь о Кэт, — горестно сказал Иона. Вид у него был похоронный.

— Я не собираюсь узнавать, зачем ты сделал это, — сказал Эрик. — Я звоню, чтобы...

— Что сделал? — поразился Иона. — Неужели она сказала, что я достал ей эту дурь? Это неправда, Эрик. Зачем мне, сам подумай.

— Мы не будем сейчас обсуждать это, не время. Для начала скажи, известно ли Вергилию что-либо об этом JJ-180?

— Да, но не больше, чем мне.

— Тогда соедини меня с ним.

Иона с явной неохотой переключил Эрика на офис Вергилия. На экране возник старик, неискренне оскалившийся, увидев, кто его вызывает.

— Эрик! Читал о тебе в газетах — ты делаешь чудеса! Уже спас кому-то жизнь, подумать только, какой молодец. Я всегда верил в тебя. Теперь, если будешь спасать по жизни каждый день... — Вергилий восторженно захихикал.

— С Кэт случилось несчастье.

— В чем дело? — забеспокоился Вергилий, чье лицо моментально покинуло довольное выражение.

— Она села на JJ-180.

— Какой ужас! Чем могу помочь? Кэт нам всем дорога. Ты же доктор, Эрик, сделай что-нибудь для нее...

Эрик прервал поток соболезнований:

— Скажите, как связаться с филиалом, где производят JJ-180.

— Ну конечно! Корпорация «Фундук» в Детройте. Сейчас гляну, с кем ты сможешь поговорить там... Да хоть с самим Бертом Фундуком. Минутку, ко мне зашел Иона, он хочет что-то сказать.

На экране снова возник Иона, заслонив предка.

— Я хотел сказать, Эрик, как только я узнал, что случилось с Кэт, я связался с «Фундук Корпорейшн», и они выслали кого-то. Курьеры сейчас на пути в Шайенн. Я думал, Кэт еще появится здесь после исчезновения. Держи нас с Вергилием в курсе. Удачи!

Он исчез, очевидно, с чувством исполненного долга.

Эрик спустился в вестибюль и спросил, не прибывал ли представитель «Фундук Корпорейшн».

— Да-да, доктор Арома, конечно, — ответила девушка, просмотрев списки посетителей. — Только что прибыли двое, искали вас. Мистер Берт Фундук и мисс Бэчис — если я верно прочитала, фамилия написана неразборчиво. Да, кажется, так, Бэчис. Они направлены в ваши апартаменты.

Добравшись до своего жилья, Эрик увидел, что двери распахнуты и в небольшой гостиной сидят двое: мужчина средних лет в долгополом пальто и блондинка лет под сорок в очках и с умным выражением лица.

— Мистер Фундук? — спросил Эрик.

Мужчина и женщина встали, завидев Эрика на пороге.

— Очень приятно, доктор Арома, — Берт Фундук сердечно потряс ему руку. — Перед вами Хильда Бэчис, из Бюро по контролю за наркотиками. Там уже знают, что случилось с вашей супругой, доктор, таков закон. Однако...

Тут затараторила мисс Бэчис:

— Мы не собираемся заключать ее под арест или как-то наказывать, доктор, мы лишь собираемся помочь ей, как и вы. Мы хотели осмотреть ее, но подумали, будет лучше, если мы сначала поговорим с вами, а затем спустимся в изолятор.

Фундук перебил мисс Бэчис:

— При ней большой запас... кгм... вспомогательного средства? Я имею в виду, JJ-180?

— У нее ничего нет, — быстро ответил Эрик.

— Позвольте объяснить, дорогой доктор, — сказал Фундук, беря Эрика под руку и отводя в сторону. — Между привычкой и аддикцией существует значимая разница...

— Я доктор, — напомнил Эрик.

По-прежнему ломило виски, давило в груди — последствия приема наркотика.

— Тогда вы должны понимать, что наркотик задействован в системе клеточного метаболизма печени, и без JJ-180 все просто застопорится. Иными словами, сейчас жизнь для нее без этого препарата невозможна. Если она перестанет принимать его, то... — Фундук развел руками. — Сколько она приняла?

— Пару — тройку капсул.

— Вы так пренебрежительно говорите об этом, молодой человек...

— Хорошо, две или три.

— В таком случае без наркотика она продержится максимум сутки, — подсчитал Фундук.

— А с ним?

— Худо-бедно протянет месяца четыре. Но к тому времени, доктор, есть надежда найти противоядие. Не думайте, что мы стоим на месте; мы даже испытывали искусственные трансплантанты, способные заменить печень в процессе метаболизма и...

— Значит, ей понадобится... стратегический запас? — мрачно пошутил Эрик и подумал о себе: а ему сколько осталось кувыркаться в будущем?

— Сами понимаете, доктор, JJ-180 изобретен не для медицинских целей, это оружие войны. Он должен вызывать смертельную зависимость с первой дозы, необратимые изменения в нервной системе и мозговом веществе. Он лишен вкуса, цвета и запаха, каким и должен быть идеальный яд. Все добровольцы, принимавшие участие в опытах, мгновенно привыкали и были обречены, после чего препарат решили перевести в разряд отравляющих веществ, используемых против врага. Но... — Фундук взглянул на Эрика. — Ваша жена не пострадала в результате несчастного случая — и не принимала участие в научных экспериментах. Она, как я понимаю, экспериментировала на себе добровольно?

Он бросил взгляд на мисс Бэкис.

— Она не могла достать наркотик через ТИФФ, — сказала очкастая Бэкис.

— Верно, — подтвердил Фундук. — Туда не поступало ни грамма, несмотря на то, что это центральная фирма. Согласно пакту о мире, мы должны представлять нашим союзникам экземпляры любого нового оружия или отравляющего вещества. Поступило распоряжение от ООН направить JJ-180 в звездную систему Лилии.

Мисс Бэкис продолжила:

— Небольшое количество JJ-180 в секретном порядке было направлено в звездную систему Лилии в пяти контейнерах, каждый на отдельном транспорте. Четыре из них достигли Империи, один подорвался на мине ригов. С тех пор распространяются слухи (на которые обратила внимание наша разведка в Империи), что агенты Лилии доставили наркотик обратно на Землю, чтобы использовать против людей, свалив все на ригов.

Эрик кивнул:

— На них это похоже.

— Таким образом, ваша супруга входила в контакт с имперской разведкой, поэтому не может находиться в Шайенне, — продолжала блондинка в очках. — Мы уже сообщили об этом «Сикрет Сервис». Ее отправят обратно в Тихуану или Сан-Диего. Иного выхода нет, она может оказаться завербованным агентом, или, что хуже всего, — аддиктивным агентом. Наркоман способен на все. Вероятно, она затем сюда и приехала.

— Но как же она проживет без...

— Мы подумали об этом, — ответил Фундук. — Самый верный способ оградить ее от контактов с имперской разведкой — снабдить из наших запасов. Поверьте, доктор, ваша жена — не первая жертва. Но наши запасы не безграничны. Да, и еще одно, доктор. Есть сведения, что ригам также удалось захватить мизерную часть вещества JJ-180 с корабля, подорвавшегося на мине. И они работают над противоядием.

Гостиная погрузилась в молчание.

— Так что, вполне возможно, спасение от JJ-180 есть, но существует оно не на Земле.

— Наркотик позволяет перемещаться в будущее, — медленно проговорил Эрик.

Гости переглянулись.

— Да, — кивнул Фундук — Это сверхсекретная информация, но вы, видимо, получили ее от жены. Ваша супруга обладает весьма редким даром; как правило, все уходят в прошлое.

— Нам рассказывали другие... пострадавшие, — поторопился объяснить Эрик, опасаясь выдать себя.

— Теоретически все возможно. Переместиться в будущее, достать противоядие, которое рано или поздно будет найдено, возможно, даже раздобыть формулу препарата. Запомнить ее и вернуться в настоящее — именно запомнить, поскольку вещи из прошлого не возвращаются, они логически должны исчезать бесследно. Вернуться и передать формулу нашим химикам, в «Фундук Корпорейшн». Все просто, не так ли? Получается, сам наркотик создает эффект, позволяющий избавиться от зависимости, некую неизвестную пока молекулу, заменяющую его в процессе метаболизма в печени. Но первое, что, на мой взгляд, вызывает возражение, — такого противоядия может вовсе не существовать в природе, ни сейчас, ни в будущем. Ведь до сих пор нет противоядия от опиумных производных, героин по-прежнему нелегален и смертельно опасен, как и век назад. Но есть и другое возражение, гораздо более веское. Я присутствовал на всех фазах испытания JJ-180, так вот, по моему глубокому убеждению, все эти перемещения во времени — не более чем иллюзия. Я не верю, что это реальное будущее или прошлое.

— Тогда что же?

— JJ-180 с самого начала замышлялся как дезориентирующий галлюциноген. И псевдореальность, которую он создает, вызвана отклонениями. Причина — разрушение мозга и нервной системы или стимуляция определенных участков головного мозга. Вы сами знаете, доктор, — под влиянием галлюциногенного препарата человек не просто думает, что он видит, — скажем, апельсиновое дерево, но видит его на самом деле: для него это реально существующий опыт, такой же, как наше присутствие в вашей гостиной. Но имейте в виду, еще никто не приносил из прошлого ни одного артефакта, ни одного доказательства, что он там побывал. Он просто исчезал или...

Вмешалась мисс Бэкис:

— Тут я не согласна, мистер Фундук. Мне приходилось разговаривать со многими жертвами JJ-180, и они рассказывали о прошлом в таких деталях, знать которых просто не могли.

— Вы хотите сказать...

— Я ничего не утверждаю, но и отмахиваться от этого мы не должны. Извините, что прервала.

— Скрытые воспоминания, сохранившиеся на подсознательном уровне. — раздраженно буркнул Фундук. — Наследственная память, кармическая память...

— JJ-180 может дать ригам в руки больше, чем они потеряют, — заметил Эрик. — Что же это за оружие? Понятна ваша вера в то, что наркотик просто галлюциноген, мистер Фундук. Иначе как вы сможете продать его под видом военного заказа правительству?

— Аргумент ad hominem*[6], — откликнулся Фундук, нимало не смущенный. — Я удивлен, доктор. — Он помрачнел. — Может, вы и правы. Откуда мне знать? Я никогда не принимал JJ-180, и вообще мы больше никому не давали его, даже добровольцам, с тех пор как открыли его аддиктивные свойства. — Он пожал плечами. — JJ-180 продолжают давать ригам в концлагерях, иначе не определить, как он воздействует на них.

— И как же?

— По большей части так же, как и на людей. Привыкание, разрушение нервной системы, необычайно сильные и яркие галлюцинации, имеющие отношение к перемещению во времени, от которых они начинают с апатией относиться к реальному миру.

И добавил как будто про себя:

— Такие вот вещи приходится делать в военное время. Невольно вспоминаются нацисты.

— Но мы должны победить в войне, — встряла мисс Бэкис.

— Конечно, — поддакнул Фундук. — Вы чертовски правы, мисс Бэкис. — И уставился взглядом в пол.

— Мистеру Арома необходимо выдать запас препарата, — напомнила она.

Кивнув, Фундук залез в карман пальто.

— Вот, — он извлек металлическую коробку вроде той, в какой раньше кипятили многоразовые шприцы, Эрик видел подобную в музее медицины.

— Мы не имеем права выдать препарат вашей жене легально. Мы даем его вам как врачу, а как вы поступите с ним дальше — дело вашей врачебной этики. Здесь хватит, чтобы поддержать ее... до самого конца, — с запинкой выговорил он.

Избегая встречаться с Эриком взглядом, он протянул коробку.

Эрик взял, заметив:

— Вижу, вам не доставляет радости изобретение компании.

— Какая может быть радость? Радость испытывают только риги, пока живут на этом препарате... вы бы только посмотрели на них.

— «Но жизнь коротка», — напомнил Эрик.

— «И жестока и отвратительна», — завершил цитату Фундук. — Но я не могу предаваться такому фатализму, доктор.

— И как скоро после принятия JJ-180 наблюдаются симптомы ломки?

— От двенадцати до двадцати четырех часов между дозами, — объяснила мисс Бэкис. — Потом застопоривается система обмена. Весьма неприятное ощущение, мягко говоря.

— Непереносимое! — вмешался Фундук. — Настоящая агония. Наркоман умирает, в отличие от большинства людей, несколько раз за жизнь, хотя рождается только единожды — остальное иллюзия. Кто из нас способен перенести смертельную агонию хотя бы однажды?

— Джино Молинари, — сказал Эрик. — Но это уникум.

Сунув коробку с JJ-180 в нагрудный карман, он подумал о двадцати четырех часах, остающихся ему до принятия новой дозы. Однако ломка может начаться уже сегодня вечером.

«Значит, в перспективе риги могут обладать секретом исцеления.. Стоит ли обратиться к ним?»

В любом случае, когда идет война, индивидуальная жизнь не имеет особенного значения. Так что Эрик почти простил Кэт за ее поступок, и теперь думал, как спасти их обоих.

И не только их.

Можно винить войну, так легче. Но Эрик знал, что война здесь не при чем.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

По пути в изолятор перед Эриком вынырнул Джино Молинари. Секретарь ООН сидел в инвалидной коляске, укрытый пледом, его глаза пригвоздили Эрика к месту.

— Ваша квартира прослушивается, — известил Молинари доктора. — Беседа с Фундуком и Бэкис записана и передана мне в распечатке.

— Так скоро? — чуть не вырвалось у Эрика. Слава Богу, он ни словом не помянул о том, что тоже сел на JJ-180.

— Уберите ее отсюда, — застонал Молинари. — Она шпионка. Помните? «На зло, на подлость, на обман — на все способен наркоман»? — его трясло. — На самом деле ее уже нет.

— Как? — от этих слов Эрик чуть не вышиб Секретаря из кресла.

— Ее уже нет здесь. Я отдал распоряжение, «Сикрет Сервис» унесли ее на вертолетную площадку. Нет, вы видите, что они делают? Используют против нас оружие, которым мы с ними поделились. Надо было с самого начала отравить JJ-180 их водохранилища. Но что вы сделали, доктор? Я взял вас сюда, а вы притащили за собой жену-шпионку. Теперь она способна хоть на политическое убийство, хоть на диверсию. Мне все известно о фрогедадрине, я принимал участие в разработке названия для препарата. От немецкого «Froh», что значит радость, греческого «гедо» — корень слова, означающего наслаждение, и «дринк», конечно, по-английски, напиток... — он оборвал сам себя, капризно оттопырив полные губы. — Доктор, вы будете меня лечить или убивать?

— Не знаю.

В голове у Эрика все смешалось: JJ-180, Кэт, Молинари...

— Вид у вас неважный. Не переживайте, вы не при чем, она сама сделала выбор. Ну как, вам лучше? — он пытливо заглянул Эрику в глаза.

— Со мной... все в порядке, — отрывисто кивнул Эрик.

— Как у свиньи в заднице. Вы выглядите ничем не лучше ее. Знаете, не удержался от соблазна лично посмотреть на вашу жену. У дамочки вид — краше в гроб кладут. Даже если ей пересадить новую печень и перелить свежую кровь, не поможет. Уже пробовали — безрезультатно, да вам, наверное, рассказывали.

— Вы говорили с Кэт?

— Я? О чем я буду разговаривать со шпионкой? — Молинари непонимающе уставился на него. — Ну да, поговорили немного. Можно сказать, обменялись парой слов. Очень коротко, буквально конспективно, по пути к вертолетной площадке, пока ее катили на носилках. Понимаете, доктор, меня просто разобрало любопытство, какая жена может быть у такого, как вы, человека. Должен вам сказать, ну вы и мазохист! Это же чистая гарпия, Арома, чудовище! Как вы мне и рассказывали. Знаете, что она говорит?

Он ухмыльнулся:

— Она сама сказала — я даже не спрашивал, — что вы тоже наркоман. Заложила с потрохами. С такой дамочкой хлопот не оберешься, верно?

— Верно, — угрюмо отвечал Эрик.

— Что вы на меня так смотрите? Вас раздражает то, что я говорю правду? Так знайте, она сделала все возможное, чтобы испортить вам карьеру в Белом Доме. Эрик, если бы я поверил, что вы наркоман, то вышвырнул бы вас отсюда в два счета. Поймите, вы мне нужны. В военное время я убиваю, это моя работа. Мы уже говорили на эту тему: может быть, скоро придет время, когда и вы мне окажете подобную услугу...

— Пока они не улетели, я должен дать ей наркотик, иначе она погибнет, — сказал Эрик. — Разрешите идти, Секретарь?.

— Нет, — капризно сказал Молинари. — Я не договорил. Министр Френик еще не уехал, вы должны быть в курсе. Он в восточном крыле, в изоляции.

Молинари протянул руку.

— Дайте капсулу JJ-180, доктор. И забудем, о чем мы говорили.

«Теперь я знаю, что у тебя на уме, — подумал Эрик. — Но у тебя нет ни единого шанса — это не Ренессанс».

— Я вручу ему лично...

— Нет, — ответил Эрик. — Я отказываюсь.

— Почему? — Молинари склонил голову набок.

— Это самоубийство. Причем для всех землян сразу.

— Знаете, как русские поступили с Берией? Он не расставался с пистолетом, проносил его в Кремль, хотя это было запрещено. Оружие лежало у него в портфеле; русские выкрали портфель и застрелили Берию из его собственного пистолета. Думаете, политика сложное дело? Гениальные решения просты: только обывателю это невдомек. Главный недостаток так называемого «среднего человека»... — тут Молинари остановился, хватаясь за сердце. — Кажется, оно опять остановилось... Опять пошло, но секунду определенно стояло.

— Я отвезу вас в спальню, — Эрик зашел сзади и взялся за ручки коляски. Мол не протестовал; сидел ссутулясь, растирая массивную грудь, ощупывал себя и трогал в разных местах с нарастающим страхом, остальное было забыто. Он не думал ни о чем, кроме болезни, своего больного, обессилевшего тела. На время тело стало вселенной Секретаря.

При помощи двух медсестер Эрик водрузил Молинари в кровать.

— Слушайте, Арома, — зашептал Молинари, откинувшись на подушки. — Я могу достать его и без вас, только скажу — и Фундук принесет мне сколько надо. Вергилий Аккерман мой личный друг. И не надо объяснять мне мою работу, я знаю, что должен делать Секретарь.

Он со стоном закрыл глаза.

— О Господи, коронарная артерия чуть не лопнула. Нет, наверное, все-таки лопнула, я чувствую, как по груди растекается кровь. Зовите Тигардена, — он вновь застонал и отвернулся лицом к стене. — Что за день! Но я все-таки достал Френика. — И тут же, открыв глаза, добавил: — Я знаю, это была глупая идея. А что оставалось? — Он подождал ответа. — Молчите? То-то. Потому что нет никакого другого выхода, нет его, — вновь глаза его закрылись. — Как мне плохо. Похоже, в этот раз я по-настоящему умираю, и вы уже не сможете спасти меня своим волшебным чемоданчиком.

— Сейчас я вызову доктора Тигардена, — Эрик бросился к двери.

Молинари неожиданно поднял голову.

— А ведь я знаю, доктор, что вы наркоман, потому что безошибочно распознаю ложь, — и снова опустился на подушку. — . Ваша жена не наговаривала на вас.

Помолчав, Эрик спросил:

— И что теперь?

— Поглядим, доктор, — пообещал Молинари, окончательно отворачиваясь лицом к стенке.

Передав капсулы на борт вертолета, Эрик сел в корабль-экспресс до Детройта.

Сорок пять минут спустя приземлился и взял такси до корпорации «Фундук». Теперь Джино Молинари, а не наркотик, торопил его, и не было времени дожидаться вечера.

— Приехали, сэр, — почтительно сказал автомат.

Дверца распахнулась.

— Вон то серое одноэтажное здание, увитое диким виноградом.

— Подождите меня, я скоро, — сказал Эрик. — У вас есть стакан воды?

— Пожалуйста, — из лотка переднего сиденья выскользнул бумажный стаканчик.

Не покидая машины, Эрик проглотил капсулу JJ-180 из запасов Кэт.

Прошло несколько минут.

— Так вы не выходите, сэр? — обратился к нему автомат. — Может, я привез вас не туда?

Эрик подождал еще. Наконец, почувствовав, что наркотик начинает действовать, вылез из такси и двинулся к зданию «Фундук Корпорэйшн» по дорожке, обсаженной калифорнийскими секвойями.

Внезапно здание сверкнуло, словно зеркало, на миг поймавшее луч света, небо искривилось, как тягучее расплавленное стекло. Эрик двигался теперь с трудом, точно вокруг был не воздух, а прозрачное невидимое масло. Шаги его, как и все вокруг, стали беззвучными и мягкими, точно тело целиком состояло из резины.

«Галлюцинации — все равно что другой мир, — пронеслось в голове. — И все же Фундук был неправ, потому что я знаю: это не галлюцинация, а реальный мир».

Ветка зацепила рукав, и Эрик обнаружил, что завяз в клумбе, раздавив бегонию. Перед ним по-прежнему вставал из земли серый бок здания, небо над которым покрывали привычные перистые облака, сносимые южным ветром. Что изменилось? Эрик выбрался из клумбы на тропу, вытер ботинок и оглянулся. Такси больше не ждало его, местность стала смутно неузнаваемой.

Входные двери распахнулись, и Эрик оказался в роскошном офисе с кожаными диванами и креслами, столиками, заваленными иллюстрированными журналами, толстыми коврами с постоянно меняющимся узором и бесцветными силуэтами оргтехники: компьютеров, факсов и прочего. Помещение полнилось привычным рабочим шумом.

Как только доктор собрался сесть, в офис вошло существо с шестью конечностями. Риг. Покрытый отливающим синевой хитином, он двигался на двух выгибающихся назад ногах, остальные четыре конечности исполняли роль рук. Рудиментарные крылышки были сложены на спине. Риг издал нечто вроде свиста, видимо, означавшее приветствие, и пригласил следовать за ним. В соседней комнате трещавший всеми четырьмя конечностями по клавиатуре компьютера другой риг поднялся навстречу вошедшим. Оправив что-то на голове, он извлек из-под стола и поставил перед Эриком коробку с экраном.

По экрану пробежала строка:

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В КОРПОРАЦИЮ ФУНДУК.

Секретарша, понял Эрик. Но как ей ответить?

Риг ждал, терпеливо жужжа. В его теле все беспокойно двигалось: мушиные фасеточные глаза то и дело ритмично выныривали на стебельках из глазниц и прятались в черепе, вновь вылетая оттуда, точно пробки из бутылки. Доктор Арома знал, что это были ложные глаза: настоящие находились в сгибах локтей.

— Я хотел бы поговорить с кем-нибудь из ваших химиков, — сказал Эрик, подумав: «Значит, мы проиграли войну. Земля оккупирована ригами. И промышленность тоже работает на них. Но должны же где-то остаться люди: риг ничуть не удивился, увидев человеческую особь. Видимо, теперь мы просто их рабы».

ПО КАКОМУ ВОПРОСУ? —

появилось в ящике.

Поколебавшись, Эрик ответил:

— По поводу фрогедадрина или JJ-180 — этот продукт известен под разными названиями.

МИНУТКУ, ПОЖАЛУЙСТА.

Женщина-риг торопливо засеменила к двери в контору и скрылась. Эрик стал ждать, попутно размышляя, не галлюцинация ли все окружающее.

Появился крупный риг, судя по всему, мужская особь, на негнущихся суставах — наверное, пожилой. Жизненный цикл ригов был кратким, как у тараканов, и измерялся не годами, а месяцами. Этот, судя по всему, находился в самом конце цикла.

ЧТО ИМЕННО ВАС ИНТЕРЕСУЕТ ОТНОСИТЕЛЬНО JJ-180? ПОЖАЛУЙСТА, КОРОЧЕ.

Эрик нагнулся и взял со стола один из журналов. С обложки смотрели два рига, надпись была сделана иероглифами риговской системы письменности. Это был «Лайф». Журнал потряс его больше, чем неожиданная встреча с врагом в корпорации «Фундук».

Я БЫ ПОПРОСИЛ...

Пожилой риг нетерпеливо затрещал мандибулами*.[7]

— Я хочу купить противоядие, — заговорил Эрик. — Чтобы избавиться от пристрастия к наркотику JJ-180.

ДЛЯ ЭТОГО НЕ БЫЛО НЕОБХОДИМОСТИ ЗВАТЬ ХИМИКА,

— раздраженно заметил риг.

ВЫ МОГЛИ РЕШИТЬ ЭТОТ ВОПРОС С СЕКРЕТАРЕМ В ПРИЕМНОЙ.

Развернувшись, пожилой риг поспешно заковылял прочь.

Служащая вернулась с небольшим пакетиком упаковочной бумаги, в каких в аптеках отпускают порошки. Она протянула его — но не в шарнирной руке, а зажатым в мандибуле, как у собаки. Эрик взял пакетик и заглянул внутрь. Там лежала бутылочка с капсулами. Вот оно. Больше ему ничего и не нужно.

С ВАС ЧЕТЫРЕ ДОЛЛАРА ТРИДЦАТЬ ПЯТЬ ЦЕНТОВ, СЭР

Секретарша смотрела, как Эрик достает бумажник, извлекает пятидолларовую банкноту и передает ей.

К СОЖАЛЕНИЮ, СЭР, ЭТИ ДЕНЬГИ УЖЕ ВЫШЛИ ИЗ УПОТРЕБЛЕНИЯ — ДОВОЕННАЯ КУПЮРА

— Вы не можете принять ее? — растерянно спросил Эрик.

НАМ ЗАПРЕЩЕНО ПРИНИМАТЬ ТАКИЕ АССИГНАЦИИ

— Да, конечно, — пролепетал он, раздумывая, что же делать. Он может проглотить таблетки у нее на глазах, но тогда она вызовет полицию. Его арестуют — остальное мигом дорисовало воображение: риги выяснят, что он из прошлого, и чтобы он не перенес туда ненужной информации, которая может повлиять на будущее, его просто уничтожат. Несмотря на то, что две расы живут в согласии, скидок не будет.

— У меня есть часы, — Эрик расстегнул браслет и передал ригу. — Семнадцать камней, батарейка на семьдесят лет. — И добавил, подчиняясь внезапному вдохновению: Антикварная вещь, отлично сохранилась с довоенных времен.

МИНУТКУ, СЭР

Секретарша вместе с часами удалилась на длинных ногах в деловую часть офиса, чтобы посовещаться с кем-то, невидимым отсюда. Эрик ждал, парализованный происходящим, не зная, то ли запихнуть в себя таблетки, то ли не делать этого.

И вот шаги за дверью направились в его сторону. Показался человек, молодой, коротко подстриженный, в мятом лабораторном халате со следами химических реактивов.

— Проблемы, приятель? — спросил он.

Послышался скрип суставов приближающейся секретарши.

— Простите за беспокойство, — заговорил Эрик. — Нельзя ли побеседовать с вами с глазу на глаз?

Человек пожал плечами:

— Само собой.

Он отвел Эрика в подсобку. Закрыв дверь, человек повернулся и спокойно сказал:

— Такие часы стоят триста долларов; она не знает, что с ними делать. У нее мозг шестисотого типа — сам знаешь, как работают мозги класса D.

Он закурил сигарету, протянув пачку «Кэмела» Эрику.

— Я из другого времени. Из прошлого, — доверительно сказал Эрик, угощаясь сигаретой.

— Ну еще бы, — парень в халате рассмеялся.

— Вам известно действие JJ-180? Его ведь сделали в вашей лаборатории.

Подумав, парень ответил:

— Конечно, всякое бывает, но чтобы на столько лет вперед... A JJ-180 давно не выпускают из-за аддиктивности и токсичности. Его сняли с конвейера еще до окончания войны.

— Так значит, они победили?

— Они? Кто «они»?

— Риги.

— Риги — это «мы», — сказал парень. — А «они» — это лильцы. И если ты путешественник во времени, тебе должно быть известно это.

— Но мирный договор...

— Не было никакого «мирного договора». Слушай, парень, я учился на преподавателя истории и знаю о последней войне все — моя специализация. Джино Молинари, который был тогда Генеральным Секретарем ООН, подписал с ригами мирный договор о сотрудничестве и взаимопомощи, после чего началась риго-лильская война. Мы, согласно договору, выступили на стороне ригов и победили, — Он улыбнулся. — А эта штука, на которой ты завис, приятель, — оружие, разработанное корпорацией «Фундук» в 2055 году, во время войны. JJ-180 применялся против Звездной Лилии, но не сработал, поскольку фармакология фреников оказалась значительно сильнее нашей. Ну да они разумные грибы, с них станется. Они тут же изобрели противоядие, которое ты как раз и пытаешься купить. Еще бы не изобрели — мы же им всю воду отравили JJ-180. Это была стратегическая идея самого Мола. В смысле, Молинари, Мол его прозвище, — пояснил парень на всякий случай.

«Спасибо, что просветил», — подумал Эрик, а сам сказал:

— Ну хорошо. Допустим, теперь я хочу купить противоядие. Возьмете за него часы?

Он в нерешительности держал коричневый бумажный пакетик, не выпуская его из рук. Запустил пальцы внутрь и подцепил заветную бутылочку.

— Вы не дадите мне воды запить лекарство? Я не знаю, сколько еще задержусь здесь, скоро мне предстоит вернуться в мое время. Полагаю, я не совершил ничего противозаконного?

Он с трудом держал себя в руках, его трясло, непонятно отчего: то ли начинался отходняк, то ли просто от волнения.

— Успокойтесь, — парень с приклеенной к губе сигаретой пошел к двери. — Кока — кола сойдет?

— Да, — прохрипел Эрик.

Парень вернулся с початой бутылкой кока-колы и смотрел, как Эрик судорожно глотает капсулы, одну за другой.

В дверях появилась риг-секретарша.

ВСЕ В ПОРЯДКЕ?

— Да, — откликнулся парень в халате, пока Эрик глотал последнюю пилюлю.

ВОЗЬМЕТЕ ЧАСЫ В УПЛАТУ?

Взяв у нее ранее принадлежащий Эрику хронометр, парень сказал:

— Естественно, ведь теперь это собственность компании, — и направился к выходу.

— А не было ли в конце войны генерального секретаря по имени Дональд Фестенбург? — спросил Эрик.

— Нет, — ответили ему.

ОН ДОЛЖЕН ПОЛУЧИТЬ СДАЧУ, —

высветила принесенная секретаршей коробка. Парень в халате остановился, замялся, и, наконец, пожал плечами.

— Сто долларов, — бросил он Эрику. — Хотите берите, хотите нет.

— Возьму, — сказал Эрик и последовал за парнем в офис. Молодой человек отсчитал странные незнакомые банкноты, и тут Эрику на ум пришел еще один вопрос:

— А чем закончилось правление Джино Молинари?

— Он был убит.

— Застрелен?

— Да, из какого-то старомодного автоматического оружия, свинцовыми пулями. Фанатик.

— Причина?

— Чересчур мягкая иммиграционная политика. Мол раскрыл перед ригами дверь на Землю. Сразу появились расистская оппозиция, пошли разговоры о кровосмешении... как будто риги могли совокупляться с людьми, — парень рассмеялся, посмотрев на секретаршу.

«Вот мир, из которого Молинари достал свой труп, нашпигованный пулями», — подумал Эрик. Мертвый Джино лежал изувеченный и не поддающийся воскрешению, запятнанный кровью, в заполненном гелием стеклянном ящике.

За спиной раздался странный нечеловеческий голос:

— Не хотите ли, доктор Арома, захватить противоядие и для вашей жены?

Эрик обернулся.

В воздухе висел организм без глаз, напоминавший переспелый персик, — такое Эрик однажды видел в траве, — облепленный рыжими муравьями, привлеченными сладким запахом паданца. Создание было почти круглым и точно запряженным в сбрую: его опутывало множество переплетенных ремешков, врезавшихся в податливое тело. Видимо, упряжь была необходима, чтобы держать существо в земной атмосфере. Странным казалось другое: откуда эта штука вообще появилась здесь.

— Он что, в самом деле из другого времени? — спросил парень, выбивавший чек в кассовом аппарате.

Сферический шарообразный организм, втиснутый в кожаную упряжь, произвел вполне членораздельные звуки с помощью механической аудиосистемы из трубок, напоминавших мини-орган:

— Да, мистер Таубман.

Странное существо подплыло ближе к Эрику, отчего доктор стал думать, что это галлюцинации, и остановилось, повиснув в футе над землей, с хрипом и бульканьем всасывая воздух через трубочки, точно принюхиваясь.

— Этот парень с Бетельгейзе, — сказал Таубман растерявшемуся Эрику. — Его зовут Вилли К, один из наших лучших химиков, — парень закрыл кассу. — Он телепат, как и все они. Постоянно лезут в мысли к нам и ригам, впрочем, совершенно безвредны. Мы к ним привыкли.

Таубман подошел к Вилли К, нагнулся к нему, точно к комнатной собачке, и спросил:

— Слушай, если он путешественник во времени, как же мы выпустим его отсюда, ведь он способен разрушить наше настоящее? Или там, в прошлом, натворит дел. Может, на всякий случай, вызвать полицию?

Вилли К подплыл к Эрику ближе, затем вернулся.

— Нет необходимости задерживать его, мистер Таубман, тем более что это бесполезно: действие наркотика скоро кончится, и он окажется в своем времени. Но пока он здесь, мне хотелось бы задать ему несколько вопросов. Если вы не против, сэр, — добавил он, обращаясь уже к Эрику.

— Даже не знаю, — Эрик потер лоб, на котором выступила испарина. В пот его бросило, когда Вилли К спросил о Кэт. Эрика совершенно выбило из колеи, и все, чего ему сейчас хотелось, — покинуть помещение.

— Сочувствую, доктор, — сказал Вилли К. — Да и задавать вопросы — пустая формальность для телепата. Просто хотелось, чтобы ваши ответы были построены в соответствии с моими вопросами, в той же структуре. Например, ваша супруга. В вас прощупывается необыкновенно богатый эмоциональный спектр по отношению к ней: преимущественно страх, потом ненависть, и, как это ни странно, довольно много чистой, неискаженной ненавистью любви.

Таубман скривился:

— Господи, до чего ж эти «бетели» любят корчить из себя психоаналитиков. Должно быть, это в природе у телепатов, — однако уйти не спешил, очевидно, заинтересованный разговором.

— Я в самом деле могу взять противоядие для Кэт?

— Нет, предметы, пересекая границу времени, исчезают, но вы можете запомнить формулу, — ответил Вилли К. — Доставите ее в корпорацию «Фундук» в вашем времени — и все дела. Но, может быть, вы не захотите этим воспользоваться? Не хочу вас вынуждать.

— Так что ж это получается: его жена тоже на крючке, а он не хочет ей помочь? — вмешался Таубман.

— Ты просто никогда не был женат, — сказал Вилли К. — В браке достигается величайший уровень ненависти, какая вообще возможна между двумя существами, из-за постоянной вынужденной близости — или же оттого, что когда-то была любовь. Потому что близость остается, даже когда любовь исчезает, и этот вакуум необходимо заполнить, например, чувством, сильным, как сама любовь. На смену приходит борьба за превосходство. Так что его чувства легко понять.

— Да минует меня чаша сия, — вздохнул Таубман. — Ненавидеть того, кого ты когда-то любил...

Женщина-риг, которая все это время, пощелкивая, прислушивалась к беседе, тоже вставила слово:

ЛЮДИ ДАЖЕ НЕ ПРЕДСТАВЛЯЮТ, НАСКОЛЬКО СВЯЗАНЫ ЛЮБОВЬ И НЕНАВИСТЬ

— Не угостите еще сигаретой? — спросил Эрик у Таубмана.

— Само собой, — ответил тот, передавая пачку.

— Самое интересное, что доктор Арома пришел к нам из другой вселенной — в которой существует договор о сотрудничестве между Землей и Звездной Лилией, — продолжил Вилли К. — И в его времени, в две тысячи пятьдесят пятом году, идет война, которую люди медленно, но проигрывают. В его сознании я обнаружил, что бывший военачальник Джино Молинари обнаружил параллельные вселенные и использует свои знания в политических целях.

Вилли К замолк, точно прислушиваясь, затем объявил:

— Нет, доктор Арома, осмотрев труп Молинари, сохранившийся в ваших воспоминаниях, могу вас уверить: он не из нашего мира. Наш Молинари погиб от рук убийцы, но все пули попали в голову, поначалу его даже не могли опознать. А тело, которое видели вы, имеет существенные отличия.

— Вот, должно быть, почему так мало появляется путешественников во времени, — догадался Таубман. — Их разбрасывает по альтернативным будущим!

«Молинари мог запросто предоставить нам с Кэт противоядие в любое время», — тупо сообразил Эрик.

Правда, вдруг открывшаяся, давалась с трудом. «Самый человечный из людей» оказался подлецом, каких свет не видывал, он играл с ними, как кошка с мышкой. И, судя по сказанному Вилли К, являлся жестоким лицемером.

— Постойте, — упредил его Вилли К. — Мы не знаем, что он затеял и какую игру ведет на самом деле. Не забывайте, положение обязывает; на войне как на войне. И потом, этот измученный болезнями человек еще не знает о том, что вы подсели на наркотик. Может, со временем он бы вам помог...

ВЫ НЕ МОГЛИ БЫ ПОЯСНИТЬ СМЫСЛ ТОГО, О ЧЕМ ВЫ ГОВОРИТЕ?

Не только секретарша-риг, но и сам Таубман уже потерял нить беседы и не понимал, о чем речь.

— Вы готовы приступить к запоминанию формулы? — обратился Вилли к Эрику. — Это довольно трудоемкий процесс, который займет оставшееся у вас время.

— Давайте, — кивнул Эрик.

ПОГОДИТЕ.

Вилли К замолк, вопросительно вращая своим поддерживающим механизмом.

ДОКТОР УЗНАЛ НЕЧТО ГОРАЗДО ВАЖНЕЕ ЛЮБОЙ ХИМИЧЕСКОЙ ФОРМУЛЫ.

— Что именно? — спросил Эрик.

В ВАШЕЙ ВСЕЛЕННОЙ МЫ ЯВЛЯЕМСЯ ВРАГАМИ, А ЗДЕСЬ ЗЕМЛЯНЕ СПОКОЙНО УЖИВАЮТСЯ С РИГАМИ. ТЕПЕРЬ ВЫ ЗНАЕТЕ, ЧТО ВОЙНА С РИГАМИ НАПРАСНА И, ЧТО ГОРАЗДО ВАЖНЕЕ, ЭТО ЯСНО ВАШЕМУ ЛИДЕРУ.

В самом деле. Неудивительно, что Молинари вел войну без всякого задора, не добиваясь решительной победы, которая была так нужна Звездной Лилии. Джино прекрасно понимал, что воюет не на той стороне и не с тем противником, что это с самого начала была неправильная война. И он убеждался в этом многократно, собственными глазами, с помощью наркотика JJ-180.

Но имелось и нечто иное, настолько зловещее, что Эрик диву давался, отчего запретные барьеры сознания впускали эту мысль из подсознания. JJ-180 был применен на лильцах, причем массово. И существа из Звездной Лилии, опробовав наркотик, догадывались о существовании альтернативной реальности, знали, что земляне готовы их оставить, вступив в союз с ригами, который, как ни крути, в истории человечества оказывался более плодотворным. В обоих вариантах реальности лильцы проигрывали войну вне зависимости от того, выступала Земля на ее стороне или благоразумно воздерживалась. Либо, в конце концов...

«А что если была третья реальность, в которой риги и Лилия воевали против Земли?»

— Пакт между Лилией и ригами — вещь невероятная, — осадил его Вилли К. — Лилия будет побеждена мощью ригов при любом обороте дел.

— Тогда получается, что пришельцам нечего терять. — заметил Эрик. — Им все равно не победить в этой войне. — Тут он представил себе, как бы отреагировал на эту неоспоримую истину премьер-министр Френик. Можно было только гадать, на что окажутся способны поверженные в отчаянье пришельцы.

— Действительно, — согласился Вилли К. — Так что вашему секретарю приходится быть крайне осмотрительным, чтобы не возбудить подозрений. Теперь вам понятна причина частых приступов болезни, которая овладевает секретарем всякий раз, когда лильцы на него наседают. Он уже несколько раз пережил клиническую смерть, служа своему народу. Ему постоянно приходится ходить на грани между жизнью и смерти, заглядывая в параллельные миры. Вот почему он не решился предложить вам противоядие от JJ-180: если бы узнала контрразведка пришельцев — а ваша жена, вполне вероятно, завербована ими и является одним из агентов, — так вот, узнав о том, что он обладает таким веществом, они бы могли... они бы... — Вилли К запнулся. — Поведение параноиков непредсказуемо. Одно ясно — они не упустили бы шанса. В руках Молинари страшное оружие, и им достаточно заполучить противоядие, чтобы из наркотика препарат JJ-180 превратился в средство борьбы с другими народами.

— У меня все это просто не умещается в голове, — подал голос Таубман. — Так что извините, вынужден вас покинуть, — и ушел в соседнее помещение.

Секретарша осталась.

УБЕДИТЕ ВАШЕГО СЕКРЕТАРЯ ВЫЙТИ НА ПЕРЕГОВОРЫ С ПРАВИТЕЛЬСТВОМ РИГОВ. МЫ СМОЖЕМ ОКАЗАТЬ ВАМ ПОМОЩЬ В ЗАЩИТЕ ОТ ЗВЕЗДНОЙ ЛИЛИИ, Я УВЕРЕНА В ЭТОМ.

Послание высветилось на экране автоматического переводчика, выставленном перед ним многоруким существом.

«Риги-то, может, и захотят помочь. Но лильцы ближе, они занимают ключевые позиции, их руки уже на горле человечества — и успеют ли новые союзники прийти на помощь? При первом признаке того, что земляне вступили в переговоры с их кровным врагом, пришельцы сотрут планету в порошок за ночь, наверняка у них для этого все приготовлено. Такой вариант развития событий они наверняка предусмотрели».

Крошечное государство землян могло некоторое время удерживать Шайенн днем и ночью под бомбардировками лильцев. Но потом все равно придется капитулировать, и Молинари это прекрасно известно. Земля будет оккупирована и порабощена расой разумных грибов, превращена в одну из колоний Империи, а люди станут рабами и сырьевым придатком. После чего война продолжится.

Ирония ситуации заключалась в том, что именно в таком виде Земля больше всего устроила бы лильцев. Пока же пришельцы вынуждены были считаться с якобы независимым состоянием планеты, которую они фактически прибрали к рукам. Френику приходилось играть в политику, а при таком обороте дел руки у него оказались бы развязаны. И уж кому как не Молу было известно, что все произойдет именно так: вполне вероятно, что он видел этот вариант развития сценария в одном из параллельных миров. Чем, собственно, и объяснялись его поступки.

— Кстати, — заговорил Вилли К с заметным смущением в голосе. — Ваш бывший работодатель, Вергилий Аккерман, по-прежнему жив и заправляет ТИФФом. В свои двести тридцать старик достаточно бодр, и на службе у него числится два десятка трансплантологов, готовых мчаться к нему по первому зову с любым необходимым органом. Я читал, что он перенес уже четыре пересадки почек, пять — печени, селезенки и неисчислимое количество пересадок сердца...

— Мне плохо, — сказал Эрик, который вдруг почувствовал, что едва стоит на ногах.

— Действие наркотика заканчивается, — Вилли К подплыл к креслу. — Мисс Циг, помогите ему сесть!

— Я в порядке, — пролепетал Эрик. Голова раскалывалась, желудок сжали спазмы мучительной тошноты. Очертания мира потеряли четкость, линии и плоскости стали двоиться, троиться и множиться дальше, как будто Эрик смотрел через призму. Даже кресло под собой он чувствовал как нечто нереальное — и вдруг в самом деле очутился на полу, кресла как не бывало.

— Переход труден, — сказал Вилли К. — Мы ничем не можем ему помочь, мисс Циг. Удачи вашему Секретарю, доктор, он служит великую службу своему народу. Возможно, я напишу статью в «Нью-Йорк Таймс» на эту тему.

Все цвета спектра заиграли перед взором Эрика, словно иллюминированный ветер. Не иначе как это был ветер жизни, влекущий его по своему произволу, нимало не интересуясь собственными Эрика ничтожными желаниями. Затем ветер потемнел, потеряв краски, превратился в неподвижный непроницаемый туман смерти.

Эрик ощутил сеть собственной нервной системы — местами изношенной, разорванной и источенной наркотиком. Там, где повреждения проникли особенно глубоко, они напоминали картину кариеса, только не на зубных, а на нервных тканях. Какая-то хищная птица опустилась Эрику на грудь, хрипло каркая в немую пустоту, оставшуюся на месте исчезнувшего ветра. И Эрик почувствовал, как ее кинжальные когти пронзают легкие, забираются под ребра и разрывают внутренности. Ничего не осталось целого в его теле — все было обезображено наркотиком, и даже противоядие не могло остановить разложения. За всю последующую жизнь не восстановить урона, нанесенного собственному телу, и не вернуться к первозданной чистоте.

Такой ценой Эрик заплатил за опыт.

Медленно приподнявшись на четвереньки, он заметил, что находится в совершенно пустой приемной. Он был один и был волен идти, куда вздумается.

Эрик встал, опираясь о никелевую раму кресла, обтянутую кожей. Журналы на столике пестрели надписями на английском, с обложек улыбались счастливые земляне. Значит, риги еще не пришли.

— Вы что-то хотели? — раздался слегка пришепетывающий мужской голос. Пред Эриком предстал служащий компании Фундук, в цветастых модных одеждах.

— Нет, — откликнулся Эрик. Он понял, что находится в своем времени, в две тысячи пятьдесят пятом году. — Спасибо.

С трудом, превозмогая боль, ему удалось выйти на улицу в направлении шоссе, по дорожке, усаженной секвойями.

Теперь надо было поймать такси, в нем он сможет отдохнуть по пути в Шайенн. Эрик получил то, что хотел; он больше не наркоман и, если постарается, сможет освободить от привязанности к наркотику жену. К тому же он видел мир, над которым не нависает грозная тень пришельцев из Звездной Лилии.

— Подвезти, сэр? — спросило подкатившее такси.

— Да, — отозвался Эрик и залез внутрь.

«Ну а если это чудодейственное снадобье станет общедоступным, — раздумывал доктор, пока такси стартовало в небо. — И его сможет применять каждый на планете? Начнется всеобщее бегство из нашей беспорядочной реальности с узким ограниченным временем кругозором. Предположим, ТИФФ наладит массовое производство препарата, и JJ-180 будет продаваться в каждой аптеке, вместе с противоядием, согласно правительственной программе...»

Нет, это невозможно. Пришельцы не позволят.

— Куда летим, сэр? — поинтересовалась система управления.

Эрик решил использовать это такси для нескольких поездок, не пересаживаясь. Получится лишь на несколько минут дольше.

— В Шайенн.

— Не имею права, сэр. Только не туда. — нервно ответила машина. — Назовите другой адрес.

— А в чем дело? — встрепенулся Эрик, сообразив, что происходит что-то неладное.

— Сэр, всем известно, что Шайенн занят бунтовщиками. Это территория врага, — помолчав, машина добавила: — А продвижение на вражеские территории запрещено, как вам известно.

— Что за противник там отсиживается?

— Изменник Джино Молинари, — отвечало такси. — Он военный преступник, пытавшийся сорвать военные действия, вам должно быть это известно, сэр. Это бывший генеральный секретарь ООН, который вступил в сговор с агентами ригов и...

— Какое сегодня число? — перебил его Эрик.

— Пятнадцатое июня две тысячи пятьдесят шестого года.

Вероятно, противоядие ослабило действие наркотика, поэтому он вернулся не в свое время, а на год раньше — и не мог ничего с этим поделать. Мгновенно у него созрел план: раздобыть новую дозу JJ-180, которая поможет ему вернуться в свое время, где он еще может воздействовать на события. Проклятье, почему он не оставил капсул про запас, отдал все Кэт? Теперь он надолго застрянет здесь, на территории, оккупированной пришельцами!

И все-таки Джино Молинари был жив! Он продолжал бороться, Шайенн не пал ни за день, ни за неделю — возможно, при поддержке ригов и «Сикрет Сервис».

Это был тот самый период времени, в котором Дон Фестенбург подсунул Эрику сфабрикованную газету и устроил маскарад с переодеванием в костюм секретаря ООН.

— Летите на восток, — распорядился он.

Любой ценой надо было добраться до Шайенна.

— Хорошо, сэр. Кстати, сэр, вы забыли показать мне ваше разрешение на перелеты. Не соблаговолите ли достать его сейчас — это, конечно, чистая формальность.

— Какое еще разрешение?

Но тут же сообразил: пришельцы перекрыли все дороги в оккупированной зоне, чтобы изолировать мятежный Шайенн. Теперь без пропуска землянин не мог сделать и шагу.

— Будьте добры, сэр, пропуск, — напомнило такси более настойчивым тоном. — В противном случае я вынужден буду доставить вас в ближайший участок жандармерии, это всего миля к востоку, совсем недалеко.

— Да уж, — согласился Эрик. — Теперь они везде недалеко.

Такси заходило на посадку.

— Поторопитесь, сэр. Они как раз поблизости.

Такси выключило двигатель и приземлилось.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

— Слушайте, — сказал Эрик, как только колеса коснулись земли. Такси подкатилось к бордюру, и доктор увидел грозное строение с часовыми у входа. Вооруженные охранники были в серой форме Звездной Лилии. — Я хочу предложить вам сделку.

— Какую сделку? — подозрительно спросила машина.

— Мой пропуск остался в «Фундук Корпорейшн», помните, где вы меня подобрали? Вместе с бумажником, где, как вы понимаете, все мои деньги. Если вы сдадите меня сейчас военной полиции, деньги мне больше не понадобятся, сами понимаете.

— Да, сэр, — согласилось такси. — Вы будете уничтожены в соответствии с новым законом, принятым 10 мая. Несанкционированное перемещение...

— Так почему бы перед этим не передать деньги вам — в качестве чаевых? Вам-то уж они наверняка пригодятся?

— Да, сэр, горючее дорожает с каждым днем, сами понимаете — война.

— Тогда отвезите меня обратно к Корпорации «Фундук», я заберу бумажник, предъявлю вам пропуск, и вы вернете меня сюда. И все деньги достанутся вам. Понимаете?

— Тогда мы оба в выигрыше, — согласилось такси. — Что-то защелкало в электронном мозгу, пока такси соображало, обдумывая предложенную схему. — А сколько у вас там денег, сэр?

— Я работаю курьером в «Фундук», поэтому у меня в бумажнике примерно двадцать пять тысяч долларов.

— Вот это да! В оккупационных чеках или в довоенных банкнотах ООН?

— Само собой, в банкнотах.

— Тогда заметано!

Такси сорвалось с места, оживленно набирая высоту и тарахтя:

— Вообще-то я сразу понял, что с вами что-то не то, как только вы дали адрес вражеской территории. Но поскольку я туда и не собирался лететь, и не повернул даже на секунду, закон не был нарушен, — машина повернула к Детройту, распаленная мыслями о грандиозных чаевых.

Как только они опустились на парковку возле Корпорации, Эрик заторопился:

— Я сейчас! — и, пробежав по тротуару к подъезду, миг спустя оказался в громадной лаборатории, простиравшейся по сторонам.

Отыскав первого встречного служащего, он обратился к нему:

— Меня зовут Эрик Арома, я личный врач мистера Вергилия Аккермана и прибыл по срочному вызову. Вы не поможете мне связаться с ним?

— Насколько мне известно, мистер Вергилий Аккерман находится в Вашинге-35 на Марсе, — испуганно отозвался тот. — Руководство ТИФФом осуществляет мистер Иона Аккерман, а мистер Вергилий Аккерман числится в списке военных преступников в еженедельном бюллетене Комитета государственной безопасности.

— Как так?

— Как изменник: он сбежал на Марс, когда началась оккупация.

— Вы не могли бы соединить меня с Вашингом-35?

— С вражеской территорией?

— Тогда вызовите по видеофону Иону Аккермана.

Ничего другого Эрик придумать не мог. Он направился за клерком, чувствуя, что серьезно влип.

Лицо Ионы на экране вытянулось, едва он увидел Эрика.

— Но... откуда ты? Бог мой, ты же был в безопасном месте, с Вергилием. Я немедленно отключаюсь — это какая-то чудовищная провокация военной полиции.

Экран погас.

Итак, его двойник из этого времени, он-сам-спустя-год, который не путешествовал в будущее, сейчас находился на Марсе вместе с Вергилием.

Значит, он каким-то образом все же смог вернуться обратно в две тысячи пятьдесят пятый год, чтобы потом улететь с Вергилием. И единственный способ попасть туда — достать JJ-180. А единственный источник наркотика находится здесь. Эрик очутился в самой верной точке, единственной на целой планете, волею случая, объегорив жадное до идиотизма автоматическое такси.

— Мне нужен фрогедадрин, — сказал Эрик клерку. — Сто миллиграммов. Я тороплюсь. Вам показать мое удостоверение? Могу доказать, что работаю на ТИФФ, если вы не верите, — тут у него промелькнула еще одна мыль: — Вызовите Берта Фундука, он подтвердит, кто я такой.

Несомненно, Фундук запомнил его после той встречи в Шайенне.

— Но мистер Фундук расстрелян, — растерянно забормотал клерк. — Разве вы не помните: в январе, в самом начале оккупации.

Должно быть, выражение лица Эрика передало потрясение, которое он испытал при этих словах, поскольку поведение клерка моментально изменилось.

— Вы, наверное, были его другом, — понимающе сказал клерк.

— Да, — все, что мог сказать Эрик.

— Берт был хорошим человеком, не то что эти ублюдки пришельцы. С ним приятно было работать.

Тут клерк всполошился:

— Не знаю, что привело вас сюда, но сто миллиграммов JJ-180 я вам достану. Я знаю, где он хранится.

— Буду очень благодарен.

Клерк поспешил вперед. Время бежало. Эрик вспомнил про такси: интересно, оно по-прежнему дожидается у парковки? Или попытается проникнуть следом? Абсурдная ситуация мигом представилась ему: автоматическое такси, сокрушая стены, лезет в здание корпорации за незаплатившим по счетчику клиентом. Видимо, нервы были на пределе: одолевали фантасмагории.

Наконец клерк вернулся с пригоршней капсул.

У ближайшего автомата с газировкой Эрик нашел стакан, наполнил его водой, положил капсулу в рот и поднес к губам жестяную кружку военного образца на цепочке.

Внезапно он заметил, что служащий странно побледнел.

— Это недавно измененная формула JJ-180, — пояснил клерк, не спуская с Эрика глаз. — Мне, наверное, следует предупредить вас, раз вы собираетесь принять препарат.

Опустив чашку, Эрик спросил:

— Что значит «измененная формула»?

— В ней оставлены отравляющие свойства, вызывающие зависимость и разрушающие печень, а галлюцинаторный эффект путешествия во времени изъят, — пояснил служащий. — Сразу после начала оккупации пришельцы приказали нашим химикам усовершенствовать наркотик, который с самого начала мыслился как отравляющее вещество — галлюциногенные свойства являлись побочным эффектом.

— Но зачем оно им в таком виде?

— Для войны с ригами, — последовал ответ. — И... — клерк заколебался. — Для использования против враждебно настроенных землян, которые приняли сторону врага.

Ссыпав капсулы в ближайший лабораторный мусоросборник, Эрик сказал:

— Спасибо, я передумал.

Затем в голову неожиданно пришла еще одна безумная идея.

— Если я получу разрешение от Ионы, вы сможете дать мне космический корабль, принадлежащий компании? Я позвоню Ионе, он мой старый друг и не откажет.

Эрик направился к видеофону, клерк — за ним. Если удастся заставить Иону выслушать...

В этот момент в лабораторию вошли двое жандармов. За их спинами в дверном проеме Эрик увидел патрульный корабль, припаркованный возле автоматического такси.

— Вы арестованы, — сказал один из жандармов, направляя на Эрика дубинку странной формы. — За несанкционированное перемещение и мошенничество. Ваше такси отчаялось ждать и заявило в полицию.

— Какое мошенничество? — удивился Эрик, оборачиваясь к служащему.

Тот, однако, предусмотрительно исчез.

— Я действительно работаю в ТИФФе и нахожусь здесь по делу.

Дубинка странной формы засветилась; Эрик почувствовал, как что-то проникло в мозг, и он беспрекословно направился к выходу из лаборатории. Мысль о сопротивлении жандармерии Звездной Лилии покинула его, даже спорить не было никакого желания — он именно с удовольствием подчинился и прошел на борт патрульного корабля.

Корабль заскользил над крышами Детройта, направляясь в сторону казарм.

— Чего с ним канителиться, — сказал один жандарм другому. — Убьем прямо здесь, а тело выбросим, зачем переть его в казармы?

— Да просто вытолкнуть, — откликнулся напарник, развивая мысль. — Он и разобьется. Смотри, какая высота. — Нажав кнопку на контрольной панели, он открыл вертикальный люк корабля. Эрик увидел проплывающие внизу здания, улицы и жилища города.

— Вспомни о хорошем, когда будешь лететь вниз, — сказал жандарм Эрику.

И, схватив доктора за шиворот, потащил к распахнутому люку. Все было сделано рукой профессионала: миг — и Эрик оказался на краю, когда жандарм выпустил его, чтобы не вылететь следом.

Рядом с патрульным кораблем вынырнул второй корабль: огромное, помятое и проржавевшее межпланетное военное судно с торчащими во все стороны пушками, походившее на рогатого ящера с гребнем. Выстрел из микропушки сразил жандарма за спиной Эрика, а из большого орудия начисто снес переднюю часть патрульного катера и осыпал осколками Эрика и оставшегося жандарма.

Полицейский катер стал падать камнем на лежавший внизу город.

Очнувшись от транса, жандарм подбежал к стене, дернул аварийный рычаг. Корабль перестал кувыркаться и плавно пошел вниз, управляемый аварийно-спасательной системой. Как будто осенний лист, он пошел спирали до самой земли, врезался в тротуар, разбрасывая припаркованные машины, уткнулся в бордюр и замер, задрав хвост.

Выхватив пистолет, жандарм высунулся из люка и стал стрелять направо и налево. После третьего выстрела лилец дернулся и упал в корабль; пистолет выкатился из руки и загромыхал по обшивке.

Грозный военный корабль приземлился рядом. Из распахнувшегося люка на землю спрыгнул человек. Он устремился навстречу контуженному падением Эрику, выбиравшемуся из-под обломков полицейского катера.

Эрик зажмурился, ожидая выстрела в затылок.

— Привет, — неожиданно сказал человек. — Это я. Не узнал?

— Кто вы?

Человек, сразивший полицейский катер, казался подозрительно знакомым. Эрик как будто видел это лицо много раз — только где? Какое-то оно было неправильное, словно повернутое под другим углом. Волосы противоестественно зачесаны пробором в другую сторону, так что голова казалась кривой и несимметричной, неправильной во всех отношениях. Но более всего Эрика поразила физическая непривлекательность этого человека. Постаревший, одутловатый, заметно поседевший. Встреча с самим собой — без подготовки — явилось потрясением. «Неужели это лицо я вижу в зеркале каждое утро?»

— Как видишь, немного набрал вес, — словно оправдываясь, сказал человек. — Ну так что? Господи, да я же спас тебе жизнь.

— Знаю, — ответил Эрик самому себе.

Они забрались в межпланетный корабль и 2056-й, захлопнув за собой люк, стартовал в небо, за пределы досягаемости военной полиции и лильских зениток. Очевидно, это был продвинутый эскадренный корабль, а не какая-нибудь посудина.

— Не желая нанести оскорбление твоему интеллекту, который я весьма ценю, хочу сразу прояснить ситуацию, — сказал 2056-й. — Во-первых, даже если бы тебе удалось раздобыть настоящий JJ-180, он бы снова перенес тебя в будущее, а не назад, в две тысячи пятьдесят пятый, и ты снова оказался бы под пагубным влиянием наркотика, опять понадобилось бы противоядие. То, что тебе требуется, — и ты скоро это поймешь, — вовсе не JJ, а препарат, балансирующий эффект противоядия, — 2056-й кивнул в сторону магнитной вешалки. — Найдешь его в кармане моего пальто. Корпорация «Фундук» разработала его в нынешнем году.

— Что это за корабль?

Потрясающе, как кораблю удалось прорваться сквозь линию обороны Звездной Лилии.

— Боевой корабль ригов. Вергилий достал его на Вашинге. Мы собираемся перенести на нем Молинари, когда Шайенн падет, что неизбежно случится, может быть, уже через месяц.

— Как его здоровье?

— Намного лучше. Теперь он делает то, что хотел делать.

Эрик порылся в карманах пальто, нашел таблетки и проглотил без воды.

— А что случилось с Кэт? — внезапно вспомнил он. — Надо бы поговорить.

Хорошо когда есть с кем обсудить проблему, пусть хоть с самим собой.

— У тебя еще есть шанс избавить ее от пристрастия к JJ-180 — пока не произошло непоправимых изменений в нервной системе. Она, конечно, никогда не будет прежней Кэт, даже пересадка органов и восстановительная хирургия бессильны. Кстати, через это она пройдет несколько раз, прежде чем дойдет до нынешнего положения... Слышал о синдроме Корсакова?

— Вообще-то я медик.

— Да, конечно, как и я.

— Классическая картина алкоголизма: патологическое разрушение подкорки в продолжение затяжного периода интоксикации.

— Так вот, представь ту же картину, но в несколько раз хуже, это и есть последствия употребления JJ-180.

— Так у Кэт...

— Помнишь время, когда она употребляла наркотики до трех раз в день? Ее стервозное настроение и навязчивые идеи — это и был синдром Корсакова, только не от JJ-180, а от наркотиков, которые она принимала раньше. Последствия скажутся очень быстро и будут прогрессировать после твоего возвращения в две тысячи пятьдесят пятый. Так что будь готов. — И он добавил: — Это необратимо, ничего не поделаешь. Очищения организма от токсинов недостаточно.

Оба на время замолкли.

— Врагу не пожелаешь жениться на параноике, к тому же инвалиде, — снова заговорил двойник. — И все же она моя жена. Наша жена, — поправился он. — Правда, после фенотиазина она успокаивается. Удивительно, что я — то есть мы — не смогли диагностировать болезнь в то время, когда жили с ней рядом. Вот оно, ослепление привычностью буден. Конечно, скрытое течение хронической болезни распознается с трудом.

— У тебя есть доказательства, полученные с помощью JJ-180?

— JJ-180 давно забыт, только звездная Лилия использует его как клопомор из-за исключительно токсических свойств, как тебе уже известно. Раскрылось столько альтернативных будущих, что с ними еще придется разбираться по окончании войны. Мы победим, можешь не спрашивать. И не благодаря собственным силам — просто ригам понадобилась половина территории Империи Звездной Лилии. Теперь слушай. Я дам тебе инструкции, которые следует выполнить в точности и неукоснительно, смотри не подведи, иначе в мир ворвется альтернативное будущее, мы не сможем встретиться, и я не спасу тебя от патруля.

— Понял, — сказал Эрик. — Говори.

— Итак, в Аризоне, в лагере для военнопленных номер двадцать девять, содержится майор ригийской военной разведки. Его кодовое имя Дег Дал Ил. Можешь обращаться к нему так — это имя дано ему на Земле. Лагерная администрация использует его в качестве эксперта в делах по мошенничествам со страховыми полисами, можешь себе представить. И сейчас, несмотря на то, что он фактически пленный, он является одним из самых незаменимых работников лагеря. Этот риг станет связующим звеном между двумя нациями: организует переговоры.

— И что мне с ним делать? Переправить в Шайенн?

— В Тихуану, в центральный офис ТИФФа. Выкупишь его у администрации лагеря как раба. Дело в том, что крупные фирмы обладают правом закупать рабочую силу. Значит, запоминай: приедешь в двадцать девятый лагерь, представишься служащим ТИФФа и скажешь, что хочешь присмотреть себе смышленого рига. Они все поймут.

— Да, каждый день узнаешь что-нибудь новое, — пробормотал Эрик.

— Однако главная твоя задача связана с Молинари: тебе предстоит убедить его переговорить с Дег Дал Илом. Это станет первым шагом на пути освобождения Земли из цепких щупальцев Звездной Лилии, сохранив как можно больше жизней. Но совершить это будет не просто: у Молинари есть свой план. Он занят другой борьбой, выступая один на один против Френика. На карту поставлено его мужское достоинство, и для него борьба эта не абстрактна, а враг видим и осязаем. Ты видел запись здорового и полного сил Молинари, выступающего на экране, — это его секретное оружие, его ФАУ-2, которым он противостоит врагу. Молинари стал доставать двойников из альтернативных миров. Теперь он находится на грани жизни и смерти, отражая атаки Френика. Именно так, умирая раз за разом и начиная сначала, он противостоит врагу. Но скоро он введет в бой одного из новых, здоровых Молинари, как раз по твоему возвращению в Шайенн. Запись его выступления будет демонстрироваться по всем каналам в вечернем эфире.

— Да, — задумчиво пробормотал Эрик. — Получается, он всякий раз болен ровно настолько, насколько ему необходимо. Сам себе отмеривает болезнь, сам распоряжается своей жизнью — зная, что его столько, сколько окружающих параллельных миров.

— Должен напомнить, доктор, в данный момент это означает только одно.

— Что?

— То, что в данный момент он умирает!

— Да, доктор, — взглянул Эрик на себя 2056-го. — Мы сходимся в диагнозе.

— Сегодня вечером — разумеется, в твоем, а не в моем времени, министр Звездной Лилии Френик потребует новой конференции и присутствия Молинари. Ему ответят согласием. И Френика ждет жестокое разочарование — ему придется встретиться с новым Молинари, полным сил здоровым молодым человеком из альтернативного пространства, параллельной вселенной. В это же время всем нам известный разбитый болезнью Молинари будет находиться под охраной своей секретной службы «Сикрет Сервис», наблюдая за происходящим по телевизору и радуясь придумке.

— Полагаю, этот второй Молинари, прибывший из параллельной вселенной, добровольно взял на себя миссию помочь нашей Земле.

— Конечно, с радостью, как и остальные двойники Молинари. Все они сходятся в одном: в борьбе с Фреником все средства хороши, годится что угодно. Ведь Молинари — человек, живущий ради политики, хотя любимое дело неумолимо убивает его. Здоровый Молинари после конференции перенесет первый почечный приступ и с этого момента тоже начнет разрушаться и умирать. Затем настанет очередь следующего, и так будет продолжаться до тех пор, пока пришельцы во главе с Фреником не поймут, что им все равно не пережить Молинари.

— «Он нас всех переживет», — вспомнил Эрик слова Ионы о Вергилии Аккермане.

— Мне это напоминает средние века, рыцарский бой. Молинари — это Артур, раненый копьем в бок, само собой понятно, кто такой Френик. Любопытно получается: поскольку Звездная Лилия не знала периода рыцарства — да и откуда им, грибам, его знать? — то и Френику не совсем понятна ситуация. Ему просто невдомек, что Молинари бьется с ним в честном поединке двух лидеров. Френику здесь мнится иное — борьба за экономическое превосходство: кто чьими рабами и фабриками заправляет.

— Говоришь, никакого романтизма? — пробормотал Эрик. — Ну а как же риги? Они-то смогут понять Мола? У них, что ли, был период рыцарства, доспехов и прочей дребедени?

— Рыцари с четырьмя руками и хитиновым панцирем, — усмехнулось «второе я» Эрика. — Любопытное вышло бы зрелище! Исторический боевик ужасов. Видишь, ли, никто не ответит на этот вопрос — мы пока слишком мало знаем о ригской цивилизации, и никто не пытался пока изучать их культуру. Так ты запомнил имя майора военной разведки?

— Дег... какой-то.

— Дег Дал Ил. Запоминай.

— О Господи, — вырвалось у Эрика.

— Довел я тебя до тошноты? И ты меня. Правильно Иона назвал тебя нытиком, и Кэт права, считая тебя тряпкой. Ничего странного, что ты связался с такой женщиной: достойное возмездие твоей мягкотелости и нерешительности. Попробуй хоть в следующем году проявиться немного мужества и волевых качеств. И, в конце концов, не пора ли тебе подыскать новую женщину? Сделай это хотя бы ради меня: когда наступит мое время, не будет на душе так мерзко и мучительно больно за прожитый год. Жизнь в две тысячи пятьдесят шестом изменится хоть немного в лучшую сторону.

— Ишь ты. С чего это я должен для тебя стараться?

— Я же спас тебе жизнь! — Двойник с укором посмотрел на Эрика. — Это ведь я вырвал тебя из рук военной полиции.

— И кого предлагаешь? — насторожился Эрик.

— Марию Райнеке.

— Ты сошел с ума!

— Погоди, выслушай. Они с Молинари месяц как в размолвке, у них была настоящая ссора в твоем времени — в моем это происходило одиннадцать месяцев назад. Поэтому у тебя все шансы, пока о размолвке никто ничего не знает и оппозиционная пресса не раструбили об ней. То, что не получилось у меня, должно выйти у тебя, и так мы изменим наше будущее. Все останется прежним, мир не перевернется, а наше семейное положение несравненно улучшится. Разведись с Кэт и женись на Мэри Райнеке — или на ком угодно другом.

В голосе двойника зазвенело отчаяние.

— Ты не представляешь, что это такое — провести остаток жизни сиделкой у ее постели. Я не хочу такой судьбы, я желаю свободы. Я знаю, избавиться от нее не так просто: она будет угрожать, отказываться... Но мы же вдвоем! Кэт остервенело боится развода, однако если начать бракоразводный процесс в Тихуане, будет намного проще: мексиканские семейные законы вольнее, чем в Штатах. Пригласи хорошего адвоката... Я тут присмотрел одного, из Энсенады. Его-то имя, надеюсь, запомнишь? Мы еще, правда, не договорились, когда начнем.

Двойник с надеждой посмотрел на него.

— Ладно, попробую, — пообещал Эрик.

— Теперь тебе пора. Препарат начнет действовать через несколько минут, и если мы не сядем, тебе предстоит полет с высоты пяти миль — там ведь не будет корабля в том месте, где ты появишься.

Корабль пошел на снижение.

— Сядем в Солт-Лейк-Сити, столице мормонов, когда-то славных многобрачием. Здесь населенное место, так что ты быстро растворишься в толпе, и никто не обратит на тебя внимания. А как только попадешь в две тысячи пятьдесят пятый год, поймаешь такси до Аризоны.

— Но у меня нет денет, — вспомнил Эрик.

Или есть? Он совсем запутался: в каком году очутился и в какой должен попасть.

— Совсем меня сбили с толку в этом «Фундуке», где я чуть было не купил отраву...

— Ладно, не время болтать, — поторапливал двойник. — Не отвлекайся на детали, я знаю их не хуже тебя.

Полет завершили в молчании, хмуро и презрительно переглядываясь. Это, как понял Эрик, была наглядная демонстрация необходимости самоуважения. В первый раз он самокритично оценил свои суицидальные наклонности — так вот, оказывается, откуда они проистекали. Чтобы выжить, надо трезво оценивать себя и свои поступки.

— Напрасно теряешь время, — заметил двойник (если так можно было назвать это обрюзгшее и состарившееся существо), после того как корабль сел на орошаемом пастбище в окрестностях Солт-Лейк-Сити. — Вижу, меняться ты не собираешься, — грустно подвел он итог. Двойник явно обижался, что не может за счет Эрика улучшить собственную жизнь. Это ведь ему, Эрику, сейчас бегать, жениться, разводиться, а плодами воспользуется другой Эрик, из будущего, обрюзгший старикан. — Да и ничто тебя уже не изменит.

— Судя по тебе — да, — заключил Эрик, ступая на влажный ковер люцерны. — Но мы еще посмотрим.

Ни слова не сказав, 2056-й захлопнул люк — и корабль выстрелил в небо.

А Эрик направился к шоссе неподалеку.

В окрестностях Солт-Лейк-Сити он поймал такси. В этот раз автомат не стал спрашивать разрешения на полет, и Эрик понял, что сам не заметил, как попал в свое время. Но на всякий случай решил убедиться.

— Какое сегодня число? — спросил он.

— Пятнадцатое июля, сэр, — ответил автомат, с гудением устремляясь на юг над зелеными горами и долами.

— А год?

— Сэр, вы случайно не мистер Рип Ван Винкль? — съехидничал автомат. — Естественно, две тысячи пятьдесят пятый. Надеюсь, вас это устраивает?

Такси было старым и явно нуждалось в ремонте. Наверное, раздражительность объяснялась неполадками в электронной схеме.

— Сойдет, — сказал Эрик, к которому сразу вернулось бодрое расположение духа. Он связался по видеофону, расположенному в кабине, со справочным бюро, где узнал адрес концентрационного лагеря для военнопленных. Информация находилась в открытом доступе.

Теперь такси летело над пустошами и однообразной чередой каменных скал, над пересохшими котлованами озер. И вот посреди голой дикой местности машина пошла на снижение: они прибыли в лагерь номер двадцать девять. Лагерь был устроен в самом недоступном захолустном краю, какой только можно себе представить. Пустыни Аризоны и Невады больше напоминали инопланетный ландшафт, чем Землю, даже на Марсе, помнится, куда Эрик путешествовал в Вашинг-35, его встретило куда более отрадное зрелище.

— Удачи, сэр, — иронически прогудело такси и взмыло в небо, едва Эрик рассчитался, раньше, чем он успел вспомнить, что обратную машину поймать будет не так просто.

Эрик сразу направился к сторожевой будке у входа в лагерь, где располагался контрольно-пропускной пункт, объяснил дежурившему солдату, кто он и откуда и что ему требовалось закупить рига для офисной работы, требующей крайней аккуратности.

— Всего одного? — спросил солдат, провожая его в барак начальника. — Мы можем продать вам хоть с полсотни. Даже двести. Лагерь битком забит пленными: во время последнего сражения захвачено еще шесть транспортов.

В кабинете полковника, начальника лагеря, Эрик заполнил бланки и подписал их от имени администрации ТИФФа, известил, что оплата за товар будет производиться по обычным каналам в конце месяца после выставления счета.

— Выбирайте сами, какой понравится, — предложил полковник с выражением смертельной скуки на лице. — Вон их сколько. Впрочем, все равно они похожи друг на друга как две капли воды.

— Беру того, который заполняет бумаги в соседней комнате, — кивнул Эрик.

— Почему именно этого?

— Вид у него достаточно деловой.

— Да это же старина Дег, — сказал полковник как о давнем приятеле. — Он у нас как мебель, мы к нему привыкли, с первой недели войны здесь. Сам смастерил говорящую коробку, чтобы облегчить процесс общения. Эх, если бы все риги были такими, с ними бы и воевать не стоило.

— Я беру его, — сказал Эрик.

— В таком случае, придется взять дополнительную плату, — взглянул на него полковник с хитрецой. — Он ведь проходил у нас спецподготовку. И еще причитается за переводное устройство.

— Вы же сказали, что он сам его сделал.

— А материалы откуда?

В конце концов они сторговались, и Эрик прошел в соседнюю комнату. Риг погрузился в работу — просматривал страховые претензии какой-то фирмы.

— Отныне вы собственность ТИФФа, — объявил ему Эрик. — Следуйте за мной.

Оглянувшись на полковника, он спросил:

— А если он попытается убежать или набросится на меня?

— Они никогда так не делают, — откликнулся начальник лагеря, прикуривая сигару и навалившись на стену кабинета, явно пропадая от скуки. — Не хватает умственных способностей — это же просто насекомые, большие жуки с блестящими панцирями.

Вскоре Эрик уже стоял за колючей проволокой, ожидая заказанное по видеофону такси из Финикса.

— Знал бы, что все кончится так быстро, не стал бы отпускать тот потрепанный драндулет, — пробормотал он. Стоя рядом с огромным молчаливым ригом, он чувствовал странную неловкость. Ведь перед ним был враг, от него веяло войной, окопами, подбитыми кораблями землян. Тем более этот жук некогда был офицером и командиром, и по его приказам другие риги уничтожали людей.

Риг тем временем мушиными движениями почистил усики, атрофированные крылья и нижние конечности, не выпуская переговорное устройство, которое было зажато у него под мышкой.

— Рады, наверное, что освободились? — поинтересовался Эрик.

На экране устройства возникли бледные в солнечном свете слова:

НЕ ОСОБЕННО.

Наконец прибыло такси. Эрик с Дег Дал Илом полетели в сторону Тихуаны.

— Я знаю, что вы из разведки, — произнес Эрик. — Поэтому и выкупил вас.

Экран оставался темным, однако риг заметно затрепетал. Непрозрачные темные глаза потускнели еще больше, сделавшись совершенно непроницаемыми, словно покрытые пленкой, а фальшивые ложные глаза стали прыгать так, что чуть не выскакивали из орбит.

— Отважусь сообщить вам прямо сейчас, что я выполняю посредническую функцию для установления контакта между ригами и человечеством, — заговорил Эрик. — Сейчас мы приедем в ТИФФ...

Экран вспыхнул:

ОТВЕЗИТЕ МЕНЯ ОБРАТНО В ЛАГЕРЬ

— Понимаю, — сказал Эрик. — Вы не должны рассекречиваться. Но поверьте, сейчас нет необходимости хранить конспирацию. Я устрою вам конфиденциальную встречу с высокопоставленным чиновником ООН, вы сможете вести с ним переговоры, — после некоторого колебания он добавил: — Без ведома лильцев.

«Я сказал слишком много», — подумал Эрик и замолчал.

После непродолжительной паузы на экране возникли буквы

Я УЖЕ СОТРУДНИЧАЮ.

— Речь идет о другом...

Эрик осекся и решил отложить разговор. Остаток пути они провели молча: оба понимали, что разговаривать будут другие, от них зависит только организовать встречу высших представителей власти.

В Тихуане Эрик снял номер в отеле «Цезарь» на центральном проспекте. Портье, мексиканец, только поглядел на рига, но вопросов не задавал. Здесь были свободные порядки, и никто не лез в чужие дела; даже в военное время Тихуана не изменила традициям. Никому и дела не было, зачем он привез рига в отель. Главное — не мешать жить остальным.

Ночная Тихуана превращалась в город, в котором возможно все, и все вообразимое оказывалось здесь, как правило, осуществимым. Когда-то это были незаконные аборты, наркотики, продажная любовь и азартные игры; теперь это были контакты с врагом.

В номере он передал Дег Далу документы — справку об освобождении и квитанцию о покупке. Теперь, если бы возникли какие-то проблемы в отсутствие Эрика, бумаги сослужили бы ригу роль гражданского паспорта. Документами риг мог доказать, что он не беглец и не засланный шпион, то есть не то, чего больше всего боялись вездесущие агенты Звездной Лилии и на чем они строили политику отношений с землянами.

— Если что, немедленно свяжитесь со мной или ТИФФом, — предупредил Эрик. — Вам нельзя выходить отсюда; пищу заказывайте в номер, а сами на это время прячьтесь в ванной.

Риг повел усиками в ответ и кивнул, не прибегая к помощи ящика-переводчика.

Эрик оставил ему деньги — тоже на всякий случай.

— Если хотите, можете смотреть телевизор, но главное — никого не пускать и не отвечать на стук в дверь.

А КАК ЖЕ Я БУДУ ЗАКАЗЫВАТЬ ПИЩУ В НОМЕР?

Эрик задумался. В самом деле — как?

— Слушайте, имейте в виду — Звездная Лилия не должна ничего узнать об этом, — решительно сказал он.

Риг кивнул, и Эрик понял, что разведчик выполнит это условие даже ценой собственной жизни. В некотором смысле Дег Дал вызывал восхищение хладнокровием, решимостью и немногословием — истинными признаками профессионала.

Хотя немногословие могло быть вызвано тем, что в переговорном устройстве выдохлись батарейки. Поэтому Эрик на всякий случай уточнил:

— Вы ничего не хотите мне сказать на прощание? — и он ощутил неприятный осадок от этой встречи. Разговор у них никак не завязывался — то ли риг не признавал в нем разведчика, то ли не доверял до конца.

Наконец, словно бы нехотя, экран осветился:

ПРОЩАЙТЕ

— И все? — не веря глазам, спросил Эрик.

КАК ВАС ЗОВУТ?

— Прочтете в бумагах, которые я вам оставил, — ответил Эрик и вышел из комнаты, хлопнув дверью.

На улице Эрик остановил древнее такси на колесах и сказал водителю (на этот раз никаких автоматов, в машине сидел живой человек) отвезти его в ТИФФ.

Когда он пятнадцать минут спустя входил в свой кабинет, мисс Перси растерянно захлопала ресницами:

— Как! Это вы, доктор Арома? Разве вы не в Шайенне?

— Джек Блэйр здесь? — заглянув в комнату по соседству, Эрик не нашел и следа своего помощника, однако в дальнем углу приметил Брюса Химмеля, известного «тележника» ТИФФа, уникума в своем роде.

— Чем закончилось разбирательство с библиотекой?

Химмель испуганно вскочил:

— Подал апелляцию на противоправные действия полиции. Они у меня еще попляшут. А... как вы оказались здесь, доктор? Какими ветрами?

— Мистер Арома, — позвала Тиль Перси. — Джека вызвал шеф.

— Вергилий здесь?

Секретарша кивнула.

— Доктор, какой у вас усталый вид. Наверное, в Шайенне много работы? Еще бы, такая ответственность... лечить самого секретаря ООН...

В голубых глазах мисс Перси светилась нескрываемая симпатия, а большая грудь подалась вперед, словно в материнском порыве.

— Выпьете чашечку кофе?

— Охотно.

Кажется, его роль миротворца между тремя могущественными расами Галактики на сегодня исчерпана. Даже четырьмя, если учитывать Вилли К с Бетельгейзе. Гора с плеч!

Оставалась последняя проблема — Кэт. То, о чем он не хотел думать, скрывал от себя, оттягивал, как мог, принятие решения.

«Где она?»

С этим вопросом он обратился к секретарше.

— Сейчас узнаю, доктор, — рассеянно повертев пуговку на кофточке, Перси заметила: — Осторожно, кофе у вас под рукой.

Взяв со стола секретарши бумагу и карандаш, Эрик записал по памяти формулу противоядия, которое могло вырвать Кэт и остальное человечество из цепких объятий JJ-180.

— Миссис Арома в изоляторе на пятом этаже, — сообщила мисс Перси, когда он допивал кофе. — Что с ней, доктор? Она больна? Что-нибудь серьезное?

Эрик передал ей сложенный листок бумаги:

— Для Ионы. Он знает, что с этим делать.

И двинулся к выходу.

— Передавайте привет! — запоздало воскликнула секретарша, когда Эрик находился уже за порогом.

Кэт сидела в кресле, скрестив босые ноги, одетая в белую пижаму, и читала какой-то женский журнал. Вид у нее был неважный, постаревший и подавленный, как у человека, который давно сидит на транквилизаторах.

— Тебе привет от Тиль, — сказал Эрик, приближаясь.

Кэт медленно, с трудом подняла глаза:

— Какие новости?

Она с явным трудом зафиксировала на нем взгляд.

— Я достал противоядие. Ты скоро будешь совсем-совсем здорова.

Кэт слабо улыбнулась.

— Правда? Спасибо, дорогой.

Это слово отчего-то чувствительно задело Эрика; он никогда не слышал от нее «дорогой» кроме как в ироническом ключе.

— Вижу, ты еще любишь меня... несмотря на то, что я тебе сделала, — с трудом проговорила Кэт.

— А ты думала, я стану сидеть сложа руки? — вскипел он.

Она считала, что Эрик старался ради нее, и понять не могла, что это делалось для всего человечества. В голове у него зрела речь, которую он мог бы прочесть в королевской шведской академии при вручении Нобелевской премии за разработку формулы противоядия от самого страшного наркотика на свете.

«Тот, кто использует этот наркотик против других, — преступник, заслуживающий веревки или пули».

Но вдруг вспомнил, что перед ним сидит именно такая преступница — его собственная жена, — которая чуть не отправила на тот свет их обоих благодаря любопытству и легкомыслию.

— Ладно, — сказал он. — Мне пора.

— Куда ты?

— В Шайенн. Меня ждут дела. Будь здорова. Но... учти, Кэт, — сказал он после некоторой паузы.

Она вопросительно прищурилась, остановив на нем блуждающий взор из-под чуть припухших век.

— Здоровье твое все равно необратимо разрушено. Ты спасена от наркотика, но не от последствий его употребления.

— Должно быть, я состарилась? — печально выдохнула Кэт.

— Ничего подобного, — солгал он.

— Сколько лет ты бы мне дал?

— Столько, сколько их тебе сейчас, — 35.

Она грустно покачала головой:

— Нет. Это не так. Я видела себя в зеркале.

Эрик сменил опасную тему:

— Те, кто был с тобой на этой... оргии, — они тоже должны получить противоядие. Позаботишься об этом?

— Само собой. Это же мои друзья. Брюси, Марм, Христиан, Илд, — она произносила имена, словно перечисляя надписи на гробовых плитах Эрик, — внезапно сказала она.

— Что?

— Я понимаю, что теперь ты не станешь жить со мной, когда я стала такая старая и некрасивая, — она замолчала.

— Хочешь развода?

«Может, это единственный шанс, и им стоит воспользоваться?»

Эрик невольно вспомнил своего страдающего двойника из две тысячи пятьдесят шестого года.

Кэт покачала головой.

— Нет. Не хочу.

— Почему?

— Я все еще люблю тебя. Я буду вести себя по-другому, и ты меня не узнаешь.

«Я и так с трудом узнаю тебя в этой постаревшей женщине», — озлобленно подумал Эрик, сердясь, впрочем, не столько на нее, сколько на собственную вечную нерешительность. Вот и сейчас он подает ей ложные надежды.

— Я обещаю, — добавила Кэт, и по щекам ее потекли слезы.

— Хочешь, чтобы я ответил честно?

— Да, — шмыгнула она носом. — По-другому и не надо. Ты всегда должен говорить только правду, и ничего кроме правды.

— Тогда отпусти меня.

Кэт вопросительно посмотрела на мужа. Выражение ее глаз было такое, словно он только что выстрелил ей в сердце.

Прежний яд вновь затеплился в ее взгляде, но утратил былую силу — выдохся. Вместе с ненавистью испарилась и ее любовь. А может, это и была ее любовь? Транквилизаторы изменили ее, перед ним сидела совсем не та Кэт.

Пожав плечами, она сказала почти равнодушно:

— Что ж, я этого заслужила.

— Так ты согласна? Мы можем начать бракоразводный процесс?

— При одном условии, — ответила Кэт, и в голосе ее явственно затаились подозрение и обида.

— В чем дело?

— Если здесь не замешена другая женщина.

— Женщина здесь не при чем, — Эрик вспомнил о Филлиде Аккерман; но она не считается: даже в мире Кэт, населенном призраками ревности и подозрений, эта фигура не имела значения.

— Учти, — добавила Кэт. — Если я что-нибудь узнаю, буду биться до последнего. Я опротестую развод и не стану ни в чем помогать твоему адвокату. И тогда тебе никогда от меня не избавиться — это я тебе обещаю. Клянусь, ты никогда...

— Вот и хорошо, — облегченно вздохнул доктор. — Будем считать, что с этим вопросом покончено.

— Видишь, Эрик, как все вышло, — слабеющим голосом произнесла Кэт. — В конце концов, моя наркомания помогла обрести тебе желанную свободу. Нет худа без добра.

Эрик присел на ручку кресла и опустил ей руку на плечо.

— Ты права. Все в порядке.

Вергилий встретил Эрика, выйдя навстречу из-за стола.

Не успел старик и рта раскрыть для выражения привычных любезных пошлостей, как Эрик оборвал его, захлопнув дверь.

— Вы можете вызвать Молинари сюда, как в тот раз, когда вы пригласили его на Марс?

— А в чем дело? — тревожно нахохлился его бывший работодатель.

Эрик поведал историю с ригом по имени Дег Дал Ил, не называя кодового имени. Он хоть и доверял Вергилию, но после общения с разведчиком нечто вроде профессиональной болезни перекинулось и на него — привычка к конспирации.

Выслушав его, Вергилий кивнул.

— Если он меня послушается — а он это непременно сделает, потому что мы старые друзья...

— Известите его — это крайне важно. Но как-нибудь так, не обостряя: видеофоны тоже могут прослушиваться.

— Ничего, мне достаточно намекнуть, ведь мы понимаем друг друга с полуслова.

— В таком случае я остаюсь здесь и никуда не еду, — решил Эрик. — Тем более сейчас он совершенно один в гостинице.

— Кто один?

— Риг.

— Непременно прихватите пистолет, доктор, — сказал Вергилий, снимая трубку видеофона. — Соедините меня с Секретарем Молинари, Вергилий Аккерман у аппарата.

Эрик впервые за долгое время расслабился, утопая в одном из роскошных начальственных кресел в кабинете Аккермана.

— Мистер Аккерман! — донесся срывающийся голос с другого конца провода; изображение мелькало и было неразборчивым, как во внезапно испортившемся телевизоре. — Мистер Аккерман, доктор Арома у вас?

— У меня, а в чем дело?

— Мы уже несколько часов не можем его отыскать. Передайте доктору...

Помехи и шипение по связи.

— Что такое? — взволнованно подскочил Эрик.

Тот же вопрос Вергилий прокричал в трубку, только другими словами, не стесняясь в выражениях, в том числе в адрес компании коммуникаций, осуществляющей такой вид связи.

Наконец звук появился вновь, и картинка на экране успокоилась.

— Мистер Молинари мертв, — опустошенным голосом сказал бледный как смерть оператор телефонной станции Белого Дома. — Вот уже два часа. Доктор Тигарден сообщил, что это был разрыв аорты.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

На крыше Белого Дома Эрика встретил Дон Фестенбург.

— Где вы были, доктор, — заикаясь от волнения, выговорил он. Фестенбург поспешил вперед, показывая дорогу.

Эрик, с искусственным сердцем в чемоданчике, торопился следом.

У дверей спальни Секретаря их ждал изможденный Тигарден.

— Куда же вы пропали, черт побери?

«Если бы ты знал, что я сделал для человечества за это время», — подумал Эрик, но вместо этого сказал:

— Заморозили?

— Да?

— Обмен веществ?

— Почти полностью остановлен. Послушайте, у меня инструкция, нарушать которую мы не имеем права.

Тигарден вручил доктору пачку листов бумаги — завещание Молинари.

Так и есть, запрет на трансплантацию, никаких искусственных органов, даже если жизнь секретаря будет под угрозой.

— Он случайно, не из секты Свидетелей Иеговы?

— Что, доктор?

— Ладно, проехали. Что мы можем сделать?

— Мы консультировались у верховного прокурора. Орган можно трансплантировать лишь по письменному разрешению пациента.

— Но почему? Зачем ему это понадобилось?

— Не знаю, — удрученно покачал головой Тигарден.

Вмешался Дон Фестенбург:

— Френик уже знает.

— И?

— Выразил соболезнование, — почти с ехидцей сказал «молодой да ранний».

— Сейчас не время заниматься политикой.

Эрик подошел к кровати, где в сплетении проводов и прозрачных трубок с физиорастворами лежало тело бывшего Секретаря ООН. Лицо покрывала специальная маска, считывающая мельчайшие импульсы головного мозга. Мозг следовало сохранить любой ценой: без него оживление окажется невозможным, в лучшем случае удастся разбудить человекоподобный овощ.

Но как его разбудить, если этот параноик собственной волей отменил единственное возможное средство — и тем отбросил медицину на столетие назад?

— Вице-президент Приндл готов к выступлению в прямом эфире, — снова напоминал о своем присутствии Дон Фестенбург.

— Текст речи уже у него. Точнее, два варианта, и от вас зависит, доктор, который ему читать.

— Вы их загодя составили? — хмуро поинтересовался Эрик.

— Мы же профессионалы, — несколько обиженно пожал плечами Дон Фестенбург.

— Что делать, доктор? — заныл Тигарден, которому, видимо, случившееся грозило большими неприятностями.

— Выведите двойника, — вдруг сказал Эрик.

— Двойника? — переспросил Дон Фестенбург.

— Двойника? — недоуменно произнес Тигарден.

— Да, — до Эрика стал доходить смысл политического завещания Молинари и предполагаемого Секретарем сценария развития событий. — Там это недвусмысленно указано. Исполните его волю.

— Конечно, можно вывести двойника, — начал Дон Фестенбург, — но...

— Сами увидите, что произойдет дальше.

Вскоре четверо сотрудников «Сикрет Сервис» удалились вместе с растерянным Фестенбургом.

— Но это же противозаконно, — заговорил Тигарден. — Это политический обман. Использовать робота на должности живого человека — это просто...

— Доктор Тигарден, ваша наивность удивляет меня. Неужели вы до сих пор не понимаете, почему Молинари запретил использовать искусственные органы? Он не мог пойти по стопам Вергилия, потому что тем самым нарушил бы собственный закон.

«Теперь ясно, — подумал он. — Приндл никакой не преемник Мола — лишь номинальная фигура для отвода глаз Френика, как и Дон Фестенбург, как бы ему ни хотелось занять секретарское кресло. Молинари — сам по себе династия, династия двойников».

— Так вот зачем его хранили в законсервированном состоянии, — ахнул Тигарден, который начал догадываться.

— Это всего лишь тайный сговор правительственного кабинета — сговор Молинари с самим собой. Сговор двойников.

— Но как же другое параллельное пространство останется без Секретаря? — запротестовал Тигарден.

— Вы еще не поняли? Двойник, которого сейчас разморозит Фестенбург, — из мира, в котором Молинари не был избран на свой пост. Вы же помните, он выиграл выборы с минимальным перевесом, значит, миров, где этот властный человек живет вхолостую, без вожделенной цели, должно быть предостаточно.

В том, другом мире, отсутствие Молинари не будет иметь большого значения: его двойникам там делать нечего, им прямой путь сюда. Он важен там, где избран Секретарем, где идет война, где лютует Френик, потому что это дело жизни Молинари.

Так что смерть ему теперь не страшна. Как только отживает одно его тело, на смену приходит новое — и еще один посвежевший политический деятель появляется на арене международной борьбы.

— И что дальше? — почти испуганно спросил Тигарден.

— Дальше? Что вы имеете в виду?

— Ну, когда и это тело износится... Я имею в виду, двойник...

— А дальше оно само позаботится о преемнике, — веско сказал Эрик. — Двойники будут множиться до бесконечности, как матрешки.

Впрочем, до бесконечности ли?

Но ведь Молинари в различных мирах старели с одинаковой скоростью, так что весь процесс растянется еще на три-четыре десятка лет, не больше.

Видимо, этого времени вполне хватит, чтобы спасти Землю, вывести ее из войны, и только это имело значение для Молинари. Он вовсе не пытался быть вечным или бессмертным, а просто хотел выполнить долг. Происходило примерно то же, что случилось с Франклином Делано Рузвельтом во вторую мировую войну.

Через час новый Джино Молинари вызвал Эрика в свой рабочий кабинет.

Румяный, сияющий Мол в новой с иголочки униформе сидел в роскошном кресле Генерального Секретаря.

— Значит, говорите, эти мерзавцы не хотели меня оживлять? — грозно спросил он и тут же рассмеялся. — Я знаю, Арома, что вам пришлось заставить их сделать это, сами бы они точно не решились. Видите, я не ошибся, приняв вас на работу. Вы и только вы отвечали за мой переход в мир иной. И Фестенбург тоже хорош, примерный малыш, пай — мальчик. Экий тихоня казался! Ну да я ему не по зубам.

Секретарь рыгнул — оказывается, гость из соседнего пространства успел отобедать в этом мире.

— А мне казалось, у него почти получилось опрокинуть вас.

— Меня? Ха-ха... Впрочем, почти удалось, — посерьезнел Молинари. — Ничего не поделаешь, такова политика. Но именно поэтому она является едва ли не самым интересным занятием на света. Остальное — обыденные будни, гарантированный результат, здесь же ты никогда не уверен, добился ты своего — или тебе только показалось. Да, между прочим, ролик уже идет по телевизору. Не хотите посмотреть еще раз, освежить впечатления?

— А как же вице-президент?

— В подвале, — расхохотался Молинари. — До нового звездного часа.

— В вашем мире...

— Мой мир здесь, — перебил Молинари. — Он закинул руки за голову, сцепив на затылке, чуть покачиваясь в кресле и прожигая Эрик взглядом, в котором не было ни боли, не усталости, ни отчаянья. И, тем не менее, это был все тот же Молинари.

— Но в параллельном временном континууме, откуда вы явились... — начал Эрик.

— Какая чепуха! — воскликнул Молинари.

— ...вы потерпели поражение в борьбе за пост Генерального секретаря, не так ли? — все же договорил Эрик. — Не подумайте плохого, я спрашиваю из чистого любопытства и не стану обсуждать это с кем-либо еще.

— А если станете, то «Сикрет сервис» выбросит вас с вертолета в атлантический океан с камнем на шее, — посулил Молинари. — Или с корабля в открытый космос.

— Я был избран, Арома, — продолжил Молинари. — Но эти олухи выперли меня из правительственного кабинета, состряпав импичмент, и все из-за неподписания пакта о мире с Звездной Лилией. Сами подумайте: кто поверит, что эти насекомоподобные риги, повсюду таскающие за собой переговорное устройство, словно ночной горшок...

— Но теперь-то вы понимаете, насколько необходимо землянам достичь взаимопонимания с ригами?

— Конечно. Теперь все как на ладони.

Глаза Мола потемнели — он стал внимательнее смотреть на собеседника.

— Э, что у вас на уме, доктор? А ну-ка, посмотрим! Как это говорили в ХХ веке? Постучим по крыше — вдруг что да вылетит?

— Я все приготовил в Тихуане для начала процесса переговоров.

— Какая еще Тихуана? Не поеду ни в какую Тихуану. Грязный городишко, притон с малолетками.

«Интересно, Мария Райнеке была любовницей Молинари и в другом, параллельном мире? — вдруг подумал Эрик. — Надо попытался как можно мягче сформулировать вопрос».

— Нас познакомил общий друг, — учтиво отозвался Молинари. — Вы понимаете, о ком я? О том, кого сейчас собираются хоронить, — или что они там еще собираются с ним делать: пепел развеять, чтобы навсегда замести следы? Один у меня уже есть — нафаршированный пулями в стеклянном гробу.

— И что теперь?

Молинари хищно оскалился:

— Скажу по секрет: я не второй из них — я третий.

Он приложил руку к уху:

— Ладно, давайте детали, что там у нас с ригами?

Эрик вкратце рассказал про Дег Дал Ила и предстоящую встречу.

— Теперь вам необходимо появиться в Тихуане, — закончил он рассказ.

— Если Корнинг, главный резидент контрразведки пришельцев, не добрался туда первым. Я немедленно дам приказ «Сикрет Сервис» нейтрализовать это исчадье Френика. Пока они будут заниматься освобождением главаря своей резидентуры, пройдет время. Совершим отвлекающий прием: обвиним его в том, что он сделал вашу жену наркоманкой. Каково? Неплохой предлог, чтобы упечь его на время?

— Хорошо, — ответил Эрик, чувствуя тяжесть земной ноши, которая буквально пригибала к земле.

— Что-то вы сегодня кислый, доктор, — заметил Молинари. — Вам не по душе мое предложение?

— Нет, все в порядке, просто устал.

— Дайте мне адрес этого рига.

Эрик назвал гостиницу и номер.

— Я прослежу, чтобы все было сделано как надо, — уверил его Молинари. — Отдохните, напейтесь или подыщите себе новую подружку. А то примите еще порцию JJ-180 и слетайте в будущее. В общем, найдите способ развлечься. Вам, кстати, удалось избавиться от зависимости?

Получив утвердительный ответ, Молинари покачал головой:

— Не ожидал. Мне казалось, это невозможно. Вышли на ригов?

— Нет, я получил противоядие из будущего.

— Как там развивается война?

— Оккупация.

— Большая территория?

— Почти вся, за исключением Шайенна.

— А что со мной? Впрочем, неважно. Да, как ваша жена, расскажите?

— Лекарство доставлено...

— Нет, я имел в виду ваши отношения.

— Какие могут быть отношения! Мы разводимся — дело решенное.

— Неплохо, — кивнул Молинари. — Давайте, пишите адрес вашего рига, я вам взамен дам другой.

Взяв ручку и бумагу, он черкнул несколько строк.

— Родня Марии, ее кузина. Играет второстепенные роли в сериалах. Ей девятнадцать. Не слишком молода для вас?

— Но это против всех правил...

— Забудьте, доктор. На этой планете закон — я, — он бросил записку Эрику. Бумажка так и осталась лежать на столе.

— В чем дело? — вспылил Молинари. — JJ-180 окончательно спек вам мозги? Или вам невдомек, что вы располагаете крошечным отрезком времени, которое представляет собой ваша жизнь, — и она ждет вас впереди, а не в прошлом, и не в параллельных пространствах? Или вы ждете возвращения прошлого года?

Эрик взял записку.

— Вы правы, так оно и есть, я постоянно жду прошлого года. Но, кажется, он окончательно потерялся и больше не вернется.

— Вот именно, — усмехнулся Молинари. — Не забудьте сказать, что это я вас послал. — Он довольно оскалился, глядя на то, как Эрик прячет записку в бумажник.

Была ночь, и Эрик шел по темной улице в глубине квартала, сунув руки в карманы и гадая, не сбился ли он с пути. Он не появлялся в Пасадене, калифорнийском городке, много лет.

Впереди из темноты выросло высокое здание, окна светились, будто глаза, вырезанные в гигантской тыкве на подоконнике в Хэллоуин. Глаза — окна души, но какая душа у здания? Кто может обитать в таком мрачном месте? Пухленькая (а может, и не пухленькая) черноволосая девчурка, чьи жизненные амбиции укладываются в минутный рекламный ролик пива или сигарет, способная поставить тебя на ноги, когда ты болен, короче говоря, пародия на супружество, взаимопомощь и защиту от невзгод внешнего мира.

Эрик опять вспомнил о Филлиде Аккерман. Эта стервочка способна была привести его жизнь в раз и навсегда заведенное русло. А сравнить ее с Кэт? Филлида столь же привлекательна, чтобы он потерял голову, — и в то же время достаточно непохожа, чтобы вселять элемент новизны. И мы оба понимали это еще тогда, во время разговора в космосе.

Неожиданная мысль посетила его: ведь эта девушка из Пасадены, незнакомого города, в котором он бывал всего пару раз, и не он выбрал ее для себя, а Молинари, стало быть, он сможет уйти от себя, от прежней схемы жизни, в которую все время загонял себя.

Отыскав вход, Эрик достал бумажку с адресом, нашел нужную кнопку среди уймы прочих одинаковых кнопок на большой медной табличке домофона и позвонил с решительностью, которую вдохновил в него Молинари.

Через минуту на экранчике домофона появилось лицо.

— Кто там?

По крошечному изображению трудно было определить, насколько миловидна подошедшая особа, но бархатный голос подкупал. Несмотря на естественное беспокойство одинокой девушки перед неожиданным и незнакомым визитером, в голосе чувствовалась теплота.

— Я от Джино Молинари. Он просил меня заглянуть к вам.

Что он нес, Джино ничего не просил. Опять трусость, опять ложь!

— Вы уверены, что не ошиблись? Ведь мы встречались с Джино лишь раз, и то по случаю.

— Вы разрешите зайти на минутку, мисс Гарибальди? — Эрик назвал ее имя по бумажке.

— Это моя старая фамилия, теперь я Гарри. Патриция Гарри, мой сценический псевдоним.

Замок зажужжал. Эрик толкнул дверь, вошел, вызвал лифт до пятнадцатого этажа. Уже собираясь позвонить, вдруг заметил, что дверь приоткрыта. Патриция Гарри в пестром переднике с двумя уложенными на голове косами встретила его улыбкой. У нее были изящные черты лица, особенно выделялись южные, идеальной формы темные итальянские губы. Лицо ее поражало гармонией, его можно было назвать образцовым. Понятно, почему она попала на телевидение: такие лица производят впечатление на любого зрителя, даже когда появляются в набивших оскомину рекламных роликах. Она была не просто мила или симпатична — она была потрясающе, уникально красива.

— Привет, — весело и непринужденно сказала она. — А вы кто?

— Меня зовут Эрик Арома (какая дурацкая роль — собственного свата!). Я работаю в медицинском штате Генерального Секретаря.

«Точнее, работал, — подумал он. — До сего дня».

— Может, угостите кофе, поговорим? — Слова давались с трудом. — Понимаете, этот разговор крайне важен для меня.

— Какой странный визит, — заметила Патриция. — Впрочем, почему нет? — она развернулась — ее длинная мексиканская юбка прочертила в воздухе цветной цыганский след — и проследовала на кухню.

— Вообще-то я уже поставила чайник. И зачем же мистер Молинари прислал вас?

Неужели она не понимает, что ее внешность сама по себе причина любого визита?

— Видите ли, я проживаю в Калифорнии, в Сан-Диего. Я хирург, мисс Пэт. Ничего, если я буду называть вас так? — Эрик сел за кухонный столик, поставив локти на твердую шероховатую поверхность из красного дерева. — Хирург-трансплантолог.

— Хирург? — переспросила Патриция Гарри, доставая чашки. — Но если вы хирург, то почему не на войне? Сейчас все хирурги работают на военных спутниках или при фронтовых госпиталях, насколько мне известно.

Эрик почувствовал, как земля уходит из-под ног вместе со всеми пятнадцатью этажами, которые отделяли его от нее.

— Не знаю, — пробормотал Эрик.

— Ведь идет война, и вызнаете об этом, тем более если вы из администрации президента, — не оборачиваясь она добавила: — Моего парня покалечило вместе с остальными, риги подстрелили их крейсер. Он сейчас лежит в госпитале.

— Мне нечего вам ответить, — удрученно признал Эрик. — Вы указали на основную ошибку моей жизни: она никогда не имела смысла, который ей следовало иметь.

— И кого же в этом винить? Себя или всех остальных?

Девушка разлила кофе по чашкам.

— Наверное, так оно и есть, — сказал Эрик, чувствуя, каким ничтожеством выглядит перед ней. Она в два раза моложе его — и лучше смыслит в жизни, сама устроит свою судьбу, не нуждаясь в посторонней помощи.

— Мне уйти? — ляпнул он ни с того ни с сего. — Вы скажите, не стесняйтесь.

— Вы только что пришли — и сразу назад? Наверное, мистер Молинари не прислал бы вас, не будь какого-то важного дела, — усаживаясь напротив, патриция воззрилась на него, и взгляд ее был критическим и оценивающим.

Не зная, что сказать, как часто бывает с робкими молодыми людьми на первом свидании, Эрик снова ляпнул:

— А вы любите... смотреть телевизор?

Она пожала плечами:

— Смотря что.

— Видели последнее выступление Мола? Как он вам?

Снова она пожала плечами.

— Не люблю выступления политиков: напыщенные речи, горящие глаза.. Скучно все это и... неискренне.

В этот момент зазвонил видеофон.

— Извините, — девушка выпорхнула из-за стола и вскоре появилась вновь.

— Это вас.

— Кто? — сердце сдавило тревожное предчувствие.

— Из Белого Дома.

Эрик подошел к видеофону. Экран был пуст, но через некоторое время появился Джино Молинари.

— Доктор, мы добрались до вашего рига. Он мертв. Эти сволочи растерзали его на части, псы бешеные. Должно быть, они видели вас. Зря не отвезли его прямиком в ТИФФ, отель — дело ненадежное, — Молинари поморщился, словно находясь еще под впечатлением от увиденного.

Вместо ответа Эрик схватился за голову.

— Слушайте, доктор, — отрывисто продолжал Молинари. — Не вините себя. Эти ребята из контрразведки — профессионалы, такое могло случиться с каждым.

Нагнувшись ближе, так что его черты заняли весь экран, Молинари доверительно произнес.

— У нас есть другие возможности. Сейчас мы как раз решаем, которой воспользоваться.

— Ничего, что мы говорим об этом по видеофону?

Молинари мотнул головой:

— Френик со своими шавками отбыли. Они уносили ноги, чувствуя, что пахнет жареным. Увидев меня, они все поняли. Теперь необходимо действовать быстро, мы должны вступить в контакт с ригами ближайшие часы, пока Френик в дороге, — Секретарь взглянул на часы. — Все, пора. Да, вы остаетесь на прежней должности.

Экран погас и тут же вспыхнул вновь.

— И еще, доктор, запомните: вы сделали главное — заставили их выполнить мое завещание. Они перекладывали эти десять страниц, рылись и копошились, пока не приехали вы. И если бы не вы, меня бы тоже сейчас не было. Запомните это раз и навсегда, — он усмехнулся и изображение погасло, на сей раз окончательно.

Однако провал есть провал. Эрик вернулся на кухню и занял позицию перед нетронутой чашкой.

«Что теперь? Что дальше?» — одна-единственная мысль сверлила мозг.

— Наверное, вы правы, Пэт, мое место в госпитале, — произнес он. — Но скоро — вы этого пока не знаете — фронт будет здесь, на Земле.

Девушка побледнела, еще пытаясь улыбнуться.

— Как это?

— Превратности войны. Сегодняшний союзник завтра может оказаться врагом.

Он выпил кофе и встал.

— Удачи, Пэт (как это имя напоминало другое — «Кэт»!). Надеюсь, война не отразится на вашей карьере. Пока.

Безмолвная, Патриция осталась за кухонным столом, когда Эрик покидал ее квартиру. Ни единого слова или жеста на прощанье: видимо, ее потрясло сказанное человеком, который минуту назад говорил с самим Молинари.

Эрик шел по темным улицам Пасадены, пока не встретил такси. Остановив машину, он сел и только тут понял, что не знает, куда ехать.

— Вы не знаете, где живете? — переспросил автомат.

— Вези в Тихуану, — неожиданно сказал он.

— Как прикажете, сэр, — откликнулся автомат и рванул в южном направлении.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Ночь в Тихуане. Эрик бесцельно бродил вдоль неоновых вывесок магазинчиков-киосков, прислушиваясь к крикам мексиканских зазывал и наслаждаясь привычным видом потока автотранспорта, от новейших автоматических таксомоторов до древних колесных автомобилей, давно списанных в США и нашедших приют здесь, в приграничной зоне.

— Ищете девочку, мистер? — какой-то мальчишка схватил его за рукав, пытаясь остановить. — Моей сестре всего семь лет, она ни разу не была с мужчиной, мамой клянусь, вы будете первым.

— Сколько? — машинально спросил Эрик.

— Десять долларов и плата за номер в гостинице. Нельзя терять невинность на улице — после этого теряешь уважение к себе.

— Справедливо, — откликнулся Эрик, не останавливаясь. С приближением ночи уличные торговцы-робанты с тележками и корзинами с тамалем — толченой кукурузой с мясом, наперченным чили, — постепенно исчезали вместе с привычной дневной толпой зевак и пожилых американских туристов. Их сменяла другая публика. Вот мужчина, торопясь куда-то, грубо оттер его в сторону; совсем рядом протиснулась девушка в тесной, чуть не расходящейся по швам, юбке и свитере, коснувшись на миг его своим телом, словно бы на этот миг они стали одним целым. Но девушка тут же исчезла в ночи. Несколько развязных мексиканцев в меховых куртках с отворотами надвинулась на него: они как рыбы жадно разевали рты, словно задыхались в поисках чего-то, остро необходимого; тоже, наверное, под кайфом. Эрик предусмотрительно отошел.

В этом городе, где все разрешено и можно достать что угодно, чувствуешь себя как Вергилий в своем излюбленном детском королевстве — бэбиленде. Как будто находишься в центре вселенной, где любая вещь, словно игрушка в кроватке младенца, в пределах досягаемости, стоит только протянуть руку. Но билет в бэбиленд стоит дорого, плата за него — отказ от взрослого состояния, то есть, собственно говоря, от всего, что ты есть. И все же Эрик любил это место. У многих Тихуана вызывала отвращение, но только не у него. Заблуждение считать Тихуану скоплением пороков. Беспокойные, слоняющиеся по городу стаи самцов в поисках Бог знает чего, даже не догадывались, что их гонит природа и инстинкты — подсознательный зов самой протоплазмы. Это неотступное беспокойство когда-то вывело жизнь из воды на сушу, и теперь, превратившись в сухопутных млекопитающих, они продолжают слоняться по улицам в поисках незнамо чего.

Перед Эриком возникла вывеска салона татуировок. Сквозь прозрачную витрину было видно, как художник орудует электрической иглой, чуть касаясь кожи, рисует на теле причудливый узор.

Эриком внезапно овладел новый приступ мазохизма. Что бы такое изобразить на себе в память об этом времени? Что бы утешило его в предстоящие годы невзгод и лишений?

Он вошел и сел в кресло.

— Вы можете нарисовать... — он задумался. Хозяин продолжал трудиться над горой мышц солдата ООН, который тупо и бессмысленно смотрел перед собой.

— Выберите в альбоме, — сказал хозяин.

Эрику передали громадный альбом, который он раскрыл наугад. Женщина с двойным бюстом — на каждой груди помещалось целое высказывание. Космический корабль, изрыгающий столбы пламени из дюз. Эрик сразу вспомнил о себе из две тысячи пятьдесят шестого года, просьбу которого так и не удовлетворил. «Пусть это будет татуировка „За ригов“», — решил он. Чтобы ни у кого не вызывала сомнений его политическая приверженность, когда его в очередной раз задержит жандармерия. И тогда уже не надо будет принимать никаких решений: его просто поставят к ближайшей стенке.

Кто-то упрекал его в жалости к себе. А существует ли вообще самосострадание? И есть ли смысл в этом слове? Не часто приходилось о нем слышать.

— Ну что, выбрал, приятель? — спросил хозяин, покончив с клиентом.

— Вы можете написать на груди: «Кэт больше нет»? Сколько это будет стоить?

— «Кэт больше нет?» А что с ней?

— Ну, напишите «Кэт умерла».

— Значит, умерла, — автоматически повторил хозяин тату-салона. — Умерла от чего?

— От болезни Корсакова.

— Как вы сказали? — татуировщик взял ручку и блокнот.

— Слушайте, где можно достать наркотики? Настоящие наркотики.

— Ну ты даешь, парень. Не туда пришел. В аптеке напротив, конечно, — здесь занимаются только росписью по мясу.

Эрик вышел из салона, снова погружаясь в водоворот уличной кутерьмы. В витрине на противоположной стороне улицы торчали протезы и костыли. Эрик открыл дверь и подошел к прилавку.

— Чем могу помочь? — обратился к нему седовласый аптекарь респектабельной наружности.

— JJ-180, — Эрик положил на прилавок пятидесятидолларовую бумажку.

— Сто долларов США, — сказал аптекарь, посмотрев на деньги.

Эрик добавил пару десяток и две пятерки.

Аптекарь вышел и вернулся со стеклянным пузырьком, в котором болтались несколько капсул. Взяв деньги, он мелодично звякнул старинной кассой, выбил чек и положил деньги в лоток.

— Благодарю вас.

Никаких эмоций, ни удивления, ни испуга, — обычная покупка.

Эрик вышел из аптеки и бродил по улицам, пока не вышел к отелю «Цезарь», не отдавая себе отчета, как у него это получилось: случайно или ноги сами занесли его сюда.

За стойкой стоял тот же самый портье.

— Помните рига, с которым я приходил сюда?

Портье отвечал безмолвным взором.

— Правда, что его порвали на части сволочи под командой Корнинга, который заправляет в местном секторе?

Портье молчал.

— Дайте мне ключ от его номера!

— Деньги вперед, — ответил портье, бездушный, как автомат.

Заплатив, Эрик поднялся на лифте на нужный этаж. Пройдя по коридору, нашел комнату, открыл дверь ключом и на ощупь стал искать на стенке выключатель.

Когда вспыхнул свет, он осмотрелся и понял, что в комнате не осталось ни единого следа от разыгравшейся трагедии, как будто риг просто вышел пообедать.

Не зря Дег Дал Ил просил вернуть его в лагерь — предчувствовал, чем все кончится.

Комната внушала ужас.

Эрик подошел к столу, открыл пузырек, выкатил капсулу и аккуратно разрезал гривенником на три равные доли. В графине оставалась вода; он проглотил треть капсулы и стал ждать у окна. Понемногу ночь превращалась в день. Сколько времени прошло и в каком времени он находился, в своем или будущем? Комната оставалась прежней, да и что здесь могло измениться?

Доктор спустился и спросил свежую газету в ларьке рядом со стойкой. Одутловатая мексиканка протянула ему номер «Лос-Анджелес Дейли Ньюс».

Взглянув на дату, Эрик понял, что прошло десять лет: сегодня было пятнадцатое июня две тысячи шестьдесят шестого года.

Он забрался в кабину видеофона.

— Попросите Вергилия Аккермана.

— Как вас представить?

— Доктор Эрик Арома.

— Минуточку, доктор.

По экрану пробежала рябь и, наконец, вынырнуло осунувшееся, высохшее, как у мумии лицо.

— Эрик! Неужели это ты, глазам своим не верю! Как поживаешь, мальчик? Сколько же лет мы не виделись...

— Что с Кэт? — перебил Эрик.

— Прости, не понял?

— Я спрашиваю, как моя жена. Как она себя чувствует и где она сейчас?

— Твоя бывшая жена, — поправил Вергилий.

— Хорошо, пусть будет бывшая, — уступил Эрик.

— Но откуда я могу знать? Она давно уволилась, лет шесть назад, сразу после войны.

— Как ее разыскать?

Вергилий помолчал.

— Погоди, Эрик, ты же помнишь: она больной человек. Эти припадки... Ты же сам подписывал медицинское заключение. Что, дескать, у нее необратимые изменения в мозгу из-за наркотиков... Саймон Илд говорил, что она в больнице в Сан-Диего, у него там друг лечился от той же напасти.

— Позовите его, — Эрик подождал у опустевшего экрана, пока не появилось вытянутое печальное лицо служащего отдела инвентаризации.

— Кэт? — переспросил Саймон Илд. — Могу передать, только что мне рассказывал мой приятель. Он видел ее в психбольнице имени Г. Брауна, парень лечился там от нервного срыва, как вы это называете.

— Я это так не называю, — сказал Эрик. — Но продолжайте.

— Она совершенно неуправляема: постоянные припадки ярости, вспышки ненависти к окружающим — только щепки летят. Иногда до четырех раз в день. Она сидит на фенотиазине, но во время приступов он как мертвому припарки. Говорят, разрушение лобных долей. С памятью у нее тоже совсем плохо. Видимо, это паранойя — она подозревает врагов во всех, — замолчав, он добавил: — И до сих пор вспоминает о вас.

— Что говорит?

— Считает, что это вы упекли ее в дурдом.

— И зачем же?

— Говорит, что любила вас, а вы хотели жениться на другой, а от нее таким способом избавиться. А сами будто клялись, когда добивались развода, что у вас никого нет.

Повесив трубку, Эрик набрал номер больницы.

— Психоневрологический центр Эдмунда Г. Брауна, — сообщил усталый женский голос.

— Я хотел бы узнать, как здоровье миссис Кэтрин Арома.

— Минутку, — женщина зашелестела бумагами.

Вскоре его переключили в палату, подошла женщина помоложе, почему-то не в халате, а в обычном цветастом платье.

— Сэр, никаких изменений со времени вашего последнего звонка.

— А когда я звонил?

Она улыбнулась:

— На прошлой неделе. Мы делаем все, что можем, так что не беспокойтесь. Сейчас посмотрю ее карту.

Эрик содрогнулся. Получается, даже десять лет спустя он продолжал ухаживать за ней, как заботливый муж. Неужели он обречен, и это будет продолжаться всю жизнь, до самого конца?

Дежурная вернулась.

— Сейчас она проходит курс процедур у доктора Брамельмана. Лечение основано на импульсном восстановлении нервных клеток головного мозга, вызывающем их регенерацию. Впрочем, порадовать пока нечем, результатов почти никаких, — продолжала она, листая медицинскую карту.

— Надежда еще есть?

— О да, безусловно, — дежурная произнесла эти слова, как говорят «надежда умирает последней», так что в ответе ее не было особого смысла.

— Спасибо. Кстати, вы не скажете, что там у вас записано о моем месте работы? Я его недавно сменил, может быть, у вас устарели данные.

— Здесь написано, что вы главный хирург-трансплантолог Кайзеровского фонда в Окланде.

— Верно.

Эрик немедленно позвонил в справочную и узнал номер Кайзеровского фонда.

— Доктора Арома, пожалуйста.

— А кто его спрашивает?

На миг он растерялся.

— Скажите, что это... звонит его младший брат.

На экране появилось его постаревшее отражение, вывернутое наизнанку, где правое поменялось с левым.

Его двойник узнал себя.

— Я ждал твоего звонка. Теперь слушай, я скажу тебе, чего не знает дежурная. Этот прибор на самом деле искусственный мозг, точнее, часть мозга — то, что нам удалось смоделировать. Он вживляется под крышку черепной коробки и заменяет лобные доли до конца жизни.

— Мозговой протез?

— Да, но над ним еще предстоит много работать.

— Так что ничего утешительного?

— Нет, — покачал головой Арома-старший.

— Так ты считаешь, если бы мы с ней не развелись...

— Это ничего не изменило бы. Поверь, в некотором смысле развод накладывает большую ответственность. Тем более ей стало гораздо хуже именно после развода.

— Неужели нет выхода?

Эрик Арома из две тысячи шестьдесят пятого покачал головой.

— Что ж, спасибо за откровенность.

— Всегда нужно быть честным с самим собой. Желаю удачи.

— В чем?

— В оформлении развода, разумеется, — это тягостная процедура. Но все когда-нибудь кончается.

— А чем кончилась война?

Арома-старший усмехнулся.

— Война? Какая война, ты слишком погряз в личных проблемах, чтобы обращать на это внимание.

Эрик повесил трубку и вышел на залитые солнечным светом улицы.

Вот она, Тихуана десять лет спустя. Никакой войны, никакой Звездной Лилии. Место уличных торговцев-робантов сменили риги, свободно расхаживающие по тротуарам. Вскоре он наткнулся на аптеку, где покупал JJ-180. Все было прежним, только с витрины пропали костыли и протезы — верный признак отсутствия войны. Вместо них Эрик заметил странный аппарат. Наклонившись, он прочел надпись на испанском: прибор гарантировал усиление потенции, позволяя «достигать неограниченного числа оргазмов, один за другим, практически без перерывов».

Усмехнувшись, Эрик прошел к прилавку в глубине аптеки.

Прежнего аптекаря не было, его сменила дама в возрасте, с крашеными черными волосами.

— Si? — она доброжелательно блеснула дешевыми никелированными зубами.

— Нет ли у вас германского препарата «g-Totex blau»? — спросил Эрик.

— Минутку, senior.

Женщина скрылась в подсобном помещении, и некоторое время Эрик ждал, бесцельно скользя взглядом по витринам.

— G-Totex blau? — тревожно переспросила она.

— Да.

— Но это необычайно сильный яд. Вы должны будете расписаться в книге, si?

— Si, — ответил Эрик.

Перед ним поставили черный ящичек.

— Два доллара пятьдесят центов, что-нибудь еще?

— Нет, спасибо. Этого будет достаточно.

Женщина извлекла из-под прилавка толстый журнал записи выдачи опасных лекарств и положила рядом с привязанной к стеклу ручкой.

— Вы хотите убить себя, senior?

— Да, пожалуй.

— Этот яд действует совершенно безболезненно, — доверительно сообщила она, как говорят о хорошем испробованном лекарстве, которое помогло многим знакомым. — Я видела, никакой боли, просто останавливается сердце.

— Да, хороший яд, — согласился Эрик.

— Ну что вы, германское качество! — она улыбнулась. — Вы не пожалеете, что купили у нас, — и одобрительно кивнула.

Эрик расплатился купюрами десятилетней давности, которые были приняты без слов, после чего вышел на улицу с покупкой.

Тихуана оставалась прежней. Странно, правда, что не было еще специальных кабинок для самоубийства, где никому не мешая можно отправиться в мир иной за десять песо. Хотя, вероятно, и такие уже появились.

Когда Эрик вернулся в гостиницу, навстречу вышел человек в форме охранника, расставив руки по сторонам и заграждая дорогу.

— Сэр, вы здесь не живете. Хотите снять номер?

— Да.

— Десять долларов за ночь. Деньги вперед, поскольку вы без чемодана.

Протянутую купюру портье изучал долго и подозрительно.

— Эти деньги изъяты из обращения, их теперь не обменяешь, так что нам запрещено принимать подобные банкноты, — нахальным взглядом охранник уперся Эрику в глаза. — Гоните двадцатку, и то я подумаю, брать ли.

У Эрик оставалась только одна бумажка в пять долларов. И, как это ни странно, уцелевшая в хаосе всего, что с ним происходило, бесполезная теперь валюта из будущего.

— Что это? — клерк взял бумажку, вглядываясь в сложный многоцветный рисунок. — Сами сделали?

— Нет, — сказал Эрик. — Я...

— Сейчас я вызову полицию...

— Понял, — сказал Эрик. — Ухожу.

Оставив деньги на стойке, он покинул гостиницу.

В послевоенной Тихуане оставалось множество прежних глухих закоулков и тупиков. Эрик нашел между кирпичными строениями проход, засыпанный битым кирпичом и мусором из опрокинутых жестяных бочек, приспособленных под урны. Сел на ступеньки перед заколоченной дверью в заброшенное здание и закурил сигарету. С улицы его не было видно, зато отсюда он мог рассматривать спешивших прохожих; особое внимание привлекали девушки. Они ничем не отличались от прежних девушек Тихуаны: на высоких каблуках в свитерах из ангорской шерсти, с блестящими кожаными сумочками, в перчатках, с небрежно накинутым на плечи плащом, открытой высокой грудью, с непередаваемым изяществом во всем, вплоть до бретелек модного лифчика. Чем они зарабатывали себе на жизнь? Где научились так одеваться?

Эрик всегда поражался этому, и особенно теперь, десять лет спустя.

Может, спросить, где они живут и где покупают наряды, здесь или за границей? Бывали ли вообще в Соединенных Штатах? Еще интересно узнать, нет ли у них друзей в Лос-Анджелесе и в самом ли деле они так хороши в постели, как кажутся. И ведь дает же им жить какая-то невидимая сила! Хочется надеяться, что не за счет их страстности и нежности: если бы они платили подобной ценой, делаясь фригидными самками, это было бы издевательством над творениями природы, карикатурой на саму жизнь.

Беда таких девушек, что они быстро стареют. В тридцать они уже толстые, измотанные дамы с сумками. Куда деваются туфли на высоком каблуке, лифчики, сумочки, плащи, перчаточки? Остаются лишь черные, горящие из-под невыщипанных бровей глаза. Прежнее создание живет глубоко внутри, под складками жира и морщин, но больше не способно ни говорить, ни резвиться, ни заниматься любовью. Стук каблучков по тротуару превращается в неряшливое шарканье. Самое ужасное на свете слово — «бывший». То есть — живший в прошлом, увядающий в настоящем и изъеденный червями в будущем. Жизнь в Тихуане течет слишком быстро и вместе с тем остается на месте.

Ситуация Эрика была уникальной. Ему предстояло совершить самоубийство, которое должно произойти через десять лет. Что тогда произойдет? Он совершит суицид в будущем. Или, наоборот, сотрет себя с лица земли в прошлом десятилетней давности — или же здесь и там одновременно? А что станет с Эриком, который работает на Кайзера в Окланде? А десять лет, которые ему еще предстоит ухаживать за больной Кэт, как его отсутствие скажется на ней, и что она будет без него делать?

Какая недостойная, трусливая месть — месть тяжелобольному, которого невозможно наказать больше, чем он уже наказан. До чего же он был ненавистен самому себе!

Эрик взвесил в руке упаковку со смертельным ядом.

Земля притягивала яд, как и все остальное. Земля отрицала смерть, тем более добровольную.

И тут что-то проехало по ботинку. Эрик отдернул ногу, решив, что это выскочившая из мусора крыса, — и увидел маленькую тележку на колесиках, проворно мелькнувшую в тень. На тележку набросилась другая, точно такая же. Они встретились среди вороха старых газет и груд пустых бутылок, чтобы решить свои проблемы. Гора мусора пришла в движение; соперницы дрались, разгоняясь и с ходу врезаясь друг в друга, пытаясь вывести противницу из строя, выбить батарейку.

То, что тележки Химмеля существовали десять лет спустя, иначе как чудом и не назовешь. А может, Брюс Химмель по-прежнему продолжает их мастерить? Эрик наблюдал за битвой, пока одна из тележек не победила; она с гордым видом откатилась на кучу мусора, напоминая горного козла, выбирающего позицию для последнего удара.

Побежденная тележка воспользовалась моментом и метнулась в убежище — под прикрытие дырявого цинкового ведра. Здесь она затаилась, надеясь переждать опасность. «Не поделили территорию», — решил Эрик.

Он встал и схватил победительницу. Колеса отчаянно закрутились, и тележке удалось вырваться. Она грохнулась об асфальт и вдруг покатилась человеку под ноги, словно пытаясь раздавить высившегося над ней гиганта. Удивленный, Эрик отступил на шаг назад. Тележка сделала еще один угрожающий выпад, заставляя отойти еще дальше. Удовлетворенная, тележка триумфально объехала человека и покатила прочь, дребезжа колесами по тротуару.

В ведре по-прежнему выжидала проигравшая тележка.

— Не бойся, — сказал Эрик, присаживаясь на корточки, чтобы лучше разглядеть ее.

Раненая тележка не двигалась.

— Ладно, — сказал Эрик, вставая. — Я понял.

Она знала, чего хочет; ей не нужны его утешения.

«Даже эти существа хотят жить. Брюс прав: все имеют право на место под солнцем и на земле. Это все, что они требуют, и это не так уж много». А он не способен занять место под солнцем и приложить все силы, чтобы выжить в замусоренном переулке Тихуаны. У этой вещи, нашедшей убежище в цинковом ведре, нет ни жены, ни работы, ни жилища, ни денег, ни даже возможности обзавестись этим в будущем — и все-таки она существует. По неведомой Эрику причине ее привязанность к жизни сильнее.

«G-Totex blau» уже не казался привлекательным.

Даже если Эрик решился — то почему именно сейчас? Неужели самоубийство настолько неотложное дело?

Внезапно закружилась голова. Эрик зажмурился, пренебрегая тем, что его может атаковать вторая тележка. Потом посмотрел на черный продолговатый ящичек в руке — почему-то ему казалось, что это ящичек, хотя это была обыкновенная картонная коробка. Интересно, в какой упаковке находится яд? Надо хотя бы посмотреть...

Коробка была странно легкой; внутри она оказалась пустой — хотя Эрик мог поклясться, что когда выходил из аптеки, в коробке что-то увесисто шуршало, какие-то пакетики, должно быть, с порошком. Но содержимое коробки исчезло. И слой мусора под ногами стал заметно тоньше. По длинным теням, которые отбрасывали окружающие предметы, Эрик понял, что время близится к вечеру и, стало быть, действие наркотика заканчивалось. Он снова оказался в своем времени. Последний раз он принял треть капсулы ночью, а сейчас было примерно пять часов вечера. Как и в прошлый раз, возвращение пришлось не точно на то время, из которого он исчез. И, значит, Пришельцы уже начали атаку на Землю.

Воздух задрожал, и свет внезапно померк.

Подняв голову, Эрик увидел над собой огромную черную тушу военного корабля, опускавшегося на Землю в жуткой величественной тишине: двигатели корабля безмолвствовали. Этот корабль только что на сверхсветовой скорости пересек пространство Галактики.

Как жаль, что с собой не было хотя бы пистолета!

Эрик шел по улице, глядя на замерших прохожих: все смотрели в небо, завороженные присутствием черного чудовища.

— Такси!

Он поймал низко летящую машину.

— Гони в ТИФФ, — приказал он системе управления. — Мчи как ветер и не обращай внимания на правила и приказы, если тебя станут останавливать по рации.

Машина вздрогнула, отрываясь от асфальта, и нерешительно повисла в воздухе.

— Полеты запрещены, сэр.

— Кем запрещены?

— Имперским Воздушным командованием Звездной Лили; приказ только что пришел.

— Мне плевать на их приказы, сейчас я управляю ситуацией! — рявкнул Эрик. — И я должен немедленно прибыть в корпорацию ТИФФ: судьба всей войны зависит от моего присутствия там!

— Слушаюсь, сэр, — машина взмыла в небо. — Какая честь для меня, сэр, везти столь важную персону.

— Мое присутствие там вызвано задачей стратегического значения, — продолжил Эрик.

Он останется на фабрике, среди людей, которых знает и которые дороги ему. А когда Вергилий сбежит на Вашинг-35, он последует за ним. Судя по тому, что ему известно, побег произойдет в течение года.

«И там, в ТИФФе, я снова наткнусь на Кэт», — вдруг вспомнил он.

Машина вздрогнула, когда он спросил:

— Если бы ваша жена была тяжело больна...

— У меня нет жены, сэр, — ответило такси. — Автономные системы не женятся, это всем известно.

— Ладно, — кивнул Эрик. — Тогда представьте себя на моем месте: если бы у меня была больная жена, причем безнадежно, неизлечимо больная, вы бы оставили ее? Или, скажем так, остались бы с ней, если бы знали, что обречены еще как минимум десять лет сидеть у ее постели?

— Понял, о чем вы, сэр, — отозвался автомат. — То есть никакой другой жизни для вас не существовало бы, кроме нее.

— Верно.

— Я бы остался, — решило такси.

— Почему?

— Потому что жизнь устроена из условий реальности, так уж заведено, — ответило такси, — И прерывая эти связи, разрушаешь саму реальность. Создавая тем самым какие-то новые, собственные реальности.

— Наверное, вы правы, — сказал Эрик после некоторого размышления. — Думаю, я в самом деле останусь с ней.

— Благослови вас Бог, сэр, — сказало такси. — Я вижу, вы добрый человек.

— Спасибо, — ответил Эрик.

Такси мчалось в сторону корпорации ТИФФ.

1

Англ., амер. мера длины, прим. 2,5 см.

2

Гебефрения — или впадение в детство, психическое расстройство. Характеризуется дурашливым двигательным и речевым возбуждением, резкой сменой настроения, повышенной эмоциональной возбудимостью.

3

Зиккурат (аакадское) — в архитектуре Др. Месопотамии культовая башня.

4

Врожденное или приобретенное стойкое сужение какого-либо полого органа или отверстия между полостями; затрудняет продвижение их содержимого.

5

Болезненное состояние, развивающееся у наркоманов при прекращении приема наркотика.

6

К человеку (лат.).

7

То же, что жвалы, первая, или верхняя, пара челюстей у ракообразных, многоножек и насекомых; служат для разгрызания и размельчения пищи.