Если бы он согласился писать для Банни Хентмэна, то стал бы другим – именно в этом заключалась ее логика.

Чак Риттерсдорф ничего не мог противопоставить такой логике. И тем не менее упорно стоял на своем: он не хочет бросать работу, не хочет менять свою жизнь. Что-то в его натуре было слишком инертно. К лучшему или нет – он не знал. Ведь у каждого, наверно, есть свое, привычное бытие… И он не мог так легко от него отказаться.

На улице под окном приземлился белый шикарный "шевроле", новая сверкающая шестидверная модель. Чак рассеянно разглядывал машину, пока внезапно не узнал в ней – невероятно, но факт – свое собственное летающее колесо. Мэри! Быстро же она его нашла!

Итак, доктор Мэри Риттерсдорф собралась нанести ему визит.

***

Чаку стало не по себе. Комплекс неполноценности, который так долго культивировала в нем жена, проснулся и разбередил душу. Надо же, не смог найти укромное местечко, чтобы Мэри оставила его в покое! Через несколько дней Нейт Уилдер организует ему легальную защиту, но сейчас, в данную минуту, он просто бессилен. Придется ее принять.

Догадаться, как Мэри выследила его, не составляло особого труда: недорогие приборы-обнаружители имелись в продаже. Мэри, скорее всего, обратилась в сыскное агентство и взяла напрокат детектор-ищейку, в которую ввели энцефалограмму мозга Чака. Ищейка отслеживала его в каждом месте, где он побывал с той самой минуты, когда ушел из дому. В наши дни разыскать кого-либо не являлось непосильной задачей.

"Итак, если женщина вознамерилась найти тебя, она это сделает. Надо, наверно, придумать какой-нибудь закон, препятствующий такому положению вещей; возможно, этот закон назовут когда-нибудь Законом Риттерсдорфа. Необходимо сделать так, чтобы пропорционально чьему-либо желанию убежать, скрыться, приборы-обнаружители…"

Легкий стук гулко прозвучал по полой внутри двери комнаты. – Обреченно двигаясь к двери, Чак думал:

"Она, конечно, произнесет убедительную речь со множеством веских аргументов. У меня, естественно, аргументов нет, кроме уверенности, что мы больше не сможем жить вместе. Ее презрение ко мне однозначно отвергает все дальнейшие разговоры о совместном существовании".

Он открыл дверь. Мэри была в дорогом, самом лучшем своем шерстяном пальто; темные волосы собраны в аккуратный пучок, лицо без признаков косметики. Спокойная, уверенная в себе, образованная женщина-лидер.

– Послушай, Риттерсдорф, – сказала Мэри. – Я так больше не могу. Я распорядилась, чтобы твои вещи перевезли в камеру хранения. А сейчас мне нужен чек – все деньги, какие есть у тебя в банке. Они необходимы мне для оплаты счетов.

Итак, он ошибся: ни о каком примирении речь не шла. Напротив, жена окончательно довершала разрыв. Чак не двигался, будто громом пораженный. Он тупо, не отрываясь, смотрел в лицо Мэри.

– Я говорила с Бобом Альфсоном, моим адвокатом, – продолжала Мэри. – Подала ему документы на раздел нашего дома.

– Что? – пробормотал Чак. – На раздел дома?

– Тебе останется только записать свою часть дома на меня.

– Но почему?

– Чтобы я могла выставить комнаты на продажу. Мне не нужен такой большой дом, а деньги пригодятся. Отправлю Дебби в школу-интернат на Восточном побережье, про который мы говорили.

Дебора была их старшей дочерью.

"Но ведь ей всего шесть, – машинально подумал Чак. – Рановато жить вдалеке от дома. Жаль".

– Позволь мне сначала поговорить с Нейтом Уилдером, – тихо попросил он.

– Чек мне нужен сейчас.

Мэри даже не попыталась войти; она просто стояла на пороге. Чак понял, что окончательно и бесповоротно проиграл. Он потерял все. Теперь она может вить из него веревки.

Он стал искать чековую книжку; Мэри наконец сделала несколько шагов внутрь комнаты. Отвращение к новому жилищу мужа оказалось выше всяких слов: она молчала. Чак не смог спокойно наблюдать за ее реакцией – сделал вид, что занят, выписывая чек.

– Между прочим, – заметила Мэри своим обычным тоном, – теперь, когда ты ушел, я смогу принять то предложение. Об участии в экспедиции.

– Какой экспедиции?

– Я как-то говорила тебе, что для межпланетной правительственной программы требуются психологи. Я прошла по конкурсу. – Она не стала обременять себя дальнейшими объяснениями.

– Да-да. – Чак смутно припоминал. – Это какая-то благотворительная программа.

Отголосок отгремевшей восемь лет назад земно-альфанской войны. Маленькая луна в звездной системе Альфа, заселенная землянами и забытая на два с лишним десятилетия по причине войны; гроздь таких малочисленных поселений была разбросана по Альфанской системе, состоящей из двадцати двух планет и дюжины лун.

Мэри взяла чек, сложила его пополам и положила в карман пальто.

– Тебе будут платить за эту работу? – спросил Чак.

– Нет, – отрешенно ответила Мэри.

Значит, она будет жить – а также содержать детей – на одно его скудное жалованье. Внезапно он понял: Мэри ждет приговора суда, который заставил бы его сделать то, из-за чего распалась их совместная шестилетняя жизнь. Благодаря своему огромному влиянию в городском суде Марин Каунти, она добьется такого решения, которое обяжет его оставить работу в ЦРУ и искать более высокооплачиваемую…

– Как…, долго тебя не будет? – запинаясь, спросил он. Чак понял, что Мэри Риттерсдорф, видимо, постарается взять от жизни все, чего не могла взять – по крайней мере на словах – в его присутствии. Он слишком хорошо знал эту женщину.

– Около шести месяцев. Все зависит от обстоятельств. Не жди, что я и дальше буду общаться с тобой. На суде мои интересы будет представлять Альфсон, я там не появлюсь. Еще я начала дело об алиментах, так что от хлопот ты практически избавлен, – добавила она.

Инициатива – даже в этом! – ускользала у него из рук. Как всегда, он оказался слишком медлителен.

– Можешь забирать все, – резко проговорил он. Ее взгляд говорил: "Но этого все равно мало. Все" означает ничего" – судя по твоим доходам".

– Я не могу дать больше того, что имею.

– Можешь, – сказала Мэри без улыбки. – Суд обязательно узнает то, что знаю о тебе я. Если связать тебя обязательствами, ты НАЙДЕШЬ в себе силы нести нормальную ответственность за жену и детей.

– Но должен же я на что-то жить… – пробормотал он.

– Запомни: твоя первая забота – это мы.

Чак не смог ничего возразить, а просто машинально кивнул.

***

Когда Мэри ушла, унося с собой все его деньги, Риттерсдорф заглянул в кладовку и обнаружил стопку старых газет. Усевшись на старинный диван – Дания, прошлый век, – он стал просматривать заголовки в поисках сообщений о проекте, в котором Мэри с таким энтузиазмом намеревалась участвовать.

"Решила посвятить себя благородной цели, – подумал он, – вместо того чтобы просто быть мужней женой…"

В газете недельной давности он наткнулся на более или менее исчерпывающую статью; прикурив сигарету, он начал внимательно читать.

Экспедиции потребуются психологи, сообщалось американской Службой Здоровья и Социального Обеспечения, так как Луна Альфа III M2 первоначально служила больничной зоной – психиатрическим лечебным центром для иммигрантов с Земли, чей разум не вынес нагрузки межзвездной колонизации. Последний земной корабль посетил Луну четверть века назад. Альфанцы, за исключением торговцев, также не навещали Альфу III M2.

Известия с Луны поступали только от этих альфанских дельцов. Судя по их сообщениям, за двадцать с лишним лет на Луне сложилась своего рода цивилизация. Однако торговцы не могли объективно оценить ее, поскольку их знания об умственных болезнях людей недостаточны. Во всяком случае, на Альфе III M2 производились и продавались товары, существовала промышленность.

"Почему после стольких лет забвения земное правительство решило вмешаться?" – удивился Чак. Он живо представил себе Мэри на этой далекой Луне. Да, Мэри относилась именно к тому типу личностей, которые подбирались международным агентством ТЕРПЛАН. Люди ее склада всегда добиваются успеха.

Снова подойдя к старинному двустворчатому окну, Чак Риттерсдорф посмотрел вниз. Постепенно, украдкой, в нем проснулось одно, уже осознанное желание. Он чувствовал, что дальнейшая борьба бессмысленна, и что бы там ни говорили церковь и закон, самоубийство оставалось для него единственным выходом. Ответом на все вопросы.

Одна створка окна открывалась; отворив ее, он прислушался к жужжанию реактивного прыгуна, садившегося на крышу соседнего здания. Жужжание затихло. Подождав немного, он перекинул ногу через подоконник и завис над уличным потоком…

Внезапно в голове возник голос, но не его собственный, а чей-то чужой. Голос повторил:

"Пожалуйста, скажите мне, как вас зовут. Независимо от того, намереваетесь вы прыгнуть, или нет".

Обернувшись, Риттерсдорф увидел ганимедянина – желтую липкую плесень, которая, очевидно, бесшумно просочилась под дверь комнаты, и теперь медленно собирала себя в кучу небольших шаров, представлявших физическую форму ее существования.

– Я снимаю комнату напротив вашей, – объявила плесень.

– Среди землян обычно принято стучаться, – недовольно проворчал Чак.

– У меня нет конечностей, следовательно, мне нечем было постучаться. Во всяком случае, я хотел войти до того, как вы…, удалитесь.

– Это мое личное дело, и оно вас не касается.

– "Никакой землянин не есть остров", – худо-бедно процитировала липкая плесень «Искаженный эпиграф Джона Дона к роману Эрнеста Хемингуэя "По ком звонит колокол". – Прим, перев.». – Добро пожаловать в дом, которому мы, постояльцы, присвоили почетный титул: Замок Бездельников. Здесь есть кое-кто, с кем вам стоит познакомиться. На нашем этаже, например, живут несколько землян вроде вас, а также неземные существа различного облика, отдельные из которых, вероятно, могут вам не понравиться, но остальные, несомненно, заинтересуют. Я намеревался одолжить у вас чашку йогурта, но ввиду того, чем вы заняты, это желание теперь кажется мне бестактным.

– Я еще не въехал окончательно. – Риттерсдорф перенес ногу обратно через подоконник и отошел от окна.

Он не был удивлен визитом мыслящей липкой плесени с Ганимеда, так как слышал, что размещение гостей из иных миров представляло на Земле большую проблему. Независимо от влиятельности и положения в собственном обществе, на Земле они были вынуждены ютиться в старых обветшалых домах с минимумом удобств, вроде этого.

– Если бы я мог носить с собой визитные карточки, – сказал ганимедянин, – то вручил бы вам одну. Я бизнесмен, занимаюсь импортом необработанных драгоценных камней и подержанных изделий из золота. Кроме того, я фанатичный филателист. У меня в комнате находится редчайшая американская серия про Колумба из четырех экземпляров – может быть, вы хотите… – Плесень замолчала. – Вижу, что нет. Во всяком случае, желание покончить с собой хотя бы на время покинуло ваш мозг. Это хорошо. Помимо коммерческой деятельности, я занимаюсь также…

– Разве закон не требует от вас усмирять свою способность к телепатии во время пребывания на Земле? – спросил Чак.

– Да, но ситуация показалась мне исключительной. Вот что, господин Риттерсдорф: хорошо бы вам сменить работу… Я лично не могу нанять вас, так как не состою в руководстве какой-либо фирмы. Но у меня есть связи среди делового мира девяти лун, и я постараюсь…

– Спасибо, – грубо отрезал Чак. – Извините, но мне нужно побыть одному. – Ему уже наделали столько предложений о работе, что их, наверное, хватит на всю оставшуюся жизнь.

– Но, в отличие от вашей жены, у меня нет никаких скрытых мотивов.

Липкая плесень притекла поближе к Чаку.

– Как у большинства земных людей мужского пола, чувство самоуважения строится у вас в основном на способности зарабатывать деньги. В этой области, как я ощущаю, у вас развились весьма серьезные сомнения, а также чувство вины. Могу кое-что сделать для вас в этом плане… Но на это потребуется время. В настоящий момент я покидаю Землю и возвращаюсь на свою родную луну. Предположим, я дам вам пятьсот долларов – американских, естественно, – чтобы вы поехали со мной. Считайте, что даю вам в долг, если хотите.

– А что, интересно, я буду делать на Ганимеде? – раздраженно сказал Чак. – Чего вы привязались? Работа у меня есть, она мне подходит, и бросать ее я не собираюсь.

– Но подсознательно…

– Не надо пересказывать мне мое подсознание. Выйдите отсюда и оставьте меня в покое. – Риттерсдорф повернулся к липкой плесени спиной.

– Боюсь, что ваше намерение покончить счеты с жизнью вернется – возможно, даже очень скоро.

– Ну и пусть.

– Существует только один способ, который может вам помочь, – задумчиво излучила плесень. – И это отнюдь не мои жалкие потуги о предложении работы.

– Какой же именно?

– Женщина, которая заменит вашу жену.

– Слушайте, это уж слишком.

– Погодите. Данное предложение имеет под собой не физическую и даже не умственную основу, оно чисто практическое. Вам нужна женщина, которая примет и полюбит вас таким, какой вы есть. В противном случае вы пропадете. Позвольте мне позаботиться об этом. Дайте мне два часа. А пока держите себя в руках. И никуда не уходите.

Ганимедянин медленно вытек обратно в коридор. Его мысли стали неясными: "Как импортер, покупатель и просто хороший бизнесмен, я завязал массу контактов с землянами многих профессий…" Затем все смолкло.

Дрожащими руками Риттерсдорф прикурил сигарету. Потом отошел подальше от окна, присел на древний диван и стал ждать.

Он не знал, как относиться к деликатному предложению ганимедянина: он был тронут и раздосадован одновременно и, кроме того, озадачен. Можно ли верить словам этого неземного существа? Разве липкая плесень в состоянии ему помочь? Это казалось маловероятным.

Прошел час.

В дверь постучали. Это не мог быть ганимедянин, поскольку ему нечем было стучать. Поднявшись на ноги, Чак подошел к двери и открыл ее.

На пороге стояла земная девушка.

Глава 3

Хотя перед отлетом ее ждала еще тысяча дел, относящихся к новой, неоплачиваемой работе в Службе Здоровья и Социального Обеспечения, доктор Мэри Риттерсдорф все-таки выкроила время для одного личного дела. Она прилетела на реактивном такси в Нью-Йорк, на Пятую авеню в офис Джеральда Фелда, продюсера Банни Хентмэн Шоу. Неделю назад она передала ему подборку самых лучших, по ее мнению, текстов Чака. Пришло время выяснить, есть ли шансы у ее мужа (точнее, у бывшего мужа) получить работу.

Если Риттерсдорф сам не в состоянии подыскать себе приличное место, то этим займется она. Это необходимо хотя бы потому, что весь следующий год ей и детям придется рассчитывать только на доходы Чака.

Выйдя из машины на крыше здания, Мэри опустилась на девяностый этаж, подошла к стеклянной двери и, подождав немного, вошла в приемную кабинета Джеральда Фелда.

За столиком сидела секретарша – привлекательная, ярко накрашенная блондинка в облегающем свитере ажурной вязки. Глядя на нее, Мэри внутренне возмутилась: разве можно женщине с такой полной грудью следовать моде только потому, что бюстгальтеры стали дурным тоном? В данном случае простая практичность требовала наличия бюстгальтера. А эти неестественно торчащие благодаря операции соски? Это уж слишком. Мэри раскраснелась от негодования.

– Слушаю вас, – секретарша посмотрела на Мэри через витиеватый монокль. Когда ее взгляд встретился с холодными взглядом Мэри, соски у нее тотчас опустились, будто поникли от страха.

– Мне необходимо видеть господина Фелда. Я доктор Мэри Риттерсдорф и у меня очень мало времени; я отбываю на лунную базу агентства ТЕРПЛАН в три часа дня нью-йоркского времени.

Мэри произнесла эту фразу сухим, требовательным тоном, которым – в силу профессии – владела довольно неплохо.

После серии формальностей Мэри, наконец, получила разрешение войти. Джерри Фелд сидел за столом, имитированным под дуб – натуральный дуб отсутствовал на планете по крайней мере лет десять, – и увлеченно просматривал видеоленту с рабочим материалом.

– Минуточку, доктор Риттерсдорф, – пробормотал он и указал на стул. Мэри села, положила ногу на ногу и закурила.

На экране Банни Хентмэн представлял германского магната прошлого века. В синем с отворотами костюме он стоял перед советом директоров и доказывал им, каким образом новый автономный плуг, производимый картелем, мог бы использоваться в военных целях. Четыре плуга, соединенных вместе, образуют не просто большой плуг, а установку для запуска реактивных снарядов. Банни изъяснялся с сильным немецким акцентом и представлял свой замысел как гениальное изобретение. Фелд периодически хмыкал.

– У меня не так много времени, господин Фелд, – произнесла Мэри, четко выговаривая слова.

Продюсер неохотно остановил видеозапись и повернулся к ней.

– Я показал Банни рукописи. Он проявил к ним определенный интерес. Понимаете, ваш муж пишет в несколько бесстрастном, я бы даже сказал суховатом стиле, однако ситуацию передает весьма достоверно. Когда-то такое изложение…

– Я знаю, – прервала его Мэри. – Я выслушивала эти тексты много лет; он всегда проверял их на мне. – Она несколько раз нервно затянулась. – Скажите, сможет ли муж работать на Банни Хентмэна?

– Не могу сказать ничего определенного, пока господин Риттерсдорф сам не встретится с Хентмэном; одного вашего желания…

Дверь кабинета открылась, и вошел Банни Хентмэн.

Мэри впервые увидела знаменитого телевизионного комика не на экране, а в жизни, и ей стало интересно: сильно ли он отличается от своего телеобраза? Он выглядел чуть ниже ростом и намного старше, на затылке – солидная лысина. Действительно, в обычной обстановке Банни напоминал продавца вторсырья из Центральной Европы: помятый костюм, редеющие всклокоченные волосы, из угла рта торчит окурок сигары.

Но его глаза! В них светилась необыкновенная теплота, хотя и с оттенком настороженности.

Мэри встала, продолжая разглядывать знаменитого комика. На экране глубина его взгляда не была так заметна: в серых глазах отражался не только ум, а нечто большее… Что именно, она понять не могла. И кроме того…

Вокруг Банни Хентмэна, как ни странно, висела аура страдания. Его облик, лицо, фигура казались пропитаны им.

"Да, – решила Мэри, – вот что выражают его глаза – страдание. Именно. Память боли. Очень давней боли, которую он не забыл и никогда не забудет. Банни Хентмэн пришел в этот мир, чтобы страдать – неудивительно, что он стал великим комиком. Комедия для него – борьба, желание забыться, отбросить нравственную боль… Наверно, именно здесь кроется причина его огромной популярности".

– Бан, – сказал Фелд, – это доктор Мэри Риттерсдорф; ее муж написал те самые тексты для роботов ЦРУ, которые я показывал тебе в прошлую среду.

Комик протянул руку; Мэри пожала ее и сказала:

– Господин Хентмэн…

– Прошу вас, называйте меня как-нибудь иначе, – сказал комик, – ведь это всего лишь мой сценический псевдоним. Мое настоящее имя – Лайонсблад Регаль. Мне пришлось изменить его: кто же выступает на сцене под именем Лайонсблад Регаль? Зовите меня Лайонсблад или просто Блад. Джерри зовет меня Лайрег, с оттенком интимности, – добавил он, не выпуская руки Мэри. – Если что-то мне и нравится в женщинах, так это интимность.

– Лайрег – это твой телеграфный код, ты опять путаешь, Бан, – заметил Джерри Фелд.

– Да-да, – Хентмэн отпустил руку Мэри. – Итак, фрау доктор Раттенфангер…

– Риттерсдорф, – поправила Мэри.

– Раттенфангер, – сказал Фелд, – это по-немецки "крысолов". Не делай больше таких ошибок, Бан.

– Прошу прощения, – комик театрально расшаркался. – Послушайте, фрау доктор Риттерсдоф. Пожалуйста, называйте меня каким-нибудь приятным именем; я жажду поклонения прекрасных женщин, ведь во мне сидит маленький мальчик…

Хентмэн улыбнулся, но лицо – и особенно глаза – продолжали выражать боль и усталость.

– Я найму вашего мужа, если взамен получу возможность время от времени видеть вас… Да, если бы он только догадался о ДЕЙСТВИТЕЛЬНОЙ причине согласия, о так называемом секретном протоколе, как говорят дипломаты… – Он повернулся к Джерри Фелду и добавил:

– Ты-то знаешь, как эти секретные протоколы донимают меня впоследствии…

– Риттерсдорф сейчас живет в старом доходном доме на Западном побережье. Я дам вам его адрес. – Мэри вынула бумагу и ручку и стала писать. – Сообщите, что он вам нужен; попросите его…

– Но он мне не нужен, – спокойно произнес Банни Хентмэн.

– Не могли бы вы все-таки увидеться с ним, господин Хентмэн? – осторожно проговорила Мэри. – У Чака неординарное дарование. Боюсь, если на него не повлиять…

Хентмэн задумчиво провел пальцем по подбородку.

– Вас тревожит его неумение пользоваться своим талантом, поэтому вы и просите за него, не так ли?

– Да, – кивнула Мэри.

– Но это ЕГО талант. Ему решать.

– Моему мужу, – сказала Мэри, – надо помочь. "Уж я-то знаю, – подумала она. – Понимать людей – моя профессия. Чак – зависимый инфантильный тип; его необходимо подталкивать и вести за собой, чтобы он вообще как-то продвигался. Иначе он просто сгниет в какой-нибудь ужасной, грязной дыре – вроде той, где живет сейчас. Или выбросится из окна. Это единственное, что может его спасти. Хотя он сам никогда не признается себе в этом".

Пристально глядя на нее, Хентмэн произнес:

– Могу я заключить с вами некий договор, госпожа Риттерсдорф?

– К-какой договор? – Мэри покосилась на Фелда; лицо продюсера оставалось бесстрастным, он будто отстранялся от разговора, по-страусиному пряча голову в песок.

– Я хочу иногда встречаться с вами, – сказал Хентмэн. – Не по делу, а просто так.

– Но я улетаю с Земли. У меня контракт с ТЕРПЛАНом, и я буду работать в звездной системе Альфа много месяцев, если не лет. – Мэри охватила паника.

– Тогда никакой работы для вашего муженька.

– Когда вы улетаете, госпожа Риттерсдорф? – подал голос Джерри Фелд.

– На днях, – сказала Мэри. – Через четыре дня. Мне надо собраться, пристроить детей в…

– Четыре дня, – задумчиво произнес Хентмэн, продолжая в упор разглядывать ее. – Вы ведь разошлись с мужем? Джерри сказал…

– Да, – ответила Мэри. – Чак уже переехал.

– Давайте поужинаем сегодня вечером. А пока я слетаю к господину Риттерсдорфу. Или пошлю кого-нибудь из своих людей. Мы назначим ему шестинедельный испытательный срок. Он станет писать для нас сценарии. Договорились?

– Я не против того, чтобы поужинать с вами, – сказала Мэри, – но…

– Ну вот и прекрасно! – сказал Хентмэн. – Только поужинать. В любом ресторане Соединенных Штатов, который вы предпочтете.

***

Возвратившись на Западное побережье на реактивном такси, Мэри на городском монорельсе добралась до пригорода Сан-Франциско, где находился филиал агентства ТЕРПЛАН – организации, в которой она с таким желанием собиралась поработать без зарплаты.

Она очнулась от своих дум в лифте, рядом с хорошо одетым, коротко подстриженным молодым человеком. Это был работник агентства, которого звали, как она припомнила, Лоуренс Мак-Рэй.

– Госпожа Риттерсдорф, у нас тут собралась целая армия репортеров, – сказал Мак-Рэй. – Они поджидают вас, чтобы кое-что разнюхать. Вбили себе в голову одну идею и постараются добиться от вас ее подтверждения. Будто наш лечебно-исследовательский проект – просто прикрытие притязаний Земли на возврат Альфы III M2. Что истинная цель нашей экспедиции – восстановление колонии, переброска новых поселенцев и объявление Луны нашей территорией.

– Но она и так была нашей перед войной, – сказала Мэри. – Иначе как бы мы могли использовать ее в качестве лечебного центра?

– Совершенно верно, – согласился Мак-Рэй. Они вышли из лифта и двинулись по коридору. – Но ни один земной корабль не посещал Альфу III M2 в течение двадцати пяти лет, и это, выражаясь юридическим языком, аннулирует нашу юрисдикцию над ней. Пять лет назад Луна заявила о своей независимости, но, если мы высадимся и восстановим лечебный центр с докторами, медперсоналом и прочим, то, как они считают, сможем восстановить свои права, если альфанцы до сих пор нас не опередили. А этого, по нашим сведениям, пока не произошло. Скорее всего, альфанцы еще не оправились после войны. А может быть, просто махнули на эту Луну рукой, решив, что природные условия там слишком чужды для них. Нам сюда, – Мак-Рэй придержал для Мэри дверь; она прошла в зал, и увидела человек пятнадцать репортеров с видеокамерами.

Сделав глубокий вдох, Мэри села за стол, уставленный микрофонами.

Мак– Рэй произнес в микрофон:

– Дамы и господа, это доктор Мэри Риттерсдорф, психолог из Марин Каунти, специалист по семейным отношениям. Она, как вы знаете, согласилась принять участие в нашем проекте.

Один из репортеров сразу спросил:

– Доктор Риттерсдорф, как называется проект? Психопатологический? – В зале послышались смешки. Мак-Рэй ответил:

– Мы присвоили проекту рабочее название "Операция Пятьдесят Минут".

– Куда вы денете живущих на Луне психопатов, когда выловите их? Вышвырнете их вон? Мэри, подумав, сказала:

– Могу сообщить следующее. Сначала мы займемся исследованиями, чтобы как-то оценить ситуацию. Нам известно, что многие пациенты лечебного центра выжили. У них есть дети. Насколько жизнеспособно их общество, судить трудно. Позволю себе предположить, что это общество, скорее всего, лишено будущего: психопаты просто, в самом примитивном смысле слова, существуют. Мы попытаемся провести корригирующую терапию. В тех случаях, конечно, когда это еще возможно будет сделать. Однако первая наша забота – конечно же, дети.

– Когда вы планируете прибыть на Альфу III M2, доктор? – последовал новый вопрос. Заработало несколько видеокамер.

– Недели через две, – сказала Мэри.

– Доктор, вам будут платить за эту работу?

– Нет.

– Значит, вы убеждены, что она проводится на благо общества? Это достаточное основание для вас?

– М-м-м, – неуверенно произнесла Мэри. – Это…

– Земля, таким образом, что-то выиграет от вмешательства в общество бывших пациентов психбольницы? – вкрадчиво добавил репортер.

Повернувшись к Мак-Рэю, Мэри спросила:

– Как я должна отвечать? Мак-Рэй проговорил в микрофон:

– Вопрос вне компетенции доктора Риттерсдорф; она опытный психолог, а не политик. Вопрос отклоняется.

Со стула поднялся тощий высокий репортер и хорошо поставленным голосом спросил:

– Не кажется ли ТЕРПЛАНУ, что, может быть, лучше вообще оставить эту Луну в покое? И обращаться с ее культурой, как и с любой другой, уважая обычаи и привычки поселенцев? – По залу прокатился одобрительный шум.

Мэри подняла руку, требуя тишины, и сказала:

– Мы еще практически ничего не знаем о них. Возможно, в дальнейшем… – Она задумалась. – Это ведь не субкультура. У них нет традиций. Это общество психически нездоровых индивидуумов и их потомства, которое стало самостоятельно развиваться всего двадцать пять лет назад… Поэтому не следует ставить их на одну ступеньку со, скажем, ганимедянами или ионцами. Какие ценности могут создать душевнобольные? И за такой короткий срок?

– Но вы же сами сказали, – продолжал настаивать репортер, – что на данный момент мы ничего о них не знаем. Единственное, чем мы располагаем…

Мак– Рэй резко заговорил в микрофон:

– Если, паче чаяния, они создали какое-либо стабильное, жизнеспособное общество, мы, естественно, не тронем их. Но определить это могут только специалисты, такие, как доктор Риттерсдорф, а не вы, я или американские читатели газет. А если говорить откровенно, то мы понимаем, что нет ничего более потенциально опасного, чем общество, в котором доминируют маниакальные личности: определяют жизненные ценности, контролируют средства информации. Практически все, что угодно, может вытекать отсюда: новый фанатичный религиозный культ, параноидно-националистическая концепция государства, варварская тяга к разрушению маниакального сорта – одни эти возможности уже оправдывают наше исследование на Альфе III M2. Данный проект необходим для защиты наших собственных интересов и ценностей.

В зале стало тихо – репортеры погрузились в размышления, оценивая слова Мак-Рэя; Мэри молчаливо согласилась с ним.

Позднее, когда они покинули зал, Мэри спросила:

– Скажите, это и есть истинная цель экспедиции? Внимательно посмотрев ей в глаза, Мак-Рэй произнес:

– Вы имеете в виду, что мы посылаем экспедицию на Альфу III M2 из-за того, что опасаемся последствий для нашего общества со стороны поселения сумасшедших? Давайте договоримся: для вашей работы такого объяснения вполне достаточно.

– Разве я не имею права знать все? – Мэри пристально посмотрела на молодого, коротко подстриженного представителя ТЕРПЛАНа. – Мне что, полагается только…

– Вам полагается выполнять свою профессиональную задачу. Я же не указываю вам, как лечить больных: почему вы должны учить меня формировать общественное мнение?

Мак– Рэй холодно посмотрел на нее.

– Сообщу вам, однако, об одной из целей операции "Пятьдесят Минут", о которой, вы, вероятно, не задумывались.

Вполне возможно, что за двадцать пять лет общество душевнобольных пришло к некоторым технологическим идеям, которые мы могли бы использовать. Это касается в основном маньяков – наиболее активной части населения Луны. – Он нажал кнопку лифта. – Они на редкость изобретательны. Как и все параноики.

– Не по ли этой ли причине Земля не послала туда корабль раньше? Хотелось посмотреть, во что разовьются их идеи?

Мак– Рэй не ответил -улыбаясь, он ждал прихода лифта. Выглядит абсолютно уверенным в себе, – подумала Мэри. – А сказанное им сейчас, между прочим, является ошибкой, насколько позволяют судить современные знания о психопатах. Возможно, весьма серьезной ошибкой".

Почти час спустя, по дороге домой в Марин Каунти, она вдруг поняла, в чем заключалось основное противоречие официального подхода к проблеме.

С одной стороны. Земля решила внедриться в культуру Альфы III M2 из-за боязни распространения "заразы", а с другой, собирается использовать некоторые идеи этой культуры для собственных нужд. Еще Фрейд сто пятьдесят лет назад показал, насколько ложной является такая двойная логика, ведь один подход отрицает другой. Правительство просто не сможет решить эти две задачи одновременно.

Психоаналитики давно доказали: обычно, когда приводятся две взаимоисключающие причины какого-либо действия, то ни одна из них не является истинной; таковой становится третья, о которой человек – в данном случае официальное руководство – даже не подозревает.