Филип Дик

Кланы Альфанской Луны

Глава 1

Перед тем как войти в зал Высшего Совета, Габриэль Бэйнс послал вперед симулакрума, чтобы удостовериться, нет ли засады. Искусно сконструированный робот, созданный изобретательным кланом манов, был полным подобием Бэйнса и мог выполнять множество функций. Однако Бэйнс использовал его только в качестве телохранителя, ибо безопасность была главной жизненной целью Бэйнса, заявкой на полноправную принадлежность к клану паров, которые обитали в поселении Адольфвилл, неподалеку от северного полюса Луны.

Бэйнс, естественно, много раз выезжал из Адольфвилла, однако чувствовал себя в безопасности – или, скорее, в относительной безопасности – только здесь, за мощными стенами города паров. Этот факт неопровержимо доказывал, что притязание на членство в клане отнюдь не являлось изощренной уловкой, с помощью которой он получал доступ в самую укрепленную и способную выдержать долгую осаду городскую зону на Луне. Бэйнс был предельно откровенен с собой… Будто кто-то сомневался в его искренности.

Взять, например, его недавний визит в ужасные лачуги гебского поселения. Он разыскивал сбежавшую бригаду рабочих; предполагалось, что гебы просочились обратно в Гандитаун. Сложность состояла в том, что все гебы – по крайней мере, с точки зрения Бэйнса – выглядели одинаково: сутулые и грязные, в пропахшей потом одежде, гебы не могли сосредоточиться ни на одном мало-мальски серьезном деле; они умели только хихикать и годились исключительно для черной физической работы. Однако для латания постоянно ветшающих укреплений Адольфвилла – хищные маны не дремали – всегда требовалась рабочая сила, поскольку ни один пар не стал бы унижаться и пачкать руки Физическим трудом.

Как бы там ни было, среди полуразвалившихся гебских хижин на Бэйнса накатывал ужас и преследовало постоянное ощущение опасности – ведь на этой помойке было совершенно негде укрыться. Однако гебов это не волновало – они существовали посреди собственных отбросов в состоянии полного душевного равновесия.

На сегодняшнее заседание Совета, который представлял все кланы и созывался дважды в году, гебы, конечно, тоже пришлют своего человека. Вероятнее всего, толстуху Сару Апостлс со всклокоченной и грязной шевелюрой. И ему, парскому делегату, придется терпеть ее присутствие, отворачиваясь и зажимая нос.

Но самым зловещим будет, безусловно, представитель манов. Как и всякий пар, Габриэль ненавидел манов лютой ненавистью. Их безрассудная агрессивность шокировала, а разум отказывался понимать жестокие и беспричинные выходки. Многие годы Бэйнс считал манов врагами, однако это не объясняло их поведения. Маны просто обожали насилие, все и все. Кроме того, они любили поиздеваться и постоянно запугивали остальные кланы, особенно паров.

Подобные мысли отнюдь не прибавляли Бэйнсу смелости в предстоящем диалоге с Говардом Строу, манским делегатом.

Наконец вернулся симулакрум и с легким жужжанием, похожим на одышку астматика, доложил с неизменной улыбкой "а-ля Бэйнс":

– Полный порядок, господин. Паралитических газов и электрического напряжения большой мощности не обнаружено. Вода в графине не отравлена, радиация в норме, взрывные устройства отсутствуют. Могу порекомендовать вам войти.

– К тебе никто не приближался? – настороженно спросил Бэйнс.

– Там еще никого нет, – ответил биоробот. – Если не считать геба, который подметает пол.

Бэйнс осторожно приоткрыл дверь, предварительно толкнув ее в другую сторону, что было очень существенно. Геб с идиотски-счастливым, типично гебским выражением лица неторопливо и старательно водил метлой по полу. Казалось, работа доставляет ему несказанное удовольствие. Вероятно, даже в течение многих месяцев она не надоела бы ему: гебов не утомляло однообразие, так как они не понимали, в чем, собственно, заключается разнообразие.

"Однако в такой простоте есть свои преимущества", – поду" мал Бэйнс. Одно время – правда, очень недолгое – его впечатляли проповеди известного гебского святого Игнатия Ледебура, который кочевал из города в город, распространяя бесхитростную умиротворенность своей философии. И этот тоже, определенно, не опасен…

По крайней мере, гебы не старались изменить людей, как, например, мистики-шизы. Гебы добивались одного – покоя и умиротворенности. Они не желали знать никакой ответственности и забот и постепенно становились, как представлялось Бэйнсу, все более отрешенными, приближаясь к растительному существованию, которое, с точки зрения геба, являлось идеалом.

В который раз проверив свой лазерный пистолет – он действовал, – Бэйнс решился, наконец, войти. Осторожно, шаг за шагом, он прокрался в зал, опустился на стул, потом резко пересел на другой – первый стоял у окна, и там Бэйнс представлял бы из себя отличную мишень для всякого, кто находился снаружи.

Чтобы как-то развлечься, дожидаясь остальных делегатов, Бэйнс решил немного подшутить над гебом.

– Как тебя зовут? – спросил он.

– Як-коб Симион, – ответил тот, взмахивая шваброй и все так же глупо улыбаясь: никакой геб не в состоянии догадаться, что его разыгрывают. А если и догадывается, то не подает виду. Полное безразличие ко всему на свете – таков их принцип.

– Тебе нравится твоя работа, Якоб? – спросил Бэйнс, закуривая сигарету.

– А как же, – промямлил геб и хихикнул.

– Ты постоянно этим занимаешься?

– Что? – Геб, казалось, не понял вопроса.

В это время дверь открылась, и появилась пухленькая симпатичная Аннет Голдинг, делегат от клана поли, с сумочкой под мышкой и румянцем на щеках. Ее зеленые глаза блестели, грудь вздымалась.

– Я думала, опоздала.

– Нет-нет. – Бэйнс встал и предложил девушке сесть. Профессионально оглядев ее, он не заметил никаких признаков оружия.

"Однако во рту у нее может быть резиновый карманчик с ядовитыми спорами в капсулах", – отметил про себя пар, пересаживаясь на самый дальний стул за большим столом. Дистанция… Весьма надежный фактор.

– Жарко, – проговорила Аннет, все еще тяжело дыша. – Я думала, что опаздываю, и бежала вверх по лестнице. – Она Улыбнулась ему детской улыбкой, столь характерной для поли.

"Черт возьми, до чего привлекательная девица, – подумал Габриэль Бэйнс. – Ей бы только сбросить немного веса…"

– Аннет, – начал Бэйнс в который уже раз, – вы такая милая девушка и до сих пор не замужем. Вот если бы вы вышли за меня…

– Да, Гэйб, – улыбнулась Аннет. – Я тогда была бы под надежной защитой: лакмусовые бумажки в каждом углу, паутина охранной сигнализации, анализаторы, датчики…

– Когда вы, наконец, повзрослеете, дорогуша, – раздраженно прервал ее Бэйнс.

Он даже не знал, сколько ей лет – как и все поли, она казалась ему вечным ребенком. Ведь поли не взрослели – они оставались детьми навсегда. Ведь что такое полизм, как не продление на всю жизнь безоблачного детства? Кроме того, дети всех кланов Луны рождались поли и обучались в одной центральной школе как представители этого клана. Между ними не возникало различий до десятого или одиннадцатого года жизни. А некоторые, как Аннет, так никогда и не менялись.

Аннет открыла сумочку, достала пакетик с карамелью и принялась жадно поглощать конфеты.

– Я нервничаю, поэтому должна есть, – пояснила она. – Потом протянула пакетик Бэйнсу, но тот отказался. "Никогда не знаешь заранее, что у другого на уме…" Бэйнсу на протяжении тридцати пяти лет удавалось сохранять свою жизнь в неприкосновенности, и теперь совсем не хотелось потерять ее из-за подобного пустяка. Все должно быть просчитано, продумано наперед, если он хочет прожить еще столько же.

– Полагаю, от клана шизов в этом году снова будет Луис Манфретти, – сказала Аннет. – Я всегда наслаждаюсь его выступлениями: он рассказывает такие интересные вещи о своих видениях первобытного мира. О драконах земли и неба, о потустороннем мире, о чудовищах, которые сражаются под землей. – Она задумчиво пососала конфету. – Как вы думаете, Гэйб: эти видения реальны?

– Чушь собачья, – убежденно заявил Бэйнс.

– Почему же они тогда размышляют и говорят об этом так серьезно?

– Нужно только поверить в то, что говоришь, и все сразу встанет на свои места. Вот так-то.

Вдохнув носом воздух, он уловил некий неестественный аромат – нечто сладкое. Потом понял, что это запах волос Аннет, и успокоился.

– Какие у вас прекрасные духи, – заметил он, прикидываясь простодушным. – Как они называются?

– "Ночь страсти", – ответила Аннет. – Я купила их здесь, у уличного торговца с Альфы II. Обошлись мне в девяносто долларов, но пахнут прекрасно, не правда ли? Отдала всю месячную зарплату… – В ее зеленых глазах мелькнула печаль.

– Выходите за меня замуж… – снова начал Бэйнс, но осекся, заметив представителя клана депов.

Деп застыл в дверях; его неподвижный взгляд, лицо со впалыми щеками и отпечатком страдания сразу достали Бэйнса до самых печенок.

"Господи… – вздохнул Габриэль, так и не определив, какое чувство испытывает к этому парню: жалость или презрение. – А ведь они могли бы встряхнуться, ожить, будь в них хоть капля смелости…"

Однако смелость начисто отсутствовала в депском поселении Коттон Мэтр, расположенном на юге. Его представитель всем своим видом олицетворял данный недостаток – торчал на пороге, погруженный в свой мрачный фатализм, и боялся войти, сделать хоть шаг, который казался ему роковым… Нав, например, в той же ситуации просто сосчитал бы до двадцати двойками, развернулся и убежал прочь.

– Входите пожалуйста, – мягко, но убедительно предложила Аннет, указывая на стул.

– Будет ли польза от этой встречи? – вымолвил деп и медленно вошел, с усилием переставляя ноги. – Снова будем скандалить и рвать друг друга на части… Не вижу никакого смысла в таких сборищах.

Завершив свою небольшую речь, он все-таки сел, опустив голову на грудь и крепко сжав дрожащие пальцы.

– Я Аннет Голдинг, поли, – представилась Аннет, – а это Габриэль Бэйнс, пар. А вы ведь деп, не так ли? Судя по тому, как вы уставились в пол. – Она засмеялась, но в ее смехе слышалась симпатия.

Деп ничего не ответил, даже не назвал своего имени. Бэйнс знал, что говорить с депами чрезвычайно сложно – они едва могли найти силы для беседы. Этот, вероятно, из страха опоздать тронулся в путь очень рано и перенапрягся.

"Очень характерно для них, – думал Бэйнс. – Депы бесполезны даже для самих себя, не говоря уже о других кланах. Почему они не вымирают? Не могут даже работать, в отличие от гебов, а просто лежат на земле и смотрят в небо невидящим, безнадежным взглядом".

Наклонившись к Бэйнсу, Аннет тихо произнесла:

– Подбодрите-ка его, Гэйб.

– Ну уж нет, – возмутился Бэйнс. – Какое мне до него дело? Сам докатился до такой жизни. А мог бы измениться, если б захотел. Сделал бы над собой усилие и поверил в хорошее. Но его участь ненамного хуже нашей. А может, даже лучше. Они ведь работают в час по чайной ложке… Мне бы очень хотелось делать в год столько, сколько средний деп.

Через высокую дверь в зал прошла тощая пожилая дама в длинном сером пальто. Это была Ингрид Хибблер из клана навов. Бубня себе под нос "счастливые числа", она обследовала зал, постукивая костяшками пальцев по спинкам стульев.

Бэйнс и Аннет ждали; геб перестал мести, поднял голову и хихикнул. Деп продолжал невидящими глазами смотреть в пол. Наконец госпожа Хибблер обнаружила стул, номер которого ее удовлетворил. Выдвинув его, она примостилась на краешке: руки сложены, пальцы в движении, будто ткут невидимое полотно, способное ее укрыть.

– На стоянке я наткнулась на Строу, – сообщила она и сосчитала несколько раз про себя. – Представителя манов. Ужасный человек, чуть не задавил меня. Пришлось… – Она замолчала. – Не обращайте внимания. Однако сложно отделаться от раздражения, которое вызывают маны. – Ингрид Хибблер передернула плечами.

– Если в этом году от шизов опять будет Манфретти, – сказала Аннет, не обращаясь ни к кому конкретно, – он, скорее всего, войдет сюда через окно, а не через дверь. – Аннет весело рассмеялась; взмахивающий шваброй геб присоединился к ней. – Итак, нам осталось дождаться представителя гебов.

– Я делег-гат от Гандитауна, – отрекомендовался геб Якоб Симион, не прекращая мести. – Я п-просто решил немного п-при-браться, пока ждал остальных. – Он бесхитростно улыбнулся.

Бэйнс вздохнул. "Представитель гебов – уборщик. Конечно, они все такие. Если не внешне, то в глубине души".

Теперь отсутствовали только делегаты от шизов и манов.

"Небезызвестный Говард Строу, вероятно, появится, когда закончит шарить по стоянке в надежде уязвить еще кого-нибудь из прибывающих делегатов. – Бэйнс задумался. – Но пусть только попробует напугать меня".

Пистолет на боку Бэйнса не был игрушкой. Кроме того, у него еще оставался симулакрум, который ждал сигнала за дверями зала.

– А зачем мы вообще собрались? – спросила госпожа Хибблер и начала быстро считать, закрыв глаза и перебирая пальцами. – Раз, два… Раз, два…

– Разнесся слух, что к нашей Луне приближается странный корабль, – сказала Аннет. – Явно не торговец с Альфа II, мы уверены в этом.

Она продолжала поглощать конфеты. Бэйнс с удивлением отметил, что пакет почти пуст. Он знал, что у Аннет нарушение в мозгу – нечто вроде "синдрома обжорства". Когда она нервничала или волновалась, "синдром" проявлялся сильнее.

– Корабль, – пробормотал деп, неожиданно возвращаясь к жизни, – Возможно, он поможет нам выбраться из нашей дыры.

– Какой дыры? – спросила Ингрид Хибблер. Деп дернулся и изрек:

– Сами знаете. – На это ушли остатки сил, и он снова погрузился в безмолвное оцепенение.

"Для депов все, что ни происходит, – катастрофа. Впрочем, любые перемены для них еще хуже. – Презрение Бэйнса к депу усилилось. – Но корабль. Это уже серьезно… Ман Строу, вероятно, знает, в чем дело. На Высотах Да Винчи у манов есть хитроумные приборы для наблюдения за космосом – возможно, весть пришла оттуда… Если, конечно, шизы не обнаружили корабль в своих видениях".

– Возможно, это ловушка, – произнес Бэйнс вслух. Все присутствующие, включая мрачного депа, уставились на него – даже неутомимый геб перестал мести.

– Маны способны на все, – объяснил Бэйнс. – Они стараются ввести нас в заблуждение, чтобы потом добиться своего.

– Зачем? – пролепетала Ингрид Хибблер.

– Вы же знаете, как они ненавидят все остальные кланы! Это жестокие и невежественные люди, грязные пираты, которые хватаются за оружие всякий раз, когда слышат слово "культура" «Автором данного высказывания является немецкий драматург Йодль, хотя наибольшую известность оно приобрело в устах доктора Геббельса – Прим, перев.». В этом весь смысл их жизни, как у древних готов или гуннов.

Бэйнс остановился, хотя и чувствовал, что не до конца выразил свою мысль. Говоря по правде, он и сам не знал, отчего маны столь агрессивны. Если только – согласно его теории – не из простого желания причинять боль ближнему.

"Нет, – думал он, – здесь кроется еще кое-что. Злоба и зависть – они завидуют нам, потому что мы культурнее. Хотя все кланы разные, у нас нет порядка, какого-либо единства, только смесь так называемых созидательных проектов, которые, скорее всего, так никогда и не воплотятся в жизнь…"

– Да, надо признать, господин Строу несколько невоспитан, – медленно проговорила Аннет. – Его даже можно назвать дерзким. Но зачем ему распускать слух о чужом корабле, если таковой не обнаружен? Вы не привели ни одной веской причины, Габриэль.

– Но я знаю, – упрямо продолжал Бэйнс, – что маны, и особенно Говард Строу, настроены против нас. Мы должны действовать, чтобы защитить себя от… – Он умолк, поскольку дверь открылась, и в зал резкими шагами влетел сам Строу.

Рыжеволосый, высокий и мускулистый, он нагло усмехался. Появление вражеского корабля на их маленькой Луне, казалось, ничуть не волновало его.

Оставалось дождаться шизского делегата, который, как обычно, мог опоздать на час. Вероятно, он блуждал в трансе, затерянный в своих облачных видениях субреальности, изначальных космических сил, лежащих в основе шизской концепции Вселенной – постоянного видения так называемого "временного под-мира".

"Во всяком случае, уже можно устраиваться поудобнее, – решил Бэйнс, – насколько это возможно, конечно, в присутствии Строу, а также Ингрид Хибблер".

Бэйнс не горел желанием общаться с обоими. Вообще-то ему не было никакого дела и до всех остальных, за исключением, пожалуй, Аннет. Ведь у нее такая большая, волнующая грудь. А он опять не продвинулся с ней ни на шаг. Как обычно.

Но, по крайней мере, это не его вина. Все поли одинаковы: совершенно невозможно предугадать, какую линию поведения они изберут. У них начисто отсутствовала целеустремленность, диктуемая законами логики. Но все-таки поли не походили ни на погруженных в свои фантазии шизов, ни на опустившихся гебов. Жизнь била в них ключом, это и привлекало его в Аннет – свежесть восприятия, живость.

Действительно, рядом с ней он ощущал себя металлически-жестким, заключенным в некий стальной каркас, вроде архаичного оружия давно прошедшей, бессмысленной войны. Ей было двадцать, ему – тридцать пять; возможно, именно здесь крылась разгадка. Однако Бэйнсу не хотелось так думать. Ему казалось – и он даже готов был поклясться в этом – что Аннет ЗАСТАВЛЯЕТ его чувствовать себя подобным образом.

"Она сознательно старается вывести меня из равновесия".

И, как бы в ответ на эти мысли, Бэйнс вдруг ощутил свою холодную, целенаправленную ненависть пара к Аннет.

Взглянув на нее, Бэйнс обнаружил, что та, словно в забытьи, продолжает опустошать пакетик с карамелью.

***

Делегат Высшего Совета от клана шизов Омар Даймонд неподвижно смотрел на расстилавшийся перед ним пейзаж и видел, одновременно на земле и в небе, двух драконов – белого и красного, Дракона Жизни и Дракона Смерти. Чудовища сплелись в жесткой схватке, равнина под ними полыхала, а небо над головой иссекли молнии. Угасающее, умирающее бледное солнце дарило миру последний проблеск надежды.

– Стойте! – приказал Омар, простирая руку к драконам. Мужчина и молодая женщина с волнистой прической, шедшие мимо него по тротуару, недоуменно остановились.

– Что с ним? – спросила женщина. – Чем он занят?

– Это шиз, – пояснил мужчина, с интересом наблюдая за Омаром. – Затерялся в видениях, бедолага.

– Извечные враги вышли на последнюю битву, – провозгласил Омар Даймонд. – Силы жизни на грани поражения. Так кто из нас примет фатальное решение и принесет себя в жертву, дабы влить в них новые силы?

Мужчина, подмигнув жене, сказал:

– Знаешь, если задать этим парням вопрос, то иногда можно получить весьма любопытный ответ. Давай-ка, спроси его о чем-нибудь. Только пусть это будет нечто глобальное, типа: "В чем смысл жизни?", а не "Где ножницы, которые я потеряла неделю назад?" – Он подтолкнул жену вперед.

Тщательно подбирая слова, женщина обратилась к Омару:

– Извините пожалуйста, но меня очень волнует вопрос: есть ли жизнь после смерти?

– Смерти не существует, – изрек Омар, уязвленный таким дремучим невежеством. – То, что вы называете "смертью", есть всего лишь стадия развития, при которой жизнь пребывает в спящей форме, ожидая следующего воплощения.

Он указал рукой вдаль.

– Видите? Дракона Жизни невозможно умертвить: его кровь бежит красным потоком по лугу, рождая реинкарнации. Семя, упавшее в почву, непременно восстанет в своей первозданности. – Омар зашагал прочь, позабыв о собеседниках.

"Мне надо идти к шестиэтажному зданию, – напомнил себе Омар. – Они там, весь этот Совет. Варвар Говард Строу. Полоумная Ингрид Хибблер, одолеваемая числами. Аннет Голдинг, так называемое олицетворение жизненности, которая сует нос во все, чтобы стать живее. Габриэль Бэйнс, постоянно защищающий себя в мире, который ему ничем не угрожает. Простак со шваброй – вот он-то как раз ближе всех к Богу. И еще один, печальный, позабывший свое имя, который никогда не поднимает головы. Как же мне называть его? Наверное, Отто. Нет, назову его Дино. Дино Уоттерс. Мечтает о смерти, не ведая, что живет в ожидании несбыточного чуда, ведь даже смерть не в силах спасти его от самого себя".

Остановившись у стены шестиэтажного дома, самого высокого в парском поселении Адольфвилл, он взлетел и, зависнув у нужного окна, зацарапал по стеклу ногтем, пока ему не открыли.

– А разве господин Манфретти не придет? – спросила Аннет.

– В этом году он недосягаем, – объяснил Омар. – Перейдя в другую реальность, он погрузился в сон, и его принудительно кормят через нос.

– Ах, – передернула плечиками Аннет. – Кататония.

– Ну так убейте его, – грубо посоветовал Строу, – и покончите с этим. Эти коты-шизы не просто бесполезны: они вскормлены исключительно ореолом Жанны д'Арк. Неудивительно, что ваше поселение столь бедно.

– Бедно материально, – согласился Омар, – но богато вечными ценностями.

Он держался подальше от Строу – ему не хотелось с ним препираться. Строу, несмотря на свою фамилию «Straw (англ.) – соломенный. – Прим, пер.», был по натуре разрушителем. Ему нравилось разбивать и ломать; он был жесток не по необходимости, а по любви. Можно сказать, дьявол получил его душу даром.

Здесь также сидел и Габриэль Бэйнс. Бэйнс, как и все пары, также мог быть жестоким, но только ради собственной защиты. Он так поглощен ею, что действительно стал очень плох. Но, в отличие от Строу, не следует судить его слишком строго.

Садясь на свое место, Омар провозгласил:

– Боже, благослови собрание. Пусть мы услышим новости жизнеутверждающего свойства, а не о деяниях Дракона Зла. – Он повернулся к Строу. – Что нового, Говард?

– Вооруженный корабль, – промолвил Строу с широкой, плотоядно-мрачной ухмылкой, будто наслаждаясь всеобщей нервозностью. – Не торговец с Альфы II, а пришелец из другой звездной системы. Мы использовали телепата, чтобы прочесть их мысли. Это не торговая миссия, а… – Строу остановился, намеренно не закончив фразу. Ему явно хотелось посмаковать тревогу собравшихся.

– Нам придется защищаться, – проговорил Бэйнс. Ингрид Хибблер кивнула; то же сделала и Аннет, хотя и с определенной неохотой. Геб Якоб Симион перестал хихикать и насторожился.

– Мы организуем оборону здесь, в Адольфвилле, – продолжал Бэйнс. – Нам нужны ваши люди, Строу, с их техникой. Мы ждем от вас поддержки. Думаю, в это трудное время вы отбросите свои дурные привычки ради общего блага.

– "Ради общего блага", – передразнил его Строу. – Вы имели в виду: "ради ВАШЕГО блага"?

– Боже мой, Строу, – нервозно заговорила Аннет, – в вас сохранилось хоть какое-то чувство ответственности? Разве вы не осознаете возможные последствия этого вторжения? Подумайте, по крайней мере, о наших детях. Мы должны защитить если не себя, то хотя бы их.

Тем Временем Омар Даймонд продолжал вершить тайную молитву:

"Пусть Силы Жизни восстанут и одержат победу на поле брани. Пусть Белый Дракон избежит красного потока псевдосмерти; пусть благодать снизойдет на сей маленький мир и отвратит от него нечестивцев".

И он вдруг вспомнил картину, виденную им во время пешего путешествия в Адольфвилл. Картина однозначно предвещала вражеское нашествие: ручей, через который он перешагивал, вдруг подернулся кроваво-красной пеленой. Теперь он знал – то было знамение. Война, смерть и, возможно, разрушение и гибель Семи Кланов и их семи городов – шести, если не считать ту помойку, на которой жили гебы.

Деп Дино Уоттерс хрипло пробормотал:

– Мы обречены.

Все взглянули на него, даже неутомимый Якоб Симион. Типично депская позиция.

– Прости его, Господи, – прошептал Омар Даймонд. И сразу же, где-то в невидимом пространстве, Дух Жизни услышал эти слова и отозвался, простив полуживое создание, Дино Уоттерса из поселения депов Коттон Мэтр.

Глава 2

Едва окинув взглядом комнату – стены с потрескавшейся гранитной плиткой, встроенные лампы, которые, по всей видимости, не работали, потертые кафельные полы, о которых он знал только по видеолентам прошлого века, – Чак Риттерсдорф сказал: "Сойдет". Он достал чековую книжку и вздрогнул, заметив камин с кованой чугунной решеткой. Да это же настоящий музей!

Однако владелица этого старинного помещения подозрительно нахмурилась, рассматривая удостоверение личности Чака.

– Судя по тому, что здесь сказано, вы женаты, господин Риттерсдорф, и у вас есть дети. А сюда нельзя въезжать с женой и детьми. Как указано в правилах, комната сдается только имеющим работу, непьющим холостякам.

– Ах, вот в чем дело… – устало проговорил Чак. Толстая пожилая домовладелица в длинном венерианском платье и меховых шлепанцах отказывала ему. Сегодня у него уже имелся печальный опыт по этой части.

– Я развелся с женой. Она сама воспитывает детей. Мне нужна комната для себя одного.

– Но они будут вас навещать. – Накрашенные пунцовые брови домовладелицы слегка приподнялись.

– Вы не знаете мою жену, – заметил Чак.

– Обязательно будут, знаю я эти новые федеральные законы о разводе. Не то что старый, добрый "государственный" развод. Вы были в суде? У вас есть документы?

– Нет еще, – признался Чак. Он находился в самом начале долгого пути. Прошлую ночь провел в гостинице, а в понедельник… В понедельник завершилась шестилетняя война – совместная жизнь с Мэри.

Пристально посмотрев на Чака, домовладелица вернула ему удостоверение личности, взяла чек и вышла. Чак закрыл дверь, подошел к окну и посмотрел вниз на улицу, заполненную машинами, реактивными прыгунами, экранопланами и многочисленными пешеходами… Скоро ему понадобится помощь его адвоката Нейта Уилдера. Очень скоро.

Ирония заключалась в самом их разрыве. Ведь профессия жены Чака как раз и состояла в том, чтобы предотвращать разводы:

Мэри была семейным психологом-консультантом. Она пользовалась большим авторитетом здесь, в калифорнийском городке Марин Каунти, где находился ее офис. Одному Богу было известно, сколько человеческих отношений, давших трещину, она вылечила. Однако, по несправедливому капризу матушки-природы, именно этот богатый опыт и профессиональный талант Мэри довели Чака Риттерсдорфа до этой унылой комнатушки. Добившись столь впечатляющих успехов в своей работе, Мэри так и не сумела побороть возросшее с годами презрение к собственному мужу.

Тем не менее он признавал, что в своей деятельности и близко не подошел к успеху, которого добилась Мэри.

Его работа, которую он очень любил, заключалась в составлении речевых текстов для симулакрумов Центрального Разведывательного Управления. Человекоподобные роботы широко применялись ЦРУ в пропагандистских целях на территории коммунистических стран, кольцом окружавших Соединенные Штаты. Острие пропаганды направлялось на огромную массу взрослого населения с низким уровнем образованности. Чак глубоко верил в полезность своей работы, однако она не была ни высокооплачиваемой, ни престижной. Сочиненные им тексты теперь казались ему тенденциозными, инфантильными и фальшивыми, если не сказать хуже. Он был всего лишь литературной клячей, наемным писакой. Мэри постоянно пеняла ему за это.

Но Чак продолжал заниматься своим делом, отвергая другие предложения, которые делались ему не раз за время их шестилетней совместной жизни. Возможно, Чаку просто нравилось слышать, как человекоподобный робот вдохновенно произносит его собственные слова, а может быть, потому, что он ощущал значимость своей работы, ведь Соединенные Штаты держали круговую оборону против растлевающих коммунистических идей.

Государство нуждалось в относительно низкооплачиваемых служащих для обыденной работы, лишенной героизма и привлекательности. Кто-то ведь должен был программировать электронных агентов, которые внедрялись по всему миру, чтобы агитировать, влиять, убеждать. Однако…

Кризис в их совместных отношениях начался три года назад. Один из клиентов Мэри, личность с невероятно сложными семейными проблемами – он содержал трех любовниц одновременно – был известным телепродюсером. Джеральд Фелд выпускал весьма популярную в стране юмористическую передачу – Банни Хентмэн Шоу: ему принадлежала большая часть капитала этой комедийной программы. Как-то раз Мэри дала прочесть Фелду несколько текстов, которые Чак написал для роботов ЦРУ. Тексты заинтересовали продюсера, потому что содержали большую долю юмора. Дело в том, что монологи Чака никогда не напоминали обычную назидательно-возвышенную чушь. О них часто отзывались, как о написанных живо и со вкусом. Джеральд Фелд попросил Мэри организовать ему встречу с Риттерсдорфом.

Теперь, стоя у окна маленькой унылой комнаты, куда он перевез всего одну смену белья, и неподвижно глядя вниз на улицу, Чак вспомнил, в какой неприятный разговор с Мэри вылился тот случай. Разговор получился отвратительным до тошноты, расширив трещину в их отношениях до размера пропасти.

Для Мэри вопрос был ясен, как божий день: есть возможность получить хорошую работу – этой возможностью нужно воспользоваться во что бы то ни стало. Фелд хорошо платит, к тому же, работа чрезвычайно престижна. Подумать только: каждую неделю по окончании Банни Хентмэн Шоу, имя Чака, как одного из авторов, будет появляться на экранах телевизоров в каждом доме Соединенных Штатов, и даже кое-где за границей, в большевистском мире. Мэри наконец сможет гордиться – ключевое слово их разговора – такой замечательной, творческой деятельностью своего мужа. А для Мэри творчество было тем волшебным сезамом, который отворял все двери в жизни. Работа в ЦРУ – программирование электронных идиотов для пропаганды среди невежественных азиатов, африканцев и латиноамериканцов – таковой не являлась. Кроме того, в состоятельных и богемных кругах, где вращалась Мэри, работать в ЦРУ считалось дурным тоном.

– Ты все равно что дворник с лопатой! – восклицала она, все более распаляясь. – Он тоже делает весьма полезную работу. Ты надежно социально защищен, и тебе уже ничего не хочется. Но ведь тебе только тридцать три, а ты уже смирился. Отбросил всякое стремление стать ЛИЧНОСТЬЮ.

– Послушай, – без всякой надежды попытался возразить Чак. – Ты что, моя мама? Или всего лишь моя жена? Почему ты не хочешь принять меня таким, какой я есть? Профессиональное чутье психолога видит во мне некие задатки? Я ОБЯЗАН подниматься по служебной лестнице? Ты что, хочешь сделать из меня президента ТЕРПЛАНа?

Нет, кроме престижа и денег, здесь крылось еще что-то.

Без сомнения, Мэри хотела видеть его другим человеком. Она, которая лучше всех на свете знала своего мужа, стыдилась его.

Если бы он согласился писать для Банни Хентмэна, то стал бы другим – именно в этом заключалась ее логика.

Чак Риттерсдорф ничего не мог противопоставить такой логике. И тем не менее упорно стоял на своем: он не хочет бросать работу, не хочет менять свою жизнь. Что-то в его натуре было слишком инертно. К лучшему или нет – он не знал. Ведь у каждого, наверно, есть свое, привычное бытие… И он не мог так легко от него отказаться.

На улице под окном приземлился белый шикарный "шевроле", новая сверкающая шестидверная модель. Чак рассеянно разглядывал машину, пока внезапно не узнал в ней – невероятно, но факт – свое собственное летающее колесо. Мэри! Быстро же она его нашла!

Итак, доктор Мэри Риттерсдорф собралась нанести ему визит.

***

Чаку стало не по себе. Комплекс неполноценности, который так долго культивировала в нем жена, проснулся и разбередил душу. Надо же, не смог найти укромное местечко, чтобы Мэри оставила его в покое! Через несколько дней Нейт Уилдер организует ему легальную защиту, но сейчас, в данную минуту, он просто бессилен. Придется ее принять.

Догадаться, как Мэри выследила его, не составляло особого труда: недорогие приборы-обнаружители имелись в продаже. Мэри, скорее всего, обратилась в сыскное агентство и взяла напрокат детектор-ищейку, в которую ввели энцефалограмму мозга Чака. Ищейка отслеживала его в каждом месте, где он побывал с той самой минуты, когда ушел из дому. В наши дни разыскать кого-либо не являлось непосильной задачей.

"Итак, если женщина вознамерилась найти тебя, она это сделает. Надо, наверно, придумать какой-нибудь закон, препятствующий такому положению вещей; возможно, этот закон назовут когда-нибудь Законом Риттерсдорфа. Необходимо сделать так, чтобы пропорционально чьему-либо желанию убежать, скрыться, приборы-обнаружители…"

Легкий стук гулко прозвучал по полой внутри двери комнаты. – Обреченно двигаясь к двери, Чак думал:

"Она, конечно, произнесет убедительную речь со множеством веских аргументов. У меня, естественно, аргументов нет, кроме уверенности, что мы больше не сможем жить вместе. Ее презрение ко мне однозначно отвергает все дальнейшие разговоры о совместном существовании".

Он открыл дверь. Мэри была в дорогом, самом лучшем своем шерстяном пальто; темные волосы собраны в аккуратный пучок, лицо без признаков косметики. Спокойная, уверенная в себе, образованная женщина-лидер.

– Послушай, Риттерсдорф, – сказала Мэри. – Я так больше не могу. Я распорядилась, чтобы твои вещи перевезли в камеру хранения. А сейчас мне нужен чек – все деньги, какие есть у тебя в банке. Они необходимы мне для оплаты счетов.

Итак, он ошибся: ни о каком примирении речь не шла. Напротив, жена окончательно довершала разрыв. Чак не двигался, будто громом пораженный. Он тупо, не отрываясь, смотрел в лицо Мэри.

– Я говорила с Бобом Альфсоном, моим адвокатом, – продолжала Мэри. – Подала ему документы на раздел нашего дома.

– Что? – пробормотал Чак. – На раздел дома?

– Тебе останется только записать свою часть дома на меня.

– Но почему?

– Чтобы я могла выставить комнаты на продажу. Мне не нужен такой большой дом, а деньги пригодятся. Отправлю Дебби в школу-интернат на Восточном побережье, про который мы говорили.

Дебора была их старшей дочерью.

"Но ведь ей всего шесть, – машинально подумал Чак. – Рановато жить вдалеке от дома. Жаль".

– Позволь мне сначала поговорить с Нейтом Уилдером, – тихо попросил он.

– Чек мне нужен сейчас.

Мэри даже не попыталась войти; она просто стояла на пороге. Чак понял, что окончательно и бесповоротно проиграл. Он потерял все. Теперь она может вить из него веревки.

Он стал искать чековую книжку; Мэри наконец сделала несколько шагов внутрь комнаты. Отвращение к новому жилищу мужа оказалось выше всяких слов: она молчала. Чак не смог спокойно наблюдать за ее реакцией – сделал вид, что занят, выписывая чек.

– Между прочим, – заметила Мэри своим обычным тоном, – теперь, когда ты ушел, я смогу принять то предложение. Об участии в экспедиции.

– Какой экспедиции?

– Я как-то говорила тебе, что для межпланетной правительственной программы требуются психологи. Я прошла по конкурсу. – Она не стала обременять себя дальнейшими объяснениями.

– Да-да. – Чак смутно припоминал. – Это какая-то благотворительная программа.

Отголосок отгремевшей восемь лет назад земно-альфанской войны. Маленькая луна в звездной системе Альфа, заселенная землянами и забытая на два с лишним десятилетия по причине войны; гроздь таких малочисленных поселений была разбросана по Альфанской системе, состоящей из двадцати двух планет и дюжины лун.

Мэри взяла чек, сложила его пополам и положила в карман пальто.

– Тебе будут платить за эту работу? – спросил Чак.

– Нет, – отрешенно ответила Мэри.

Значит, она будет жить – а также содержать детей – на одно его скудное жалованье. Внезапно он понял: Мэри ждет приговора суда, который заставил бы его сделать то, из-за чего распалась их совместная шестилетняя жизнь. Благодаря своему огромному влиянию в городском суде Марин Каунти, она добьется такого решения, которое обяжет его оставить работу в ЦРУ и искать более высокооплачиваемую…

– Как…, долго тебя не будет? – запинаясь, спросил он. Чак понял, что Мэри Риттерсдорф, видимо, постарается взять от жизни все, чего не могла взять – по крайней мере на словах – в его присутствии. Он слишком хорошо знал эту женщину.

– Около шести месяцев. Все зависит от обстоятельств. Не жди, что я и дальше буду общаться с тобой. На суде мои интересы будет представлять Альфсон, я там не появлюсь. Еще я начала дело об алиментах, так что от хлопот ты практически избавлен, – добавила она.

Инициатива – даже в этом! – ускользала у него из рук. Как всегда, он оказался слишком медлителен.

– Можешь забирать все, – резко проговорил он. Ее взгляд говорил: "Но этого все равно мало. Все" означает ничего" – судя по твоим доходам".

– Я не могу дать больше того, что имею.

– Можешь, – сказала Мэри без улыбки. – Суд обязательно узнает то, что знаю о тебе я. Если связать тебя обязательствами, ты НАЙДЕШЬ в себе силы нести нормальную ответственность за жену и детей.

– Но должен же я на что-то жить… – пробормотал он.

– Запомни: твоя первая забота – это мы.

Чак не смог ничего возразить, а просто машинально кивнул.

***

Когда Мэри ушла, унося с собой все его деньги, Риттерсдорф заглянул в кладовку и обнаружил стопку старых газет. Усевшись на старинный диван – Дания, прошлый век, – он стал просматривать заголовки в поисках сообщений о проекте, в котором Мэри с таким энтузиазмом намеревалась участвовать.

"Решила посвятить себя благородной цели, – подумал он, – вместо того чтобы просто быть мужней женой…"

В газете недельной давности он наткнулся на более или менее исчерпывающую статью; прикурив сигарету, он начал внимательно читать.

Экспедиции потребуются психологи, сообщалось американской Службой Здоровья и Социального Обеспечения, так как Луна Альфа III M2 первоначально служила больничной зоной – психиатрическим лечебным центром для иммигрантов с Земли, чей разум не вынес нагрузки межзвездной колонизации. Последний земной корабль посетил Луну четверть века назад. Альфанцы, за исключением торговцев, также не навещали Альфу III M2.

Известия с Луны поступали только от этих альфанских дельцов. Судя по их сообщениям, за двадцать с лишним лет на Луне сложилась своего рода цивилизация. Однако торговцы не могли объективно оценить ее, поскольку их знания об умственных болезнях людей недостаточны. Во всяком случае, на Альфе III M2 производились и продавались товары, существовала промышленность.

"Почему после стольких лет забвения земное правительство решило вмешаться?" – удивился Чак. Он живо представил себе Мэри на этой далекой Луне. Да, Мэри относилась именно к тому типу личностей, которые подбирались международным агентством ТЕРПЛАН. Люди ее склада всегда добиваются успеха.

Снова подойдя к старинному двустворчатому окну, Чак Риттерсдорф посмотрел вниз. Постепенно, украдкой, в нем проснулось одно, уже осознанное желание. Он чувствовал, что дальнейшая борьба бессмысленна, и что бы там ни говорили церковь и закон, самоубийство оставалось для него единственным выходом. Ответом на все вопросы.

Одна створка окна открывалась; отворив ее, он прислушался к жужжанию реактивного прыгуна, садившегося на крышу соседнего здания. Жужжание затихло. Подождав немного, он перекинул ногу через подоконник и завис над уличным потоком…

Внезапно в голове возник голос, но не его собственный, а чей-то чужой. Голос повторил:

"Пожалуйста, скажите мне, как вас зовут. Независимо от того, намереваетесь вы прыгнуть, или нет".

Обернувшись, Риттерсдорф увидел ганимедянина – желтую липкую плесень, которая, очевидно, бесшумно просочилась под дверь комнаты, и теперь медленно собирала себя в кучу небольших шаров, представлявших физическую форму ее существования.

– Я снимаю комнату напротив вашей, – объявила плесень.

– Среди землян обычно принято стучаться, – недовольно проворчал Чак.

– У меня нет конечностей, следовательно, мне нечем было постучаться. Во всяком случае, я хотел войти до того, как вы…, удалитесь.

– Это мое личное дело, и оно вас не касается.

– "Никакой землянин не есть остров", – худо-бедно процитировала липкая плесень «Искаженный эпиграф Джона Дона к роману Эрнеста Хемингуэя "По ком звонит колокол". – Прим, перев.». – Добро пожаловать в дом, которому мы, постояльцы, присвоили почетный титул: Замок Бездельников. Здесь есть кое-кто, с кем вам стоит познакомиться. На нашем этаже, например, живут несколько землян вроде вас, а также неземные существа различного облика, отдельные из которых, вероятно, могут вам не понравиться, но остальные, несомненно, заинтересуют. Я намеревался одолжить у вас чашку йогурта, но ввиду того, чем вы заняты, это желание теперь кажется мне бестактным.

– Я еще не въехал окончательно. – Риттерсдорф перенес ногу обратно через подоконник и отошел от окна.

Он не был удивлен визитом мыслящей липкой плесени с Ганимеда, так как слышал, что размещение гостей из иных миров представляло на Земле большую проблему. Независимо от влиятельности и положения в собственном обществе, на Земле они были вынуждены ютиться в старых обветшалых домах с минимумом удобств, вроде этого.

– Если бы я мог носить с собой визитные карточки, – сказал ганимедянин, – то вручил бы вам одну. Я бизнесмен, занимаюсь импортом необработанных драгоценных камней и подержанных изделий из золота. Кроме того, я фанатичный филателист. У меня в комнате находится редчайшая американская серия про Колумба из четырех экземпляров – может быть, вы хотите… – Плесень замолчала. – Вижу, что нет. Во всяком случае, желание покончить с собой хотя бы на время покинуло ваш мозг. Это хорошо. Помимо коммерческой деятельности, я занимаюсь также…

– Разве закон не требует от вас усмирять свою способность к телепатии во время пребывания на Земле? – спросил Чак.

– Да, но ситуация показалась мне исключительной. Вот что, господин Риттерсдорф: хорошо бы вам сменить работу… Я лично не могу нанять вас, так как не состою в руководстве какой-либо фирмы. Но у меня есть связи среди делового мира девяти лун, и я постараюсь…

– Спасибо, – грубо отрезал Чак. – Извините, но мне нужно побыть одному. – Ему уже наделали столько предложений о работе, что их, наверное, хватит на всю оставшуюся жизнь.

– Но, в отличие от вашей жены, у меня нет никаких скрытых мотивов.

Липкая плесень притекла поближе к Чаку.

– Как у большинства земных людей мужского пола, чувство самоуважения строится у вас в основном на способности зарабатывать деньги. В этой области, как я ощущаю, у вас развились весьма серьезные сомнения, а также чувство вины. Могу кое-что сделать для вас в этом плане… Но на это потребуется время. В настоящий момент я покидаю Землю и возвращаюсь на свою родную луну. Предположим, я дам вам пятьсот долларов – американских, естественно, – чтобы вы поехали со мной. Считайте, что даю вам в долг, если хотите.

– А что, интересно, я буду делать на Ганимеде? – раздраженно сказал Чак. – Чего вы привязались? Работа у меня есть, она мне подходит, и бросать ее я не собираюсь.

– Но подсознательно…

– Не надо пересказывать мне мое подсознание. Выйдите отсюда и оставьте меня в покое. – Риттерсдорф повернулся к липкой плесени спиной.

– Боюсь, что ваше намерение покончить счеты с жизнью вернется – возможно, даже очень скоро.

– Ну и пусть.

– Существует только один способ, который может вам помочь, – задумчиво излучила плесень. – И это отнюдь не мои жалкие потуги о предложении работы.

– Какой же именно?

– Женщина, которая заменит вашу жену.

– Слушайте, это уж слишком.

– Погодите. Данное предложение имеет под собой не физическую и даже не умственную основу, оно чисто практическое. Вам нужна женщина, которая примет и полюбит вас таким, какой вы есть. В противном случае вы пропадете. Позвольте мне позаботиться об этом. Дайте мне два часа. А пока держите себя в руках. И никуда не уходите.

Ганимедянин медленно вытек обратно в коридор. Его мысли стали неясными: "Как импортер, покупатель и просто хороший бизнесмен, я завязал массу контактов с землянами многих профессий…" Затем все смолкло.

Дрожащими руками Риттерсдорф прикурил сигарету. Потом отошел подальше от окна, присел на древний диван и стал ждать.

Он не знал, как относиться к деликатному предложению ганимедянина: он был тронут и раздосадован одновременно и, кроме того, озадачен. Можно ли верить словам этого неземного существа? Разве липкая плесень в состоянии ему помочь? Это казалось маловероятным.

Прошел час.

В дверь постучали. Это не мог быть ганимедянин, поскольку ему нечем было стучать. Поднявшись на ноги, Чак подошел к двери и открыл ее.

На пороге стояла земная девушка.

Глава 3

Хотя перед отлетом ее ждала еще тысяча дел, относящихся к новой, неоплачиваемой работе в Службе Здоровья и Социального Обеспечения, доктор Мэри Риттерсдорф все-таки выкроила время для одного личного дела. Она прилетела на реактивном такси в Нью-Йорк, на Пятую авеню в офис Джеральда Фелда, продюсера Банни Хентмэн Шоу. Неделю назад она передала ему подборку самых лучших, по ее мнению, текстов Чака. Пришло время выяснить, есть ли шансы у ее мужа (точнее, у бывшего мужа) получить работу.

Если Риттерсдорф сам не в состоянии подыскать себе приличное место, то этим займется она. Это необходимо хотя бы потому, что весь следующий год ей и детям придется рассчитывать только на доходы Чака.

Выйдя из машины на крыше здания, Мэри опустилась на девяностый этаж, подошла к стеклянной двери и, подождав немного, вошла в приемную кабинета Джеральда Фелда.

За столиком сидела секретарша – привлекательная, ярко накрашенная блондинка в облегающем свитере ажурной вязки. Глядя на нее, Мэри внутренне возмутилась: разве можно женщине с такой полной грудью следовать моде только потому, что бюстгальтеры стали дурным тоном? В данном случае простая практичность требовала наличия бюстгальтера. А эти неестественно торчащие благодаря операции соски? Это уж слишком. Мэри раскраснелась от негодования.

– Слушаю вас, – секретарша посмотрела на Мэри через витиеватый монокль. Когда ее взгляд встретился с холодными взглядом Мэри, соски у нее тотчас опустились, будто поникли от страха.

– Мне необходимо видеть господина Фелда. Я доктор Мэри Риттерсдорф и у меня очень мало времени; я отбываю на лунную базу агентства ТЕРПЛАН в три часа дня нью-йоркского времени.

Мэри произнесла эту фразу сухим, требовательным тоном, которым – в силу профессии – владела довольно неплохо.

После серии формальностей Мэри, наконец, получила разрешение войти. Джерри Фелд сидел за столом, имитированным под дуб – натуральный дуб отсутствовал на планете по крайней мере лет десять, – и увлеченно просматривал видеоленту с рабочим материалом.

– Минуточку, доктор Риттерсдорф, – пробормотал он и указал на стул. Мэри села, положила ногу на ногу и закурила.

На экране Банни Хентмэн представлял германского магната прошлого века. В синем с отворотами костюме он стоял перед советом директоров и доказывал им, каким образом новый автономный плуг, производимый картелем, мог бы использоваться в военных целях. Четыре плуга, соединенных вместе, образуют не просто большой плуг, а установку для запуска реактивных снарядов. Банни изъяснялся с сильным немецким акцентом и представлял свой замысел как гениальное изобретение. Фелд периодически хмыкал.

– У меня не так много времени, господин Фелд, – произнесла Мэри, четко выговаривая слова.

Продюсер неохотно остановил видеозапись и повернулся к ней.

– Я показал Банни рукописи. Он проявил к ним определенный интерес. Понимаете, ваш муж пишет в несколько бесстрастном, я бы даже сказал суховатом стиле, однако ситуацию передает весьма достоверно. Когда-то такое изложение…

– Я знаю, – прервала его Мэри. – Я выслушивала эти тексты много лет; он всегда проверял их на мне. – Она несколько раз нервно затянулась. – Скажите, сможет ли муж работать на Банни Хентмэна?

– Не могу сказать ничего определенного, пока господин Риттерсдорф сам не встретится с Хентмэном; одного вашего желания…

Дверь кабинета открылась, и вошел Банни Хентмэн.

Мэри впервые увидела знаменитого телевизионного комика не на экране, а в жизни, и ей стало интересно: сильно ли он отличается от своего телеобраза? Он выглядел чуть ниже ростом и намного старше, на затылке – солидная лысина. Действительно, в обычной обстановке Банни напоминал продавца вторсырья из Центральной Европы: помятый костюм, редеющие всклокоченные волосы, из угла рта торчит окурок сигары.

Но его глаза! В них светилась необыкновенная теплота, хотя и с оттенком настороженности.

Мэри встала, продолжая разглядывать знаменитого комика. На экране глубина его взгляда не была так заметна: в серых глазах отражался не только ум, а нечто большее… Что именно, она понять не могла. И кроме того…

Вокруг Банни Хентмэна, как ни странно, висела аура страдания. Его облик, лицо, фигура казались пропитаны им.

"Да, – решила Мэри, – вот что выражают его глаза – страдание. Именно. Память боли. Очень давней боли, которую он не забыл и никогда не забудет. Банни Хентмэн пришел в этот мир, чтобы страдать – неудивительно, что он стал великим комиком. Комедия для него – борьба, желание забыться, отбросить нравственную боль… Наверно, именно здесь кроется причина его огромной популярности".

– Бан, – сказал Фелд, – это доктор Мэри Риттерсдорф; ее муж написал те самые тексты для роботов ЦРУ, которые я показывал тебе в прошлую среду.

Комик протянул руку; Мэри пожала ее и сказала:

– Господин Хентмэн…

– Прошу вас, называйте меня как-нибудь иначе, – сказал комик, – ведь это всего лишь мой сценический псевдоним. Мое настоящее имя – Лайонсблад Регаль. Мне пришлось изменить его: кто же выступает на сцене под именем Лайонсблад Регаль? Зовите меня Лайонсблад или просто Блад. Джерри зовет меня Лайрег, с оттенком интимности, – добавил он, не выпуская руки Мэри. – Если что-то мне и нравится в женщинах, так это интимность.

– Лайрег – это твой телеграфный код, ты опять путаешь, Бан, – заметил Джерри Фелд.

– Да-да, – Хентмэн отпустил руку Мэри. – Итак, фрау доктор Раттенфангер…

– Риттерсдорф, – поправила Мэри.

– Раттенфангер, – сказал Фелд, – это по-немецки "крысолов". Не делай больше таких ошибок, Бан.

– Прошу прощения, – комик театрально расшаркался. – Послушайте, фрау доктор Риттерсдоф. Пожалуйста, называйте меня каким-нибудь приятным именем; я жажду поклонения прекрасных женщин, ведь во мне сидит маленький мальчик…

Хентмэн улыбнулся, но лицо – и особенно глаза – продолжали выражать боль и усталость.

– Я найму вашего мужа, если взамен получу возможность время от времени видеть вас… Да, если бы он только догадался о ДЕЙСТВИТЕЛЬНОЙ причине согласия, о так называемом секретном протоколе, как говорят дипломаты… – Он повернулся к Джерри Фелду и добавил:

– Ты-то знаешь, как эти секретные протоколы донимают меня впоследствии…

– Риттерсдорф сейчас живет в старом доходном доме на Западном побережье. Я дам вам его адрес. – Мэри вынула бумагу и ручку и стала писать. – Сообщите, что он вам нужен; попросите его…

– Но он мне не нужен, – спокойно произнес Банни Хентмэн.

– Не могли бы вы все-таки увидеться с ним, господин Хентмэн? – осторожно проговорила Мэри. – У Чака неординарное дарование. Боюсь, если на него не повлиять…

Хентмэн задумчиво провел пальцем по подбородку.

– Вас тревожит его неумение пользоваться своим талантом, поэтому вы и просите за него, не так ли?

– Да, – кивнула Мэри.

– Но это ЕГО талант. Ему решать.

– Моему мужу, – сказала Мэри, – надо помочь. "Уж я-то знаю, – подумала она. – Понимать людей – моя профессия. Чак – зависимый инфантильный тип; его необходимо подталкивать и вести за собой, чтобы он вообще как-то продвигался. Иначе он просто сгниет в какой-нибудь ужасной, грязной дыре – вроде той, где живет сейчас. Или выбросится из окна. Это единственное, что может его спасти. Хотя он сам никогда не признается себе в этом".

Пристально глядя на нее, Хентмэн произнес:

– Могу я заключить с вами некий договор, госпожа Риттерсдорф?

– К-какой договор? – Мэри покосилась на Фелда; лицо продюсера оставалось бесстрастным, он будто отстранялся от разговора, по-страусиному пряча голову в песок.

– Я хочу иногда встречаться с вами, – сказал Хентмэн. – Не по делу, а просто так.

– Но я улетаю с Земли. У меня контракт с ТЕРПЛАНом, и я буду работать в звездной системе Альфа много месяцев, если не лет. – Мэри охватила паника.

– Тогда никакой работы для вашего муженька.

– Когда вы улетаете, госпожа Риттерсдорф? – подал голос Джерри Фелд.

– На днях, – сказала Мэри. – Через четыре дня. Мне надо собраться, пристроить детей в…

– Четыре дня, – задумчиво произнес Хентмэн, продолжая в упор разглядывать ее. – Вы ведь разошлись с мужем? Джерри сказал…

– Да, – ответила Мэри. – Чак уже переехал.

– Давайте поужинаем сегодня вечером. А пока я слетаю к господину Риттерсдорфу. Или пошлю кого-нибудь из своих людей. Мы назначим ему шестинедельный испытательный срок. Он станет писать для нас сценарии. Договорились?

– Я не против того, чтобы поужинать с вами, – сказала Мэри, – но…

– Ну вот и прекрасно! – сказал Хентмэн. – Только поужинать. В любом ресторане Соединенных Штатов, который вы предпочтете.

***

Возвратившись на Западное побережье на реактивном такси, Мэри на городском монорельсе добралась до пригорода Сан-Франциско, где находился филиал агентства ТЕРПЛАН – организации, в которой она с таким желанием собиралась поработать без зарплаты.

Она очнулась от своих дум в лифте, рядом с хорошо одетым, коротко подстриженным молодым человеком. Это был работник агентства, которого звали, как она припомнила, Лоуренс Мак-Рэй.

– Госпожа Риттерсдорф, у нас тут собралась целая армия репортеров, – сказал Мак-Рэй. – Они поджидают вас, чтобы кое-что разнюхать. Вбили себе в голову одну идею и постараются добиться от вас ее подтверждения. Будто наш лечебно-исследовательский проект – просто прикрытие притязаний Земли на возврат Альфы III M2. Что истинная цель нашей экспедиции – восстановление колонии, переброска новых поселенцев и объявление Луны нашей территорией.

– Но она и так была нашей перед войной, – сказала Мэри. – Иначе как бы мы могли использовать ее в качестве лечебного центра?

– Совершенно верно, – согласился Мак-Рэй. Они вышли из лифта и двинулись по коридору. – Но ни один земной корабль не посещал Альфу III M2 в течение двадцати пяти лет, и это, выражаясь юридическим языком, аннулирует нашу юрисдикцию над ней. Пять лет назад Луна заявила о своей независимости, но, если мы высадимся и восстановим лечебный центр с докторами, медперсоналом и прочим, то, как они считают, сможем восстановить свои права, если альфанцы до сих пор нас не опередили. А этого, по нашим сведениям, пока не произошло. Скорее всего, альфанцы еще не оправились после войны. А может быть, просто махнули на эту Луну рукой, решив, что природные условия там слишком чужды для них. Нам сюда, – Мак-Рэй придержал для Мэри дверь; она прошла в зал, и увидела человек пятнадцать репортеров с видеокамерами.

Сделав глубокий вдох, Мэри села за стол, уставленный микрофонами.

Мак– Рэй произнес в микрофон:

– Дамы и господа, это доктор Мэри Риттерсдорф, психолог из Марин Каунти, специалист по семейным отношениям. Она, как вы знаете, согласилась принять участие в нашем проекте.

Один из репортеров сразу спросил:

– Доктор Риттерсдорф, как называется проект? Психопатологический? – В зале послышались смешки. Мак-Рэй ответил:

– Мы присвоили проекту рабочее название "Операция Пятьдесят Минут".

– Куда вы денете живущих на Луне психопатов, когда выловите их? Вышвырнете их вон? Мэри, подумав, сказала:

– Могу сообщить следующее. Сначала мы займемся исследованиями, чтобы как-то оценить ситуацию. Нам известно, что многие пациенты лечебного центра выжили. У них есть дети. Насколько жизнеспособно их общество, судить трудно. Позволю себе предположить, что это общество, скорее всего, лишено будущего: психопаты просто, в самом примитивном смысле слова, существуют. Мы попытаемся провести корригирующую терапию. В тех случаях, конечно, когда это еще возможно будет сделать. Однако первая наша забота – конечно же, дети.

– Когда вы планируете прибыть на Альфу III M2, доктор? – последовал новый вопрос. Заработало несколько видеокамер.

– Недели через две, – сказала Мэри.

– Доктор, вам будут платить за эту работу?

– Нет.

– Значит, вы убеждены, что она проводится на благо общества? Это достаточное основание для вас?

– М-м-м, – неуверенно произнесла Мэри. – Это…

– Земля, таким образом, что-то выиграет от вмешательства в общество бывших пациентов психбольницы? – вкрадчиво добавил репортер.

Повернувшись к Мак-Рэю, Мэри спросила:

– Как я должна отвечать? Мак-Рэй проговорил в микрофон:

– Вопрос вне компетенции доктора Риттерсдорф; она опытный психолог, а не политик. Вопрос отклоняется.

Со стула поднялся тощий высокий репортер и хорошо поставленным голосом спросил:

– Не кажется ли ТЕРПЛАНУ, что, может быть, лучше вообще оставить эту Луну в покое? И обращаться с ее культурой, как и с любой другой, уважая обычаи и привычки поселенцев? – По залу прокатился одобрительный шум.

Мэри подняла руку, требуя тишины, и сказала:

– Мы еще практически ничего не знаем о них. Возможно, в дальнейшем… – Она задумалась. – Это ведь не субкультура. У них нет традиций. Это общество психически нездоровых индивидуумов и их потомства, которое стало самостоятельно развиваться всего двадцать пять лет назад… Поэтому не следует ставить их на одну ступеньку со, скажем, ганимедянами или ионцами. Какие ценности могут создать душевнобольные? И за такой короткий срок?

– Но вы же сами сказали, – продолжал настаивать репортер, – что на данный момент мы ничего о них не знаем. Единственное, чем мы располагаем…

Мак– Рэй резко заговорил в микрофон:

– Если, паче чаяния, они создали какое-либо стабильное, жизнеспособное общество, мы, естественно, не тронем их. Но определить это могут только специалисты, такие, как доктор Риттерсдорф, а не вы, я или американские читатели газет. А если говорить откровенно, то мы понимаем, что нет ничего более потенциально опасного, чем общество, в котором доминируют маниакальные личности: определяют жизненные ценности, контролируют средства информации. Практически все, что угодно, может вытекать отсюда: новый фанатичный религиозный культ, параноидно-националистическая концепция государства, варварская тяга к разрушению маниакального сорта – одни эти возможности уже оправдывают наше исследование на Альфе III M2. Данный проект необходим для защиты наших собственных интересов и ценностей.

В зале стало тихо – репортеры погрузились в размышления, оценивая слова Мак-Рэя; Мэри молчаливо согласилась с ним.

Позднее, когда они покинули зал, Мэри спросила:

– Скажите, это и есть истинная цель экспедиции? Внимательно посмотрев ей в глаза, Мак-Рэй произнес:

– Вы имеете в виду, что мы посылаем экспедицию на Альфу III M2 из-за того, что опасаемся последствий для нашего общества со стороны поселения сумасшедших? Давайте договоримся: для вашей работы такого объяснения вполне достаточно.

– Разве я не имею права знать все? – Мэри пристально посмотрела на молодого, коротко подстриженного представителя ТЕРПЛАНа. – Мне что, полагается только…

– Вам полагается выполнять свою профессиональную задачу. Я же не указываю вам, как лечить больных: почему вы должны учить меня формировать общественное мнение?

Мак– Рэй холодно посмотрел на нее.

– Сообщу вам, однако, об одной из целей операции "Пятьдесят Минут", о которой, вы, вероятно, не задумывались.

Вполне возможно, что за двадцать пять лет общество душевнобольных пришло к некоторым технологическим идеям, которые мы могли бы использовать. Это касается в основном маньяков – наиболее активной части населения Луны. – Он нажал кнопку лифта. – Они на редкость изобретательны. Как и все параноики.

– Не по ли этой ли причине Земля не послала туда корабль раньше? Хотелось посмотреть, во что разовьются их идеи?

Мак– Рэй не ответил -улыбаясь, он ждал прихода лифта. Выглядит абсолютно уверенным в себе, – подумала Мэри. – А сказанное им сейчас, между прочим, является ошибкой, насколько позволяют судить современные знания о психопатах. Возможно, весьма серьезной ошибкой".

Почти час спустя, по дороге домой в Марин Каунти, она вдруг поняла, в чем заключалось основное противоречие официального подхода к проблеме.

С одной стороны. Земля решила внедриться в культуру Альфы III M2 из-за боязни распространения "заразы", а с другой, собирается использовать некоторые идеи этой культуры для собственных нужд. Еще Фрейд сто пятьдесят лет назад показал, насколько ложной является такая двойная логика, ведь один подход отрицает другой. Правительство просто не сможет решить эти две задачи одновременно.

Психоаналитики давно доказали: обычно, когда приводятся две взаимоисключающие причины какого-либо действия, то ни одна из них не является истинной; таковой становится третья, о которой человек – в данном случае официальное руководство – даже не подозревает.

Какова же, в таком случае, реальная причина?

Во всяком случае, проект, в который она с таким энтузиазмом окунулась, больше не казался ей чисто научным, благотворительным и свободным от закулисных мотивов.

И, как бы там ни было в действительности, интуиция четко подсказывала ей: скрытая цель проекта эгоистична и жестока.

Кроме того, у нее возникло еще одно подозрение.

Что она, вероятно, так никогда и не узнает о действительных мотивах создания проекта.

***

Мэри была так поглощена укладкой своих многочисленных свитеров в чемодан, что не сразу заметила, как кто-то вошел в дом. Она быстро обернулась и поднялась на ноги – в дверях стояли двое мужчин.

– Где господин Риттерсдорф? – Тот, что постарше, показал черное удостоверение; Мэри поняла, что это коллеги Чака – сотрудники Сан-Францисского отделения ЦРУ.

– Он выехал отсюда, – холодно проговорила она. – Я дам вам его адрес.

– Мы получили сообщение от неопознанного осведомителя, – сказал старший, – Ваш муж доведен до отчаяния и собирается покончить с собой.

– Он постоянно собирается это сделать, – заметила Мэри, записывая на листке бумаги адрес убогого доходного дома, где поселился Чак. – Меня это не очень тревожит – он хронически болен, но я еще ни разу не видела его мертвым.

Старший цэрэушник смотрел на нее с неприкрытой враждебностью.

– Я слышал, вы разводитесь с господином Риттерсдорфом.

– Это правда. Если у вас больше нет вопросов. – Мэри улыбнулась ему быстрой профессиональной улыбкой. – Я могу продолжить сборы?

– Наше Управление заботится о своих сотрудниках, – сказал цэрэушник. – Если ваш муж покончит с собой, начнется расследование, которое определит степень вашей причастности. А ввиду того, что ваша профессия – семейный психолог, это может вызвать некоторое недоумение, не так ли?

После небольшой паузы Мэри ответила:

– Да. Полагаю, вы правы.

– Считайте это неофициальным предупреждением, госпожа Риттерсдорф, – сказал молодой. – Не торопитесь давить на мужа. Вы меня хорошо поняли? – Его глаза были холодны и бесцветны.

Мэри поежилась и кивнула.

– Если он появится здесь, – сказал старший, – то пусть позвонит нам. Он уже третий день отсутствует на работе, и нам бы очень хотелось поговорить с ним. – После этих слов, не попрощавшись, мужчины ушли.

Мэри вздохнула с облегчением и продолжила сборы.

"Я не позволю ЦРУ указывать мне, – сказала она себе. – Я буду вести себя с собственным мужем, как пожелаю, и делать все, что захочу. Они не защитят тебя, Риттерсдорф!" Она яростно продолжала запихивать вещи в чемодан.

"Ты еще пожалеешь о том, что натравил их. Так что готовься, мой сладкий".

Засмеявшись, она подумала:

"Бедный, напуганный осел. Решил, что неплохо бы подослать ко мне своих? Дрожи перед ними сам, я их не боюсь. Глупые, с заплывшими жиром мозгами легавые".

Продолжая собираться, она проигрывала в уме идею о том, что неплохо бы позвонить своему адвокату и рассказать ему о давлении, которое оказывает на нее ЦРУ.

"Нет, – решила она наконец, – не надо спешить. Подожду, пока дело о разводе не попадет к судье Бриззолару. Представлю это вторжение как улику: вот какая жизнь мне была уготована замужем за этим человеком. Постоянно под давлением людей из Управления. А я-то еще помогала ему найти работу".

Мэри радостно затолкала последний свитер в чемодан, с трудом закрыла крышку и быстрым движением пальцев защелкнула замок.

"Бедный, у тебя просто не останется шансов, когда я притащу тебя в суд. Не успеешь и глазом моргнуть, как вынесут приговор. Будешь платить до конца дней своих, и любая попытка увильнуть тебе дорого обойдется".

Она начала складывать платья в большой сундук со встроенными вешалками.

"Это обойдется тебе, мой сладкий, гораздо дороже, чем ты будешь в состоянии отдать".

Глава 4

Стоящая в дверях девушка нерешительно произнесла:

– Здравствуйте. Меня зовут Джоанна Триест. Смайл Раннинг Клам сказал, вы только что въехали.

Ее взгляд блуждал: она рассматривала комнату Чака.

– Вы еще не перевезли вещи? Давайте, я помогу вам. Я могу развесить занавески и протереть полки на кухне, если хотите.

– Спасибо. Но у меня все в порядке, – Чак был тронут тем, что липкая плесень прислала сюда эту девушку.

"Ей нет и двадцати", – решил он.

Каштановые волосы заплетены в толстую косу, лицо бледное, почти белое. Высокая шея. Фигура стройная, совсем девичья, подчеркнутая облегающими джинсами. На ногах – дешевые туфли. Насколько он мог судить, она не носила бюстгальтера, как того требовала мода, однако соски не выделялись, а просвечивали двумя темными кругами под белой хлопчатобумажной рубашкой. Девушка, видимо, не захотела (или не могла себе позволить?) сделать широко распространенную операцию поднятия груди. Наверное, она из небогатой семьи. Возможно, студентка.

– Смайл Раннинг Клам – с Ганимеда, – объяснила девушка. – " Он живет в комнате напротив. – Она слегка улыбнулась. Чак обратил внимание на ее красивые, очень ровные белые зубы. Почти идеальная голливудская улыбка.

– Да, – сказал он. – Он просочился ко мне под дверь около часа назад. – Помолчав, добавил:

– Сказал, что пришлет кого-нибудь. Ему показалось…

– Вы действительно собирались убить себя? Риттерсдорф пожал плечами:

– Ганимедянин так подумал.

– Да, я вижу… Это чувствуется даже сейчас. – Девушка прошла мимо него в комнату. – Я…, вы, наверно, знаете. Пси.

– Какого рода пси? – Чак оставил дверь открытой и подошел к столу, на котором лежала пачка "Пэл-Мэла", взял сигарету и закурил. – Существует много разных пси: одни могут двигать горы, другие…

– Мои возможности невелики, – перебила Джоанна. – Но посмотрите сюда. – Она повернулась к нему и подняла отворот рубашки. – Видите значок? Я являюсь членом Американского Пси-Объединения. Понимаете, я могу заставить время течь в обратном направлении. В ограниченной области пространства, скажем, три на четыре метра – чуть поменьше вашей комнаты. И только на пять минут назад.

Улыбка опять озарила ее лицо, и Чак снова залюбовался. Ему трудно было оторвать взгляд от девушки, пока она улыбалась. Казалось, эта прекрасная улыбка может рассказать о ней много больше слов.

"Со временем эта незаметная, скорее внутренняя, красота изменит ее внешность. К тридцати годам Джоанна станет ослепительной женщиной. Пока же это просто ребенок".

– Насколько полезна ваша способность? – спросил он.

– У нее ограниченное применение. – Джоанна уселась на круглый подлокотник старинного дивана, засунула руки в карманы своих облегающих джинсов и пояснила:

– Я работаю в местном отделении полиции. Меня перебрасывают в места тяжелых транспортных аварий, и я – вы не поверите, но это так и есть – возвращаю время к моменту перед началом аварии. А если опаздываю, то есть проходит больше пяти минут, то так или иначе могу вернуть к жизни человека, который только что умер. Понимаете?

– Понимаю, – сказал Чак.

– Но я мало зарабатываю. И что хуже всего, приходится быть наготове целые сутки. Мне сообщают о месте происшествия, и я мчусь туда на сверхскоростном прыгуне. Видите?

Повернув голову, девушка указала пальцем на свое правое ухо. Риттерсдорф заметил в нем маленький цилиндр и догадался, что это мини-приемник.

– Он постоянно настроен на прием. Это значит, что я не могу отходить дальше нескольких секунд бега от своего прыгуна. Конечно, можно ходить в рестораны, театры и в гости, однако…

– Здорово, – сказал Чак. – Может быть, вы когда-нибудь спасете мне жизнь.

А про себя подумал: "Итак, если бы я выпрыгнул из окна, она смогла бы ЗАСТАВИТЬ меня жить. Прекрасная способность…"

– Я спасла уже очень многих. – Девушка протянула руку. – Можно мне тоже сигарету?

Чак подал ей пачку и щелкнул зажигалкой, ругая себя – как всегда – за нерасторопность.

– А чем вы занимаетесь? – спросила девушка. С неохотой – не потому, что не любил рассказывать о себе, а из-за своего столь низкого положения в глазах общественного мнения – Чак обрисовал свою работу в ЦРУ. Джоанна внимательно слушала.

– Так вы помогаете нашему правительству удержаться у власти! – воскликнула она, восхищенно улыбаясь. – Это же замечательно!

Очарованный, он сказал:

– Спасибо.

– Но это так и есть! Подумать только – в этот самый момент тысячи роботов бродят по всему большевистскому миру, останавливают людей на улицах городов и в дремучих джунглях и произносят ваши слова… – Ее глаза сияли. – А я всего лишь помогаю местному отделению полиции…

– Есть такой закон, – сказал Чак, – который я называю Третьим Законом Риттерсдорфа о Неадекватной Отдаче. Он гласит: работа кажется тебе все менее и менее значимой пропорционально времени, в течение которого ты ею занимаешься. – Чак уже начал забывать ужасающе-отчаянное состояние, в котором пребывал совсем недавно.

Джоанна прошлась по комнате.

– У вас еще много вещей? Или вы уже все перевезли? Я помогу вам украсить комнату. Смайл Раннинг Клам тоже поможет – насколько в его силах, конечно. Дальше по коридору живет расплавленное металлическое существо с Юпитера по имени Эдгар; сейчас оно в спячке, но как только проснется, то обязательно зайдет. А комнату налево от вас снимает мыслящая птица с Марса – вы знаете, такая, с разноцветным оперением… У нее нет рук, но она может двигать предметы с помощью телекинеза. Она тоже обязательно поможет, только сегодня она занята – высиживает потомство.

– Подумать только! – воскликнул Чак. – Какая интересная компания!

– Кроме того, – продолжала Джоанна, – этажом ниже живет ленивец с Каллисто. Он висит на трехногой лампе и спит. Такие лампы появились здесь…, в шестидесятых годах прошлого века. С заходом солнца ленивец просыпается и идет за пищей. А ганимедянина вы уже видели.

Она энергично, хотя и несколько неумело затянулась сигаретой.

– Да, мне здесь нравится: можно встретить самые необычные формы жизни. До вас в этой комнате жил венерианский лишайник. Однажды я спасла ему жизнь, когда он высох… Вы ведь знаете, лишайникам постоянно нужна влага. Здешний климат слишком сухой для них. В конце концов лишайник подался на Север, в Орегон, где постоянно идут дожди.

Обернувшись, девушка внезапно замолчала и внимательно посмотрела ему в лицо.

– Да, вы выглядите так, словно у вас большие неприятности.

– Да нет, ничего особенного. Все эти неприятности больше воображаемые. На них вполне можно наплевать.

"Неприятности… – подумал он. – Если бы я думал головой, то никогда бы не втянулся в них. Мне просто не стоило жениться на Мэри".

– Как зовут вашу жену? Вздрогнув, Чак ответил:

– Мэри.

– Пожалуйста, не убивайте себя из-за того, что расстались с ней, – проговорила Джоанна. – За пару недель вы обязательно придете в норму. Сейчас вы чувствуете себя как половинка Разделенного надвое живого существа. Биологическое разделение всегда ранит, я знаю… Протоплазма, которая иногда снимала здесь комнату, страдала всякий раз, когда разделялась, однако ей приходилось идти на это, чтобы расти.

– Да, рост, наверное, ранит… – Подойдя к старинному двустворчатому окну, Риттерсдорф еще раз взглянул вниз на летающие колеса, экранопланы, пешеходов. Он действительно был очень близок к смерти…

– Это не такая уж плохая комната, честное слово, – сказала девушка. – Мне приходилось жить в разных местах. Конечно, любой полицейский из нашего отделения знает Замок Бездельников, – призналась она. – Здесь всегда много шума: воровство, драки; было даже одно убийство. Это не совсем спокойное место… Как вы, наверное, уже догадались.

– И однако…

– И однако мне кажется, вам лучше остаться здесь. По крайней мере, вы будете не один. Особенно по ночам, когда неземные существа оживляются – вы скоро узнаете об этом сами. А Смайл Раннинг Клам очень хороший. С ним стоит подружиться. Он многим помогает. Ганимедяне обладают одной чертой характера, которую Святой Павел называл "каритас"… Святой Павел учил, что каритас – величайшая из добродетелей. По-современному это значит сопереживание, сочувствие, – добавила она.

Внезапно дверь открылась. Чак обернулся и увидел двух своих старых знакомых, коллег из ЦРУ – шефа Джека Элвуда и напарника по составлению речевых текстов Пита Петри. При виде Чака оба облегченно вздохнули.

– Черт побери! – воскликнул Элвуд, – мы уж думали, что опоздали. Мы разыскивали тебя, Чак. Джоанна Триест обратилась к Элвуду:

– Я из местного отделения полиции. Пожалуйста, предъявите ваши удостоверения личности. – Ее голос был холоден, как лед.

Элвуд и Петри небрежно махнули черными корочками ЦРУ и подошли к Чаку.

– Что, интересно, здесь делает полиция? – поинтересовался Элвуд.

– Это друг, – ответил Риттерсдорф. Джек Элвуд пожал плечами. Очевидно, он не собирался вдаваться в подробности.

– Ты не мог найти себе жилище поприличней? – Элвуд оглядел комнату. – Здесь как-то странно пахнет.

– Это только на время. – Чаку стало неловко.

– Ты совсем испортился, – проговорил Петри. – На работе не появляешься… Нам кажется, тебе сейчас лучше поехать в Управление и заняться делом. Для твоей же пользы. Нечего торчать здесь одному и думать черт знает о чем.

Он пристально посмотрел на Джоанну Триест, очевидно, стараясь определить, не предотвратила ли та попытку самоубийства. Никто, однако, не стал просвещать его на сей счет.

– Так ты поедешь с нами? В Управлении накопилась уйма дел, наверное, тебе придется просидеть там всю ночь.

– Спасибо вам, – поблагодарил Чак. – Но мне нужно перевезти вещи. И хотя бы немного прибраться.

Ему опять неимоверно захотелось остаться одному. Спрятаться, забиться в угол и ни о чем не думать.

– Я могу побыть с ним, – предложила Джоанна Триест. – По крайней мере пока не получу очередной вызов. Меня обычно беспокоят около пяти вечера, когда интенсивность движения резко возрастает. А до тех пор…

– Послушайте!… – резко проговорил Чак. Все трое вопросительно посмотрели на него.

– Если кто-то ДЕЙСТВИТЕЛЬНО хочет совершить самоубийство, то НИКОМУ НЕ УДАСТСЯ ОСТАНОВИТЬ ЕГО. Возможно, вы отсрочите дело. Может, какой-нибудь пси даже сумеет вернуть его к жизни. Но все равно через какое-то время он найдет способ выполнить свое намерение. Поэтому, ради Христа, оставьте меня, наконец, в покое. – Чак уже с трудом боролся с усталостью. – У меня на самом деле уйма дел. В четыре я встречаюсь со своим адвокатом. Мне некогда с вами болтать.

Взглянув на часы, Элвуд сказал:

– Мы отвезем тебя к адвокату. Пошли. – Он махнул Петри рукой.

– Может, увидимся, – сказал Чак Джоанне. – Когда-нибудь.

– Он слишком устал, чтобы соблюдать приличия. – Спасибо вам, – невнятно добавил он, даже точно не зная, за что благодарит девушку.

Выделяя каждое слово, Джоанна произнесла:

– Знайте, что Смайл Раннинг Клам, находится в комнате напротив и слышит все, о чем вы думаете. Если вы снова задумаете что-то не то, он узнает и вмешается. Поэтому…

– Хорошо, – вздохнул Чак. – Я не буду делать этого здесь, В сопровождении Элвуда и Петри он направился к двери.

Джоанна двинулась следом.

Выйдя в коридор, Чак заметил, что дверь в комнату липкой плесени открыта. Огромный желтый холм слегка заколыхался в знак приветствия.

– И вам спасибо, – с легкой иронией проговорил Чак, проходя мимо.

***

Они летели на колесе Элвуда в адвокатскую контору Нейта Уилдера, в Сан-Франциско, когда шеф сказал Чаку:

– Насчет этой операции "Пятьдесят Минут"… Мы запросили разрешение включить своего человека в состав экспедиции. Стандартный запрос, его, естественно, удовлетворили. – Он задумчиво поглядел на Чака. – Думаю, придется использовать симулакрума.

Чак рассеянно кивнул. В такого рода проектах, когда существовала серьезная опасность потерять агента, ЦРУ всегда применяло роботов. Управление имело небольшой оперативный бюджет и понапрасну не рисковало своими людьми.

– Симулакрум уже готов, – продолжал Элвуд, – и находится у нас в офисе. Его изготовил филиал "Дженерал Дайнэмикс" в Пало Альто. Если хочешь, можешь взглянуть на него.

Он достал из кармана пиджака листок бумаги.

– Даниэль Мэйджбум, двадцать шесть лет, англосакс. Окончил Стэнфордский университет с дипломом магистра точных наук. Затем в течение года обучался в Сан-Хосе, после чего был принят на работу в ЦРУ. Это его легенда. Никто не будет знать, что этот участник экспедиции – робот… Только мы еще не решили, кого посадить за пульт управлять Дэном, – прибавил Элвуд. – Может, этим стоит заняться Джонстону?

– Он все завалит, – убежденно заявил Чак. Любой биоробот мог до определенной степени действовать самостоятельно, однако в подобной экспедиции потребуется принимать слишком много решений. Предоставленный самому себе, Даниэль Мэйджбум быстро разоблачил бы себя. Поэтому в обычных ситуациях он будет двигаться и говорить сам, но когда придет время серьезных решений – оператор, сидящий в полной безопасности на первом этаже здания ЦРУ в Сан-Франциско, возьмет управление на себя.

Припарковав колесо на крыше здания адвокатской конторы Нейта Уилдера, Элвуд неожиданно предложил:

– А может, Чак, ты займешься управлением Мэйджбума? Ведь Джонстон действительно не лучшая кандидатура для этой работы.

Чак удивленно посмотрел на начальника.

– Почему я? Это же не мой профиль. В ЦРУ имелась группа специалистов-операторов для дистанционного управления биороботами.

– Понимаешь, Чак, мы хотим сделать тебе подарок, – медленно проговорил Элвуд, наблюдая за оживленным вечерним движением летательных аппаратов, которые, подобно облаку, окутывали город. – Ты сможешь быть рядом с женой, если можно так выразиться.

Помолчав, Чак ответил:

– Я отказываюсь.

– Ты сможешь видеть ее.

– Зачем? – Чак чувствовал, как в нем закипает гнев. Его опять принуждали.