Глава 3

Во тьме что-то шевелилось.

Он долго вслушивался. Закрыв глаза, ощущая тело как сплошной сгусток боли, он не двигался, замерев, превратившись в один только слух. Ритмически повторялся звук: тук, тук, словно кто-то, неожиданно воплотившись из тьмы, постукивал, вслепую нащупывая дорогу. Неизвестно сколько времени он вбирал в себя этот звук, пока не понял, что это стучит о стекло твердая планка шторы, а сам он находится в больничной палате.

Джек продолжал функционировать. Во всяком случае — как система из человеческого глаза, зрительного нерва и мозга. И эта система восприняла неясные очертания жены, колеблющиеся и пропадающие из виду. Теплой волной нахлынула зыбкая радость: слава Богу, Марша жива! Джек вознес бессловесную молитву. Поток эмоций затопил сознание… Это была ничем не омраченная радость.

— Он приходит в себя, — авторитетно произнес некий баритон.

— Кажется, да! — воскликнула Марша. Ее голос звучал как будто из-за стены. — Если б только знать точно…

— Я в порядке, — неразборчиво проговорил Джек.

В тот же миг ее тень встрепенулась и полетела к нему…

— Любимый! — Взволнованно дыша, Марша нежно прильнула к мужу. — Дорогой, все будут жить! Никто не погиб! И ты тоже, мой родной! Ее лицо светилось искренним счастьем.

— У Макфифа растяжение связок, но это пройдет. А у мальчишки, похоже, сотрясение мозга.

— А ты как? — слабым голосом спросил Гамильтон.

— У меня все прекрасно! — Поднявшись, она повернулась перед ним, чтоб он осмотрел ее со всех сторон. Вместо модных пальто и платья на ней был простой больничный халат. — Одежда превратилась в лохмотья, и они дали мне вот это.

В замешательстве Марша тронула свои каштановые волосы:

— Видишь, они теперь короче. То, что обгорело, я отрезала. Ну, отрастут еще!

— Можно мне встать? — спросил Джек, пытаясь приподняться на постели.

Голова закружилась, и он распластался на койке, хватая ртом воздух. Черные круги заплясали вокруг; он закрыл глаза и обреченно ждал, когда все пройдет.

— Какое-то время вы будете чувствовать слабость, — сообщил доктор. — Это результат шока и потери крови. Он тронул Джека за руку.

— Покромсало здорово. По кусочку выковыривали из вас металл.

— Кому досталось хуже всех? — спросил Гамильтон, не открывая глаз.

— Артуру Сильвестру. Помните старого солдата? Он ни на секунду не терял сознание, но, по-моему, уж лучше бы потерял! По-видимому, перелом позвоночника. Сейчас он в хирургии.

Гамильтон скосил взгляд на собственную руку: она покоилась в большой гипсовой повязке.

— Я пострадала меньше всех, — запинаясь, проговорила Марша. — Но из меня чуть дух не вышибло. Я попала прямо в середину луча. Все, что видела, — лишь искры из глаз. Правда, экспериментаторы сообразили сразу выключить генератор. Все длилось меньше секунды… — Она жалобно добавила:

— Но казалось, будто миллион лет!

Гладко выбритый молодой врач отвернул одеяло и стал измерять Джеку пульс. Рядом деловито готовила процедуру рослая медсестра. Приборы стояли у нее под рукой. Все выглядело чинно и деловито. Выглядело… однако что-то было не так. Джек это почуял нутром. В глубине подсознания возникло неуютное ощущение, будто изменилось нечто важное… Или — исчезло.

— Марша, — неожиданно спросил он. — Ты чувствуешь?..

Неуверенными шагами Марша подошла ближе.

— Что, милый?

— Не могу объяснить. Но у меня вдруг появилась мысль… Не знаю, как это назвать. Не понимаю…

Марша явно забеспокоилась. Поколебавшись немного, она обернулась к доктору:

— Я же вам говорила: что-то не так. Помните, в самом начале, как только пришла в себя?

— Всякий, кто перенес шок, испытывает ощущение нереальности происходящего, — спокойно заметил ей доктор. — Это в высшей степени типично. Примерно через сутки все пройдет. Кроме того, не забывайте, что каждому из вас сделали успокоительную инъекцию. Да и выпавшее испытание было слишком велико. Луч, в который вы угодили, чрезвычайно мощный. Джек и Марша промолчали. Они лишь смотрели друг на друга, по выражению лица стараясь угадать мысли другого.

— Думаю, нам еще повезло, — осторожно, выжидательным тоном, проговорил Гамильтон. Радостный экстаз, с которым он только что молился; уступил место сомнению. Что, в конце концов, произошло? Новое, загадочное чувство не поддавалось усилию рассудка, оно явно сторонилось обычной житейской логики. Джек осмотрел палату, но не заметил ничего странного или подозрительного.

— Вам очень повезло, — подтвердила медсестра с такой гордостью, будто в этом была ее личная заслуга.

— Сколько я здесь пробуду?

Доктор задумался.

— Полагаю, вы можете отправиться домой сегодня вечером. Но оставайтесь в постели еще не меньше суток. Вам обоим нужно хорошенько отдохнуть. Скажем, недельку. Еще я предложил бы нанять опытную сиделку. Джек призадумался.

— Нам это не по карману.

— Вы получите страховку, — чуть натянуто напомнил врач. — Этим ведают федеральные власти. На вашем месте я бы думал только о том, как поскорее встать на ноги.

— А может, мне так больше нравится! — отрезал Гамильтон. Он не стал ничего объяснять, а погрузился в размышления. Несчастный случай ничуть не изменил дурацкого жизненного расклада. Если только за это время не умер полковник Эдвардс, что казалось маловероятным. Когда врача и медсестру уговорили оставить их наедине, Джек заметил жене:

— Теперь, по крайней мере, будет что сказать соседям. Не надо выдумывать причину, почему я без работы. Марша с убитым видом кивнула.

— Я и забыла…

— Подыщу себе работу без военных секретов. Никаких больше дел с оборонкой. — Он мрачно пошутил:

— Сейчас я как Эйнштейн в пятьдесят четвертом. Помнишь его слова? «Может, стану водопроводчиком или буду телевизоры чинить. Мне это больше по душе».

— А помнишь, чем ты всегда хотел заняться? — Сидя на краю кровати, Марша нервно теребила свои неровно подстриженные волосы. — Ты хотел конструировать новые системы звукозаписи!.. И новые принципы — как это? — частотной модуляции УКВ. Ты мечтал быть звездой в мире аудиотехники.

— Да, да! — кивнул Джек, стараясь выглядеть полным воодушевления и решительности. — Тринауральная система Гамильтона… Помнишь, как мы ночью сочиняли название? Три звуковых дорожки, три звукоснимателя, столько же усилителей и динамиков. Все разнесено по трем помещениям. В каждом сидит звукорежиссер. И каждый слушает отдельную композицию… От собственных слов Джек на самом деле завелся. Марша несколько наигранно поддержала его:

— Один контур играет двойной концерт Брамса. Да, конечно, я помню!

— Еще один — «Свадьбу» Стравинского. А третий — пьесу Доуленда для лютни. У звукооператоров снимаются все три энцефалограммы и пропускаются одновременно через сердце тринауральной системы — ортополифон Гамильтона. Мозговые импульсы трех слушателей смещены друг относительно друга строго математически. Формула базируется на постоянной Планка… Джек явно разошелся: в руке под гипсом запульсировала жгучая боль.

Охрипшим голосом он торопливо закончил:

— Полученная комбинация записывается. Затем воспроизводится с измененной скоростью… Марша наклонилась и порывисто обняла его.

— Милый, когда я пришла в себя, то испугалась: вдруг ты погиб?

Поправляйся скорее, дорогой! Ты выглядел совсем… неживым: ни кровинки, ни движения. Я думала, сердце мое разорвется.

— Я застрахован, — нелепо брякнул Джек. — Ты бы стала богатой.

— Не хочу быть богатой! — Все еще обнимая мужа и покачиваясь взад-вперед. Марша прошептала:

— Подумать только, что я натворила! Из-за того, что совала от скуки нос во всякую гадость и водилась с шарлатанами-политиканами, ты потерял работу. Я сейчас бы задала себе хорошенькую трепку. Надо было сообразить, что нельзя подписывать эту Стокгольмскую бумагу, раз уж ты делаешь ракеты. Но, понимаешь, стоит кому-нибудь подсунуть мне петицию — и я уже увлекаюсь чужой идеей… Бедные, бедные они все! Обманутые люди!

— Не бери в голову, — вздохнул он. — Если б сейчас была война, ты считалась бы вполне нормальной, а Макфифа, наоборот, выгнали бы с работы как опасного фашиста.

— Он и есть фашист! — горячо воскликнула Марша. — Он действительно опасный фашист!

Гамильтон отстранил глупышку-жену и посмотрел на нее в упор:

— Макфиф просто ярый патриот и реакционер. Но от этого он нисколько не фашист. Или ты считаешь всякого…

— Ладно, не будем об этом! — прервала его Марша. — Тебе вредно волноваться.

Снова прильнув к нему, она пылко поцеловала Джека в губы:

— Подожди, вот будем дома!..

Она хотела встать, но он не пустил, сдавив ей плечо:

— Постой!… Что же все-таки произошло, а?

Марша замерла на мгновение, потом покачала головой:

— Сама не пойму. Никак не разобраться!.. С той минуты, как я пришла в себя, оно как будто у меня за спиной. Странное чувство… Обернись я чуть быстрее обычного — и успею это увидеть. Хоть и не знаю что именно. Оно прячется. И наверняка — страшное!

Ее охватил озноб.

— Мне тоже страшновато.

— Может, все уладится, прояснится!.. — Она улыбнулась жалкой улыбкой.

— Может, ничего и нет вовсе… просто был шок, была инъекция.

Но Джек не верил доктору. И Марша не верила тоже. Домой их вызвался отвезти один из врачей. С четой Гамильтонов отправилась еще одна из пострадавших — делового вида молодая женщина. На ней тоже болтался больничный халат. Втроем они тихо уселись на заднее сиденье «паккарда», покатившего вдоль темных улиц Белмонта.

— Они говорят, что у меня сломано несколько ребер, — бесстрастно заявила женщина. Помолчав, она добавила:

— Меня зовут Джоан Рейсс. Я вас обоих видела раньше, вы у меня бывали в магазине. Джек назвал себя и свою жену.

— О каком магазине вы говорите?

— Салон искусств на Эль-Камино. В августе вы купили альбом репродукций Шагала.

— Верно! — подтвердила Марша. — Это был день рождения Джека… Мы повесили репродукции внизу, в музыкальной комнате.

— Это полуподвал, — пояснил Гамильтон.

— Ах да!.. — вдруг спохватилась Марша, отыскивая сумочку. — Ты обратил внимание на доктора?

— На доктора?.. — Гамильтон удивленно поднял брови. — Нет, не особо.

— Вот именно! Он же был как… мыльный пузырь! Вылитый доктор из комиксов.

Джоан Рейсс встрепенулась:

— О чем это вы?

— Ни о чем, — коротко бросил Гамильтон. — Это личное.

— И медсестра. Заметил? Такая же! Типичная… Собирательный образ медсестры.

Джек нахмурился и уставился в темноту за окном.

— Вот вам результат массового оболванивания. Люди моделируют себя в соответствии с рекламными картинками. Не так ли, мисс Рейсс?

— Я собиралась кое о чем вас спросить, — запинаясь, проговорила мисс Рейсс. — Меня удивила одна вещь.

— И что же это? — подозрительно прищурился Гамильтон; мисс Рейсс уж никак не могла догадаться, о чем они говорили с Маршей.

— Тот полицейский на платформе… перед аварией. Почему он там был?

Зачем?

— Он пришел с нами. — В голосе Гамильтона прозвучала досада.

Мисс Рейсс пытливо посмотрела на него.

— В самом деле? А я было подумала… Мне показалось, что он хотел уйти еще до того, как все случилось.

— Так оно и было, — кивнул Гамильтон. — Он почувствовал, что платформа вот-вот рухнет. Я почувствовал то же самое, но бросился в другую сторону.

— То есть вы сознательно вернулись? Имея шанс спастись?!

— А моя жена?! — раздраженно напомнил Джек.

Мисс Рейсс удовлетворенно кивнула:

— Да, да, понимаю!.. Простите. Но как это ужасно! Все эти мучения…

Нам еще повезло. О других этого не скажешь. Не странно ли: некоторые совсем не пострадали, а бедняга военный, мистер Сильвестр, лежит с переломом спины. Удивительно!

— Должен вам сказать, — вдруг подал голос врач, сидящий за рулем, — что у Артура Сильвестра только смещение позвонка плюс разрыв селезенки.

— Отлично, — пробормотал Гамильтон. — А как дела у гида? Никто даже не заикнулся о нем.

— Ушибы внутренних органов, — отвечал врач. — Диагноз уточняется.

— Его тоже скоро выпишут? — спросила Марша.

Врач рассмеялся.

— Вы о Билле Лоузе? Да его отпустили первым. У него друзья в этой клинике.

— И вот еще что, — продолжила Марша. — Несмотря на большую высоту, с которой мы. свалились, невзирая на радиацию, никто серьезно не пострадал. Так не бывает. Это слишком абсурдно!

— Вероятно, мы свалились прямо в кучу всяких предохранительных ограждений, — раздраженно бросил Гамильтон. — Да черт бы меня побрал, если…

Он собирался сказать кое-что похлеще, но не успел. Острая, жгучая боль хлестнула по правой ноге. Он издал вопль и подскочил, ударившись головой о крышу машины. Судорожно задрав штанину, Джек успел увидеть уползавшее насекомое.

— Что это?! — вскрикнула Марша. — Оса!

Вне себя от ярости Гамильтон растер осу подошвой.

— Ужалила! Прямо в икру!

След от укуса на глазах разрастался в красный желвак.

— Видно, мне мало того, что уже случилось!

Врач быстро свернул к обочине и остановил машину.

— Вы убили ее? Осы иногда забираются в машину. Сожалею… Могу я чем-нибудь помочь? У меня есть мазь.

— Ничего, переживу, — пробормотал Гамильтон, растирая место укуса. — Еще и оса! Как будто мало нам досталось за день.

— Скоро уже будем дома! — успокаивающе сказала Марша, выглядывая в окошко. — Мисс Рейсс, заглянете к нам чего-нибудь выпить?

— Что ж, — проговорила мисс Рейсс, трогая костлявым пальцем верхнюю губу. — Я могла бы выпить чашечку кофе, если вы в состоянии уделить…

— Мы в состоянии! — быстро откликнулась Марша. — Нам надо держаться друг друга, всем восьмерым. Мы ведь такое пережили!

— Будем надеяться, все позади, — сухо заметила мисс Рейсс, явно чувствуя себя неловко.

— Аминь! — поставил точку Джек.

Через минуту машина свернула к тротуару и остановилась: они приехали.

— Милый домик у вас, — слегка улыбнулась мисс Рейсс, когда они выбрались из машины. Типичный дом калифорнийского пригорода, он тихо ждал своих хозяев в сгущающихся вечерних сумерках. На крылечке веранды, виднелся сидящий столбиком рыжий кот.

— Это приятель Джека, — пояснила Марша, выуживая ключ из сумочки. — Ждет, когда его покормят.

Коту она строго сказала:

— Ступай в дом, Прыг-Балда. Здесь ничего не получишь.

— Что за странное имя! — передернула плечами мисс Рейсс. — Почему вы так его назвали?

— Потому что он глупый недотепа, — кратко ответил Гамильтон.

— Джек всем котам дает смешные клички, — добавила Марша. — Перед этим жил Шлеп-Мурлыка.

Большой, напрочь лишенный обычной кошачьей грациозности, рыжий кот встал на четыре лапы и спрыгнул на нижнюю ступеньку. Подойдя к Гамильтону, он стал шумно тереться о ногу хозяина. Мисс Рейсс отпрянула с гримасой отвращения.

— Никак не могу привыкнуть к котам или кошкам, — сообщила она. — Коварные, мерзкие твари…

На подобные заявления Джек обычно отвечал жесткой отповедью о вреде и глупости предрассудков. Но сейчас ему было глубоко безразлично, что там думает о кошках мисс Рейсс. Вставив ключ в замок, он распахнул дверь и щелкнул выключателем в гостиной. Дом озарился уютным желтым светом, и дамы вошли. За ними следовал Прыг-Балда, сразу отправившийся на кухню. Его лохматый рыжий хвост торчал трубой.

Не снимая больничный халат. Марша открыла холодильник и достала зеленую миску из пластика. В ней лежала отварная говядина, точнее — говяжье сердце. Нарезая мясо. Марша время от времени швыряла кусочки коту, между делом рассказывая гостье:

— Большинство гениев от электроники заводят себе киберов. Всяких там электрических жучков и прочую мелюзгу, которая скачет вокруг вас и жужжит. Когда мы только поженились, Джек сделал одну такую штучку… Она ловила мух и мышей. Но этого ему показалось мало. Он построил другую — покрупнее, и та изловила первую.

— Принцип космической справедливости, — снимая пальто, прокомментировал Гамильтон. — Но я ведь не собирался заселять ими мир. Пока Прыг-Балда жадно поглощал свой ужин. Марша отправилась в спальню переодеться. Мисс Рейсс с видом знатока прохаживалась по гостиной, разглядывая вазы, гравюры и мебель.

— У котов нет души, — мрачно резюмировал Джек, наблюдая, как Прыг-Балда пожирает мясо. — Самый воспитанный в мире кот станет выделывать жуткие кренделя ради куска свиной печенки.

— Животные!.. — пренебрежительно откликнулась из гостиной мисс Рейсс.

— Вы у нас покупали эту вещь Пауля Клее?[1] — Вероятно, да.

— Я никогда не могла понять, что же Клее хочет сказать своими картинами.

— Может, и вовсе ничего. Просто рисовал в свое удовольствие.

Поврежденная рука снова дала о себе знать и Джеку захотелось посмотреть, как она выглядит без повязки.

— Вы, кажется, выбрали кофе?

— Кофе — и крепкого! — подтвердила мисс Рейсс. — Может, вам помочь?

— Нет, вы лучше отдыхайте.

Он машинально начал искать больной рукой кофеварку.

— Если хотите, на журнальной полке, рядом с диваном, лежит «История» Тойнби..[2] — Милый, — раздался из спальни голос Марши, — ты сюда не подойдешь?

В голосе жены прозвучало нечто, заставившее Гамильтона забыть о кофеварке и броситься вперед, на ходу расплескивая воду. Марша стояла у окна, собираясь опустить штору. Она смотрела в темноту, напряженно наморщив лоб.

— Что случилось?

— Выгляни…

Джек посмотрел в окно, но все, что мог увидеть, — это непроницаемые сумерки и расплывчатые очертания домов. Тут и там светилось несколько огней. Небо затянуло облаками, низкий туман висел над крышами. Ничто не двигалось, не шевелилось. Никаких признаков жизни.

— Как… в средние века! — прошептала Марша.

Точно. У Джека возникло такое же впечатление. Но почему? Ведь то, что они наблюдали из окна, — прозаически банально. Обычный вечерний пейзаж в начале октябрьских заморозков.

— А ты еще и тему нашел подходящую! — вздрогнув, упрекнула его Марша.

— О душе Балды зачем-то вспомнил. Прежде ты так не говорил!

— Когда?

— Ну, до того, как мы вернулись домой… — Отвернувшись от окна, Марша потянулась за клетчатой юбкой на спинке стула. — Извини, наверное, это глупо с моей стороны — но ни ты, ни я не попрощались с доктором. Ты видел, как он отъезжал? Что-нибудь происходило вообще с того момента, как мы вышли из машины?

— Само собой, он уехал, — безразличным тоном ответил Гамильтон.

Сосредоточенно глядя в одну точку, Марша застегнула кофточку и заправила ее в юбку.

— Возможно, у меня бредовое состояние, и доктора, наверное, правы: шок, потом инъекция… Но заметь, как тихо вокруг. Словно мы единственные люди на земле. И живем в каком-то замкнутом сером пространстве: ни огней, ни красок. Доисторическое что-то… Помнишь древние верования? Прежде упорядоченного Космоса был Хаос. Земля обнимала Воды. Тьма не отделилась от Света. И ничто еще не имело имен и названий.

— У тебя есть имя, — мягко сказал Джек. — У Балды тоже. И у мисс Рейсс. И у Пауля Клее.

Вдвоем они вернулись на кухню. Марша вызвалась приготовить кофе; через минуту кофеварка деловито забулькала. Мисс Рейсс, сидя неестественно прямо за кухонным столом, сохраняла если не обиженное, то натянутое выражение лица — суровое и сосредоточенное. По-видимому, мысли ее блуждали в каких-то беспросветных далях. Кстати сказать, эта весьма решительного вида молодая женщина была некрасива. Землистого цвета волосы стянуты на затылке в тугой узел. Нос тонкий и острый; губы сжаты в одну жесткую линию. Мисс Рейсс производила впечатление женщины, с которой шутить не полагалось.

— О чем вы там шептались? — спросила она, помешивая кофе.

Гамильтон раздраженно ответил:

— О своих делах. А что?

— Ну, милый!.. — остановила его Марша.

Отбросив дипломатию, Джек уставился на мисс Рейсс и спросил в упор:

— Вы что, всегда такая? Ходите, суетесь в чужие дела?

Суровое лицо женщины не дрогнуло.

— Приходится быть осторожной, — пояснила она. — Сегодняшний несчастный случай лишнее тому подтверждение. Меня везде подстерегают всевозможные опасности…

Она тут же поправила себя:

— Следовало бы сказать «так называемый несчастный случай»!

— Подстерегают именно вас? — заинтересовался Джек.

Мисс Рейсс не ответила, она направила взгляд на Прыг-Балду. Порядком взъерошенный кот закончил ужин и теперь искал, рядом с кем бы поудобнее устроиться.

— Что с ним? — испуганно спросила мисс Рейсс. — Почему он так смотрит на меня?

— Все очень просто, — стала успокаивать ее Марша. — Вы ведь сидите.

А он хочет запрыгнуть к вам на колени и подремать.

Приподнявшись над стулом, мисс Рейсс напустилась на бедного Балду:

— Не подходи! Не прикасайся своими грязными лапами! — Гамильтону она доверительно сообщила:

— Все было бы не так ужасно, но у них ведь блохи. А у вашего вдобавок такая бандитская рожа… Он, по-видимому, ловит и жрет маленьких птичек?

— По шесть штук каждый день, — ответил Гамильтон, чувствуя, как кровь сильнее запульсировала в висках.

— Еще бы! — отпрянула мисс Рейсс от обескураженного столь непривычным обхождением Балды. — Я ведь вижу, он форменный убийца! Что ни говорите, а в городе должен существовать специальный закон касательно злых животных, Опасных в домашнем обиходе. Должны быть, по крайней мере, введены лицензии! О чем думают городские власти?..

— Если бы он довольствовался только птичками! — перебил ее Гамильтон, охваченный безжалостно-садистским азартом. — Он не гнушается хомяками и змеями, а сегодня утром приволок в пасти кролика!

— Дорогой, прошу тебя!.. — воскликнула Марша, видя, как остолбенело смотрит на Джека мисс Рейсс. — Не всем нравятся кошки. Ты не вправе требовать, чтоб другие разделяли твои вкусы.

— Ну а маленьких мышек? Лопает дюжинами! — злорадно добавил Гамильтон. — А то, что не успевает сожрать, тащит нам. Однажды утром, вы только представьте себе, притащил голову какой-то старушки! Истерический всхлип сорвался с тонких губ мисс Рейсс. Она беспорядочно замахала руками и засучила ногами. Гамильтон ощутил мгновенный укол жалости и стыда. Он открыл было рот, чтоб извиниться, но осуществить свое намерение не успел…

Откуда-то сверху, как из рога. изобилия, на голову посыпалась серо-зеленая саранча. Туча саранчи. Весь засыпанный гадкими кусающимися тварями, Гамильтон отчаянно барахтался, пытаясь выбраться на волю. Женщины и кот застыли, не веря собственным глазам. Наконец Джеку с горем пополам удалось выползти из-за стола. Он, вскрикивая, задыхаясь, кое-как стряхнул с себя насекомых и забился в угол.

— Боже милостивый! — прошептала потрясенная Марша, сторонясь трещавшей хитинами кучи.

— Что… это? — пролепетала мисс Рейсс, не сводя глаз с живого холмика копошащихся тел. — Эт-то… невозмож-но!

— Но это случилось, — стуча зубами, сказал Гамильтон.

— Но каким образом? Почему? — вопрошала Марша, когда все четверо, включая кота, выскочили из кухни. Подальше от расползавшейся во все стороны саранчи. — Такого просто не может произойти!

— Но тем не менее это очень вписывается… — через силу произнес Джек. — Помнишь осу? Мы не ошиблись: что-то вокруг изменилось. И все сводится к одному пока неизвестному знаменателю…

Глава 4

Утреннее солнце освещает спящую Маршу, ее обнаженные плечи и ложится желтым квадратом на темный пол. Стоя в ванной, Джек ожесточенно бреется, превозмогая боль в поврежденной руке. В запотевшем зеркале он воспринимает свои смазанные мыльной пеной черты как пародию на человеческое лицо. В доме наступило успокоение. Вся саранча уползла куда-то, и только изредка случайный шорох напоминает о том, что часть насекомых забралась под стенные панели. Теперь все кажется вполне нормальным и привычным. Проехал, звякая бутылками, небольшой грузовик молочника. Марша вздохнула и пошевелилась во сне, выпростав руку поверх одеяла. На заднем крыльце Прыг-Балда раздумывал, не пора ли опять вернуться в дом. Тщательно контролируя свои действия, Гамильтон закончил бритье, помыл бритву, освежил лосьоном щеки и шею, надел свежую белую сорочку. Ночью, ворочаясь без сна, он заранее решил, что исполнит задуманное именно сейчас, после бритья, когда от сонливости не останется и следа, а сам он будет умыт, одет и причесан.

Неуклюже опустившись на одно колено, он сложил вместе ладони, закрыл глаза, втянул глубоко воздух и начал…

— Великий Боже, — проговорил он таинственным полушепотом, — сожалею и раскаиваюсь в том, что содеял с бедняжкой мисс Рейсс. Если Ты сможешь простить мой грех, я буду признателен.

Джек оставался коленопреклоненным еще минуты, размышляя над тем, достаточно ли сказанного и все ли он правильно сказал. Однако мало-помалу стыд, гнев и ярость вытеснили смиренное раскаяние. Где это видано, чтоб взрослый здоровый мужик становился на колени? Унизительно… недостойно разумного человека… и, честно говоря, непривычно.

Скрепя сердце он добавил к своей молитве еще несколько строк:

— Господи, посмотри в лицо фактам: она это заслужила! — Его жесткий шепот разносился по притихшему дому. Марша вновь вздохнула и перевернулась под одеялом. Скоро она проснется. Прыг-Балда царапался в дверь снаружи, удивляясь, почему она до сих пор заперта. — Господи, оцени ее слова по достоинству! — продолжал Джек, тщательно выбирая слова. — Именно такие, как она, создавали лагеря смерти. Она суетлива, непримирима… От антикошачьих настроений рукой подать до антисемитизма… Ответа не последовало. А рассчитывал ли Джек получить его? Чего конкретно ждал? Он и сам не знал. Может, какого-нибудь знака. Или молитва не смогла пробиться к Богу? Последний раз Джек сталкивался с какой бы то ни было религией на восьмом году жизни, в воскресной школе. А старательное чтение этой ночью церковных текстов не дало ничего конкретного, только ощущение необъятности предмета и глубины материала… Там тоже свои формулы, фактически — тот же протокол… и построже, чем у полковника Эдвардса.

Джек еще оставался в молитвенной позе, когда сзади послышался звук. Повернув голову, он увидел какую-то фигуру, на цыпочках пересекавшую гостиную. Человек. В свитере и просторных брюках. К тому же — негр.

— Хорошенький знак свыше, нечего сказать! — с сарказмом заметил Гамильтон. Чернокожий выглядел явно не лучшим образом.

— Вы меня помните? Я — гид. Привел вас на ту платформу. Вот уже пятнадцать часов, как эта авария у меня из головы не выходит…

— Вы тут ни при чем, — сказал Гамильтон. — Вам досталось наравне со всеми.

Поднявшись, Джек вышел из ванной в прихожую. — Вы завтракали?

— Я не голоден, — ответил негр, пытливо глядя на Гамильтона. — Что вы сейчас делали? Молились?

— М… да, — признался Джек.

— Это ваш обычай?

— Нет… — Поколебавшись, он добавил:

— Я не молился лет с восьми.

Негр помолчал, раздумывая над чем-то, потом, спохватившись, представился: