Глава 14

Орион Строд, сидящий посреди Форестер-Холла так, чтобы видеть всех присутствующих, поднял руку, призывая собравшихся к вниманию, и объявил:

— Миссис Келлер и доктор Стокстилл попросили жюри присяжных графства и членов совета графства собраться здесь с тем, чтобы обсудить вопрос об имевшем сегодня место убийстве.

Он обвел взглядом помещение, с удовлетворением отметив, что присутствуют миссис Толлмен, Касс Стоун, Фред Куинн, миссис Лалли, Эндрю Гилл, Эрл Колвиг и мисс Костиган — словом, все в сборе. Все внимательно смотрели на Ориона, понимая, что дело и впрямь исключительно важное. Ничего подобного в общине до сих пор не случалось. Это убийство не имело ничего общего с гибелью очечника или казнью мистера Остуриаса.

— Насколько я понимаю, — начал Строд, — недавно стало известно, что один из членов нашей общины мистер Джек Три…

В этот момент кто-то уточнил:

— Это был Блутгельд.

— Верно, — кивнул Строд. — Но теперь он мертв, и нам не о чем беспокоиться — вы должны это уяснить. И его гибель — дело рук Хоппи. То есть, я хотел сказать, он был убит им. — С этими словами Строд виновато взглянул на Пола Дица. — Стараюсь следить за грамматикой, Пол, вы ведь, наверняка, тиснете об этом в своей газете, да?

— Более того, подготовлю спецвыпуск, — кивнул Пол.

— Надеюсь, вы все отдаете себе отчет в том, что мы собрались не за тем, чтобы решить, как наказать Хоппи за содеянное. Такой проблемы попросту нет, поскольку Блутгельд являлся известным военным преступником, и, более того, снова воспользовался своими магическими способностями, для возобновления войны. Думаю, все присутствующие согласны с этим, поскольку все видели взрывы. Далее… — с этими словами он взглянул на Гилла. — У нас здесь присутствует новоприбывший, негр по имени Стюарт Маккончи, и должен отметить, что вообще-то мы здесь, у нас в Уэст-Марино не приветствуем чернокожих. С другой стороны, насколько мне известно, Маккончи выслеживал Блутгельда, а посему, при желании он имеет полное право обосноваться в графстве.

Слушатели одобрительно закивали.

— Главная причина по которой мы здесь собрались, — продолжал Строд, — это решить, как вознаградить Хоппи за то, что он сделал. Если бы не он, то, возможно, Блутгельд довел бы свое черное дело до конца, и никого из нас попросту уже не было бы в живых. Поэтому, мы все обязаны Хоппи жизнью. Сегодня его с нами нет — скорее всего, он, как обычно, занят ремонтом наших с вами вещей. Не следует забывать, что он наш единственный умелец, а это — большая ответственность. Короче, кто-нибудь хочет предложить, как мы могли бы отблагодарить Хоппи за его крайне своевременное деяние? — Строд обвел вопросительным взглядом собравшихся.

Эндрю Гилл встал, и, откашлявшись, заявил:

— Думаю, мне будет позволено сказать несколько слов. Во-первых, хотелось бы поблагодарить мистера Строда и остальных членов данной общины за гостеприимство в отношении моего делового партнера мистера Маккончи. Во-вторых, хотелось бы предложить посильное вознаграждение Хоппи за ту неоценимую услугу, которую он оказал этой общине, и всему человечеству в целом. Со своей стороны, могу предложить сотню сигарет «Золотой ярлык»… — с этими словами он замолчал, и уже собрался было сесть, но тут внезапно добавил: — … и коробку моего «пятизвездочного».

В зале зааплодировали, засвистели, и, в знак одобрения, даже затопали ногами.

— Да, — улыбаясь, заметил Строд, — это уже кое-что. Надеюсь, мистер Гилл понимает, что Хоппи спас всех нас. Надеюсь, все видели, что своими взрывами Блутгельд успел повалить кучу старых дубов. Кроме того, все вы знаете, что следующим объектом его внимания должен был стать Сан-Франциско…

— Это точно, — подтвердила Бонни Келлер.

— А следовательно, — продолжал Строд, — многие из нас пожелают внести свою лепту, и посильным образом отблагодарить Хоппи за то, что он для всех нас сделал. С моей точки зрения, мы должны поблагодарить мистера Гилла за предложенные им сигареты и виски — скорее всего, Хоппи был бы очень рад и этому — но, может быть, мы смогли бы придумать как более почетно увековечить его деяние — допустим поставить ему памятник, разбить в его честь парк, или воздвигнуть мемориальную стелу… лично я готов выделить под это участок земли, и уверен, что Кас Стоун меня в этом поддержит.

— Не сомневайся! — крикнул с места Кас Стоун.

— Еще у кого-нибудь есть идеи? — спросил Строд. — Вы хотели что-то сказать, миссис Толлмен? Прошу вас.

Миссис Толлмен сказала:

— Думаю, можно бы было выразить нашу общую благодарность мистеру Харрингтону, назначив его президентом управляющего совета графства, или почетным председателем школьного совета. Разумеется, все это в дополнение к парку, памятнику, бренди и сигаретам.

— Идея неплохая, — заметил Строд. — Так? Кто-нибудь хочет еще что-нибудь предложить? Друзья, давайте будем реалистами: Хоппи спас нам всем жизни. Этот Блутгельд просто сошел с ума, думаю все, кто был на вчерашнем слушании, это поняли… и запросто отбросил бы всех нас туда же, где мы пребывали семь лет назад, и все, что нам за эти годы удалось сделать, пошло бы прахом. Буквально все!

Слушатели одобрительно загудели.

— Когда человек владеет столь могучими, буквально сверхъестественными возможностями, — продолжал Строд, — то, будучи великим физиком, с его огромными познаниями в данной области… можно предположить, что мир еще никогда не оказывался в подобной опасности. Вы согласны со мной? Наше счастье, что Хоппи обладает способностью управлять предметами на расстоянии; более того — наше счастье, что Хоппи все эти годы тренировался, оттачивая свои возможности, поскольку, если бы не его способности делать что-либо на таком расстоянии, нас бы ничто не спасло.

Слово взял Фред Куинн.

— Я переговорил с Эди Келлер, которая была свидетельницей всего происходящего, так она рассказывала, будто Блутгельда подкинуло в воздух, до того, как вмешался Хоппи, и размазал его по земле.

— Знаю, знаю, — отозвался Строд. — Я ведь и сам расспрашивал Эди об этом происшествии. — Тут он оглядел аудиторию. — Если кого-то интересуют подробности, то, уверен, Эди их вам расскажет. Не так ли, миссис Келлер?

Побледневшая Бонни, кивнула и ответила:

— А что, Бонни, вы все еще чего-то боитесь?

— Это было просто ужасно, — негромко буркнула Бонни.

— Верю, — сказал Строд, — но, тем не менее, Хоппи с ним справился. А сам подумал: — «А ведь, таким образом, Хоппи превращается в исключительно грозного противника. Может, Бонни думает исключительно об этом? Может, именно поэтому, она ведет себя столь тихо».

— Лично мне кажется, — заявил Кас Стоун, — лучше всего пойти к Хоппи и спросить его напрямую: «Хоппи, как бы ты хотел, чтобы мы тебя отблагодарили?». Поставить вопрос ребром. Может быть, ему что-то и необходимо в жизни, а мы об этом не знаем.

«Да, — подумал Строд. — Тут ты, похоже, прав, Кас. Может ему и впрямь позарез нужна куча вещей, о которых мы и понятия не имеем, а в один прекрасный день — причем очень скоро — он заявится, и потребует их от нас. Независимо от того, поздравим мы его сегодня, или нет.

— Бонни, — спросил он миссис Келлер. — Может быть и вы что-нибудь предложите? А то вы практически весь вечер молчите.

Бонни Келлер в ответ лишь буркнула:

— Я слишком устала.

— А вы знали, что Джек Три на самом деле был Блутгельдом?

Она молча кивнула.

— Так, значит, это вы сообщили об этом Хоппи?

— Нет, — ответила она. — Я хотела, и уже было собиралась сделать это. Но, оказалось, бесполезно. Он и так уже знал.

«Интересно, кто сообщил ему об этом? — подумал про себя Строд.

— Этот Хоппи, — дрожащим голосом сказала миссис Лалли, — он, похоже, способен на все… мало того, лично мне кажется, будто он еще более могуществен, чем этот ваш мистер Блутгельд.

— Согласен, — подтвердил мистер Строд.

Присутствующие стали нервно кивать и переглядываться.

— Тем нет менее, свои возможности он обратил на службу нашей общине, — заметил Эндрю Гилл. — Прошу вас, не забывайте об этом. Помните о том, что он — наш единственный умелец, что он почти всегда помогает нам поймать передачу Дэнджерфилда. Когда сигнал слабеет, развлекает нас своими фокусами и имитациями, когда Дэнджерфилда становится невозможно поймать… словом, он для нас много чего сделал, не говоря уже о том, что он спас нас от очередной ядерной катастрофы.

Поэтому, мне нечего сказать, кроме — Да благословит Господь Хоппи и его способности. Думаю, нам не остается ничего иного, как поблагодарить Бога за то, что с нами живет такой калека, как он.

— Это верно, — подтвердил Касс Стоун.

— Согласен, — осторожно кивнул Строд. — И, тем не менее, мне кажется, будет лучше, если мы предупредим Хоппи на будущее, что отныне… — Тут он заколебался, — Наши казни должны стать такими же официальными, как казнь Остуриаса, по вердикту нашего жюри. То есть, не поймите меня превратно, Хоппи сделал все, как надо, причем исключительно своевременно… но единственным законным органом власти, которому в будущем предстоит принимать подобные решения, является жюри присяжных. И еще Эрл, который будет приводить приговор в исполнение. То есть, я хотел сказать, будет приводить в будущем. Само собой, это не касается случая с Блутгельдом, учитывая его сверхъестественные способности. — Только тут ему пришло в голову, что человека с подобными возможностями просто невозможно одолеть обычными методами. — Впрочем, как и Хоппи… невозможно даже представить, что кто-то попытается прикончить его — скорее всего, ничего из этого не выйдет.

При этой мысли его даже передернуло.

— В чем дело, Орион? — подозрительно спросил Кас Стоун.

— Нет, ничего, — ответил Орион Строд. — Просто задумался о том, как мы можем еще отблагодарить Хоппи — ведь он буквально спас всех нас от неминуемой гибели.

Присутствующие одобрительно закивали, и принялись перешептываться, обсуждая, как им отблагодарить Хоппи.

Джордж Келлер, заметив, как побледнела его супруга, наклонился к ней и спросил:

— Ты в порядке? — С этими словами, он попытался обнять ее за плечи, но она отстранилась.

— Нет, просто устала, — ответила Бонни. — По-моему, когда начались все эти взрывы, я, с перепугу, пробежала целую милю. Хотела увидеть Хоппи.

— А с чего ты взяла, что это сделал Хоппи? — спросил Келлер.

— О, — отозвалась она. — Да ведь все же это знают. Мало кто из нас сомневался, что только он обладает такого рода способностями. Все поняли это, как только… — Тут она запнулась, — я поняла это, как только увидела взрывы. — С этими словами, она взглянула на мужа.

— С кем ты тогда была? — спросил Джордж.

— С Барнсом. Мы собирали грибы в дубравах вдоль дороги на Медвежье Ранчо.

Джордж Келлер прокомментировал:

— Лично я очень боюсь Хоппи. Сама посмотри — он даже и не явился. По-моему, он всех нас презирает. Да и вообще, он всегда опаздывает на встречи в Холле… ну, ты понимаешь, что я имею в виду. Ты согласна со мной? И чем дальше — тем больше, по мере того, как усиливаются его возможности.

— Не исключено, — пробормотала Бонни.

— И как, по-твоему, что будет с нами потом? — спросил Джордж. — Теперь, когда Блутгельда больше нет? Проблема для всех закрыта, теперь мы в относительной безопасности. Может, стоит сообщить Дэнджерфилду, чтобы он известил об этом всех остальных?

— Думаю, это может сделать и Хоппи, — негромко отозвалась Бонни. — Он может сделать все, что угодно. Почти все.

Сидящий на председательском месте Орион Строд постучал, призывая собравшихся к вниманию.

— Кто хотел бы стать членом делегации, которая отправится к Хоппи, и сообщит ему о том, как мы собираемся вознаградить его за подвиг, и выразить ему нашу благодарность? — Он обвел взглядом собравшихся. — Желающие есть?

— Я пойду, — сказал Эндрю Гилл.

— И я тоже, — подхватил Фред Куинн.

Бонни сказала:

— И я.

Джордж шепнул ей на ухо:

— А ты уверена, что достаточно хорошо себя чувствуешь?

— Само собой, — вяло откликнулась она. — Я уже в полном порядке. Если не считать царапины на лбу. — Она машинально коснулась повязки.

— А вы что скажете, миссис Толлмен? — — спросил тем временем Строд.

— Да, я тоже пойду, — ответила миссис Толлмен, хотя голос ее изрядно дрожал.

— Страшно, что ли? — Спросил Строд.

— Ага, — кивнула она.

— А почему?

Миссис Толлмен, поколебавшись, ответила:

— Даже… сама не знаю, Орион.

— Ничего, я и сам пойду, — подбодрил ее Строд. — Таким образом, набирается пятеро — трое мужчин, и две женщины. По-моему, как раз то, что нужно. Прихватим с собой бренди и сиагареты, а обо всем остальном просто расскажем — о мемориальной доске, насчет назначения президентом Совета, и председателем… ну и обо всем прочем.

— А может, — негромко вмешалась Бонни, — нам стоило бы послать делегацию, которая забила бы его до смерти камнями?

Джордж Келлер на мгновение запнулся, потом сказал:

— Милая, прошу тебя, ради Бога…

Я серьезно, — ответила Бонни.

— Ты ведешь себя совершенно непредсказуемо, сказал Джордж,

рассерженный и удивленный — он явно не понял, что она имеет в виду. — В чем дело?

— Не обращай внимания, — сказала она, — пользы от этого все равно бы не было. — Хоппи размазал бы нас по земле, еще до того, как мы пришли бы к его хижине. Может, даже, он испепелит меня прямо сейчас. — Она улыбнулась. — За эти слова.

— Тогда, может, лучше помолчишь? — Джордж с ужасом уставился на нее.

— Ладно, помолчу, — ответила Бонни. — Буду нема, как рыба. Мне вовсе не захочется быть сперва подброшенной в воздух, а потом размазанной по земле, как это произошло с Джеком.

— Да уж. Пожалуй… — Келлера явно била дрожь.

— Ты просто трус — спокойно ответила она. — Скажешь, нет? Удивляюсь, как я этого не сознавала раньше. Может быть, я именно поэтому все время к тебе так относилась.

— И как же именно?

В ответ Бонни лишь улыбнулась, но ничего не ответила. На лице ее красовалась жесткая, ненавидящая и холодная улыбка — такое он видел впервые и не понимал, чем она вызвана. Он отвернулся, раздумывая о том, правдивы ли те слухи, которые ходили о его жене все эти годы. Ведь сейчас она была столь холодна, столь непреклонна. Джордж Келлер почувствовал, насколько он несчастен.

— Господи, — произнес он, — неужели ты называешь меня трусом лишь потому, что мне не хотелось бы видеть, как мою жену размазывают по земле?

— Это мое тело, и моя жизнь, — ответила Бонни. — И я вправе распоряжаться ими по своему усмотрению. Я не боюсь Хоппи — в принципе, на самом деле я боюсь его, но не хочу выказывать этого, если только ты способен заметить разницу. Я легко отправлюсь к его рубероидному домику и посмотрю прямо ему в глаза. Я, конечно, поблагодарю его, но, заодно, и предупрежу, что в будущем ему придется быть куда более осторожным. И что мы будем настаивать на этом.

Джордж не мог не восхищаться ей.

— Да, именно так и сделай, — кивнул он. — Это, пожалуй будет самым правильным. Он должен знать, как мы к нему относимся.

— Спасибо, — негромко ответила она. — Большое тебе спасибо, Джордж, за поддержку. — С этими словами Бонни отвернулась и стала слушать Ориона Строда.

Джордж Келлер вдруг почувствовал, что несчастен, как никогда в жизни.

Сначала предстояло наведаться на фабрику Эндрю Гилла, и прихватить там сигареты и «пятизвездочное». Бонни, Орион Строд и Гилл вышли из Форестер-Холла и вместе пошли по дороге. Они сознавали, какая серьезная ответственность на них лежит.

— А что это за совместный бизнес, который вы затеваете с Маккончи? — спросила Бонни у Эндрю Гилла.

Гилл ответил:

— Стюарт собирается автоматизировать мое производство.

Она недоверчиво переспросила:

— И, наверное, вы собираетесь через спутник рекламировать продукцию, да? Раньше их еще называли рекламными роликами. Это было неплохо. Может я даже что-нибудь для вас бы сочинила.

— Разумеется, — ответил Гилл, — если это пойдет на пользу бизнесу.

— Так вы это серьезно — насчет автоматизации. — Бонни только сейчас начала осознавать, что, возможно, он вовсе и не шутит.

Эндрю сказал:

— Узнаю побольше после того, как встречусь с его боссом в Беркли. Мы со Стюартом собираемся наведаться к нему в ближайшие дни. Целую вечность не бывал в Беркли. Стюарт говорит, город понемногу отстраивается — конечно, таким как раньше он уже не будет. Впрочем, может быть и будет.

— Сомневаюсь, — заметила Бонни. — Но мне в общем-то — все равно. Этот городишко мне никогда особенно не нравился.

Оглянувшись, и убедившись, что Орион их не слышит, Гилл сказал ей:

— Бонни, а почему бы тебе не съездить с нами?

Она удивленно спросила:

— С чего бы это?

— Думаю, тебе было бы полезно на некоторое время расстаться с Джорджем. А вполне возможно, и уйти от него насовсем. По-моему, так было лучше и для тебя, и для него.

Бонни кивнула:

— Да, возможно, но ведь… — Идея вдруг показалась ей совершенно нелепой, да и вообще разговор зашел слишком далеко. Впрочем, кривить душой тоже было нечего. — Но тогда ведь все узнают, — сказала она. — Тебе не кажется?

— Да все и так все знают, Бон.

— Вот как! — Она смущенно кивнула. — Что ж, для меня это настоящий сюрприз. Очевидно, до сих пор я пребывала в приятном заблуждении.

— Поехали с нами в Беркли, — сказал Гилл, — и начнешь все заново. В каком-то смысле и для меня это станет началом новой жизни. Это будет означать, что пришел конец тупому скручиванию сигарет вручную, по штучке на крошечной машинке. Наконец я стану хозяином самой настоящей фабрики в полном смысле этого слова — в довоенном смысле.

— В довоенном, — эхом отозвалась Бонни. — А хорошо ли это?

— Разумеется, — воскликнул Гилл. — Я чертовски устал, мне опротивело делать их вручную. Я годами мечтал как-то освободиться от этого, а Стюарт указал мне путь. — С этими словами Эндрю скрестил пальцы на удачу.

Вскоре они дошли до фабрики, в цехе рабочие как всегда скручивали сигареты. Бонни подумала: «Так вот, значит, как — эта часть нашей жизни очень скоро навсегда уйдет в прошлое. А жаль, я всегда была сентиментальной, и мне будет ее не хватать. Но, в принципе, Эндрю прав. Такой способ производства — это не дело. Слишком уж монотонно, слишком медленно. Кроме того, и сигарет-то в сущности получается кот наплакал. С настоящим оборудованием Эндрю мог бы обеспечивать всю страну, конечно при наличии соответствующего транспорта и средств доставки».

Тем временем, Стюарт Маккончи нагнулся над бочкой гилловского эрзац-табака и внимательно разглядывал содержимое. «Да, — подумала Бонни, — похоже, он или уже знает рецептуру смеси, или она ему попросту ни к чему».

— Скажите, а вы в состоянии будете продавать крупные партии сигарет? Ведь машины будут производить их во много раз больше. Вы продумали эту часть?

— Да, — ответил Маккончи. — Мы составили целый план реализации в массовом масштабе. Мой босс, мистер Харди…

— Ради Бога, только не читайте мне лекцию о сбыте! — перебила его Бонни. — Раз говорите, что все продумали — я верю вам на слово, а спросила просто так, из чистого любопытства. — Она окинула его критическим взглядом. — Энди хочет, чтобы я поехала с вами в Беркли. Вы тоже не против?

— Ну, разумеется, — растерянно протянул он.

— Я могла бы стать у вас секретаршей, — сказала Бонни. В вашей центральной конторе. Где-нибудь в самом центре, ведь так? — Она рассмеялась, но ни Стюарт Маккончи, ни Гилл к ней не присоединились. — Это что, запретная тема? — поинтересовалась она. — Похоже, мои шутки затрагивают самое святое для вас. Если так, то прошу прощения.

— Да нет, все в порядке, просто нам предстоит еще очень много чего обсудитть — осталась целая куча нерешенных проблем.

— Ладно, может, я с вами и поеду, — сказала Бонни. — Не исключено, что это как-то поможет мне решить финансовые проблемы.

Настала очередь Маккончи подозрительно уставиться на нее.

— А какие у вас, собственно, проблемы? Здесь прекрасное место для воспитания дочери, а при том, что ваш супруг — директор…

— Ой, умоляю, — перебила Бонни, — только не надо расписывать, как у меня все здорово. Прошу вас! — Она отошла к Гиллу, который, тем временем укладывал предназначенные для вручения Хоппи сигареты в металлическую коробку.

«Насколько же, все-таки, наивен мир, — думала Бонни. — Даже и сейчас, после того, что с ним произошло. Гилл хочет излечить меня от моей неугомонности. Стюарт Маккончи представить себе не может, что мне может хотеться чего-то, чего я уже здесь не имею. Хотя, возможно, это они правы, а я — нет. Может быть, я излишне усложняла свою жизнь…может, в Беркли найдется машина, которая спасет и меня. Возможно, какой-нибудь автомат решит все мои проблемы и они канут в небытие».

Усевшись за стол. Орион Строд писал речь, с которой собирался обратиться к Хоппи. Бонни улыбнулась, подумав о том, насколько же все это серьезно. «Интересно, произведет ли это впечатление на самого Хоппи? Приятно ему будет, или, напротив, он почувствует к ним лишь презрение? Нет, — решила она, — скорее, он все же будет доволен. Так подсказывает моя интуиция. Больше всего на свете ему хотелось именно таких почестей. Всеобщего признания — Хоппи будет страшно горд.

Интересно, а сам он готовится к нашему приходу? — подумала Бонни. Умылся, побрился, надел свежую рубашку… и с нетерпением ждет, когда же мы, наконец, появимся. Считает ли он, что это — величайшее достижение его жизни, так сказать, пик карьеры?

Она попыталась мысленно представить себе калеку. Хоппи каких-то несколько часов назад убил человека, а из того, что говорила Эди — да и буквально все считали так же — была уверена, что он убил и очечника. Городской крысолов, — сказала она себе, и ее даже передернуло. Кто же будет следующим? И будут ли его снова поздравлять, как сегодня, за каждого следующего?

Может, нам придется устраивать такие же пышные церемонии еще много-много раз, — подумала Бонни. И решила: Нет, поеду-ка я в Беркли. Больше всего на свете мне хочется оказаться как можно дальше отсюда.

И, мысленно добавила она, как можно скорее. Если удастся, то прямо сегодня. Прямо сейчас. Сунув руки в карманы пальто, Бонни поспешно вернулась с Стюарту Маккончи и Гиллу; они о чем-то разговаривали, а она стояла рядом, и с интересом слушала.

Доктор Стокстилл с сомнением сказал калеке:

— А ты уверен, что он меня слышит? Передатчик точно дотягивается до спутника? — Он еще раз недоверчиво дотронулся до кнопки микрофона.

— Стопроцентной гарантии, что он вас слышит, я, конечно, дать не могу, — усмехнулся Хоппи. — Но я абсолютно уверен только в том, что перед вами пятисотваттный передатчик; по прежним понятиям это не больно-то много, но вполне достаточно для связи со спутником. Я связывался с ним неоднократно. — Он улыбнулся своей острой, напряженной улыбкой, а в умных серых глазах засверкали огоньки. — Так что, давайте. Интересно, есть у него там, наверху кушетка для психоанализа, или нет? — С этими словами, калека рассмеялся.

Доктор Стокстилл заметил:

— Ничего, обойдемся и без кушетки. — Он нажал кнопку микрофона, и произнес:

— Мистер Дэнджерфилд, с вами говорит врач — отсюда, снизу, из Уэст-Марино. Меня крайне беспокоит ваше состояние. Впрочем, как и всех остальных людей на планете. Вот я подумал, что, возможно смог бы вам помочь.

— Скажите ему правду, — вмешался Хоппи. — Объясните, что вы — психоаналитик.

Доктор Стокстилл осторожно сказал в микрофон:

— Раньше я был психиатром и психоаналитиком. Теперь же, разумеется — самый обычный практикующий врач. Вы меня слышите? — Но из динамика слышался лишь треск статики. — Нет, похоже он меня не слышит, — разочарованно заметил он Хоппи.

— Для установления связи всегда требуется время, — пояснил Хоппи. — Попробуйте еще раз. — Он хихикнул. — Так вы, значит, считаете, будто проблемы у него в голове, да. Ипохондрия. А вы уверены? Впрочем, больше вам ничего не остается, поскольку, если причина не этом, то вы все равно ничем не сможете ему помочь.

Доктор Стокстилл снова нажал кнопку микрофона, и начал:

— Мистер Дэнджерфилд, с вами говорит Стокстилл из графства Марино, из Калифорнии. Я — врач. — Все это уже стало казаться абсолютно безнадежным. Зачем продолжать? Хотя, с другой стороны…

— Скажите ему насчет Блутгельда, — неожиданно посоветовал Хоппи.

— Хорошо, — кивнул Стокстилл. — Сейчас скажу.

— Можете назвать ему мое имя, — сказал Хоппи. — Скажите, что это я его прикончил. А хотите знать, доктор, как он вам на это ответит? — Тут калека как-то внезапно переменился в лице и заговорил голосом Уолта Дэнджерфилда: — А знаете, друзья мои, мне только что сообщили очень, очень хорошую новость…думаю, вы все будете рады ее услышать. А заключается она вот в чем… — Тут калека замолчал. Поскольку из динамика послышались какие-то звуки.

— … слышите меня, доктор? Это Уолт Дэнджерфилд.

Доктор Стокстилл тут же отозвался:

— Слышу вас хорошо. Дэнджерфилд, я хотел расспросить вас о характере мучающих вас болей. У вас на спутнике есть бумажный пакет? Мы с вами попробуем провести небольшой курс лечения двуокисью углерода. Возьмите пакет и дуйте в него. Выдыхайте в него, а потом вдыхайте. Таким образом, вскоре вы будете дышать чистой двуокисью углерода. Вы меня понимаете? Сам по себе способ кажется довольно примитивным, однако основан на вполне серьезной научной базе. Видите ли, избыток кислорода дает толчок некоторым реакциям в промежуточном мозгу, из-за которых вегетативная нервная система попадает в порочный круг реакций. Одним из симптомов гиперактивности вегетативной нервной системы является усиление перистальтики, и, вполне возможно, причиной вашего недуга является именно она. В медицине это называется тревожным симптомом.

Услышав это, калека только покачал головой, развернулся и отъехал в другой конец комнаты.

— Извините… — голос из динамика был едва слышен. — Я не совсем понял, доктор. Вы сказали дышать в бумажный пакет? А полиэтиленовый подойдет? Я не задохнусь? — Тут голос Дэнджерфилда стал неуверенным, а затем последовал вопрос: — Скажите, а никак нельзя синтезировать фенобарбитал из тех препаратов, которые у меня имеются? — Я мог бы продиктовать вам перечень, и, возможно… — Тут его голос совершенно заглушила статика. Когда снова стали различимы его слова, он говорил уже о чем-то другом. «Возможно, — подумал доктор Стокстилл, — он потихоньку теряет рассудок».

— Одиночество в космосе, — начал доктор, — оказывает разрушительное воздействие на мозг, и со временем выливается в так называемую «космическую болезнь». Для нее характерно вызванное невесомостью тревожное состояние, вызывающее реакции на соматическом уровне. — Говоря это, он вдруг понял, что делает все неправильно; что он уже проиграл. Калека отъехал подальше — ему, видимо, было просто противно слушать всю эту дребедень. — Мистер Дэнджерфилд, — сказал Стокстилл, — я просто пытаюсь разорвать этот порочный круг, и, возможно, углекислый газ поможет нам в этом. А когда нам удастся побороть напряжение, мы сможем начать собственно психотерапию, включая воспроизведение забытых травмирующих вашу психику воспоминаний.

Диск-жокей сухо ответил:

— Видите ли, доктор, травмирующие мою психику воспоминания вовсе не забыты; я и посейчас все прекрасно помню. Не поверите, но я буквально окружен ими. Это — своего рода клаустрофобия, и я переношу ее очень, очень плохо.

— Клаустрофобия, — сказал доктор Стокстилл, — представляет собой фобию, связанную с промежуточным мозгом, и является одной из форм нарушения пространственного восприятия. Более того, она связана с панической реакцией на реальную или воображаемую опасность. Словом, это подсознательное желание бежать от нее.

Дэнджерфилд спросил:

— Интересно, доктор, но куда же мне бежать? Давайте же будем реалистами. Как, во имя всего святого, может мне помочь психоанализ? Я болен, мне нужна операция, а не тот бред, который вы тут несете.

— А вы уверены, — спросил Стокстилл, чувствуя полную беспомощность и понимая, насколько глупо все происходящее. — Поймите, возможно это займет некоторое время, но мы с вами по крайней мере уже установили первичный контакт. Вы знаете, что я пытаюсь вам помочь, а я знаю, что вы меня слушаете. — Надеюсь, вы меня действительно слушаете, сказал он про себя. — Таким образом, с моей точки зрения. Мы уже кое-чего добились.

После этих слов он немного подождал. Но из динамика не доносилось ни звука.

— Алло, Дэнджерфилд! — Сказал он в микрофон.

Тишина.

За его спиной калека заметил:

— Он либо отключился, либо спутник вышел из зоны приема. А вы и впрямь считаете, что можете ему помочь?

— Если честно, не знаю, — признался Стокстилл. — Но попробовать стоит.

— Если бы вы начали все это с год назад…

— Да кто же тогда мог предположить. — Ведь тогда Дэнджерфилд для нас был чем-то самим собой разумеющимся — вроде солнца в небе, вдруг осознал Стокстилл. А сейчас, как верно заметил Хоппи, уже немного поздно.

— Может завтра повезет, сказал Хоппи, на губах которого змеилась едва заметная — почти что издевательская ухмылка. И все же Стокстилл подметил в ней какую-то глубокую печаль. То ли Хоппи жалел его самого, то ли ему было жаль затраченных впустую усилий. А может, он искренне сочувствовал человеку в пролетающем над их головами спутнике? Трудно сказать.

— Да, завтра продолжим, — сказал доктор.

В дверь постучали.

Хоппи сказал:

— Похоже, к нам делегация. — На его худом лице появилась широкая довольная улыбка. Даже само лицо как будто раздалось вширь и потеплело. — Прошу прощения. — Он направил мобиль к двери, протянул манипулятор и открыл ее.