Около десяти лет Сережа был в группе, разумеется, получил звание "старичка", я даже прикидывал не сможет ли он в будущем заменить меня на посту руководителя. Девчонки скопом влюблялись в Сережу, но не все решались запросто подходить к нему: пустопорожней болтовни Сережа не выносил, мог грубовато оборвать поклонниц, а до уровня его интересов девушки колледжа не дотягивались.
      Где-то в начале 90-х я заметил, что и по отношению ко мне у Сережи начал появляться покровительственный тон, какие-то улыбочки во время бесед и чтения у костра. Все чаще при общих разговорах и дискуссиях Сережа бросал неумные реплики, явно показывая, что наши занятия для тупоголовых, а иногда демонстративно уходил к палаткам. Лучший наш гитарист, он отказывался теперь играть, сидел молча, равнодушно посматривая на поющих. Постепенно вокруг Сережи образовался вакуум, он общался только с тремя своими друзьями, презрительно отталкивая остальных. Скоро Сережа ушел из школы и занялся мелкой коммерцией. Его друзья тоже пробовали себя в бизнесе, их интересы где-то переплетались, и некая обособленность этой четверки от группы была объяснима.
      Несколько раз пытался поговорить с Паршиным, но он отмалчивался и однажды сказал:
      - Вы - "Бугор". Какие между нами могут быть споры? Вы всегда правы.
      Я видел, что дело идет к разрыву. Людмила Яковлевна и Александра Марсовна говорили мне о крайней нежелательности пребывания Сережи в группе он не только грубит и презирает всех, он начал похабно острить и уже несколько девочек сказали, что не появятся в группе, пока в ней будет Паршин.
      Но я все-таки медлил: многое связывало меня с Сережей - и "литературные" труды, и горы, и частое домашнее общение. Но после очередной похабной выходки, когда все замолчали у костра, а женщина, кандидат наук, возмутилась: "Как ты себя ведешь, ты где находишься?!" - я понял, что запустил это дело и
      вызвал Сережу в свой кабинет.
      - Вот, что Сергей. Я не хотел бы доводить все до общего собрания, но твое поведение...
      - Не надо, Вэ-Я. Это лишние разговоры. Я должен уйти?
      - Да.
      - Всего хорошего!
      Но ушел Сергей как-то странно. К очередному походу он появился на вокзале, дошел с нами до стоянки, и вместе со своими друзьями поставил палатки метрах в ста от наших. Так и повелось: мы ставим свой лагерь, а Паршин с товарищами - свой. Они к нам не подходят, мы к ним. Скоро паршенский лагерь прозвали Хутором. Все чаще с Хутора неслись пьяные крики, а когда к нему подошла наша женщина из семейной группы и попросила утихомириться, потому что маленькие дети не могут уснуть, Паршин послал ее по вполне определенному адресу. Мужья тут же встали, чтобы "разобраться", но я остановил их: "Не стоит. Нам еще драк не хватает".
      Конечно, можно было сказать Паршину, чтобы он не ставился рядом с нами. На маршрут он не выходил, мог бы поискать и другие места для ночлега. Но ведь лес - не наша собственность, как тут запретишь? И кроме того, я не считал Сергея и его друзей врагами. То что ребята ушли с Паршиным - это их дело. Двое из паршинской группы скоро женились на наших девушках - что же, и девушек надо отлучать от нас? Мы терпели это соседство, и в дни рождения хуторян приглашали их к нашему костру для поздравлений. Постепенно у соседнего костра стало спокойней, а еще через какое-то время хуторяне начали приходить на наши песни и стихи. Сначала сидели молча, потом разговорились прежние дружеские связи еще не распались окончательно. Изредка к нам подходил и Паршин. В разговоры ни с кем не вступал - посидит в складном кресле, глубоко уткнув подбородок в бушлат и молча уйдет. Привычка к активному отдыху у хуторян осталась: летом они путешествуют в Карелии на байдарках. Теперь в семьях товарищей Сергея появились дети, и выходы в лес этой группы стали редкими. Новое поколение Вэ-Яков Паршина почти не знает, а ветераны сказали, что все сделано правильно, только расстаться с Сергеем надо было раньше.
      Других крупных конфликтов у нас не было, да и эти не оказали на группу никакого влияния. Видимо, больше остальных переживал случившееся я, руководитель. Ребята, загруженные учебой, работой и всеми нашими делами приняли уход Паршина, как и студенческой группы на Памире, достаточно спокойно. Меня даже удивляло это спокойствие - ведь столько лет вместе. Но ребята знали о каких-то деталях, о каких-то, на первый взгяд, незначащих мелочах больше меня, и расставание с Паршиным прошло без каких-либо горестных всплесков.
      До лучших времен
      В 1990 году Людмила Яковлевна официально подала в отставку с поста второго руководителя, ссылаясь на возраст и трудности участия в горных путешествиях. С группой она, конечно же не порвала, но активного участия в ее жизни больше не принимает. Почти тридцать лет мы прошагали рядом, и все лучшее, что создано в группе, связано с ней. Мы прекрасно дополняли друг друга, и там, где я, из-за своей всегдашней мягкотелости терялся, расстраивался и паниковал, Людмила Яковлевна спокойно брала дело в свои руки, и все получалось, все становилось на свои места. Я не уверен, была бы вообще создана наша группа, не будь рядом такого единомышленника и такого помощника как Людмила Яковлевна.
      В это время я уже подбирался к пенсионным годам и все чаще задумывался, кто заменит меня на капитанском мостике. Ребята об этом и слушать не хотели, говорили, что без меня все развалится, что пусть я хожу в горы без рюкзака, пусть как угодно, но лишь бы оставался на своем посту.
      - Но ведь рано или поздно мне придется сойти с дистанции, - настаивал я. - Ничто не вечно.
      - Это когда еще будет! - отвечали ребята. - Даже в Крым родители отпускают новичков только под ваше имя. Сначала воспитайте руководителя. А то Людмила Яковлевна ушла, а теперь - вы.
      К сожалению, ребята были правы. Однажды они ходили на Памир без меня, и опытнейший ветеран, возглавив группу, нанизывал одну тактическую ошибку на другую. В результате одно отделение перешло перевал, а другое, потеряв в непогоду связь с товарищами, повернуло вниз. Соеденились отделения только через три дня, благо эта часть маршрута была кольцевой, но и в дальнейшем постоянно что-то не ладилось, и радости эта поездка никому не принесла.
      Я уже не в том возрасте, когда можно, скромно опустив глаза, упиваться лестными отзывами в свой адрес. Но как только группа уходила в горы без меня, а это было еще два раза, да и в какие горы - на несложные маршруты в Крыму - между ребятами возникали трения из-за действий руководителя. То ли не принимались в расчет возможности слабейших, то ли не нравились вечера у костра, но довольными поездками оказывались не все.
      - Ни на что не могу пожаловаться, - сказала мне взрослая туристка. Все вроде бы хорошо, но без вас я никуда теперь не поеду.
      Вот и опять поднялся вопрос о личных качествах руководителя. В горах я присматривался к потенциальным вожакам. Да, небольшой группой из 8-10 человек они, безусловно, могли руководить. Особенно если дело касалось технического прохождения маршрута. Но когда за спиной несколько отделений, когда надо организовывать общение на коротких привалах и сделать интересным вечер перед сном, проследить за четкостью дежурств, подбодрить уставших, провести экскурсии в городах - это не очень получалось даже у ветеранов. И не потому, что они были плохими организаторами. Просто это не было их профессией, они не были педагогами.
      Мне говорили руководители других групп:
      - Ну, не можем мы так проводить вечерние костры. Вы читаете стихи, что-то рассказываете, вызываете ребят на спор. Одно нанизывается на другое. Не у всех же, в конце концов, так получается.
      Что тут скажешь? Да, стихи, проза - все это хорошо. Но если хотите, чтобы каждый вечер в походах был интересным, подготовьте его, исходя из своих возможностей, задействуйте ребят, привлеките в группу ярких людей. Не уверены в своих талантах, организуйте других. А не умеете организовывать, значит это не ваша профессия и надо искать себе иное применение.
      Я уже рассказывал о нашей "Культурной программе" на учебно-тренировочных сборах в Крыму. Такие же программы мы готовим и для водных походов по Селигеру. Помимо непременных песен у костра, каждый вечер отдается одному из туристов - разве это трудно сделать?
      Вот сидим мы на острове. Теплая лунная ночь, спокойный костер. И профессиональный артист выступает с собственной литературно-музыкальной композицией о Сергее Есенине. Тихо подходит и останавливается за спинами ребят большая группа плановых туристов. Я жестами приглашаю их присесть, но они прикладывают пальцы к губам: ничего-ничего, мы постоим, не мешайте, дайте послушать...
      Закончилась композиция, и гитару берет Володя Борисов. Теперь начинаются его песни о группе. Потом Женя Смагина читает свои стихи. Потом хором поют из Визбора и Окуджавы. А когда я заканчиваю читать стихи и прозу Анчарова, из толпы гостей раздается испуганно-удивленный голос: "Куда мы попали?! Что у вас тут филологический факультет Университета?"
      Мы смеемся и приглашаем гостей рассаживаться. Мы рассказываем о себе, угощаем гостей чаем, они сидят с нами за полночь и долго упрашивают меня остаться еще на один день, и чтобы был еще такой вечер...
      Неужто надо быть семи пядей во лбу, чтобы это организовать?
      И все-таки руководителей, которые могли бы не только "вести костер", но и поддерживать сложившийся стиль отношений, готовить группу к горам и управлять нашими делами у нас в последние годы не было. Уходили в семейную жизнь ветераны, а оставшиеся ни под каким видом не хотели заменить меня. Каждый из ветеранов был силен в одном деле - инструктор по скалолазанию, командир отделения в горах, организатор вечеров. Но требовался человек, объединяющий вокруг себя всю группу, и, скорее всего, он должен быть педагогом.
      Многие люди о профессии педагога-воспитателя говорят с улыбочкой. Учитель - это профессия. А в проблемах воспитания человека как и в политике разбираются все. И там, и там болтают без роздыха: какие трудности, чего здесь уметь!
      Но вот приспела пора серьезно задуматься о новом руководителе и оказалось, что найти его не просто. Сережа Паршин отпал, а преподаватели колледжа, Александра Марсовна и Николай Николаевич, хотя и разделяли мое беспокойство, но во главе группы себя не числили: слишком много домашних дел и загруженность на работе огромная. Так я и остался на привычном месте, надеясь на успокаивающий российский "Авось": пока все хорошо, а там видно будет.
      В 1991 году началась перестройка нашей государственной и экономической системы. Советский Союз распался, да так неудачно, что горных районов в России почти не осталось. Карпаты и Крым оказались за границей. Памир и Тянь-Шань - тоже. А по Кавказу можно ходить только по северной стороне Главного хребта: за ним - Грузия, такая знакомая нам и теперь чужая страна...
      Вместе с растущими свободами, начали расти цены, в том числе на горное снаряжение и железнодорожные билеты. Теперь, чтобы экипироваться или выехать в Крым, не говоря уже о Средней Азии, надо основательно вытряхнуть свои кошельки. Помимо финансовых проблем появились и другие, не менее серьезные.
      В Крыму грабежи туристов местная молодежь поставила на поток. Приходят под вечер к бивакам и с каждой полатки требуют по сто долларов. А следом за этими добытчиками являются лесники с квитанциями: платите за место, гости дорогие! О Кавказе и говорить нечего. Через туристкую газету "Вольный ветер" начальник региональной погранслужбы даже обратился к путешественникам с просьбой воздержаться от самостоятельных выходов в горы: не можем гарантировать безопасность от местных разбойников.
      Но мы все-таки рискнули. Поднапряглись с деньгами и выехали на Западный Кавказ в район Архыза.
      Непривычно пустые от туристов горы. Первые три дня - аклиматизация. Высота перевалов хотя и небольшая - едва зашкаливает за 3000 м, но надрываться нам ни к чему. Ставим лагерь и поднимаем ящики с продуктами к перевалу. Перед самым взлетом к седловине - пастушеская кошара. Молодые чабаны-карачаевцы, одичавшие от безлюдья, радостно встречают нас и приглашают в кошару укрыться от чуть моросящего дождя. Мы благодарим и отказываемся - нам еще полтора часа топать наверх.
      - Зачем топать? - удивляются чабаны. - На лошадях все отвезем. Ложитесь на подстилки, вот одеяла, бурки. Отдыхайте пожалуйста!
      Нам выставляют казан со свежим молоком, круг сыра, горячие лепешки: "Кушайте пожалуйста!"
      Расслабившиеся от угощений девчата тут же заваливаются спать.
      Чабаны возвращаются с перевала:
      - Все сделали как вы сказали. Ящики укрыли пленками, придавили камнями. Не беспокойтесь, пожалуйста, никто ничего не возмет.
      Мы уходим вниз, к палаткам, а утром, теперь уже с полной выкладкой снова поднимаемся к кошаре. И снова обильное угощение и общие песни под луной.
      На следующий день чабаны говорят, чтобы мы взялись за руки и выстроились возле загона.
      - Сейчас будем отлавливать лошадей. Сколько попадут в загон, все ваши. Погрузим рюкзаки, отвезем на ту сторону.
      - Да вы что, ребята! Полдня из-за нас потеряете.
      - Ничего-ничего, пожалуйста. Вы - гости. Закон гор.
      Гонимые чабанами лошади бешенно мчатся на нас. Одни перед нами вздыбливаются и сворачивают в сторону, других, разрывая цепочку, мы пропускаем - эти аллюром взлетают на склон, беспокойно оглядываясь на чабанов. А тех, что попали в загон, взнуздывают и ведут под погрузку.
      Шестерых лошадей оказалось достаточно для двадцати четырех рюкзаков. Подъем на перевал без груза за плечами - вроде легкой прогулки. Идем по тропе, помахивая ледорубами. Солнечный день, легкий теплый ветерок - вот это аклиматизация! На перевале приторачиваем к лошадям ящики с продуктами и вниз, в новую долину. Там уже несколько кошар.
      Пока ставим палатки нам приносят свежее мясо и флягу молока.
      - Мужики, давайте мы хоть заплатим.
      - Что мы на ваши деньги здесь покупать будем? - смеются чабаны.
      Утром загружаем в рюкзаки только ящики с продуктами.
      Груза у нас еще много - по плану надо отнести ящики на половину пути к ледникам, а потом вернуться за палатками. Примерно на восемь часов работы. Но тут новые знакомые приводят своих лошадей:
      - Грузите все, под самые ледниики отвезем!
      Такого променада в горах у нас еще не было: второй день идем налегке!
      Мы уже не удивляемся, когда чабаны из последней кошары под Марухским ледником принесли ведро молока...
      Внизу, у моря, грузины воюют с абхазами. Нас предупреждают, чтобы не спускались на юг с Марухского перевала - тропы могут быть минированы. Да нам и не надо в ту сторону. Мы только поднимаемся на перевал к памятникам его защитникам в годы Отечественной войны. Еще студентом, в первом своем выходе в горы, я проходил здесь. На леднике еще можно было найти немецкие карабины, среди камней белели человеческие черепа...
      И вот снова война. Ее черная накипь выплескивается и на голубоватые ледники: совсем недавно какие-то нелюди ограбили под Марухом группу московских туристов и выстрелили женщине в живот...
      Мы идем по снежнику к перевалу Халега. Только закончился ливень с градом, мы основательно промерзли и мечтаем поскорее перевалить на ту сторону, к озерам, чтобы отогреться и отдохнуть на зеленой траве. И тут видим: навстречу спускается вооруженный конный отряд. Укрыться и разминуться никак не получится.
      - Вэ-Я, что будем делать? - шепотом спрашивает командир отделения.
      - Продолжаем подъем. И языки не распускать!
      Конники приближаются. Небритые лица, разномастная одежда, и у каждого через плечо автомат или карабин. Но я вижу, что мы их не интересуем, у них свои заботы.
      - Здравствуйте! - говорю я. - Воюете?
      - Воюем.
      - А мы не воюем. Всего хорошего!
      Так и разошлись.
      Потом мы снова вышли на хоженную тропу.
      И снова нам несут молоко, хлеб, мясо. Не успеваем опорожнить одно ведро, как несут следующее. Мы просим угомониться - не осилить нам столько!
      - Кушайте, кушайте. Вам еще далеко идти, - выкладывая новое угощение, говорят чабаны.
      Вечером к костру приходят народ из разных кошар. Неторопливо беседуем и, конечно же, речь заходит о смутных нынешних временах.
      Пожилой, дубленный солнцем и ветрами чабан, кивает на товарищей:
      - Вот этот - украинец, а эти - русские казаки. Мы - карачаевцы.
      Что же, теперь из-за этого за кинжалы хвататься? Корова - она перестройки не понимает, ее пасти надо. Сколько лет живем вместе - чего нам делить?
      Сидящие вкруг костра чабаны усмехаются и согласно кивают.
      - А вот, говорят, в горах джигиты появились, туристов грабят. Бывает такое?
      - Бывает немножко. Только, какие они джигиты? Бандиты они: с ружьями на безоружных идут. Наши старики сказали: узнают про кого, уши будут рубить.
      Так мы и шли по горам от кошары к кошаре. Ребята шутили, что можно было вообще не брать с собой продуктов: неудобно же отказываться от угощений.
      И все-таки слухи о грабежах в горах подтверждались. И чем дальше мы уходили к светлому капиталистическому будущему, тем опаснее было появляться на давно знакомых перевалах.
      Я убедил группу, что лучше с горами повременить и переключиться на водные походы по Селигеру - это еще терпимо для наших материальных возможностей.
      Между тем, новая экономика делала свое дело. Ветеранам группы надо было кормить свои семьи. Одни ударились в бизнес: прогорали, всплывали - тут уж не до походов. Другие занялись своими шестисоточными плантациями. Теперь весной, летом и осенью только сельское хозяйство - без этого не продержаться. И группа начала таять как сахар в стакане.
      Это уже было началом конца. Ведь группа жила, прежде всего, перспективой дальних дорог. На эту перспективу нанизывались все наши дела. Я никогда не строил иллюзий насчет того, что народ остается в группе на 10-15 и более лет из-за безумной любви к руководителю, из-за наших костров или возможности участия в спектаклях. Конечно, были ребята, не расчитывающие пойти в один из сезонов в горы, что ж, пойдут в следующем году, это не повод расставаться с группой. А костры, и спектакли, и все наши дела были только красивым орнаментом вокруг основной цели - горных путешествий. Отодвинулась эта цель на неопределенный срок, и многие вспомнили, что помимо группы есть другие заботы. Пропускается один подмосковный поход, второй, третий... Вместе с горными путешествиями отпала необходимость в беговых тренировках и занятиях по скалолазанию. Теперь охотников ездить по воскресеньям с разных концов города в Измайловский парк становилось все меньше: для лодочных походов по Селигеру никаких нормативов сдавать не требовалось. Постепенно на тренировки начало приходить пять-семь человек, а случалось, не приходил никто. Но ведь здоровье человека - это фундамент, на котором держится вся его деятельность. Здесь в известной степени и эффективность труда, и восприятие жизни, и даже отношения в семье. Есть здесь и социальный аспект здоровый человек не беспокоит врачей и не занимает санаторных мест. Говорю об этом не потому, что сам - преподаватель физического воспитания. Несколько раз в школе и колледже сравнивал количество пропущенных по болезни учебных дней туристами группы и остальных учащихся. И с гордостью убеждался, что Вэ-Яки практически не болеют. Я тоже за сорок с лишним лет работы не пропустил ни одного занятия по болезни. Но, чтобы достаточно усиленно тренироваться, необходим какой-то стимул: не каждый способен заставить себя даже ради собственного здоровья тратить время на ежедневные пробежки, физические упражнения и закаливание. Таким стимулом у нас были горные путешествия. А нравятся тебе тренировки или не нравятся, трудно на них или не очень - это уже вопрос второй. Перестали выезжать в горы - исчезли события, дававшие материал для наших спектаклей. Водные походы не вдохновляли на написание сценариев: день гребешь, вечером отдыхаешь ничего, за что можно было бы зацепиться и подковырнуть девчонок 8-го марта, мужская часть группы не видела. В 1993 году, после кавказского путешествия, мы дали последний спектакль, и наш Завтрашний авангардистский театр почил в бозе. Прекратился выпуск стенной газеты: на фотоматериалы у группы не было средств. Так по частям исчезало многое, что было создано в прошлые годы. Вместе с общими делами сократилась возможность столь желанного общения, когда укрепляются дружеские связи и строятся планы на будущее. Группа сжалась до 10-15 человек, и даже в подмосковные походы выходили каждый раз новые люди. Сдала командирство Оксана Карпутина, готовящаяся стать матерью, а в новом командире группы, как и в командирах отделений, не было теперь нужды. Оставшиеся с нами ветераны упрекали меня, что я перестал приводить в группу студенток колледжа. Но чем я мог их теперь заманить? Горных путешествий нет, в Крым тоже не ездим, а в подмосковных походах у костра сидят почти сплошь девушки, и это не вызывает бурного восторга у новых туристок. Походят с нами новички до первого снега и сдают снаряжение. Но самое страшное для меня было не в этом. Я видел, как жернова новой экономики перемалывают нравственные представления ребят. Вокруг частная торговля, нажива. Ребята знали, что те, кому удалось устроиться в коммерческие банки мелким клерком или уборщицей, зарабатывают неизмеримо больше учителей и инженеров на государственной службе. А оклады воспитательниц детских садов столь мизерны, что едва покрывают расходы на проезд до места работы. В подмосковных походах мы часто шагали мимо шикарных особняков - это "Простые советские люди повсюду творят чудеса". О коррупции, взяточничестве и воровстве в самых высоких сферах до хрипоты трубят все средства массовой информации, и ребята перестали удивляться и возмущаться: "такова се ля ви", никуда не денешься, в такой уж стране живем. Специальность, любимая работа отодвинулись на второй план: лишь бы заработать побольше, а на чем неважно. Имущественное расслоение в какой-то степени коснулось и нашей группы: одни могли позволить себе прокатиться по афинам и парижам, другие с трудом наскребали деньги на близкий Селигер.
      Один из ветеранов как-то сказал мне:
      - Кто хочет, заработает и на Памир. Почему те, кто имеет такую возможность, должны зависить от лодырей?
      - Где же наши девчонки могут заработать - на панели?
      - Ну, не знаю. Но вы объявите, что летом идем на Памир, и увидете, сколько народа соберется.
      - А те, кто все-таки не обеспечат себя?
      - Те останутся дома.
      Ветеран говорил только от своего имени, но думаю, что нашлось бы еще несколько человек, согласных с ним.
      Как раз в это время мне предложили выехать бесплатно в Альпы, а тем, кто хочет со мной, надо внести за участие в путешествии значительную сумму. Я отказался и отправился с группой на Селигер. Ребята оценили мой "благородный жест" как естественный: если ехать, так вместе. Но двое сказали, что надо было соглашаться - второго такого случая не будет.
      Забота о себе, любимом, нет-нет, да начинала выглядывать из нашей, совсем недавно единой семьи. Раньше такого просто не могло быть. Еще в интернатские времена, когда шестиклассник купил на вокзале мороженное, Людмила Яковлевна громко сказала:
      - А ты не подумал, что я тоже хочу полакомиться? И другие хотят. Но не все же такие богатые как ты. Отойди в сторонку и наслаждайся, чтобы тебя никто не видел, не дразни нас.
      И мальчишка, смутившись, начал обходить всех, давая откусывать от брикета по кусочку. Так и повелось у нас: накупят ребята на пышных среднеазиатских базарах фруктов, принесут в
      школу, где мы ночуем, и выкладывают на столы: можете угощаться. Никто и никогда не чувствовал себя в группе ущемленным из-за пустого кошелька, во всяком случае это не отражалось на участии ребят в горных путешествиях: за тех, кто не мог оплатить поездку платила группа. Спустившись в города, мы всегда спрашивали, у кого нет денег на карманные расходы и выдавали суммы, вполне достаточные, чтобы человек не ходил по базарам и магазинам экскурсантом. Поэтому мне диким показалось предложение ветерана разделить группу на богатых и бедных. Пусть это был единичный случай, но он все-таки был.
      А группа продолжала таять. Ушли повзрослевшие на десять лет преподаватели колледжа, все реже появлялись в походах ветераны памирских путешествий. Теперь только на традиционной Обжираловке и на моем дне рождения в лесу собиралось, как и прежде, до ста человек. Я не знал, что надо делать в новых условиях, и в 1996 году, в одном осеннем походе сказал ребятам, что на этом все, больше я не руководитель. Мне не поверили и постоянно звонили, напоминая об очердном выходе в лес, я отказывался, и те, кто остался в группе, начали жить без меня. Связей с ребятами я не потерял: одни приходят на воскресные тренировки, другие - ко мне на квартиру. Двое ветеранов еще строят грандиозные планы возрождения группы и, надеюсь, кое-что у них должно получиться: подмосковные походы не прекращаются и в Крым снова начали ездить. Но это уже так - с разными людьми и с теми, кто может оплатить поездку.
      Тридцатитрехлетняя эпопея нашего добровольного объединения закончилась. Сколько дорогих мне людей шло рядом за это время! Мы встречаемся, перезваниваемся, мы так и остались близкими друг другу. Сейчас у нового поколения своя история и свои маршруты. Легких рюкзаков, сухих спичек и хорошей погоды вам, ребята!
      Последние штрихи
      Я часто задумываюсь, могла ли группа продержаться в условиях новой экономики? И прихожу к неутешительному выводу: нет, не могла. Школьникам, студентам и большинству взрослых туристов дальние поездки стали не по карману, а без горных путешествий, как уже говорил, пропадали те ориентиры, на которых строилась вся наша работа. Надо было искать другие яркие цели, но я, по туристкой специализации горник, их не видел. Кроме того, иные виды занятий, не связанные с активным передвижением, делают не столь важной физическую подготовку группы, оставляя заботу о здоровье на усмотрение каждого ее члена, а это для меня - очень жирный минус в работе.
      И все-таки уверен: время для таких групп как наша еще придет. Уйдут в прошлое безудержная погоня за чистоганом, бандитские разборки и нищета. Облеченные властью наконец вспомнят, что будущее страны в руках тех, кто только приходит в школу. И что воспитание молодого поколения - одно из самых важных дел на земле. Тогда и будут востребованы самые разные объединения, гарантировано создающие умных, совестливых и деятельных людей, для которых личное благополучие и благополучие страны неразделимы. И среди этих объединений разновозрастные группы займут достойное место. Появится нужда и в руководителях таких групп, в том числе и туристских. Это пока еще редкая профессия, ютящаяся где-то на задворках отечественной педагогики. Наш тридцатилетний опыт - не мой лично, а опыт жизни всей группы Вэ-Яков показал, что в разновозрастных туристских объединениях заложен огромный воспитательный потенциал, и что мы только раскопали верхний слой его. Чтобы идти дальше, нужны руководители-профессионалы, нужна государственная поддержка - ведь, по существу, двадцать пять лет мы не имели никакого юридического статуса: так, теплая компания без документов и без крыши над головой. Да, у нас были ошибки и провалы - все это было. Но сколько людей, вспоминая прошлое, говорят, что лучшие их годы прошли в группе! У меня хранятся вторые экземпляры заметок в наши газеты и дневники, написанные туристами разных лет. Это - сплошные панегирики, и хотя я не сомневаюсь в искренности авторов, цитировать их неудобно. Но именно эти воспоминания заставили меня пролистать год за годом жизнь группы, открыть собственные торопливые записи и, оказавшись не у дел, сесть за написание книги, очень надеясь на ее небесполезность.
      P.S. В последние дни декабря 1998 года ребята пригласили меня в лес на Новогодний спектакль. Мы шли среди черных сосен по пробитой в сугробах и утыканной факелами тропе. Рядом со взрослыми шагали дошколята с крохотными рюкзачками, а грудную девочку по очереди несли родители и дедушка - ветеран еще интернатского замеса. Все было как в прежние времена: и наряженная елочка, и дед-Мороз со Снегурочкой, и поздравления деньрожденников, и подарки. И еще был спектакль-сказка с великолепными костюмами, а на белом парашютном заднике проецировались декорации - постарались наши умельцы, подсоединив к аккомулятору диапроектор. Тридцать человек сидели у костра. Снова песни, стихи и воспоминания о былом. Группа продолжала жить.
      Июль 1998 - январь 1999 г.