Неожиданно под бдительной опекой оказался и я, руководитель. Начинается перераспределение продуктов - мне приносят самый легкий мешочек или не дают ничего. Надеваю рюкзак - всегда рядом кто-нибудь из ребят, чтобы помочь. Отбирают топор, когда иду за дровами; тут же бегут навстречу, увидев, что несу охапку хвороста. Я пробовал протестовать, но Саша Орлов грубовато остановил меня:
      - Вы лучше не спорьте. Нужна будет ваша помощь - скажем. А пока сами справляемся. Так что сидите у костра и отдыхайте. Для вас что, карпатское собрание не указ?
      Я, конечно, помнил постановление собрания - запрещать мне перегружаться, но не думал, что оно будет выполняться так рьяно. Впрочем, нет худа без добра. Во время нескольких дождливых дней, когда всем смертельно не хотелось забираться на мокрые склоны в поисках сушняка, я брал топор и неторопливо уходил от палаток. Тут же за моей спиной раздавался шепот:
      - Ребята, Вэ-Я за дровами пошел.
      Меня догоняли, просили вернуться, но я указывал, что это тот случай, когда тоже имею право работать, и запасы топлива быстро пополнялись.
      Как бы ни были трудны переходы, радость бытия переполняла ребят. Потому что синее небо, потому что высокие горы, потому что близкие звезды ярко застыли над головой. И еще потому, что мы вместе. А раз вместе - значит, ничего не страшно, значит, все у нас будет хорошо.
      Где-то в середине пути я начал замечать, что дежурные командиры не слишком утруждают себя работой. Не то чтоб они ничего не делали, но их руководство на биваках перестало быть таким заметным как прежде. Проведет дежурный командир подъем, примет рапорт - а вечером спокойно докладывает на Штабе:
      - День прошел нормально. Нарядников нет. Ставлю себе оценку "пять". - И ребята утверждают отчет, хотя всем ясно, что ничем особенным дежурный командир себя не проявил.
      А ведь совсем недавно должность дежкома была одной из самых трудных в группе: проследить за выполнением намеченного на день плана, организовать все бытовые работы, а главное - сделать так, чтобы не было ни одного случая нарушения дисциплины и чтобы все распоряжения выполнялись быстро и без пререканий. Получить отличную оценку было делом достаточно сложным - ребята придирчиво наблюдали за работой дежкома и редко не находили в ней никаких упущений. Поэтому меня несколько удивила либеральная линия Штаба, но, приглядевшись, я увидел, что ребята правы. Дежурным командирам зачастую действительно некем было распоряжаться: все работы выполнялись с упреждением указаний, а о конфликтных ситуациях мы давно позабыли.
      Чтобы не болтаться без дела, дежурные командиры, оглядев лагерь, чаще всего пристраивались к поварам, которые всегда нуждались в помощниках. Изменилась и атмосфера на заседаниях Штаба. Больше стало доброжелательности в разговорах, больше шуток, появилась та раскованность, по которой видно, что люди хорошо знают свое дело и не высасывают проблемы из пальца. Собственно, это были уже не заседания Штаба, а общие собрания, потому что на отчет дежкома собирался, как правило, весь отряд. Правда, при голосовании учитывались только штабисты, но руки тянули все, создавая, как говорили ребята, здоровое общественное мнение.
      От того времени, когда по понятиям новичков Штаб должен быть прежде всего карающим органом, остались только дружеские подтрунивания, но начинались они столь серьезно, что трудно было сразу понять - шутит ли человек или старается вскрыть крупные неполадки. Скажем, прошел отчет дежкома, и Саша Орлов задает стереотипный вопрос: "Замечания по отчету есть?" И тут кто-нибудь из ребят начинает пространную речь, упрекая Штаб в верхоглядстве и в компанейских отношениях с дежкомом. А между тем каждому непредвзятому человеку ясно, что дежурный командир не заслуживает "пятерки", а Штаб во главе с Орловым пытается защитить его.
      - У тебя есть факты? - обрывает выступающего Орлов.
      - Есть. И не только у меня, но и у него, и у него, - указывает оратор на удивленных товарищей.
      Тут выясняется, в чем основная претензия к дежкому: на тропе сегодня было слишком много камней, а дежком не удосужился убрать их. Это обвинение подхватывается всеми; уже вспоминают, что солнце припекало сильнее вчерашнего, поэтому ставить "пятерку" дежкому никак нельзя. Теперь дежком должен с серьезным видом принять или опровергнуть возводимые на него обвинения, и длительность перепалки целиком зависит от его остроумия. Возможно, суровым педагогическим зубрам, свято отстаивающим чистоту воспитательного процесса, все эти пересмешки и розыгрыши на заседании Штаба покажутся неуместными, но нам они нисколько не мешали. Ведь шли по горам люди 12-15 лет. Шутки и смех снимали напряжение после трудного дня, а хорошее настроение, по философскому определению Жени Мухина, всегда лучше подгорелой каши...
      Несмотря на непренужденную обстановку на заседаниях Штаба, он оставался авторитетнейшим органом, и ребята хорошо понимали, что тому, кого вызовут на Штаб для объяснения своего проступка, будет не до шуток. Уже в Москве Аннушка Баранова, теперь восьмиклассница и секретарь комсомольской организации школы, говорила мне, что самое страшное, что может случиться с человеком - это вызов на заседание Штаба.
      - Почему же самое страшное? - спросил я. - Ведь Штаб, как правило, ограничивается только обсуждением проступка.
      - Ну как вы не понимаете?! В Штабе же свои ребята... И стоять перед ними, когда знаешь, что виноват!... Нет, уж лучше на педсовет, пусть даже вы отругаете - но только не на заседание Штаба!
      Соседняя группа шла за нами в пределах видимости, но на ночевку располагалась подальше от наших палаток. Что-то у них происходило неладное. Руководитель говорил, что ссорятся ребята постоянно, не хотят помогать отстающим, и как бы сделать, чтобы подсократить маршрут.
      Мы посоветовались на Штабе и решили пожертвовать одним перевалом, чтобы поскорей вывести соседей к морю.
      Три дня мы отдыхали на Домбайской поляне, облазили все, что можно было успеть, и ранним утром подъехали к дороге на Клухорский перевал. Обещаю ребятам легкий день: перевал хотя и снежный, но технически несложный, да и рюкзаки у нас пустые, с запасом продуктов всего на два дня.
      Подъем начинаем быстро - и скоро обгоняем большую группу школьников из Кишинева. Еще в Домбае я предупреждал их руководителя, директора школы, что для перехода через Клухор его ребята плохо экипированы: почти у всех спортивные сумки вместо рюкзаков, нет альпенштоков, а главное, совсем неподходящая обувь - ребята обуты в кеды, туфельки и даже сандалии. Директор и сам видел просчеты в снаряжении, но какой-то безответственный товарищ в Кишиневе обнадежил, что на перевал ведет прекрасная дорога, по которой даже ездят на велосипедах.
      Мы договариваемся, что при необходимости поможем кишеневцам пройти опасный предперевальный участок, и спешим вверх, к Клухорскому озеру. День выдался жаркий, на небе ни облачка. Озеро слюдяно блестит в кольце сползающих к нему снегов, в темную гладь воды опрокинулись вершины гор и между ними островками застыли голубоватые льдины.
      - Вэ-Я,- просят ребята, указывая на озеро, - можно?..
      - Ни в коем случае! - Я отворачиваюсь, давая понять, что разговор окончен.
      - Ну, Вэ-Я, - тянут ребята. - Вот увидите, мы не выбьемся из графика.
      Что можно простудиться, купаясь в ледяной воде, им и в голову не приходит.
      Мы уже отдохнули, перекусили. Солнце нестерпимо печет, а озеро - вот оно, рядом.
      Оглядываюсь на Людмилу Яковлевну и Валентину Ивановну, но они отводят глаза и смотрят куда-то в сторону.
      - А-а! - махаю я рукой на все медицинские рекомендации. - Купайтесь!
      На ходу сбрасывая одежду, отряд мчится к воде. Подняв над головами ботинки, ребята плывут к льдинам, помогая друг другу, взбираются на них - и, гребя альпенштоками, устраивают живописное катание по озеру.
      Вскоре подходит кишиневская группа, а нам пора уходить - итак, уже полтора часа потеряно.
      По пробитой в снегу тропе поднимаемся к перевалу. Я задерживаюсь у озера, чтобы сделать снизу несколько снимков.
      Все выше уходят ребята, вот они превращаются в маленькие черточки на блестящем снегу - теперь уже и телеобъектив бесполезен; я складываю аппаратуру и начинаю подъем.
      Там, впереди, самое неприятное место: узкая снежная полочка над крутым склоном. Один неверный шаг - и покатишься вниз, обдираясь о жесткий снег и острые камни. Инструкторам, ведущим плановые туристские группы, здесь особенно много хлопот: людям, впервые попавшим в горы, идти по скользкому краю снежного склона все-таки страшновато, и подстраховывать приходиться практически каждого. Но плановые группы давно прошли, а за наших ребят беспокоиться нечего. Так и есть - вон они в ожидании меня, залихватски гикая, скатываются на ногах по снежнику, ловко тормозят альпенштоками и снова поднимаются на тропу. Но подойти к ребятам я не могу: узкую полочку заняли наши попутчики-старшеклассники, и заняли, видимо, надолго. Несколько человек боятся идти по самому опасному месту, а стоящие сзади не рискуют сойти с тропы, чтобы помочь товарищам. Увещевания руководителя и мои советы не действуют на испуганных ребят. Тогда, страхуясь ледорубом, спрыгиваю с тропы, обхожу группу снизу и возвращаюсь с Сашей Орловым и Борисом Отставновым. Мы натягиваем веревочные перила и переводим старшеклассников на безопасное место. Оставляю Бориса и Сашу дожидаться кишиневцев - и поднимаюсь к своим. Смотрю вниз, по другую сторону перевала: ого, сколько снега! В прошлые годы его было значительно меньше. Начинаем спускаться, захватив с собой нескольких девушек из соседней группы. Идти трудновато снег успел подтаять, мы скользим и проваливаемся в самых неожиданных местах. На небольшой проталине останавливаемся на отдых. Солнце жжет немилосердно, словно на тело направлено увеличительное стекло. Прошу ребят одеться и не снимать защитных очков. Но уже потирают ребята покрасневшие плечи и с удивлением смотрят на выскочившие волдыри. Тренировочные костюмы не спасают от солнечных лучей, а натягивать куртки не хочется - жарко. Надо скорей уходить из этого царства слепящих снегов и пронзительной яркости синего неба. Но подходят старшеклассники и рассказывают, что кишиневская группа застряла на полочке еще по ту сторону перевала. Что там у них случилось, они точно не знают, но как будто один из туристов сорвался с тропы и сломал руку, а другой потерял сознание. Орлов и Отставнов остались с кишиневцами и просят помощи. Последнее старшеклассники говорят одной Людмиле Яковлевне, потому что все мы уже спешим к перевалу, до которого не меньше километра тягучего подъема.
      Все оказалось не таким страшным, как нам рассказали. Действительно, одной девочке стало плохо, и кто-то сорвался с тропы, но был задержан Орловым. Мы забираем у кишиневцев рюкзаки и спортивные сумки, поддерживаем под руки самых уставших - и понемногу все три группы собираются на месте нашего недавнего отдыха. Директор школы взволнованно благодарит наших ребят, а они, не привыкшие к таким торжественным, хотя идущим от сердца словам, смущенно посмеиваются и никак не могут настроиться на соответствующий моменту лад.
      Теперь уже ясно, что график движения сорван и в Сухуми сегодня попасть не удастся. Но никто не вспоминает об этом - надо выводить из снегов кишиневцев, которые слишком устали, чтобы идти самостоятельно, да и обувь у них такая, что можно сорваться на самом безобидном склоне. Идем очень медленно, но все равно кишиневцы отстают, часто падают и на скользких участках опираются на наших ребят. У нас просто не хватает людей, чтобы помогать всем. Мальчишки и так уже несут по два рюкзака, а девочки на спусках выстраиваются цепочкой, принимая на себя скользящих школьников.
      Где-то на двадцатом километре снега кончаются, и идти становится легче. Мы прощаемся с кишиневской группой и пытаемся уйти вперед. Но тут сдают уже наши ребята. Первой останавливается Маринка, сбрасывает рюкзак и, прислонившись к скале, беззвучно плачет.
      - Что с тобой?
      - Ноги сгорели, не могу идти...
      Забираем ее рюкзак, а через какое-то время на сгоревшие руки и ноги жалуются еще несколько человек. И снова мальчишки идут с двумя рюкзаками, но это уже не страшно, потому что до Южного приюта осталось не более пяти километров.
      - Вэ-Я как в воду глядел - действительно легкий денек выдался, проходя мимо меня, бормочет Женя Мухин. - И как это Вэ-Я все заранее предусмотреть может...
      Висящий у меня на груди рюкзак мешает щелкнуть по затылку нахала, но Мухин на всякий случай оглядывается и ускоряет шаг.
      - Зато какой сегодня шашлык к ужину будет! - мечтательно говорит Борис Отставнов.
      - Шашлык? - удивляется Аннушка Баранова. - Откуда еще шашлык?
      - Ну как же, - кивает Борис на ковыляющих впереди ребят. - Жареным от них за версту пахнет. Подперчить только придется.
      Даже в такой, в общем, нелегкий день, когда усталость припечатывает к земле и многие обгорели на солнце, ребята не склонны впадать в уныние. Только войдя в домик приюта и повалившись на спальники, они затихают в неспокойной дреме.
      -Ужин пойдут варить, кто способен двигаться, - говорит дежурный командир. - Девочкам отдыхать.
      Через полтора часа мы собираемся у костра. Ребята отдохнули и теперь добродушно посмеиваются над сегодняшним переходом. Такими черепашьими темпами мы еще никогда не ходили: на тридцать пять километров затратили тринадцать часов вместо запланированных девяти. Никто не удивляется, что наши соседи-старшеклассники сразу ушли вниз, даже не подумав помочь кишиневским школьникам. Я перестал наблюдать за соседями еще до Клухорского перевала. Все было ясно: собрали случайных людей, провели два подмосковных похода - и сразу в горы. Могла получиться хорошая группа, а могла и не получиться - это уж как сложится.
      При жестком руководителе, держащем в кулаке все нити управления, хотя бы внешний порядок среди старшеклассников можно было навести. Но для этого нужен человек с определенными личными качествами. А без такого человека тон начали задавать самые сильные и нахрапистые - знакомая картина - и уж какая там помощь посторонним людям, когда и на своих внимания не обращают!
      - Интересно, зачем они пошли в горы? - сказала как-то Валентина Ивановна. - Все время кричат, ссорятся, а вечерами - посмотрите - сплошной торг: кому за дровами идти, а кому ужин готовить.
      - Ну как же, - усмехнулся Саша Орлов. - Здесь они научились ценить домашний уют. Больше их в горы ни за что не заманишь.
      Утром мы спустились к ближайшему селению и поздно вечером прикатили на прекрасную туристскую базу в Сухуми.
      Целая неделя на море! Купание, экскурсии, а вечерами оформление материалов путешествия - вычерчивание карт и составление описания к ним.
      Перед отъездом - традиционное общее собрание.
      От маршрута в восторге. Друг о друге говорят только хорошее. Одобряют работу Штаба, лестно отзываются о Людмиле Яковлевне, Валентине Ивановне и обо мне. Но больше всего говорят о группе в целом. Это уже не выступления, а какие-то торжественные хоралы. И наконец, вопрос ко мне:
      - Вэ-Я, а наша группа еще очень отличается от группы старичков?
      - Вопрос нелегкий, - медленно говорю я. -"старичкки" дольше, чем вы, знают друг друга, и пожалуй, дружеские связи у них крепче. Но надо учитывать, что все они жили в одном интернате и постоянно находились вместе. Если же говорить о прикладных навыках и отношениях друг с другом, то никакой разницы между двумя группами нет. Больше того, мне кажется, что никаких двух групп не существует, а есть один большой коллектив, и все мы - члены этого коллектива. Уверен, что, как бы ни сложилась судьба каждого, вы навсегда останетесь такими же честными, принципиальными и трудолюбивыми, какими были в этом путешествии. Так давайте считать, что наш поход не кончается сегодня, не закончится и в следующем году на Памире; давайте считать, что мы постоянно находимся в большом и прекрасном походе, имя которому - жизнь!
      Мы стоя аплодировали друг другу. И море шумело рядом.
      И свет фонарей, словно искры походных костров, вспыхивал в густых кипарисовых ветвях...
      Спортивный зал школы сегодня отдан туристам. На стендах развешаны фотографии нашего кавказского путешествия, дружеские шаржи, веселые лозунги, а в в дальнем углу построен импровизированный буфет - батареи фруктовой воды, пирожные, торты и конфеты.
      Приходят туристы нашей школы, их родители,"старичкки", студенты и взрослые люди, с которыми мы познакомились на таежных и горных тропах. Гостей встречают новички группы - пятиклассники, успевшие побывать с нами в нескольких подмосковных походах. Сегодня они выполняют первое серьезное поручение - обслуживают туристский вечер. Еще днем они вымыли и украсили спортивный зал, по окончании вечера должны будут снова убрать его, а сейчас, здороваясь с гостями, малыши принимают у них лакомства для нашего буфета и походные кружки, потому что брать посуду из школьной столовой мы не решаемся.
      Специальная группа в белых колпаках и фартуках обходит гостей. Пятиклассники увлеклись и начисто позабыли наши наставления: подойти к человеку, неназойливо предложить угощение - и поблагодарив, тут же отойти.
      Куда там! Лавируя между людьми, они не стесняясь прерывают оживленные разговоры и умоляюще просят:
      - Ну выпейте, пожалуйста! И конфеты возмите... И пирожные...
      - Большое спасибо, но нас только что угощали.
      - А вы и у меня возьмите. Ну что вам стоит? А то у всех берут, а у меня так никто...
      Гости умиляются и покорно выпивают неизвестно какую по счету кружку.
      Но вот праздничный гомон перекрывают фанфары: первые такты "Итальянского каприччио" Чайковского. Участники кавказского путешествия одевают сванские шапочки, украшенные значками Крыма, Карпат и Кавказа, и выстраиваются в шеренгу. Все это было оговорено заранее. Но, продолжая строй школьников, рядом становятся их родители и учителя.
      Флаг нашего вечера поднимает ветеран группы еще интернатских лет, а ныне - техник-геодезист, только вернувшаяся с полевых работ, и пятиклассница с опытом трех подмосковных походов.
      Я не знаю, где встретиться
      Нам придется с тобой...
      запевают в зале. Стоят рядом со старшими наши пятиклассники. Не все они знают этот прекрасный гимн скитальцев, но каким восторгом светятся глаза малышей, и с какой гордостью смотрят на них родители!
      Где нас дружба чудесная
      Непременно сведет,
      поют наши ветераны. И от того, что руки ветеранов обнимают плечи малышей, мне кажется, что эти строчки приобретают особый смысл.
      - Друзья! - говорю я. - Сегодня у нас необыкновенный вечер. Мы проводим его раз в два года. Сегодня тем из ребят, кто побывал в двух дальних путешествиях, прошел двадцать пять подмосковных походов и, проявив лучшие человеческие качества, заслужил доверие группы, присваивается почетное звание "старичков".
      И хотя все присутствующие хорошо знают участников кавказского путешествия, я заново представляю их, стараясь найти для каждого самые хорошие, добрые и веселые слова.
      Гаснет свет, и пятиклассники поднимают над головами зажженные свечи. В зал вкатывают высокую тележку, на которой, опираясь на ледоруб, стоит лесной царь. Почему именно лесной и почему он с ледорубом, я, признаться, не разобрался до сих пор. Но уж так повелось - приобщает к клану старичков лесной царь.
      Тележка останавливается перед кавказской группой, и лесной царь произносит нечто стихообразное, объясняя, кто он и почему явился сюда. В темноте, среди колеблющихся огоньков свечей, он действительно кажется вышедшим из какой-то забытой сказки. Отступают в сторону малыши - и в торжественной тишине повторяют ребята вслед за лесным царем слова нашей клятвы:
      Мы, всем сердцем туризму преданные,
      Лихо и радость дальних дорог познавшие,
      Клянемся!
      Вечно хранить верность дружбе, рожденной у туристского костра.
      Клянемся!
      Всегда быть опорой и защитой младших и приходить на помощь
      по первому их зову.
      Клянемся!
      Как бы ни было трудно в пути, не хныкать и не бояться, бороться и не сдаваться.
      Клянемся!
      Преклоняет колено Саша Орлов.
      - Клянешься ли ты? - вопрошает лесной царь сверху, возложив на сашино плечо ледоруб.
      - Клянусь!
      - Отныне ты - "старичок"!
      Саще вручается грамота - свиток на славянском языке; он отпивает из литровой кружки глоток крепчайшего чая и возвращается в строй.
      Склоняются перед лесным царем Аннушка Баранова и Борис Отставнов, принимают грамоты обе Маринки и Женя Мухин...
      Гремят аплодисменты. Новых старичков поздравляют ветераны группы, родители, учителя. Им читают стихи, поют и преподносят подарки. Теплые слова привета шлют наши ребята из далеких воинских гарнизонов.
      Колышется пламя свечей в руках у новичков.
      - Вэ-Я, - спрашивают они, - а мы когда-нибудь тоже будем старичками?
      - Будете, непременно будете, - говорю я. - У вас впереди еще много будет всего.
      В школе-десятилетке
      Через год я сдал опостылевшее директорство и вернулся в спортивный зал к любимой работе. Откуда-то ребята притащили огромный катушечный магнитофон и я начал учиться проводить уроки с музыкальным сопровождением. Сначала записывал на пленку только марши и польки с пластинок, а потом наловчился делать записи на весь урок для каждого возраста в отдельности, используя фортепьяно, когда можно было указывать какие перестроения и какие упражнения следует выполнять.
      У меня скопилась большая фонотека с указаниями сколько минут уходит на отдельные части урока, и теперь не надо было тревожиться, что не уложусь в запланированный конспект - магнитофон не позволял отвлекаться от занятий.
      Мы все чаще выигрывали районные соревнования по различным видам спорта, на отношение ребят к урокам физкультуры тоже не мог пожаловаться, и ни о каких изменениях в жизни, вроде бы, не помышлял. Но тут школу неожиданно закрыли, передав здание другой организации. Я со многими учениками был переведен в школу-десятилетку, стоявшую через квартал от нашей.
      Уроки физкультуры были там, мягко говоря, не очень, и приняли меня ребята не слишком дружелюбно, так что первые месяцы головной боли хватало. Моих взрослых туристов, по привычке заглядывавших вечерами в спортивный зал на огонек, администрация поначалу выставляла за дверь, но вскорости все решилось к обоюдному удовольствию, благодаря случаю.
      Слякотным ноябрьским вечером мы с бывшими интернатскими проводили форсированный ремонт спортивного зала. Одна группа заменяла разбитые стекла, другая устанавливала принесенные из дома динамики и тянула проводку, чтобы подсоединить к ним магнитофон. На стук молотков и вой электродрели в спортзал спустились директор школы и завхоз.
      - Прекратите немедленно шум! - приказала директор. - Почему посторонние в зале?
      Стовшие на стремянках под баскетбольным щитом парни оставили работу и подошли к нам.
      - Вы кто такие? - спросила директор.
      - Мы бывшие ученики Виктора Яковлевича, - один из парней взглянул на еще не укрепленный баскетбольный щит, снял со стремянки ящик с шурупами и поставил перед завхозом. - Подержите молоточек, пожалуйста. И отверточку, если не трудно. Простите, что пошумели.
      Парень кивнул уже стоявшим рядом товарищам и сказал:
      - Вэ-Я, извините, но мы пойдем. Вы уж как-нибудь сами. Тут всего-то часа на три работы.
      Ребята двинулись к выходу, но директор, мгновенно оценив ситуацию, остановила их.
      - Товарищи, товарищи! Вы меня не поняли. Мы собрались уходить, а тут шум в зале. Работайте, пожалуйста. Это очень хорошо, что вы помогаете своему учителю. Виктор Яковлевич, я вам ключи от школы оставлю, не забудьте только свет везде погасить.
      Теперь взрослые туристы могли приходить ко мне в любое время и никогда не отказывали просьбам завхоза починить радиоаппаратуру, подтянуть фрамуги в классах или укрепить расшатавшиеся столы.
      С уроками физкультуры тоже стало получше. Сначала прекратились прогулы занятий - ребята увидели, что программа достаточно сложная и получить хорошую оценку "за просто так" не удастся. Через год мы начали выигрывать одно районное соревнование за другим, и спортивные секции работали до десяти вечера, так что для меня пришлось сделать дополнительный ключ от входных дверей. В какой-то степени помогли укрепить отношения с моими новыми учениками ребята из прежней школы. Они рассказывали о наших путешествиях, о литературных вечерах и устных журналах - и даже пугали моей строгостью на уроках. В результате, не приступив еще вплотную к занятиям, я обрел в глазах новых учеников определенный образ несколько своеобразного учителя, на которого любопытно взглянуть. Я давно заметил, что авторитет учителя формируется не только на уроках и не только при прямых контактах с ребятами. Имеют значение и всякого рода слухи о том, что и где сделал учитель необычного, не очень согласуемого со стандартным представлением о человеке этой профессии. Помню, как в бытность мою школьником, мы в девятом классе узнали, что новый учитель истории играет за сборную института в баскетбол. Для нас это не лезло ни в какие ворота: учитель истории - и вдруг баскетбол! На перемене, поставив у дверей класса на шухере двоих парней, мы открыли чемоданчик нового историка - и увидели майку с нагрудным номером и спортивные трусы. Вот это да! Для нас общение с учителями ограничивалось только уроками, для нас они были из другого мира, который мы не знали и не пытались узнать. Мы набрались храбрости и спросили историка насчет баскетбола.
      - Да, - говорит, - поигрываю.
      - А с нами сыграете?
      - Можно.
      Следующим вечером мы собрались в спортивном зале и, сдерживая улыбки, смотрели на своего учителя, представшего перед нами не в привычном строгом костюме, а в майке и в трусах.
      Играть в баскетбол мы не умели, знали только, что надо забрасывать мяч в кольцо. Игроков все же решили разделить по справедливости: нам - кого поспортивней, и учителю - не самых заморышей. А он говорит:
      - Берите себе самых сильных, а я уж один как-нибудь постараюсь.
      Ну, это уж совсем необычно. Посовещались мы шепотком, встали по разным углам зала - и началась игра!
      Учитель вел мяч, словно нас и не было на площадке. Мы гуртом бегали за ним, в азарте били его по рукам, даже толкали, но дотронуться до мяча почему-то не могли. Учитель вертел мяч вокруг себя, протягивал его нам - и неожиданным толчком проталкивал между нашими ногами. Это было не столько обидно, сколько смешно: пять игроков не могут справиться с одним! А наш учитель легко закладывал в кольцо мячи ритмичной чередой, да еще спрашивал на ходу, какой счет нас устроит - тридцать на ноль или пятьдесят. Мы все-таки попали в кольцо пару раз, но минут через пятнадцать выдохлись и остановились.
      Тогда учитель начал показывать различные фокусы, забрасывая мяч в кольцо из-под ноги или в прыжке после отскока от щита...
      И поползли среди старшеклассников слухи о новом историке, который играл уже не за свой институт, а за сборную "Динамо", а потом и за сборную страны.
      Не скажу, что после этой баскетбольной встречи все старшеклассники увлеклись историей, но на уроках молодого учителя бузы не допускали.
      Потом я не раз слышал разговоры школьников о потрясающих подвигах своих учителей. Сами ребята этих подвигов не видели, но слыхали от товарищей - и с каждым разом вспоминали все новые подробности. И конечно, гордились своими наставниками. Один учитель, по словам ребят, расшвырял напавшую на него банду (на самом деле - вышиб из дворца пионеров полупьяного подростка и шуганул за дверь его компанию), другой перерезал загоревшуюся в школе проводку, и его парализовало током (в действительности - перерезал проводку, предварительно вывернув пробки). Но главное, слухи ходили только о тех учителях, которые могли совершить такой поступок. Поэтому и достоверность слухов не вызывала сомнений.
      Мои новые ученики попросили рассказать поподробней, как я прыгнул в пропасть за сорвавшимся туристом, на лету поймал его, и мы оба повисли на веревке.
      - Что за бред?
      - А нам говорили.
      Пришлось разочаровать ребят, сказав, что прыгал не в пропасть, а на снежный склон, и что никуда мы не летели, а проскользили немного - и все. Но испорченный телефон работал, и то, что новый учитель физкультуры способен делать что-то необычное, поднимало меня в глазах учеников.
      О таких вещах не пишут в учебниках педагогики, но они существуют - так почему же о них надо молчать? Еще в интернатскую пору я разучил с десяток простеньких фокусов и при случае развлекал ими ребят. И теперь новые ученики удивленно разевали рты, когда из моих рук внезапно исчезала монетка или когда та же монетка, завернутая в носовой платок, которую каждый мог прощупать, девалась неизвестно куда. Старшеклассники на переменах приходили ко мне и умоляли объяснить, как я угадываю, до какой спички из десятка разбросанных на столе они дотронулись. Я терпеливо растолковывал:
      - Все очень просто. Я отворачиваюсь, и один человек дотрагивается до спички, так?
      - Так.
      - Потом я беру его за кисть и прошу думать, до какой спички он дотронулся. Правильно?
      - Ну да.
      - И ко мне идут его биотоки. Я скольжу взглядом по спичкам, и когда импульс от человека превышает его субъективную норму, он интегрируется с моим, и пик генерации концетрирует мою энергию на нужной спичке. Это же элементарно!
      Ребята обалдело слушают мою галиматью, и вместе с ними поражается мой тайный ассистент.
      А когда я начал отвечать на вопросы, скрыто записанные на клочках бумажек - тут уж многие старшеклассники заподозрили, что я обладаю какой-то магической силой, тем более что я нет-нет, да насмешливо спрашивал их:
      - Что это вы уроки физкультуры не прогуливаете? Какое благословенное время было в первой четверти - в зале пять-шесть человек, тишина и простор, а теперь не протолкнешься.
      - Да понимаете, - говорили мне в тон ребята, - решишь не пойти, а внутри что-то тянет и тянет. Биотоки, наверное...
      Такая вера в необычность и в удачливость своего учителя очень важна.