Что ж, не получилось с Центральным Памиром - выберем другой маршрут. Пораспросив инструкторов на самаркандской турбазе, я увел группу в Фанские горы, в такие места, что ребята сказали: мы напились красотой на всю жизнь.
      Мы влюбились в горы Средней Азии и в ее седую историю. За несколько сезонов прошли весь Алайский хребет, проехали по Памирскому тракту от Оша до Хорога и вдоль границы с Афганистаном в Душанбе, добрались до Сарезского озера, были на Тянь-Шане и всегда заканчивали путешествия поездкой по городам - Пенджикент, Исфара, Коканд, Самарканд, Ташкент, Бухара, Хива... Став взрослыми, ребята поездили по заграницам и тоже повидали немало, но все равно говорят, что наши путешествия остались самыми памятными.
      Еще перед Алтаем я потребовал от туристов обязательных пробежек по15-20 минут ежедневно. Теперь же, готовясь к выходу в большие горы, мы начали тренироваться посерьезней, добавив к бегу силовые упражнения. Год за годом мы меняли систему общей физической подготовки, но какой бы совершенной она не была, проверять ежедневные самостоятельные занятия ребят в интернате, а тем более, бывших воспитанников, я не мог.
      Тогда мы ввели контрольные нормативы, не выполнив которые человек лишался права участвовать в горном путешествии.
      Теперь за два месяца до выезда в горы туристы демонстрировали свои возможности: юноши должны были пробежать за час двенадцать километров, а девушки десять. Это выполнялось всеми сравнительно легко. Второй норматив -12-ти минутный бег по стадиону. Для юношей - 2800 м, для девушек 2600. Здесь уже без самостоятельных тренировок не обойтись. Скоростная выносливость редко кому преподносится при рождении, ее надо вырабатывать достаточно долго. Но я говорил ребятам, что наш 12-ти минутный бег по затратам энергии, в какой-то степени, равен подъемам на горные перевалы, и готовиться к напряженной работе на больших высотах надо внизу. Последний норматив - приседание на каждой ноге по десять раз. Конечно, можно было ввести еще несколько тестов из альпинистских программ, но тогда слабейшие наверняка бы отсеялись, а мы никогда не ставили во главу угла прохождение маршрутов повышенной сложности, у нас были другие задачи.
      Прежде всего, мы хотели, чтобы в горы пошли все желающие, и относительная доступность нормативов это позволяла. При известных усилиях, разумеется.
      В первом же кавказском путешествии ребята убедились, что без дополнительных тренировок не обойтись. Технически простой, хотя и снежно-ледовый, перевал Бечо многим показался не таким уж и легким. Правда, шли через него 6-8 классы и старшие были основательно перегружены. Да и высота за 3000 м давала о себе знать. Но ребята выдержали - не зря же водили мы их по уральской и алтайской тайге! После Кавказа спортивные тренировки стали непременной частью подготовки к будущим путешествиям, такими же обязательными как и занятия по горовосходительной технике. До сих пор никто не учил ребят как надо ходить по осыпным и снежным склонам. Альпинисткого снаряжения у нас еще не было, а без него можно прокладывать маршруты только через простенькие перевалы. Для первых путешествий большего и не требовалось, но ведь ребята повзрослеют, не наскучит ли им хождение по избитым путям? Я пологал, что постепенное усложнение маршрутов поставит перед ребятами дополнительные задачи.
      Надо будет научиться скалолазанию и работе с веревками - это в предсезонный период. А в горах потребуется серьезная взаимопомощь, страховка на подъемах и спусках, наведение переправ, разведка перевалов - и, значит, появление новых ситуативных лидеров, которые сейчас могут быть в тени.
      Когда мы уже прочно осели в горах, я увидел, что не ошибся.
      Пришел к нам перед одним из памирских путешествий молодой худощавый мужчина с какого-то завода. Не особо разговорчивый, но зато работящий и всюду поспевающий. Прижился он в группе быстро, хотя в наши дела особо не встревал и в споры у костра не вмешивался. Перед отъездом в горы меня предупредили, чтобы использовал Толика только как тягловую силу и ни в какие разведки не посылал.
      - Почему?
      - Лучше не надо.
      Мы сделали дневку перед первым перевалом, и я спросил не хочет ли кто-нибудь прогуляться наверх, посмотреть, сколько еще идти завтра до предперевального цирка.
      - Я схожу, - вызвался Толик.
      - И я с ним, - сказал наш крепыщ-десятиклассник.
      - Шести часов на туда-обратно хватит?
      - Хватит, - сказал Толик, взглянув на карту.
      Через пять часов Толик сбежал по тропе к палаткам.
      - Ты почему один? А где напарник?
      - Сейчас придет. - Толик глотнул протянутый ему компот. - Значит так. Здесь прямо по линеечке до цирка часа два идти. Тропа хорошая - забрасывать продукты к перевалу не надо, все сразу утащим. А спуск на ту сторону крутой. До тропы метров сто мелкая сыпуха...
      - Постой, ты что же на перевале был?
      - А чего? Надо же посмотреть.
      Десятиклассник притащился в лагерь совершенно вымочаленный. Ничего от него добиться мы не смогли.
      - Так сколько же подниматься до цирка?
      - Не знаю. Шли быстро, потом Толик вперед убежал - это не человек, а танк какой-то. Пока я до цирка шел, он уже с перевала спустился. Разговаривайте с ним, а мне дайте компота и я спать пойду.
      По моим прикидкам мы должны были занести наверх сначала ящики с продуктами, а лагерь сворачивать на следующий день. Но раз до цирка не больше двух часов, можно идти с полной выкладкой - не за два, так за три часа дойдем.
      Мы вышли по утренней прохладе, и скоро я проклял и хорошую тропу, и свою доверчивость. Воды нет, вокруг только блестящие на солнце камни, а за каждым взлетом появляется новый - даже хребта, на котором наш перевал не видно.
      Через три часа я спросил Толика скоро ли дойдем.
      - Да кто его знает, вроде бы давно должны. Тянемся медленно,- Толик подкинул на спине свой рюкзак весом под сорок килограммов. - Тут, смотрите, по линеечке и сразу в цирке.
      Это "сразу" обернулось для нас еше двумя часами.
      Так появился в горах не знающий усталости новый лидер. На Памире и на Кавказе Толик всегда впереди. Возглавить группу заброски продуктов, разгрузить девчонок, провести разведку (мы его обтесали, втолковав что к чему), лучше Толика никто не мог. Не говоря уже о работе с примусами в самую непогоду. Толик стал авторитетнейшим человеком в группе. Спустившись с гор, он отходил в сторону - в городах появлялись новые лидеры - но отношение к нему не менялось: ответственность и надежность ценились у нас очень высоко.
      Таких лидеров у нас появлялось немало. И эти самые умелые, самые опытные ребята, чьи возможности внизу не могли быть востребованы полностью, почувствовав свою нужность, прикипали к группе, входили во многие ее дела без них теперь никакие вопросы, связанные с горными маршрутами, не решались.
      С усложнением маршрутов начали появляться проблемы, о которых мы раньше не задумывались. Одно дело пройти два простеньких перевала, не требующих особых технических умений. Берешь продуктов на несколько дней и шагай себе.
      Но если маршрут планируется на две недели, да еще с перевалами за 4000 м, тут уже надо позаботиться об уменьшении веса рюкзаков. Постепенно мы научились доводить дневной рацион до 700 граммов на человека, но все равно с учетом личного и общественного снаряжения средний вес рюкзаков зашкаливал за 30 кг, а это уже многовато для нашей группы.
      Поэтому первые дни мы относили продукты и снаряжение поближе к перевалу, или, еще лучше, перетаскивали часть продуктов на другую сторону хребта через несложный перевал, чтобы придти к ним, закончив половину маршрута.
      Еще одна забота, с которой мы раньше не сталкивались, это выход на маршрут группы в 30-40, а иногда и в 50 человек.
      На подъемах и особенно на спусках, вылетевший у кого-то из под ноги камень, может запросто попасть в нижестоящего.
      Чтобы этого не случилось, мы создали несколько отделений. идущих друг от друга в пределах видимости, а когда у нас появились рации, то с временным интервалом в двадцать минут.
      Безусловно, время дневных переходов несколько затягивалось, но это учитывалось при разработке маршрутов и не беспокоило нас. Зато первое отделение успевало до прихода остальных навести переправу через реку или навесить веревки на сложных участках. Все эти тактические ухищрения появлялись по мере надобности и требовали четкого взаимодействия отделений и очень хороших отношений между ребятами.
      Какие бы нами ни выбирались маршруты, прежде всего надо заботиться о безопасности людей. Я постоянно втолковывал ребятам, что всякое лихачество и необдуманные действия в горах рано или поздно могут привести к травмам и даже к трагедии. Усваивалось это не всеми и не сразу.
      Вот мы пересекаем довольно крутой каменистый склон. Ледоруб в это время надо держать на изготовке и штычком к склону, чтобы в случае потери равновесия опереться на него и сохранить устойчивое положение. Вроде бы элементарно и давно освоено на тренировках. Я иду впереди, и перед неприятным участком даю команду: "Ледорубы на самостраховку!". Склон в общем-то безопасный, навешивать веревочные перила не требуется. И вдруг: "Ах!" Оглядываюсь: девушка кувыркается по мелким камням, ее разворачивает головой вниз и накрывает рюкзаком. Далеко она не уехала, только исцарапалась хорошенько. Выйдя на ровные площадки, выясняем как могло такое случиться. Да, собственно, и выяснять ничего не надо: девушка замечталась и перебросила ледоруб штычком от склона, а значит лишила себя дополнительной опоры.
      - Почему же идущий сзади не упредил ее?
      - Да как-то не обратил внимания...
      Снова и снова я убеждаю ребят, что в технике хождения по горам не бывает мелочей, и что накопленный опыт безопасности оплачен кровью многих альпенистов. Ребята все прекрасно понимают, тем более, что исцарапанная девушка предметно подтвержает мою правоту. Но должно пройти время, чтобы умения ребят сделались устойчивым навыком, когда практически не задумываешься, выполняя то или иное действие. Как не задумываешься, застегивая пуговицы или завязывая шнурки на ботинках. Поэтому в первые годы наших горных путешествий я всенепременно напоминал туристам о правильном выполнении технических приемов, напоминал даже тогда, когда надобность в этом отпала. Но пойди угадай, что взбредет в головы новичкам!
      На одном из склонов с большими вкраплениями снежников мы съезжали как на лыжах, притормаживая в случае надобности ледорубами. Скользит мимо меня девчонка-первогодок. Лицо вдохновенное, волосы в разные стороны разлетаются.
      - Вэ-Я, - кричит девчонка, подняв ледоруб над головой - я такая счастли...
      И тут же, споткнувшись, врезается лицом в жесткий снег.
      Эта эйфория и вскинутый вверх ледоруб обернулись для красавицы разукрашенной зеленкой физиономией.
      Ладно девчонка, ей всего-то шестнадцать годков. Но взрослая женщина, преподаватель педагогического училища, когда тропа начала выполаживаться и пошли травянистые склоны, вдруг вырвалась из колонны и с криком "Эй-гей!" по-козлинному запрыгала вниз. Все заорали, да поздно: распираемая восторгом туристка уже набрала скорость, ноги ее как у тряпичной куклы мотались в разные стороны, перекрешиваясь и расходясь, и то что она не упала, сэкономив нашу аптечку и позволив продолжить маршрут - просто незапланированное везение.
      Я тут же обрушил на голову женщины всю искренность своих чувств, не стеснясь присутствия ее учеников. Молодая педагогичка удивленно хлопала глазами, не понимая, что это вдруг на нее нашло. А ведь я много раз напоминал, что подняться на перевал - это не значит пройти его: после подъема еше бывает и спуск. Выйдем на травянистые площадки, тогда и поздравляйте друг друга, выпускайте пары. Новички всепонимающе смотрят на меня, а потом это "Эй-гей!" Ну прет радость из новичков, что тут сделаешь.
      Мы всегда разбирали такие случаи, их становилось все меньше, и когда наши маршруты усложнились, необдуманных выходок уже никто не допускал.
      Второе, а может быть, первое, к чему надо было приучить ребят - это к безусловному подчинению распоряжениям руководителя. Никаких советов при выборе пути, а тем более, при прохождении сложных участков. Основные тактические моменты разрабатываются с наиболее опытными туристами и доводятся до сведения остальных еще до выезда в горы. Здесь каждый может возражать и советовать сколько угодно. План завтрашнего перехода растолковывается на вечернем привале. И здесь мы выслушиваем тех, кому есть что сказать. Но на этом кончено: теперь любое замечание руководителя - это приказ.
      Подходим мы к довольно бурной, но мелкой реке. Говорю, что будем натягивать веревку.
      - Зачем? - протестуют ребята, - Мы и так. Только время потеряем.
      В принципе, можно объяснить, что страховка не помешает
      течение быстрое, вдруг кого-то снесет, а нам это надо?
      Но я тут же обрываю ребят - пусть привыкают: демократия не для горных маршрутов. А потом ребята видят как борется с напором воды здоровенный парень, перетаскивая веревку на противо-положный берег. И на себе чувствуют силу реки, хотя вода не выше колен.
      Еще в студенческих горных путешествиях я убедился, что надо очень хорошо подумать, прежде чем лезть к руководителю со своими советами.
      Руководитель долго готовился к маршруту, не один раз мысленно прошел его, наметил тактические варианты, составил график движения, а тут объявляется человек и предлагает что-то свое, чаще всего несуразное, но на первый взгляд вполне логичное. Например, предлагает остановится на ночлег вот на этой удобной площадке, а не тянуться на ледник, где и холодрыга приличная, и палатки будет ветром трепать. А народ нашагался за день, устал и поддерживает умника. И никто не думает, что утром до перевала надо будет идти часа два, и что спускаться придется при солнышке, когда камни оттают и начнут валиться на головы. И что следующая стоянка планируется за снежными полями, которые тоже раскиснут на жаре, а это не только промокшая обувь, тут, проваливаясь, и ноги вывернуть недолго. Удовольствие от позднего выхода на перевал группа почувствует потом, но даже если никто не травмируется, все будут косо посматривать на руководителя: что же он натворил такое!
      Когда я однажды увел ребят с прекрасной стоянки у горного озера под самые ледники, да еще приказал вернуться за дровами, притащенными к озеру снизу, да еше заставил у каждой палатки соорудить ветрозащитную стенку из камней, ребята тоже недовольно бурчали. А к ночи, едва успели поужинать разметала костер снежная буря, и не поставь мы стенки у палаток, остались бы от них только теплые воспоминания. И на перевал мы успели подняться по морозцу, благо вышли на маршрут в шесть утра.
      Конечно, руководитель не должен быть самодуром и диктатором, но советовать ему можно только при очевидных промахах. Вот заглядываю на спуск с перевала, а там обрыв метров на десять, о котором не подозревал. Значит, надо разматывать веревки - прокатимся немножко. А командир группы подходит ко мне и тихонечко говорит:
      - Вэ-Я, за камнем расщелина с хорошей тропой.
      - Да ну?!
      - Точно.
      Захожу за камень - и вправду тропа. За такие подсказки, конечно, спасибо, но чаще новички брякают, что в голову придет, и только отвлекают руководителя от работы на маршруте.
      Стоим мы на леднике, обозреваем хребет. Я разворачиваю карту и негромко, ни к кому не обращаясь, вопрошаю себя: "Так где это, который наш перевал?" А мальчишка тут же показывает на ближайшую седловину: "Вот он!" Сейчас парень - мастер спорта по альпинизму, а тогда - стручок зеленый, первый раз в горах.
      - Почему "Вот он" ? - спрашиваю.
      - А где же еще?
      Я прикрикнул на мальчишку - не вмешивайся не в свое дело!
      - Представь, - говорю, - что послушался бы тебя. С этого перевала спуск на две веревки, а с нами полно новичков! Мы бы там целый день провозились. А ты бы сразу в сторонку: я только свое мнение выссказал...
      В первых наших горах от советчиков отбоя не было:
      - Вэ-Я, здесь проход лучше!
      - Вэ-Я, давайте по борту ледника пойдем!
      - Давайте по снежнику скатимся!
      Иногда я поддавался таким советам: действительно, проход лучше. Но этот проход выводил на трудные скалы или под стенки с летящими камнями. А О ТОМ, что у борта ледник подтаивает, и образуются трещины - рантклюфты - часто забитые снегом, ребятам почему-то забывали. Наконец я попросил ребят держать свое мнение при себе до поры, пока не спрошу его. Тех же, кто не проникся моей просьбой, грубо обрывал.
      Постепенно советы руководителю на маршруте прекратились, хотя несколько раз прислушаться к ребятам было бы полезно.
      Стоим мы на памирском перевале. Достаю карту и фотографии из отчетов тех, кто ходил уже в этих местах:
      - Вон, - говорю, - на том хребте наш следующий перевал.
      А командир группы сверяет карту с местностью и поправляет меня:
      - Вроде наш перевал правее.
      - С чего ты взял?
      - Да вот карта...
      Смотрю: действительно, вроде бы правее. Но на фотографии - стрелочка и название перевала, как раз того, что в левой части хребта. Один к одному.
      - Мало ли что на самодельной карте нарисовать можно! - уверенно
      говорю я. - А фотография с этого места сделана, так что ошибка исключена.
      Никто не спорит, тем более, что подъем к хребту все равно один. Дойдем на следующий день и на развилке разберемся. Спустились к реке, походили вдоль берега, определяя место для утренней веревочной переправы и разошлись по палаткам. Ребята уснули, а я все просчитываю, на какой же перевал будем подниматься. А вдруг на фотографии ошибка? Нет, таких случаев не припомню. На картах ошибки бывали, да и при калькировании наши топографы могли что-то напутать. В общем, как не крутил, а по всему выходило, что надо подниматься на левый перевал.
      Подошли к хребту засветло. Ставим лагерь, осматриваемся. Справа крутой, укрытый снегом ледник, разорванный широким бергшрундом - глубокой продольной трещиной. А слева - заваленный камнями склон. Выше мелкие камни сыпуха. Но высоко за поворотом явно угадывается понижение.
      - Ну, что, знатоки, - насмешливо говорю ребятам, - кто из нас прав?
      Те, кому не положено вмешиваться в разговор, молчат. Опытные туристы соглашаются, что надо идти по камням. Но командир и еще одна девушка-ветеран упрямо указывают на ледник.
      - Идем на левый склон! - прекращаю я дискуссию. - До перевала не больше трех часов хода.
      Утром потянулись наверх. Крупные камни прошли легко, а на сыпухе увязли. Делаешь шаг-другой и плавно съезжаешь по склону. В колонне идти нельзя - бомбишь камнями тех, кто пониже. Разворачиваемся в шеренгу, теперь каждый идет своим путем, держа за ориентир скальные выходы на повороте к перевалу. Добираемся к скалам, а они рыхлые: ухватишься - словно ящик из стола каменюгу на себя вытаскиваешь. Хорошо, если успеваешь затолкать каменюгу на место, а нет - кричи, предупреждай нижних, чтобы увертывались. Проковырялись мы на скалах около часа, вылезли наверх, глянули на ту сторону, а там отвес веревки на две. А главное - сразу видно: не туда залезли, не в нужную нам долину спуск ведет.
      Теперь уже ребята насмешливо посматривают на меня.
      - Ну что ж, - говорю, - и на старуху бывает проруха. Откуда мне знать, что фотография врет, а не карта.
      Съехали обратно быстро, не вспотев, а вечером командир умные слова сказал:
      - Вэ-Я правильно поступил, хотя и ошибся. Он руководитель, ему решать.
      - А если бы такие ошибки были частыми? - удрученно спросил я.
      - Тогда бы вы не были руководителем, - сказал командир.
      В другой раз остановились мы перед подъемом на перевал Казнок, что в Фанских горах. Ходил я через него давно, где начало тропы, теперь не помню. Знаю только, что за большими камнями под склоном. А тут подходит к палаткам парень, местным инструктором представляется. Ну я его так, на всякий случай спрашиваю, куда завтра направление держать.
      - Да вот на тот гребешок, - небрежно кивает парень.
      Стоящий рядом со мной взрослый турист - разрядник, примкнувший к нам после алтайского путешествия, засомневался:
      - Это же отрог, мы в эту же долину спустимся.
      - Еще чего! - говорит парень. - Я здесь раз двадцать ходил.
      Парень ушел, а разрядник негромко говорит мне:
      - Вэ-Я, не ошибся ли инструктор? Смотрите: залезем, спустимся, обойдем отрог и сюда же вернемся.
      - Да ладно, - говорю - сам вижу, что отрог. Наверху разберемся. Может перевал за поворотом, отсюда не видно. Знающий ведь человек показывал. В крайнем случае, не теряя высоты, пройдем вдоль склона и уткнемся в тропу. Лишний час на это затратим - не страшно.
      - Ну-ну, - сказал разрядник, - вам решать.
      Мы протоптали по мелкой осыпи слоновью тропу и крепко вымотавшись, убедились, что залезли не туда. Пошли поперек склона к настоящему перевалу, а тут надвинулись тучи, загромыхало, и я дал команду ставить палатки вразброс, где придется на узких полочках.
      Утром увидели, что по нашей тропе поднимается еще одна группа. Начали кричать, указывая нужное направление, но они только приветсвенно помахали нам.
      Через пару дней мы встретили эту группу внизу на Алаудинских озерах.
      - Какие-то дураки протоптали тропу на отрог, - возмущенно сказал их руководитель. Мы из-за них часа два потеряли!
      Мы скромно промолчали. А потом для себя назвали этот перевал "19-д" "Девятнадцать дураков". Через несколько лет в группу пришел человек, который вспоминал, как в молодости тоже ходил через Казнок, и что их тоже вывели по нашей тропе на ложный перевал. Даже в одном из отчетов в городском турклубе появилось предупреждение: "Вправо от основной тропы по склону пробита четкая тропа. Но она ведет на отрог хребта, с которого по веревкам можно спуститься в долину, из которой вышли". Видимо, не одна группа вслед за нами проторила путь в никуда.
      И за этот промах ребята не упрекали меня: от ошибок никто не застрахован, а действия руководителя в горах не обсуждаются. Все притензии только по окончании путешествия.
      Больше таких ляпсусов я не допускал, как и не допускал любого вмешательства в мои распоряжения. И это не раз избавляло нас от неприятностей.
      Мы заканчивали маршрут на Памиро-Алае. Перед последним хребтом группа разделилась: одно отделение уходит на довольно простой, но высокий - 4500 м - перевал, а я увожу ветеранов на соседний перевал посложнее. Через два дня, еще на спуске, видим палатки наших ребят, поставленные на зеленой полянке под самым хребтом. Радостная встреча, нас угощают компотом, все деляться впечатлениями о пройденном пути. А когда ребята наговорились, я возвещаю, что будем переносить лагерь подальше от хребта к шумной реке, и площадки для палаток придется расчищать от крупных камней.
      Смотрю на ребят и вижу, как они пытаются понять: шучу я или говорю серьезно.
      - Зачем? - не выдерживает кто-то. - Здесь же так хорошо.
      Действительно: ровное место, зеленая трава - что может быть лучше для ночлега? Но я поднимаю один камень, потом второй и все видят, что под ними тоже зеленая трава. Даже пожухнуть не успела.
      - Улавливаете? - спрашиваю. - Камни сегодня утром или вчера с хребта свалились. В смертников захотелось поиграть?
      - Ничего не будет, - попыталось возразить отделение, уже поставившее палатки. - Мы же к хребту прижимаемся, камни через нас перелетят.
      Но я только молча посмотрел на ребят.
      Перенесли мы лагерь метров на двести к самой реке, а через два дня, когда уже стояли в широкой долине, качнуло горы землетрясением в четыре балла, загромыхали по склонам валуны и черная пыль еще долго стояла над ближним хребтом.
      А тряхани горы чуть раньше, и будь руководитель попокладистей, неизвестно, что могло бы случиться.
      Поэтому через несколько лет, уже на Кавказе, ребята не спорили, когда при безоблачном небе я остановил группу в часе ходьбы от перевала и приказал немедленно ставить палатки и пробивать отводные канавки - скоро начнется гроза с градом.
      Едва мы закончили все работы, как по палаткам забарабанило так, что многие одели каски - градины были по два сантиметра в диаметре. Специально замеряли.
      Молотило нас часа три, и те, кто поленился сделать отводы от палаток, вычерпывали из них воду мисками.
      - Как это вы догадались, что будет гроза? - спрашивают ребята.
      - Не надо же только под ноги смотреть, - говорю я. - Вон из-за того хребта поднялись шапки башнеобразных облаков. Никто не заметил? Напрасно. С каждой минутой облака поднимались выше. Потом начали темнеть. Тоже никто не видел? Даже командиры отделений? Ну, молодцы. Там же целый грозовой фронт над хребтом завис. Что из того, что до хребта больше километра? У нас жара, безветренно, куда всю эту бяку понесет? Не обратно же за хребет. Вот я и просчитал, что ливанет у нас минут через тридцать. А вам пора бы самим предугадывать такие вещи - не первый раз в горах.
      Сам я понимал, что моего студенческого опыта горных путешествий маловато для руководителя, и хотя, уже работая в интернате, закончил школу инструкторов, продолжал читать все, что попадалось из альпенистской литературы, осваивая незнакомые технические приемы умозрительно, но так прочно, что уверенно демонстрировал новшества на тренировках. Да и не только в технических приемах было дело. Я учился по книгам распознавать скрытые под снегом ледовые трещины, определять места возможных камнепадов и сходов лавин, словом, старался сделать все, чтобы наши горные путешествия проходили безаварийно и с большим запасом надежности. И учил этому ребят, а при случае ставил перед ними вопросы, ответы на которые они должны были сами найти.
      Скажем, спускаемся мы с памирского перевала. Идем по крупным моренным валам. Рядом поблескивают ручьи, временами уходя под камни, и тогда только слышно как журчит вода под ногами. Останавливаемся на большой утрамбованной площадке. Снежные поля остались позади, склоны уже поросли хвойным лесом, и на площадке полно белых как кости, высушенных солнцем до звенящего стука обломков толстых веток. Но воды нет. Последний ручей ушел под камни в получасе ходьбы от нас. Ребята огорчаются: такое место для лагеря теряем! Значит, еще идти неизвестно сколько, вон по той узкой расщелине, прижатой к хребту высоким травянистым бугром, с разбросанными по склонам чахлыми елями.
      - Вода будет через десять минут за бугром, - уверенно говорю я.
      - Откуда вы знаете? - удивляются ребята. - Бывали уже здесь?
      - Нет. Но вода будет.
      - Почему?
      - Подумайте.
      Начинаются всякие предположения. Я прошу не гадать, а внимательно осмотреться. И постепенно ребята выстраивают логичную цепочку рассуждений: на склонах и на бугре деревья. Дожди здесь редки, значит подпитка идет грунтовыми водами.
      На гребне хребта снега нет - ручьи текли только от снежников нашего перевала и только вдоль хребта. Далее: бугор у подошвы в сочной траве, а то что наверху деревья подсохли, так это вода не дотягивается до них. Куда же она девалась - ведь в начале спуска было много ручьев? Ну, ясно: ручьи текут глубоко под камнями - даже журчания не слышно. Значит? Значит ручьи объединившись, пропилили проход под бугром и выплеснутся мощным напором с другой его стороны. Что и требовалось доказать!
      Мы быстренько сбежали вниз и увидели как из под бугра хлещет водопад чистейшей отфильтрованной воды.
      Все эти премудрости походной жизни постепенно усваивались ребятами. С каждым годом они чувствовали себя в горах уверенней, и удивленно вспоминали нелепости, которые случались со многими в наших первых путешествиях. А мне уже не нужно было беспокоится, что кто-нибудь выкинет необдуманный номер: тех, у кого не хватает ума, тут же остановят товарищи.
      Как-то наш директор Михаил Владимирович сказал мне:
      - Ты не обращал внимания - почти во всех отрядах на выборных командных должностях стоят туристы.
      - Не может быть.
      - Точно! - расмеялся Кабатченко. - А почему? Потому что они самые активные и принципиальные. И еще - правда, это неуловимо - за каждым туристом чувствуется моральная поддержка товарищей. Понимаешь, они защищены авторитетом всей твоей группы и потому могут защитить других.
      - Не преувеличиваешь?
      - Нет. Сколько у нас туристов?
      - По списку - около шестидесяти.
      - Будем считать пятьдесят. И еще человек двадцать рядом вертится. Представляешь, какая сила! - Кабатченко помолчал.
      Печально, если наш - нет, нет, я не примазываюсь - печально, если твой опыт пропадет. Мы очень щедро теряем все, что однажды найдено, нельзя так.
      Видимо, что-то тревожило Михаила Владимировича, и он, не закончив разговор, ушел в кабинет.
      Через месяц Кабатченко заглянул в Штаб туризма.
      - Надо поговорить, - он по привычке вытянулся в кресле и забарабанил по подлокотникам. - Так складывается, что в следующем году я ухожу из интерната. Да, пригласили в аспирантуру, - Михаил Владимирович закрыл глаза и долго молчал. - И не только в аспирантуре дело... В общем, подумай останешься здесь или еще куда.
      - А как же с ребятами?
      - Да, тяжело, - вздохнул Михаил Владимирович. - Здесь грядут большие перемены... Очень большие. - Михаил Владимирович встал:
      - О нашем разговоре знает только Людмила Яковлевна. Год доработаем как обычно. А дальше... - он махнул рукой и, не попрощавшись, ушел.
      Я долго раздумывал, как поступить. С одной стороны - отряд, с которым сроднился. Но старших ребят уже нет, уйдут и нынешние восьмиклассники - я вдруг почувствовал, что выдохся, что ничего нового придумать уже не смогу. Четыре года, без оглядки на время, в интернате. Полтора часа на дорогу только в одну сторону. Читаю урывками, все больше в метро. А потом - как будет без Михаила Владимировича? Ведь не на мне, а на нем держится вся система коллектива из разных возрастов. Кто взвалит этот груз на свои плечи? В интернате таких людей нет. А новый директор - как он еще покажет себя?
      Ничего я решить не смог и понадеялся на весну - авось, что
      нибудь да прояснится. Перед вылетом на Алтай я заглянул в Отдел народного образования того района, в котором начинал десять лет назад, и мне, по старой памяти, тут же предложили школу-восьмилетку, где директором был тоже учитель физкультуры, и по идее мы должны были найти общий язык. Так и случилось.