Нет, разумеется, дело не в этом. Хотя Элинор и Бьорн с глубокой ночи до рассвета исполняли свои прямые обязанности и клали чары со скоростью и автоматизмом рабочего на конвейере, к остальным это никакого отношения не имело. Результатом магических трудов явилось транспортное средство, осмотр которого непосредственно после пробуждения и поверг молодежь в то сосредоточенное состояние, в коем они и пребывали. Состояние, когда любые важные дела видятся не столь уж важными, а из всех вопросов мира волнует только: «А полетит ли вообще эта хреновина? И если да, то как далеко?»

Последний очень интересовал главного автора проекта, и, надо признать, безудержного оптимизма он не испытывал. Конечно, за долгую и насыщенную жизнь Бьорну Скитальцу довелось создавать или хотя бы использовать множество всяких хреновин, но сегодняшняя могла запросто претендовать на титул самой экстравагантной и авантюрной. Даже название этого чуда было весьма мудреное и отдающее ненадежностью – монгольфьер (мы, безусловно, можем и будем использовать простой и понятный термин – воздушный шар, но Бьорн был лишен этой успокаивающей возможности). Более того, если кто думает, что сей артефакт был хорошо известен и описан в любом пособии по магии для начинающих, то это совсем не так. Вся информация, которой располагал Бьорн, состояла из одного-единственного изображения, виденного им в незапамятные времена, прилагающегося к нему краткого описания принципов действия чудесного аппарата и полной светлой грусти эпитафии двум волшебникам-испытателям, сгинувшим без вести в пробном полете… Тем не менее принципы действия казались столь простыми, а картинка столь наглядной, что эпитафией Бьорн счел возможным пренебречь, списав ее на невысокий уровень профессиональной подготовки кудесников.

И в чем-то это было на редкость верное суждение, где единственным спорным моментом представляется оценка уровня волшебников-первопроходцев. Теперь уже не установить, действительно ли он был невысоким или оказался недостаточно высоким в свете того, что с инженерной точки зрения конструкция аппарата не выдерживала никакой критики. Собственно, она даже не оставляла критике места – кроме большой плетеной корзины (в интерпретации Бьорна – на шесть человек) и наполненного воздухом полотняного мешка, связанных вместе тросами без всякого уважения к геометрии натяжения, у воздушного шара не было ничего. Не предусмотрены были даже такие элементарные опции, как мешки с песком или газовая горелка для подогрева воздуха. И все же Бьорн не сомневался, что чудо будет иметь место: созданный им аппарат поднимется в небо и полетит, ибо магия в исполнении великих чародеев – это, что ни говори, сила. С ее помощью можно собрать за ночь воздушный шар из кучи подручных стройматериалов. Ею можно регулировать подъемную силу куда лучше, чем газовой горелкой и балластом. Можно сохранять устойчивость шара. Можно даже вызвать попутный ветер и подкорректировать его скорость. В общем, магия может практически все, но не бесплатно, и поэтому не бесконечно. А вот на какое время у него хватит ресурсов для сотворения и обслуживания стольких заклинаний, Бьорн не знал, и это был тот еще вопросик.

В общем, при таком исключительном единодушии в настроении участников неудивительно, что отлет прошел гладко, по-деловому, без эксцессов и душераздирающих сцен в стиле «Земля, прощай!». По команде волшебника все покорно, как на эшафот, загрузились в корзину, равномерно разместились в сидячем положении вдоль бортов и даже выказали полную готовность следовать одной из немногочисленных предполетных рекомендаций – не смотреть вниз. Затем сам Бьорн, обменявшись с ведьмой сухими пожеланиями удачи, поднялся на борт, занял место на капитанском мостике (то есть встал рядом со своим посохом, закрепленным в центре корзины вместо нагревательного прибора) и приступил непосредственно к взлету. Однако, несмотря на изрядные порции энергии, исходящей из посоха и успешно нагревающей воздух в мешке, отрываться от земли шар не спешил, и у Бьорна стало возникать неприятное подозрение, что груз таки оказался тяжеловат, а мешочек стоило сваять поболее… Пришлось создавать левитационное поле и нагнетать его до тех пор, пока шар наконец не дрогнул и, чуть качнувшись, двинулся вверх. Конфуза избежать удалось, швартовочный трос натянулся и сам себя отвязал, Элинор в последний раз махнула рукой, несколько секунд спустя промелькнули верхушки деревьев, и дело пошло.

И пошло, надо признать, легко и уверенно, без осечек. Бьорн стабилизировал полет на небольшой высоте – порядка метров трехсот – и обнаружил, что поддерживать шар в подобном состоянии не слишком обременительно, достаточно просто не отвлекаться. Ветер оказался умеренным и ровным, да еще и дул с северо-востока, что вполне соответствовало общему направлению движения. И не встретились им ни ямы, ни сильные восходящие потоки воздуха, ни грозовые фронты, ни одна из прочих напастей, подстерегающих воздухоплавателей. В чем причина такого везения в ситуации, когда оно обычно не предусмотрено, затрудняюсь сказать. Одни любят утверждать, что везет дуракам, другие (к этим Судьба проявляет благосклонность) подчеркивают, что везет сильнейшим, но, знаете, иногда везет просто потому, что везет…

В результате большая часть полета так и прошла бессобытийно. По мелочам что-то происходило – ветер слегка менялся, Фин скрючил жесточайший приступ морской болезни, а Эрику так обалденно понравилось разглядывать леса с высоты птичьего полета, что он разок чуть наружу не вывалился, но драматизма тут, согласитесь, маловато. Зато чего недобрали в процессе, с лихвой компенсировали во время завершающей фазы, отправной точкой которой стала дилемма, возникшая перед волшебником, когда солнце уже грозило соприкоснуться с горизонтом.

По сути, дилемма была тривиальнее не придумаешь: вверх или вниз, но вот решалась со скрипом. Сказался скверный временной расчет, но винить себя за это Бьорну было трудно, ведь узнать, с какой скоростью летают монгольфьеры, ему было просто неоткуда. А летали они быстрее, чем ожидалось, и получилось так, что к вечеру они подлетели к горному хребту, через который необходимо было перевалить. Чем был чреват ночной полет над горами, представлялось очевидным – впишешься в темноте в какой-нибудь пик повыше прочих, и поминай как звали, никакая магия не спасет, но перспектива посадки и последующей ночевки в предгорьях Бьорну тоже совсем не улыбалась. Во-первых, такие маневры волшебник справедливо считал лежащими на грани его возможностей, а во-вторых, Бьорн прекрасно понимал, что остальной мир отнюдь не перестал ими интересоваться. Более того, он вполне допускал, что все желающие способны проникнуть в его намерения, но свежая идея с монгольфьером должна была выручить и здесь. Дескать, кто бы и какие засады им в горах не готовил, попробуй-ка достань их в небе. Хорошо бы только самим оттуда не сверзиться…

Находясь перед таким выбором, когда риска избежать невозможно, Бьорн предпочитал полагаться на интуицию, но сегодня та не помогала. Нет, она не молчала – сообщала ему какие-то нехорошие предчувствия общего характера, но конкретики явно не хватало. А итогом логической оценки степени опасности стало дальнейшее и довольно резкое усиление левитационного поля. Стремление к звездам, так сказать, победило, хотя, судя по выражениям лиц и ощутимой нервозности пассажиров, они готовились к иному решению. Однако раскрыть рот никто не отважился, и Бьорн смог спокойно сопоставить возрастающую нагрузку с имеющимися резервами. Вроде на ночь сил ему хватало, а там уже горы останутся позади, и надо-то всего – забраться как можно выше, чтобы гарантированно донышком ни обо что не чиркнуть… Бьорн просто не догадывался о том, что воздухоплавателей на больших высотах подстерегает в дополнение к старым масса всяческих неприятностей, но, забегая вперед, скажем, что узнать это ему не довелось.

Приближение новых напастей первым заметил Бугай. Всю дорогу просидевший молча, с отрешенным лицом и взглядом, устремленным вдаль (многие подозревали, что он просто спит с открытыми глазами), он неожиданно приподнялся на корточках, ткнул пальцем в направлении юго-запада и спросил:

– Это что?

Больше всего «это» походило на точку, крупную темную точку, располагающуюся в воздухе между двух вершин и отчетливо видимую на фоне красноватого закатного неба. Правда, давать такие ответы вслух как-то нелепо, а ничего более содержательного сразу никому в голову не пришло.

И не приходило до тех пор, пока точку, как будто бы приближавшуюся, не осветили лучи заходящего солнца, в мгновение придав ей цвет и блеск старинного темного золота. Вот тут Фин, которую вопрос Бугая заставил отвлечься от многочасовой борьбы со своим организмом, и обрадовала товарищей сообщением:

– Это дракон!

– Какой еще дракон? – голос Джерри прозвучал отнюдь не так уверенно и насмешливо, как ему бы хотелось, но он все же продолжил: – Фин, не гони! Всех драконов давно перебили охотники за сокровищами.

– Значит, одного пропустили. Или он сокровищ не запас.

– Слушай…

– Хватит, – неагрессивно заткнул Джерри волшебник. – Гном никогда и ни с чем не спутает блеск чешуи дракона, в этом на них можно положиться. Не говоря уж о том, что довольно трудно придумать, чем бы еще оно могло быть, ты не находишь?

– Ну ладно, – нервно согласился Джерри. – И что будем делать?

– С драконом? Хороший вопрос. – Бьорн улыбнулся так, что у остальных по спине поползли мурашки. – Очень хороший вопрос. Люблю, знаешь, вопросы, ответ на которые прост и ясен. Сейчас так вообще в одно слово укладывается – ничего. С драконом посреди его стихии мы не можем сделать абсолютно ничего. Совсем другое дело, если бы ты спросил, что он собирается делать с нами.

– М-м… И что же?

– Увидим.

Прозвучало не слишком понятно и ничуть не ободряюще, но выспрашивать у Бьорна дальше никто не пытался. Просто смысла не было, ибо дракон, а это был именно он, теперь приближался к ним очень быстро. Причем если кого-то и посетили фантазии, будто древний ящер направляется куда-то по своим делам и воздушный шар его нисколько не интересует, то их несостоятельность уже была очевидна. Дракон летел прямехонько к монгольфьеру, и, как отметили специалисты (Фин и волшебник), это был большущий, ухоженный, находящийся в расцвете лет экземпляр.

Однако оказавшись в непосредственной близости, дракон заложил крутой вираж и принялся облетать воздушный шар, не предпринимая враждебных действий и словно бы предлагая полюбоваться своей красотой и грацией. Что ж, все полюбовались, большинству понравилось, и только Фин хмуро теребила рукоять топора, очень явно сожалея, что от ее любимой игрушки сегодня проку будет мало… По завершении драконом второго витка вновь высказался Джерри:

– А может все ж… того… пониже пойдем?

– В этом-то и состоит проблема, – снизошел до ответа Бьорн. – Если мы начнем опускаться, то чем бы ни закончилось с драконом, уже не сможем набрать высоту до темноты. Нам придется садиться.

Мысль и раньше казалась Джерри здравой, а теперь подавно, но свои возражения он решил облечь в косвенную форму:

– Ну, не улетит же гад просто так.

– Как знать, – опять отрезал волшебник не допускающим дискуссий тоном, хотя трудно судить, насколько он сам верил в возможность бестревожного расставания с гадом.

Будем надеяться, что не слишком верил. Иначе пришлось бы в который раз подкалывать уважаемого Скитальца, ибо, зайдя на очередной круг, дракон увеличил размах крыльев, набирая высоту, а затем резко развернулся и спикировал прямо на шар!

Надо отдать должное присутствию духа, с которым пассажиры встретили атаку. Ни визгов, ни криков не раздалось, даже когда пасть дракона распахнулась и оттуда полыхнула струя пламени, стремительно ринувшаяся к полотну шара. С секунду все, как завороженные, ожидали треск разрываемой парусины, накатывающую волну жара и… Ничего такого не произошло. Огонь так и не соприкоснулся с тканью, наткнувшись на невидимую преграду, поглотившую пламя без остатка и каких-либо видимых последствий, а сам дракон, завершив лобовую атаку, выпустил закрылки и ушел вниз и налево.

После подобной демонстрации мощи акции волшебника в глазах остальных заметно выросли, но вот противник не казался смущенным или в какой-то степени растерянным. Дракон опять пошел наверх, на исходную позицию, где выполнил маневр, идентичный прежнему. Только пламя было как будто гуще, а струя длиннее. Но Бьорн отбил атаку столь же непринужденно. А потом еще раз. И еще… После пятого удара Джерри, чуть утративший остроту ощущений, не выдержал и поинтересовался:

– И дальше чего?

Волшебник был весьма занят – несмотря на внешнюю легкость, создание всех этих абсорбирующих полей требовало мгновенной реакции и предельной концентрации, – однако нашел время ответить с легкой иронией:

– Ни один дракон не сможет плеваться огнем до бесконечности. Вот тогда и посмотрим, способен ли он на что-нибудь еще!

«Ага, чего, интересно, выйдет, ежели скотина всей тушей в нас вопрется?» – Джерри оставил вопрос при себе, ибо подоспела очередная порция огня, к тому же… Ну, должно же быть у волшебника и на этот случай что-нибудь припасено.

На деле у Бьорна ничего припасено не было. Он лишь надеялся, что противник будет рассуждать схожим образом. Не вступая с шаром в прямой контакт, дракон мог справедливо считать себя неуязвимым, а так кто его знает, что получится… Никто и не узнал – до столкновения дракона с монгольфьером, несомненно украсившего бы это повествование, все-таки не дошло.

Упрямый ящер элементарно перехитрил противника. Причем, зная ушлость этих тварей (драконов в данном случае), можно предположить, что повторяющиеся однообразные атаки служили уловкой, дабы усыпить бдительность Бьорна. Хотя нельзя исключать, что дракона посетило вдохновение…

Так или иначе, но после очередного залпа, дракон исчез из поля зрения волшебника: когда пламя рассеялось, Бьорн просто не обнаружил врага. Его не было ни справа, ни слева, ни внизу, и на несколько секунд волшебник просто опешил, даже вслух спросил:

– Да куда он подевался, дьявол забери?!

Молчание послужило ему ответом, потому как за драконом уже никто пристально не следил, и хотя Бьорн сообразил наконец, что кроме права, лева и низа есть еще верх, посмотреть куда не позволяет болтающийся над головой мешок с воздухом, оказалось поздно. Дракон был на редкость умел и исполнил фигуру высшего пилотажа, недоступную для большинства своих сородичей: пока чародей расправлялся с его огненным снарядом, он перевел туловище в вертикальное положение, распластал крылья на максимальную площадь и ушел практически вертикально вверх. Когда же цель оказалась под ним, дракон совершил еще один переворот на сто восемьдесят градусов, камнем упал вниз и аккуратно дунул на самую маковку шара.

Так что, когда волшебник уже подготовился установить щит над монгольфьером, как раз и произошло то, что ожидали в самом начале – треск ткани, хлопок, заметное потепление, а затем нарастающий свист. Свист, который издает воздух, когда его рассекают крупным предметом, отвесно падающим вниз.

Очень даже вероятно, что молодежь в эти мгновения охватила нешуточная паника, но проявить ее внешне было затруднительно. Бежать некуда, кричать – дух захватило, а метаться по корзине мешала сила тяжести (вернее, отсутствие таковой). Но вот Бьорн сохранял спокойствие, в целом не показное. В глубине души он считал такое завершение рандеву с драконом наиболее логичным и давно уже прикинул шансы того, что они не разобьются в лепешку, если монгольфьер будет сбит. Вероятность выжить изначально казалась неплохой, где-то пятьдесят на пятьдесят, и все зависело в основном от того, куда придется падать. Если на острие одного из многочисленных пиков, то, понятное дело, пиши пропало, а если на сравнительную ровную поверхность, то вроде и ничего.

Соответственно главной радостной новостью дня для волшебника стал вид уютного глубокого ущелья, где, похоже, отсутствовал даже бурный горный поток. Оставалось только предельно сконцентрироваться, точно рассчитать момент, и за мгновение до катастрофы вложить всю доступную мощь, всю энергию в единый левитационный заряд.

Мягкой посадки не получилось. Хотя со стороны последние метры падения выглядели, как в замедленном повторе, удар о каменистое дно ущелья все равно оказался жесточайшим, корзина моментально развалилась, члены экипажа повыпадали наружу словно куклы, а сверху их, как готовым саваном накрыли остатки тлеющей парусины.

Но, конечно, все обошлось. Никто не погиб и даже не повредил себе ничего существенного. Так, несколько синяков и ссадин плюс парочка легких истерик… Впрочем, одна потеря имела место – сломался волшебный посох Бьорна. И хотя он, безусловно, не лишился из-за этого способности колдовать, но остался без значительного подспорья. В том же, что в самое ближайшее время понадобится все мастерство, сомневаться не приходилось, ведь в итоге волшебник оказался там, где ему хотелось быть меньше всего на свете – ночью посреди гор…

Да, погода стояла настолько жаркая, что даже ночью в горах было не холодно, и это было единственным обстоятельством, примирявшим Бьорна Скитальца с окружающей действительностью. Если б к скверным мыслям, дурному настроению и нервирующему ожиданию внезапного сокрушительного удара добавились еще мерзнущие ноги, то впору было бы впасть в крайнюю степень пессимизма, объявить жизнь законченным дерьмом и примкнуть к адептам принципа непротивления Злу насилием.

Сейчас же, пока ноги были теплыми, волшебник собирался активно сопротивляться. Он уже несколько часов сидел на страже сна своих подопечных, напряженный, внимательный, готовый к незамедлительным действиям. Но ничего не происходило, и постепенно в пространстве под черепом Бьорна стали зарождаться мысли. Вначале он безжалостно гнал их прочь, ибо были они пустыми сетованиями, на которые не следовало отвлекаться, но мало-помалу в спорадически вспыхивающих искрах сознания стала появляться логика и даже, страшно сказать, конструктивизм. Тут уж волей-неволей пришлось уделить своим мыслям внимание.

Нападение дракона, более чем прискорбное само по себе, подтверждало некоторые худшие подозрения Бьорна. Если не брать в расчет случайное совпадение (а от него волшебник брезгливо отмахнулся), то получалось, что их поведение полностью понятно и предсказуемо для врага. Не очень хорошо, но ничего удивительного – им с Черным и раньше частенько удавалось угадывать ходы друг друга. Гораздо хуже, что Черный просчитал на ход дальше и нашел красивое и эффективное решение к элементу неожиданности, которым так гордился Бьорн. И совсем уж плохо и необычно было то, что это эффективное решение дало себя применить. Хоть люди и считали драконов приспешниками Черного, на самом деле они не являлись силами Зла, а просто не любили людей, гномов, эльфов, гоблинов и т. д. Они вообще не любили никого кроме себя и не подчинялись никому, в том числе и Властелину Тьмы. Заставить же дракона сделать что-либо крайне трудно: по-плохому бесполезно и опасно для здоровья, а по-хорошему… Никто не знал волшебного слова – невзирая на легендарную страсть к сокровищам, драконы отказывались продавать свои услуги за золото. Унизительно и нерационально, проще отнять… Теперь же Бьорну вспоминался рассказ Лорда-Протектора об отрядах драконов, штурмующих крепости и города. Рассказ, которому он сперва несказанно удивился, а затем счел байкой, направленной на то, чтобы посеять в нем смущение и неуверенность. Но, выходит, мог и не лгать Агенор, и никакого объяснения этому волшебник был придумать не в состоянии. Очередной штрих к пугающей картине «Мир сошел с ума»…

Следующий момент был положительным просто в силу того, что все события, отличные от смерти, могут сразу засчитываться в плюс. Ведь если бы перед драконом стояла задача уничтожить их, сложно вообразить, что смогло бы ему помешать. Во всяком случае, насчет себя Бьорн иллюзий не строил – пусть в воздухе ему удалось устроить подобие борьбы, но после приземления он какое-то время был бы способен только наблюдать, как дракон спускается с небес и поджаривает любого по своему выбору с аккуратной розовой корочкой. Однако ящер не проявил к их судьбе никакого интереса, даже не показался в поле зрения, значит, в его функции входило именно сбить шар. Остальное предстояло доделывать внизу, и Бьорн догадывался, кто и как ими займется. В этих дрянных горах всегда обитали гоблины – собственно, кроме них тут и не жил никто, – и Черному достаточно было только отдать приказ своим вернейшим слугам. Другое дело, что без поддержки черных чародеев все гоблины мира с Бьорном просто не справились бы, но Властелин Тьмы должен был это учесть. И по нынешним временам, когда Черный явно находился в своей лучшей форме, на халяву рассчитывать не приходилось. Наиболее вероятной Бьорну представлялась новая встреча с Нимраазом, хотя мог и кто-то другой во главе гоблов оказаться. Не так уж важно. Следовало взглянуть правде в глаза: Черный хотел захватить героя, и по большому счету это ему уже удалось.

В самом деле, даже если оставшееся до рассвета время (буквально пару часов) на них никто не нападет, то поутру на любимый вопрос Джерри: «И дальше что?» – ответить Бьорну будет нечего. Они застряли в отрогах хребта, география которого была известна волшебнику более чем приблизительно, а все перевалы, о которых он знал, находились далеко на юге и были весьма труднопреодолимы к тому же… Так что? Выбираться обратно, к даландским лесам? Выглядело, мягко говоря, малоперспективно. Переть в глубь гор наобум? Таким образом можно расстроить планы Черного, сломав себе шеи раньше, чем их найдут гоблины. Конечно, оставалась мизерная надежда, что гоблины окажутся быстрее, что с ними не будет колдунов, что тогда удастся отбиться и захватить кого-нибудь в плен, а тогда… В общем, чем дальше Бьорн оценивал возможные перспективы, тем более привлекательной становилась крамольная идея: сдаться в плен. Убивать их не станут, а, напротив, будут кормить-поить, отведут в более обжитые (пусть даже гоблинами) места, после чего останется только выяснить дорогу и сбежать. Не то чтоб это было легко с таким составом отряда, но Бьорну многократно доводилось сиживать в плену, и в подавляющем большинстве случаев он выбирался оттуда своими силами. Так почему бы и в этот раз не справиться?..

Приободрившись, волшебник двинулся на волне конструктива дальше и сообразил, что в случае, если его фантазии реализуются, неплохо бы заручиться поддержкой на той стороне гор, поскольку сбежать-то они сбегут, но ведь погоня последует, и оторваться от нее запросто может не получиться… Конечно, это лишь допущения, и все же, почему бы не подстраховаться, если есть возможность. Всего-то надо послать кое-кому магическое сообщение. На это, правда, уйдут остатки резервов, но на кой они нужны, если на победу сражаться не придется…

Бьорн поколебался еще с часик, а затем все же отправил на запад сигнал о помощи (действие, доступное не многим чародеям) и, глядя на начинающий светлеть край неба, подумал, что ночью таки ничего не произошло и утреннего занудства с Джерри избежать не удастся… Тут-то гости и пожаловали.

Сначала волшебник никого не увидел и даже не почувствовал появления инородной магии, но что-то вокруг неуловимо изменилось, возникло стойкое ощущение постороннего присутствия. Однако Бьорн ничем не выдал свои подозрения – он продолжал сидеть, прислонившись спиной к валуну, и лишь чуть повернул голову, вглядываясь в западную, темную часть ущелья. Поднимать тревогу он не собирался в принципе, хотя становилось страшновато. Понятно, что если позволять себя захватить, то лучше бы без боя, иначе есть риск незапланированных потерь, но при приближении реального врага идея сидеть и ждать, пока тебя повяжут, уже не казалась столь притягательной. Совсем наоборот…

Впрочем, Бьорну не впервой было проявлять твердость и решимость, сжав волю в кулак. И он терпел. Он даже не вздрогнул, когда заметил наконец серые тени. Одна, другая, третья… Они осторожно крались вдоль стен узкого ущелья, окружая маленький лагерь. Труднее всего пришлось, когда Бьорн почувствовал присутствие черных чародеев. Они медленно надвигались из глубины ущелья, и прикрывающие их щиты были на редкость дырявыми. Бьорн опознал главаря, а это действительно был Нимрааз, и мог точно ткнуть пальцем в местоположение двух остальных, но надо было делать вид, что ничегошеньки он не замечает. И помимо неприятных ощущений в области желудка это было противно с моральной точки зрения – полные, в сущности, лохи, а потом ведь на каждом углу похваляться станут, что смогли незамеченными к самому Скитальцу вплотную подобраться… Но вот когда у левой стенки ущелья раздался громоподобный в тишине шорох, быстро переросший в сдавленный кряк и шум падения тела, не отреагировать было уже невозможно – слишком выглядело бы неестественно. Бьорн, проклиная вечную гоблинскую неаккуратность, вскочил, заорал: «Тревога!», и началось…

Гоблины, разразившись нестройными воплями, ринулись в атаку, черные чародеи метнули в Бьорна разминочные парализующие чары, но, выставляя простенький блок, волшебник без удовольствия понял, что сдаться совсем без боя ни хрена не выйдет. Джерри, Бугай и Эрик уже были на ногах, причем Эрик с Бугаем держали в руках оружие, как будто готовые его употребить, а трактирщик прятался между ними, не выказывая ни малейших признаков паники. Элли и Фин видно не было, но насчет гномихи Бьорн не сомневался: принцесса не забилась от испуга под камни и себя еще покажет. А вот Элли могла и забиться, вполне разумное поведение на ее месте. Хорошо бы только ее потом оттуда случайно не забыли выковырять.

Через несколько секунд схватка разгорелась по-настоящему, но для Бьорна это означало лишь возросшую интенсивность сотворения защитных заклинаний – как бы ни были малы его силы, но пассивную оборону он мог держать довольно долго. А вот вокруг троих товарищей из Сонной Хмари образовалась куча-мала. Причем гоблины, располагающие арсеналом из одних лишь дубинок, были далеки от успеха – периодически от шевелящегося пятна отделялись нескладные серые тени, быстро занимающие горизонтальное положение. Волшебник догадывался, что в основном это работа Бугая, в руках которого дубина (скорее уж это была полновесная палица) была способна произвести заметное опустошение в нестройных рядах врагов… Между тем часть гоблинского отряда оставалась в арьергарде, не вступая в схватку и находясь поблизости от черных чародеев. Бьорн как раз подумал, что Нимраазу неплохо бы ввести в бой резервы, когда из стана оных неожиданно стали доноситься визги и вопли. Судя по тому, как они звучали, там гоблинов били насмерть тяжелым гномьим топором.

Так продолжалось несколько минут, в течение которых гоблины только несли потери, и Бьорн уже начал подумывать, что если черные срочно не сменят тактику, то им не победить. Одновременно чародея стали одолевать сомнения: коли уж эти недоделанные не смогут схватить несколько сопляков и волшебника, который был готов им сдаться, то стоило ли вообще огород городить? Че проще было надавать по мордасам, и идти своей дорогой?..

Сия тревожная мысль беспокоила Бьорна недолго, а первоначальный расчет оказался все же верен. Вполне вероятно, хотя и не стопроцентно, что Нимрааз специально не форсировал события, пытаясь уяснить возможности противников, а завершил все в свою пользу уверенно и быстро. Как выяснилось, гоблинов было значительно больше, чем показалось Бьорну изначально, и группе вновь подоспевших удалось локализовать Фин. То есть где-то вдалеке что-то еще происходило, но звуковое сопровождение наводило на мысль, что это была уже не охота гномихи на гоблинов, а совсем наоборот. Затем к друзьям из Сонной Хмари, продолжавшим ожесточенно сопротивляться, направились две группы по шесть гоблов, сильно удивившие волшебника каким-то странным разреженным порядком передвижения. Когда они подошли поближе, причина их странного поведения стала ясна – гоблы перли здоровенные сети… Ну и, наконец, черные всерьез занялись самим Бьорном. Нимрааз и подручные перестали швыряться в него одиночными заклинаниями с какой-нибудь конструкцией, а попытались проломить его оборону с помощью вала сырой, голой энергии. И это было как раз то, чему Бьорн противостоять не мог…

Финал наступил практически одновременно для всех. Как раз когда гоблины со второй попытки накрыли сетями и своих, и чужих, лишив всех их возможности шевелиться, черные пробили защиту Бьорна. Вал энергии сбил его с ног и тут же трансформировался в мощное парализующее заклятие. Через мгновение тьма затопила мозг великого белого мага, но прежде в нем промелькнула одна оригинальная мысль: «Зачем они захватывают героя, можно понять, но вот я-то по что им нужен?..»

Ужас собственного положения дошел до Элли далеко не сразу. Когда она проснулась от крика волшебника, то совершенно нормально испугалась и немедленно попробовала где-нибудь схорониться. Особо подходящих мест поблизости не наблюдалось, а к броскам по-пластунски на дальние дистанции Элли была не готова, однако дно ущелья было сплошь усеяно крупными валунами замысловатой формы, так что в итоге она просто забилась меж двух камней и постаралась сделать так, чтобы ничего ниоткуда не торчало. В целом результат был достигнут, гоблины ее не заметили, и, слегка успокоившись, она даже решилась поглядеть на ход битвы. И хотя подробностей при полном отсутствии освещения рассмотреть не удавалось, общий смысл происходящего загадок не таил – дела у Бьорна и компании шли скверно. Это, надо признать, здорово встревожило Элли, потому как по-первости она считала, что в ее задачу входит только не попасть под горячую руку гоблинам, а потом волшебник, как всегда, победит, и все будет хорошо. Но волшебник не победил, напротив, кучка гоблинов схватила его и потащила, как куль с навозом, и тут Элли узнала, что такое настоящий страх. Такой, когда желудок скручивает в узел, сердце колотится где-то в районе гортани, а дышать нет никакой возможности. Сейчас, буквально сию минуту, черные прикажут своей ораве обыскать ущелье, ее неминуемо обнаружат и тогда… Обычной сельской девушке тут бы полагалось отправиться в глубокий обморок, и в подобных случаях это даже удобно, чтобы не так мучиться. Но Элли, не к месту выказав недюжинный характер, оставалась в сознании и была вынуждена наблюдать, как на фоне стремительно разгорающегося рассвета гоблины вяжут и пакуют ее товарищей, обихаживают собственных раненых, затем строятся компактной группой вокруг пленных и, возглавляемые черными чародеями, уходят вверх по ущелью. Просто уходят. Не предпринимая ни малейших попыток кого-то там отыскать. О Свет, какое это было облегчение!