– Это неправда. Я тебе потом все объясню.

– Что неправда? – естественно, переспросил барон, на что Эрик только повторил:

– Потом. Потом все объясню, обещаю!

Ход, конечно, простой, но очень изящный, поскольку эти слова завели ситуацию в тупик, выхода из которого никто из присутствующих не видел. Старый барон не слишком поверил Эрику, в то же время вокруг его непутевого сына в последние дни происходили столь удивительные события, что ни за что ручаться было невозможно. И при этом сквозь аллювиальные наносы жизни у старого барона изредка пробивалось полученное им воспитание в духе спасения благородных девиц из заколдованных башен… Балрокзор, напротив, прекрасно понимал: Эрик нагло лжет и пытается объехать его на кривой (причем происходит это с подачи невысокого крепыша с мрачным взглядом исподлобья), но что оставалось делать? Вступать в унизительный спор с безусым юнцом о том, кто кому лапшу на уши вешает? Применять силу всем казалось необоснованно опасным, а продолжать торчать на лестнице, перекрывая движение и собирая любопытных (пока таковых, правда, не наблюдалось), – бесперспективным. И если бы в этот момент Джерри вытащил из рукава еще один козырь, как-то развязывающий ситуацию, то это был бы штрих, достойный мастера. Но чудеса в моем повествовании случаются в пределах разумного – Джерри был пуст. Справедливо или нет, но он считал, что когда все дяденьки соберутся, от него ничего уже зависеть не будет, и останется только надеяться на лучший исход. Правда, этот самый лучший исход – большой шум (читай, драка), способный привлечь внимание волшебника, – перестал выглядеть таким уж привлекательным. По кое-каким признакам Джерри чувствовал, что гномы, например, в первую очередь будут бить именно его. И спасибо еще, если кулаками…

К счастью, первым вызрел барон. Поднапрягшись, он нашел достаточно гибкое решение и как бы между делом предложил Балрокзору:

– Чем здесь толпиться, может, лучше на площадь выйдем? А там уж решим.

Гному такой поворот сперва виделся весьма сомнительным. Несмотря на известную тупиковость положения, на лестнице у них имелся значительный тактический перевес: между рыцарями барона и главным объектом – принцессой – стояли двое гномов, вполне способных держать оборону, и фактически Балрокзор мог захватить объект в любую минуту, а как это будет выглядеть на площади, не очень-то понятно. С другой стороны, ему было очевидно, что даландский барон, лучшие годы которого давно уже в прошлом, опасается их и едва ли хочет ввязываться в схватку. А раз так, то, может, хитрость направлена не против них, а против малолетних придурков?.. Последняя мысль пришлась Балрокзору по душе, а когда он вычислил намерения старого барона, то моментально согласился:

– Ладно, пошли.

Наших друзей никто, естественно, спрашивать не собирался, а они дружно посмотрели на Джерри. Но тот и не думал возражать, напротив, идея ему очень глянулась. Главным образом, по причине того, что площадь много свободнее и шире, при случае есть куда дать деру…

Впрочем, обольщаться не следовало, и после торжественного выхода на свежий воздух это стало предельно ясно. И рыцари, и гномы вели себя корректно, строго соблюдали дистанцию, но были очень внимательны и на площади выстроились в две шеренги по одному, зажав наших друзей в столь узкий коридор, что они стояли, практически прижавшись спинами друг к другу. Без особой надежды Джерри огляделся, но ничего сколь-нибудь полезного не обнаружил. Вполне заурядная площадь ярким летним днем. Со множеством выходов в улицы и проулки, к сожалению, явно недостижимые, и энным количеством ротозеев, равномерно распространившихся по периметру. Среди них, правда, выделялся одинокий всадник, чья лошадь почему-то показалась Джерри знакомой, но даже если и так, ее ведь на помощь не позовешь. Равно как и крик: «Волшебник, ау!» – обещал остаться безответным… Изучив обстановку, Джерри совсем пал духом.

Когда все заинтересованные лица заняли свои позиции, выступил, что логично, отец Эрика. И обратился он вновь к вожаку гномов:

– Я думаю, мне надо спокойно поговорить со своим сыном. Уверен, после этого все разъяснится.

Балрокзор, к немалому удивлению Джерри, медленно кивнул и произнес тоном явной уступки:

– Пожалуйста, если угодно.

Однако для такой покладистости были причины. Гном еще на лестнице обратил внимание на схожесть положения, в котором оказались они с бароном. Из пятерки непокорных каждому из них было нужно всего по штучке: одному – Фин, другому – Эрик. Посему, если дать барону желаемое, не поступит ли он так же, как на его месте поступил бы сам Балрокзор? А именно: не удалится ли под сень струй, оставив оппонента разбираться с остальными?

Надо признать, Балрокзор рассуждал совершенно правильно – старый барон действительно собирался забрать Эрика и уехать. Пусть вероломно, зато безопасно. В конце концов, если в последующих «потом» объяснениях вдруг всплывет нечто эдакое, то можно будет и вернуться, далеко-то гномы не уйдут (разумеется, данный аргумент, призванный скрасить неблаговидный поступок, был в реальности не более чем средством для очистки совести). В целом это была неплохая задумка, но на беду двух дяденек Эрик проявил неожиданную умственную прыть (в частности, намного опередил Джерри) и тоже раскусил намерения папаши. Поэтому после великодушного разрешения Балрокзора он просто остался стоять, глядя перед собой с отсутствующим видом.

Барон, конечно, сразу не врубился, списал такое поведение на свойственную Эрику недогадливость и достаточно ласково произнес:

– Эрик, иди же сюда! Я жду.

Когда же и это приглашение было проигнорировано, барон все понял, взбесился и заорал:

– Ты что, оглох?!

Изначально Эрик планировал молчать до победного (или до любого, если уж на то пошло), но здесь почувствовал, что, не дождавшись ответа, отец набросится на него с кулаками.

– Нет, я не оглох. Просто один я не пойду. Либо вместе, либо никто!

Столь гордое заявление в столь плачевных обстоятельствах могло вызвать законный хохот, но действующим лицам было не до веселья. Теперь уже у всех появилось ощущение, что ситуация стремительно выходит из-под контроля. Старый барон нашел в себе силы на последнюю попытку – пару раз глубоко вздохнув, он насупил свои кустистые брови и с максимальной убедительностью спросил:

– Эрик, неужели тебе мало того, что ты уже натворил?

Юноша продолжал упорно молчать. Хотя про себя он периодически выдавал довольно едкие замечания и тут, в частности, подумал: «Как раз вполне достаточно, чтобы не хотеть очутиться с тобой наедине!»

М-да. Не берусь утверждать однозначно, но полагаю, в этот момент план Джерри создать конфликтную ситуацию имел все шансы осуществиться. Ни барон, ни Балрокзор не видели дальнейшего смысла в стоянии по разные стороны от цели, и каждый из них обдумывал лишь, как произвести атаку. Джерри, предполагавший по ходу пьесы изобрести способ продержаться до подхода волшебника, сообразить ничего не мог и занимался подготовкой своих личных действий – закрываю голову руками, со всех ног бегу налево, а там уж, как сложится…

Однако в эти последние предгрозовые мгновения в дело вмешался одинокий всадник, дотоле спокойно наблюдавший за сценой с другого конца площади. Участники противостояния, поглощенные друг другом, поначалу вовсе не заметили его приближения, но на фразу:

– Ладно, господа, не делайте резких движений и разойдитесь! – трудно было не прореагировать.

Выполнять распоряжение, правда, никто не торопился, поскольку результат осмотра вновь прибывшего к этому не располагал – так, самый обычный мужик средних лет, к тому же без оружия, если не считать какой-то корявой палки… А потому предложение отца Эрика:

– Проваливай отсюда, миротворец хренов! – прозвучало довольно разумно.

Но, как вы понимаете, в планы миротворца это никоим образом не входило, напротив, его лицо приняло откровенно грозное выражение… И вот тут Джерри, все присматривавшийся к лошади под мужиком, наконец-то ее узнал. Не то чтобы это была какая-то конкретная знакомая лошадь, но она как две капли воды походила на тех, что возили на себе светоносцев. Сложив затем два плюс два, Джерри получил результат, приведший его в неописуемый восторг, и заорал мужичку:

– Эй! Да они вас просто не узнают!

Тот на мгновение изумился, потом поморщился и, пробормотав:

– Да, действительно… – прочертил в воздухе перед собой какой-то знак и превратился в Бьорна Скитальца. Очень раздраженного Бьорна Скитальца, если уж быть совсем точным.

И было от чего. Для начала волшебника здорово завело осознание ошибочности очередного собственного прогноза. По всем канонам, беглецы должны были вляпаться в историю по утру, дабы дать ему, старому человеку, спокойно поспать. Ан нет, они умудрились вляпаться ночью, и даже то, что пока все были живы-здоровы, слабо утешало (осторожнее надо быть в делах, касающихся судеб мира, осторожнее!). Во-вторых, во что они вляпались? Гномы? К тому же не даландские, никому не интересные, а представители одного из самых могущественных гномьих королевств?.. Да какого черта! Конечно, в перспективе борьбы с Черным нужны были всевозможные межрасовые альянсы, но не сейчас же, не на данном этапе! И уж, в любом случае, не так, чтобы это скорее предвещало межрасовый конфликт… А в довершение всего еще этот казус с чарами, изменяющими внешность. Надо ж, засмотрелся, забыл снять, и совершеннейший сопляк прилюдно в это пальцем ткнул!

Короче, когда старый барон, не питавший к волшебнику ни большой любви, ни уважения, заявил:

– Послушайте, сударь, мы тут и своими силами разберемся… – Бьорн поступил довольно грубо. Он резко взмахнул ладонью, будто вгоняя в рот собеседнику невидимый кляп, после чего губы того продолжали еще некоторое время шевелиться, но слов почему-то больше не доносилось…

Убедившись же, что маленькая демонстрация силы возымела нужный эффект (все стоят «смирно», пасти заткнуты, глаза рассматривают брусчатку под ногами), волшебник обратился к Балрокзору:

– Говорить будешь ты!

Гном позволил себе минимальное проявление эмоций в виде тяжелого, идущего из глубины души вздоха и кивнул:

– Как вам угодно, волшебник Дарн-о'Тор.

Поскольку Балрокзор давал объяснения обстоятельно и толково, волшебнику не понадобилось много времени, дабы уяснить происходящее, но от этого нисколько не полегчало. Все оказалось даже хуже, чем выглядело, – только сдвинутой принцессы в этой истории и не хватало… Впрочем, даже самые мрачные мысли не могли помешать Бьорну заняться привычным делом. Он в приказном порядке отправил барона с рыцарями в один конец площади, гномов – в другой, немного полюбовался на доставшийся ему материальчик и, замысловато выругавшись на одном из древних языков, принялся разруливать ситуацию…

Наши же друзья, оставшиеся торчать посреди площади, испытывали самые различные чувства: от угрюмого пессимизма (Фин) до щенячей радости (Джерри). Причем последний настолько светился счастьем, что через пару минут гномиха не выдержала:

– Ты чему радуешься-то, а?

– Ну, как! – Джерри даже не заметил презрительного тона. – Одна ведь надежда была – на волшебника. Кто еще мог нас из этой задницы вытащить? И вот на тебе – все получилось, вытащил!

– Во-первых, вытаскивает. Во-вторых, не нас, а вас, – холодно поправила Фин. – Но в остальном ты прав. Только скажи-ка мне: с чего вдруг великий волшебник Дарн-о'Тор так о вас заботится?

– Нужны мы ему зачем-то, ясен пень, – Джерри беззаботно пожал плечами.

– Сам ты пень! Зачем? Зачем вы ему нужны?

Нельзя сказать, что трактирщик ни разу не задавался этим вопросом, но ни одного мало-мальски разумного ответа так и не нашел. Между тем Фин продолжала:

– Наверное, он вас хочет в принцев превратить. Или по мешку золота каждому. Или просто пригласит вас в увеселительное путешествие в приятной компании. Так ты полагаешь?

– А что по-твоему? – несколько ошарашенно переспросил Джерри, и гномиха удовлетворенно кивнула:

– Валяй, радуйся!

Джерри действительно несколько поумерил восторги, но в то же время резонно заметил про себя, что какие бы сложности ни сулила необъяснимая забота волшебника, все они находятся в будущем, получить же топором по башке можно было прямо сейчас. И потому вряд ли следует быть слишком требовательным по отношению к судьбе… Однако в свете всех этих соображений внимание Джерри вновь сконцентрировалось на волшебнике, вступившем в беседу со старым бароном. При этом говорил в основном Бьорн, а отец Эрика как будто подавал односложные реплики, и вид у него становился все более смущенный и кислый.

– Интересно, чем это он занимается? – риторически вопросил Джерри, явно подразумевая Бьорна, и неожиданно получил ответ от Фин:

– Могу сказать точно: врет.

– Как это?! – немедленно возмутился Эрик. – Он же волшебник!

– Именно. Это их работа – строить козни и врать. Козней он уже понастроил, а теперь наверняка врет.

Эрик явно был шокирован таким выпадом в адрес легендарного защитника всего самого доброго, и даже Джерри покоробило – он неприятным голосом уточнил:

– Ну, ты, я погляжу, здорово в волшебниках рубишь. Каждый день, небось, с ними за жизнь болтаешь.

– Не каждый, слава богам! Но я достаточно с ними знакома и могу наперед сказать, что будет дальше.

– Да? И что?

– Сейчас он наплетет этому несчастному с три короба, и уши у него вытянутся, как у поганого эльфа. Барон будет счастлив дать своему сыну отеческое благословение на подвиги и убраться отсюда. Побыстрее и подальше. А потом, – Фин наградила Джерри очень мрачной улыбкой, – потом волшебник вернется сюда, быстренько сдаст меня Балрокзору и примется за вас. С чем и поздравляю, желаю успехов и все такое…

Джерри совсем не возражал против такого развития событий, но натура спорщика не дала ему промолчать:

– Угу. Только есть одна неувязочка. Почему волшебник сразу не сдал тебя этому твоему… Долбовзору? А?

Фин заметно озадачилась, но дальнейшее обсуждение намерений чародея не состоялось в связи с тем, что тот закончил обработку барона и, как и было предсказано, вернулся к героям.

– Так. Эрик, иди поговори с отцом. Он хочет с тобой попрощаться, – бодро скомандовал Бьорн, подъехав, и после покорного ухода молодого человека посмотрел на Элли. Эдак долго и сурово, со значением.

Элли же, хоть и не принимала участия в прерванной Скитальцем беседе, слушала очень внимательно (особенно реплики Фин) и сделала для себя кое-какие малоприятные выводы, которые вроде начинали подтверждаться. Однако она не отвела глаз, не стала прикидываться дурочкой и даже сама обратилась к могущественному волшебнику:

– Вы пообещали отцу Эрика, что отправите меня домой, да?

– А ты соображаешь, – нехотя признал Бьорн. – Нет, прямо – не обещал.

– Но собираетесь так сделать?

– Честно говоря, мне следует так поступить. Но я оставляю выбор за тобой. Только имей в виду: тех, кто отправится со мной, ожидает тяжелое и опасное путешествие, совсем не подходящее для… гм… неподготовленной юной девушки. Ведь даже если тебя не убьют тяготы похода, ты можешь в любой момент погибнуть от чего-нибудь другого. Не говоря уж о том, что смерть – далеко не самое страшное из того, что может с тобой случиться.

Ответить сразу Элли оказалась не готова – если не сами слова, то тон и убежденность волшебника произвели на нее сильное впечатление. А Бьорн как бы между делом заметил:

– К вам, принцесса, все вышесказанное тоже относится.

– Нашли, чем напугать, – столь же безразлично ответила Фин, и это было воспринято как должное.

Элли все еще напряженно размышляла, и в повисшую паузу встрял Джерри, с непривычной для себя вежливостью спросивший:

– Господин волшебник, а у меня есть выбор?

– А я тебе предлагал?

– Э-э… Да, понятно… А у него? – Джерри кивнул в сторону Эрика, безучастно выслушивавшего какие-то наставления отца.

– То же самое.

– Ну да, ну да… Но, по-моему, это не честно.

– Вот когда займешься устройством миропорядка, можешь это учесть, – бросив сию малопонятную фразу, Бьорн вновь обратился к Элли: – Время вышло. Что ты решила?

Девушка вздохнула, словно покоряясь неизбежности, и негромко сообщила:

– Я пойду с вами.

Бьорн здорово удивился – вся симптоматика указывала на обратное решение – и нейтрально поинтересовался:

– И чем ты руководствуешься, если не секрет?

Элли покраснела и явно не могла подобрать нужных слов, а волшебник подумал, что если услышит сейчас про любовь до гроба, то все-таки пошлет ее. И всего лишь домой, ежели настроение не испортится.

Но Бьорн снова не угадал, Элли выразила свою мысль так:

– Ну, неизвестное будущее лучше никакого.

Старый волшебник приоткрыл рот (причем нет никакой уверенности, будто он хотел что-то сказать), затем скептически поджал губы и двинулся в направлении гномов. Там дела пошли не столь гладко – беседа у Балрокзора с Бьорном выходила куда более равноправной и оживленной…

Через несколько минут вернулся Эрик, еще через несколько старый барон вместе со своими рыцарями убрался восвояси, а на дальнем конце площади консенсусом и не пахло. Более того, Бьорн уже спешился, и теперь они с вожаком гномов стояли друг против друга, грозно уперев руки в боки и весьма напоминая двух петухов. Наконец Джерри не выдержал и поинтересовался у Фин, настроение которой ничуть не улучшилось:

– В чем там загвоздка, а? Насчет волшебников я все понял, а теперь просвети меня насчет гномов.

– Балрокзор никогда не согласится меня отпустить.

– Почему? Волшебник подходящую брехню состряпать не может?

– Представь, Балрокзор возвращается к моему отцу и сообщает: «Ваше Величество, я тут встретил одного волшебника, и он уговорил меня отдать ему принцессу». Угадай, что произойдет!

Джерри не стал напрягать воображение и заметил только:

– А волшебник, по-твоему, этого не понимает?

– Вот у него и спроси!

Трактирщик промолчал, хотя и не счел аргументацию убедительной. Пусть уж сам волшебник подъедет и скажет, что все в порядке.

Однако, к неприятному удивлению Джерри, на этот раз возвращение Бьорна не осенялось знаменем победы. Напротив, отрицательный результат явственно слышался в интонациях, с которыми он бормотал себе в бороду какие-то непонятные слова… Тем не менее Фин на всякий случай спросила:

– Не соглашается?

– Ни в какую.

– И что будем делать?

– Гм, – Бьорн чуть закусил губу, обвел взглядом компанию и остановился на Джерри: – Вот ты, к примеру, что бы сделал?

«Отдал бы чертову принцессу, и поминай как звали! Это вам она зачем-то занадобилась, а я б в глаза ее не видел!» – так подумал наш потенциальный герой, но почему-то не вслух. То ли присущий ему дух противоречия, то ли странное нежелание сразу демонстрировать волшебнику свои лучшие качества заставили его слукавить:

– Ну как… Можно сбежать попробовать. Только вот трудновато отсюда – на людях, да и света больно много…

– И верно, – Бьорн не слишком по-доброму усмехнулся. – Надеюсь, ты всегда такой находчивый?

Прежде чем Джерри хотя бы задумался над ответом, волшебник поднял руки с посохом над головой, соединил их и резко дернул вниз – на площадь пала непроглядная тьма.

Давайте поговорим о волшебниках. Не то чтоб момент особенно подходящий, но как-то вот настроение появилось. Да и сказать по этому поводу могу многое – повидал я на своем веку чудотворцев, с большинством из них был хорошо знаком (особенно с собой, м-да…), а главное, потратил на размышления об этих материях массу своего очень свободного времени.

Разумеется, здесь я могу изложить лишь малую толику своих мыслей, поэтому, как и в случае с героями, ограничусь некой общей классификацией. В то же время, согласитесь, хотелось бы чего-нибудь свеженького, а то ведь всем известно, что волшебники бывают добрые и злые, белые и черные, узкого профиля и широкого, крутые и не очень и т. д. В связи с чем предлагаю взять в качестве базы такой основополагающий неволшебный принцип, как отношение к миру. Тогда, с моей точки зрения, все объекты исследования достаточно легко и четко поделятся опять-таки на три группы: волшебники-диктаторы, волшебники-демократы и волшебники… м-м… назовем их волшебники-похренисты.

Почему всего три, можете удивиться вы. Все ж таки отношение к миру штука очень сложная и индивидуальная, и его вряд ли можно упаковать в три упомянутые категории так, чтобы ничего ниоткуда не торчало. И я с этим утверждением полностью согласен, когда речь идет о существах любой расы, любого возраста и любой профессии. Кроме волшебников. С ними ситуация другая, ибо они существуют для того, чтобы править. Чем – это зависит от способностей и амбиций. Скажем, деревенский колдун заправляет в округе, придворный маг – в королевстве, Черный Властелин – в мире… Э-э, извините. Для точности заменим последнее тире на «хотел бы», но сути это не меняет. Править – призвание волшебников, их работа (а совсем не только «строить козни и врать», как недавно утверждала Фин), этому их учат в первую очередь и об этом они всегда помнят. Допускаю, что в многообразии Вселенной могут найтись места, где данная аксиома не работает и волшебники приравниваются по социальному статусу к сапожникам и плотникам, на которых можно и начхать, но лично мне об этом ничего не известно. А у нас волшебники рулят. Все они смотрят на мир как на большой пирог, который нужно разрезать, и вопрос различия заключается лишь в том, как подойти к делу – вдоль или поперек. В смысле, тоталитарно или демократически… Если ваш скептицизм еще не окончательно развеялся, то самое время спросить: а как же похренисты? Уж не те ли это ренегаты, которые заявляют, что все мирское их не волнует и ничем править они не собираются? Ну да, частенько они именно так и говорят. И, возможно, их желание действительно таково. На деле же они принимают не менее активное участие в разрезании пирога, но режут, как попало, – по хрен им последствия… Ладно, к этому еще вернусь, а пока несколько слов о двух более распространенных типах.

Итак, волшебники-диктаторы. Они же тираны, деспоты и самодержцы (самодуры сюда тоже годится). Поскольку Черный Властелин самый что ни на есть классический представитель данной категории, то я ответственно могу заявить следующее.

Глубоко ошибочным является расхожее суждение, будто все диктаторы одержимы манией величия, желанием, чтобы окружающие пресмыкались перед ними, идеями шовинизма или расового геноцида и прочая. Нет, конечно, они могут быть одержимы. Хоть всем сразу, хоть чем-то в отдельности, пожалуйста. Просто это совершенно не обязательно.

Столь же ошибочным я полагаю и разграничение по степени жестокости пенитенциарной системы. Проще говоря, если один волшебник сразу превращает провинившегося (или неугодного) в жабу, а другой сперва дает шанс исправиться, то на первого ставят клеймо необузданного тирана, а второго превозносят как образец справедливости. Чушь. Знавал я многих диктаторов (сам, правда, к их числу не отношусь), которые вообще не стремились никого наказывать. Так только, по крайней необходимости…

А вот что действительно объединяет волшебников-диктаторов и, собственно, делает их таковыми, так это непоколебимая уверенность в своей компетентности. Такой волшебник – конечная инстанция в решении любых вопросов, он искренне полагает, что кроме него никто мыслить не может, а если вдруг кто и может, то все равно не так хорошо, логично, тонко, хитро, коварно и т. д. Порочность данного подхода очевидна – если таким образом думает n волшебников, то n-1 уже неправы по определению. На прикладном уровне (в жизни то бишь) это тоже подтверждается. Большинство диктаторов вне зависимости от того, насколько высоко им удалось забраться, плохо заканчивают, и даже те, кому не указали на несостоятельность при жизни, могут быть абсолютно уверены: стоит им исчезнуть, как все их труды рассыплются в прах. Потому что придут новые, с новыми гениальными идеями, как все переделать, предварительно разрушив до основания и глубже…

Все это достаточно печально само по себе, а ведь есть еще и главная беда диктаторов. Если паче чаяния в своих размышлениях о судьбах мира они доходят до высказанных только что мыслей, то им остается застрелиться из кривого ружья. Но изменить-то уж ничего нельзя – раз решив, что ты над всеми, принять обратное невозможно. Точнее, можно на словах, а в глубине души и на уровне действий все будет по-прежнему. Перефразируя известное изречение, рожденный глаголить внемлить не может.

Соответственно, волшебники-демократы в противоположность диктаторам внемлют. Не в прямом, конечно, демократическом смысле. Они не проводят референдумов среди народа и не подчиняются пресловутому мнению большинства; нет, до такого безобразия еще ни один волшебник не скатывался. Однако демократы зачастую доверяют принятие ключевых решений другим, и при этом совершенно не важно кому – убеленному сединами мудрецу или зеленому малолетке, которым, по их мнению, руководит Судьба (с очень большой буквы). Плюс к этому обычно такие волшебники внушают всем, что не считают себя вправе встревать в решение людьми их личных проблем, но это как раз типичный случай двойного стандарта. К примеру, если герой, которому суждено спасать мир, хочет в перерыве пройтись по бабам, то ему запрещают, потому как спасение мира – дело однозначно общественное и отвлекаться от него негоже. А вот если герой до полной потери памяти любит конкретно эту, а не какую-нибудь ту, то пожалуйста, имеет право – его дело, никто здесь не указ. И отлично, я тоже не против. Только, простите, разница в этих двух случаях в чем проявляется? С точки зрения мира, разумеется…

Или рассмотрим недавно описанный момент. Бьорн Скиталец, как закоренелый демократ, предоставляет некоторым возможность выбора. Пусть про себя он считает этих некоторых бесполезным балластом, пусть ему было бы куда удобнее обойтись одними героями (с этой бы оравой справиться!), но Скиталец не хочет посягать на свободу личности. Уважает права человека, понимаешь… И при этом, прошу заметить, если события пойдут куда-то не туда, а то и вовсе выйдут из-под контроля, то кто отвечать будет? Некая Элли? Или чуть менее некая Фин? Не смешите мои шнурочки…

Впрочем, это проблемы Бьорна. Я хотел отметить другое. Никому, в том числе и мне, не известно, как разворачивались бы дальнейшие приключения наших товарищей, если бы волшебник принимал решение сам. Но, как вы еще сможете убедиться, «бесполезному балласту» была уготована значительная роль в этом раунде схватки Добра со Злом вплоть до самого финала. И тогда скажите мне: действительно ли «идти или не идти» был личным вопросом несовершеннолетней дочери мельника из деревенского захолустья? Если да, воистину у личности нет горизонтов…

В общем, не знаю. Не могу объяснить, как вообще может работать столь противоречивая, путаная и ненадежная система управления. И уж тем более, как она может раз за разом оказываться эффективнее отрегулированного механизма диктатуры, даже со всеми присущими последней недостатками… Да, чего-то в жизни я не понимаю…

Ну ладно, напоследок о страшном: о волшебниках-похренистах. В принципе, это тихие, незаметные создания, которые веками сидят в своих башенках и двигают НВП (научно-волшебный прогресс). Они в самом деле не интересуются миром, и мир (если у него хватает ума) платит им тем же. Но эта идиллия никогда не длится вечно – рано или поздно любой похренист достигает в продвижении НВП рубежа, после которого радостно приносится в какой-нибудь высший совет волшебников и заявляет нечто вроде: «Господа, я тыщу лет хотел посмотреть, что находится внутри Земли, и вот сейчас придумал гениальный способ расколоть шарик точно по нулевому меридиану! Только мне надо несколько человек, чтобы аппаратуру поднесли, а остальным неплохо бы встать вдоль меридиана и смотреть, как бы линия разлома в сторону не ушла…»

И это, поверьте, еще не худший вариант. А если ему лень бежать будет и помощники не нужны?..