Откуда и что на флоте пошло
ModernLib.Net / История / Дыгало Виктор Ананьевич / Откуда и что на флоте пошло - Чтение
(стр. 19)
Автор:
|
Дыгало Виктор Ананьевич |
Жанр:
|
История |
-
Читать книгу полностью
(921 Кб)
- Скачать в формате fb2
(2,00 Мб)
- Скачать в формате doc
(358 Кб)
- Скачать в формате txt
(349 Кб)
- Скачать в формате html
(2,00 Мб)
- Страницы:
1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31
|
|
Даже когда появились сравнительно точные морские часы-хронометры, определение точной долготы оставалось делом весьма нелегким. Уже в XIX в., когда надо было с максимально возможной точностью определить долготу Пулковского меридиана (это было необходимо для нормальной работы вновь построенной обсерватории), точное время пришлось «везти» на судне из Гринвича. Для этого снарядили целую экспедицию. С кораблей русского флота собрали хронометры. Во всей России их оказалось меньше десятка. А когда с появлением телеграфа проверили принятую долготу Пулковской обсерватории, все-таки оказалось, что долгота была определена не совсем точно.
Но все это было много позже. А в начале XVIII в., при Петре I, ровно в полдень вся тройка песочных часов переворачивалась и, чтобы все на корабле знали об этом, раздавались особые удары в судовой колокол. С этого мига тщательно отмытый, просеянный и просушенный песок в «склянках» вновь начинал пересыпаться из верхних резервуаров в нижние. А матрос — «хранитель времени» настороженно караулил момент, когда опорожнится их верхний резервуар. Когда последние песчинки падали через узкое отверстие между колбами, он мгновенно переворачивал «склянки», и все начиналось сначала. Предельного внимания и бдительности требовала эта операция. Не каждому такую можно было доверить. Недаром в те времена во флоте бытовало выражение «сдать под склянку», что означало «сдать под надежную охрану».
Хлопотно и дорого было хранить время на корабле. Для этого приходилось содержать специальных людей. По петровскому указу, старшим над ними был «скляночный мастер», отвечавший за исправное обслуживание часов. Все эти люди не сидели без дела. Каждые полчаса нужно было переворачивать одни часы, каждый час — другие и каждые четыре часа — третьи. А чтобы все на корабле знали, что за ходом времени следят неусыпно и бдительно, точно проделывая все операции, экипаж оповещался звуковым сигналом — ударами в судовой колокол: «били склянку». Самих «склянок», разумеется, никто не бил. Наоборот, как зеницу ока берегли моряки свои хрупкие стеклянные часы, особенно в шторм. Зная суровый норов океана, они заранее найтовили (то есть прочно крепили) все предметы, которые могли сдвинуться с места и повредить их. Сами часы заботливо вставляли в специальные гнезда, обшитые мягким войлоком.
Колокол, в который «били склянки», был небольшой, сантиметров 26—50 высотой. Он появился на кораблях гораздо раньше «склянок». Считалось, что звон этих колоколов отпугивает злые силы, населявшие моря и океаны. Кроме того, уже на заре мореплавания кормчие поняли, что колокол им необходим для предупреждения столкновений с другими судами. Других средств оповещения о себе тогда не было. Тифонов и гудков еще не придумали, тусклый свет судовых фонарей, заправленных маслом, заметить было трудно даже в ясную ночь. Все время жечь факел не будешь, а колокол — он всегда готов к действию, и его звон трудно спутать с чем-либо другим. Он разносится далеко окрест и днем и ночью, да и звук его не вязнет даже в густом тумане. Неудивительно, что именно судовой колокол приспособили, чтобы «отбивать склянки».
В половине первого били один раз в одну сторону колокола. В час производился один двойной удар в обе стороны колокола, у мастеров «отбивать склянки» этот удар получался почти слитным. В половине второго производился один двойной удар и один одинарный, и так далее до конца вахты, прибавляя каждые полчаса по удару в одну сторону. В конце вахты отбивали четыре двойных удара — восемь «склянок», — и все начиналось сызнова. Наступала новая вахта. Заступить на нее, принять вахту одновременно с последним ударом четырехчасовой склянки во флоте всегда считалось признаком хорошего тона и высокой морской культуры. Это и понятно — время на кораблях всегда умели ценить и уважать!
Судовые колокола и сегодня имеются на каждом военном корабле, на всех судах торгового флота. Их отливают из специального «колокольного металла»: сплава меди, олова и цинка. От того, в какой пропорции они заложены в сплав, зависит «голос» колокола. В былые годы особо благозвучными получались колокола, если в сплав, из которого они отливались, добавляли серебро. В наше практичное время, конечно, обходятся без драгоценных металлов. Когда-то для каждого корабля отливали «персональные» колокола с выпуклыми буквами его названия и годом постройки. В наше время на нижней кромке колокола по окружности название корабля гравируется.
На кораблях с давних пор с почтением относились к колоколу. И сегодня, как и сотни лет назад, матросы до блеска начищают судовые колокола и другую, как говорят моряки, «медяшку», имея в виду разнообразные детали из меди. Если колокол содержится в порядке, ясно: флотскую службу на этом корабле несут исправно. Каждые полчаса вахтенный матрос берется за короткую снасть, прикрепленную к «языку» колокола — она называется «рында-булинь», — и отбивает «склянки». Услышав звон колокола, все члены экипажа безошибочно узнают, какое сейчас время и не пора ли им собираться на вахту. Наш Корабельный устав и сейчас сохранил команду: «Склянки бить!». Такова флотская традиция!
В наше время на кораблях имеются тифоны, гудки, ревуны, спикеры и мегафоны, во много раз усиливающие человеческий голос. Есть тут радио и другие средства оповещения судов, находящихся в опасной близости друг к другу. Но корабельный колокол и сегодня не потерял своего первоначального назначения. И когда где-нибудь, например в Английском канале (Ла-Манше), непроглядный туман внезапно упадет на море, на мостик выходит вахтенный офицер и подает команду: Ring the bell!
Между прочим, именно с этой фразы и пошло название, которым российские моряки «окрестили» судовой колокол.
Создавая регулярный флот, Петр I начал заимствовать термины и команды у иноязычных флотов, «занял» он и эту команду: Ring the bell! («Бить в колокол!»). Офицеры подавали эту команду по-английски, а матросы послушно ее выполняли, не задумываясь о значении слов, и очень скоро на свой лад переделали эту чужеземную команду. «Рынду бей!» — получилось у них по созвучию. Команда привилась во флоте. А так как бить можно кого-то или что-то, скоро и сам судовой колокол стали называть рындой. Строго говоря, это неверно. Во времена парусного флота рындой называли особый бой в судовой колокол. Ежедневно, когда солнце достигало зенита, на корабле трижды отбивали тройные удары, оповещая экипаж, что наступил истинный полдень. Этот троекратный колокольный звон и назывался рындой. Обычай «бить рынду» отжил свой век, и его название перешло к колоколу, который и сейчас иногда называют рындой.
Прослужив на флоте уже не одно столетие, судовой колокол и сейчас несет свою службу на военных и коммерческих кораблях.
Со временем необходимость отмечать время наступления полудня появилось и на берегу, и прежде всего в столице Российской империи — Санкт-Петербурге.
Долгое время считалось, что полуденный выстрел со стены Петропавловской крепости ввел Петр I, но это не так. Впервые эта мысль родилась уже после смерти Петра Великого. Идея сводилась к тому, чтобы дать жителям Санкт-Петербурга возможность точно ставить один раз в сутки стенные или карманные часы, а простому люду — знать, что наступил полдень.
Особенно остро такая необходимость возникла во второй половине XVIII столетия в связи с быстрым развитием торговли и мореплавания. Бой часов с колокольни собора св. Петра и Павла не достигал окраин разросшегося «града Петрова», южная граница которого проходила тогда по Фонтанке, а северная — по Большому проспекту Петроградской стороны. Профессор астрономии математик Жозеф Делиль, приехавший в Петербург из Парижа по приглашению самого Петра еще в 1724 г. и назначенный директором астрономической обсерватории, представил 22 декабря 1735 г. на очередном заседании Петербургской академии наук доклад о способе подачи громкого звукового сигнала.
Делиль предлагал производить выстрел с Адмиралтейства по сигналу из башни Кунсткамеры, где находилась тогдашняя астрономическая обсерватория и имелись «исправные меридианы и верные часы», но сей проект заволокитили — бюрократия в государстве Российском была всегда в силе. В XIX в. на Пулковских высотах выросли корпуса одной из крупнейших в мире Главной российской обсерватории, в обязанность которой вменялись и задачи практической астрономии, в том числе измерение времени.
В 1863 г. сигналы точного пулковского времени стали передаваться по проводам в центральную телеграфную контору, а оттуда на железнодорожные станции всей Российской империи. В конце 1864 г. к одной из пушек, что стояла на дворе Адмиралтейства, провели кабель от особых часов, находившихся на Центральном телеграфе, и 6 февраля 1865 г. сигнальная пушка впервые известила о наступлении полудня. Время было строго выверено по астрономическим часам Пулковской обсерватории. Полуденный выстрел с Адмиралтейского двора гремел ежедневно вплоть до 23 сентября 1873 г. Потом верфь здесь перестала существовать, и огневую позицию пришлось перенести на Нарышкинский бастион Петропавловской крепости. Там вестовая пушка вплоть до июля 1934 г. ровно в полдень ежедневно пробивала 12 часов дня.
Летели годы, обновлялись орудия на бастионе, одно поколение бомбардиров сменяло другое, но традиция эта сохранилась до сих пор.
Многие считают, что она существует только в городе на Неве, и глубоко заблуждаются. Во Владивостоке с вершины сопки Тигровой ровно в 12.00 по местному времени также гремит мирный выстрел. Впервые он прозвучал здесь 30 августа 1889 г. Традиция эта продолжалась вплоть до минувшей войны. Потом какое-то время пушка молчала. Восстановить ее было решено 10 октября 1970 г.
Кстати, жители и моряки крепости Кронштадт тоже раньше сверяли свои часы по выстрелу пушки, установленной на берегу гавани в Петровском парке.
Отбивать ежедневно полдень — традиция, доставшаяся нам в наследство от флота Российского. Ее нельзя забывать, ее следует свято чтить и помнить.
ВАХТЕ О ВАХТЕ
Среди многочисленных морских терминов нерусского происхождения есть один, очень тесно связанный со всей повседневной и боевой жизнью корабля, — вахта.
Это слово произошло, как уже говорилось, от немецкого Wacht — караул, стража. Вахта — это еще и особый вид дежурства на кораблях военно-морского и коммерческого флота, которое несется постоянно при нахождении корабля в море на ходу и при стоянке на якоре или у стенки (причала, пирса) на швартовах.
На ходу нормальная продолжительность вахты — четыре часа, но в зависимости от обстановки (например, высокие или очень низкие температуры) продолжительность вахты решением командира корабля может быть сокращена.
Смена, несущая вахту, называется вахтенной, а сменившаяся — подвахтенной.
При стоянке корабля на якоре (швартовах) личный состав назначается на суточную вахту и несет ее в три смены.
До конца XVII в. матросские сутки были разделены на восьмичасовые смены, что крайне утомляло и осложняло жизнь экипажа. Считается, что первым этот порядок изменил английский мореплаватель Джеймс Кук. Для несения вахтенной службы он разделил всю команду на две равные части и ввел четырехчасовые вахты. По расписанию первая вахта имела нечетные номера и работала во время аврала на правом борту судна, вторая вахта — на левом. При необходимости выполнять какой-либо сложный маневр, связанный, например, с уборкой или постановкой парусов, на палубу вызывалась подвахтенная смена.
Теперь становятся понятными команды, подаваемые в старые времена на парусных кораблях: «Первая (вторая) на вахту!», «Обе вахты на вахту!». Суточное время делилось так: четыре часа смены на палубе и столько же внизу, или, как говорили, на подвахте. Ночные вахты официально назывались: «первая» (с 20.00 до 24.00), «средняя» (с 00.00 до 04.00), «утренняя» (с 04.00 до 08.00). При таком распорядке получалось, что одна из смен ночью работала на палубе восемь часов, а вторая — только четыре. Однако и днем после дежурства матросы первой вахты не шли отдыхать, а до темноты работали со всеми. Это было весьма утомительно, и, чтобы как-то повысить работоспособность и дать отдых личному составу, придумали делить сутки не на шесть частей, а на семь. Для этого вахту с 16.00 до 20.00 разделили на две двухчасовые полувахты, благодаря чему каждую ночь часы смены сдвигались, и матросы не находились в одно и то же время на палубе. Англичане называли двухчасовые полувахты «вахтой с обрезанным хвостом».
Со временем в других флотах стали вводить английский порядок несения дежурства, а полувахты стали называть «хитрой вахтой». Однако система с полувахтами прижилась не везде: как говорится, «на каждом флоте свои порядки в почете». Так, у русских моряков дневная вахта длилась с 12.00 до 18.00, то есть шесть часов. За ней шла двухчасовая вахта до 20.00, и далее по четыре часа. Как видно, русский матрос мог только позавидовать равномерным английским вахтам. Однако со временем, учитывая опыт Северной войны, необходимость повышения бдительности при длительном пребывании кораблей в море и неотлучное нахождение личного состава на боевых постах, в Российском флоте вахту стали нести в три смены. Уже в Морском уставе Петра I, изданном в 1720 г., «главнейшим делом» командиров кораблей определялось расписать «всю команду на три равные части по вахтам, а вахты по парусам, орудиям и т. п.». В плаваниях нормальной продолжительностью дежурств считались четыре часа, но в зависимости от обстановки, климатических условий решением командира она могла меняться от двух до пяти часов.
За многовековую историю мореплавания для каждой вахты матросы разных стран придумали свои названия. Кроме тех, которые уже были упомянуты, существовали и другие. Многие из них забыты, но есть и такие, которые бытуют и по сей день.
При трехсменной вахте первая стояла днем с 08.00 до 12.00 и ночью с 20.00 до 24.00. Так как почти вся она проходила во время бодрствования, ее считали легкой и доверяли выполнение обязанностей молодым малоопытным морякам под контролем бывалых офицеров и старшин. Отсюда у наших моряков появилось название «детская вахта».
Особо трудной и тяжелой считалась вторая смена, она стояла днем с 12.00 до 16.00, ночью с 00.00 до 04.00. В дневное время морякам приходилось нести дежурство, когда все отдыхали после обеда. Эту вахту английские моряки с иронией именовали «послеобеденное стоячее лежание». Русские матросы ее тоже не жаловали, так как вахтенные лишились «адмиральского часа» — этого узаконенного еще Петром I обеденного перерыва, начинавшегося с раздачи водки (звучала команда «Свистать к вину и на обед») и заканчивавшегося послеобеденным часовым сном. Со временем водку давать перестали, но «адмиральский час» строго соблюдается и в наши дни. «Ночная вахта с 12 ночи до 4 утра считается самой скучной и несносной, потому что все судно после дневных трудов вкушает самый сладкий сон, а вахтенные принуждены проводить это время без сна, может быть, под дождем, подвергаясь то сильному холоду на севере, то удушливому зною в тропиках», — так писал офицер Максимов, участник кругосветного плавания на клипере «Стрелок». Это время дежурства англичане называли «вахтой склеивающихся глаз», а также «длинной» (она кажется длиннее других) или «кладбищенской» (тишина! страшно! опасно!). Немецкие, шведские, голландские матросы именовали ее «плоскостопой» (не присядешь, иначе заснешь). И почти во всех флотах мира и по сей день эта вахта называется «собачьей вахтой» (Dog wacht), или просто «собакой». Само название красноречиво говорит, что это за смена.
Название следующей вахты, с 04.00 до 08.00, имеет более благозвучное звучание — «Диана». Так в честь богини Луны из римской мифологии назвали ее итальянские моряки. Вторая половина этой вахты, с 16.00 до 20.00, когда-то называлась «английской собакой», но с введением трехсменной вахты она стала любимой и удобной для моряков. Отстоял матрос утреннюю половину, а впереди почти целый день свободный — можно успеть и отдохнуть, и личными делами заняться. Может быть, потому она и называется «королевской», или — проще — «хорошей вахтой». Кроме этих названий, на флотах бытовали и другие. Так, вахту, назначаемую в туман, для усиления бдительности называли «туманной». Сон шутники прозвали «конечной» вахтой. Названия или прозвища вахт появляются и исчезают в зависимости от условий работы и быта моряков. Может быть, когда-нибудь исчезнут и сами вахты, все дежурство будут нести электронные роботы. Но будем надеяться, что память о них останется на страницах истории мореплавания.
«СВИСТАТЬ ВСЕХ НАВЕРХ!»
Когда на судах основным движителем было весло, а число гребцов на самых больших из них исчислялось сотнями, возникла потребность добиться синхронности их работы, ритмичного темпа гребли. Только так можно было обеспечить необходимую скорость и маневренность тогдашних кораблей.
Нужный ритм в действиях гребцов обеспечивался звуковыми сигналами. Как правило, их подавали свистком, флейтой или гонгом. С появлением парусного флота роль звуковых сигналов, предваряющих команды, возросла еще более. Тогда-то и родилась дудка-свисток особого устройства для подачи сигналов на корабле. История сохранила бесспорный факт — еще в XIII в. дудка употреблялась крестоносцами для вызова команды корабля наверх при схватке с противником на абордаж.
В своей оде «Темпест» о дудке упоминает и Шекспир. Одно время она была символом должности и даже атрибутом высшей власти. Самый старший из английских адмиралов, лорд-адмирал, носил на шее золотую дудку на золотой цепи. Подобную же дудку, но только серебряную и на серебряной цепочке, носили адмиралы английских эскадр в бою.
Указом британского короля масса золотой дудки была определена равной одной унции (28,35 г), а цепочка по своей массе была эквивалентна золотому дукату, то есть 3,4 г. История военного флота Великобритании свидетельствует, что дудка в ее сегодняшнем виде была введена там как память о захвате в морском бою знаменитого шотландского пирата Эндрю Бартона, с шеи которого и была снята дудка. Ее взяли за образец и приняли в британском флоте, а до этого времени в употреблении были самые разнообразные свистки.
Существуют доказательства, что боцманская дудка, похожая на ту, что была изъята у Бартона, то есть плоский никелированный ящичек с полым шариком на конце, в который вставлялась слегка согнутая трубка, крепившаяся к никелированной цепочке, пришла в Россию во второй половине царствования Петра I.
Представим себе на минуту... Чудесная погода, характерная для тропиков, ровный упругий пассат и русский бриг, идущий вперед под всеми парусами...
Не занятые вахтой матросы занимаются обычными корабельными делами, а подвахтенные, как водится, отдыхают. Сигнальщик и вахтенный начальник внимательно осматривают слегка волнующийся океанский простор.
Вдруг вахтенный офицер, внимательно вглядываясь в лазурную даль, на мгновение замер — на самом горизонте появилось небольшое облако, быстро двигавшееся с севера в сторону корабля. Оно на глазах увеличивалось в размерах. Стало ясно — идет шквал. И тут же с мостика прозвучала команда: «Унтер-офицеры к люкам!». Они быстро заняли свои места у люков и, сжав боцманские дудки в ладонях, набрали в легкие побольше воздуха.
«Свистать всех наверх! Рифы брать!» — последовала очередная команда. Переливчатые трели дудок, прижатых к губам унтер-офицеров, зазвучали на палубе брига, и сразу же — новая команда: «Все наверх! Рифы брать!».
Прошли считанные минуты, и «взятые» рифы заметно уменьшили площадь парусов брига. Теперь уже кораблю не грозила опасность от внезапно налетевшего шквала.
Так использовались боцманские дудки на кораблях русского флота. И сейчас еще, когда хотят собрать личный состав, шутливо говорят: «Свистать всех наверх!».
Подавать сигналы дудкой — особое искусство. Для этого ее надо взять в ладонь правой руки, прижав шарик, а затем, полусогнув над ним пальцы, сильно подуть в трубку. От дутья и манипуляции пальцами над отверстием шарика дудка меняет тон свиста — от мягкого и глубокого до пронзительно резкого и высокого. Всего существует до 15 различных мелодий, которые трудно изобразить какими-либо нотными знаками. Мелодии эти, как и многие флотские традиции, передаются из поколения в поколение моряков показом и на слух.
В прежние годы младшим флотским чинам (унтер-офицерам, боцманматам и боцманам) дудку вручали в пожизненное владение. Она была как бы эмблемой их власти и получила название «боцманской».
В романе «Капитальный ремонт» Леонид Соболев писал: «Немыслим Российский военный корабль без дудки. Всякое приказание на корабле предваряется дудкой. Приказание, отданное вахтенным начальником или старшим офицером, птицей летит по кораблю, гонимое свистком дудок из люка в люк, из кубрика в кубрик, пока не отыщет тех или того, к кому оно относится. В матросе же выработан условный рефлекс: свист дудки заставляет его насторожиться и ждать приказания, которое сейчас будет произнесено... Немыслим Российский военный корабль без дудки. Ритмическим подсвистыванием ее дают темп тяге снастей: резким, нарастающим свистом ее — выгоняют сон из людей по утрам в подмогу горну, особыми переливами — соловьем — команду собирают к полуденной чарке вина, долгой замирающей трелью приветствуют поднимаемый и спускаемый кормовой флаг...».
Отданное приказание покрывалось свистом и трелью дудок, после чего младшие командиры повторяли («репетовали») слова командира громким и ясным голосом без изменений и дополнений.
Исстари и по сей день живет боцманская дудка на наших военных кораблях. 15 мая 1948 г. приказом № 64 Главнокомандующего Военно-Морскими Силами было введено в действие пособие «Сигналы на морской дудке». Документ причислял морскую дудку к средствам внутренней связи и определял 16 различных сигналов, подаваемых ею. Часть из них: «побудка», «передаточный», «на завтрак», «на обед», «на ужин», «большой сбор» («все наверх!»), «аврал», «вызов смены на вахту», «подвахтенные вниз!», «подъем (или спуск) флага» — предварялись командой, подаваемой голосом. Другие сигналы: «тали нажать!», «пошел (выбрать) тали!», «завернуть (лопарь, швартов)!», «травить (лопарь, швартов)!», «раздернуть!» — выполнялись без подачи команд голосом.
Для облегчения изучения и практического воспроизводства все сигналы изображаются графически, наподобие нотного письма, но при этом вместо пятилинейного используется трехлинейный «нотный стан». Все сигналы изображаются на трех горизонтальных линиях комбинацией условных обозначений: длинная черта — постоянный, непрерывный звук; ряд коротких тире — прерывистый звук; ряд маленьких кружков — трель. Звуки высокого тона нанесены выше средней линии, низкого — ниже ее, а знаки, изображенные наклонно от верхней и нижней частей этого своеобразного «нотного стана», означали затухающий и нарастающий по силе звук. Для определения продолжительности звука или паузы между звуками горизонтальные линии разделяются на равные отрезки вертикальными линиями. Это пособие во многом способствовало сохранению доброй флотской традиции — сопровождать подаваемые команды сигналом боцманской дудки. И очень жаль, что сегодня у нас на флоте нет подобного пособия. Конечно, теперь, когда с главного командного пункта во все уголки боевого корабля команды передаются мощными динамиками, боцманскую дудку трудно назвать «средством внутренней связи». Но ведь ею по-прежнему снабжается младший командный состав кораблей флота, находящийся при исполнении вахтенной либо дежурной службы на верхней палубе или в «низах». Другое дело, что теперь боцманская дудка не более чем простой аксессуар дежурно-вахтенной формы одежды, и все реже и реже можно услышать правильно поданный ею сигнал. Но что правду таить — вид дудки под вырезом матросской форменки рождает в сердце моряка чувство грусти по утраченным традициям.
И нынче можно видеть дудки на груди у ассистентов знаменосца и старшин, идущих в строю в первой шеренге.
И кажется, что милые сердцу всех моряков боцманские дудки никогда не уйдут из нашего флота.
ЧЕСТЬ МУНДИРА
В глубокой древности, до возникновения наемных армий, каждый мужчина, способный носить оружие, был воином и выходил на поля сражений или на боевых кораблях в море в том платье, которое носил постоянно. Однако необходимость даже издали отличать свои войска от неприятельских уже тогда привела к стремлению иметь одежду определенного цвета или по крайней мере отличительные знаки.
Начало форменной одежде войск было положено в древнегреческом городе-государстве (полисе) Спарте. Для своей военной одежды спартанцы ввели ношение коротких плащей красного цвета, чтобы кровь, текущая из ран, была менее заметна и не смущала малодушных.
В русской армии еще до петровских реформ одеяние воина считалось признаком его достоинства. Едва ли не первостепенной наградой была одежда. В 1469 г., например, устюжане за мужество, проявленное в сечах, получили от Ивана III триста сермяг и бараньих шуб, удобных для ратных походов.
Принято считать, что единообразный военный костюм, призванный различать иерархию военнослужащих и рода войск, появились в армиях Западной Европы уже в XVI в., а в России — с созданием первой постоянной армии — стрелецкого войска. В середине XVI — начале XVIII в. стрельцы одевались в мягкие суконные шапки, отороченные мехом (в бою заменялись шлемами), длиннополые кафтаны красного цвета, высокие сапоги и вооружались пищалями, бердышами и саблями для рукопашного боя.
Петр I, создавший регулярные армию и флот России, ввел для них и единообразное обмундирование. Русский морской костюм состоявший в основном из элементов голландской морской одежды, — широкополые шляпы, короткие штаны белого или зеленого цвета, чулки и однобортные куртки-бостроги из грубошерстной ткани серого или зеленого цвета — появился с созданием регулярного флота в 1696 г. Но это касалось только матросов и других нижних чинов. Однако официально введены эти первые предметы морской формы одежды были лишь 10 февраля 1706 г. Морские офицеры при Петре I строго регламентированного и утвержденного Адмиралтейств-коллегией мундира не имели. Офицерские кафтаны оставались самых различных расцветок и обшивались золотым галуном, причем узор придумывал сам владелец кафтана. Ширина галуна и его протяженность не ограничивались. Особенно роскошным были мундиры у адмиралов, украшавших свою одежду золотым канительным шитьем и мехом соболей, а шейные платки — бриллиантами. Первоначально на флоте единообразную форму одежды имели лишь офицеры и солдаты абордажных команд, то есть морские солдаты (так называли тогда морскую пехоту), у которых было обмундирование армейских полков. Интересно, что первым гвардейским полкам — Преображенскому и Семеновскому — единственным в русской армии был пожалован белый кант, сохранившийся в их форме на обшлагах рукавов и воротников мундиров на долгие годы.
Этот цвет служил для гвардейской пехоты памятью ее участия в первых морских операциях Петра.
Первоначально нижние чины нашего флота должны были сами заботиться о своей одежде, приобретая ее за деньги из получаемого жалованья, которое вследствие этого увеличивалось прибавкою 1 рубля на бостроги и на штаны. Неудовлетворительность такого способа обмундирования сказалась весьма скоро. Нижние чины, получив жалованье, одежды себе не приобретали, и многие из них, как было отмечено в 1705 г. в одном из приказов русского адмирала К. И. Крюйса, ходили в наготе. Для устранения этого нарушения Крюйс предлагал начальствующим лицам удерживать из жалованья нижних чинов деньги для покупки необходимого платья. В 1709 г. были установлены вычеты на мундир в размере 25 копеек с рубля получаемого жалованья, за которые нижним чинам выдавались «шапки, бостроги, штаны, чулки и чирики (башмаки)», а в декабре 1710 г. были определены количество и качество мундирных вещей и сроки их носки. Каждому матросу на два года полагалось: «по паре бострогов со штанами из парусного полотна (канифасных), по паре бострогов (из серых сукон) со штанами, по паре башмаков с пряжками, по паре чулок, по две рубахи с портами, по шапке или по шляпе, а служащим в морских батальонах (вероятно, сверх обыкновенной обмундировки. — В. Д.) полагалось еще на три года по кафтану и по камзолу со штанами».
Положение 1710 г. осталось без перемен до 1718 г., в котором последовало несколько частных изменений в количестве, качестве и сроках носки мундирных вещей. Однако по причине недостатка сумм случалось, что нижние чины не всегда исправно получали положенное им обмундирование. В значительно лучшем положении были «гребецкие команды царя и знатных особ», личному составу которых полагалось дополнительное обмундирование. Причем флагманам предоставлялось право выбирать цвет и форму карпучи (то есть шляпы) матросам по своему усмотрению: «кто как похочет». Царские (и знатных особ) гребцы отличались особенною щеголеватостью и изяществом костюма. Так, например, в 1722 г. царским гребцам раз в пять лет выдавалось «по бострогу зеленому, со штанами; по бострогу тиковому, со штанами; по карпучу зеленому, по колпачку бархатному черному с кистями золотыми, по три рубахи из макарьевского полотна, по две рубахи из голландского полотна, по одному бархатному галстуку, по три галстука кисейных, по одному парусиновому кафтану с подбоем серого сукна, по штанам парусиновым, по две пары башмаков, по две пары чулок (в том числе по одной гарусных красных, по другой шерстяных васильковых)».
В начале XVIII в. во многих армиях, в том числе в русской, появился термин мундир, который имел собирательный характер всего военного обмундирования и снаряжения, принадлежавшего офицеру или солдату. Существовало даже выражение построить мундир, означавшее приобретение вообще всей форменной одежды, оружия, амуниции и т. д. В конце XVIII в. этот термин уже определял лишь верхнюю одежду военнослужащего, причем стало общеупотребительным более широкое толкование термина «мундир» — как понятия, включавшего в себя особые требования морального кодекса военнослужащего, носившего мундир.
Трудно сказать, но, может быть, именно в этот период и возникло хорошо всем известное выражение «честь мундира», лучше сказать понятие, которое воплотило в себе этот моральный кодекс.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31
|
|