«КАЮТ-КОМПАНИЯ ПРОСИТ...»

Еще в начале XVIII в. на кораблях британского флота в кормовой их части, над ахтерлюком, где всегда хранились запасы провизии и вина, находилось большое помещение, в которое выходили двери офицерских кают. Оно называлось «вордроб», что в переводе с английского означает «платяной шкаф». В вордроб складывали ценные трофеи, захваченные на судах-призах. Когда трофеи отсутствовали, помещение служило офицерскому составу столовой. В конце XVIII в массовый захват призовых судов прекратился, и это помещение, переименованное в «вордрум» («кают-компанию»), стало местом общего столования офицеров. Под таким названием оно осталось во флоте и сегодня. Один из законодателей корабельных порядков британского «нэйви»[65], первый лорд адмиралтейства Джервис Джон, объявил кают-компании не просто помещениями столовых, а местом собрания офицеров.

На кораблях нашего военного флота кают-компания с общим столом появилась в середине XVIII столетия. До этого слуги офицеров, по большей части из числа собственных крепостных, как умели, готовили пищу своему барину, толкаясь и переругиваясь в тесном судовом камбузе, жалуясь друг на друга и ссоря своих господ. Кроме того, у офицеров побогаче и пища была получше, а это невольно раздражало менее состоятельных. Чтобы положить конец подобным отрицательным явлениям, и было повелено учредить на кораблях кают-компании.

К сожалению, мы очень мало знаем о полной опасностей службе и быте наших моряков в эпоху парусного флота. Наиболее ярко этот исторический период осветили русские писатели К. М. Станюкович, автор «Морских рассказов» и повести «Вокруг света на „Коршуне“, и И. А. Гончаров, создавший цикл путевых очерков „Фрегат «Паллада“. На этом фрегате была кают-компания, расположенная, как и велел старый морской обычай, в корме корабля.

В эпоху парусно-парового флота на судах всех типов — фрегатах, корветах, клиперах, а позже и на крейсерах — эти помещения, по существу, были однообразны и мало чем отличались от кают-компании парусника, на котором путешествовал И. А. Гончаров.

С появлением во второй половине XIX в. броненосных кораблей и возникшей при этом необходимостью с особой рациональностью сберегать каждый метр полезной площади, помещения кают-компаний во многом потеряли свой традиционный нарядный вид, а кое-где сменили и месторасположение — в первую очередь на легких крейсерах и эскадренных миноносцах.

В истории отечественного флота кают-компанией называлось также и сообщество офицеров-моряков одного корабля, которых сплачивали общие интересы, морские обычаи и традиции. Кают-компания, по сути, была коллективом единомышленников, посвятивших себя общей цели — защите Отечества. Этот взгляд на кают-компанию в какой-то мере отражен и в ныне действующем Корабельном уставе ВМФ, также рассматривающем ее как объединение офицеров, а не только как помещение для столовой. Кают-компания на корабле, указано в нашем уставе, «должна служить местом тесного общения офицеров и культурным центром, способствующим воспитанию офицеров, выработке единых взглядов на вопросы ведения морского боя, боевой подготовки и организации службы корабля».

Великие русские флотоводцы адмиралы Ф. Ф. Ушаков, М. П. Лазарев, П. С. Нахимов, С. О. Макаров, размышляя о роли корабельной кают-компании, придерживались общего взгляда: сплоченность и единство кают-компании — это наглядное выражение дисциплины флота в целом, а традиции и обычаи — ее фундамент. Подобный дух и царил всегда в кают-компаниях наших боевых кораблей, где взаимоотношения строились на глубоком уважении младших к старшим, преклонении перед их опытом и боевым мастерством.

По установившемуся морскому обычаю, офицеры в кают-компаниях рассаживались за столом строго по старшинству. Во главе стола был старший офицер, по правую руку от него — следующий по рангу офицер, по левую — старший инженер-механик. Затем шли старшие специалисты и далее, также по старшинству в воинских званиях, младшие специалисты, вахтенные начальники, вахтенные офицеры[66] и механики. Такое размещение создавало атмосферу уважительности и субординации, выделяло «старший» и «младший» (как тогда было принято говорить, «баковый») концы стола. Все это позволяло старшему офицеру чувствовать опору в застольных разговорах в лице старших специалистов. И ныне места в кают-компании столь же строго распределяет старший помощник командира.

Особой заботой старшего офицера, считавшегося, по флотским законам, хозяином корабельной кают-компании, было создание среди офицеров особого микроклимата, установление там, как когда-то говорили, Esprit de Corps (духа корпоративности). По мнению известных русских адмиралов, эта сплоченность во многом обеспечивала победу в любом бою, успешное решение самых трудных задач, поставленных перед кораблем.

Жизнь кают-компаний в эпоху парусного флота и вплоть до революции в основе своей покоилась на обычае видеть в начальнике начальника только на службе, а в кают-компании и вне службы он был только старшим товарищем. Старший офицер на палубе всегда «господин капитан 2-го ранга» или «господин старший лейтенант», внизу же — «Иван Иванович», «Иван Петрович», и считалось совершенно невозможным обращаться к нему иначе. Происходило это потому, что корабль для истинного моряка был домом, но домом, имеющим две половины, строго разграниченные морским обычаем, а именно палубу, где моряк всегда на службе, и кают-компанию, где он всегда дома. Это разграничение, присущее только флоту, обусловило и ряд неписанных правил жизни кают-компании. Так, например, считалось дурным тоном говорить за обеденным столом о службе, считалось бестактным делать выговоры и вообще все то, что не принято в хорошей семье. И только в случаях крайней необходимости старший офицер или даже старший в чине делал их в форме, диктовавшейся обстоятельствами. Чаще всего — традиционным способом, как, например: «А не поговорить ли нам лучше о пряниках» или «Заткните фонтан красноречия, мичман» и т. п., что обычно вызывало улыбки, и провинившийся без обид ставился на место. Очевидно, и в кают-компаниях современных кораблей нашего военно-морского флота должна быть создана атмосфера демократизма без плац-парадного обращения по воинскому званию или по должности и фамилии, должно возродиться уважительное обращение по имени и отчеству старших к вчерашним выпускникам и доверительное — молодых офицеров к своим наставникам. Это пробуждает обостренное чувство равной ответственности за корабль, за общее дело коллектива, понимание необходимости твоей службы для экипажа, стремление не уронить его честь. В этом корабельном центре общения каждый должен иметь право поговорить на любую тему, высказать свое мнение, услышать точку зрения командира, а командир в свою очередь сможет узнать, чем живут и что думают его подчиненные. Только в таких условиях на кораблях нашего флота будет витать дух товарищества, о котором неустанно заботились передовые адмиралы Российского флота как об основе победы в бою.

В современных условиях дух товарищества приобретает еще большее значение. И в формировании его главная роль отводится старшему помощнику командира корабля. Неспроста морской устав во все времена объявлял председателем кают-компании, ее хозяином старшего офицера. «Первенствующим лицом в кают-компании, — говорится в действующем ныне Корабельном уставе ВМФ, — является старший помощник командира корабля...». На должность старшего помощника командира корабля, его первого заместителя, хранителя и ревнителя морских традиций, должны назначаться офицеры с обязательным учетом черт характера и, если угодно, особой любви и преданности корабельной службе и флоту. Мудра старая морская поговорка: «Каков старший офицер, такова и кают-компания. Какова кают-компания, таков и корабль». Она не потеряла своего глубокого значения и сегодня. Ведь опытному глазу всегда видно, что боевые корабли независимо от их принадлежности к одному классу и типу все-таки в чем-то неодинаковы. Есть корабли поистине образцовые, есть просто нормальные, а случается, чего греха таить, повстречать и такие, на которых постоянно что-то не ладиться, которые всегда числятся в отстающих. Чаще всего — поверьте моему немалому опыту — это корабли, на которых старшие помощники — случайные люди, попавшие на эту высокую должность по причине просчета старших начальников.

В былые времена командир экипажа рассылал приглашения посетить корабль, которые всегда начинались словами: «Кают-компания крейсера „Минин“ просит...» или «Командир и кают-компания крейсера „Минин“ просят...».

И сегодня, как в давние годы, командир корабля, приглашая гостей, повторяет: «Кают-компания крейсера... просит...».

Считая одной из главных задач своей государственной политики создание сильного военного флота, Петр I вложил немало сил в подготовку грамотных и квалифицированных моряков, следил за тем, чтобы они были хорошо вооружены и экипированы всем необходимым. Но вместе с этим Петр I обращал большое внимание на то, чтобы офицеры армии и, особенно, флота были обучены «галантным манерам». Царский указ 1720 года (Петр I стал императором в 1721 году) предписывал флотским офицерам «красное вино пить из зеленых кубков, а белое — из светлых». Еще задолго до официального появления кают-компании на кораблях 1-го и 2-го ранга Российского флота имелись наборы отличной столовой и винной посуды, «дабы не ударить лицом в грязь, буде придется принимать иностранных гостей».

Составной частью этих наборов, изготовлявшихся бессчетными купеческими мануфактурами, были, естественно, стеклянные стаканы — малопрозрачные, темно-зеленого бутылочного тона, которые расписывались эмалевыми красками, и более дорогие, декорированные тонкой гравировкой прозрачные бесцветные кубки Императорского хрустального и стекольного завода. Вся эта посуда во время штормов билась в неимоверных количествах, ибо зафиксировать ее гладкие формы на столе было почти невозможно. Правда, помогла русская смекалка: моряки во время качки застилали столы мокрыми скатертями (это применяют и сейчас), однако круглые по форме стаканы и кубки скатывались со стола и бились даже в этом случае. От удручающих трат казну избавил один из мастеров Императорского стекольного завода, который изготовил первый в России граненый стакан. Апробацию новшества российский император произвел самолично, откушав из него полынной водки. Он нашел, что «стакан осанист и по руке в пору». От своих нынешних собратьев первый русский граненый стакан отличался большой вместимостью, толстыми стенками и зеленоватым оттенком. Возможно, это обстоятельство привело к тому, что в народе, несмотря на постоянное обновление разговорного языка, водка сохраняла за собой былинное название зелена вина — что ни налей в такой стакан, все в нем казалось зеленым. Но главным достоинством этого стакана была его высокая прочность: даже при падении со стола на палубу он очень редко разбивался.

За четыре последних года жизни Петра в России было произведено около 13 тысяч граненых стаканов, примерно столько же, сколько было отлито пушек. Однако с борта корабля этот сосуд сошел на сушу и начал свое триумфальное шествие по России лишь после открытия в 1756 году Гусевского хрустального завода, специализировавшегося на массовом, по тогдашним представлениям, производстве сортовой стеклянной посуды. С тех пор, меняя цвет, размер, форму и количество граней (оно колебалось от 8 до 20, неизменно оставаясь четным), граненый стакан стал столь же неотъемлемым символом нашей жизни, как и его традиционное содержимое. Насколько естественно и гармонично вписался этот сосуд в нашу жизнь! И в горе и в радости живет он вместе с нами, помогая отметить все самые важные события жизни — от рождения ребенка до последнего тоста за упокой души! Но главное — это то, что длительное время он оставался неотъемлемой составной частью посуды кают-компаний на кораблях (особенно на подводных лодках) советского Военно-Морского Флота.

...Время рыночных реформ вписало в историю русского граненого стакана печальные страницы. Он снят с производства. Все реже его можно увидеть на сервированном столе в кают-компании корабля российского флота. А жаль! Ведь несмотря на большой тоннаж современных надводных боевых кораблей и подводных лодок, в штормовом море по-прежнему качка беспощадно сбрасывает со стола кают-компании посуду, и в первую очередь, круглые тонкостенные стаканы. Так, может быть, есть смысл реабилитировать граненый стакан, одобренный самим Петром I, и восстановить одну из добрых традиций, непосредственно связанных с кают-компанией русского корабля?

ХОЗЯИН ВЕРХНЕЙ ПАЛУБЫ

Великий Гоголь когда-то писал: «...нет слова, которое было бы так замашисто, бойко, так вырывалось бы из-под самого сердца, так бы кипело и живо трепетало, как метко сказанное русское слово». Наиболее выразительно «русское слово» звучит в пословицах.

Богат пословицами и военно-морской флот. Сочиняют их о корабле, о командире, о боцмане, о рулевом, о лоцмане, о матросе... Но о боцмане пословиц, пожалуй, придумано больше, чем о любом другом корабельном специалисте. Вот лишь некоторые: «Каков боцман, таков и корабль»; «Нужда заставит, и боцман добрым станет»; «У плохого боцмана и хорошие снасти плохи»; «На боцманской дудке флот держится»; «Самый длинный конец на корабле — цепочка боцманской дудки: везде матроса найдет»; «Каков боцман, таковы и матросы»; «Если боцмана бросает в жар, значит, матросы работают с прохладцей».

Даже из этого неполного перечня вырисовывается круг обязанностей, да и некоторые черты характера, присущие человеку, находящемуся на этой должности.

Впервые на кораблях русского военного флота боцман появился при Петре I. Эта должность «пришла» к нам из голландского флота, где она так и именовалась: bootsman (от boot — лодка, судно, и man — человек). Морским уставом 1720 г. были определены обязанности боцмана, сводившиеся, в основном, к тому, что боцман смотрит над такелажею, канатами, галсами и хохотами и над протчею такелажею корабельною, чтобы, все было исправно. И еще ему предписывалось иметь в своем хранении якори, анкарь, штоки и буи. Должен приказывать спленсывать канаты и класть в удобном месте, встаскивать якори и привязывать к ним буйропы, довольной длины.

Шли годы, и обязанности боцмана усложнялись и возрастали по объему. В Морском уставе 1872 г. было указано: «Боцманы, по своему служебному положению, имеют старшинство перед всеми чинами унтер-офицерского звания, как строевыми, так и нестроевыми, на корабле. Боцман должен знать имена унтер-офицеров и матросов; их способности в морском деле, наблюдать за их поведением и подавать собою пример точного исполнения всех служебных обязанностей».

А обязанностей этих стало много. Боцман был ...обязан знать в точности: производство всех такелажных работ, правила подъема тяжестей, постановку рангоута, уборку якорей, все касающееся до вооружения корабля, компас, управление рулем и парусами, производство артиллерийских учений, все постановления устава об обязанностях нижних чинов на корабле, порядок исполнения всех корабельных расписаний. Этим же Морским уставом определялось, что боцман должен находиться при производстве всех важнейших работ, случающихся на корабле. В продолжение всей кампании боцман каждое утро осматривает рангоут и оснастку и о состоянии их рапортует к восьми часам утра вахтенному начальнику. Он повторяет этот осмотр после каждого крепкого ветра или сильного шквала и после того, как корабль нес усиленные паруса.

Уже в ту далекую пору боцмана образно называли хозяином верхней палубы. И по сей день сохранилось во флоте это крылатое выражение. Занимавший на корабле промежуточное положение между матросами и офицерами, боцман был в экипаже незаменимой фигурой — от него зависели и дисциплина, и обучение новичков, и эффективность действий команды при управлении парусами в бою и походе. На российских кораблях дисциплина была строгой, и боцман, случалось, орудовал не только цепочкой, на которой с его шеи свисала дудка, но и могучим кулаком. Вспомним хотя бы боцмана Щукина, Нилыча, как называли его старые матросы, красочно изображенного русским писателем-маринистом К. М. Станюковичем в рассказе «Матросский линч». Один его облик вселял в молодых матросов страх: «...коренастый, приземистый, пучеглазый человек лет пятидесяти, с кривыми ногами, обветрившимся красным лицом цвета грязной моркови и с осипшим от ругани и пьянства голосом». Был он большим мастером в ругательном жанре и неистощим в «вариациях» с перебором всего бегучего и стоячего такелажа, которыми он услаждал слушателей во время приборки на клипере. Нилыч часто давал волю рукам, зная, что молодые матросы побоятся жаловаться на него. И действительно, на вопрос старшего офицера о происхождении синяка под глазом молодой матрос Ефимка, вытянувшись в струну, застенчиво отвечал: «Зашибся, ваше благородие!».

Боцманы, подобные Щукину, были, разумеется, не только мастерами виртуозного сквернословия и любителями распускать руки. Они в совершенстве знали службу, содержали российские военные корабли в изумительной чистоте и исправности и потому устраивали командира и офицеров, которые на многое закрывали глаза. Вместе с закатом эпохи парусного флота исчезли с кораблей и боцманы вроде Нилыча. Шло время, менялся флот, вступали в строй новые корабли, на их палубы поднимались новые команды. Но и сегодня боцман, как и встарь, по нескольку раз в сутки обходит родной корабль: «Все в порядке на палубе?». Ничто не укрывается от его «всевидящего ока», зорко смотрит он за тем, «чтоб все было исправно».

МОРСКОЙ ПОРЯДОК

Если люди хотят подчеркнуть образцовую чистоту, высокую организованность, с их языка невольно срывается привычное выражение «Морской порядок!». Оно неразрывно связано с жизнью на корабле. Во все времена у всех народов моряки славились своей щепетильной аккуратностью — необходимым качеством для людей, проводящих полжизни на корабле — в тесноте кубриков, кают и служебных помещений.

В Англии корабль относят к женскому роду и слово ship — корабль, заменяется местоимением she — она. Как знать, быть может, этот языковой феномен произошел потому, что корабль исстари любит постоянно содержать себя в чистоте.

В соответствии с распорядком дня перед подъемом Военно-морского флага, перед обедом, ужином и вечерней проверкой для поддержания образцовой чистоты и порядка каждый экипаж производит так называемые малые приборки: удаляет воду или снег с верхней палубы, снимает пыль и влагу с механизмов, приборов и устройств, вентилирует помещения, моет загрязненные участки, подметает кубрики, каюты и палубы, выносит мусор, чистит и смазывает металлические предметы вооружения корабля.

Раз в неделю, в субботу, сразу же после завтрака экипаж производит большую приборку. Малые приборки, как правило, сухие, а большая — обязательно мокрая. Если в первом случае пыль и грязь просто вытирают, то во втором — смывают водой с мылом, во внутренних помещениях даже горячей. Большая приборка занимает гораздо больше времени, чем малая. После большой приборки весь корабль блестит и сверкает не только палубой, медью, краской, но и матросскими белоснежными форменками и гладко выбритыми щеками. Вот это и есть истинный морской порядок, традиционно поддерживаемый со времен основания регулярного Российского флота на всех кораблях нашей страны.

Многие выдающиеся русские флотоводцы требовали чистоты и аккуратности на кораблях наравне с искусством мореплавания. В первом русском Морском уставе, 1720 г., поддержанию чистоты на кораблях было уделено большое внимание. «Корабль, — указано в этом уставе, — надлежит чистить и мыть и открывать окна, и о том смотреть караульным офицерам. Корабли надлежит чистить и мыть по вся дни и между палубами открывать окна так часто, как время позволит. Снаружи и поутру, и ввечеру корабль должен обметен и вымыт быть. Во время стояния на якоре также места, где бараны, птицы и протчая живность, надлежит чистить всякий день дважды при боцмане или другом караульном унтер-офицере и всего надлежит смотреть над ними караульным офицерам под вычетом жалованья за каждое преступление».

Адмирал Михаил Петрович Лазарев — русский флотоводец, мореплаватель и исследователь — в составленной им в 1829 г. «Инструкции вахтенным начальникам» большое внимание уделял поддержанию постоянного порядка и чистоты на кораблях эскадры Балтийского флота, находящейся в Средиземном море: «В поддержание вахты своей, ежели в порте, предписывается господину вахтенному лейтенанту наблюдать, чтобы верхняя палуба была как можно чиста и на рострах все порядочно уложено... снасти были бы все вытянуты, порядочно закреплены и уложены; вымпел и флюгарка всегда бы были оправлены, и флаг поднят до места... медь на шканцах, кофель-нагели и другие железные вещи вычищены; гальюн всегда скачен и чист; швабры вымыты и развешены по сделанным для того леерам, за бортом или с марсов и салингов никаких снастей бы не висело, равно как и каболок на выбленках и других снастях; как руслени (площадки по борту парусных судов. — В. Д.), так и весь корабль обметаем через каждые 4 часа». Далее в «Инструкции» были подробно описаны обязанности вахтенного начальника на якоре и на ходу по поддержанию корабля «в должном порядке».

Флотоводец и ученый, вице-адмирал Степан Осипович Макаров любил говорить, что корабль — это дом моряка, а дом всегда должен содержаться в чистоте ...ибо в этом показатель его боеготовности. И моряки свято выполняли эту заповедь. Безупречная чистота на русских военных кораблях постоянно поддерживалась даже в самых сложных условиях плавания.

Привычка поддерживать образцовые чистоту и порядок настолько прочно вошла в сознание матросов, что даже после бунта на броненосце «Князь Потемкин Таврический» состояние корабля не изменилось в худшую сторону. Впоследствии начальник порта Констанца капитан Негру, побывавший на борту броненосца, рассказал журналистам, что матросы «Потемкина» были предупредительно вежливы, встретили и проводили прибывших с надлежащими почестями, что корабль чист и опрятен, а внешний вид матросов отменный.

Командир русского стационера[67], военного транспорта «Псезуапе», стоявшего в Констанце, также посетивший «Потемкин», докладывал главному командиру Черноморского флота вице-адмиралу Г. П. Чухнину: «...на корабле я застал полный порядок и соблюдение всех установленных ритуалов. Я был поражен морской культурой, особенно когда в связи с засвежевшей погодой мою шлюпку доставили в порт на буксире парового катера броненосца...».

Современные военные моряки, традиционно поддерживая свой корабль в образцовой чистоте, тем самым выражают свою любовь к нему. Каждый флотский офицер заботится, чтобы его корабль выглядел лучше и наряднее других кораблей соединения. Вот почему в офицере-моряке с годами вырабатывается привычка, подходя к своему кораблю, окинуть борта и надстройки пытливым взглядом. Не свешивается ли с борта какая-нибудь снасть, как стоит часовой у кормового флага, не запуталось ли его полотнище вокруг флагштока? Раз в сутки на катере или шлюпке старший помощник командира и боцман обязательно обойдут корабль, стоящий на рейде или у пирса. Регулярно осматривает все жилые и служебные помещения командир корабля — главный ревнитель морского порядка. Так уж повелось во флоте!

Выдающийся русский ученый-кораблестроитель академик Алексей Николаевич Крылов говорил: «Корабль должен быть грозным для противника, но красивым по архитектуре и удобным для жизни экипажа».

Корабли нашего флота всегда выгодно отличались от военных кораблей других стран не только традиционной чистотой. Прежде всего это красота пропорций и форм, выраженных в соотношении длины к ширине, круто скошенных форштевнях, изящных обводах корпусов, гармонии надстроек, мачт, рационально размещенного оружия. Стремление отечественных кораблестроителей придать красоту каждому военному кораблю традиционно и связано с желанием привить военному моряку горячую любовь к своему морскому дому. Прекрасную архитектуру наших кораблей, чистоту и образцовый порядок, отличную выучку экипажей отмечает каждый, кто побывал на них во время деловых заходов или визитов в иностранные порты. Вспомним, как в один из июньских дней 1953 г. балтийский крейсер «Свердлов», покинув базу, взял курс на запад. Он шел в Портсмут для участия в международном военно-морском параде по случаю коронации британской королевы. К моменту подхода «Свердлова» к Спитхэдскому рейду там уже стояло около трехсот военных кораблей всех флотов мира.

Кому из военных моряков не знакомо чувство волнения и гордости за родной корабль, когда он на виду у экипажей других судов выполняет сложный маневр! А ведь здесь за входившим на рейд советским крейсером пристально наблюдали тысячи иностранных «морских волков», которые по действиям экипажа «Свердлова» станут судить о морской культуре и флотской выучке всех наших моряков.

Задача была непростой — предстояло поставить корабль на якоря способом фертоинг в строго назначенной ему точке. Выполнение этого маневра требует от личного состава большого умения, исключительной выучки и смекалки. Для постановки крейсера на якорь способом фертоинг в английском флоте отводится один час двадцать минут.

Но вот над притихшим рейдом раздается команда: «Отдать правый якорь!». Слышится характерный грохот вытравливаемой якорной цепи и всплеск за бортом — правый якорь отдан. Через небольшой промежуток времени отдан и левый якорь. На палубе никаких хождений, личный состав замер в строю. В настороженной тишине рейда звучат лишь четкие команды командира баковой команды да видно, как лихо работают матросы, уверенно выполняя команды. Вот уже якорные цепи расклепаны и их концы заведены в фертоинговую скобу. Прошло всего двадцать минут после отдачи правого якоря, как с мостика уже доносится команда: «Подвахтенные вниз!». Это значит, что постановка на якорь закончена.

Хозяева рейда, английские моряки, были просто поражены слаженностью и четкостью работы моряков «Свердлова». Тем более что до начала визита крейсера в английских газетах появились небылицы о низкой морской выучке русских моряков. Их успех был тем более поразителен, что все другие военные корабли затратили на это значительно больше времени, чем даже полагалось по британским нормативам. Шведский крейсер «Гета Лайен», прибывший днем раньше, к моменту прихода «Свердлова» на Спитхэдский рейд все еще никак не мог встать на отведенное ему место. Французскому крейсеру «Монкальм» на заводку фертоинговой скобы понадобилось около двух часов, а американскому крейсеру «Балтимора», вставшему на якорь, через несколько минут пришлось его выбирать, так как он проскочил отведенное ему место. При втором заходе на «Балтиморе» свыше двух часов слышалось громыхание цепей — никак не могли американцы закончить эту сложную постановку на два якоря. Вот что писала о «Свердлове» пресса: «Бросается в глаза прекрасный внешний вид крейсера, его превосходная покраска. Белые обвесы придают советскому кораблю особую нарядность. Не будет преувеличением сказать, что он лучший корабль на Спитхэдском рейде. Но более всего импонирует всем личный состав „Свердлова“. На корабле все безупречно одеты и, главное, вежливы. В общем, царит морской порядок!».