Некогда. Спешим в Центробалт. Там, в тихом серебристом заливе, нагнав пары, ждут сигнала, на штурм капитала те, кто вчера так доблестно защищал подступы к революционному Петрограду, кто приходил с позиций весь израненный и кто сегодня, наскоро залечив свои раны, ринется в новый, кровавый, но последний и решительный бой.
      Медленно, выравниваясь в кильватерную колонну, один за другим мимо "Полярной Звезды" Центробалта проходят миноносцы. Их стеньги украшены красными стягами с надписью: "Вся власть Советам". Команда на миноносцах и остающихся кораблях стоит во фронт. Оркестры музыки и громовые раскаты "ура" провожают уходящих в Петроград на. борьбу. Брунс-парк, залитый утренним солнцем, заполнен народом. Тысячи ликующих взоров рабочих и недоумевающие взгляды обывателей провожают уходящих. Миноносцы, миновав Гельсингфорсские ворота, прибавили ход, оставляя позади разрез пенистых волн тихого моря. Кажется, с быстротой молнии промчались они вперед. Их не остановят теперь подводные лодки и не преградят путь к Петрограду. Они спешат, стараются не опоздать. Долго еще оставались неподвижными на палубах кораблей провожавшие моряки. На их немного омраченных лицах вопрос: "А мы? Так и не будем участвовать в Петроградском перевороте?" С "Республики" и "Петропавловска" беспрерывно звонят по телефону и спрашивают:
      - А мы разве не пойдем в Петроград?
      - У нас все готово. Мы ждем приказания.
      Стараюсь успокоить:
      - Вы - резерв. Потребуетесь, и вас пошлем. Пока будьте на страже.
      На борту "Полярной Звезды" стоят командующий флотом адмирал Развозов и флаг-механик Винтер. Обращаюсь к ним:
      - Ну, что? Теперь поверите?
      - Да, это чудо. Совершается невозможное. При таком рвении и силе желания за вами обеспечен успех. В таких условиях приятно и служить.
      В 14 часов 25 октября получена следующая телеграмма - приказ действующим армиям: "Солдаты фронта! Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов взял в свои руки власть и немедленно же предложил перемирие всем воюющим народам и передал землю крестьянам. В ответ на это Керенский, заклятый враг народа, двинул корниловские части войск, казаков и артиллерию против революционного Петрограда. Сейчас контрреволюционные отряды находятся по линии Гатчина и Царское Село. Гарнизон и рабочие столицы напрягли все силы для того, чтобы отразить и беспощадно раздавить контрреволюционных заговорщиков. Борьба идет из-за того - быть ли войне или миру, быть земля помещичьей или крестьянской, владычествовать богачам и генералам или беднякам и солдатам. Борьба будет беспощадная. Солдаты и рабочие знают закон - погибнуть или победить. Именем революции и новой народной власти мы повелеваем вам, солдаты фронта, поддержать ваших братьев в Петрограде. Не нарушая фронта, двинуть немедленно на помощь столице верные и стойкие полки при артиллерии, дабы они ударили в тыл врагу. Зорко следите за тем, чтобы контрреволюционеры не получили больше с фронта ни одного солдата, пытайтесь задерживать силой, разоружать. Если вам попытаются помешать, сметите все препятствия. На 5-ю и 12-ю армии как ближайшие ложится долг в первую очередь подойти на помощь Петрограду, народу и революции.
      Именем Всероссийского съезда Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов - Военно-революционный комитет".
      Телеграмма немедленно была передана на все корабли и во все базы флота, а также 5-й и 12-й армиям.
      В 16 часов была получена вторая телеграмма следующего содержания: "Всем. Генеральный штаб сдался, и вся власть принадлежит Совету рабочих и солдатских депутатов".
      В 20 часов у аппарата товарищ Баранов Алексей:
      - Правительство Керенского свергнуто. Петропавловская крепость в наших руках... "Аврора." ведет себя геройски. До сих пор из Гельсингфорса нет поддержки. Ленин избран главой правительства. Состав военной коллегии: Антонов-Овсеенко, Крыленко и ты. Ты должен немедленно выехать в Петроград.
      - Товарищ Баранов, - отвечаю, - все это великолепно, но выехать не могу. Считаю совершенно неправильным в данный момент отрывать меня от флота. В Петрограде вас много. Когда будете уверены в успехе и больше от флота не потребуется поддержки, тогда и выеду. Поддержка вам выслана и с минуты на минуту должна прибыть.
      На следующий день товарищ Баранов вызывает к аппарату и передает распоряжение Антонова-Овсеенко о высылке еще подкрепления и артиллерии и снова требует меня в Петроград.
      Около 23 часов 26-го снова вызывают к прямому проводу из Петрограда. Подхожу к аппарату. У аппарата товарищ Ховрин:
      - В Петрограде, помимо съезда, образовался "комитет спасения родины и революции"{20}, в состав которого вошло большинство оборонцев, представителей городской управы, меньшевики и эсеры, ушедшие со съезда, и представители Центрофлота, за исключением меньшинства его членов. Я говорил с Крыленко частным образом - есть идея распустить его, организовав из членов съезда временный морской революционный комитет, который завтра собирается. Арестованный Вердеревский находится в Петропавловской крепости; кроме того, имел разговор с Крыленко в Революционном комитете, который высказался, что есть намерение привлечь Вердеревского в министерство. Конструкция власти будет коллегиальная. В состав морской коллегии намечены кандидаты: Антонов-Овсеенко, Дыбенко и Крыленко. Ответь на эти вопросы.
      Дыбенко: Вошли в "комитет спасения" представители от Балтики? По флоту объявлено постановление - исполнять приказания только Центробалта, в оперативных делах - комфлота. Почему у аппарата стоят типы кадетского направления в виде Клименко, который не дает совершенно никаких сведений. Если у вас мало людей, верных революции, то мы пришлем от Балтики. Сообщи полностью, какие перемены. Пришли ли нами посланные миноносцы и эшелоны, отправленные из Гельсингфорса? Для них послана провизия шестьсот пудов. Наведи справку, если нужна провизия, пришлем еще. Миноносцы и эшелоны отправлены в распоряжение Петроградского революционного комитета. Команду Балтики, охраняющую Центрофлот, убрать.
      Ховрин: Часть членов Балтики вошла в "комитет спасения". Я назначен комиссаром в Морское министерство. Караул подчиняется только мне. С завтрашнего дня мы назначаем своих комиссаров. Посылать что-либо обождите, за исключением провианта. Все части войск, посланные вами, находятся в распоряжении Революционного комитета, в том числе и миноносцы. Положение везде до некоторой степени выясняется. Части войск, направленные против Петрограда, присоединяются к нам. Керенский утром двадцать пятого октября выехал из Петрограда в Гатчину, призывал войска идти на Петроград. Войска отказались. В Казани происходит сражение, то же и в Царицыне. Из других мест сообщений не имеем. Ответь на вопросы о Вердеревском в Центрофлоте.
      Дыбенко: Центрофлот объявить неправомочным, ввиду того что Балтийский флот лишил мандатов своих представителей, защищающих Керенского. Вердеревский под сомнением. Вопрос не обсуждался. Узнай, где Дмитриев 5-й. Требуется бригадный командир на крейсера. Из каких частей представители Балтики вошли в "комитет спасения?" Укажи фамилии; если сейчас не знаешь, то постарайся узнать. Финляндия объявлена на военном положении, ввиду того что буржуазная гвардия покушается произвести нападение на наши войска. Приняты все меры. Вместо Некрасова назначено два комиссара. Флот - в возбужденном настроении и рвется в бой на баррикады. Приходится сдерживать. Комиссары Временного правительства Онипко и Франкфурт устранены. "Народная Нива" за погромный призыв закрыта. Редактор арестован. Типография реквизируется для левых эсеров по соглашению с Центробалтом.
      Ховрин: О Вердеревском желательно решить вопрос в положительном смысле. Завтра предполагаем его освободить. Военная коллегия сегодня, может быть, будет утверждена съездом... В состав морской коллегии предполагается пригласить Вердеревского и других. Можешь ли ты, не принося ущерба делу, приехать в Петроград? Дмитриева 5-го адреса не знаю.
      Дыбенко: Намечены ли окончательно кандидаты в министерства?
      Ховрин: Главой правительства назначен Ленин. Об остальных пока ничего не знаю. Относительно Центрофлота вопрос наполовину решен.
      Дыбенко: Относительно Вердеревского обсудим на общем собрании и дадим ответ.
      Ховрин: Нельзя ли дать ответ к утру? Я буду утром на заседании Революционного комитета. Можете не поспать ночь, но дайте ответ.
      Дыбенко: Дадим ответ к семи утра.
      Ховрин: Можешь ли ты приехать?
      Дыбенко: Могу. Когда именно приехать?
      Ховрин: Я сообщу. Нет ли каких-либо вопросов?
      Дыбенко: Скажи, сколько убитых и раненых у дворца.
      Ховрин: Убито пять матросов и один солдат. Раненых много.
      Дыбенко: Сколько с другой стороны?
      Ховрин: Никого.
      Дыбенко: Сдался ли женский батальон?
      Ховрин: Все сдались. Каково будет решение Центробалта? Модест Иванов назначен членом морской коллегии, бригадный второй бригады крейсеров контр-адмирал Лесков...
      Дыбенко: После обсуждения в Центробалте дам ответ на все вопросы.
      Поздно ночью сформированные новые отряды с артиллерией направляются для погрузки. К рассвету погрузка закончена, и эшелоны направляются в Петроград.
      27 октября утром оставляю своим заместителем в Центробалте товарища Измайлова и выезжаю в Петроград. По пути обгоняю эшелоны с артиллерией, отрядами моряков и солдат. Настроение у всех бодрое, боевое. Все уверены в успехе.
      28 октября. Рано утром поезд останавливается у Финляндского вокзала. Вокзал охраняется красногвардейцами и моряками. Мои попытки найти извозчика оказались тщетными. Прилегающие к Финляндскому вокзалу, улицы пустынны. После долгих усилий, наконец, дозвонился по телефону в Центрофлот. Через полчаса в автомобиле еду в Смольный. На улицах встречаются отдельные группы вооруженных рабочих, солдат. У Смольного дежурят броневики, самокатчики, красногвардейцы, солдаты. У входа в Смольный часовые требуют пропуск. После долгих переговоров удается проникнуть в Смольный. По лестницам огромнейшего здания взад и вперед снует масса народа, идущих группами, о чем-то громко разговаривающих, спорящих, жестикулирующих. С трудом разыскиваю комнату, где помещается товарищ Подвойский. Захожу к нему.
      Подвойский: Вы приехали. Вот и хорошо. С вами прибыли отряды матросов? А артиллерия? Сколько? Миноносцы и броненосцы пришли? - Засыпает рядом вопросов.
      - Позвольте, товарищ Подвойский, броненосцев мы пока не посылали, их посылки от нас никто не требовал. Я считаю, что судов здесь в Петрограде имеется вполне достаточно. Три тысячи моряков уже прибыли и находятся в распоряжении Петроградского революционного комитета. В эшелонах еще следует до тысячи пятисот человек и две батареи. К вечеру они прибудут в Петроград.
      Подвойский: Но они нужны немедленно. Наши части оставили Гатчину. Керенский двигается с войсками с фронта на Царское и Петроград. Поезжайте сейчас же в Царское, узнайте, что там делается, и немедленно сообщите.
      По тону разговора с товарищем Подвойским было видно, что в Смольном нервничают; незнание, где и что творится, создавало ложное представление. Не было и не чувствовалось еще полной уверенности в благоприятном для нас исходе борьбы, особенно с подходом войск с фронта во главе с Керенским. Сколько именно прибыло с фронта войск и какие, никто не знал.
      Быстро закончив разговор с Подвойским, ухожу от него, чтобы отправиться в Царское. На лестнице Смольного встречаю Антонова-Овсеенко. Кратко обмениваемся несколькими словами, узнаю, что он едет на Пулковский участок. Решаем ехать пока что вместе. С большим трудом находим автомобиль.
      При посадке в автомобиль двое в штатском назойливо настаивают взять их с собой. По виду оба журналисты. Как впоследствии оказалось, один из них был Джон Рид, который написал знаменитую книгу "Десять дней, которые потрясли мир". Другому, бывшему с Джоном Ридом, Антонов-Овсеенко также разрешил ехать вместе.
      Только когда я сел в автомобиль, проведенные бессонные ночи, их нервная напряженная обстановка и усталость дали себя чувствовать. Наряду с усталостью давал себя чувствовать и голод. С момента отъезда из Гельсингфорса до 15 часов следующего дня во рту не было даже капли воды. Обращаюсь с просьбой к Антонову-Овсеенко - по дороге остановить автомобиль и купить что-либо поесть. К сожалению, ни у него, ни у меня не оказалось денег. Ехавший с нами незнакомец оказал услугу. Он оказался богаче нас и за свой счет купил колбасы и хлеба.
      При выезде за город, к нашему несчастью, сломался автомобиль. Какая неудача! Вылезши из поломанного автомобиля, мы оказались беспомощными и соображали, как двигаться дальше. Мимо нас проследовала саперная рота под командованием товарища Бакланова. Мы пытались найти телефон, дозвониться в Смольный, вызвать другой автомобиль. Наши попытки оказались тщетными.
      Вдруг, неожиданно для нас, с противоположной стороны мчится чей-то автомобиль. При подходе автомобиля к месту крушения нашего останавливаем его. В автомобиле довольно упитанный в роскошной шубе штатский господин. Спрашиваю:
      - Вы разрешите в вашем автомобиле доехать до Царского по срочным делам. Я запишу ваш адрес и по миновании надобности автомобиль возвращу. Через несколько минут будет исправлен наш автомобиль, и вы доедете в нем.
      Пассажир: Позвольте, я - итальянский консул, пользуюсь правом неприкосновенности.
      - Что же, дело революционное, спешное. Вам все же придется выйти из автомобиля.
      Несколько поморщившись, с явной злобой, господин медленно вытрясается из автомобиля. Едем дальше. По дороге в Царское тянется нескончаемая вереница, туда и обратно, отдельных групп вооруженных рабочих - зарождающаяся новая Красная гвардия - и отдельные группы солдат. Среди всей вереницы вооруженных не видно щеголевато одетых выхоленных офицеров. Кто среди них командир? Вряд ли кто сумел бы сразу ответить на этот вопрос. Они руководствовались сознанием своего долга: вооружаться и вести беспощадную вооруженную борьбу со своими вековыми врагами - с контрреволюцией.
      Шедшие взад и вперед отдельные вооруженные отряды не представляли ничего хоть сколько-нибудь похожего на правильно организованные войсковые части.
      Невольно закрадывалась мысль: неужели нет здесь, вблизи фронта, никакого управления, порядка? Как видно, все объяты желанием быть участниками этой развертывающейся гигантской борьбы. Но кто приказывает? Кто управляет ими? Кто отдает распоряжения, где и кому быть и что делать?
      Спешим в Пулково - туда, где, кажется, сразу будет раскрыта вся картина и где можно будет принять решение и указать, что делать.
      Взяв подъем, мы въехали в улицу, набитую вооруженными людьми. Серые низко плывшие над землей тучи полумраком окутывали эту вооруженную толпу. Сотни вооруженных, стоявших опершись на винтовку, воткнув штык в землю или прислонившись к забору дома, с появлением автомобиля ожили, встрепенулись. Их взоры устремились в сторону автомобиля. На лицах вопрос: что делать, куда идти, какие будут приказания?
      Автомобиль остановился возле группы вооруженных. Спрашиваю:
      - Что это?
      Сразу, как бы недоумевающе, отвечают несколько голосов:
      - Пулково.
      - Где штаб? Кто вами командует и где ваши командиры?
      Говорят: в конце улицы, по правой стороне, расположен штаб. Командиров у нас нет, но мы выбрали старшего.
      Медленно двигаемся по направлению, где должен находиться штаб.
      Тишина ничем не нарушалась. Не было слышно ни одного выстрела. Но почему? Может быть, все кончено? Может быть, царскосельские полки сдались и перешли на сторону Керенского?
      Подсевший на автомобиль красногвардеец, чтобы указать расположение штаба, как бы в ответ заявляет:
      - Керенский занял Царское, и мы отступили в Пулково, а теперь не знаем, что делать. Нужно ли оставаться здесь или идти в Петроград? Распоряжений мы ниоткуда не получаем.
      На краю Пулкова, в небольшой избе, расположен "штаб". В то время этот "штаб" казался штабом, в действительности же этот "штаб" состоял из бывшего полковника Вальдена, растерянно и беспомощно разводившего руками, упорно смотревшего на карту и недоуменно бормотавшего:
      - Разрешите доложить: у нас никого не осталось. Все разбегаются и на ночь уходят по домам. Гвардейские полки без сопротивления отступают от Царского. Есть сведения, что часть их сдалась и перешла на сторону Керенского. Задержать уходящих нет возможности.
      В дополнение к этому сообщению в "штаб" входит в военной форме, вооруженный револьвером и шашкой, очевидно, бывший офицер и докладывает:
      - Царское занято Керенским. В Царское прибыло множество казаков с артиллерией и бронепоездом. Части разбегаются, и Пулково остается беззащитным. Необходимо задержать бегущих, привести их в порядок и установить хотя бы на ночь охранение и наблюдение за Царским, пока не подойдут регулярные части.
      Беспомощность "штаба", его растерянность и полное непонимание, что в сущности творится крутом, вселяли тревогу. Этот несколько раз раненный в империалистическую войну полковник Вальден, имеющий боевые заслуги, очутившись, вероятно, помимо своей воли, в обстановке гражданской войны, совершенно растерялся и не знал, что делать с этими вооруженными толпами рабочих и солдат. Он привык и знал, как командовать ротой, может быть, батальоном и полком, он знал, как организовать оборону на участке своей части при наличии всех средств, нужных для обороны, и в первую очередь - при наличии средств связи, регулярных донесений о движении, намерениях и силах противника с учетом собственных сил, стоящих под ружьем, но он совершенно не понимал, что можно делать с этими вооруженными рабочими и солдатами, которые не имели командиров, не умели писать по-военному донесения. Как можно эту неорганизованную, но вооруженную толпу превратить в грозную силу, способную с величайшим энтузиазмом драться и умирать до последнего?
      Выслушав доклад полковника Вальдена и его адъютанта, выходим из избы, чтобы взять в свои руки эту вооруженную, по мнению адъютанта, бегущую "массу, задержать и организовать оборону Пулкова.
      Ровно через несколько секунд по выходе из избы со стороны Царского начался обстрел Пулкова артиллерией. Один из первых разорвавшихся в Пулкове снарядов разрушает наполовину избу, где лишь несколько минут тому назад помещался "штаб". Обстрел Пулкова действительно вселяет панику среди скопившихся на улице красногвардейцев. Уходившие от Царского отдельные группы солдат старались, не задерживаясь, проскользнуть в Петроград. Они рассказали, что Керенский, заняв Царское, предъявил им ультиматум - сдать оружие, но, получив отрицательный ответ, открыл по их казармам артиллерийский огонь, разрушил казармы и многих захватил в плен. Полк понес значительные потери, Царское наводнено казаками, которые жестоко расправляются с большевиками и им сочувствующими.
      С трудом удается задержать всех стремящихся уйти, разбить по группам, назначить старших в группах и добиться, чтобы они самовольно, без приказания "штаба", не оставляли позиций. Красногвардейцы, оставаясь в Пулкове, засыпают вопросами:
      - Что же матросы? Скоро ли придут на помощь?
      Стараюсь уверить, что матросы движутся на фронт, что с ними следует артиллерия. Окрыленные надеждой скорого подхода матросов к фронту, красногвардейцы постепенно по распоряжению полковника Вальдена стали занимать позиции на Пулковских высотах.
      Антонов-Овсеенко остается еще в Пулкове, чтобы руководить организацией его обороны, я же возвращаюсь в Петроград для доклада товарищу Подвойскому.
      Вечерние сумерки опустились над землей. Вдали, среди ночной мглы, мерцали огоньки Петрограда. Не было внешних признаков начавшейся во всех уголках необъятной России жестокой гражданской войны. Смолкли орудийные выстрелы, еще несколько минут тому назад доносившиеся от Царского, удваивавшиеся разрывами над Пулковом. Кругом царила тишина. Только изредка автомобиль, освещая своими фонарями дорогу, обгонял отдельных вооруженных, которые медленно плелись в Петроград. Но это было затишье перед бурей, перед жестокой вооруженной схваткой рабочих и революционных солдат с силами контрреволюции.
      Возможно ли без боя теперь сдать то, что нами уже захвачено? Разве флот не повторял изо дня в день: "Вся власть Советам?" Долой всякие компромиссы! Разве мы, посланные флотом в Петроград на борьбу с контрреволюцией, не дали клятвы вернуться на корабли только тогда, когда власть Советов будет закреплена, когда контрреволюция будет раздавлена? А там, в зале заседаний II съезда Советов, разве не идет самая жестокая, беспощадная борьба тех, кто идет вместе с рабочими, с бедняками-крестьянами и солдатами против обанкротившейся лжедемократии, предававшей в течение 7 месяцев интересы рабочих, крестьян и солдат, против буржуазии, против тех, кто требовал войны до победного конца, кто не решался отобрать землю у помещиков и передать ее крестьянам, а фабрики и заводы рабочим и, предложив немедленно приступить к заключению перемирия, приостановить эту кровопролитную бойню? Разве там в эти ночные сумерки затишье? - Нет. Там идет самая жестокая борьба с контрреволюцией, распыленной теперь по всему Петрограду, проникающей в рабочие, солдатские н матросские массы, стремясь "образумить" их, дезорганизовать их сплоченные ряды и повернуть Великую пролетарскую революцию вспять. Борьба только начинается. Первые победы должны всех окрылить, сплотить, организовать, чтобы с корнем вырвать и уничтожить контрреволюцию. Спешу скорее доложить, что творится на фронте, и двинуть на помощь красногвардейские и ма1росские отряды.
      У заставы автомобиль останавливает красногвардейский патруль. Проверив пропуск и сказав "можно", красногвардейцы снова облепили разожженный на улице костер.
      Значит Петроград не беззащитен. Выходы и входы в него охраняются верными часовыми-красногвардейцами. По дороге к Смольному красногвардейские патрули неоднократно останавливали автомобиль и проверяли пропуск. Наконец опять в кабинете товарища Подвойского.
      Докладываю. Он снова засыпает меня вопросами, делает сразу несколько распоряжений и предлагает немедленно взять артиллерию с Путиловского завода.
      - Помилуйте, товарищ Подвойский, ведь я один; есть ли там люди, и найдется ли конский состав, амуниция, чтобы взять артиллерию? Есть ли там прислуга для артиллерии?
      Подвойский, как бы не слыша моих возражений, отвечает:
      - Погрузить артиллерию на платформы, а из рабочих там же сформируйте прислугу.
      Выйдя из кабинета Подвойского, встречаю в соседней комнате Владимира Ильича. Он спокоен. На лице никогда не покидающая его ленинская улыбка.
      Увидев меня, спрашивает:
      - Ну, что, как дела на фронте?
      Сообщаю о положении и заявляю:
      - Я еду в Морской революционный комитет и сейчас двину матросские отряды, которые должны сегодня же прибыть из Гельсингфорса; в противном случае Керенский может быть в Петрограде.
      Владимир Ильич безмолвным кивком головы одобряет мое предложение.
      Ухожу. В течение ночи удается два отряда моряков двинуть к Пулкову. Прибывшая из Финляндии артиллерия, выгрузившись, к ночи 29 октября прибывает в Пулково.
      Весь день 30-го войска Керенского после занятия Царского оставались пассивными и тем самым дали возможность Военно-революционному комитету не только под Пулковом, но и под Красным, под Колпиноы сгруппировать отряды моряков и пехотные части.
      31 октября. Захват Керенским Царскосельской радиостанции дал ему возможность распространить ряд воззваний и приказов, призывавших войска "одуматься" и присоединиться к войскам, верным Временному правительству, для борьбы "с предателями-изменниками" большевиками. Кипы погромного характера воззваний к населению Петрограда и войскам, выпущенные за последние дни "комитетом спасения родины и революции", появились и в Пулковском отряде. Моряки со злобным хохотом и ненавистью уничтожали эти воззвания, сопровождая уничтожение руганью. Зато воззвания и приказы Военно-революционного комитета не только читались, но служили моральным ободрением, вселяя веру в окончательную победу над контрреволюцией.
      Боевое настроение Пулковского отряда было на высоте. С прибытием артиллерии на фронт моряки требовали немедленного перехода в наступление. Их требование усиливалось еще тем, что в связи с наступающими холодами моряки чувствовали себя недостаточно тепло одетыми; все моряки прибыли в ботинках и не имели теплого обмундирования. Они просто заявляли:
      - Какого черта стоять на месте, на позициях, поскорее всадить штык в спину Керенского - и дело с концом. Тогда можно и на корабли.
      Им казалось, что с разгромом Керенского будет покончено со всей контрреволюцией.
      В 9 часов войска Керенского возобновили обстрел Пулкова. После артиллерийской подготовки казаки перешли в наступление, пытаясь в конном строю атаковать защитников Пулкова. Первая атака казаков была отражена ружейным и пулеметным огнем. На месте боя осталось несколько убитых и раненых казаков. Через час казаки при поддержке незначительной части пехоты и артиллерийского огня батарей и бронепоезд? перешли вторично в наступление. Бой продолжался около часа. Вторая атака разбилась о стойкость моряков. Казаки на сей раз понесли более значительные потери. Моряки, ободренные первыми успехами, бросились преследовать отступающих и одновременно атаковали бронепоезд, стараясь отрезать его.
      Отступающие войска Керенского но оказали никакого сопротивления и поспешно отошли по направлению Гатчины. Мы заняли Царское.
      В 11 часов вечера в Царское из Гатчины без ведома Керенского и Краснова прибыла делегация от казаков в числе трех человек (один офицер и два казака) с предложением вступить с ними в переговоры. Офицер заявил, что если мы теперь же решим вести наступление, то казаки и юнкера окажут упорное сопротивление, кроме того, к Гатчине ожидается подход батальона ударников.
      Терять время было нельзя. Не ставя в известность Смольный и невзирая на протест моряков против того, чтобы я поехал один, решаю выехать для переговоров в Гатчину. Выезжаю с делегацией в час ночи, взяв с собой одного лишь матроса Трушина.
      Гатчина
      В час ночи 1 ноября в санитарном автомобиле, по грязной дороге, без освещения, пробираемся, к Гатчине. По пути ехавшие со мной офицер и два казака заявили, что они - против гражданской войны, что их ввели в заблуждение, рассказывая о жестокостях и зверствах большевиков. Их убеждали, что весь гарнизон Петрограда и население ждет их, казаков, как избавителей от нашествия большевиков. Но теперь они, лично побывав в Царском после занятия его большевиками, убедились, что здесь не шпионы немецкие, а матросы, солдаты и рабочие. Они пробили выступить на митинге перед всеми казаками, разъяснить им, что такое Советская власть, кто именно избран министрами и какая участь ждет казаков.
      По пути к Гатчине, как будто из-под земли, вырастают одна за другой казачьи заставы. После переговоров с казачьим офицером пропускают, удивленно посматривая, почему вместе с казаками едут матросы. Около 3 часов ночи подъезжаем к Гатчинскому дворцу. Прилегающая площадь слабо освещена. Автомобиль останавливается у ворот дворца. Выхожу из автомобиля.
      Навстречу выходит дежурный офицер и, обращаясь ко мне, спрашивает:
      - Вы кто?
      В эту минуту невольно мелькает мысль: "Предательство. Вместо переговоров с казаками. - ловушка". Отвечаю:
      - Я прибыл для переговоров с казаками.
      Дежурный офицер:
      - Я вынужден вас арестовать. Сдайте ваше оружие.
      - Оружие мое - револьвер. Его я не сдам. Если вы посылали делегацию для того, чтобы захватить одного из нас как заложника, то этим вы не достигнете цели. Знайте, мой арест вам дорого обойдется.
      Мой единственный спутник, матрос Трушин, выхватив револьвер, направил его на дежурного офицера. Он готов был дорого продать нашу жизнь.
      В этот момент группа казаков, постепенно окружавшая нас и следившая за разговором, потребовала от дежурного офицера немедленно освободить меня. Дежурный офицер упорствовал, заявляя:
      - Я должен арестовать и доложить генералу Краснову. Что он прикажет, то и будет сделано.
      Казаки стали между мной и дежурным офицером, заявляя:
      - Пусть большевики сами расскажут нам обо всем. Мы хотим знать, что делается в Петрограде.
      Тут же предложили следовать в казармы. Почувствовав себя как будто на воле, я обращаюсь к казакам с вопросом:
      - Керенский здесь?
      -Да.
      - Я требую, чтобы немедленно был приставлен к нему надлежащий караул. В случае его побега - вы отвечаете.
      Казачий офицер, приезжавший в числе делегатов в Царское, остался у дворца с целью усилить караул, охранявший Керенского. Как бы под конвоем казаков и охраной матроса Трушина прихожу в казачьи казармы. Полумрак. Казармы переполнены только что проснувшимися казаками. Неряшливо одетые в шинели, со сбитой на затылок папахой, с растрепанными длинными чубами и неумытыми лицами, казаки казались усталыми, разбитыми, безразличными. Многие, свесив головы, посматривали на нас со второго яруса нар. Среди казаков вперемежку - офицеры и юнкера, злобным взглядом осматривавшие с ног до головы пришельцев-матросов. Взобравшись на нары, говорю им о систематическом предательстве Временного правительства начиная с первых дней февральской революции и до последнего дня, когда Керенский вместе с русской и иностранной буржуазией пытался сдать немцам Петроград, чтобы задушить революцию; что Временное правительство, так же как и царское, не стремится добиться мира и прекратить братоубийственную бойню, спасти от разорения страну и передать землю крестьянам, а продолжает начатую царем войну, гонит на фронт все новые и новые десятки и сотни тысяч молодых солдат, не обеспечивая их ни вооружением, ни обмундированием, ни продовольствием; что наступающая зима грозит катастрофой на фронте. И, наоборот, Советская власть ставит перед собой задачу - немедленно добиться справедливого мира для всех, прекращения войны, передачи земли крестьянам, установления контроля над производством, отмены смертной казни на фронте. Советским правительством, избранным на Всероссийском съезде Советов и самим съездом Советов по всем этим вопросам изданы декреты. Предательское Временное правительство низложено. Весь гарнизон Петрограда, Балтийский флот, рабочие и ряд армий и городов поддерживают новое Советское правительство. Армии посылают на поддержку Советского правительства войска с фронта, и в первую очередь двинуты полки 12-й армии. Попытка Керенского снова захватить власть бессмысленна и давно обречена на неудачу. Его поход вызывает лишь лишние жертвы со стороны казаков. Керенский снова пытается вас, казаков, превратить в жандармов и тем самым возбудить против вас всеобщую народную ненависть и преследование. Злобно выкрикивают офицеры и юнкера: