– Коготь, все становится на свои места. Королева, обескураженная замороженной неподвижностью своего правительства и своей удаленностью от простого народа, вступи-;ла в союз с самостоятельной благотворительницей и теперь собственноручно ищет исцелять беды своих подданных! ^ благородный порыв, указывающий на возвышенность ее натуры, однако мы должны найти ее и убедить, что, восседая на троне, она сможет творить больше добра.

Макгрош задумчиво потер обросший подбородок. – Думается, это труда не составит, Кос. Школу, где умещаются десятки девчонок, от соседей не утаишь.

– Вот именно, Коготь. Так начнем наши розыски.

И к вечеру того же дня вдохновенные разнюхивания Макгроша увенчались успехом. Каупертуэйт сжал в руках Картонку с именем, фамилией и адресом поблизости от Кенсингтона:

Каупертуэйт поспешно выхватил из подставки для зонтиков у двери большую кленовую трость.

– В путь, Коготь, пока еще светло. Макгрош подозрительно уставился на трость.

– Просто тросточка для прогулки, Кос, или опять какая-то адская машина?

Каупертуэйт хихикнул.

– Боюсь, второе, Коготь. Смотрите! – Каупертуэйт отодвинул заслонку, и открылся крупнокалиберный патрон. – Спусковой крючок вот тут, в набалдашнике. Держу пари, даже образчик сверхчеловека вроде Ганпатти не сумеет так просто отмахнуться от подобного заряда.

– Авось сегодня мы не напоремся на энтого нехристя с полотенцами, наверченными на башку. А пока не тыкай этой своей тростью в беззащитного торговца, если он запросит пару лишних пенсов за свой товар, как у тебя в заводе.

Пара покинула особняк Каупертуэйта. На тротуаре они узрели знакомое лицо – щербато-улыбчивую физиономию Типтопафа, маленького уличного метельщика.

– Приветик, добрый сэр. Я видел, как ваш человек шастал по городу, ну и взял на себя смелость выследить его досюдова. Квартальчик очень даже и вроде бы без метельной конкуренции. Так что я тут и обоснуюсь.

– Божьи стигматы! Вы… вам нельзя устраивать биваку моих дверей. Это же все-таки Мейфэр, а не Ковент-Гарден. Что скажут соседи?

– Уж конечно, они останутся у вас в неоплатном долгу, сэр, что вы обеспечили помощь для сохранения обуви чистой.

Демонстрируя свою полезность, Типтопф выскочил на мостовую и принялся разметывать большую кучу накопившихся отбросов, посылая залпы навоза направо и налево, забрызгивая пешеходов, которые останавливались, чтобы поразмахивать кулаками и изрыгнуть бранные эпитеты.

– Прекратите, прекратите, достаточно! Послушайте, не возьмете ли вы эти деньги и не уйдете ли отсюда?

– Звиняюсь, сэр, только мне надобен твердый доход, так уж я порешил.

– Ну хорошо, хорошо. Дайте подумать… Вы имеете что-нибудь против того, чтобы жить в моей конюшне с Лошадьми?

– Лошади – это же мой хлеб с маслом, как говорится, сэр. Ничего против не имею.

– Отлично. Будете жить в конюшне и получать еду, а также еженедельное пособие при условии, что заниматься своей профессией вы будете где-нибудь в другом месте.

– Идет. С условием, что вашей чести мои услуги будут предоставляться немедля и безочередно.

Они закрепили сделку рукопожатием. Затем Каупертуэйт сказал:

– Я не могу долее медлить тут. Мы идем искать женщину.

– С этим я тоже могу поспособствовать.

– Нет-нет, мы обойдемся. А пока всего хорошего, Типтопф.

– Дозвольте мне немножко сопроводить вас, сэр.

Во главе с Типтопфом, вертевшимся с метлой, будто дервиш, Каупертуэйт и Макгрош направились в сторону Кенсингтона, расставшись со своим эскортом в окрестностях Гайд-парка, где слияние нескольких транспортных потоков обеспечивало его метлу плодотворной деятельностью.

Номер двенадцать по Ноттинг-Хилл-Гейт оказался внушительным зданием в раннем георгианском стиле с чисто вымытым крыльцом и накрахмаленными занавесками на окнах, не позволяющими заглядывать внутрь. Воспользовавшись дверным молотком в форме лабриса, ил и двойной критской секиры, Каупертуэйт возвестил о своем желании войти. Вскоре дверь полуотворила пожилая горничная – ровно на ширину короткой, но крепкой цепочки.

– Мужчинам посещения возбраняются, – сказала она и захлопнула дверь.

Каупертуэйт растерялся и слегка рассердился.

– Послушайте… – И он снова застучал. Дверь снова отворилась, на этот раз открыв толстый ствол большого старинного пистолета, целящегося ему в лоб.

Суровый, хорошо поставленный женский голос произнес:

– Быть может, вы не поняли слов моей горничной. Мы не разрешаем мужьям, отцам, братьям, дядьям, нанимателям или любовникам доступа сюда. Мы приняли вашу жену, дочь, сестру, племянницу, нанятую или любовницу в трагическом положении, каковое ваше присутствие только усилит и усугубит. Теперь вы удалитесь, или мне придется прострелить вам голову?

Гнев Каупертуэйта возобладал над страхом.

– Сударыня, я не знаком ни с кем из девиц или дам под вашей опекой, если только одна из них не окажется той, кого я ищу. Мое имя Космо Каупертуэйт, и я всего лишь хочу поговорить с вами о… э… пропавшей супруге одного моего друга.

Пистолет опустился.

– Вы сказали – Каупертуэйт?

– Да, так я именуюсь.

– Автор монографии «Половой диморфизм у иглокожих на примерах Asteroidea и Holothurioidea [8]?

– Он самый.

– Одну минуту.

Дверь захлопнулась, цепочка зазвякала, дверь широко распахнулась.

Открылась внушительная женская фигура. Облаченная в странный белый хлопчатобумажный балахон, завершавшийся на локтях и коленях, эта дама отличалась шестифутовым ростом, пышной грудью и очень большими кистями и ступнями. Полосатые фильдеперсовые чулки и практичные башмаки на низком каблуке довершали ее наряд. Волосы были загнаны под простой чепчик. Серые глаза излучали жгучий ум. Полные неподкрашенные губы изгибались в улыбке. Она покачивала опущенным пистолетом.

– Вы и ваш слуга можете войти, мистер Каупертуэйт. Но не забывайте, что вы здесь только потому, что я делаю вам одолжение, и вы можете быть вышвырнуты – или хуже того, – если заслужите это недостойным поведением.

Каупертуэйт был несколько смущен откровенным костюмом этой странной женщины, но попытался подстроиться к ее пренебрежению условностями.

– Сударыня, заверяю вас, вы имеете дело с двумя джентльменами высочайшей добропорядочности и общественного положения.

– Когда подумаешь о делах, ежедневно творящихся именем общества, это определение – не такая уж хорошая рекомендация. Но входите же, прошу вас.

Переступив порог, Каупертуэйт сказал:

– Полагаю, я имею честь говорить с владелицей этого введения?

– Разумеется. Я леди Оттолин Корнуолл, и это моя школа. Быть может, вам будет интересно взглянуть на нее в действии?

– Безусловно. Меня уже крайне заинтриговало то, что я услышал о ваших методах привлечения учениц.

– Отчаянные времена требуют отчаянных мер, мистер Каупертуэйт. Я не из тех, кто верит, будто пассивными сетованиями и бездеятельным сидением сложа руки можно чего-то достигнуть. Когда я вижу зло, я прилагаю все силы к его исправлению. В этом мире много зол, но я ограничиваюсь смягчением горького жребия женского пола. Я вложила все семейное состояние в это учебное заведение, предназначенное для помощи несчастным девушкам и девочкам всех слоев общества. Из трущоб Ламбета до гостиных моего собственного фешенебельного квартала я забираю поруганных и замученных и стараюсь привить им сознание того, чего они стоят на самом деле.

Леди Корнуолл уже привела их к закрытой двери, в которую теперь тихонько постучала, а затем открыла ее. Каупертуэйт увидел ряды парт, за которыми сидели девочки и девушки разного возраста, все одетые совершенно так же, как их директриса. Перед классом стояла учительница. Каупертуэйт впился в нее глазами, ища сходства с пропавшей королевой, но был разочарован.

– Тут вы видите часть учениц, делающих уроки. Латынь, греческий, французский, география и еще многие предметы, в особенности естественные науки. Для этих последних мы пользуемся некоторыми вашими монографиями, мистер Каупертуэйт.

Каупертуэйт был польщен и не знал, куда девать глаза от смущения.

– Я… это меня изумляет, леди Корнуолл. Мои монографии не предназначались для профанов… э… профанок.

– Нашим девочкам они вполне по плечу. Благодарю вас, мисс Фэрберн, можете продолжать.

Закрыв дверь класса, леди Корнуолл повела их дальше в обширный бальный зал. Он был полон всевозможных гимнастических приспособлений: гантели, скакалки, боксерские груши. Тючки сена с мишенями на них позволяли девочкам упражняться в стрельбе из лука, буде они того пожелают.

– Я не оставляю в небрежении и физическое развитие. моих подопечных. Восемь часов сна еженощно в наших хорошо проветриваемых дортуарах, обилие здоровой пищи и физических упражнений, а также разумная практичная одежда – никаких корсетов или стеснительной обуви – творят чудеса с их представлениями о самих себе.

Когда Макгрош увидел лук и стрелы, его лицо просияло.

– Прах меня побери! Я ни лука, ни стрелы в руки не брал, как ушел от чикасов! Э-эй, мисси, не так вы его держите. Дайте-ка я покажу вам, чему вождь Иккемотуббе научил меня.

Тут же Макгроша окружили полные энтузиазма юные амазонки. Высунув язык из уголка рта, он послал стрелу в яблочко. Затем нагнулся, обратил к мишени свои филейные части, выстрелил у себя между ногами, и вторая стрела расколола первую.

Аплодисменты и восторженные крики заполнили зал. Леди Корнуолл сказала:

– Ваш слуга как будто нашел себе занятие. Может быть, мы удалимся ко мне в кабинет и обсудим, что вас привело сюда?

– Весьма охотно.

Сидя в святая святых леди Корнуолл, держа рюмку красного портвейна, Каупертуэйт обозрел грозную даму, прежде чем заговорить. Она произвела на него глубочайшее впечатление остротой ума и силой воли. Он знал, что должен выбирать слова с осторожностью, чтобы не разгневать и не оскорбить ее.

– Леди Корнуолл…

– Простите, я презираю титулы. Называйте меня Отто. А я буду обращаться к вам тоже по имени.

– Да… э… Значит, Отто. Отто, разумно ли предположить, что вы с одобрением и надеждой ожидаете вступления на престол нашей новой королевы как пример компетентности женского пола?

Леди Корнуолл презрительно фыркнула.

– Миновал год, а она пока не доказала, что представляет собой что-то сверх куколки виконта Мельбурна. Я еще сохраняю надежды. Но чтобы заслужить их, ей придется сделать что-то большее, чем до сих пор.

Каупертуэйт изучал глубины своего портвейна.

– А если бы я сказал вам, что королева в желании утвердить свою независимость убежала из дворца?

Леди Корнуолл стремительно вскочила.

– Я закричала бы «браво»!

– Прошу вас, Отто, успокойтесь. Хотя гипотетическое бегство королевы созвучно романтической стороне вашей натуры, оно, если вы взглянете с практической точки зрения, дает больше причин для сожалений, чем для радости. Если мы не хотим видеть, как королева лишится трона, ее следует уговорить вернуться на него.

Опустившись в свое кресло, леди Корнуолл почтила Каупертуэйта взвешивающим взглядом и сказала:

– Но в каком отношении это может касаться меня и моей школы?

Отбросив все тонкости, Каупертуэйт сказал:

– У меня есть причины полагать, что у вас служит женщина под вуалью, называемая Викки. Не может ли она быть той, о ком мы говорим?

– Что, если я отвечу вам «нет»? Тогда, полагаю, вы потребуете от меня представить бедняжку Викки вам на обозрение, чтобы вы убедились. С какой стати я должна подвергать бедняжку Викки вашему мужскому самовластию?

Каупертуэйт не нашел ответа. Леди Корнуолл просверлила его взглядом, а потом сказала:

– Космо, я уважаю вас как человека науки, мужчину, чей интеллект и самоконтроль возвышают его над животным уровнем его пола.

От этих слов Каупертуэйт затрепетал: что она о нем подумает, если узнает про Викторию-тритоншу и о том, как он удовлетворял с ней свои низменные плотские страсти?

– А потому я позволю вам поговорить с моей Викки, но при одном условии. Вы сейчас же сопроводите меня для выполнения миссии, которая, быть может, откроет вам глаза на истинное положение женщин на этом острове. Что скажете?

– Ну, если это единственный способ…

– Да.

– Я согласен.

– Превосходно! – Леди Корнуолл встала, сняла с крючка платье и непринужденно надела его. Сменила обувь, затем сняла чепчик, высвободив длинные каштановые локоны. Нахлобучив на голову плоскую соломенную шляпу и схватив ридикюль, она сказала:

– Ну так пошли.

– Но мой слуга…

– Вы боитесь отправиться без сопровождения туда, куда я отправляюсь одна?

– Отнюдь!

– Тогда в путь.

Выйдя через черный ход, Каупертуэйт и леди Корнуолл направились к остановке омнибусов и вскоре уже катили по городу.

– Куда мы, собственно, едем?

– В Бартоломью-Клоуз на Смитфилдском рынке, центральной бирже краденых вещей.

Каупертуэйт нервно потрогал свою трость.

Они высадились у обветшалого трехэтажного здания с остатками претенциозной отделки, нижний этаж которого служил мясным рынком. Каупертуэйт почувствовал себя дурно от вида такого количества сырого красного мяса и запаха крови животных.

– Мы ищем Лайзу, цветочницу. Обычно она стоит здесь, хотя сейчас я ее не вижу. Я много недель убеждала ее родителей отдать девочку в нашу школу. И чувствую, они вот-вот согласятся.

– И что теперь?

Леди Корнуолл прижала ладонь к подбородку.

– Придется отправиться к Лайзе домой. Пропетляв по зловонным проулкам, они наконец вышли к ветхому трущобному дому. Леди Корнуолл без колебаний вошла внутрь, Каупертуэйт нерешительно последовал за ней.

Наверху в темном коридоре, куда свет еле просачивался сквозь затянутое паутиной грязное оконце, директриса постучала в какую-то дверь.

Дверь чуть приоткрылась, и наружу высунулась бородатая, чумазая физиономия.

– Которая семья? – спросил мужчина ворчливо.

– Боффифлоу.

– Значит, один пенс за проход через жилье Суиндлов, один пенс Скрупсам и третий пенс Снайпам.

– Хорошо. Мы заплатим. Теперь впустите нас. Мужчина открыл дверь во всю ширину. Они вошли. Освещенная свечой комнатушка вмещала четыре семьи и их скудный скарб. Вышестоящие Суиндлы занимали четверть, ближнюю к входной двери, а потому сборов не платили. Затем следовали Скрупсы, затем Снайпы. Низшую ступень занимали Боффифлоу, жавшиеся – мать, отец, детишки и подростки – в самом дальнем углу.

Раздавая пенсы, они добрались до Боффифлоу.

Папаша Боффифлоу, обрюзглый субъект, сидел в колченогом кресле, нянча фонарь под глазом. Леди Корнуолл встала перед ним.

– Где Лайза?

– Да на своем тюфяке нюни распускает.

– Почему она сегодня осталась дома?

– Так цветами ж она ничего не зарабатывала, а потому я решил впредь посылать ее калекой.

– Калекой?… – Леди Корнуолл бросилась к тюфяку и подняла на руки бесчувственную девочку.

Новехонькую культю левого запястья Лайзы обматывали окровавленные тряпки. Леди Корнуолл застонала:

– И я уговаривала этих дикарей! Теперь до конца моих дней я буду жить с этим грузом на моей совести!

Она повернулась к двери, все еще держа девочку на руках. Боффифлоу преградил брюхом дорогу директрисе.

– Э-эй! Куда это вы тащите мою дочку… Каупертуэйт не успел вмешаться: грохнул пистолетный выстрел, и Боффифлоу рухнул назад в свое кресло с простреленным нутром.

Рука леди Корнуолл задержалась в ридикюле, испускающем пороховой дым через дыру, которую пистолетная пуля пробила изнутри.

– Кто-нибудь еще возражает? – спросила она. Мистер Снайп опасливо вышел вперед.

– Только не мы, сударыня, коли получим наш пенс за проход назад.

– Космо, займитесь этим.

Дрожащими пальцами Каупертуэйт уплатил требуемые сборы.

Возвращение в номер двенадцать Ноттинг-Хилл-Гейтс Каупертуэйт пережил будто во сне. Только когда он обнаружил, что снова сидит в кабинете леди Корнуолл и успокаивает нервы ромом с фруктовым соком, реальность начала обретать положенные ей измерения.

Леди Корнуолл вернулась, проводив лекарку, перевязавшую раны Лайзы, и сказала:

– Атеперь, Космо, я выполню мою сторону нашего договора. Вот женщина, которую вы хотели увидеть.

Каупертуэйт едва мог сдержать волнение при виде женщины под вуалью. Наконец-то подлинная Виктория будет возвращена на трон, а ему вернут его Викторию…

Женщина медленно подняла муслиновую вуаль.

Сперва Каупертуэйт просто не мог поверить, что видит человеческое лицо, не говоря уж – женское. Это скопление ожоговых рубцов и сморщенной изъеденной плоти скорее выглядело рожей какого-нибудь гоблина или монстра из дантова Ада.

– Сочетание кислоты и огня, пущенное в ход ее бандершей. Даже женщины способны калечить женщин, как вы видите.

Каупертуэйт искал слова, соразмерные такой чудовищной несправедливости.

– Я… мой фактор роста… возможно, с его помощью удастся что-то исправить. Не могу ничего обещать. Но регулярное применение, возможно, поможет.

– Викки была бы благодарна. Не правда ли, Викки? Женщина безмолвно кивнула, и из одного погубленного глаза пролилась слеза.

– Это все, Викки. Спасибо.

Когда женщина ушла, леди Корнуолл подошла к Каупертуэйту.

– Космо, вы прекрасно держались во время этого маленького недоразумения в Смитфилде. А ваше сочувствие Викки меня растрогало, мне хотелось бы вас вознаградить, насколько это в моей власти.

С этими словами леди Корнуолл сжала Каупертуэйта будто в железных тисках, запрокинула его и поцеловала на континентальный манер, засунув язык глубоко ему в рот.

Трость Каупертуэйта с громом разрядилась в пол.