— Где он вышел?

— У «Копли-плаза».

Чего и следовало ожидать. Он двинул напрямик в крупнейшее городское казино.

Я понесся в город с бешеной скоростью — обшивка машины едва успевала подстраиваться под аэродинамические флуктуации, по десять раз в секунду меняя свою форму. Завыл сиреной какой-то мусор в летике, но я ответил кодом приоритета, и дорожного полицейского как ветром сдуло с моего пути. При таких темпах я доведу дело до конца куда быстрее, чем самому бы хотелось.

Добравшись до «Копли», я пошел прямиком к регистрационной консоли. За ней, между прочим, торчал настоящий человек. У «Копли» такая политика: никаких помесей в штате, а тем, кого приводят посетители, лучше не маячить (естественно, к телохранителям это не относится). Пришлось оставить Хомяка в хлеву.

Портье был чернокожим — точнее, пегим, но с преобладанием черного цвета. Волосы на голове собрал в хохолок, связал золотой проволокой. Я показал ему карточку:

— Я веду расследование.

— Масса — частный сыщик? — Глаза мигнули дважды, но на лице осталось бесстрастное выражение.

Я глянул на свою ксиву. Дурацкое такси возвратило ее с изображением секси-сиукса. Я вывел нужное удостоверение.

— Чем могу помочь, сэр?

Я сунул левую руку в карман жилетки, нащупал нейрошунт.

— У вас проживает человек по имени Юрген фон Бюлов?

Мой визави просканировал память.

— Сегодня утром съехал, сэр. Багье дерьмо!

— Догадываюсь: он сорвал куш, перевел деньги в Парагвай и махнул в теплые края на суборбе?

— Это не так, сэр. Мистер фон Бюлов очень сильно проигрался. И если бы мы не добились от него перевода страховой суммы на счет нашего отеля — а мы всегда принимаем эту меру предосторожности, имея дело с азартными игроками, — у него бы не хватило денег, чтобы оплатить проживание. В итоге мистер фон Бюлов остался ни с чем. Не будь я сейчас на работе, позволил бы себе пошутить: он остался со своим породистым носом.

Что за ерунда?! Либо игра в казино такая же непредсказуемая, как итог Четвертых Мировых выборов, либо украденный троп — фуфло. Ни один из этих вариантов меня не устраивал.

— А он не упоминал о своих планах?

— Нет, сэр.

Тупик. Опечаленный, я отвернулся,

И тут что-то ткнулось мне в лодыжки. Я посмотрел вниз и увидел Плавника.

Плавник — челорыб. Мы с ним давно знакомы, время от времени оказывали друг другу услуги. Этот парень принадлежал к секте плавильщиков, которая стремилась хоть отчасти искупить вину человечества в истреблении дельфинов. (По утверждениям сектантов, род людской не оправдан оттого, что впоследствии поголовье дельфинов в океанах и морях было восстановлено.)

У Плавника руки были вплавлены в тело, ноги сварены друг с другом от паха и до пальцев. Носил он облегайку из серой скользкой ткани, которая обеспечивала организму нормальную жизнедеятельность и придавала Плавнику сходство с торпедой. Ездил на колесной тележке с питанием от батареек.

— Привет, Плавник. Как твой метаболизм?

— Бывает лучше. Я слышал, как ты с портье разговаривал…

— А почему бы нам с тобой не подышать свежим воздухом?

Я вышел, а Плавник выехал из «Копли». На улице было полно прохожих, никто не обращал на нас внимания.

— Так что ты знаешь, а, Плавник?

— Вчера я весь день пробултыхался в казино, надеялся раскрутить какого-нибудь везунчика на пожертвование для нашей церкви. И видел того типа, по чью душу ты сюда явился. Вот уж у кого не клевало! Он даже заговариваться начал, когда непруха пошла косяком. «Турбулентность, — говорит. — Это все турбулентность, шум и странные аттракторы. Никак не оседлать поток…»

Если судить по этим словам, тропы тогда еще не заработали, или фон Бюлову было очень трудно контролировать новый поток данных.

— Так-так, продолжай.

— Когда он вконец проигрался, подошел ко мне. «Челорыб, — говорит, — мне нужна черная дурь. Кто в этом городе ею торгует?»

— И ты его направил…

— К клоачным крысам. А то к кому же? Я кивнул. Хорошая наводка.

— Спасибо, Плавник. Я бы тебе руку пожал, если бы мог.

— Рукопожатия — это человеческий шовинизм! Ты лучше позаботься, чтобы на счет церкви легли приличные башли.

— Сделаю. До встречи, приятель.

— Свободного тебе плавания.

Я вернулся и забрал из хлева Хомяка, дал чаевые девчонке-скотнице.

— Спасибо, сэр, рад видеть вас вновь, сэр, я очень терпеливо ждал, сэр…

— Хомяк, заткнись!

— Слушаюсь, сэр.

И мы пошли искать клоачных крыс.

За минувшие полвека Бостон подвергся десятку бандитских нашествий. Сначала, в восьмидесятых и девяностых, приходили «чистокровники» и «слабаки» из Лос-Анджелеса, потом явились «гонконгские клещи», когда этот свободный порт резко покраснел. Их сменяли камбоджийцы, испанцы, колумбийцы, новошотландцы, браззи, ямайцы… Период правления каждой шайки был недолог и заканчивался резней, а переходящий приз — Бостон — доставался новым победителям. Но в конце концов стереотип иноземных нашествий был сломан двумя факторами: образованием Североамериканского Союза и победой тропов и других синтетических биоактивных веществ над органическими наркотиками. САС поставил на своих границах железный занавес, зарубежным конкурентам не было ходу на его территорию. Селевый поток легальных нейротропинов хлынул в школы и на улицы, и вскоре появилась целая армия юных биобрухо с домашними аминошинковками и хромоварками, и они создали уже незаконные тропы и строберы. Образовавшиеся специфические ниши были заполнены разными шайками, войны за передел сфер влияния были редкими и незначительными, общественный порядок не нарушался, и власти в большинстве случаев глядели на «шалости» молодежи сквозь пальцы.

В целом сеть распространения синтетиков имела хаотичную структуру, вычленить строгую иерархию было невозможно, но все же отдельные банды обладали неоспоримо высоким статусом.

И одну из первых позиций списка занимали генералисты клоачные крысы.

К-крысы жили в лабиринте заброшенных труб, по которым сливались отходы в ядовитую бухту. Когда весь город переоснастили грязекомпостирующей техникой, в старой клоаке отпала надобность. С тех пор то и дело кто-нибудь ставил вопрос о ее демонтаже, но в бюджете метроплекса не находилось средств на подобную «косметику».

На шею пролилась холодная вода — как будто меня погладил зомби. Я стоял по щиколотку в мерзкой жиже. Хомяк дрожал, но не от холода.

Нас окружали крысы, освещенные моим фонарем. Все они подверглись стоматологическим усовершенствованиям, за что их и прозвали крысами. А в остальном — обычная разношерстная шайка, каких полно.

— Что, фраер, захотелось крысиным ядом ширнуться?

— Нет уж, спасибо. Нельзя ли повидать Цуму-Пуму?

— Пума у нас кореш деловой, с кем попало не базарит.

— Мы с ним знакомы. Агрессивности у крыс поубавилось.

— А что за дело-то у тебя? Объяснил.

— Жди здесь.

Я ждал. Крысы присматривали за мной. Один типчик грыз что-то вроде человеческого бедра. Хомяка по-прежнему трясло.

— Успокойся. Пока я рядом, никто тебя не обидит.

— Не могу справиться с собой, сэр. Это нехорошие люди.

Крысы услышали и захихикали. Вернулся тот, с кем я говорил.

— Пума тебя примет.

Из лабиринта труб мы выбрались под большой купол, помещение было завалено пожитками — гнездо крыс,

понял я. Меня подвели к двери в личные покои Пумы. Мы с Хомяком дальше шагали без сопровождения.

Цума-Пума возлежал на груде подушек, облаченный в доспехи из эластичного пьезопластика, с эффекторами, соединенными с электрохимической биосистемой организма. На шее, запястьях и лодыжках пьезопластик был покрыт рыжевато-коричневой шерстью. Лицо не было закрыто. Рядом сидела домашняя любимица — модель Зеленая Канарейка, оглаживала перышки. Когда мы вошли, она испустила пронзительную трель.

— Привет, корешок, давно не виделись, — сказал Пума. — С тех пор, как я спас твой хвост от «мозговых костей». — Пума рассмеялся. — Хотя это только моя версия.

— Которую ты всем выдаешь за стопроцентно правдивую. А я не разбиваю ее в пух и прах, и, стало быть, ты мне должен услугу.

— Смотря какой величины тебе требуется услуга.

— У тебя сегодня был клиент. — Я описал фон Бюлова. — Что ему понадобилось?

— Прости, чувачок, но этого я тебе не скажу. Сам знаешь, все наши сделки — коммерческая тайна. Если будем, хе-хе, крысятничать, к нам перестанут ходить.

— За эти стены ничего не выйдет, ты же знаешь, — возразил я.

Но Пума оставался непреклонен:

— Извини. Может, чем другим смогу помочь? Я сдернул с бедра шокер. Пума расхохотался.

— Зачем тебе эта игрушка? Хочешь меня вырубить? Тогда я и подавно ничего не скажу.

Я прицелился ему в грудь и нажал на спуск. Стрелка впилась в доспех и сразу выпустила микрокрючки.

— Мазила! Даже не оцарапал!

— Знаю.

Я послал по проволоке ток. Пума на своей лежанке сделался твердым, как доска.

— Батареек в шокере хватит на месяц бесперебойной работы. Когда я уйду из этой вонючей норы вместе с Канарейкой, сюда попробуют ворваться твои крысы. Вряд ли получится — ты ведь хорошо позаботился о безопасности жилища. Наверное, смерть от жажды — это просто кошмар.

— Засужу картель, продавший мне этот паршивый доспех!

— Только в том случае, если ответишь на мои вопросы.

Пума устало вздохнул — дескать, вот же привязался.

— Так и быть. Этот парень хотел, чтобы мы расшифровали его кровь. Нас такая просьба заинтересовала, да мы и сами собирались взять у него пробу. Но он был начеку и навел на нас лазик. Шутить он явно не был настроен, ну, и мы от приколов воздержались. И тогда он изложил свою проблему. Мы так поняли, что ему понадобился мощный математический сопроцессор и кой-какие нейрографические примочки. Мы их выложили, и он вроде остался доволен.

— Он не говорил, что собирается с ними делать?

— Приятель, трудновато дышать в таком костюмчике…

— А будет еще труднее. Продолжай. Куда он направился?

— Ну, в общем, заплатив нам, он остался почти ни с чем. Поинтересовался, где можно сыграть по-крупному. Я ответил, что казино в нашем городе консервативные, в долг фишек не дадут. И это чистая правда, Бостон — это тебе не Облако Оорта. Так что я ему посоветовал ехать в Атлантик-Сити.

— Ладно. — Я выдернул стрелку и смотал проволоку. Пума обмяк.

— Трудно с тобой дружить, — сказал он. — Но и ссориться не вижу смысла. Увидимся, частный легаш.

Снова очутившись на улице, я подключился к терминалу «Бостонского банка». Решил заплатить за наводку Плавнику, прежде чем двину в Атлантик-Сити.

Стоявший передо мной парень вынул из бабкомата свою карточку. Хотел засунуть в карман, но что-то его остановило. Он посмотрел на карточку, выругался, выхватил пистолет и пальнул в бабкомат.

Аппарат отозвался электронным визгом, на четырех колесах вылетел из ниши в стене и попытался дать деру. Но налетел на зеваку-коммивояжера, сбил с ног. Выроненный чемоданчик с образцами товаров раскрылся от удара о дорожное покрытие.

Зазвучала музыка. Закричала женщина.

Обиженный автоматом парень снова выстрелил. И на сей раз свалил машину.

Вокруг разбитого дымящегося бабкомата собиралась толпа. От пострадавшей машины остро пахло горелыми электронными внутренностями. Взбешенный юзер подошел к ней, растолкав зевак, запустил руку в пробоину и вынул свою настоящую карточку.

— Имитаторы, мать их! В прошлый раз у меня вот так же карточку сперли — пятнадцать тысяч САС-баксов, как корова языком!

— Мир жесток, — произнес кто-то в толпе, якобы сочувственно.

— Я тоже не подарок. — И крутой юзер похлопал по пристегнутому к бедру пистолету.

Поездка из Бостона в Атлантик-Сити на «Серафиме» длилась девяносто минут. Фон Бюлов опережал меня на несколько часов, и я выбрал самый быстрый, хоть и далеко не самый дешевый вид транспорта. Впрочем, о деньгах я не жалел. Напротив, радовался возможности спокойно посидеть, подумать.

Хомяк заснул в соседнем кресле. Спросил бы меня кто, зачем взял с собой трансгена — я бы не нашелся с ответом. Может, потому что сидеть с ним рядом уютно, как дома. А рассчитывать на помощь Хомяка в серьезной переделке было бы просто смешно. Да, наверное, дело в боязни одиночества. Мне нужна компания. Может быть, Хомяк для меня вроде талисмана.

Впрочем, провоз помеси-невелички стоил вдвое меньше моего проезда,

Я почесал Хомяка за ухом и сосредоточил все мысли на деле.

Фон Бюлов — мономаньяк, пробу ставить некуда. Псих без справки. Но в его крови — формула, и если бы он ее сумел расшифровать, то на такой товар нашлись бы десятки покупателей — от немецкого концерна ГНП до АТЭС. Но вместо того чтобы за месяц с выгодой сбыть краденое, он все тратит на несколько адреналиновых выбросов в казино. Вот это мне непонятно. Может быть, его кто-то зомбировал, и теперь он не сможет ни на секунду расслабиться, пока крупье не скажет ему «двадцать одно»? В моей практике бывали случаи и похлеще.

Через полчаса я перестал ломать голову. Нет смысла докапываться, почему психи делают то, что они делают. Будь у меня хоть крупица психиатрического таланта, я бы смог ответить на вопрос, почему я однажды пришел домой, а квартира заполнена саморазмножающейся пеной, благоверной же и след простыл. Что произошло, то произошло, с этим и буду разбираться, а чьи-то сумбурные мотивы и внезапные порывы — не для моих скромных мозгов. Женева Гиппельштиль-Имхаузен хочет вернуть свое имущество, и я ей в этом посодействую — за очень приличный гонорар.

Я вспомнил, как гладил большим пальцем ее горячий любовный рубчик, и подумал: может, ей от меня еще что-нибудь понадобится?

Земля проносилась за монокристаллическими окнами поезда, она казалась пятном — как при ускоренной прокрутке фильма. В пути я подремал несколько минут. День выдался не из легких.

Около восьми вечера поезд прибыл в Атлантик-Сити. Мы с Хомяком покинули вагон и прошли на дощатую набережную — Бордуок.

Когда я был здесь в последний раз, Бордуок перебирался на новую дамбу, которая не давала повышающему свой уровень Атлантическому океану затопить город. Применялась супердревесина корпорации «Бехтель-Канемацу-Гошо», сооружение стало четырехъярусным, и теперь оно протягивалось мимо всех казино. Очень эффектно, вполне в крикливом стиле Атлантик-Сити.

Тротуары были заполнены гражданами и помесями. На уличных артистов пялились гости города, вокруг разъема-мамы в бикини, заправившейся лошадиной порцией «костомяки», собралась толпа. Она, развернув корпус на сто восемьдесят, взялась за пятки и пошла колесом — живая лента Мёбиуса. Доказывая свою односторонность, артистка легла на ковровую дорожку; многоногие мини-кибы с присосками на ножках бегали по спинно-грудной поверхности. Классный фокус.

Я задержался, чтобы купить спирулина-дог и лимонад-содовую. Если фон Бюлов здесь, он вероятнее всего торчит в казино, так что можно не спешить.

— Тебе взять чего-нибудь? — спросил я у Хомяка.

— Да, сэр, пожалуйста. Как заманчиво выглядят чили-доги! Мне один, но с двойным соусом.

Я исполнил желание Хомяка, памятуя о том, что перекармливать его нельзя — запросто протянет лапки. Впрочем, чили-доги продаются только людям, зарегистрированным владельцам трансгенов. Может, поэтому помеси и не убегают? Вернее, убегают, но немногие.

Когда мы подкрепились, я скомкал салфетку и бросил на Бордуок. Ее тут же подхватил мусорохват.

— Пошли, возьмем за задницу мистера фон Бюлова, — сказал я Хомяку.

— Если вы считаете это нужным, сэр, то мы так и сделаем.

Беглеца я нашел в казино «Тайм Уорнер Сирс», возле рулетки. Карточка — удостоверение личности — лежала перед ним на столе, настроенная на показ денежного баланса. И он передвигал башлятник с красной цифры на черную, с черной на красную и так далее, и цифра на карточке росла, как на дрожжах. Я последил за фон Бюловым. Сиреневые глаза горели адским огнем, на лице — маниакальная сосредоточенность. Понятно: действие доработанного клоачными крысами экспериментального стимулятора интеллекта сейчас на пике. Фон Бюлов с головой ушел в нелинейную динамику рулетки, и хаос везения укладывается в постижимую для его разума форму.

Он не потерял ни фишки. Выигрыш поднялся до геостационарной орбиты.

Потрясающее везение одного из игроков не укрылось от остальных. Вокруг его рулетки собралась толпа жиголадок и милашек-валяшек, домашних любимцев и свободных башлеловов, уже не говоря о менеджерах казино, с такими физиономиями, будто проглотили по горсти червей.

Вряд ли они будут возражать, подумал я, против шунтирования мистера фон Бюлова.

Я приблизился к нему сбоку. Менеджеры остановили игру, чтобы проверить рулетку и просканировать окружающих — не оказывает ли кто скрытого воздействия. Я этим воспользовался:

— Юрген, твоя жена просила кое-что передать. Он аж подпрыгнул:

— Кто ты? Откуда можешь знать мою жену? — Глаза сощурились, как будто он решил испытать на мне свою способность проникать в суть вещей. На лице дрогнул мускул. — А если и знаешь, что с того?

— Не спрашивай, кролик, по ком рычит пантера, она рычит по тебе.

Он отодвинул стул.

— Ладно, только ради бога, не здесь. Давай выйдем.

Мы вышли на безлюдный балкон. Наверху поблескивало звездное небо, как змеиная чешуя. Нас с фон Бюловым разделяло примерно четыре фута. Я чувствовал Хомяка — он был сбоку.

— Юрген, Женева требует вернуть троп. Он фыркнул:

— Так пусть явится сюда и заберет.

— Она очень занята, вот и прислала меня. — Нейрошунт прятался в моей ладони.

Но я и глазом не успел моргнуть, как фон Бюлов направил на меня лазик — крупповскую карманную модель.

— Не усложнял бы ты, Юрген… — И я метнулся к нему.

Лазерный луч прошел рядом, даже жилетку задел — запахло горелой неразрывайкой. Второго выстрела фон Бюлов сделать не успел — я прижал свое оружие ему к шее.

Нейрошунт в миллисекунду забурился под кожу и прицепился к спинному мозгу. Фон Бюлов рухнул на пол.

Я повернулся. Хомяк бился в судорогах, на его безрукавке, напротив сердца, чернела прожженная дыра. Я подошел к нему, поднял на руки.

— Нехорошо, сэр, нехорошо… — пролепетал он и умер. Я вернулся к фон Бюлову. Для начала отвесил полдюжины крепких пинков, целясь в живот и пах. Он не издал ни звука, да он и не чувствовал ничего ниже шеи, и не видел, чем я занимаюсь. Затем я налепил оранжевый знак — пусть видят, что он шунтирован. Выкатил из казино автокресло с посаженным в него фон Бюловым и повез на вокзал. Как я и ожидал, администрация мне не мешала и не поднимала шума. Хомяка я оставил в казино — менеджеры обещали сделать все, что положено. Мой счет к Женеве увеличился на цифру, равную цене Хомяка, без учета амортизации.

На вокзале я купил дозу «вкуса мести» в павильончике фирмы «СиМ».

Полутора часов, проведенных в вагоне, вполне хватило, чтобы полностью выразить фон Бюлову мое неудовольствие.

Не забыть бы сказать Женеве, чтобы заткнула уши, когда вынет из мужа шунт…