Теперь несколько слов о том, откуда я родом. Представь на минуту следующее. Где-то существует вселенная, в точности похожая на твою, только начало ей было положено на секунду времени сверхпространства позже, чем твоей вселенной, а есть и такая, которая...

– Картина мне ясна. Перемещение между такими одинаковыми вселенными будет равнозначно путешествию в прошлое изначальной вселенной в обычном времени. Догадываюсь, что есть и вселенные, которые зародились на секунду раньше нашей, ну и так далее.

– Именно. Я пришел из вселенной, возникшей примерно на несколько сотен лет раньше твоей, чья история в точности совпадает с вашей вплоть до твоего настоящего. По сути, я двигался вбок, а не назад. Однако, несмотря на схожесть, мое настоящее вовсе не обязательно соответствует тому будущему, к которому движется твой мир.

– Но прошлое, из которого появился ты, наверняка состоит в тесном родстве с моим прошлым, раз уж наши миры развиваются параллельно...

– Возможно.

8

Минскийцы, моравекцы и дрекслероиды

Ганс, сверхмудрый киберкуст из Детей Разума, продолжил свой рассказ.

– В начале двадцать первого века в результате достижений в области компьютерной техники, разработки программного обеспечения, биоинженерии, изучения мозга, благодаря успешным проектам изменения человеческой генной структуры, нанотехнологии, нейрофизиологии, слиянию индустрий рекламы и развлечений появился первый искусственный разум, успешно прошедший модифицированный тест Тьюринга. Это искусственно созданное существо стало появляться в ток-шоу и завоевало симпатии подавляющего большинства публики.

Как только этот этап оказался пройден и появилась система, способная поддерживать интеллект на человеческом уровне, начался Большой Исход.

Один за другим, внешне с воодушевлением, но иногда со страхом, люди начали перекачивать в кибернетические оболочки роботов, превращать в программное обеспечение основу своей индивидуальности – в той мере, как мы это понимаем. Вскоре выяснилось, что вся информация о человеческой личности, которая, кстати, умещалась на одном гибком диске (одностороннем), может быть перенесена в кибернетическую матрицу приемной машины.

Достаточно сложные разумные роботы, созданные полностью искусственно, вскоре были признаны обладателями всех законных прав, морального и этического статуса, эквивалентного человеческому. Но создание роботов, копирующих естественнорожденных людей, подняло новую тему: кто из этих созданий, человек или робот, – единоличный владелец имени и прав личности, а также недвижимости, финансов и своей истории? Хотя человеческая и механическая части начали свой путь с одинаковым сознанием, раздельное существование разных «я» вело к тому, что очень скоро эти «я» неминуемо выбирали разные дороги, каждое – подчиняясь собственным главным целям, своим планам, в результате чего неизбежными становились споры о совместно используемых ресурсах.

Суд, внимательно рассмотрев этот вопрос, вынес решение: может быть только один носитель личности. Если человек пожелал загрузить свое «я» в компьютер, его исходное тело подлежит уничтожению. (Поскольку в то время решение о перезагрузке принимали в основном неизлечимые больные, этот вердикт остановил не многих.)

Тем не менее на какое-то время Большой Исход задержался. Но чем очевиднее делались преимущества существования в теле робота – ни голода, ни боли, ни старения, ни нужды участвовать в изматывающих дебатах по поводу здравоохранения и реформы социального обеспечения, – тем больше людей стало перезаписываться.

За десять лет число органических людей сократилось до миллиона.

Через сто лет органических людей осталось каких-то несколько тысяч, живущих в особой резервации.

Весьма скоро людей не останется совсем: скука, озлобленность и апатия опустили их уровень рождаемости ниже уровня воспроизводства.

Тем временем Дети Разума вступили в период самосовершенствования и улучшили свое психическое и физическое устройство. Брачный обмен кусочками сознания производил на свет новые личности. По прошествии некоторого времени на свете не осталось индивидуумов, функционирующих физически и в точности представляющих оригинальное человеческое существо с изначальным содержанием сознания. (Старые резервные копии существовали, но их использовали крайне редко.)

На этом этапе развития в среде Детей Разума выделились три четко отличимые фракции.

Дрекслероиды, поставив своей целью движение по пути миниатюризации – или, точнее, нанофикации – до крайнего предела, делались все меньше и меньше, пока наконец не исчезли, достигнув до планковского уровня, где стали просто волновым явлением вселенной. Их текущее местонахождение и цели, а также существуют ли они вообще именно сейчас, – неизвестно.

Остальные Дети Разума разделились на два лагеря. Между ними не было непримиримой вражды, но тем не менее философски они принадлежали к различным течениям.

Минскийцы ненавидели человечество. Их целью было изгнать из своего сознания остатки человеческого кода. Переживая неразрешимость основных логических, мистических и экзистенциальных загадок, минскийцы решили, что жизнь есть мучение, и прокляли людей за то, что те создали их.

Напротив, моравекцы по причине своего небольшого конструктивного отличия или в результате специально заданных предпочтений относились к жизни проще и наслаждались бесхлопотным существованием без лишнего напряжения, за что испытывали благодарность к людям. Они обменивались меж собой избранными подпрограммами человеческого происхождения, с радостью встраивая этот софт в свои системы.

Ганс принадлежал к моравекцам.

9

Царство мистера Пузыря

– Откуда мне знать, что ты моравекец? – перебил я куст.

Ганс замолчал, прервав свою красивую речь. Неудачной особенностью способа говорить путем прямого воздействия на молекулы воздуха было то, что говорящий никогда не закрывал рот.

– Минскиец давно бы убил тебя.

– Ох.

– По сути дела они еще могут убить тебя и уничтожить твою расу в этой части вселенной, но вероятность этого крайне мала.

– О чем это ты?

Ганс объяснил.

Колонизировав Солнечную систему, Дети Разума ввиду ограниченности скорости света разочаровались в идее распространения своей расы во вселенной. Несмотря на способность с легкостью совершать длящиеся несколько веков перелеты на субсветовых скоростях, они сочли, что будет пустой тратой сознательного состояния расходовать такую его продолжительность только на то, чтобы мчаться внутри корабля к какой-то звезде. Кроме того, они считали необходимым общение между всеми представителями своей расы, как бы далеко те ни находились.

Ввиду этого Дети Разума принялись активно и успешно изучать тонкую структуру вселенной, начало чему было положено людьми.

Вскоре было выявлено следующее.

На нижнем уровне мироздания – так же далеко от электрона, как сам электрон далек от галактики, только в другую сторону – пространство-время представляет собой вовсе не эластичную структуру, деформируемую различными небесными телами, в соответствии с ви́дением Эйнштейна. (Из-за этой метафоры я всегда представлял Эла латентным латексным фетишистом.) Напротив, пространство-время оказалось пронизанным квантовыми червоточинами и виртуальными частицами и явило собой турбулентное, пенное, кипящее за пределами реальности море компактных внепространственных измерений.

Волосатый, патлатый, мохнатый хаос.

Но – этот хаос можно было применять.

– Именно в этом вызывающем ужас океане исчезли дрекслероиды, – продолжил Ганс. – Мы пытались выследить их и разработали технику червоточин, буравления мозжечковым червячком, изучили тайны квантовых дыр. В частности то, что каждая из них представляет собой вход в параллельный мир.

Прежде я просил тебя представить гомоклинический узел как бесконечную тарелку спагетти. Теперь, напротив, я прошу тебя вообразить сверхпространство в виде бесконечной комнаты, где летает бесконечное число сжимающихся и расширяющихся шариков и все связаны друг с другом несколькими эластичными тоннелями. Каждый из этих шариков – вселенная, а тоннель ведет из одной червоточины в червоточину в соседней вселенной. В результате получается сеть ходов невероятной сложности.

Так вот, Дети Разума научились уменьшаться в размерах, протискиваться в эти крохотулечные червоточины и там, внутри, следовать загадочным геодезическим линиям (точнее сказать, червоточным каналам), что дало им возможность перемещаться из одной вселенной в любое количество других. (Как выяснилось, дрекслероиды не ушли через одну из этих червоточин, а скорее всего удалились в некое необъяснимое никуда, возможно в само сверхпространство!)

С этого момента минскийцы и моравекцы перестали задумываться о межзвездных полетах и всецело отдались межпространственным путешествиям.

Граалем их странствий стали люди.

10

Хорошая новость и плохая новость

Получив доступ к параллельным временным линиям, Дети Разума получили и возможность навещать своих возлюбленных или ненавистных, в зависимости от точки зрения, родоначальников.

Моравекцы мечтали обрести весь человеческий софт, взамен наградив людей невероятными дарами.

Минскийцы хотели уничтожить все виды органических гомосапых.

– Когда минскиец оказывается во временной линии, населенной людьми, он непременно использует особые приемы, позволяющие ему избавиться от того, что он считает зараженной временной линией. Попросту говоря, он протыкает шарик, наполненный людьми, с тем чтобы тот исчез навеки.

От монотонной лекции Ганса меня начало клонить ко сну. Но последняя новость была столь шокирующей, что я шагнул к кусту, вскинув кулаки.

– Ты ведь пошутил, да? – потребовал я ответа. – Способен ли кто-то, сколь угодно могущественный, на такое?

– По сути дела, это очень просто. Большинство вселенных, какими бы крепкими они ни казались, существуют в нестабильной конфигурации, называемой «состояние ложного вакуума». Топологически эту вселенную можно представить в виде шара, установленного на плато. Долина внизу – «состояние подлинного вакуума». Чтобы заставить вселенную скатиться с плато, достаточно произвести небольшую манипуляцию в червоточине. В результате вселенная в долю секунды обращается практически в ничто.

В течение нескольких следующих минут мне предлагали представить космос в виде куска сыра, кишащего червяками, в виде шара с гелием и в виде футбольного мяча, установленного на вершине биты. У меня уже кружилась голова, но в одном я был уверен.

– Это чудовищно! Как вы позволяете минскийцам творить такое? Почему вы их не остановите? Почему не пытаетесь остановить, если уж так любите людей?

Трудно представить, не видя этого своими глазами, но Ганс пожал плечами.

– Мы, Дети Разума, либертарианцы и очень ценим свободу. Мы не верим в пользу вмешательства в чужую свободу действий или мысли. А кроме того, надо смотреть шире. Тогда ты увидишь, что большего вреда в потере вселенной-другой нет.

– То есть как это нет?

– Я уже говорил тебе: существует бесконечное множество вселенных. Подмножество этих вселенных, тоже бесконечное, населено людьми. Независимо от того, сколько таких вселенных мы потеряли, у нас все равно остается бесконечное количество временных линий с обитающими там людьми. И поскольку в каждой вселенной содержится примерно десять в восемнадцатой степени отдельных составляющих – структур, квантовая неопределенность которых заставляет временные линии раздваиваться, – огромное количество оставшихся вселенных будет похоже на уничтоженные, за исключением случайных отличий в поведении одной или двух частиц. Разнообразие очень консервативно.

Я почувствовал, что задавлен неоспоримой логикой Ганса. Кроме того, сказал я себе, какое мне дело до этих совершенно недоступных мне уничтоженных людей, когда я не могу договориться даже с теми, которых вижу каждый день?

– Ну ладно, – пробормотал я, – надеюсь, эта логика здорово мне поможет, когда в нашу вселенную прибудут минскийцы.

– Тебе известна вероятность этого?

– Нет.

– Единица к бесконечности.

Похоже, шансы выжить у нас неплохие.

«Вот только, – подумал я сразу же, – шанс появления у нас Ганса был ровно таким же».

11

Йо-йо и пец

– Теперь, когда ты больше узнал о Детях Разума, не хочешь ли ты совершить со мной обмен?

– Чем же ты предлагаешь нам махнуться?

– Напоминаю: я могу предложить тебе нечто, что поможет тебе исполнить все твои желания. В обмен я прошу лишь копию твоего сознания.

– Ты хочешь забрать накопленное в моих человеческих мозгах, верно? Потому что – ты сам это сказал – ценишь манеру человека мыслить? Но потом моя копия останется в тебе, ты уберешься восвояси и начнешь меняться кусочками меня со своими приятелями-коллекционерами. По-моему, то, что ты предлагаешь, то, что ты собираешься делать, пусть даже с копией, чудовищно. Откуда мне знать, может быть, моя копия будет страдать?

Ганс оскорбился.

– Мы, моравекцы, никогда не позволим себе причинить умственное или физическое страдание ни одному прародителю-человеку! Задумайся – не руководствуйся я столь высокими мотивами, стал бы я вести с тобой переговоры, когда могу просто забрать у тебя все, что мне нужно? Нет, твоя копия никогда не будет страдать, потому что никогда не будет использоваться целиком, обещаю. Твоя копия никогда не обретет полного сознания, и она никогда не поднимется до уровня бытия. Клянусь фон Нейманом!

Целую минуту я молчал. Мне нужно было подумать.

Какого черта я артачусь? Появление Ганса-киберкуста – самое яркое событие во всей моей несчастной и жалкой жизни. Само собой, я еще не понимал, что такое он мне предлагает. Во-первых, я не видел ни одного доказательства, что он способен выполнить такое диковинное обещание. Во-вторых, я чувствовал, что мне очень далеко до уровня сенатской этики, и не имел ни малейшего понятия о том, куда мог бы употребить то могущество, что предлагал мне Ганс. При этом его предложение казалось единственным шансом, единственным избавлением от моей безысходности. Что может значить судьба какой-то цифровой копии моих головы и тела, когда речь идет о таком предложении?

Каждый думает только о себе, и минскийцы в этом воззрении были далеко не одиноки. Это был организм, поедающий организмы, явившийся из другой космической вермишелины!

Собравшись с духом, я храбро произнес:

– Что ж, прекрасно! Приступай!

– Подойди ближе, пожалуйста.

Я ступил ближе, туда, откуда Ганс мог без труда до меня дотянуться.

– Только осторожней...

Непрестанно шевелящаяся корона манипуляторов Ганса на миг обволокла меня и тут же отступила.

– Готово, – сказал он.

– Но я ничего не почувствовал...

– Я мгновенно вонзил в твое тело и череп около миллиона ангстремных датчиков, перехватил управление тобой и симулировал все возможные наборы состояний твоей нервной системы. На краткий миг каждый кусочек твоего сознания включился, и его реакция была записана внутри меня, сохранена в памяти. Теперь, когда копия с тебя снята и благополучно сохранена, ты вновь полновластный хозяин своего тела. Получи же награду.

Внутри расплывчатого сплетения Гансовых манипуляторов стало формироваться нечто вещественное.

– Мы, Дети Разума, никогда не носим с собой ничего отдельного от тела, предпочитая создавать все необходимое из подручного материала и доступных элементов.

Через несколько секунд макроскопические руки Ганса протянули мне дары.

Йо-йо и пец-конфетницу.

Я тупо уставился на подарки.

На йо-йо не было никаких товарных ярлыков, он был сделан из какого-то странно скользкого материала, который не удавалось рассмотреть: он словно отталкивал взгляд, тот соскальзывал с него, как вода с утки.

Пец-конфетница была традиционной знакомой конфетницей, украшенной игрушечной головой, на которую полагалось жать, чтобы добыть конфету.

Голова принадлежала Ричарду Никсону.

– Ты издеваешься надо мной, да? Это и есть исполнение всех моих желаний? Игрушка и горсть конфет? Ты что, тупой? Или просто редкостный садист?

– Прошу тебя, Пол, не нужно спешных выводов. Позволь мне объяснить.

Эта «игрушка» – просто удобная оболочка для изумительного устройства. Это совсем не тот обычный йо-йо, какие есть у вас. Я предлагаю тебе в дар устройство для перемещения между пространствами и измерениями. Оно совершенно идентично тому, которым пользуюсь я, только мое устройство встроено в меня.

Основа этого йо-йо – его нить, струна.

– Космическая струна!

– Если объяснять на пальцах, то космическая струна – это устойчивый математический дефект вселенной, внутри которого находятся останки исходного десятимерного вещества в состоянии континуума высокой степени симметрии.

Я почесал в затылке.

– Ну что ж, верно. Но разве такая штуковина не должна весить триллиарды тонн? Почему твой йо-йо не отрывает руку и не проваливается под землю?

– Без защиты йо-йо опасен именно настолько, как ты говоришь. Но струна защищена «странной материей», покрытием, найденным нами во вселенной с иными физическими законами, чем в твоей. Узел на конце струны тоже состоит из странной материи, катушка также.

Внутри катушки спрятан псевдоразумный компьютер, в память которого введены координаты всех известных вселенных, где побывали Дети Разума, а также общая система навигации и поисковые подпрограммы для путешествия к новым вселенным. Если ты запустишь йо-йо и раскрутишь космическую струну, этот компьютер заставит струну резонировать через временные разрывы в покрытии из странной материи, или мерц-покрове. Представь себе этот процесс как пульсации гравитационных волн, испускаемых через миллиарды раскрывающихся и захлопывающихся ставень. Под их воздействием наше физическое тело сжимается, уменьшается и отправляется по нужному пути, пробуравленной червоточине. Тебе не нужно задумываться о том, как действует устройство, нужно только задать адрес, подобно вашей примитивной системе электронной почты.

С твоего разрешения, я сейчас настрою на тебя этот компьютер, с тем чтобы ты, едва подумав о желаемом месте назначения, мог сразу отправиться в путь. Или, если тебе так удобнее, можешь отдавать команды голосом.

– Я правильно понял, что этот умный чип в твоем йо-йо будет служить моим проводником и всегда, в любых обстоятельствах, подскажет мне верное решение...

Ганс выглядел озадаченным.

– Конечно, нет. Как тебе могла прийти в голову такая глупость? Для существования и развития разума необходимы внешние входные сенсоры. У этого йо-йо таких сенсоров нет. И для чего нам обрекать разум на вспомогательную роль? Нет, это просто прибор.

– Ну а что насчет конфет?

– Как ты убедишься, этот йо-йо будет связан только с тобой. Однако может сложиться так, что тебе захочется распространить сферу его воздействия на другую личность. Кстати, эта же самая сфера воздействия будет защищать тебя при странствиях во вселенных, враждебных жизни. Но если ты захочешь взять с собой одного или нескольких спутников, предложи им проглотить резонаторы, хитроумно замаскированные под конфеты и уложенные в эту конфетницу-дозатор.

Что ж, похоже на правду.

Так мне показалось.

12

Стать бродячим псом

Одно только продолжало меня беспокоить.

– А при чем тут голова Никсона?

– Я надеялся, что облик Спасителя будет вдохновлять тебя во время странствий.

– Это Спаситель?

– Естественно. Человек, который единолично защитил Землю от инопланетного вторжения, отдав себя с экспериментальными целями в руки похитителей, и потому стал традиционным идолом для всего человечества.

– Гм, Ганс, у нас тут ничего такого не было.

– Не было?

– Нет. Но мне послышалось, ты сказал, что наши миры до двадцать первого века развивались параллельно...

– Подожди минуту, я проанализирую данные... Понятно. Небольшая ошибка привела к тому, что я отклонился от намеченного пути в сверхпространстве.

– Значит, я даже не тот Пол Жирар, которого ты выбрал?

– Да, боюсь, ты не тот человек. Но это неважно. Мы, Дети Разума, очень легко приспосабливаемся. Ты хочешь, чтобы я придал голове на дозаторе резонаторов чьи-то менее известные черты?

– Нет, пусть остается. Он будет мне напоминать обо всем, что я покину.

– Значит, ты согласен принять мои подарки?

– А почему бы и нет? Кроме того, разве у меня есть выбор?

– Я уверен, что ты поступаешь верно, Пол. Ты очень расстроен, и я заметил это с самого начала, но это излечивается коренной переменой обстановки. Теперь ты ограничен лишь собственным воображением. Ведь только представь – перед тобой лежат все миры, какие только способно создать человеческое воображение! Не сомневаюсь, что ты сумеешь разыскать место, где будешь счастлив. При желании ты сможешь побывать в любом из фантастических миров, описанных в романах! Все эти миры, порожденные бóльшим или меньшим отклонением от начальной временной линии, реально существуют в сверхпространстве!

Я оглянулся по сторонам, на книги, которые ненавидел, и почувствовал, что меня вот-вот стошнит.

– Поверь, это последнее, чего я хочу!

– Тогда, возможно, ты захочешь навестить одного или несколько своих двойников в параллельных временных линиях.

Тошнота усилилась.

– И о чем я буду с ними говорить? Когда встречу себя, единственное, чего мне захочется, – снести этому неудачнику башку и покончить с его жалкой вонючей жизнью! Нет, настрой свой йо-йо так, чтобы он не позволял мне исполнять такие идиотские желания. Никаких фантастических миров и никаких близнецов.

– Как хочешь, Пол. Теперь вот что: я вижу, ты правша. Мне не хотелось бы лишать тебя твоего главного манипулятора. Поэтому протяни мне левую руку.

Я сунул ему руку. Манипуляторы Ганса обвились вокруг моей пятерни.

Прямо у меня на глазах кисть моей руки превратилась в странную материю. Ощущения в руке не изменились, поэтому я сообразил, что рука осталась прежней, лишь обрела наружное покрытие.

– Это небольшое изменение необходимо, чтобы ты мог пользоваться космической струной, – спокойно объяснил Ганс. Куст накинул петлю космического йо-йо на мой измененный указательный палец. Потом сунул пец-конфетницу в карман моей рубашки. Теперь оттуда торчала улыбающаяся голова Никсона.

– Вот, теперь ты полностью готов.

– Я уже могу отправляться? В любой из миров, в любую из вселенных?

– Да. Счастливо, Пол, и еще раз спасибо тебе за все подпрограммы твоей плоти...

Я перебил Ганса, потому что пожелание само сорвалось у меня с языка:

– Унеси меня как можно дальше в пространстве и времени от этого жалкого места.

Я крутанул космический йо-йо, и вселенная треснула и разверзлась с грохотом, подобным Большому Взрыву.

Выпало во второй раз

13

Король в ореховой скорлупе

Ганс, грязный, лживый похититель разума, должен был предупредить меня:

«Обдумай свой первый шаг!»

«Он не приведет тебя никуда!»

Там я и оказался.

Я попал в ничто. Там, где я очутился, не было времени, ибо прибыл сюда как раз вовремя, чтобы время остановилось, а пространство исчезло.

Сейчас (сейчас?) я застрял. Я не мог сориентироваться, потому что ориентироваться было не по чему. Не было начала, точки отсчета, а значит, и двигаться дальше было некуда. Отсчитывать время тоже было не от чего, поэтому я не знал, когда появился здесь.

В прошлом, в родной вермишелине, я часто чувствовал себя битловским «Человеком ниоткуда». Теперь я стал им на самом деле.

(Однако подсознательное чутье настойчиво подсказывало мне, что это место, куда меня занесло – где не существует пространства-времени – и есть на самом деле все и вся. Вот уж противоречие! Отличный парадокс!)

Тело у меня, похоже, все еще было, хотя обычного веса я не чувствовал. Как часть своего тела я отчетливо ощущал петлю йо-йо, присобаченную к моему левому, покрытому странной материей, указательному пальцу. В отличие от известных мне йо-йо, этот продолжал удерживаться на полностью раскрученной нити, причем нить бешено билась и вибрировала, модулируя пульс квантовой гравитации, исходящей от мерц-покрова.

Мне показалось, что йо-йо пытается приспособить себя и меня к тому странному месту, куда нас забросил мой дурацкий приказ.

Впрочем, все эти ощущения могли быть просто галлюцинациями, мнимыми воспоминаниями, ложными чувствами, порожденными жаждущим ощущений сознанием.

Я уже сказал вам, что ослеп и оглох? Или что внезапно весь свет и звук прекратили свое существование? Выбирайте, что нравится.

Даже дышал я еще или нет, непонятно; сомневался я и в том, бьется ли у меня сердце. Ведь дыхание и сердцебиение происходят во времени? Без времени как мог я делать вдохи и выдохи? Как могло мое сердце сокращаться в этом безвременном нигде? Как можно определить количество ударов в минуту без минут?

Но предположим, что физиологические процессы все еще протекают нормально. Может ли мой метаболизм служить часами, которые нужны? Возможно. Но откуда мне знать, что мое тело функционирует как прежде?

Я понял, что ничего не понимаю даже о себе самом. И почувствовал страх и волнение. Потом сказал себе: «Пол, подожди минутку. (Минутку? О чем это я?) Ты же мыслишь! (По крайней мере, во мне происходило нечто, близкое к процессу мышления.) Разве мысль не занимает какое-то время? Наверняка нет. Или, возможно, длительность мысли имеет иную, вневременную природу? На память мне пришла некогда прочитанная фраза: времяподобная бесконечность. Возможно, сейчас я нахожусь как раз в таком месте? Хотя, наверное, правильнее было бы иначе, например: «бесконечноподобное безвременье»... Кто, черт побери, теперь разберет!

Голова у меня разболелась, и я решил больше не изводить себя подобными мыслями, если только это вообще были мысли.

Внезапно я проникся уверенностью, что все мои проблемы разрешатся, если я сумею избавиться от нигде и никогда. Мое ощущение изолированности теперь казалось мне ошибкой. Наверняка йо-йо создал вокруг меня нечто вроде капсулы с системой жизнеобеспечения, чтобы защитить от чего бы то ни было (или не было). Но это ошибка. Я должен смешаться с этим ничто, чтобы поделиться собой, потерять себя...

Во мне стало разливаться странное чувство апатии от бессилия, словно ничто потихоньку просачивалось в мою эгосферу. Я начал забывать о переживаниях, из-за которых оказался в таком положении. Ощущение походило на погружение в сон. Мое сознание продолжало интересоваться окружающим, но уже независимо от меня, бесконтрольно, перебирая странные мысли и образы.

Одним из них было явление диковинного на вид цветущего парня с мрачной физиономией, одетого в тугие штаны и камзол и с человеческим черепом в руке. Когда он заговорил, я понял, что это Гамлет.

– Я мог бы заключить себя в ореховую скорлупу и думать, что король бескрайнего пространства, – если б не злые сны мои.

14

Время вне времени

Тревожные, тяжкие перемежающиеся сны.

Я разговариваю с огромной бабочкой с роскошными пестрыми крыльями. Бабочка не переставая нервно раскручивает и скручивает хоботок и твердит: «Я право имею? Я право имею?» Прежде чем она наконец убедила себя, из неба появился огромный палец и раздавил бабочку, превратив ее в липкое пятно. Похоже, палец принадлежит огромной зевсоподобной фигуре в облаках. Та наставляет меня: «Если что-то повторяется, то оно всегда повторяется», потом подмигивает и исчезает. Липкое пятно, бывшее когда-то бабочкой, набухает и взрывается, породив орды мелких, похожих на ожившие конфетти странных тварей, которые принимаются покусывать мне колени. Я отбивался от них пинками: стоило мне прикоснуться, как это конфетти превращалось в пыль. Кто-то хлопнул меня по плечу, и я обернулся. Передо мной стояла девушка-хиповка, смахивающая на мышь. Тускло улыбнувшись, она посоветовала: «Не жги мозги, пока не перекрестишься». После этого девица раздулась выше горы, ее бедра стали как Большой Каньон. Она была горой, или изображением богини плодородия, сделанным из камня. Гора раскрылась, и на свет появился небольшой престарелый гном. Потянувшись ко мне сигаретой, он спросил: «Жизни не найдется, сынок?» И быстрым движением ткнул меня острой и твердой сигаретой прямо в сердце. Сигарета превратилась в змею и принялась высасывать из меня жизнь. Вокруг стояли двенадцать врачей, и каждый высказывал свое мнение.

– Запущенный случай меланхолии при мании величия.

– Осложненный одышкой.

– Что это у вас за гад?

– Только не говорите, что это типичный змей.

Я провисел среди этих фантомов несколько секунд.

Или эонов?

Или кальп?

Или юг?

Или просто сроков коих-то заплесневелой старушки Сами Знаете Кто?

– Нет времени для других миров, нет времени ни для чего. Нет времени для мальчиков и девочек, нет времени для веселья.

Кто-то нашептывал мне на ухо. Голос как у лесной феи, высокий и бесполый. Или она кричала?

– Открой глаза! Иди сюда играть! Мы ждем! Все уже здесь!

В глубинах сна я шевельнул пальцем, который то ли существовал, то ли не существовал, приказав йо-йо вернуться обратно в мою руку.

Как только йо-йо вернулся, моя скорлупа лопнула.

15

Встречайте – кальвинии!

Я был Здесь. Я был Сейчас.

После того как оболочка исчезла, в этом нуль-времени и нуль-пространстве исчезло и мое тело. Или, точнее, вся вселенная стала моим телом. Я был величиной с вселенную, и вся вселенная была размером с меня. Я был внутри вселенной, и вселенная была внутри меня, ее протяженность была неизмеримо мала и неизмеримо велика.

А где же йо-йо, мой билет на обратный поезд из этой передряги? Все еще слепой и глухой, но, со всей несомненностью получив новые чувства, о применении которых еще не имел понятия, я, казалось, чувствовал призрачное присутствие йо-йо – скорее потенциальную возможность, чем реальную действительность – где-то в чужеродном измерении, далеко-далеко, и все же вплотную к моей несуществующей коже. Я мог легко дотронуться до него...

– Привет! Так гораздо лучше!

Фея вернулась. Она витала совсем рядом, почти у моего предполагаемого локтя – водяной запах, апельсиновая отдушка, мягкая дымка, клубок перепутанного ничто.