Остальные лагери (III, IV, VI и VII) в связи с неудобным расположением и ограниченностью площадок планировалось использовать как пункты для кратковременных остановок при прохождении пути между основными пунктами. Читателю, конечно, ясно, что по мере передвижения вперед от лагеря к лагерю количество грузов должно было уменьшаться. Если в лагерь I нужно было доставить 1,5 тонны груза, то в лагерь VIII на первом же этапе 300 (полное обеспечение для пяти человек на неделю) и на втором этапе 450 килограммов (полное обеспечение для пяти человек на две недели).
Окончательный план штурма был составлен 12 июня, но в нем не были названы имена восходителей потому, что полный состав штурмовой группы можно было определить только в решающий момент, в зависимости от общего состояния того или иного альпиниста.
Первая группа: Ахилле Компаньони (руководитель), Абрам, Галотти, Рей и Пухоц.
Вторая группа: Гино Сольда (руководитель), Бонатти, Флореанини, Лачеделли и Виотто.
Анджелино был оставлен запасным и для особых поручений.
Тогда же был составлен вариант штурма вершины.
В случае удачного штурма вершины все возвращаются в лагерь VIII. При неудачной попытке штурма альпинисты Г и Д поднимаются в лагерь IX, где имеется запас кислорода для штурма вершины на следующий день. В случае, если запаса кислорода в лагере IX не окажется, к альпинистам Г и Д присоединяются 3 и И, которые доставляют для них кислород в лагерь IX (по два баллона). После этого альпинисты 3 и И спускаются, в зависимости от запаса времени, в лагерь VII или VIII.
Таковы основные положения плана штурма вершины. Радиостанции, которых было три, предполагалось распределить между базовым лагерем и лагерями V и VIII, маленькие УКВ станции — использовать для связи между лагерями и альпинистами, ведущими разведку.
Глава 7.
ЖЕСТОКАЯ БОРЬБА ЗА РЕБРО АБРУЦЦКОГО
После неудачи, постигшей нас при транспортировке тяжелого груза из Скардо, 29 мая славный Садык с караваном в 100 носильщиков достиг базового лагеря и принес почти весь груз, оставленный в Конкордии.
На следующий день часть носильщиков ушла вниз, чтобы собрать грузы, оставленные в пути. Садыку после долгих совещаний и бесед удалось уговорить 62 носильщика остаться здесь транспортировать грузы из базового лагеря в лагерь I. Это было для нас неожиданным счастьем: шестьдесят два груза составляют более 1500 килограммов продовольствия и снаряжения. Правда, здесь было не все, что требовалось для восхождения, кое-что было лишнее, кое-чего не хватало, но в момент, когда решался вопрос о переноске груза в лагерь I, не было возможности и времени уточнять содержимое каждого груза. Как бы то ни было, большинство грузов, требующихся для оборудования лагерей на ребре, было на месте. Велика была моя радость, когда эти важные грузы вечером 30 мая под защитой двух брезентов находились в лагере I на высоте 5580 метров. Неожиданная удача с переноской груза в некоторой степени компенсировала время, потерянное на подходах к базовому лагерю.
Вечером 30 мая все члены экспедиции впервые собрались в базовом лагере, чтобы отпраздновать нашу удачу с доставкой груза и оборудовать палатки. Я объявил 31 мая днем отдыха, и это известие радостно встретили не только члены экспедиции, но и все носильщики.
День отдыха прошел хорошо. Каждый оборудовал свое «гнездо», привел в порядок себя и личные вещи, более или менее удачно выкупался в «ванне», написал письма близким. Большая палатка вызывала чувство уюта и безопасности; здесь можно было удобно сидеть на табуретках за столом (не так как в других лагерях — на полу или на ящиках) и съесть обед, наславу приготовленный нашим поваром Исхаком. Ради такого дня он приготовил особенно вкусные блюда.
Вечером мы долго сидели за столом, освещенным газовой лампой, и обсуждали стоящие перед нами задачи, трудности подъема и возможности взятия вершины.
1 июня носильщики из племени хунза и члены экспедиции начали транспортировку грузов, а в базовом лагере интенсивно конструировали и собирали две ручные лебедки для подъема грузов, уложенных на примитивные санки, по снежному склону. К мысли о возможности такой транспортировки я пришел во время прошлогодней разведки К2. Я обратил внимание на длинный ровный снежный склон, расположенный немного восточнее ребра, спускающийся с высоты лагеря IV или V на ледник Годуин Оустен.
Поскольку первые опыты использования лебедки в тренировочном лагере под Маттерхорном были неудачными, я бросил эту идею.
Маленький подъемник со стальным тросом длиной 300 метров, взятый мной на всякий случай из Италии, можно было легко переконструировать в ручную лебедку, но 300 метров только половина склона. Для полного использования «санной дороги» нужна была еще одна лебедка. С помощью двух лебедок груз можно было доставить прямо в лагерь III. Поэтому Абрам и Виотто при поддержке нескольких помощников упорно мастерили вторую лебедку, используя для этого жесть от разрезанных канистр из-под бензина, металлические лыжные палки, доски и нейлоновые веревки. Наконец, вторая лебедка для обслуживания трассы длиной 300 метров была готова и здесь же, в базовом лагере, испытана как санный подъемник. В качестве груза при испытаниях был «использован» альпинист Сольда. Когда сани с Сольда были подняты по склону и веревка натянута до отказа, по условленному сигналу отпустили ручки и Сольда, задрав ноги кверху, упал в снег.
Сольда, видимо, очень понравилось катанье на салазках, потому что, работая несколько дней на «санной дороге», он пользовался ею во время болезни для спуска в базовый лагерь. Не желая идти пешком, он сел на сани и спустился напрямую по очень крутому склону рядом с ребром Абруццкого. У конца первого этапа, у так называемой «передаточной станции», там, где кончается стальной трос и начинается нейлоновая веревка, в результате сильной амортизации веревки и последовавшего затем сильного рывка Сольда головой вперед вылетел из саней. Эта затея была не совсем безопасной, но «эксперимент» показал, что груз на санях можно увеличить без опасения: трос и сани выдержат. Кроме того, стало ясно, что в случае аварии таким путем можно будет транспортировать пострадавших.
После первой разведки до лагеря II Компаньони подтвердил, что подъем грузов на санях по склону возможен. 2 июля я поднялся на маленькое седло выше лагеря I, чтобы присутствовать при пробном подъеме грузов по трассе. Сначала подняли 15, затем 20 килограммов. Все было хорошо. Сани, подтягиваемые ручной лебедкой, за 10 минут прошли 300 метров. На следующий день оба подъемника были введены в регулярную эксплуатацию — сначала на 300, а потом на 600 метров.
После двух дней напряженной работы на снежном седле уже находилось несколько дюжин грузов и было установлено несколько палаток, в которых укладывалось имущество. . В это время в базовом лагере подтаял снег, и средний слой морены освободился. Палатки, под которыми снег не таял, оказались на ледовых столбах высотой более полуметра. Из опасения, что палатки со временем могут «самостоятельно спуститься» с пьедестала, мы перенесли их на новое место.
Вдруг поднялась снежная буря. На узком гребне ребра маленьким палаткам пришлось выдержать жестокое испытание; однако все окончилось благополучно — палатки оказались прочными. Ветер дул бешено, иногда его порывы были столь сильны, что создавалось впечатление, будто в следующий момент палатка улетит вместе со всем имуществом и людьми, находящимися в ней. В самом опасном положении оказалась кухонная палатка, в которой обычно спал Виотто. Ветер так поднял дно палатки, что вся посуда и кухонная утварь устроили шумную пляску.
С ума можно было сойти от такой погоды!
Между 8 и 10 июня по всему пути от лагеря I к лагерю II, лежащим выше снежного седла, навесили веревочные перила.
10 июня Компаньони в сопровождении Лачеделли, Пухоца и Рея поднялся вдоль гребня до отдельно стоящей на высоте 6300 метров скалы (здесь в свое время американцы разбили третий лагерь). Весь этот путь также был оборудован перилами. Около скалы, на маленькой площадке, была установлена палатка. При расчистке площадки для лагеря от снега были обнаружены оставленные здесь американцами год назад банки с мармеладом, бисквиты, печенье, молоко — все в хорошем состоянии. Здесь же оказались два больших термоса и красный зонт — талисман Хаустона. Пухоц принес его мне в базовый лагерь.
Несмотря на холодный ветер и снегопад, Компаньони и Рею 14 июня удалось подняться выше по ребру Абруццкого и пройти по снежным желобам и скальным гребням к американскому лагерю IV.
Компаньони и Рей уверенно и быстро поднялись по оледенелой засыпанной снегом скальной стене, с которой свисали обрывки веревок, достигнув площадки над стеной, где нашли две оледенелые палатки, оставленные здесь в 1953 году экспедицией Хаустона. Но в этот день дальше идти было нельзя, после десятиминутного отдыха оба альпиниста спустились со стены, сопровождаемые ветром и снегопадом.
Во время сеанса связи, в 17 часов, Компаньони сообщил, что они достигли лагеря на высоте около 6400 метров, и спросил меня, какой это из американских лагерей —IV или V? Наличие под этим лагерем скальной стены дало мне основание предположить, что это лагерь V, а стена, видимо, участок, на котором находится камин Хауза — тема разговоров в базовом лагере. При проверке материалов Хаустона и из рассказов Ата Улла было установлено, что это лагерь IV (по нашим измерениям — на высоте 6565 метров), а не лагерь V, находящийся выше стены ровно на 120 метров.
Согласно прогнозу погоды, радио Пакистана обещало ее ухудшение — сильные дожди вплоть до района Лахора. Следовательно, у нас будут снегопады и в ближайшие дни на нормальную работу надежды было мало.
В связи с чрезмерной нагрузкой, вызванной тем, что поднимаемые грузы глубоко проваливались в мягкий снег, сломались обе ручки лебедки, изготовленной в базовом лагере, и она вышла из строя; транспортировку грузов на время ее ремонта пришлось приостановить.
15 июня весь день свирепствовала сильная снежная пурга, и все оставались в своих палатках.
Несмотря на непогоду, 16 июня Компаньони в сопровождении Рея, Пухоца и двух носильщиков из племени хунза удалось подняться с грузом (палатка, продовольствие и снаряжение) в лагерь IV. Компаньони и Рей остались в этом лагере, Пухоц с носильщиками ушел вниз, в лагерь II.
В лагере IV был такой сильный ветер, что сломал стойку палатки, и ее пришлось укреплять лыжной палкой. В этот день даже в базовом лагере температура была ниже нуля.
— Сегодня утром мы видели камин Хауза, — сообщил мне 18 июня по радио Компаньони. — Он весь во льду. Думаю, что камин преодолеть нетрудно, но нужно его очистить и, кроме того, заменить веревки американцев новыми. Для этого потребуется 500 метров нейлоновой веревки, скальные и ледовые крючья, — потом он прибавил: — Ветром сдуло меховые рукавицы Рея. Имеются ли внизу запасные?
Надежная связь с лагерями и группами позволяла всем быть в курсе событий, следить за всеми группами и нормально обеспечивать верхние лагери. Такая связь, осуществлявшаяся три раза в день, давала возможность услышать голоса товарищей и непосредственно вести переговоры о самом необходимом, а это придавало силы и уверенность тем, кто находился наверху, и не меньше тем, кто оставался внизу.
— Сегодня мы получили для вас письма, — передавало радио самое желанное и радостное сообщение. — Завтра вместе с грузами пошлем их вам наверх.
Но иной раз буря мешала прохождению радиоволн и слышались только обрывки отдельных неразборчивых фраз. В таких случаях разговор безуспешно повторялся четыре-пять раз. Приходилось прекращать разговоры и возобновлять их в другое условленное время. Объяснение, почему не состоялась или была плохой связь, иной раз звучало так:
— У нас была сильная пурга и снег, ветер чуть не сорвал палатку. Мы вас очень хорошо слышали, но вы нас, наверно, не поняли.
И связь снова восстанавливалась.
Иногда не удавалось установить связь базового лагеря с тем или иным высотным. В таких случаях связь поддерживалась через какой-либо другой лагерь, который нас слышал и оказывался таким образом своеобразным «мостом».
Вечером 17 июня небо было чистым, и ночь обещала быть светлой; только на самой вершине К2 виднелся небольшой снежный флажок. Вершина Броуд-пика в лунном освещении была видна, как днем, и весь пейзаж до вершины Чоголиза был изумительно красив.
К утру 18 июня небо снова закрылось облаками, и К2 окутался широким серым покрывалом, из которого изредка выглядывала его чистая вершина, как бы «плывшая» над облаками.
Три массивные головы Броуд-пика часто были хорошо видны, и их ледовый склон как бы приглашал подняться на вершину.
В районе «Седла ветров» находились две вершины, похожие на Маттерхорн и служившие больше, чем что-либо другое, верными барометрами. Если между этими вершинами втискивалось облако, похожее на гигантскую рыбу, нам следовало опасаться плохой погоды. И действительно, всегда, как только в районе этих вершин появлялось облако, погода тут же портилась.
Мы изучали все приметы, которые относились к изменению погоды, так как успех экспедиции в немалой степени зависел от нее.
В эти дни по обоим склонам ребра сошли большие снежные лавины и привели в негодность трассу подъемника. Пришлось организовать транспортировку грузов обычным способом — на спине, а это означало потерю времени и увеличение физической нагрузки.
18 июня Компаньони и Рей спустились в базовый лагерь. В условиях плохой погоды им не удалось обработать камин Хауза: перила они повесили лишь до начала камина. При спуске Компаньони и Рей нагнали Флореанини и доктора Пагани, которые спустились в лагерь II к Пухоцу, жаловавшемуся на боли в горле. Бонатти тоже чувствовал себя плохо и спустился в лагерь I, у Галотти также болело горло.
Пухоц отказался спуститься в базовый лагерь; здесь наверху у многих часто болело горло, но через несколько дней болезнь обычно проходила. Даже доктор Пагани не видел серьезных симптомов болезни Пухоца, но принимал все меры для его лечения. На следующий день Пухоц пожаловался на затрудненное дыхание, но температуры не было, пульс оставался нормальным. Доктор продолжал лечение антибиотиками и кислородом, имевшимся в лагере в достаточном количестве.
Во второй половине дня и вечером Пухоц ел нормально и никаких признаков тяжелого заболевания не обнаруживалось.
Ночью Пагани несколько раз зажигал свет — Пухоц не спал. И вдруг 21 июня в час ночи, когда Пагани готовил микстуру, чтобы дать ее больному, Пухоц совершенно неожиданно после непродолжительной агонии скончался…
Сообщение о смерти Пухоца тотчас передали в лагерь. Все были в замешательстве и глубоко опечалены смертью товарища.
Тело Пухоца, завернутое в пуховый спальный мешок и плащ-палатку, положили на снег около палатки.
На следующий день пурга усилилась, и все, находящиеся в лагере II, торопливо начали спускаться по маркированному веревочными перилами пути в лагерь I.
Во второй половине дня издалека увидели длинную вереницу людей, спускающихся по покрытому снегом леднику, и очень удивились: до сих пор кто-нибудь всегда оставался на ребре, чтобы даже при плохой погоде вести работы. Когда группа моих товарищей приблизилась, я заметил на их лицах грусть и подавленность, но не мог даже представить, чем это вызвано.
— В чем дело? — спросил я подошедшего ко мне Анджелино.
— Умер Пухоц, — ответил он со слезами.
— Как? Что!? — воскликнул я.
— Он умер от воспаления легких, — добавил он и ушел в свою палатку.
Как окаменелый, почти без дыхания, я остановился, будто кто-то ударил меня дубинкой по голове.
Пухоц — один из сильнейших в нашей экспедиции, имевший прекрасные показатели при врачебном осмотре, лучше всех выдержавший психологические испытания, — именно он умер от болезни.
Смерть Пухоца была тяжелым ударом для всей экспедиции, ударом, который невозможно было предвидеть. Гибель альпиниста вследствие падения или под лавиной еще можно было предположить, но смерть из-за болезни?. Горькая действительность требовала спокойного размышления. Мы собрались в палатке и обсудили создавшееся положение. Решили, что прежде всего необходимо сообщить о случившемся в Италию.
Не имело смысла держать смерть Пухоца в секрете — зачем?..
Не говоря уже о том, что через носильщиков и почтальонов сведения о смерти Пухоца быстро дойдут до низа, мы были обязаны немедленно официально сообщить о постигшем нас несчастье в Италию и правительству страны, гостями которой временно являлись, независимо от того, какие последствия для нашей экспедиции имело бы это сообщение.
Нашего друга Пухоца решено было похоронить у подножья К2 на том месте, где американцы установили памятник Гилкею, умершему в 1953 году от закупорки вен.
С этого места у подножья ребра открывался чудесный вид на ледник Годуин Оустен и верховья ледника Балторо.
Два дня после смерти Пухоца свирепствовала невиданной силы снежная пурга. Казалось, что природа тоже выражала свое недовольство случившимся и присоединилась к нашему горю.
24 июня весь день продолжал идти снегопад, и лагерь покрыл толстый слой снега. Только во второй половине дня небо просветлело и появилась надежда, что тело Пухоца на следующий день можно будет спустить вниз. Но вечером снова пошел снег.
Несмотря на плохую погоду, утром 25 июня Лачеделли, Сольда, Виотто и трое носильщиков из племени хунза вышли на ребро Абруццкого. Абрам, Компаньони, Флореанини и Рей вышли к памятнику Гилкея, чтобы подготовить могилу для Пухоца.
Ледник был закрыт тридцатисантиметровым слоем свежего снега, небо все еще оставалось свинцово-серым, тяжелые облака низко висели над ледником. Время от времени падали снежные хлопья.
Наконец, 26 июня погода улучшилась, и утром все альпинисты и носильщики из племени хунза вышли в лагерь I, чтобы встретить группу, вышедшую накануне из базового лагеря для спуска тела Пухоца. Транспортировка продолжалась почти целый день. Умершего положили на сани и спустили по склону к подножью ребра Абруццкого. Отсюда вышли на середину ледника, где было относительно немного трещин. Во время спуска Анджелино провалился в трещину; на его счастье он шел в связке, и падение окончилось благополучно. После довольно долгих и сложных манипуляций с веревками его вытащили на поверхность ледника, и траурная процессия продолжала свой путь в базовый лагерь, куда и прибыла к вечеру. Тело Пухоца уложили в принадлежавшую ему палатку, и всю ночь члены экспедиции несли около него почетный караул.
27 июня утром все с телом нашего друга поднялись из базового лагеря к месту слияния ледников Годуин Оустен и Савойя. У памятника Гилкею мы уложили нашего товарища на вечный покой. Со слезами на глазах прочитали мертвому молитвы и тихими голосами пропели вальдстонские песни. Погода в этот день была спокойной, и вершины со снежными флажками выглядели торжественнее обычного.
Под синим небосводом, похожим на итальянский, как в неизмеримо большом храме, наподобие гигантских алтарей возвышались вершины, окутанные дымом кадил. После погребения мы украсили могилу маленькими, очень красивыми горными цветами и спустились в базовый лагерь. В базовом лагере маленькая позолоченная статуэтка мадонны из Миланского собора, врученная нам кардиналом Шустером, так ярко блестела на солнце в своей ледовой нише, что казалось, будто она посылает нашему другу благословение и последний привет далекой родины.
Он отдал свою жизнь за новые лавры для своей родины. Тяжело переживала экспедиция потерю Пухоца. Но можно ли было оказать ему еще большую честь, чем взятие К2, ради которой он отдал свою жизнь? Члены экспедиции единодушно решили посвятить восхождение на К2 светлой памяти Марио Пухоца.
Теперь нужно было с еще большей энергией возобновить штурм, добиться победы, чтобы на надгробной плите дорогой могилы можно было высечь дату победы, завоеванной в честь него.
27 июня возобновились работы на ребре Абруццкого.
Временное улучшение погоды, позволившее снять тело Пухоца, длилось недолго, однако до конца июня удалось вести работы между первым и четвертым лагерями и продолжить транспортировку груза, который доставляли на лыжах до снежного склона, расположенного несколько выше лагеря I, а оттуда поднимали при помощи лебедок к так называемой «передаточной станции» между лагерями I и II. Здесь груз укладывали на другие сани и с помощью второй лебедки поднимали до снежного седла, где впоследствии был организован второй наш лагерь.
Американский лагерь II, которого Компаньони и Рей впервые достигли 26 мая, находился в защищенном месте, но при подходе к нему нужно было траверсировать два очень крутых желоба, по которым часто шли угрожающие альпинистам камнепады и лавины. Кроме того, лагерь был расположен в стороне от снежного склона, по которому проходила трасса подъемника, и все грузы пришлось бы переносить на плечах от верхней площадки лебедки к лагерю. Поэтому лагерь II мы установили непосредственно над снежным склоном на снежном седле. Разбив лагерь здесь, мы могли полностью использовать подъемник, а путь к лагерю был значительно безопаснее, так как проходил по гребню, расположенному рядом со снежным склоном. Лагери III и IV находились на тех же местах, где и американские лагери в 1953 году.
Принимая во внимание крутизну склона и то, что на ребре Абруццкого было очень мало мест для установки лагерей, мы пользовались путями подъема предыдущих экспедиций (в основном американской экспедиции 1953 года, — прим. переводчика), оставившей веревочные перила. Правда, этим перилам мы не особенно доверялись и ими почти не пользовались. Когда однажды все же воспользовались старыми перилами, то только чудом избежали несчастья.
Снег, обильно покрывший все склоны, во многом нам мешал, но в то же время, надежно прикрывая крутые осыпи и свободно лежащие камни, предохранял нас от опасности камнепада. Конечно, не следует думать, что снег полностью ликвидировал камнепадоопасность: были случаи, когда отдельные камни все-таки срывались и угрожали находящимся вблизи альпинистам; иногда в результате самого маленького прикосновения приводилась в движение внушительная глыба. 20 июня Флореанини сорвался со снежного склона, и хотя тут же задержался, но все же получил травму локтевого сустава и шеи. Носильщик из племени хунза, бросившись на помощь Флореанини, сорвал камень, который едва не сбил альпиниста вторично.
В эти дни мы ликвидировали свой лагерь неустановленный, как известно, сначала на месте американского лагеря II, и убрали перильные веревки, натянутые вдоль пути. Лебедку со стальным тросом поставили между лагерями II и III. Таким образом, снежный склон на всем протяжении был надежной трассой для доставки груза.
30 июня продолжалась доставка грузов по снежному склону в новый лагерь II, а физически очень сильный и волевой Компаньони в этот день сообщил мне по радио, что он и Рей, несмотря на ненастную погоду, прошли камин Хауза и находятся в лагере V (американском — прим. переводчика) на высоте 6670 метров. Путь к этому лагерю проходит по крутым снежным и скальным склонам к подножью видимой снизу известковой стены и наискось к юго-восточному гребню К2.
Для экспедиции 1938 года подъем по этой стене был самым серьезным препятствием, и только после нескольких попыток его удалось преодолеть. Эта стена рассматривалась тогда как ключевое место всего пути подъема на ребро Абруццкого. Североамериканскому альпинисту Билли Хаузу совместно с Бобом Бейтсом удалось тогда найти в стене широкую почти вертикальную трещину и подняться по ней с применением крючьевой страховки. С тех пор этот участок пути по стене носит название камина Хауза.
Транспортировка грузов на спине по камину Хауза была очень трудной и опасной, особенно если учесть, что камин узок и идет вверх почти вертикально, кроме того, нужно иметь в виду, что эта сложная работа проводилась на высоте более 6500 метров. В 1953 году экспедиция Хаустона, предусмотрев все трудности, связанные с переноской грузов по узкому камину, применила небольшой переносный подъемник, оказавший исключительную услугу, экономя время и силы при транспортировке грузов из лагеря IV в лагерь V.
Основываясь на удачном опыте американцев, мы тоже взяли лебедку, которую успешно использовали сначала внизу, а потом в камине Хауза.
После того, как Компаньони и Рей достигли лагеря V, Абрам и Виотто навесили веревочные перила по всему камину, который к этому времени еще был. забит снегом и льдом. Очистка камина от льда и снега и закрепление на всем его протяжении веревочных перил — титаническая работа для неутомимой двойки, но потраченные усилия, как только были установлены перила, окупились — прохождение камина теперь не представляло больших трудностей даже для носильщиков с грузом.
С 1 июля погода снова ухудшилась, снежная пурга приостановила все работы на ребре Абруццкого, транспортировка грузов прекратилась, и все альпинисты и носильщики были прикованы к своим палаткам.
Этот вынужденный покой в палатках типа «Гималаи» отнюдь не сказался положительно на здоровье альпинистов. Длительное состояние полного бездействия, трудности с приготовлением теплой, не говоря уже о вкусе, пищи и неудобное положение тела при ее принятии, холод и высота вызывали желудочные заболевания и отвращение ко всему.
Холод, ветер и сухой воздух служили причиной заболеваний горла. Как это ни парадоксально звучит, — время, когда альпинисты в ожидании погоды находились в палатках, переносилось значительно трудней, чем время, когда они при переменной погоде, иногда в снегопад, на холодном ветру, обеспечивая безопасность пути, натягивали перила и переносили на себе тяжелые грузы в высотные лагери.
Большую помощь в наведении порядка оказывал мне Ата Улла, который прилагал все усилия, чтобы работа носильщиков протекала нормально и с максимальной пользой. Вообще же, нужно честно сказать, что помощь, оказанная нам носильщиками из племени хунза при подготовке пути по ребру Абруццкого, была очень ценной, тем более, что многие из них так же, как и мы, были заинтересованы в победе над К2. Одним из лучших наших помощников, безусловно, был Махди, исключительно честно и добросовестно выполнявший наши поручения. С тяжелым грузом кислородных баллонов он поднялся до 8000 метров. Таким же был Изакхан — человек большой физической силы, с немалым опытом горовосхождений.
В первых числах июля Компаньони, Абрам, Рей, Галотти и Виотто находились в лагере IV, Анджелино, Флореанини, Лачеделли, Пагани и Сольда в лагере II. 3 июля в базовый лагерь с больным горлом пришел Бонатти, а Виотто с признаками общего ослабления, вызванного, видимо, предшествовавшим заболеванием желудка.
Между тем, несмотря на ураганные ветры, жестокий мороз и постоянные опасности прохождения лавин, благодаря самоотверженной работе Лачеделли, Флореанини и Сольда продолжалась транспортировка грузов лебедкой. Свежий снег, накапливающийся перед нагруженными санями при подъеме, значительно усложнял эту и без того тяжелую работу.
2 июля Компаньони и Абрам установили над камином Хауза ручную лебедку. С помощью Галотти, который находился под камином, им удалось пустить ее в ход, и они в этот же день подняли для пробы несколько грузов. Сразу стало очевидным, что лебедка окажет восходителям исключительную помощь.
Через несколько минут грузы без особых усилий были подняты по стене на площадку, тогда как транспортировка грузов на спине потребовала бы крайнего напряжения и усилий при довольно серьезном риске для альпинистов.
3 июля ярость пурги на ребре Абруццкого увеличилась и было невозможно выйти из палаток и очень трудно найти отдых. Полотна палаток под ударами порывов ветра создавали такой шум, что о сне нечего было и думать: голова гудела до невозможности. Иной раз казалось, что ветер вот-вот сорвет палатку.
Компаньони, Абрам и Галотти с помощью Махди подняли лебедкой ряд грузов по камину Хауза, поднялись в лагерь V, установили там палатку и возвратились в тот же вечер в лагерь IV. Установка палатки в лагере V представляла огромные трудности: ураганный ветер вырывал из рук альпинистов палатку и затруднял ее закрепление. Несколько раз сильные порывы ветра бросали Галотти на снег. Палатку пришлось дополнительно закрепить скальными крючьями и, чтобы порывы ветра ее не сдули, положить в нее, кроме груза, камни.
6 июля утром из базового лагеря в разрыве облаков я увидел желто-красную палатку над камином Хауза и окончательно убедился, что мои альпинисты решили одержать верх над стихией и совершить восхождение во что бы то ни стало.