Мелания попыталась пошевелить правой ногой, чтобы ослабить судороги, но ударилась коленом о грубую поверхность вымазанной глиной стены. Непроизвольно она протянула руку, чтобы почесать ушибленное место, но острые костяшки пальцев вклинились между ребрами, фактически лишив ее возможности дышать.
      Мелания отдернула руку, содрав кожу с тыльной стороны ладони. Тесная печь для обжигания гипса, в которую она попала, согреть не могла. Через дымоход до Мелании доносились незнакомые звуки – какое-то шарканье по полу находящегося вверху зала и потрескивание горящих дров. Она невольно подумала о том, как приятно было бы погреться сейчас перед собственным камином, ведь она была практически рядом с ним. В ее собственном доме. И отблески его огня, наверное, согревали зал не меньше, чем само пламя.
      В печи же, где она находилась, царили нестерпимый холод и непроглядная тьма…
      Ее отец был мертв. Это она знала. Мелания слышала громкий гортанный крик, подобный вою волчьей стаи, значит, саксы одержали победу. А победив, они всегда убивали, соблюдая свои традиции.
      Интересно, сейчас ночь? Вполне возможно. Саксы напали на закате, когда день уже начал клониться к вечеру. Сейчас скорее всего было темно. А может быть, приближается утро и вместо тьмы наступили предрассветные сумерки?
      Мелания потеряла счет времени. Она лишь ощутила, как бушевавший в ней огонь злобной ярости постепенно сменился холодным стремлением к мести. Обуреваемая гордостью, она думала, что они никогда не одержат победы над ней и не покорят в ее лице Рим! Спрятать же ее в печи решил отец. Пусть они думают, что победили! Мелания обманула саксов. А они и не заметили. Глупые варвары! Они двинутся дальше и нападут на какое-нибудь бедное селение или город, с жителями которых будут, как всегда, беспощадны. Тем временем Мелания покинет свое убежище и вернется к привычной жизни. Конечно, ее дому варвары причинили огромный ущерб. Они не могли обойтись без того, чтобы не разгромить все в доме, только из-за своего собственного слабоумия. Что ж, пусть так! Она все здесь перестроит. И главное – укрепит! Превратит дом в неприступную крепость. Пусть тогда сунутся сюда еще раз!
      Но сначала они должны уйти…
 
      Катред бросил, в камин еще один библиотечный свиток. Удовольствие от горящего пергамента он получил небольшое, то ли дело крупные книги, от которых огонь сильный и манящий, но они уже все сгорели и рукописи тоже.
      – Здесь со всем покончено, – сказал он. – Пойдем дальше!
      – Для тебя, возможно, и покончено, но не для Вулфреда, – усмехнулся Сенред.
      – А я говорю, что покончено! Здесь уже ничего не осталось, что можно было бы уничтожить. Я хочу получить удовольствие, от уничтожения всего на островке, прежде чем вернусь домой!
      – Ты абсолютно лишен способности развлекаться, Катред! – рассмеялся Сенред. – Тебе непременно надо везде устроить погром! Неужели не существует никаких других удовольствий?
      – Не существует! – коротко ответил Катред.
      – Слышишь? – откликнулся Болдуфф. – Он говорит, что не существует! И все же я попытался убедить его, что не меньшее удовольствие можно получить от женщины. Стоит только приучить себя относиться к ней как к противнику на поле боя. У каждой женщины тоже есть свои способы защиты, которые надо научиться преодолевать, неразведанные уголки и секреты, которые необходимо узнать, тайники, которые требуется раскрыть. Поверь мне, женщина может доставить мужчине много наслаждений, прежде чем устанет и выдохнется.
      – Я люблю сражения! – с гордостью объявил Катред.
      – Да, ты их любишь, – согласился Болдуфф. – Впрочем, так же как и я! И все же женщины дают большее удовлетворение.
      – Но сражения не могут продолжаться бесконечно, –заметил Сенред.
      – Здесь, во всяком случае, сражение закончилось, – отозвался Катред. – Теперь надо пойти туда, где оно еще может произойти.
      – Мы останемся здесь, пока Вулфред не прикажет нам двигаться дальше, – возразил Синрик.
      – Конечно, – согласился Катред. – Но почему мы должны здесь задерживаться? Ведь сражение выиграно, Противник уничтожен.
      – Потому что Вулфред не уверен, – сказал Синрик, – что все наши враги мертвы. Он все больше склоняется к тому, что где-то здесь прячется женщина – хозяйка дома, римлянка. И Вулфред не успокоится, пока она не обнаружит себя и не заставит просить пощады!
      – Он пощадит ее? – неуверенно спросил Сенред.
      – Я не сказал, что он ее пощадит. Вулфред хочет увидеть ее унижение перед казнью.
      – Наступить ногой на горло римлянина для меня – наивысшее наслаждение! – раздался голос.
      В библиотеку вошел Вулфред.
      В правой руке он держал богато отделанный женский гребень, а в левой – коробочку с пудрой. Да, где-то рядом пряталась женщина. И принесенные им предметы были тому доказательством. Оставалось только найти ее. Он еще ни разу не позволил ускользнуть ни одной своей римской жертве. И то, что сейчас речь шла о женщине, Вулфреда нимало не смущало. Главное – она была римлянкой!
      В библиотеку бесшумно вошел Сеолмунд, тащивший за шиворот раба, судя по внешности – грека. Не говоря ни слова, он бросил его к ногам Вулфреда.
      – Как твое имя? – спросил Вулфред на очень плохой латыни.
      Раб был среднего роста, он испуганно смотрел на стоявшего перед ним колосса.
      – Терас.
      Вулфред кивнул: имя было действительно греческим.
      – Чем занимаешься?
      Терас нервно глотнул, пытаясь заставить себя ровно дышать. Вулфред внимательно следил за ним. Он понимал, что раб напуган до полусмерти и старается скрыть свой испуг.
      – Я был компаньоном здешнего хозяина, а также помогал ему в…
      – Говори медленнее, – оборвал его Вулфред, совсем плохо воспринимавший латынь на слух.
      – Я был компаньоном. То есть помощником.
      – Рабом, – поправил Вулфред.
      Раб утвердительно кивнул:
      – Да, рабом.
      – Твой хозяин, римлянин, умер, – сказал Вулфред.
      Терас снова кивнул.
      – А женщина спряталась?
      Раб побледнел, но молчал.
      – Я спрашиваю о женщине-римлянке. Его жене или дочери. Где она?
      – Женщины не было, – пробормотал раб.
      Но Вулфред знал, что женщина была. Он подсознательно чувствовал ее присутствие. Чувствовал кожей. Она была где-то совсем рядом. Но где?
      В комнате, отделанной кафелем и имеющей расставленные по стенам простые деревянные полки для свитков рукописей, спрятаться было негде.
      – Говори, – приказал Вулфред рабу. – Говори! Твоя жизнь в моих руках!
      Грек опустил взгляд, ожидая смертельного удара. Но все же в глазах его было еще что-то. Он упорно смотрел вниз. И Вулфред все понял.
      В середине комнаты в полу было проделано довольно широкое вентиляционное отверстие, закрытое сверху железной решеткой. Великолепное убежище для римлянки! Хотя ей и приходится там ползать в грязи, подобно крысе или змее!
      – Иди! – приказал Вулфред греку.
      Сакские воины молча стояли и смотрели на люк, начиная что-то понимать. По знаку Вулфреда они так же молча вышли из комнаты и окружили дом. Каждый уже знал, что Вулфред обнаружил в задней части стены жилища скрытую топку, уходящую в подвальную часть здания под печь для обжига гипса. Стенки топки были холодными, а золу, видимо, недавно вымели.
      На лице Вулфреда появилась зловещая улыбка. Знаком он подозвал двух воинов:
      – Разожгите огонь в топке.

      Нападай, грабь и убивай…
      Таков был их лозунг. Они никогда не останавливались. Никогда. Но на этот раз сделали исключение. Потому, что здесь была римлянка, которая ускользнула от них. Она спряталась, уверенная, что после победы они надолго здесь не задержатся. И была уверена, что предвидит каждый их следующий шаг.
      Но саксы всегда были непредсказуемы, они никогда не поступали лак, как от них ожидали. Так случилось и теперь, несмотря на все расчеты римлянки.
      Вулфред не стал себя утруждать наблюдением за разжиганием огня в топке. Большинство воинов и находившихся в доме рабов в ужасе застыли. Они задыхались от душившего их дыма. О, он мог почувствовать их муки и не будучи свидетелем! Вулфред хищно улыбнулся при мысли, что все они думают, будто в последний момент он все же пощадит пленницу.
      Его рука непроизвольно легла на рукоятку меча. Не может быть пощады римлянке от саксов! Ничто не спасет ее от огня! Она умрет, запеченная в своей жедуховке, если не будет умолять об освобождении из огненной могилы, чтобы погибнуть от его меча. Но так или иначе – женщина умрет! Потому что она римлянка…
      Ему придется не долго ждать, когда она взвоет и начнет отчаянно вопить, как не долго ждать и полной победы над этим небольшим городком, совсем недавно насквозь пропитанным римским духом…
 
      Мелания услышала треск огня еще до того, как голыми пятками почувствовала нагревающийся пол. И сразу же поняла, что происходит. Значит, им все же удалось обнаружить ее тайное убежище! А теперь они намерены выкурить ее из тесного кокона печи. Они преградили ей путь к бегству огнем, который неумолимо разогревает печь. И возможно, ждут от нее криков о помощи или мольбы об освобождении и пощаде. Мелания хладнокровно улыбнулась, несмотря на жар, становившийся уже почти нестерпимым.
      Ей ли просить пощады у саксов!..
      Но если она здесь останется, то раскаленные стены, потолок и пол печи убьют ее. И тайное убежище, прикрытое сверху железной решеткой-отдушиной, станет ее могилой. Мелания вздохнула всей грудью, насколько ей позволяли узкие стены печи.
      Однако ведь бывали могилы и еще хуже…
      По крайней мере, она умрет, избежав прикосновения их грязных рук! Мерзкие саксы не получат удовольствия видеть ее валяющейся в крови у их ног!
      Но все же она умрет…
      Умрет…
      Вопрос теперь заключался лишь в том, какой смертью… И все же во всех случаях она предпочла бы умереть не от рук саксов…
      Мелания наклонилась вперед, погрузив ногти в мягкую глину стен печи. Да, она должна умереть! Но через отдушину в потолке проникал свет. И она, несмотря на всю свою смелость, все же не хотела закончить жизнь в темноте…
      Вулфред нетерпеливо ходил вокруг отдушины, и по мере проникновения в комнату жара от нагревавшейся внизу печи его шаги ускорялись.
      – Подбавьте дров! – громко приказал он. – Живее! Разожгите огонь так, чтобы она выскочила из своей дыры.
      Синрик поспешно выбежал из комнаты передать приказ Вулфреда, который воины могли не услышать, хотя его громовой голос вряд ли оставлял на сей счет какие-либо сомнения. Вулфред редко бывал в таком бешенстве, как сейчас. Причиной стала римлянка с ее глупым упрямством. Ведь попроси она хоть раз о помощи, то тут же оказалась бы в полной безопасности и могла бы дышать прохладным, свежим воздухом.
      Решетка над отдушиной лежала на кафеле, к которому была примазана простой штукатуркой. Вулфреду ничего бы не стоило вырвать ее из пола. А сама отдушина была достаточно широкой, чтобы женщина могла пролезть через нее. Пусть даже с трудом. Да он бы сам помог ей! Только бы она открыла наконец рот и закричала, умоляя о пощаде. Так бы сделал любой нормальный римлянин!
      Вращая бедрами, Мелания понемногу поднималась вверх, пока не оказалась совсем около отдушины. Здесь было чуть прохладнее и значительно светлее. Жар наплывал снизу волнами, сопровождаемый треском горящих в топке дров. Казалось, он высасывал из воздуха всю влагу и делал его непригодным для дыхания. Он обволакивал Меланию. Ее глаза высохли, лишив веки возможности мигать. А раскаленный воздух грозил вот-вот сжечь легкие.
      Скоро она умрет. Умрет достойной и гордой смертью. Не дав прикоснуться к себе рукам врагов. Рукам бесчеловечных, гнусных саксов. Ее тело не будет растерзано. Ее глаза больше не увидят омерзительных варваров, которые ее убьют. Она уйдет из жизни такой же неоскверненной, какой только и должна быть убитая честная женщина.
      Она неминуемо должна умереть! Каждая новая волна нестерпимого жара не оставляла никаких сомнений. Но Мелания хотела, чтобы смерть была безболезненной и по возможности без чьих-то посторонних глаз. Как раз там, где она и находилась!
      Однако больше всего сейчас ей хотелось, чтобы тот, кто отдал приказание о ее убийстве, не почувствовал себя победителем. И если она умрет здесь, то он никогда не будет до конца уверен, что сам смог убить ее. Только тогда она станет победительницей…
 
      Вулфред не помнил, испытывал ли он когда-либо подобный жар. Горячий воздух обволакивал и крепко сжимал его, как удав, высасывая все, даже память.
      Сорвав с себя плащ и бросив его на пол, Вулфред подошел к отдушине. Обнаженный по пояс, он стоял, нагнувшись к самому отверстию и внимательно вглядывался в царившую под полом абсолютную темноту, стараясь что-либо рассмотреть.
      «Как она может такое выдерживать? – думал Вулфред. – Или она уже мертва? Умерла, не произнеся ни слова мольбы об освобождении? Невозможно!»
      Подойдя к прикрепленному к стене горящему подсвечнику, он снял его и, встав на колени перед отдушиной, опустил туда свечу, пытаясь немного разогнать темноту и увидеть хоть что-нибудь…
      …Из тьмы пышущего жаром подземелья на него смотрели два горящих ненавистью глаза.
      Ни рыданий, ни истеричного крика, ни мольбы о пощаде…
      Невозможно!
      Но может быть, там пряталась вовсе не женщина? И уж конечно, не женщина, принадлежащая к побежденной расе!
      Он с растущей злобой вглядывался в смотревшие на него глаза. Потом на мгновение отклонился и сделал их обладательнице знак подняться через отдушину. Ответом была все та же звериная ненависть во взгляде. Женщина смотрела на него, ни разу не моргнув.
      Жар тем временем стал совершенно непереносимым. Вулфред еще и еще раз спрашивал себя: как римлянка может все еще оставаться живой? Она спряталась в печи, сумев пролезть в узкую отдушину. За ней, до того как она попала сюда, наверняка гнались, и, испытывая смертельный страх, она искала любую щель, где можно было бы укрыться. Сейчас у нее не осталось никакого выхода, кроме как униженно умолять о пощаде. Ибо печь с каждой минутой все больше раскалялась, и воздух внутри обжигал легкие.
      Но он поможет ей!
      Вулфред схватил обеими руками решетку и рванул на себя. Она легко поддалась. Он отбросил ее в сторону. Отдушина была открыта. Пленница теперь могла вылезти тем же путем, каким пробралась в печь. А затем она умрет от его, Вулфреда, руки…
      Однако римлянка продолжала оставаться внизу. Безумная женщина! Неужели она не понимает, что он открыл ей выход из горящего ада?! Римское упрямство давно не было секретом для Вулфреда. Но такого он еще не видел! Может быть, она и впрямь ненормальная?
      Он протянул руку в отдушину, чтобы вытащить упрямицу. И сразу же почувствовал нестерпимый, обжигающий жар. В тот же момент острые зубы впились в его ладонь.
      Вулфред вырвал руку и громко выругался. Нет, определенно она сумасшедшая! Но все равно ей придется вылезти наверх!
      – Рука! – громко крикнул он по-латыни, вновь протягивая руку в отдушину и надеясь, что римлянка поймет и ухватится за руку.
      – Задница! – раздался ответ из дышащего жаром подземелья.
      Вулфред знал произнесенное ею слово и понял, что ему нанесено оскорбление.
      Задница?
      Она обозвала его «задницей»!
      Задыхаясь от ярости, Вулфред со всей силой ударил мечом об пол. Как же так? Он терпеливо ждал. Пытался ее уговорить. Убедить. Но в ответ услышал только оскорбление. Что ж, тогда он возьмет силой упрямую римлянку! Нет, он не станет убивать ее там, где она сейчас лежит, на грязном полураскаленном полу. Он хочет видеть ее у своих ног умоляющей о пощаде. Она была смелой под защитой стен раскаленной печи. Посмотрим, останется ли она такой же, лежа перед ним обнаженной и беззащитной! Да нет же! Мерзкая римлянка! Конечно, она будет умолять и рыдать, а он – хохотать ей в глаза!..
      …Пол в комнате покрывал толстый слой разбитого кафеля и осыпавшейся штукатурки. Вулфред бросил на него пленницу, без особого труда вытащив за руку из пышущего огнем подземелья.
      Он смерил ее взглядом. Теперь не могло быть никакого сомнения, что на полу лежала женщина. Ее покрытые грязью волосы были черными, длинными и прямыми. В них запуталось несколько высохших древесных листьев.
      Она казалась слишком маленькой, чтобы быть причиной бушевавшей в душе Вулфреда ярости, сила которой была подобна огню, разгоравшемуся все жарче и жарче в топке печи.
      Пленница не умоляла о пощаде, не раболепствовала при виде его сверкающего меча, ее плечи не вздрагивали и не ссутуливались от рыданий. Нет, маленькая упрямая римлянка смотрела на Вулфреда своими светло-голубыми глазами со жгучей ненавистью. Ее взгляд не был взглядом побежденного и униженного врага, а скорее – воина, обдумывающего свой следующий удар.
      Перед Вулфредом на грязном, засыпанном хламом полу лежала женщина, готовая сгореть заживо, но не просить пощады. Но такое сопротивление не вызывало у него восхищения. В его душе бушевала злоба, какой он не испытывал еще никогда. Она захлестывала его, проникала в самое сердце, гасила здравомыслие и разжигала бешеную страсть к разрушению, мести и уничтожению.

      – Зачем же непременно выбирать смерть? – спросил он с присущей саксам тупостью и полным отсутствием элементарных правил вежливости.
      Мелания же наслаждалась прохладой кафеля, на котором лежала, и мягкой свежестью вдыхаемого воздуха. Вулфред разрушил ее первоначальные планы найти достойную смерть в очистительном огне. Мелания с наслаждением бы его убила, но у нее перед глазами все плыло, и она жадно глотала воздух, чтобы надышаться. В таком состоянии она вряд ли могла быть опасной для злейшего врага, несмотря на всю его очевидную глупость.
      Пусть ее освободили против воли из тесной клетки раскаленной печи. Но теперь по крайней мере Мелания могла немного отдышаться и воспользоваться относительным комфортом, перед тем как Вулфред убьет ее. Последние минуты жизни казались ей драгоценными. И она не хотела, чтобы грязный варвар отравлял их своей пустой болтовней. Тем не менее она посмотрела ему в глаза и гордо проговорила:
      – Послушай, ты, урод! Напасть на мой дом и убить меня была твоя идея, а никак не моя. Я только хотела умереть сама, без свидетелей. Ты отнял у меня такую возможность. Тогда хотя бы убей меня, не сопровождая столь низкий подвиг своей чудовищной латынью. Она вызывает у меня головную боль!
      Вулфред смущенно посмотрел на лежавшую у его ног женщину. Жар, очевидно, не лишил ее способности говорить. Для поверженного врага или обычной женщины она была, несомненно, слишком воинственной и явно драчливой. К тому же разговорчивой. Возможно, она действительно тронулась. Тогда ее поведение выглядело бы в глазах Вулфреда более понятным.
      – Я вытащил тебя из огня, – уже почти оправдывался он. – Спас от ужасной смерти!
      – Не ты ли сначала разжег огонь в печи, чудовище? Только не считай меня за тупицу! И не воображай, что я поверю, будто бы ты не хотел причинить мне никакого вреда, разрушив мой родной дом! – Мелания подняла голову и посмотрела в лицо сакскому монстру, посмевшему бросить вызов ее рассудку. – Ты считаешь, что я должна пожать руку убийцы только потому, что он мне ее протянул? Я предпочла бы умереть, не видя твоего варварского лица. И не хотела бы лицезреть свою кровь на твоих грязных от преступлений руках! Ибо при твоем карликовом интеллекте ты еще, чего доброго, вообразишь, будто бы одержал победу! Ты ее не одержал! Для меня было бы почти счастьем сгореть, а не достаться тебе! Этого, увы, не произошло. Но, убив меня, ты все равно не победишь! Ибо я не умру неотомщенной!
      – Спокойно и незаметно ты тоже не умрешь! – прорычал Вулфред.
      – Пусть так! – выкрикнула Мелания, чуть приподнявшись с пола и став на четвереньки. – Но ты и все вы, узколобые кретины, считаете, что Рим и его жители не смогут устоять против вашего нашествия. А я знаю, что как раз ваша орда диких варваров не сможет устоять против всесильного Рима! Но так или иначе, увидев варварство, с которым ты и твои лишенные мозгов приспешники крушили здесь все, что попадалось под руку, я предпочитаю умереть, чем жить в мире, где ты сегодня якобы одержал победу!
      Хотя Вулфред понял лишь часть обличительного монолога своей пленницы, ему было достаточно. Более чем достаточно… Слова Мелании разбередили в нем старые и еще кровоточащие раны. Разве Рим сегодня не был разбит? Рим постепенно погибал после многих поражений, подобных сегодняшнему. Пленница предпочитает скорее умереть, чем видеть его властителем даже такого маленького, принадлежавшего ей уголка огромной и совсем недавно всесильной Римской империи…
      Глядя на Меланию, стоявшую на четвереньках у его ног и, казалось, готовую, как тигрица, прыгнуть и растерзать своего врага, Вулфред начинал верить в непоколебимость решения римлянки уйти из ставшей ей ненавистной жизни. Она воспламеняла его каждым словом, подавляла попытки противоречить ей на плохом, во многом ненавистном ему латинском языке и понять ее. Она сама подталкивала его к убийству. Подталкивала не: только словами, но и испепеляющим, полным ненависти взглядом.
      Вулфред мрачно улыбнулся. Она сама безрассудно открыла истинную причину своего поведения: она хотела смерти, потому что не могла видеть, как ее прогнивший римский мир оскверняют руки нецивилизованных варваров. Но если она так хочет смерти, решил Вулфред, то не получит ее!
      Она будет жить!
      – Ты запугал ее, Вулфред, – сказал Сенред, входя в зал. – Посмотри, какая она маленькая!
      – Змеи тоже бывают маленькими, – ответил Вулфред, не глядя на Сенреда, но не спуская глаз с лежавшей перед ним на полу женщины.
      Сенред расхохотался и принялся внимательно рассматривать маленькую римлянку. Она была слишком мала даже для женщины. И вся в грязи…
      Хотя Мелания и поняла всего несколько слов из варварского языка, которыми они перебросились, но почувствовала, что оба ведут себя не так, как если бы хотели ее убить.
      Может быть, они оказались не столь безжалостны ми и кровожадными, как ей представлялось? Но ведь тот и другой были саксами! А саксы не знают пощады и с легкостью убивают людей. В том числе и женщин.
      Мелания наблюдала за ними и прислушивалась к их разговору. Весь мир считал, что сакские варвары отличаются высоким ростом. По ее мнению, такие суждения были в значительной мере преувеличением. Хотя стоящие перед ней воины действительно выглядели вершка на два повыше мужчин, которых ей приходилось встречать в своей жизни, но все же гигантами она бы их не назвала.
      Правда, не только они, но и все остальные саксы, толпившиеся в дверях, поражали непомерно развитой мускулатурой, причем на ногах у них были длинные кожаные гетры выше колен, делавшие их смешными и… примитивными!
      Все они имели светлые волосы, падавшие им на спину, а их тело покрывал такой же светлый пух.
      Мелания подумала, что такие уроды могут без колебания убить ее. Ибо убийство стало их работой и даже искусством. Ее удивило, что самый высокий из них, вытащивший ее из печи, почему-то предпочел не убивать ее, наверное, за проявленное ею тупое упрямство. Но она была уверена, что он непременно постарается унизить ее и смешать с грязью.
      – Жена, сестра или дочь? – спросил Сенред, пораженный просто звериной враждебностью и очевидным бесстрашием пленницы. – Она кажется слишком смелой для незамужней дочери или сестры.
      – Для жены она тоже слишком храбра, – сказал Вулфред.
      – Может быть, вдова? – предположил Сенред.
      – Не по годам раздражительна! – заметил Вулфред.
      – Кто же она тогда? – спросил Сенред.
      – Возможно, просто рабыня, – сказал Вулфред.
      Мелания не отрываясь смотрела на того, кто вытащил ее из пылавшей печи. Ей показалось, что он выглядит чуть умнее своего напарника. Хотя ей и не нравилось, как он на нее смотрел своими голубыми глазами.
      Почему же тупой сакс медлит? Ведь всем своим видом он с самого начала старался показать, что намерен убить ее собственными руками! А она предпочла бы умереть именно сейчас, ибо ожидание смерти, как правило, более мучительно, чем она сама. Ей так хотелось ускорить процесс. И она решилась. Молниеносно приподнявшись, Мелания впилась зубами в ляжку варвара чуть повыше закрытого гетрами колена. Ощущение от его волосатой кожи было донельзя мерзостным. Но вкус крови врага доставил ей удовольствие. Теперь она была совершенно уверена, что он непременно убьет ее. Осталось только немного подождать.
      Укус оказался таким глубоким, что кровь варвара залила Мелании почти весь рот. Вулфред схватил ее за волосы и попытался оторвать от себя. Но она еще глубже вонзала зубы в его ногу, решив отпустить ее только тогда, когда умрет. Не раньше… Тем более что отлично понимала, какую боль испытывает сейчас сакс. Она ощутила прилив сил, оттого что боль непременно должна была отвлечь варвара от плотского желания, которое, как она почувствовала, он явно начинал испытывать.
      Действительно, теперь Вулфреду было не до желаний. Он всеми силами старался оторвать впившуюся в его ногу, подобно пиявке, римлянку.
      Мелании казалось, что ее шея вот-вот сломается, а волосы оторвутся вместе со скальпом. Но продолжала смотреть на сакса глазами, полными презрения, уничтожающей ненависти и отчаянной решимости.
      Сенред с силой ударил Меланию ногой в спину. Она вскрикнула и, отпустив ногу Вулфреда, безвольной массой соскользнула на пол.
      Тот бесстрастно посмотрел на нее и процедил сквозь зубы:
      – Змея!

      Римлянка еще не пришла в себя, когда Сеолмунд снова втащил в библиотеку Тераса. Раб посмотрел на лежавшую на полу маленькую «змею», и глаза его потемнели. Они выдавали волнение Тераса, державшегося с осторожностью, избегая пристального взгляда Вулфреда.
      Но тот внимательно следил за рабом. Он вырвет у грека ответы на все свои вопросы! Глупое римское упрямство не сможет лишить его радости от одержанной сегодня победы!
      – Кто она?
      Глаза раба на мгновение загорелись надеждой. Но он тут же опустил взгляд. Да, теперь Терас знал, что римлянка еще жива, и его душа наполнилась радостью, потому что он был предан Риму и дочери Вечного города – римлянке Мелании.
      Вулфред небрежно взмахнул мечом и провел его лезвием по животу раба, оставив на нем длинную бордовую полосу. Рана не была глубокой, но все же из нее обильно хлынула кровь. Кровотечение не представляло большой опасности и остановилось бы естественным путем. Если не продолжать дальше…
      Последнее зависело от самого Тераса и его быстрых ответов Вулфреду.
      – Я не привык повторять свои вопросы, – довольно мягко сказал Вулфред.
      – Мелания, – тихо ответил Терас, в голосе которого прозвучали нотки презрения к самому себе. – Дочь хозяина дома.
      – Где ее отец?
      – Во дворе.
      Значит, он был мертв, ибо в живых из защищавших дом со стороны внутреннего двора не осталось никого.
      – Принесите его, – приказал Вулфред стоявшим в дверях воинам.
      Те поклонились и вышли, чтобы через несколько минут внести в библиотеку изуродованное тело старого римлянина и положить его рядом с дочерью.
      Вулфред смотрел на них, не испытывая ни капли жалости к обоим, лежавшим на полу собственного разрушенного дома. Любой римлянин вызывал в нем лишь злобу и презрение.
      – Иди, – сказал он Терасу.
      Тот бросил последний взгляд на распростертые па грязном полу тела своих бывших хозяев и скрылся за дверью. Никто не произнес ни слова. Кровь старого римлянина уже застыла и свернулась. Мочевой пузырь и кишечник опорожнились. Кулаки сжались в предсмертных судорогах. Он встретил смерть, защищая свой дом и семью. Встретил достойно и гордо, заслужив право не вызывать жалости у врага.
      Вулфред перевел взгляд на женщину. И снова удивился тому, какой маленькой она оказалась. Он опустился перед ней на корточки, чтобы лучше рассмотреть ту, чье упрямство напрочь лишило его радости одержанной победы.
      Волосы ее были черными, как ночь, и прямыми, как солома. А кожа по цвету напоминала спелые пшеничные зерна. Но румянца, которым так гордятся женщины племени саксов, на ее щеках не было.
      Нос в профиль выглядел прямым, но чуть длинноватым с точки зрения саксов. Небольшой ротик обрамляли пухленькие губки. Гибкое миниатюрное тельце, и впрямь придавало ей сходство со змеей. Причем ядовитой…
      Вулфред достаточно повидал на своем веку и немало поездил по свету. Он отлично понимал, что по средиземноморским меркам его пленница была очень красивой. Но для него ее красота не имела значения. В первую очередь она была римлянкой, что решало все. Потому что Рим…
      …Рим – надменный и жадный пожиратель мира. Рим – империя солдат и собирателей налогов. Рим – поработитель всех и вся, заставлявший лизать руку, которая лижущего же и уничтожает.
      Вулфред наблюдал, как на горле пленницы под прекрасной тонкой кожей бьется пульс. Она была такой маленькой, такой беззащитной, что убить ее ничего не стоило.
      Он положил руку на горло Мелании, крепко зажав двумя пальцами пульсирующую артерию, и стал бесстрастно ждать ее реакцию. Через несколько секунд пленница начала задыхаться и пытаться вырваться. Вулфред наблюдал борьбу молодой и красивой женщины за свою жизнь так же спокойно, как если бы под его пальцами билась муха. Он понял, что ее рыдания с мольбами о смерти не были искренними. Инстинкт подсказывал ей бороться за жизнь.
      Вулфред разжал руку и посмотрел на лежавшего рядом, обескровленного и бледного отца пленницы. Мелания непроизвольно проследила за его взглядом. Глаза ее наполнились слезами, готовыми покатиться по щекам. Она смотрела в лицо саксу, и слезы, дрожавшие на ресницах, еще более усиливали горевшую в ее глазах ненависть и решимость.
      – Сделай со мной то же, что и с отцом; сакс. Я не смогу жить в мире, которым правят такие кровожадные звери, как ты.
      Вулфред поднялся и встал над ней подобно статуе.
      – Жить тебе или умереть, решаю я!
      – Тогда выбери смерть, варвар! – приказным тоном ответила Мелания.
      – Ты могла бы умереть прямо сейчас от моей руки. Потому что боролась со смертью и заслужила ее.
      Мелания поднялась на ноги и встала, глядя в глаза Вулфреда, решив убедить его в своем желании умереть. Правда, Боже всемилостивый: его латынь была просто ужасной!
      – Я не боролась со смертью, варвар! – выкрикнула она в лицо саксу. – Я боролась с тобой! А смерть восприняла бы как желанные объятия матери…
      – Или отца? – насмешливо буркнул Вулфред.
      Мелания задрожала от ярости.
      – Что ж, сакс, попытайся еще раз меня убить! Дважды у тебя ничего не вышло. Может быть, повезет сейчас? Но тебе придется очень постараться! Или ты слаб?
      Теперь Вулфред видел ее насквозь. Она искала в смерти освобождения от мучений и провоцировала его на убийство. И тем не менее подсознательно яростно боролась за жизнь. Сможет ли она с готовностью броситься в тьму небытия, когда часть ее продолжает цепляться за жизнь? Какая часть ее души одержит победу в подобной борьбе? Врожденная жажда жизни или безумное стремление умереть?
      Не говоря ни слова, Вулфред приставил острие меча к груди пленницы. Если она останется спокойной и хладнокровной, ему будет достаточно чуть нажать на рукоятку, чтобы римлянка умерла. Но она пока не догадывалась о его замысле. Вулфред же хотел, чтобы пленница задрожала от ужаса или же попыталась отстраниться.
      Однако не произошло ни того, ни другого. Наоборот, упрямица чуть подалась вперед, чтобы меч сам вонзился ей в сердце. Глаза ее были полны презрения и торжества победы.
      Но Сеолмунд успел схватить Меланию за плечи и оттащить на шаг от смертоносного лезвия.
      Победный блеск в ее глазах погас. Но презрение вспыхнуло с новой силой.
      – Я теперь вижу, что ты жаждешь смерти, – проговорил сквозь зубы Вулфред, стараясь скрыть раздражение и охватившее его плотское желание. – Ну что ж, тогда ты умрешь от голода. И будешь тщетно умолять о пощаде!
      – Я ни о чем не стану умолять!
      – Посмотрим, скажешь ли ты то же самое через год, – усмехнулся Вулфред. – Тогда я тебе, может быть, и поверю! А сегодня ты еще не испытала страданий, которые не могла бы вытерпеть! Поэтому все, что ты говоришь, пока лишь… одни слова!
      – Как и твои угрозы, варвар! Ты ничтожество! Ты ничего не знаешь, ничего в своей жизни не создал и ни во что не веришь! Думаешь, что подвергнешь меня пытке, оставив жить? Ошибаешься, варвар, дикарь, язычник! Неужели ты воображаешь, что я стану дрожать от страха перед таким уродом? И если ты, грязная задница, оставляешь меня в живых, то получишь около себя римлянку – своего вечного и непримиримого врага. А только круглый идиот может восстанавливать против себя Рим…
      – Ты способна только на болтовню!
      – А ты – только на разрушения и убийства. Вот в этом ты большой знаток! Или ты, жалкий сакс, в душе признаешь, что просто боишься убить римскую женщину?
      Вулфред не мог выдержать такого унижения. Как, он боится Рима?! Рим можно только ненавидеть, но уж никак не бояться! Ничего, сейчас он покажет наглой римлянке, что не боится не только Рима, но и вообще ничего на свете!
      Он сжал голову Мелании между ладонями, заставив смотреть прямо ему в глаза.
      – Я знаю, чего ты добиваешься, мерзкая дрянь! Нет, я не убью тебя. Такой победы тебе не одержать! Ты станешь служить мне до конца своих дней. А я – наслаждаться созерцанием твоего ничтожества! Вот какая судьба тебя ожидает!
      На какое-то мгновение ему показалось, что в глазах пленницы мелькнул страх. Но уже в следующую долю секунды они вновь вспыхнули непримиримой ненавистью.
      – Я не верю в судьбу! – выкрикнула Мелания, пытаясь освободиться от его ладоней.
      – Не веришь? – усмехнулся Вулфред. – Тогда слушай, что я сейчас скажу. Ты будешь принадлежать мне. И я буду делать с тобой все, что захочу. А умрешь ты только тогда, когда захочу я, а не ты!
      – Свою жизнь я вручаю Богу, а не тебе, гадкий язычник!
      – А я беру ее себе! Я, и никто другой, буду распоряжаться твоей жизнью и смертью!
      – Моей жизнью и смертью распоряжается только Бог!
      Вулфред улыбнулся:
      – Что ж, если так, то твоим Богом, римлянка, стану я.
      – Нет, – ответила Мелания, гордо подняв голову. – Ты – мой враг!
      Вулфред смерил ее взглядом с ног до головы и мрачно сказал:
      – Пусть будет так!..

      – Она не может идти с нами, – заявил Катред непререкаемым тоном. – Женщины в сражениях не участвуют.
      – Ты прав, – согласился Болдуфф, – но ведь сражения не продолжаются целый день. А в оставшиеся часы женщины, как правило, используются для наслаждений. И если Вулфред ее хочет, то…
      – Раньше Вулфред никогда не хотел женщины, – возразил Синрик.
      – Не хотел женщины? – рассмеялся Болдуфф. – Уверяю тебя, что ты ошибаешься!
      – Я же не сказал, что у него никогда не было женщины, дурачок! – упрямился Синрик. – Просто он никогда… ну, что ли… никогда не проявлял интереса к какой-нибудь определенной женщине.
      – Если его интерес проявляется подобным образом, то… – И Сенред саркастически улыбнулся.
      – Заткнись! – оборвал его Сеолмунд.
      Все повернули к нему головы и замолчали. Сеолмунд говорил редко. И только тогда, когда чувствовал важность своего сообщения. Сейчас же он посчитал необходимым вмешаться в общий спор, поскольку речь зашла о римской женщине.
      – Плененная женщина действительно маленькое, но очень злобное существо, – сказал после долгой и неловкой паузы Болдуфф. – Я просто не ожидал, что римлянка может быть такой!
      – Не такой, какой ты привык видеть любую женщину! – усмехнулся Сенред.
      – В пределах своих возможностей она великолепно сопротивлялась, – продолжал Болдуфф.
      – Показала зубки, – буркнул Катред.
      – Да, – согласился Сенред. – Но кто бы мог подумать, что она станет так реагировать? Я ожидал увидеть ее на коленях, молящей о пощаде! А уж никак не огрызающейся, подобно голодной волчице, и призывающей в избавительницы скорейшую смерть!
      – Вулфред тоже не ожидал от нее ничего подобного. Правда, он, видимо, надеется получить от нее удовлетворение другого рода, – ввернул слово Синрик.
      Все многозначительно переглянулись.
      – Вулфред хочет, чтобы она осталась с нами? – спросил Катред, почти не скрывая сожаления.
      – Да, я так хочу! – раздался голос Вулфреда. Он вышел из-под тенистого навеса.
      – Мы пока останемся здесь. Ты прав, Катред: женщине не место на поле боя. И брать ее с собой было бы глупо. Но сейчас мы здесь, давайте прямо говорить, сражаемся именно против взятой нами в плен женщины. Я знаю, как поступить с ней, и получу от нее все, что хочу. После чего мы пойдем дальше.
      Все дружно кивнули скорее в знак согласия, нежели потому, что до конца поняли слова Вулфреда. Будучи преданными своему командиру, они были готовы последовать за ним куда угодно. Вулфред уже предвкушал наслаждение, которое собирался получить от издевательств над пленной римлянкой, после того как ему удастся сломить ее дух. Если удастся…
      – Синрик, – приказал он, – поскольку мы остаемся здесь, вели рабам вычистить дом и привести его в порядок. Нам негоже жить в развалинах и грязи.
      – Будет сделано, Вулфред!
      – И еще, Синрик. Пленная римская змея должна работать. Она больше не свободная женщина, а рабыня.
      Слова Вулфреда, произнесенные с плохо скрываемым удовольствием, удивили воинов, но никто не произнес ни слова.
      И вот несчастная женщина принялась чистить и приводить в порядок дом, где еще совсем недавно чувствовала себя полновластной хозяйкой. Вулфреда поражала готовность рабов по-прежнему выполнять приказания их бывшей хозяйки. Он потребовал, чтобы они не признавали за Меланией права ими командовать. После его требования работа пошла из рук вон плохо. Вулфред несколько растерялся. С одной стороны, он хотел подавить в римлянке привычку командовать, с другой – Вулфред не желал жить в грязи и хаосе, поэтому, хотя и с очевидной неохотой, стал сквозь пальцы смотреть на сложившиеся в прошлом отношения рабов с Меланией. Дела сразу же пошли значительно быстрее и лучше.
      Но больше всего выводило Вулфреда из себя полное равнодушие самой пленницы ко всему происходящему. Фактически она никак не прореагировала даже на его грубое вмешательство в ее взаимоотношения с рабами. Да и вообще, положение простой рабыни, казалось, никак не задевало ее самолюбия!
       Невозможная женщина!..
      Выйдя из дома, большинство окон которого смотрели на окруженный глухой стеной двор, Вулфред пошел, побродить по окрестным полям, чтобы хоть на время побыть на приличном расстоянии от своей новой рабыни и успокоиться.
      Наступавший день обещал быть по-летнему жарким, чуть подернутым дымкой и почти безветренным. Дом Мелании располагался в небольшой долине между холмами, склоны которого покрывали поля вперемежку с редким лесом. Кое-где виднелись остроконечные вершины скал, пробивавшиеся сквозь слои земли и напоминавшие заброшенные древние памятники.
      На восточном склоне ближайшего холма была разбита виноградная плантация, на которой росло лишь несколько десятков кустов, да и у тех пожелтели и свернулись листья. На северных и южных склонах располагались небольшие ячменные поля. Когда-то их обрабатывали, но сейчас они были заброшены.
      Вулфред вскарабкался на вершину холма и очутился над цветущими полями жимолости, волновавшимися от легких порывов утреннего ветерка. Отсюда был хорошо виден дом римлянки, приютившийся в начале долины напротив западного склона холма, надежно защищавшего его от ветра, но… не от людей.
      Дом не был приспособлен для обороны. Его расположение, подумал Вулфред, лишний раз демонстрировало надменную самонадеянность Рима, считавшего, что напасть на него никто никогда не решится. Однако во всем чувствовался налет какой-то неуверенности в незыблемости существующего порядка. Римская империя приходила в упадок, что ощущалось и здесь, в Богом забытом ее уголке.
      Два жаворонка вспорхнули с ветвей деревьев ниже того места, где стоял Вулфред, и взвились в воздух. Они то поднимались высоко в небо, то опускались почти до самой земли. Вулфред любовался их полетом, с некоторой завистью думая о том, что птицы везде и всегда свободны. В отличие от людей…
      Жаворонки вновь опустились совсем низко и исчезли за ветвями деревьев. Вулфред посмотрел вниз и увидел у угла дома свою пленницу-римлянку в окружении группы рабов. Некоторое время он смотрел на нее и вдруг почувствовал, как сжались мышцы у него под животом. Брови нахмурились. Вулфред подумал, что многие римлянки нередко позволяли себе грехопадения. Но только не их соотечественница, которая упорно, не желала следовать их примеру!
      – Финн, – распорядилась Мелания, – возьми вон то раскрашенное ведро и постарайся очистить им водоем от крупных обломков. А я тем временем прикажу Доркас принести несколько простыней, связать вместе и протащить по дну от берега до берега, чтобы подобрать мелкие обломки, камни и другую грязь. Тогда мы сможем получить свежую, очищенную воду, которую можно будет пить.
      Не обращая никакого внимания на саксов, строго следивших за каждым ее движением, Мелания быстрым шагом перешла двор, продолжая громко давать наставления Финну:
      – Сделай все, что в твоих силах, Финн. Хотя понимаю, что задание не из легких. Ведь глупость саксов не знает предела. Только они могут мутить и загрязнять воду, которую потом сами же и пьют! Так что нам предстоит немало поработать, чтобы очистить ее. Может, они не понимают, что именно свежая пресная вода особенно полезна для здоровья, – продолжала Мелания, – ты знаешь, они ее непременно солят перед тем, как пить. Так по крайней мере мне говорили: если у саксов нет соли, то они начинают проливать кровь. Уверена, что именно отсюда склонность варваров к кровопролитиям и бессмысленным убийствам. Они тем самым утоляют жажду. Но нам нужна пресная, чистая, очень чистая вода!
      Финн помолчал, прежде чем кивнуть Мелании в знак согласия. Он был очень напуган вызывающим и полным сарказма тоном хозяйки. Ведь она говорила очень громко, и следившие за ней саксы, несомненно, слышали каждое слово. Правда, преданный раб не знал, что сакские воины не понимали содержащихся в них колкостей и ехидства. Но им и не требовалось: об общем смысле речей Мелании можно было без труда догадаться по ее лицу.
      И саксы явно многое понимали. Глаза Синрика вспыхнули настоящим бешенством. Но как раз такая реакция врагов и доставляла наслаждение Мелании. Ей захотелось еще больше раздразнить сакса, тем более что во дворе появился спустившийся с холма Вулфред, которого Мелания в мыслях иначе, как «главный монстр», не называла и люто ненавидела. В его глазах Мелания ясно читала плотское желание к ней. Что ж, если Синрик ее сейчас убьет, то главный монстр лишится надежды насладиться своей жертвой. И тогда для нее смерть станет уже двойной победой…
      Синрик пересек двор и подошел к Вулфреду.
      – Я не понимаю ни слова из того, что она говорит! – сказал он. – Но знаю, что эта тварь оскорбляет меня, тебя и всех нас. Но ведь она побеждена! И выполняет работу обыкновенной рабыни. Может быть, нам не имеет смысла ее убивать, а лучше просто уйти отсюда?
      Вулфред ободряюще потрепал Синрика по руке. Он отлично знал, в какое бешенство могла привести римлянка. Он сам старался подавить в себе чувство, гораздо более сильное, нежели просто злость или негодование.
      – Она змея, у которой вырваны ядовитые зубы, – спокойно проговорил Вулфред.
      Синрик невольно вздрогнул и злобно процедил сквозь зубы:
      – Но яда осталось более чем достаточно!
      – Она не может причинить никому из нас вреда, – возразил Вулфред. – Пусть себе болтает! Единственное, что ей осталось, и не должно трогать ни тебя, ни меня, тем более я-то понимаю, что она говорит!
      – Вулфред, ты не обидишься, если я скажу, что жалею тебя?
      – Нет, – усмехнулся Вулфред, хлопнув Синрика ладонью по спине.
      Мелания не разобрала ни слова из разговора двух саксов, который невольно подслушала, но она поняла, что ее пытались унизить.
      – Посмотри на меня, сакский монстр! – почти приказала Мелания подошедшему ближе Вулфреду и стиснула кулаки с такой силой, что побелели суставы пальцев. – И попробуй сказать, что я для тебя недостойный противник! Признай, что я, римская женщина, стою больше, нежели твои трусливые соотечественники, именующие себя воинами. Здесь, в цивилизованном мире, к человеку, давшему клятву и нарушившему ее, относятся с глубочайшим презрением! А ты, сакс, нарушил клятву. Ты и тебе подобные пришли в Британию и поклялись за плату защищать нас от пиктов. И что же? Вы не только нарушили клятву, но объединились с пиктами против нас! То есть против тех, кого клялись защищать и за что уже успели получить немалое вознаграждение! Скажи мне, что же это за мужчины, которые разбрасываются клятвами подобно ветру, рассеивающему осенние листья, падающие с деревьев? У тебя, монстр, нет ни совести, ни чести! Ты грязная сакская свинья, с легкостью нарушающая только что данные клятвы и обещания! Волк, рыщущий вместе со своей стаей в поисках, где бы чего ухватить! Мерзкое животное, заботящееся лишь о том, чтобы поплотнее набить брюхо! Ну скажи, что я не права! Докажи, что ты со своими приспешниками не нарушил клятву защищать народ Британии!
      Маленькое тельце Мелании, казалось, с трудом вмещало в себя бушевавшее в нем бешенство. Слова о чести и трусости явно провоцировали сакса на убийство. Она требовала себе смерти с настойчивостью малого ребенка, добивающегося, чтобы ему немедленно дали новую игрушку. Вулфред отлично понимал ее поведение. В ее интересах было раздразнить его и заставить пролить ее кровь.
      Однако ему ничего не стоило увернуться от содержавшихся в словах пленницы ядовитых стрел. Ибо Вулфред не только отлично знал мотивы, которые заставляли римлянку вести себя подобным образом, но также был твердо уверен в своей правоте.
      – Ты не права, римлянка, – спокойно и даже мягко сказал он. – Клятвы, данные врагу, никогда не считались сакским законом обязывающими. А Рим всегда был моим врагом, так же как и врагом всех саксов.
      В первый момент Мелания была ошарашена и потеряла дар речи. Но очень ненадолго.
      – Самое ужасное, сакс, – выкрикнула она, – что я не могу сомневаться в правдивости твоих слов. Саксы ведь стараются перестроить мир так, чтобы он устраивал только их! И создают законы, оправдывающие творимое ими беззаконие! А вот скажи мне, твоя клятва не убивать меня тоже фальшива, коль скоро я твой враг?
      Мелания смотрела на Вулфреда с нетерпением. Ей очень хотелось поймать его на лжи.
      А он посмотрел на нее сверху вниз и довольно благодушно ответил:
      – Ты недостойна называться моим врагом, римская змея. Ведь ты просто рабыня, и не более того!
      Мелания уже не могла сдерживаться. Она набросилась на сакса и принялась бить его кулаками и ногами со всей злостью, на которую была способна. Но тот еще мальчишкой выходил победителем из куда более жестоких схваток, а потому сжал ее в медвежьих объятиях и, оторвав ноги от пола, приподнял вровень со своим лицом.
      От крепкой хватки сакса у Мелании затрещали ребра, и она стала задыхаться. А Вулфред сжимал римлянку все крепче и крепче, желая либо заставить прекратить сопротивляться, либо задавить в ней жизнь.
      Руки Мелании бессильно опустились. Но она продолжала со жгучей ненавистью смотреть в глаза Вулфреда. Боже, какая глупость! Неужели не понятно, что она только подогревает его?
      Они продолжали смотреть друг другу в глаза. Вулфред, решив, что в какой-то степени утихомирил агрессивность римлянки, чуть ослабил свои железные объятия и дал ей возможность вздохнуть. А затем и вовсе выпустил из рук.
      Не ожидая, она потеряла равновесие и упала на грязный пол к ногам сакса. Вулфред удовлетворенно посмотрел на нее сверху:
      – Не старайся меня спровоцировать!
      Мелания поднялась на ноги и вновь впилась в глаза врага.
      – Почему же? – сдавленным голосом спросила она. – Не ты ли сам дал клятву, что оставишь мне жизнь? И неужели тебя тронет мой плевок в лицо, если ты вообще неделями не умывался? Или ты не допускаешь, что я могу на него решиться?
      – Рабы никогда не набрасываются на своих хозяев, – спокойно возразил Вулфред.
      – Наверное, – хмыкнула Мелания. – Но я не твоя рабыня!
      – Ошибаешься. Ты именно моя рабыня.
      – Но я просто не могу ею быть! Ведь мы только что решили с тобой, что рабы не дерутся со своими хозяевами. А я бросилась на тебя с кулаками! Причем ты даже не сопротивлялся. Хотя мог бы убить меня, будь я твоей рабыней!
      – Значит, убив тебя, я доказал бы, что был твоим хозяином, а ты – моей рабыней? Так?
      – Да, ты совершенно правильно меня понял, сакский пес! Возможно, существуют и другие понятия, которым тебя следовало бы научить. Что ж, если, ты дашь мне время и хорошо заплатишь, то я могла бы этим заняться. Ведь мне в жизни приходилось дрессировать диких животных…
      Вулфред больше не мог сносить подобных оскорблений. Одним движением руки он снова бросил римлянку на пол. Она тут же села и в продолжение нескольких секунд смотрела снизу на сакса. Но в ее взгляде не было страха.
      – Я твердо решил, – медленно проговорил Вулфред, – не убивать тебя, пока не наступит время. Если ты станешь пытаться меня злить, я не убью тебя, но тебе не поздоровится. Многое можно сделать, не давая умереть.
      Мелания поднялась с грязного пола и сказала:
      – Ты уже не можешь сделать ничего более мерзкого, чем то, что уже совершил. Ты нарушил мою привычную жизнь и предательски убил отца. Одержимый звериной злобой, ты даже не дал мне успокоиться и забыться сном смерти!
      Глаза Вулфреда вспыхнули голубым огнем.
      – Ты ждешь от меня великодушия, дерзкая римлянка?
      – Не великодушия и даже не пощады! Ты и тебе подобные несут с собой только разорение, разрушения и отчаяние!
      Вулфред протянул руку и схватил Меланию за горло.
      – Хорошо, что ты понимаешь, кто мы! Для тебя и твоих приспешников не будет пощады! Я повергну тебя в жесточайшее отчаяние и только тогда уничтожу! Твой гордый дух будет сломлен. А смерть будет тебе казаться несбыточным сном!
      Мелания слушала варвара с достоинством и гордым молчанием, после чего резким движением вырвала свою ладонь из крепко сжимавшей ее руки Вулфреда.
      Высоко подняв голову, она снова посмотрела ему в глаза и сказала тоном непререкаемого, превосходства:
      – Пусть так и будет!..

      – Видишь ли, Вулфред, если мужчина хочет смирить воинственный дух женщины, то для него существуют более приятные способы, – рассмеялся Болдуфф.
      Сидя в самой большой комнате дома, Вулфред, Сенред, Синрик, Болдуфф, Катред и Сеолмунд позволили себе немного расслабиться. Вулфреда волновал вопрос, как хотя бы ослабить злость Мелании, которую та безуспешно пыталась скрыть. Она ее постоянно демонстрировала так, что порой ему казалось, он не сдержится и убьет римлянку.
      Но нет! Сейчас, когда она всеми силами старается доказать, что хочет умереть, он не убьет ее.
      – Займись ею сам, Болдуфф, – предложил Сенред.
      – Почему же? – выгнул дугой брови Болдуфф. – Только потому, что я всегда видел в женщине источник наслаждений?
      – Мы все ждем наслаждений от женщин, – фыркнул Синрик. – Но только не от такой!
      – Почему же? – опять повторил свой вопрос Болдуфф. – Она очень даже молода и явно темпераментна!
      – Она черноволосая и совсем крошечная, – пожал плечами Синрик. – И совокупляться с ней – все равно что с букашкой!
      – К тому же, – поддержал его Катред, – мне кажется, что она предпочитает удовольствие на грязном полу.
      – Ну, так и возьми ее прямо на полу, среди хлама, если ты уверен, что именно так ей нравится! – равнодушно протянул Болдуфф. – Она – женщина. У нее крепкая юная грудь и мягкое нежное тело. Чего еще тебе нужно?
      – Как ты сумел разглядеть грудь под ее свободным желтым платьем, которое она, похоже, никогда не снимает? – рассмеялся Сенред.
      – У меня наметанный глаз, мой мальчик, и большой опыт. Я всегда могу нащупать женскую грудь, даже скрытую под грязными тряпками.
      – Но ведь грудь у нее очень маленькая, – возразил Синрик. – В ней все маленькое. Как у ребенка.
      – Может быть. Но злобы в ней больше чем достаточно, – откликнулся Катред. – Мне кажется, в ней живет дух воина.
      – Бычий навоз! – сморщился Синрик. – Уверен, что настоящей доблести в ней нет. Так, вспышки детского темперамента пополам с раздражением.
      – Как ты думаешь, сколько ей лет? – поинтересовался Сенред.
      – Не так уж мало, – ухмыльнулся Болдуфф.
      – Возможно, – согласился Сенред. – Но, заметь, ее бедра почти не отличаются от мальчишеских. Скажи, Вулфред, ты уверен, что она уже стала женщиной?
      – Наивен же ты, мой мальчик! – рассмеялся Поп дуфф. – Конечно, она женщина!
      – А ты что скажешь, Вулфред?
      Вулфред повернулся и пристально посмотрел на своих воинов:
      – Она – женщина. И дело даже не столько в ее бедрах или груди, сколько в злобе, по которой сразу можно узнать женщину.
      – Ты хочешь сказать, что у нее нет настоящей женской груди, Вулфред? – спросил Сенред.
      – У нее есть грудь. Небольшая, округлая и твердая. А бедра достаточно полные, для того чтобы рожать детей. Она, несомненно, женщина!
      – Женщина, – эхом откликнулся Болдуфф. – Причем очень хорошо сложенная.
      – Ты, верно, уже успел ее пощупать? – спросил Сенред у Вулфреда.
      Да, Вулфред уже чувствовал тело римлянки под своими пальцами, хотя с самого начала в его мыслях не было ничего плотского. Но сейчас Вулфред вспомнил, что грудь у римлянки была очень даже аппетитной. К тому же довольно крутые бедра и стройные, длинные для ее роста ноги. Казалось, каких еще физических достоинств мог бы пожелать любой мужчина! Но…
      …Но она была римлянкой, и для сакса, особенно для Вулфреда, близость с ней была равносильна близости с ядовитой змеей!
      – Она осталась, совсем одинокой после гибели отца, – тихо проговорил Сеолмунд. – И мне ее жалко!
      Слова Сеолмунда, одного из лучших воинов, были для Вулфреда полной неожиданностью. Жалеть ее? Кто и когда жалел ядовитых змей?..

* * *

      Терас и другие оставшиеся в доме рабы бывших хозяев перешли на кухню, где их привлекали тепло, уют и знакомая обстановка. Но главное – кухня располагалась особняком, а потому саксы обошли ее своим вниманием.
      Среди них и укрылась Мелания. В отличие от других рабов она не работала, но решила остаться с ними. Хотя она ничего не умела делать по хозяйству и готовить тоже, она не сомневалась, что всему быстро научится. Все надеялись, и Терас в том числе, что скоро все снова пойдет по-старому, как только уйдут саксы. Но уйдут ли они?
      После схватки Мелании с Вулфредом Терас понял, что саксы задержатся здесь надолго. И причиной является его бывшая хозяйка. Если бы она была с ним более ласкова, он вполне бы удовлетворился ее отношением и наверняка бы не задержался в маленьком разрушенном городке римлян.
      Терас посмотрел на притихшую Меланию, которая сидела в дальнем углу кухни на низеньком деревянном стуле. Может быть, она также думала, как подействовать на главного сакса и хоть немного смягчить ситуацию, тем более что внешне он был вполне привлекателен, высок ростом и красив лицом. Сама Мелания обладала настоящей римской красотой и изящной фигурой. Ее божественный по тембру голос и обворожительная улыбка никого не могли оставить равнодушными. Если бы она захотела, то ей ничего не стоило бы очаровать варвара.
      Отвергать же Вулфреда в ее униженном положении – высшая глупость! Будучи рабыней, она уже бессильна перед саксом. Ей остается только молчать и злиться. Но на него такое поведение вряд ли могло подействовать!
      Мелания и сама понимала свое положение, беспристрастно оценивая создавшуюся ситуацию.
      Терас подошел к ней и встал у нее за спиной. Посмотрев сверху на ее собранные в пучок волосы, он с удивлением заметил, что они испачканы известкой, глиной и землей. Терас еще никогда не видел свою хозяйку в таком неопрятном виде.
      Мелания подняла голову и тихо сказала:
      – Если он не убьет меня, то я сама покончу с собой.
      Терас оторопело посмотрел на нее и тяжело вздохнул. Он знал ее ум, ее страстный характер и сильную волю.
      – Ты хочешь убить себя? – переспросил он.
      – Да. Убью себя! И таким образом докажу мерзкому монстру, что могу сама распоряжаться собой. А он окажется в дураках.
      – Ты хочешь наказать его самоубийством? – совсем тихо снова спросил Терас. – И считаешь, что таким образом одержишь победу?
      – Я не хочу умирать, Терас. Но я не могу допустить, чтобы сакс распоряжался мною! Для тебя не секрет, что он планирует убить меня тем или иным способом. И не убил до сих пор только потому, что хочет заставить меня страдать, он хочет сломить меня духовно. Когда же он убьет меня самым варварским и бесчеловечным способом, то будет чувствовать себя победителем. Ты понимаешь, я не могу допустить ничего подобного!
      – Но самоубийство – не лучший выход из положения! – возразил Терас. – Варвар очень разозлен. Ты должна его умилостивить. Как знать, может, в конце концов у него пропадет желание тебя убивать. И тогда ты не только сохранишь жизнь, но и получишь свободу. А если убьешь себя, то сама же дашь мерзавцу возможность праздновать победу.
      – Он не хочет видеть меня мертвой, Терас! Он намерен оставить мне жизнь, до тех пор пока сам не решит, что время для моего убийства наступило. А ведь ждать его желания просто унизительно.
      – Какая разница?
      – Разница в том, что сейчас я могла бы умереть почти счастливой. Если же все пойдет так, как желает мерзкий сакс, то моя смерть станет жалким и позорным поражением. А потому единственным выходом я считаю самоубийство.
      Терас задумался. Вроде бы в словах Мелании была логика. На деле же она просто упрямо стояла на своем, и разубедить ее в обратном не представлялось возможным.
      – А ты не подумала о Боге? Ведь Всевышний никогда не осуждает невинную жертву насильственного убийства. Самоубийство же почитается за великий грех и является преступлением против Закона Божьего.
      От неожиданности Мелания чуть не упала со стула. Ей казалось, что она все продумала до мельчайших деталей. Но вот о том, что сейчас сказал Терас, она даже не вспомнила. А ведь она была христианкой. И не имела права на самоубийство. Она должна жить страдая, что бы ни случилось. Далее если весь мир ополчится против нее.
      К сожалению, Мелания не привыкла и не умела страдать.
      – Но в такой ситуации… – несмело начала она.
      – Разве Бог не знает все наперед? – оборвал ее Терас. – Или ты считаешь себя исключением только потому, что полные дикой ненависти люди превратили тебя в свою рабыню?
      Терас мягко улыбнулся хозяйке, Его когда-то купили в этот дом для обучения детей, которые стали его друзьями, когда выросли, и признали своим наставником. Много лет назад отец Мелании дал свободу всем своим рабам, в том числе и ему. Затем сакс, снова стал называть его рабом. И он не протестовал. Но теперь уже другой сакс не только назвал, но и сделал его рабом. А ведь еще вчера он был свободным человеком…
      Он понимал беспокойное течение мыслей Мелании, хотя сейчас ей было уже семнадцать лет и пора уже ко всему привыкнуть. Конечно, Терас вместе с отцом Мелании на протяжении многих лет старались привить девушке терпение и умение сдерживать свои порывы, но они мало чего достигли. Так, Мелания не научилась хладнокровно владеть собой, что особенно высоко ценил в людях ее отец. Она была очень ветрена и непостоянна в детстве, превратившись со временем в страстную и темпераментную женщину. Ни при каких обстоятельствах она не приходила в отчаяние. Типично римский ребенок, став взрослым, превратился в настоящий образец римской женщины. Во всяком случае, отец прочил своей дочери именно такое будущее.
      Но отец покинул земной мир, а Мелания стала рабыней. Однако она считала для себя еще в большей мере, нежели раньше, необходимым стараться сохранить в чистоте свой образ образцовой римлянки.
      – Ты знаешь, что Иисус Христос дал совершенно точное определение подчинения раба своему хозяину, – задумчиво сказал Терас. – Ты считаешь себя исключением?
      – О Терас! – прошептала в ответ Мелания. – Я бы хотела им быть!
      Терас улыбнулся, но ничего не сказал. К ним подошел Флавиус – мальчик, которого саксы сделали круглым сиротой. Совсем недавно он был оруженосцем отца Мелании.
      – Ты намерена бороться с главным саксом? – спросил Флавиус, кивнув в сторону Вулфреда.
      – Разве я не римлянка? – ответила Мелания, ласково проведя ладонью по голове мальчика.
      – Но ведь он такой большой и сильный!
      – Великий Рим больше и сильнее его! – гордо сказала Мелания.
      Флавиус чуть прикусил нижнюю губу и тихо прошептал, наклонившись к коленям хозяйки:
      – Сейчас Рим далеко, а ужасный сакс – совсем рядом!
      Мелания вздохнула и вновь взъерошила густые волосы мальчика.
      – Он здесь ненадолго. Он очень скоро уйдет вместе с остальными. Им никогда не удастся остаться здесь навсегда!
      – Никогда?
      – Никогда! Поэтому мне надо поторопиться, пока он не убежал! Я просто должна успеть дать ему понять, какого беспощадного врага он себе здесь нажил!
      Флавиус поднял голову и посмотрел хозяйке в глаза:
      – Тебе нужна моя помощь, Мелания? Может быть, нам надо вместе бороться с ним? Я готов!..
      Мелания провела ладонью по щеке Флавиуса и очень серьезно сказала:
      – Ты очень храбрый, Флавиус, но я хочу бороться с мерзким саксом один на один. Его ненависть должна противостоять моей. А если нас будет двое против него одного, то такая победа не принесет мне удовлетворения. Ты должен держаться на расстоянии от него самого и ему подобных. Понятно?
      – Я так и поступлю, Мелания, если ты… так хочешь. Но, скажи, разве ты не боишься подобного поединка?
      Глаза Мелании вспыхнули. Она устремила взор куда-то вдаль поверх головы Флавиуса и решительно сказала:
      – Нет, я не боюсь!
      – Но…
      – Неужели ты не видишь, сколько во мне злобы к нему. И скорее он должен бояться меня, чем я его? Я не сомневаюсь, что он боится! Но предупреждать его о том, что буду безжалостной, я не стану! Мой план – захватить его врасплох!
      Флавиус смотрел на Меланию глазами, полными сыновней любви к матери, неожиданно обретенной во враждебном мире.
      – Какая же ты смелая, Мелания! – восторженно воскликнул он.
      – Не более, чем ты, Флавиус! – столь же серьезно ответила Мелания.
      В кухню вбежал Катред.
      – Вулфред… Ты… Работай!.. – прокричал он, безжалостно коверкая латинские слова и указывая рукой на Меланию.
      Загородив спиной Флавиуса, она презрительно посмотрела через плечо на Катреда, остановив его взглядом, будто усмирила дикого зверя.
      И вдруг лучезарно улыбнулась.
      Ее улыбка заставила Тераса вздрогнуть, а Катреда нахмуриться. Обоих охватило тревожное предчувствие. Мелания же вскочила со стула и, оттолкнув Катреда, выбежала из кухни. Терас с удивлением посмотрел ей вслед…
 
      Луна лениво плыла по безоблачному ночному небу, спокойному и прозрачному, каким оно обычно и бывает по ночам в летнюю пору. Безветренный и мягкий воздух принимал ночное светило в свои нежные объятия. Вся природа, казалось, замерла и заснула.
      И лишь Мелания продолжала усердно работать. Работать, хотя солнце уже давно зашло за горизонт. Работать, хотя все остальные в доме заснули и никто, как казалось Мелании, вроде бы не следил за ней. Никто, кроме луны и…
      И Вулфреда…
      Вулфред озадаченно смотрел на римлянку со склона холма. Катред доложил ему, что пленница пошла работать и с тех пор усердно трудилась под его бдительным, надзором. Вулфред и так знал, поскольку ни на минуту римлянка не оставалась наедине с собой. За ней всегда кто-нибудь да следил, потому что Вулфред не доверял ей. Он не мог поручиться, что пленница не набросится на его воинов. Не попытается сбежать. Не подожжет дом. Или не сделает еще чего-нибудь, похожего в порыве бессильной ярости.
      Одним словом, он не доверял римлянке ни в чем. А потому приказал Катреду и Синрику по очереди следить за каждым ее шагом. Работала же пленница отменно. Сейчас она приводила в порядок кухню. Она уже убрала комнаты, почистила овощи, отдраила кастрюли, выполнила тяжелую мужскую работу, нарубив и напилив дрова.
      Вулфред отлично сознавал, насколько подобная работа трудна даже для мужчины. И никак не мог понять, как маленькое хрупкое создание справляется с таким огромным объемом и не падает от усталости.
      Синрик попытался было остановить римлянку. Но в награду за свой добрый шаг она чуть не насквозь прокусила ему руку.
      Вулфред продолжал наблюдать за пленницей со склона холма. И вдруг увидел, что она опустилась на колени, потом наклонилась вперед и упала лицом вниз. Несколько мгновений он оставался недвижим, ожидая, что римлянка поднимется. Но она продолжала лежать все в той же позе. Тогда Вулфред стал осторожно спускаться с холма.
      При свете луны он мог совершенно отчетливо видеть лежавшую на земле женщину. Наверное, так же, как и она его.
      Вулфред уже спустился с холма, когда откуда-то из леса донесся вой волка. Девушка вздрогнула и тут же вскочила на ноги. И еще до того как голодный вой успел смолкнуть, она вновь погрузилась в работу. Причем с еще большим остервенением.
      Вулфред осторожно подошел к Мелании, стоявшей к нему спиной, надеясь, что та его не видит. Но она резко повернулась и со злобной усмешкой посмотрела на него:
      – Не прячься, сакс! Я по запаху чувствую, что ты здесь.
      – Таким же образом ты могла бы почувствовать и свой собственный запах! – с досадой произнес Вулфред.
      – Мне нечего стыдиться. Потому что мой запах – благородный запах труда. А от тебя пахнет ложью и предательством!
      – Независимо от причины любой пот пахнет одинаково, – буркнул Вулфред.
      Мелания усмехнулась, продолжая колоть дрова:
      – Ты совершеннейший невежда, сакс. К тому же глуп и туп, как поленья, которые я колю.
      – Но не тупее твоего топора. Советую тебе при работе пользоваться инструментами, облегчающими труд, а не мешающими ему.
      Вулфред выхватил у нее топор и принялся точить его о лежавший рядом большой камень.
      – Меня нисколько не удивляет твое умение точить топоры, – злобно ответила Мелания. – Ведь ими ты и твои приспешники рубят головы своим невинным жертвам!
      Вулфред улыбнулся и вернул пленнице топор. Она же бросила на него уничтожающий взгляд и прошипела:
      – Иди к себе в пещеру и выспись. И не мешай мне! У меня много работы!
      – Моя пещера вот где, – ответил Вулфред, кивнув в сторону бывшего жилища Мелании.
      Он отошел к дому и остановился у входа, продолжая наблюдать за пленницей. Она же усердно колола дрова.
      Что заставляет ее так самоотверженно трудиться на врага, размышлял Вулфред. Руки римлянки сгибались и снова распрямлялись при каждом ударе топора. Длинные распущенные волосы время от времени падали налицо. И каждый раз она изящным движением головы откидывала их на спину. Ритм ее движений привлекал своей грациозностью, чего раньше Вулфред не замечал. Фигура поражала гибкостью и извивалась с каждым взмахом топора. Она становилась действительно похожей на… змею.
      Завороженный живописностью представшей перед ним картины, Вулфред встряхнулся, подобно вышедшей из воды собаке, и поднялся на крыльцо дома. Спавший на пороге Сенред вскочил и виновато уставился на начальника.
      – Следи за ней, – буркнул Вулфред.
      – Следить? За тем, что она делает?
      – Да. Она явно намерена срубить все деревья в своем дворе. Пусть срубит. Только бы не причинила никакого вреда себе самой.
      – А когда она устанет?
      Вулфред улыбнулся:
      – Когда устанет, ты можешь отдохнуть…

      – Вот уже четыре ночи, как я почти не сплю, – жаловался Сенред Вулфреду. – С ней что-то не так, коль скоро она совсем не устает. У меня же и сил нет больше следить за ней!
      – Она тоже устала, – покачал головой Вулфред. – Но не дает себе передышки.
      Хотя Сенреду и было поручено следить за римлянкой, сам Вулфред чувствовал, что не может оторвать от нее взгляда. А потому тоже жадно ловил каждое ее движение. Тем временем Мелания покончила с дровами и принялась за стирку белья. И снова целиком погрузилась в работу. Казалось, что она просто не может заставить себя остановиться.
      За четыре дня и ночи работы она ни разу не заснула. Во всяком случае, никто не видел, чтобы пленная римлянка хотя бы на минуту прилегла, причем никто не заставлял ее бодрствовать. Она сама героически боролась со сном и усталостью, изредка урывая минутку, чтобы перекусить.
      Вулфред, неслышно ступая по мягкой грязи, покрывавшей землю, подошел ближе к римлянке и некоторое время рассматривал ее. Что заставляло ее вести себя таким образом? Ведь было совершенно очевидным, что она довела себя до полного изнеможения. И тем не менее упорно продолжала работать.
      Однако никакой жалости к пленнице Вулфред не чувствовал. Что для здоровой молодой женщины какие-то четыре дня напряженной работы?..
      С того момента, как римлянка с головой ушла в работу, явные попытки спровоцировать его на убийство сначала стали редкими, а затем и вовсе прекратились. Возможно, на них уже не было времени. Мелания не успевала даже выкроить пару часов на сон…
      – Хватит работать! – скомандовал Вулфред. – Даже рабыня должна спать, чтобы не умереть.
      Взяв двумя пальцами Меланию за подбородок, сакс поднял голову пленницы и посмотрел ей в глаза.
      – А ты останешься жить! – добавил он.
      Глаза римлянки вспыхнули бешенством. Она схватила было лежавшую рядом мотыгу, чтобы размозжить его большую и ненавистную голову, но Вулфред легко вырвал нехитрое оружие у нее из рук. Мелания действительно довела себя до полного изнеможения.
      – Уж лучше воспользуйся топором, – усмехнулся он.
      – Топором? Твоим оружием убийства?! Никогда!
      – Гордость не позволяет?
      – Да, гордость! Она у меня никогда не спит!
      – Но самой тебе надо выспаться.
      – Ты не можешь заставить меня спать!
      – Послушай, рабыня. Я могу заставить тебя делать все, что только захочу. Запомни!
      Вулфред схватил Меланию за руку и потащил за собой в дом. Она старалась сопротивляться, упиралась ногами и безуспешно пыталась дотянуться зубами до руки своего врага. И вдруг почувствовала, что усталость прошла. Борьба вселила в нее новые силы. Ей больше не хотелось даже спать, а сопротивление насилию стало доставлять неожиданное удовольствие.
      Саксы и бритты с восторгом наблюдали всю сцену из окон. Лицо Сенреда расплылось в ехиднейшей улыбке. Сеолмунд одобрительно кивал головой.
      Вулфред продолжал упорно тащить пленницу по ступенькам в дом, удивляясь ее невесть откуда взявшейся энергии. Тем не менее, бороться с римлянкой доставляло и ему немалое удовольствие, хотя сопротивление пленницы в значительной мере объяснялось желанием не поддаться сну. Но у нее не получится обмануть его! Вулфред твердо решил, что заставит римлянку заснуть! Непременно заставит!
      В коридоре нижнего этажа, куда он не без труда, втащил пленницу, ее сопротивление удвоилось. Мелания принялась неистово колотить сакса кулаками по плечу и груди. Но у нее ничего не получалось: сакс не отпускал свою жертву. С еще большей быстротой он потащил ее к выходу во внутренний дворик дома.
      – Отпусти меня, безмозглый варвар! – визжала Мелания. – Ты не сможешь заставить меня заснуть, если я сама не захочу! А скоро поймешь, что вообще не в силах заставить меня что-либо делать против воли. Сын омерзительной суки! Вонючая грязная задница! Я никуда не пойду с тобой! Слышишь? Отпусти меня сейчас же.
      Мелания изловчилась и укусила Вулфреда за руку.
      Но он не обратил внимания на ее нападение и, сильно ударив пленницу коленом в бок, выволок во внутренний дворик под восторженные вопли наблюдавших. Подтащив ее к полуразрушенному сарайчику, он бросил ее на старую кушетку – единственную оставшуюся здесь мебель.
      – Спи! – скомандовал он.
      – Я не желаю спать! – упрямилась Мелания.
      – Рабы не выбирают, что им делать! – гремел Вулфред. – Рабы повинуются!
      – Да, рабы повинуются, – взвизгнула римлянка. – Но если ты намерен мною командовать, то я повиноваться не стану! Потому что рабыней никогда не была и не буду!
      – Ты ошибаешься, римлянка! Я могу заставить тебя делать все, что захочу! Ибо обладаю достаточной силой, чтобы доказать свою правоту.
      Четыре изнурительные бессонные ночи не сломили ее духа и твердой решимости продолжать бескомпромиссную борьбу со своим врагом. Продолжать до тех пор, пока уже не останется сил и наконец наступит столь желанная смерть. На своем веку Мелания повидала немало мужчин, умерших именно таким образом, потому точно знала все признаки наступающего конца. Она продолжала жить только благодаря нечеловеческим усилиям воли, ибо плоть была вконец умерщвлена бесконечным тяжелым трудом.
      Вулфред никогда не думал, глядя на изнеженное тело римлянки, что она способна вынести все, что с ней было. Он даже начинал сомневаться, что перед ним действительно смертная женщина, которую он совсем недавно вытащил из раскаленной печи. Но теперь он понемногу начинал понимать свою пленницу и ждал, какой еще сюрприз она могла ему преподнести. Вызов, который римлянка бросила ему, отказавшись спать, был для нее равносилен утолению голода и жажды. В нем она черпала силы, чтобы бороться с истощением и усталостью.
      Вулфред решил, что пора положить конец ее сопротивлению.
      – Почему ты боишься спать? – спросил он.
      – Я не боюсь! – хмыкнула Мелания.
      – Обещаю, что никто не причинит тебе во время сна никакого вреда. Кушетка достаточно мягкая, а в сарае – тихо и спокойно. Никто не потревожит тебя. Ложись и отдыхай.
      – Я не хочу отдыхать, – прошептала Мелания, и глаза ее вспыхнули диким огнем. – Если только отдыхом не станет моя смерть.
      – Такого отдыха я тебе не дам! – вскричал Вулфред. – Ты получишь только то, что будет угодно мне!
      Мелания молча легла на кушетку, как будто предлагая себя саксу. Вулфред воспользовался случаем и лег рядом.
      Она, как коршун, встрепенулась и вновь принялась бороться с ним, хотя силы были неравными. В один из таких моментов Вулфред уперся коленом сразу в обе ноги пленницы, прижал ладони ее рук к бокам, пригвоздив римлянку к кушетке, и лег на нее. Но Мелания резко выгнулась и сбросила его, больно ударив головой в подбородок. Она вновь пустила в ход свое главное оружие – острый и ядовитый язык:
      – Ты вонючая грязная свинья! Твое омерзительное волосатое тело вызывает во мне отвращение.
      Но внезапно голос Мелании как-то сразу затих, слова сделались невнятными, и она… заснула, так и не успев совсем вырваться из его рук.
      Вулфред растерянно посмотрел на спящую девушку и непроизвольно прижал ее голову к своей волосатой груди. Разные мысли кружились у него в голове. И одна из них была о том, что именно сейчас он мог бы легко и безболезненно убить ее, после чего он и его воины могли бы уйти отсюда и присоединиться к Хенсе – командующему сакскими войсками. Они должны будут двинуться вместе с ним дальше на юг, им предстоят новые битвы, новые победы, а этот небольшой островок навсегда останется позади. Но…
      Но Вулфред не хотел убивать свою пленницу. Он смотрел на ее лицо, удивляясь плотности и черному цвету длинных ресниц, гладкости кожи и шелковистости волос. Сейчас он мог бы оставить ее одну. Но что-то удерживало сурового сакса…
      Вулфред продолжал сидеть на краю кушетки, держа в объятиях прекрасную римлянку, пока первые лучи солнца не просочились через щели сарая и не заиграли светлыми пятнами на полу и стенах…
      Мелания проснулась только после полудня. В первый момент она никак не могла поверить, что накануне мгновенно заснула. Но благостное чувство покоя после сна не могло продолжаться долго по двум причинам. Первую олицетворял сакс, стоявший в дверях со скрещенными на груди руками и наблюдавший за каждым ее движением. Вторая заключалась в том, что она чувствовала себя слишком отдохнувшей. И одновременно – побежденной. Мелания больше не ощущала близости смерти. Только голова была какой-то деревянной и болело все тело.
      – Я долго спала? – спросила она у своего стража хрипловатым со сна голосом.
      – Всю ночь и половину дня.
      Ночь и половину дня… Слишком долго! Она расстроилась: осуществление ее планов задерживалось.
      Теперь надо все начинать сначала. От подобной мысли у Мелании на лбу выступила испарина.
      И все же Мелания не отчаивалась. Ибо стремление перехитрить волосатого дурня было в ней гораздо сильнее досады по поводу зря потерянного времени, отдалившего собственную смерть.
      Приподнявшись и вытянув ноги вдоль кушетки, она с удивлением увидела, что во время сна кто-то накрыл ее легким одеялом. Скорее всего «монстр» попытался задушить ее. Но, взглянув на него, она решила, что убийство пленницы во сне вряд ли его бы удовлетворило. Он предпочел бы дождаться того момента, когда жертва проснется и начнет громко умолять о пощаде. Но одно оставалось бесспорным: Вулфред, каким бы глупым он ни был, понял причины, заставлявшие Меланию трудиться в поте лица, а потому больше не намерен просто наблюдать и удивляться ее трудолюбию. Значит, вновь обмануть его ей будет значительно труднее.
      Но что делать? Если она не сможет умереть от истощения и перенапряжения, что остается?
      – Вставай, рабыня! – усмехнулся Вулфред. – Хватит нежиться в постели! Пора бы и перекусить.
      Мелания улыбнулась про себя и спрятала лицо в подушку. Значит, ей предстоит умереть не от голода или непосильной работы, а от меча сакса. Так было лучше!
      – Послушай, монстр! – пробурчала она, не поворачивая головы. – Если ты действительно хочешь предложить мне завтрак, то для начала перестань загораживать выход своим мерзким телом! Или ты загодя спрятал еду под кушеткой? Впрочем, подавать завтрак прямо в постель – древняя римская традиция. Ты намерен ей следовать? Но не утруждай себя, пытаясь исполнить каждое мое желание. Просто отступи на шаг от открытой двери, чтобы мы оба могли наслаждаться свежим воздухом.
      Римлянка, несомненно, выспалась, пришла в себя и набралась новых сил. Вулфред наблюдал, как бодро она поднялась с кушетки, прошла мимо него чуть ли не с парадной воинской выправкой и скрылась за дверями кухни. Но почему она так послушно подчинилась его приказу? И почему на ее лице было почти радостное выражение?
      Вулфред перебрал в уме все подробности их последнего очень короткого разговора. Вулфред сказал пленнице, как долго она спала. Такое сообщение ее явно напугало. Он легко прочел по лицу римлянки, что в голове у нее созрели новые планы борьбы с ним. Мысли девушки отражались в ее глазах, подобно взмывшим в голубое небо утренним жаворонкам.
      Когда Вулфред заговорил о еде, лицо Мелании невольно просияло. Впрочем, подумал сакс, тут не было ничего удивительного. Ведь все последние дни она была занята изнурительным трудом, без сна и без пищи. Конечно, она проголодалась.
      Вулфред, прижимаясь к окружавшей дворик стене, чтобы его не было видно из окна кухни, осторожно последовал за пленницей.
      Кухня представляла собой маленькую комнатку с низкими потолками, деревянными стенами, покрытыми белой штукатуркой. В середине кухни выстроились в ряд массивные столы для приготовления пищи. В комнате было четыре окна правильной квадратной формы.
      Вулфред остановился на пороге и обвел взглядом кухню. Но пленницы в ней не было…
      Бывшие римские рабы прекратили работу и в страхе смотрели на застывшего в дверях предводителя саксов. У того не было никакого намерения их напугать. Он хотел лишь послушания.
      С одного из столов упал на пол кувшин и разбился на мелкие кусочки. Виновником оказался маленький мальчик, неловко взмахнувший рукой. Теперь он стоял над разлетевшимися черепками и в ужасе смотрел на своего нового хозяина. Но Вулфред не обратил на него никакого внимания. Глаза его искали Меланию.
      – Где она? – спросил Вулфред. Ответом было общее молчание.
      – Я велел римлянке идти на кухню. Но здесь ее не вижу! Так где же она? – Голос его прогремел, как большой барабан.
      – Не смей обижать ее! – крикнул кто-то.
      Вулфред повернул голову и увидел мальчика, только что разбившего кувшин. Сейчас он держал в руках деревянную скалку, угрожающе подняв ее над головой, как палицу.
      Вулфред с удивлением посмотрел на бесстрашного воина и его деревянное оружие.
      – Уж не собираешься ли ты со мной драться за нее? – спросил он, смерив юного вояку с головы до ног насмешливым взглядом.
      Мальчик глотнул воздуха и сжал скалку с такой силой, что пальцы его побелели.
      – Или я не римлянин?! – спросил мальчуган, глядя на сакса глазами готовой к броску змеи.
      – Вот уж чего не знаю! – ухмыльнулся Вулфред. – Неужели ты и впрямь римлянин?
      – А ты сам не видишь?
      – Я вижу перед собой очень молодого воина, у которого нет достойного оружия. А достойное имя у тебя есть?
      – Меня зовут Флавиусом.
      – Ага, имя действительно чисто римское!
      – Конечно! Так же, как и Мелания!
      – Нет. Ты скоро станешь настоящим воином. А Мелания – всего лишь женщина!
      – Она римская женщина. Такая же римлянка, как я – римлянин! И в ней есть немало от воина!
      – Нет. Она не воин, а борец. Это нечто совсем другое!
      – О!
      На лице Флавиуса появилось растерянное выражение. Конечно, мальчик был еще слишком мал, чтобы выглядеть настоящим римским воином. Но начинать учиться военному искусству уже мог. Вулфред участливо посмотрел на него.
      – Ты хотел бы стать борцом или воином? – спросил его Вулфред. – Я могу предоставить тебе выбор, поскольку ты уже почти мужчина.
      Флавиус сосредоточенно пожевывал губу, не спуская взгляда с сакского начальника. И, выдержав довольно длинную паузу, ответил вопросом на вопрос:
      – А все саксы – воины?
      – Не все, но большинство. У нас быть воином считается очень почетным.
      – А римляне – все воины!
      – Так в значительной мере было в прошлом. Тогда Рим славился своими воинами во всем мире.
      – Я стану воином, – твердо сказал Флавиус.
      – Мудрое решение! – улыбнулся Вулфред.
      – И когда я могу им стать?
      – Учиться можно начать прямо сегодня. Найди Сеолмунда и скажи ему о своем желании. Но имей в виду: быть воином очень трудно.
      – Я знаю.
      Флавиус повернулся, положил скалку на стол и побежал искать Сеолмунда.
      Улыбка исчезла с лица Вулфреда одновременно с уходом мальчика. Он обвел строгим взглядом всех остальных и вновь спросил:
      – Так где же она?
      Вперед выступил Терас:
      – Она только что здесь была, положила на тарелку еды и вышла, чтобы без помех позавтракать.
      Терас говорил спокойно и ясно. Вулфред оценил его смелость.
      Итак, пленница все-таки покорилась ему! Но Вулфред, к собственному удивлению, не почувствовал от ее покорности удовлетворения. Он был озадачен тем, что она легко и беспрекословно уступила. Вероятно, римлянка решила вести себя по-другому. Что ж, он будет внимательнее наблюдать за ней и постарается целиком подчинить своей воле!
      – Где? – односложно спросил он у грека.
      Тот помедлил с ответом. Но, будучи рабом, Терас понимал, что промолчать ему не удастся. Поэтому потупил взгляд и тихо сказал:
      – На восточном склоне холма есть скала с плоским выступом, на котором можно посидеть и полюбоваться видом на виноградник. Римлянка пошла туда.
      Вулфред знал, где находится скала. Он уже несколько раз бывал там. Он тут же повернулся и вышел из кухни. Римляне-работники облегченно вздохнули. Синрик выразил желание пойти с ним, но Вулфред знаком остановил его. Он не хотел никаких свидетелей или помощников в своих делах с Меланией. Синрик с хмурым видом стоял посреди двора, в то время как Вулфред стал подниматься на холм.
      Пройдя мимо виноградников, он увидел Меланию, действительно сидевшую на выступе скалы и державшую на коленях уже пустую тарелку… Осторожно ступая по мягкой траве, он подошел к пленнице, стараясь остаться незамеченным. Но она увидела его раньше, когда он еще шел через двор.
      Мелания подняла голову и с вызовом посмотрела на сакса:
      – Ты ходишь за мной, как собака, мерзкий варвар! А мне так хотелось побыть одной. Уйди. Ты ведь знаешь тропинку к моему дому и вряд ли заблудишься. К сожалению…
      У Вулфреда стало легче на душе. Тон Мелании на сей раз был почти дружелюбным. Но он все же не удержался, чтобы не кольнуть ее:
      – Неужели у тебя нет ничего за душой, кроме острого и ядовитого языка?
      – Ты забыл про волю, сакс. Тебе ее сломить не удастся!
      Мелания встала, чтобы посмотреть прямо в глаза своему врагу, но не смогла. Голова ее едва достигала груди могучего сакса.
      Вулфред вздохнул и улыбнулся:
      – У меня нет никакого желания сломить твою волю, римлянка.
      Он говорил спокойно, легко и уверенно. Наверное, именно поэтому храбрость Мелании сразу же куда-то испарилась. Он почувствовал, что перед ним стояла уже не та женщина, к которой он почти привык. Она была побеждена. И Вулфред понял, что теперь все должно будет перемениться. То же самое начала понимать и Мелания. Вулфред одержал немалую победу…
      Все же римлянка не выдержала, схватила пустую тарелку и запустила ею в сакса. Вулфред ловко поймал ее и бросил к ногам пленницы. Ударившись о выступ скалы, тарелка разлетелась на множество мелких осколков.
      – Какая же ты неуклюжая! – буркнул Вулфред.
      – Тарелка была моя, – вызывающе ответила Мелания. – Мне захотелось ее разбить. Наверное, я имела право на такое решение?
      Сакс подошел вплотную к римлянке, взял двумя пальцами ее за подбородок и приподнял его. Теперь Мелания смотрела прямо в его глаза, не мигая. Он услышал, как ее дыхание становится частым и прерывистым.
      – Но и я принял решение, – напомнил он Мелании. – Решение, которое остается в силе.
      Мелания резко оттолкнула его и бросилась бегом вниз по склону холма. Ей хотелось поскорее убежать от его слов, от него самого. А Вулфред стоял и, улыбаясь, смотрел ей вслед. Затем медленно пошел вниз.
      Как только место у скалы освободилось, раздался голодный волчий вой. В следующее мгновение большое серое животное выскочило из зарослей жимолости и принялось тщательно вылизывать осколки разбитой тарелки…

      Помня, как упрямо трудилась римлянка все предыдущие ночи, Вулфред не стал дожидаться, пока утро соберет во дворе всех обитателей дома – саксов, римлян, бриттов, греков, – и осторожно вышел из комнаты…
      …Двор освещали два мигающих факела, прикрепленные к противоположным углам дома. Вулфред стоял спиной к одному из них. И все собравшиеся во Дворе могли видеть его четко очерченную на фоне пламени фигуру, слышать его властный голос, подчиняться ему.
      – Эта римлянка, – сказал он, указывая рукой на уже стоявшую у окна кухни и упрямо не смотревшую на него Меланию, – больше не будет работать. И если на ее лице я увижу признаки усталости или появится хотя бы одна морщинка, расплатитесь вы все. Давайте договоримся: если я еще хоть раз застану ее за работой, то прикажу вас не кормить!
      Вулфред говорил и не сводил взгляда со своей пленницы. Она же, казалось, не обращала на него никакого внимания. Вулфред не мог видеть глаз Мелании, ибо свет факелов, проникавший в окно, оставлял в тени ее лицо, освещая лишь грудь, бедра и ноги. Но всей своей позой она выражала свое презрение к нему. И сакс не мог его не чувствовать.
      – Я правильно тебя понял, что отныне Мелания больше не будет вообще работать? – спросил Терас.
      Вулфред на минуту задумался. Он отнюдь не хотел, чтобы пленница продолжала вести привычную для нее до прихода сюда саксов беззаботную и полную неги жизнь римских патрициев. Конечно, какую-то работу она все же будет выполнять. Но не столь тяжелую, не угрожавшую ее здоровью, а тем более – жизни.
      – Разве она умеет что-нибудь делать? – ухмыльнулся Вулфред, заметив, как вздрогнула Мелания, услышав его слова.
      Терас выдержал паузу, надеясь, что римлянка сама ответит на обидный вопрос. Но так и не дождался.
      – Может быть, она будет прясть, красить или заниматься ювелирной работой? – предположил он.
      – Возможно, – утвердительно кивнул Вулфред. Он посмотрел на Меланию и сказал ей тоном приказа:
      – Отойди от окна!
      Мелания выдержала его взгляд, и Вулфред понял, что она до сих пор не намерена уступать ему ни в чем. Усмехнувшись, Мелания небрежно повернулась и скрылась в темноте комнаты…
 
      – И все же я перехитрю его! – скучным голосом сказала спустя три дня Мелания Терасу. – В очередной раз продемонстрирую свою независимость и гордость.
      – Ты хочешь перехитрить его? – переспросил Терас. – Каким образом?
      – Видишь ли, он глуповат. И не ему со мной состязаться в хитрости. Я его проведу. Только после моей смерти он начнет понимать, как я его одурачила. Глупый варвар!
      – У тебя есть какой-то план, Мелания?
      – План? Я больше не стану работать до полного изнеможения, тем более что он заставлял меня выполнять работу, которую я постоянно делала в собственном доме. И я с ней всегда очень даже неплохо справлялась.
      – Но ты должна навсегда оставить мысль о самоубийстве! – наставительно сказал Терас.
      – О самоубийстве? Не волнуйся. Такого он никогда от меня не добьется! Так же, как никогда не сможет сломить мою волю. В такого рода играх я сильнее его.
      – Но есть и другие способы одержать победу, Мелания. Не столь агрессивные.
      – Что ты имеешь в виду, Терас?
      – Видишь ли, Вулфред – очень сильный человек.
      – Конечно! Постоянные убийства сделали его таким.
      – И достаточно привлекателен внешне.
      – Привлекателен, каким может быть хряк, лежащий в грязной луже. Только у хряка зубы получше!
      – Но мне кажется, что он увлечен тобою…
      – Увлечен мною?! – воскликнула Мелания, вскочив на ноги и в бешенстве отбросив стул, на котором только что сидела. – Ты понимаешь, что говоришь?! Грязный боров, мерзкий убийца и вдруг – увлечен мною! Если он чем-то увлечен, так только желанием причинить мне как можно больше страданий! И я скорее действительно убью себя, чем доставлю ему удовольствие увлечься мною! Боже мой, ты не представляешь, с каким наслаждением я вырвала бы ему глаза и бросила бы их воронам! С каким…
      – Мелания! – перебил ее Терас. – Веди себя разумно! Не забывай, что теперь ты рабыня и не можешь с ним драться. А если даже и попробуешь, то для тебя же будет хуже!
      Она посмотрела на грека и ледяным тоном проговорила:
      – Я не рабыня! И никогда не буду считать себя таковой! А буду бороться. Причем не сомневаюсь, что одержу победу!
      Мелания повернулась и стремительно вышла из кухни. Через открытое окно Терас увидел, как она пересекала двор, и крикнул ей вслед:
      – Но Вулфред смотрит на тебя как на рабыню. Его рабыню…
      Она, несомненно, слышала его слова. Но не ответила и даже не обернулась. Потому что знала, что ничьей рабыней никогда не была и не будет…
      Неожиданно Мелания поняла, что не знает, куда теперь направиться и чем заняться. За последние дни такого с ней еще не случалось. Она замедлила шаг. Затем вовсе остановилась. И впрямь идти было некуда!
      Триклиний был занят «монстром» и его кровожадными приспешниками. Маленькая комнатка, в которой она спала, ей вконец надоела. Правда, оставалась еще кухня, где она в основном и проводила время, но Мелания только что оттуда ушла. К тому же там надо работать. А ей сейчас нельзя работать.
      Оставались бани и гимнастический зал, расположенные в одном из крыльев дома. Туда саксы еще не ходили, да и вряд ли вообще пойдут.
      Войдя в зал, Мелания остановилась, почувствовав, что здесь кто-то есть. Осмотревшись по сторонам, она увидела в темном дальнем углу Сенреда, прямо на грязном полу занимавшегося любовью с Доркас – одной из давно живущих в доме рабынь.
      От омерзения у Мелании перехватило, дыхание. С трудом справившись с собой, она подошла к ним и ледяным тоном сказала:
      – Вставай, Доркас! А ты, мерзкая сакская свинья, убери свои грязные руки с ее ног! И сам убирайся отсюда, если не можешь заняться чем-нибудь приличным! Правда, ты, верно, и не знаешь, что значит приличие! Впрочем, на свете вряд ли существует хоть один сакс, имеющий представление о приличии! Bсe вы умеете только убивать. А потому чем больше вас сдохнет, тем будет лучше! Я бы хоронила вас тысячами. Человечество только бы выиграло! Отпусти ее, мерзавец!
      – Ты нарушила наше уединение! – с виноватой улыбкой проговорил Сенред.
      – Заткнись, гнусная скотина! И ступай прочь отсюда! Он, видишь ли, захотел удовольствий! И выбрал подходящее место – гимнастический зал в моем доме!
      – А разве он не для этого предназначен? Я просто получил здесь то, чего…
      – Замолчишь ли ты наконец?! Как вы все омерзительны! Пошел вон, пока меня не начало тошнить прямо при тебе!
      Мелания и впрямь начала испытывать приступы рвоты. Сенред понял, что она не шутит, и исчез за дверью. Мелания же подошла к Доркас и наклонилась над ней:
      – Вставай и одевайся!
      Та виновато смотрела на бывшую хозяйку своими черными глазами. Доркас жила в доме чуть, ли не со дня своего рождения. Но только сейчас Мелания поняла, что совсем не знала свою рабыню.
      – Ты не первый раз здесь? – спросила она.
      – Да, но что я могла сделать? – тихо сказала Доркас.
      – Значит, ты все время спала с ним?
      – У меня не было другого выхода, – прошептала Доркас. – Сенред по крайней мере оказался добрым. А могло случиться и куда хуже!
      – Хуже? Ты спала с саксом фактически на глазах у всех! И считаешь, что могло быть еще хуже? И даже не подумала, что Бог отвернется от тебя после всего, что ты сделала? Ведь мерзавцы саксы, все без исключения, пришли сюда убивать, грабить и жечь! Для меня ничего более позорного не могло бы быть!
      – Да, для тебя – конечно! – ответила Доркас, голос которой, в свою очередь, задрожал от ярости. – Но не забывай, что ты теперь тоже стала рабыней, как бы ни пыталась утверждать обратное. Неужели ты надеешься на пощаду? Или все еще не понимаешь, что саксы стараются во всем находить для себя только удовольствие? Даже в том, чтобы сжечь дотла дом? Просто удивительно, что они все еще тебя не тронули!
      – Не тронули меня? – с ужасом повторила Мелания слова Доркас.
      Неужели гнусные животные осмелятся ее тронуть?!
      – Хотя ты должна понимать, – продолжала рабыня, – что пока они щадят тебя только благодаря заступничеству Вулфреда. Он командует ими и тобой. А потому они не осмеливаются до тебя дотронуться!
      – Вулфред мною не командует!
      В ответ Доркас лишь выгнула правую бровь. Для нее-то все было ясно. Ведь Вулфред стал хозяином дома. Ему теперь подчиняются все слуги, рабы, бывшая хозяйка, их труд и… И сама жизнь…
      Да, Мелания понимала все, но надеялась на недолгое присутствие саксов здесь. Скоро они уйдут отсюда, думала она, скорее всего до конца нынешнего знойного и сухого лета. Как каждый сезон, пройдет и этот. Должен пройти! Господство пришельцев не может длиться годами! Иначе она просто не выдержит! Ведь Вулфред преследует ее повсюду. Днем и ночью… Следит за ней даже во время сна. Он захватил ее дом и превратил его в свой военный лагерь. Присвоил все, что ей было здесь дорого. На всем теперь осталась сакская печать! И даже, возможно, и на ней самой…
      – Я… ничего не поняла, – произнесла Мелания вслух. – Я ничего подобного не могла себе представить!.. – Глядя в черные глаза Доркас, она почти была готова начать извиняться, чего никогда и ни перед кем не делала. Выдержав паузу, она строго сказала: – Сделай все возможное, чтобы выжить, Доркас! Я стану молить Бога, чтобы Он не нашел в твоих поступках никакой вины. Ведь единственными виновниками всех постигших нас бед стали саксы!
      Не дожидаясь ответа провинившейся рабыни, Мелания круто повернулась и ушла. Ее охватило неудержимое желание действовать и бороться. Надо только найти Вулфреда. Мелания не сомневалась, что он где-то рядом.
      Действительно, Вулфред сидел у огня возле входа в гимнастический зал в окружении своих приспешников.
      Грязное чудовище! Ничего, сейчас она заставит его защищаться!
      Мелания подошла к Вулфреду и бросила на него взгляд, полный негодования и отвращения.
      – Мне сказали, что твои люди позволяют себе грязные вольности по отношению к живущим в моем доме женщинам, за которых я несу ответственность, – мрачным тоном произнесла она. – Сказали также, что они якобы пощадили и меня лишь потому, что ты в силу своей глупости возомнил, будто бы имеешь надо мной власть и можешь единолично распоряжаться моей жизнью. И будто бы только благодаря твоему вмешательству меня, единственную из женщин, пока еще не изнасиловали. Я права?
      Теперь Вулфред поневоле должен был оправдываться. Причем публично.
      Однако пока Мелания произносила свою обвинительную речь, Вулфред даже не пошевелился. Он продолжал сидеть за столом, потягивая пиво из огромной кружки и не удостаивая ее даже взглядом.
      Наконец Вулфред лениво повернул голову не к ней, а к своим воинам и спросил по-латыни:
      – Насколько я понимаю, она говорит что-то очень оскорбительное?
      Весь гнев Мелании, казалось, застыл в горле. Она закашлялась и замолчала.
      – Ты преуспела в своем злословии, – усмехнулся Синрик.
      – Я почти готов сдаться! – с нарочитой серьезностью добавил Сенред.
      – Ты, грязный монстр! – взвизгнула Мелания, до боли сжав кулаки.
      Болдуфф улыбнулся, приподнял свою кружку, как бы произнося тост, и торжественно объявил:
      – Никогда не позволяйте себе недооценивать женщин!
      После чего залпом выпил все до дна.
      – Минутку, – включился Катред, обращаясь ко всем сидевшим за столом. – Я подумал, что…
      – Заткнись, вонючий сакс! – оборвала его Мелания.
      К собственному удивлению саксов, все они разом замолчали. Наверное, потому, что в глазах римлянки горела такая смертельная ненависть, какой они еще никогда не видели. Казалось, что еще минута, и она испепелит их взглядом.
      Вулфред оставался неподвижным. И только его глаза лениво скользили по лицу пленницы.
      – Отвечай! – потребовала Мелания, обращаясь к нему. – Правда, что лишь одну меня не тронули твои выродки?
      – Но ведь только ты и можешь подтвердить или опровергнуть свои слова, – буркнул Вулфред. – Если, конечно, в твоем лживом сердце римлянки найдется уголок для правды.
      – Никто меня пальцем не тронул! – выкрикнула Мелания. – И потому я должна тебя благодарить?
      – Возможно, что не меня, а саму себя! – уже с заметным раздражением ответил Вулфред.
      «Саму себя? – подумала Мелания. – Почему же? Из-за того, что всегда подчеркивала свое превосходство перед ними? Или внушала всем страх?» Последнее было вполне вероятным…
      Вулфред поднял голову и громким голосом прервал ее мысли:
      – Что тебе сказать, римлянка? Ведь ты имеешь способность возбуждать мужчин. Одним своим запахом…
      – От тебя тоже исходит запах, монстр! Только от меня пахнет честным, здоровым трудом, а от тебя исходит смрад убийств и обмана. Я предпочитаю свой запах!
      – Боюсь, что только ты и предпочитаешь!
      Его голубьте глаза, взгляд которых, казалось, пронизывал Меланию насквозь, искрились весельем. И Мелания сразу же почувствовала себя совсем одинокой во всем мире. Она прикусила нижнюю губу и повернулась спиной к сидящим за столом, потешавшимся над ней. Им явно было очень комфортно и весело.
      – Мне не нужна ничья поддержка, – бросила Мелания через плечо. – Особенно если речь идет о такой интимной подробности, как запах моего тела. Он касается меня одной!
      – В первую очередь ты теперь должна считаться с моими вкусами и пристрастиями! – крикнул Вулфред.
      Он считает, что она намерена отступить? Нет, никогда! Гадкие мерзавцы не сделают из нее посмешища!
      – Твои пристрастия меня не интересуют, – фыркнула она, на мгновение повернувшись лицом к Вулфреду. – Что ж, теперь ты, верно, убьешь меня. Ножом или палицей – мне все равно! Или все же ты не решишься, испугавшись возмездия со стороны Рима, законы которого жестоко карают за убийство и, как уже давно признано всем миром, защищают права слабых против сильных? Защищают невиновных от насильников и убийц?
      – Значит, они защищают также и меня от тебя? – хмыкнул Вулфред. – Не так ли? Впрочем, у меня нет никакого желания обсуждать с тобой римское право!
      – Мне понятно почему, гнусный варвар! – начала было Мелания, но Вулфред грубо оборвал ее:
      – Довольно! Уходи, римлянка! И оставь при себе все свои поганые убеждения. Уходи отсюда немедленно!
      Мелания вновь повернулась спиной к Вулфреду и гордо пошла через двор, чувствуя на себе взгляд голубых глаз сакса, в которых теперь горело уже откровенное бешенство.
      Еще никогда он не смотрел на нее с такой злостью. Даже когда Мелания молотила его кулаками и кусалась. Теперь же Вулфред был просто вне себя от негодования.
      А Мелания вдруг почувствовала, что приступ злобы сакса впервые не доставил ей никакого удовлетворения…

      – Он тобой очарован! – сказала Доркас Меланин, пока они переходили через двор.
      – Кто?
      – Вулфред.
      Мелания никак не отреагировала на ее слова. Доркас выдержала паузу и уточнила:
      – Главный сакский урод.
      – Его так зовут? – равнодушно спросила Мелания.
      Она знала его имя и ничего большего знать не хотела. Для Мелании куда более важно было, что «главный сакс» знал ее имя, хотя Вулфред никогда не произносил его, предпочитая называть свою пленницу просто римлянкой. Видимо, он считал такое обращение очень обидным для девушки. Глупый ублюдок! Но он должен запомнить ее имя до конца своего последнего дня, после того как она одержит над ним победу. Правда, день ее победы, увы, придет не скоро. Наверное, она все-таки сама умрет раньше.
      – Ты слышала, что я сказала? – спросила ее Доркас.
      – Да. Ты сказала, что он мною увлечен. Только совсем в другом смысле. Просто он, должно быть, боится меня, как червяк ястреба.
      Мелания не видела Вулфреда уже пять дней. А с тех пор как она пыталась разрушить его решительный настрой оставить ее живой, прошло уже целых восемь. Итак – пять или восемь дней! Дом не был настолько просторным, чтобы человек мог где-то затеряться.
      Конечно, Мелания старалась всеми силами избегать встреч с ним, шарахаясь в сторону, как от смертельной заразы. Но самое главное заключалось в том, что порой ей инстинктивно хотелось поймать взгляд своего ненавистного врага. Да, она не видела его уже пять или восемь дней… И совершенно неожиданно для себя почувствовала непонятное влечение к нему. Возможно, ее чувство можно было объяснить просто любопытством, ведь вполне естественно, ей хотелось узнать о впечатлении, которое она производит на Вулфреда в последние дни. Может быть, «главного сакса» стало беспокоить, что она в какой-то степени начинала брать верх над ним в их молчаливой борьбе. Теперь надо было добиться, чтобы он стал искать встреч с ней за пределами дома и двора. Чтобы он потребовал от нее непременного присутствия рядом с собой, а она бы отказала ему и испытала бы тем самым наивысшее удовлетворение.
      Может, он забыл ее за прошедшие пять или восемь дней? Может, уже не помнит, что она была его злейшим врагом, а потому за ней нужен неусыпный контроль, уже не помнит злобу, которая вспыхивала в ней во время их последних встреч, и как они ненавидели друг друга?
      Она-то не забыла ничего, связанного с ним… Не забудет и в ближайшие годы.
      И все же где он?
      Мелания без конца ходила взад и вперед, как попавшее в клетку дикое животное. У нее безумно болела голова. И уже не один день…
      – Ты можешь воспользоваться создавшейся ситуацией, – продолжала Доркас навязывать Мелании разговор, которого та откровенно не желала.
      – Воспользоваться чем? – со вздохом спросила она.
      – Тем, что Вулфред увлекся тобой.
      – Говори яснее, – сказала Мелания, остановившись посреди двора.
      – Ты знаешь что-нибудь о мужчинах вообще и о нем в частности? – ответила раздраженным тоном Доркас вопросом на вопрос.
      – Я знаю, что он монстр, больше похожий на омерзительное чудовище, распространяющее вокруг себя чуму, чем на человека. Червь, питающийся падалью. Разве не так?
      Доркас ничего не ответила, кивнув в сторону ворот. Мелания посмотрела туда и увидела… «червя» Вулфреда…
      Конечно, он слышал весь ее разговор с Доркас… Но ведь Мелания никогда не скрывала своих мыслей. Так же, впрочем, как и злобу.
 
      …Мелания теперь показалась Вулфреду еще меньше ростом. И опять она была нервной и взволнованной, причем настолько, как будто пыталась вот-вот выпрыгнуть из кожи. Что же она сделала с собой за последние дни! Работать до изнеможения ей было запрещено, и воины Вулфреда бдительно следили за тем, чтобы пленница не нарушала данного запрета. Чем же она занималась? Как проводила время?
      Во всяком случае, сегодня римлянка выглядела вконец истощенной. Ее кожа казалась прозрачной, как воздух. Огромные глаза резко выделялись на фоне бледного лица. Она ни минуты не стояла на месте, расхаживая быстрым шагом туда-сюда возле кухни. О чем думала она? Вулфред не сомневался, что ни о чем хорошем…
      Пока Доркас размышляла над тем, как ответить на вопрос Мелании, та повернула голову и посмотрела в другую сторону. Очевидно, ее движение было слишком резким, потому что у нее перед глазами все вдруг поплыло, как в густом тумане, и она ухватилась за косяк кухонной двери, чтобы не упасть. Доркас бросилась к ней, обняла за талию и на протяжении нескольких мгновений поддерживала, пока та не пришла в себя.
      Мелания пошатываясь вошла в дом. Вулфред же, спустившись с холма, остановился у открытой двери и, знаком подозвав к себе Доркас, спросил: – Она съела хоть что-нибудь сегодня?
      – Еще не время для еды, – смущенно ответила Доркас.
      – Принеси ей поесть! Сейчас же!
      Мелания, стоявшая перед открытым окном кухни и слышавшая разговор, громко сказала:
      – Я не ребенок, которым распоряжаются за его спиной! Если хочешь мне сказать что-то важное, обращайся непосредственно ко мне.
      Вулфред вошел в кухню и бросил на Меланию испепеляющий взгляд. Он хотел ей что-то сказать, но появилась Доркас с блюдом, нагруженным ломтями хлеба и фруктами. Вулфред тут же перехватил блюдо и, протянув Мелании, приказал:
      – Ешь!
      – Не хочу! – фыркнула, сморщив свой римский нос, Мелания, – Я вовсе не голодна!
      – Я не спрашиваю, голодна ты или нет. А приказываю: ешь!
      – Как было бы хорошо жить, если бы каждый мог делать что хочет! Если бы ничто не мешало исполнению любых желаний! И никто из нас не желал бы невозможного! – Глаза Мелании сверкали, как у разъяренного зверя. – Но разве родители в вашей языческой стране, – продолжала она, – не учат своих детей тому, что им не всегда все разрешено? И не все их пожелания должны выполняться? Или у вас считается, что ребенок, подобно животному, едва научившись ходить, должен быть предоставлен самому себе? В таком случае посмотри, что из тебя выросло!
      – Как бы то ни было, но если ты сейчас же не съешь все, что тебе принесли, я запихну все содержимое в твою римскую глотку. Именно так поступают с упрямыми и капризными детьми!
      – Возможно, но я не ребенок!
      – Докажи! – прорычал Вулфред, поднося блюдо к лицу римлянки.
      Несколько мгновений Мелания колебалась. Ей безумно хотелось схватить блюдо и швырнуть его в физиономию сакса. Вулфред догадался о коварном желании Мелании по ее глазам и отступил на шаг. Взгляд его выражал сожаление.
      Поразмыслив, Мелания подняла голову и, отломив ломтик поджаренного хлеба, отправила его в рот. С хрустом прожевав его, она отломила еще один… Затем – еще… И еще… После чего приступила к нарезанным мелкими дольками яблокам.
      Вулфред, контролировавший уже каждый ее кусок, облегченно вздохнул и сказал с довольной улыбкой:
      – Отныне ты будешь завтракать, обедать и ужинать только со мной. Чтобы я мог за тобой наблюдать. Я тебе приказываю!
      Мелания ничего не ответила и, проглотив последнюю дольку яблока, вышла из кухни.
      Да, она будет подчиняться ему. Сакс одержал еще одну победу, хотя Вулфред знал, что его пленница отнюдь не использовала весь свой арсенал защиты, пусть и достаточно ограниченный. Но уморить себя голодом теперь ей уже не удастся. Кроме того, римлянка будет чувствовать постоянный надзор за собой…
      Вулфред уже успел неплохо узнать ее, а потому имел все основания быть подозрительным… И осторожным…

      Вулфред следил за Меланией, как голодный волк, подстерегающий новорожденного ягненка. Замечал более чем скудную еду, которую она старалась унести с собой, и подкладывал ей до нормальной порции. Она уходила, чтобы не сидеть с ним вместе и не чувствовать тяжелого гнета молчаливого противоборства, неизбежно возникавшего, когда они завтракали, обедали или ужинали за одним столом. Мелания понимала, что в прямой пикировке и обмене оскорблениями ей не выиграть. Вулфред был слишком сильным, большим и властным, с громовым голосом. А она с каждым днем все больше худела и слабела, и голосок у нее был нежный, мелодичный.
      Мелания решила одержать победу в немом сражении с Вулфредом, но победы не получилось. Мало того, ей уже не хотелось, чтобы Вулфред стал более подозрительным к ней, нежели раньше. Он же сознавал, что не отступил в своей борьбе ни на шаг, ибо глаза римлянки не горели победным огнем. А ведь каждый раз, когда Мелании удавалось перехитрить сакса, она вся светилась торжеством. Но таких моментов с каждым днем становилось все меньше…
      Вулфред стал заставлять пленницу садиться за стол вместе со всеми остальными саксами. И сам определял место для ее тарелки и на протяжении всей трапезы наблюдал, как она ест. Поначалу ей было не по себе, но очень скоро Мелания вынуждена была признать, что манеры поведения варваров отнюдь не выглядели такими уж отвратительными, как казались ей сначала. Конечно, они почти не умывались перед едой, ели из грязных тарелок, с жадностью пожирая содержимое, но могло быть и гораздо хуже…
      Прошло еще несколько дней. Мелания продолжала терять вес. Вулфред стал настаивать, чтобы она во время застолий сидела непосредственно рядом с ним. Мелания про себя улыбнулась. Сакс явно не понимал, что совсем недавно помогало ей выигрывать. Жалкий языческий дурачок…
      Она бросила на него пренебрежительный взгляд, но все же снизошла до того, чтобы исполнить его желание. Теперь за ней закрепилось почетное место во главе стола, тем более что стол принадлежал ей, как и весь дом.
      Вулфред по-прежнему не спускал глаз с тарелки пленницы, требуя, чтобы она ела еще больше. Во время трапезы одно блюдо перед Меланией сменялось другим. Подобное разнообразие давало ей возможность съедать по крошечному кусочку с каждой из приносимых тарелок, делая вид, будто отдает должное им всем.
      И все же каждая трапеза была для нее испытанием…
      Съев, как обычно, все, что нужно, она выпила рюмку легкого вина, чтобы заглушить вкус жареного мяса, и решила встать из-за стола, поскольку старалась за едой никогда не засиживаться. Но на сей раз Вулфред остановил ее.
      – Останься! – приказал он, повернувшись к ней спиной.
      Мелания с удивлением посмотрела на него и стала ждать, когда он снова соизволит на нее взглянуть и сказать еще что-нибудь. Вулфред действительно повернулся и указал взглядом на стул, с которого она только что поднялась, что означало приказ сидеть и из-за стола не подниматься. Но Мелания продолжала стоять, скрестив руки на груди в знак неповиновения. И только тяжело вздохнула.
      – Ты, похоже, сейчас ничего не делаешь, – сказал Вулфред, поигрывая ломтем жареного хлеба, который держал в руках. – Но ленивых рабов у меня не бывает.
      – Я не…
      – Молчать! Лучше покажи мне свою ручную работу. Или грек врал, что ты искусная рукодельница?
      – Понятно, почему ты подозреваешь во лжи всех, не имеющих отношения к варварам, ведь ложь характерна для тебя, сакс, и тебе подобным. Но Терас не лжет!
      – А ты лжешь, римлянка?
      – Я никогда не лгала, твердя о своей ненависти к тебе и твоим подручным, сакс! Хотя и не говорю до конца всю правду о своей злобе к тебе, потому что слов не хватает.
      – У тебя-то не хватает слов? – переспросил Вулфред. – Да само подобное утверждение не что иное, как наглая ложь! Но если ты собираешься мне мстить, то вряд ли у тебя получится, хотя бы потому, что само понятие мести недоступно рабу, а тем более маленькой, жалкой, трясущейся от страха рабыне!
      Мелания промолчала, только на ее губах заиграла высокомерная улыбка. Она праздновала в душе очередную свою победу.
      – Ты с презрением называешь меня маленькой? Так знай же, что гордые, самолюбивые римлянки в большинстве своем небольшого роста.
      – И к тому же очень ленивы! – усмехнулся Вулфред, подбросив вверх и поймав большой кусок сыра.
      – Я не принадлежу к числу тех, кто любит засиживаться за столом, и никогда не получаю удовольствия от того, чтобы забавляться предметами, которые полагается есть.
      Вулфред ничего не ответил. И Мелания поняла, что он играет не только куском сыра, но и ею. Но она была не из тех женщин, с которыми можно безнаказанно играть.
      – Я ухожу, – объявила Мелания, резко повернувшись.
      – И я с тобой! – откликнулся Вулфред, вскочив со стула. – Надо посмотреть, как ты работаешь.
      – Мне вовсе не требуется твоего присутствия, гадкая сторожевая собака! – хмыкнула Мелания. – Пасти меня, как овцу, не надо! Я отлично знаю, что делать. Мне и так приходится быть под постоянным наблюдением идиотов, которых ты называешь своими друзьями. А теперь оставь меня в покое, сакс! Ибо то, что я буду делать, вряд ли тебе интересно.
      – Не слишком ли ты самоуверенна?
      – Я всегда уверена в том, что говорю. Как и каждый человек, у которого голова в порядке.
      – Ты бросаешь слова, которые вызваны твоим раздражением.
      – Можешь думать, как тебе хочется, сакс! В отличие от тебя я говорю только то, что знаю. Так, я знаю, что твое присутствие раздражает меня, и было бы лучше, чтобы ты ушел! Я хочу остаться одна и не чувствовать тебя у себя за спиной, подобно колючке на собачьем хвосте.
      – Не стану спорить: возможно, что не так уж давно тебе было достаточно прошептать, и любая просьба тут же исполнялась. Но такие времена прошли. Теперь тебе придется делать то, что я захочу!
      – Опять ты твердишь мне одно и то же! Пойми же, что я не дура и отлично понимаю, чего ты от меня добиваешься!
      Поначалу он хотел ее смерти. Но теперь перед ней стоял не просто безымянный сакский варвар, а Вулфред. И он хотел, чтобы она умерла у его ног с мольбой о пощаде.
      Мелания круто повернулась и со всех ног побежала через двор к склону холма, на котором зеленели виноградники. Она старалась убежать даже не от сакса, а от самой себя. От злобы и бессильной ненависти, которые охватывали ее при одной мысли о том, что сделал пришедший сюда с мечом человек с ее жизнью и какую смерть пытается ей уготовить.
      Холм сейчас показался для Мелании более крутым, чем раньше. А потому у нее не хватило сил убежать слишком далеко. Значит, она начинает слабеть и здоровье ее уже подорвано. Следовательно, победа уже близко! Такое обстоятельство обрадовало Меланию.
      Она остановилась на выступе торчавшей из холма скалы, чтобы перевести дыхание. Тут же к горлу подступила тошнота. Отделаться от нее оказалось значительно легче, чем несколько дней назад. Наверное, потому что Мелания в последнее время почти ничего не ела.
      Вытерев губы подолом юбки, Мелания выпрямилась и откинула назад упавшие на лоб длинные пышные волосы. Итак, она снова одержала победу над ненавистным саксом. А потому чувствовала себя легкой, почти воздушной. Голова была ясной, мысли казались прозрачными.
      Она осмотрелась по сторонам. И тут же почувствовала, как у нее резко упало настроение. Она увидела Вулфреда, стоявшего у подножия холма и не спускавшего с нее презрительных глаз.
      Первой ее реакцией было удивление. Ибо презрения к себе от него она никак не ожидала…
      Тем временем сакс подошел ближе.
      – А. ты хитра по-детски, – насмешливо сказал он. – Ну прямо как ребенок!
      – Совсем нет, – возразила Мелания, снова вытирая губы. – Наоборот – я по-римски решительна.
      – И твоя решительность проявляется в попытке уморить себя голодом? – В словах Вулфреда явственно прозвучала угроза.
      – В твердом желании поскорее отделаться от тебя любым способом!
      – Но у тебя ничего не получится!
      И Вулфред почти вплотную подошел к Мелании.
      – Ты не можешь заставить меня жить, если я твердо решила умереть! Не можешь насильно заставить меня есть! Не можешь запретить мне отказываться от пищи!
      Вулфред схватил Меланию за руки и, крепко сжав запястья, сказал:
      – Теперь ты ни на шаг не отойдешь от меня.
      – Ты и так поминутно следишь за мной.
      Вулфред разжал руки и улыбнулся:
      – Ты права!
      Куда бы Мелания ни шла, Вулфред обязательно оказывался рядом. Завтракали, обедали и ужинали они вместе. Он даже провожал пленницу в отхожее место и слушал под дверью, не пытается ли она искусственно вызвать у себя рвоту.
      Животное…
      Он следил за тем, чтобы Мелания тщательно чистила зубы. Обязательно стоял рядом, когда римлянка разговаривала с Терасом. Внимательно слушал, как она наставляла Доркас. Следил за приготовлением красок. Одним словом, Вулфред следил, следил и следил за своей пленницей…
      Мелания стала понемногу набирать вес. Вулфред замечал, как она полнела, и добродушно посмеивался.
      Она же казалась себе до омерзения жалкой…
      Конечно, Вулфред не только сам везде сопровождал Меланию, но и заставлял ее постоянно следовать за собой и вообще находиться рядом.
      Отвратительное ничтожество…
      Они стояли вместе посередине двора и наблюдали, как сакские воины упражнялись с оружием. Вулфред не дотрагивался до Мелании, не заставлял ее стоять ближе к себе. Вначале Мелания энергично сопротивлялась подобному насилию. Но Вулфред был гораздо крупнее и сильнее ее. Приходилось покоряться, хотя порой ее начинало тошнить от отвратительной близости к нему. Ей казалось, что на свете нет ничего более противного, нежели его прикосновения. И она старалась держаться как можно дальше от него… Как можно дальше…
      Вулфред и Болдуфф стояли лицом к лицу посередине двора. Некоторое время назад они объявили двор ареной своих регулярных турниров. Воины настолько изголодались по ратным схваткам, что за отсутствием боевых противников стали состязаться друг с другом.
      Перед началом каждого турнира противники поднимали над своими головами мечи и скрещивали их в качестве взаимного приветствия. И поединок начинался.
      Мелании приходилось присутствовать на большинстве подобного рода представлений. Она с насмешливой улыбкой наблюдала, как Вулфред чаще других поднимал свой сверкающий меч и опускал его плашмя на защищенную шлемом голову противника. Мускулы его напрягались, и порой Мелании казалось, будто бы и они, как и его меч, были стальными.
      В тот день первой парой на состязаниях были Вулфред и Болдуфф. Болдуфф блокировал удар Вулфреда и скользнул своим мечом по его локтю, пытаясь поразить в живот, демонстрируя коварный, чисто сакский прием. Но Вулфред без особого труда отразил удар и, сделав шаг вперед, изо всех сил ударил противника в пах. Болдуфф громко вскрикнул и, корчась от боли, упал к ногам Вулфреда.
      Мелания неожиданно почувствовала удовлетворение, когда Болдуфф, покрытый пылью, распластался на земле.
      – Мечи наводят ужас, когда их заносят над головами, – усмехнулся Вулфред, обращаясь к юному Флавиусу. – Поэтому каждый войн должен постоянно совершенствовать свое искусство обращения с таким оружием. Запомни, мальчуган, если действительно решил стать настоящим бесстрашным воином!
      Флавиус вздрогнул и поднял глаза на грозного сакса.
      – Я… я ничего не боюсь… – пролепетал юноша.
      – А вот я боялся и боюсь! – проговорил Вулфред.
      – Неужели ты боишься? – с удивлением переспросил Флавиус.
      – Да. А ты что, и впрямь никогда не боялся? Флавиус расправил плечи и гордо поднял голову:
      – Я – римлянин!
      – Думаю, что и римлянин также может иногда позволить себе бояться.
      – Ты так думаешь? А вот Мелания никогда и ничего не боялась!
      Вулфред повернул голову и пытливо посмотрел на пленницу. Та невольно провела ладонью по лбу, опасаясь, как бы нарочито хмурое выражение не исчезло с ее лица.
      Вулфред нагнулся к Флавиусу и что-то шепнул ему на ухо. Тот в ответ кивнул головой.
      – Продолжай учиться и тренироваться! – громогласно объявил Вулфред.
      Но Меланию больше интересовало, что именно «монстр» шепнул юноше. Она задумалась…
      Не так давно двор ее дома, где теперь тренировались воины, отличался изяществом и красотой. Самый уютный и тихий уголок дома был любимым местом отдыха отца Мелании. Он пестовал и украшал его и любил в нем сидеть вечерами.
      Хорошо, что он не дожил до дня, когда варвары перевернули здесь все вверх дном! Он погиб в борьбе с ними. А Мелании пришлось жить рядом с саксами, принимая от них еду и ночлег… Ей казалось такое положение дел кощунством!
      Она редко вспоминала об отце, после того как увидела его лежащим на грязном полу, искалеченным и обескровленным. А вокруг стояли безжалостные саксы, торжествовавшие победу и насмехавшиеся над ее горем и отчаянием. Тогда Мелания старалась не думать о погибшем отце и не растравлять себе душу. Все ее силы были направлены на то, чтобы отнять победу у подлого сакского убийцы.
      Теперь же времени для подобных мыслей у нее было достаточно…
      Поначалу ей казалось, что смерть постоянно парит над ней, подобно ангелу, готовому вырвать ее из мира страха и ужаса, чтобы принести к святым стопам Всевышнего. Но сейчас она уже прожила дольше, нежели рассчитывала. И скорее всего ей суждено жить дальше. Мелания начинала понемногу убеждаться, что ее «монстр» не так глуп, как ей раньше казалось.
      Неожиданно ей захотелось сказать слова прощания своему отцу, хотя бы только в своем сердце.
      Тем временем Вулфред с интересом наблюдал, как его воины упражняются со своим примитивным оружием. Мелания подошла к нему и спросила:
      – Где мой отец?
      – А ты сама как думаешь?
      – Я уверена, что сейчас он на небе, рядом с самим Богом, куда ни одному варвару никогда не попасть. Но где его останки?
      Она задала вопрос и со страхом ждала ответа. Ведь Вулфред мог ответить, что останки ее отца были сожжены в печи или брошены в общую могилу. А Мелания чтила римские обычаи погребения.
      Она посмотрела в глаза Вулфреду. В них была печаль. Или же симпатия к погибшему врагу. Взяв Меланию за руку, он повел ее за собой к подножию холма. Она попыталась вырваться, но Вулфред еще крепче сжал ее ладонь и тихо сказал:
      – Идем, я тебе сейчас покажу!
      Мелания перестала сопротивляться и покорно последовала за Вулфредом.
      Они вышли за окруженную каменной стеной территорию двора через боковые ворота и пересекли небольшой луг, покрытый свежей, мягко шуршавшей под йогами травой. Мелания догадалась, куда Вулфред ее ведет. Именно здесь были похоронены все ее умершие домочадцы. Об их упокоении позаботился Терас, за что Мелания была ему глубоко благодарна. Ее мать, брат и родная тетя лежали рядом. И вот последним в ряду стал отец…
      На новом камне была выгравирована надпись:
      «Здесь, в этой могиле, мирно спит Меланиус».
      Мирно спит… Да, теперь, он мирно спал. А она осталась жить, чтобы бороться с общим врагом. И не найдет себе умиротворения, до тех пор пока не воссоединится со своей семьей там, на небесах, где Иисус Христос обещал всем им приготовить место. И ей тоже, поскольку ее земной дом был осквернен и разрушен погаными язычниками.
      Да, здесь упокоился ее отец. Здесь лежит ее мать… Брат… Но придет и ее время… Так или иначе, но придет! Если она победит сакса, то умрет. Если проиграет ему, то также умрет. И тогда воссоединится со своим отцом. Мелания поспешила отогнать от себя грустные мысли.
      Она тяжело вздохнула и бросила взгляд на стоявшее рядом златовласое «животное». Сакс тем временем рассматривал верхушки деревьев.
      – Он действительно лежит здесь? – спросила она.
      – Да.
      Мелания обвела взглядом полянку. На лице ее отразилось удивление.
      – Но я не вижу других надгробий. В память тех, кто был рядом с отцом. Или их посчитали недостойными?
      Вулфред несколько смутился, но все же сказал:
      – Твой отец бился храбрее всех. А потому достоин особого уважения.
      – Он был не так стар, – вздохнула Мелания. Посмотрев вверх, она увидела двух летящих и громко поющих жаворонков.
      – Отец любил это место и свой дом…
      – Он очень храбро сражался, – повторил Вулфред.
      – Да, – согласилась Мелания.
      – Он сражался также и за тебя, – добавил Вулфред, выдержав паузу.
      – Да, – улыбнулась Мелания, нежно проведя ладонью по буквам на камне.
      – Он любил тебя.
      Мелания почувствовала, как комок подкатывается ей к горлу, а на глазах выступают слезы. Отец действительно безумно любил свою дочь.
      – А ты убил его, – с трудом выговорила она, думая о том, что на руках Вулфреда, возможно, кровь ее отца.
      – Нет, – ответил Вулфред. – Твоего отца убил не я.
      – Не ты?
      – Нет, не я.
      Странно, но она поверила ему. Наверное, потому, что Вулфред никогда ей не лгал. Впрочем, ему не было особой нужды лгать своей пленнице.
      – Тогда кто же? – спросила она.
      Он подошел к Мелании вплотную и твердо повторил:
      – Это был не я!
      Мелания поняла, что Вулфред не хочет никого выдавать. Но ведь отца все равно убили! Хотя его убил не Вулфред…
      – Он умер… без мучений?
      – Он умер сражаясь. И без мучений.
      Отец никогда не сдавался. И всегда сражался, до тех пор пока…
      Мелания посмотрела в голубые глаза сакса, как бы желая прочесть в них… Но что? Может быть, понимание? Жалость?.. А она уже твердо решила, что не допустит даже намека на жалость. Вулфред был саксом. Он стоял перед ней, загораживая собой небо и, как казалось Мелании, заставляя качаться окружавшие их деревья, а его глаза горели жгучим огнем, обещая ей… Что? Утешение?
      Мелания вдруг подумала, что могла бы обвить руками шею сакского воина, прижаться к его могучей груди и выплакать на ней переполнявшее душу горе, рассказать о муках одиночества, постигшего ее после потери родителей. Станет ли он держать ее в объятиях и шептать на ухо нежные слова, заглушающие ненависть и душевную боль? Сможет ли он, вошедший в ее жизнь с мечом, поступить благородно?
      Все, все ушли! Римские легионеры, торговцы шерстью, штукатуры, облицовывавшие ее дом… Отец… Даже Маркуса, наверное, уже не было в живых… Мелания осталась одна… Совсем одна…
      Слезы хлынули из ее глаз.
      – Он умер без мучений, Мелания, – услышала она шепот Вулфреда над самым ухом.
      Мелания ждала, что он сейчас дотронется до нее. Но он к ней не прикоснулся. И она была благодарна ему, потому что в противном случае просто захлебнулась бы слезами.
      Он храбро сражался и умер в бою, подумала она. Очень похоже на отца!..
      Он умер, а она – нет…

      Она не умерла. И не умрет. Ибо смерть от голода никак нельзя назвать легкой и достойной уважения. Удушить себя собственными грязными пальцами – тоже не очень достойный конец. Она же желает покончить с жизнью гордо.
      Пожалуй, самым унизительным для Мелании было сознание того, что Вулфред смотрит на все ее попытки умереть, как на детские игры. А она не хотела, чтобы по ней судили обо всех римлянах. Умирать надо так, как ее отец. В бою… И быть сильной… и чистой…
      Она посмотрела на свои грязные руки. Что ж, грязь казалась естественной в тот момент, когда Мелания была на самом пороге страшной гибели в огненной печи. А сейчас? Сейчас она чувствовала себя отдохнувшей, сытой, прилично одетой. Но к своей главной цели была не ближе, чем в день, когда впервые встретилась с Вулфредом! Она так и не смогла перехитрить сакса!
      Сейчас все его замечания о ее наружности, привлекательности или отсутствии таковой она воспринимала уже скорее как правду, нежели как насмешку. Конечно, было просто недостойным для римлянки вступать в борьбу с варваром. Мелания чувствовала себя по-настоящему униженной. Она оплакивала гибель своего отца в благородной борьбе с мерзким врагом. Но разве сама она могла последовать его примеру? Особенно сейчас – ослабевшая, все еще достаточно истощенная. Нет, борьба ей была явно не под силу! Надо было найти какой-то другой способ победить варвара и унизить его. Какой? Она еще до конца не знала, но чувствовала, что вот-вот найдет верный путь. Возможно, Терас был прав: новый путь может привести ее к гибели. Но она должна сделать хотя бы попытку найти его – путь праведной мести варвару и справедливого торжества для себя!
      Конечно, чтобы хорошо обдумать и успешно осуществить такой план, потребуется немало времени и… сил! Мелания вышла из своей маленькой комнатки – одной из составлявших раньше банный комплекс, которую теперь саксы решили превратить в спальню для пленницы, – и пошла в гимнастический зал.
      Мелания внутренне сгорала от стыда при мысли, что именно здесь она застала Доркас и Сенреда, бесстыдно предававшихся плотским утехам прямо на полу. Но ничего, она заставит все здесь хорошенько вычистить, отмыть и восстановить! Помещение должно принять свой прежний вид. А сейчас надо непременно найти главного мерзкого сакса – Мелания никак не могла привыкнуть называть Вулфреда по имени – и приступить к выполнению своего плана. Она решила теперь всегда прекрасно выглядеть, быть приветливой, внимательной, соблазнительной…
      Вулфреда всегда можно было найти по его внушительным размерам. Он просто не мог бы где-то спрятаться, даже если бы очень захотел. Но обойдя все комнаты дома и выйдя во двор, она так его и не встретила. Наконец после довольно продолжительных поисков Мелания обнаружила Вулфреда в конюшне. Он стоял около принадлежавшей ее отцу лошади по кличке Оптио и покровительственно похлопывал ладонью по гладкой спине животного.
      – Зачем тебе лошадь моего отца, дурень! – с негодованием воскликнула она. – Убери свои грязные руки с ее чистой спины!
      «Дурень» Вулфред даже не обернулся на раздраженный голос пленницы.
      – Твой отец умер! – отрывисто бросил он через плечо.
      Вулфред стоял, будучи, как и всегда, обнаженным до пояса. Мелания невольно подумала: неужели у поганых язычников нет мало-мальски приличной одежды? На ногах сакса были зашнурованные кожаные гетры, которые она терпеть не могла. Помимо всего прочего, она не понимала, как сакс в подобном облачении мог бы сесть или опуститься на корточки. Но ведь у него была куртка. Куда он ее дел? И почему каждый раз при встрече с ней он непременно так безобразно и отталкивающе одет?
      Вулфред наконец повернулся и насмешливо посмотрел на римлянку:
      – Лошадь действительно принадлежала твоему отцу. Но он умер, и теперь она – моя.
      – По римским законам она моя! – выпалила Мелания, подступая ближе к Вулфреду. – И не смей ее трогать! Или ты не видишь, как она нервничает от одного твоего присутствия?
      Оптио действительно била копытом о землю и далеко не дружелюбно поглядывала на своего нового хозяина, причем с каждым словом Мелании проявления неприязни животного усиливались. Однако Вулфред по-прежнему не обращал на пленницу никакого внимания. Он провел рукой по шее лошади и пробежался пальцами по ее мягким ноздрям.
      – Римский закон здесь больше не действует, маленькая ядовитая змея! – сказал он уже с некоторым раздражением. – А что касается лошади, так она вела себя очень смирно, пока не появилась ты.
      Его слова во многом были правдой. Она слишком агрессивно разговаривала с ним, и животное тоже чувствовало ее агрессивность. Но у нее уже не было терпения. Неужели сакс никогда не уедет отсюда, чтобы грабить дома других римлян? Или он намерен оставаться здесь и мучить свою жертву, пока та не поседеет? Наконец, будет ли он когда-нибудь прилично одеваться?
      – Ты собираешься забрать ее с собой, когда уедешь отсюда? – прорычала она.
      Вулфред еще раз провел ладонью по спине лошади, намеренно не торопясь с ответом. Потом односложно сказал:
      – Возможно.
      Ага! Значит, он все-таки намерен уехать! Прекрасно!
      – И когда же ты намерен отбыть отсюда вместе с твоими канальями?
      Сейчас? Сегодня? Господи, да поскорее же!
      Но Вулфред посмотрел ей в глаза и жестко сказал:
      – Я уеду только тогда, когда закончу здесь все свои дела.
      Значит, он не уедет, до тех пор пока не сломит ее дух, а затем – не убьет. Вулфред никогда не скрывал своих целей! Как, впрочем, и она, с самого начала неустанно боровшаяся с ним и, подобно своему отцу, полная решимости не сдаваться до самого последнего вздоха. Теперь он прямо дал понять, что не уедет отсюда, пока не покончит с ней. Но он должен знать, что не уедет отсюда также и до тех пор, пока она не покончит с ним!
      А покуда пусть оберегает ее от тяжелого труда, следит, чтобы она хорошо питалась и всегда находилась в пределах его досягаемости, что давало ей массу возможностей убить Вулфреда тогда, когда она найдет нужным.
      – Ты пришла сюда, только для того чтобы задать свой вопрос? – спросил Вулфред.
      – Что? – переспросила Мелания, вздрогнув от неожиданности.
      Можно было подумать, что он прочел ее мысли. Но такое было совершенно невозможно. Вулфред принадлежал к язычникам, выглядел грязным и неопрятным, был совершенно необразованным, невежественным, тупым и глупым. Нет, подобный человек просто не мог бы читать в ее сердце!
      – Я пришла вовсе не для того, – пожала плечами Мелания. – Мне просто захотелось принять ванну, но убийцы из твоего окружения все там переломали и перепортили. Прикажи им привести ванные комнаты в порядок. Или же я сама прикажу.
      Вулфред, продолжая держать правую ладонь на спине лошади, с удивлением посмотрел на Меланию. Он почувствовал в ее голосе раздражение, причину которого не мог понять. Ведь она лишилась родного дома. По его приказу были умерщвлены ее люди. Она потеряла свободу. И все же стояла перед ним с гордо поднятой головой. Где она черпала силы для подобной самоуверенности и сознания собственного превосходства? Даже для римлянки такая гордость была необычной.
      – Расскажи мне о своем отце, – сказал Вулфред, вновь пробежавшись кончиками пальцев по белой шее Оптио.
      – Что именно? К примеру, он всегда содержал в порядке ванные комнаты. Потому что очень любил чистоту.
      – Твой отец был римлянином?
      – Конечно, а кем же еще?
      – Родился и получил образование в Риме?
      – Нет. Он родился в Британии. Здесь же получил римское образование.
      – Значит, любовь к Риму внушила тебе мать? Ведь она была чистокровной римлянкой. Так?
      – Она также родилась в Британии, в красивом римском городе к западу отсюда.
      – Ты хочешь сказать – красивый британский город с римским названием? – поправил ее Вулфред.
      – Британия – часть Римской империи, дурень. Неужели даже ты не знаешь?
      – Ты еще слишком молода, чтобы успеть напиться из Тибра. Так что, видимо, бабушка с дедушкой приучили тебя почитать столь родной им римский образ жизни и следовать ему. Но что привело их на этот британский остров? Тяга к завоеваниям?
      Вопрос Вулфреда был одновременно очень близким к истине и достаточно далеким от нее. Сакс прочитал в глазах пленницы боль и решил тут же докопаться до истины.
      – Отец моей матери, – ответила Мелания, – был бриттом. А мой дед – легионером.
      – Прибыл сюда из Рима?
      – Нет, из Сирии.
      – Значит, именно восточному происхождению, а никак не римскому ты обязана своими черными волосами. А характер воина унаследовала от отца.
      – А что тебя удивляет?
      – Ты все время кичишься своим римским происхождением, а из твоих, слов о родственниках можно заключить, что ты скорее принадлежишь к британскому роду.
      – Неужели ты настолько глуп, что считаешь, будто римляне родятся только в Вечном городе? Так знай же: во мне течет кровь, ничем не отличающаяся от крови римских императоров. Моя нога даже сейчас стоит на римской земле. Равно, как и воздух, которым я дышу, тоже римский. Уже не говоря о…
      – О солдатах, охранявших ваших римских легионеров? – прервал ее Вулфред.
      – Они вернутся! – уверенно сказала Мелания.
      – К тому времени тебя уже не будет в живых. Мир римлян шатается, Мелания! С каждым годом их рождается все меньше и меньше. Сокращается и число ныне живущих. Не советую тебе связывать свою жизнь с вырождающейся расой!
      – Не связывать? Но ведь я – чистокровная римлянка!
      Некоторое время они молча смотрели друг на друга, как бы пытаясь найти расовые различия. Вулфред выглядел настоящим саксом, могучим, высоким и сильным. Она же в темной конюшне казалась еще меньше. Тем не менее, Мелания вскинула голову, явно гордясь своими роскошными черными волосами.
      Вулфред смотрел на пленницу и думал, как много страстного огня, наверное, скрывает ее совершенное женское тело. За всю свою жизнь храбрый сакс не встречал подобных женщин. Женщин, в которых бы так органично сочетались скрытая страсть и редкий интеллект.
      Мелания улыбнулась:
      – Итак, поскольку я римлянка, то привыкла ежедневно принимать ванну. Поэтому прикажи своим кретинам освободить ванные комнаты. Я хочу, чтобы их привели в порядок, а главное – хорошенько вычистили!
      Вулфред насмешливо скривил губы:
      – Если ты непременно хочешь помыться, то речка – рядом.
      – Не указывай мне, что делать! В моем доме. И уж наверное, я знаю, что рядом протекает речка, журчание которой слышу со дня своего рождения! Но я не лошадь, чтобы в ней мыться, и привыкла пользоваться ванной. Впрочем, ты, поганый язычник, просто не можешь понять, что такое настоящая ванна! Ты когда-нибудь моешься? Я что-то ни разу не видела тебя за подобным занятием. Наверное, именно поэтому твои ублюдки с самого начала стали использовать ванные комнаты не по их прямому назначению…
      Вулфред заметил, что Мелания непроизвольно опустила взгляд, и понял, что она не может забыть безобразную сцену в одной из комнат, «героем» которой оказался Сенред.
      – Факт остается фактом, – продолжала пленница, – римским баням завидует весь мир. И не только по причине их совершенства. Привлекают их удобство и красота. Кроме того, купание в реке всегда противоречило традициям не только моего народа, но и твоего.
      Вулфред вполне добродушно слушал Меланию – миниатюрную змейку, ядовитые зубы которой, он теперь отлично понимал, были вырваны. Почему он потратил так много ненужного времени, вместо того чтобы просто наслаждаться искушением пленницы? Ведь ее возможная реакция на его прихоть была легко предсказуемой!
      – Ну что ж, – улыбнулся Вулфред, – ты меня убедила. Я прослежу, чтобы банные помещения были немедленно отремонтированы и хорошенько вычищены. Мне просто не терпится поскорее искупаться в римской ванне.
      Он слегка оттолкнул Меланию и вышел. Она некоторое время стояла неподвижно. В глазах ее был ужас. А Вулфред через несколько минут появился вновь, схватил ее за руку и повел за собой в ближайшую банную комнату.
      – Ты хочешь воспользоваться моей ванной?
      – Естественно! После твоих красочных рассказов у меня просто нет сил ждать! Ты же всячески старалась доказать мне превосходство римских бань перед всеми другими. Разве нет?
      – Но ведь… – Голос Мелании задрожал и прервался.
      – Что «но ведь»? – переспросил Вулфред, насмешливо глядя в ее ставшее пунцовым лицо.
      – Я хотела приготовить ванну для себя.
      – Ты ее и получишь! Вместе со мной. Мелания посмотрела ему в глаза и покорно пробормотала:
      – Надеюсь, мы разделим с тобой только воду.
      Вулфред улыбнулся и ничего не ответил…

      Чтобы отремонтировать и вычистить ванные комнаты так, как того хотела Мелания, потребовалось гораздо больше времени, чем она предполагала. На протяжении нескольких дней пять рабочих и она сама усердно скоблили стены, промывали сами ванны, восстанавливали сломанные двери и красили потолок.
      И вот банный отсек дома принял прежний великолепный вид. Мелания сняла свое перепачканное желтое платье и положила на мраморную скамейку рядом с чистой одеждой, заранее приготовленной Доркас. Самой же Доркас была поручена куда более важная и ответственная работа: охрана входа в банные комнаты от посторонних. В первую очередь от саксов. Благодаря своему сожительству с одним из них Доркас приобрела некоторое доверие со стороны остальных. Меланию же не любили, относились к ней с настороженностью, а распоряжения бывшей хозяйки дома выполняли только с разрешения Вулфреда. Мелания же, в свою очередь, тоже презирала и ненавидела саксов. Достаточно было и того, что она терпела присутствие «главного монстра».
      Несколько мгновений Мелания стояла обнаженной на парапете, наклонившись над ванной, полной теплой воды, и прислушиваясь к доносившимся из-за двери шагам. Она отнюдь не исключала, что «монстр» войдет сюда, дабы посмотреть на свою пленницу в пикантном виде. Мелания не сомневалась, что Вулфреду очень хотелось бы посмотреть на обнаженную римлянку. Но ему не удастся! До сих пор ни один мужчина не сподобился получить от нее подобного удовольствия. Что же касалось Вулфреда и всех остальных, то ничего такого для них не представляется возможным, хотя Мелания почти не считала их за мужчин.
      Шаги за дверью затихли. Мелания облегченно вздохнула и улыбнулась, еще раз окинув взглядом вымытые до блеска стены, пол и потолок. И только потом посмотрела вниз на воду, наполнившую ванну уже до половины…
      …В ванне плавали пучки чьих-то длинных желтых волос, какие-то грязные полотенца, а вдоль бортов протянулись темные жирные полосы.
      Только один человек мог посметь воспользоваться ванной, которую Мелания приготовила для себя. Им, несомненно, был Вулфред – главный сакский мерзавец, который недавно насмехался над ней, назвавшей римские бани лучшими в мире.
      Она милостиво позволила ему воспользоваться одной из ее ванн, тем более что ему и впрямь необходимо было хорошенько помыться. Вулфред вряд ли смыл Я бы с себя только водой, даже горячей, толстый слой грязи. Но во всех случаях он не должен был залезать в ванну, приготовленную для нее!
      Чтобы какой-то мерзкий сакс нагло влез в ванну и превратил ее в помойное ведро! Право, если бы Вулфред не был таким дураком, то Мелания подумала бы, что он сделал так нарочно!
      В бешенстве, обмотав голое тело широким полотенцем, она подбежала к двери и выглянула в коридор, где должна была стоять на часах Доркас. Но служанки на месте не оказалось.
      В следующую секунду из гимнастического зала, дверь в который была открыта настежь, раздался гомерический хохот. Мелания повернула голову и увидела сакского воина. Но смех принадлежал не ему… Хохотала женщина… Мелания тут же вспомнила, как здесь же застала за прелюбодеянием Доркас и Сенреда.
      Ярость и омерзение пронизали ее тело, когда Мелания увидела, как женщина сидела на коленях у сакса и хохотала. А сакс широкой ладонью гладил ее грудь и по очереди с силой сжимал каждую. Потом нагнулся и припал губами к ее соскам. Одновременно его ладони заскользили вниз по обнаженному телу женщины, подбираясь к самому интимному месту…
      Мелания, не помня себя от омерзения и бешенства, стрелой вылетела из двери, намереваясь наброситься на сакса с кулаками и измолотить его до потери сознания. Но…
      Но остановилась на полпути, чувствуя, как у нее подгибаются колени…
      Ибо в саксе она узнала Вулфреда. И развлекался он с одной из служанок Мелании по имени Несс… Но самым отвратительным было то, что Несс делала массаж «главному монстру», нарушая исконные римские традиции!
      Такого Мелания не могла стерпеть. Преодолев невесть откуда нахлынувшую на нее волну облегчения тем, что до самого главного у них пока еще не дошло, Мелания, стиснув зубы, прошипела в лицо Вулфреду:
      – Послушай, ты, невежественный и глупый сакс, ты должен бы знать, что по древним римским традициям массаж мужчине в бане могут делать только лица мужского пола. Ты позволил обслуживать себя женщине. А ты, Несс, должна была предупредить его об ошибке, которую он совершает, принуждая тебя к подобным занятиям! Ступай сейчас же на кухню, твое место там, а я поговорю с саксом!
      Однако Несс никак не реагировала на слова хозяйки. Напротив, она с еще большим остервенением принялась растирать спину Вулфреда, причем, судя по се счастливому лицу, делала свое дело с огромным удовольствием. Сакс тоже удовлетворенно покряхтывал. И вообще оба не обращали на Меланию никакого внимания.
      – Ты перестала меня понимать, Несс? – спросила Мелания с саркастической улыбкой. – Или же латынь стала тебе совсем недоступной после успехов в освоении сакских обычаев и их варварского языка?
      Но Несс только улыбнулась в ответ и, покончив со спиной Вулфреда, принялась за ягодицы.
      Лицо Мелании вспыхнуло от негодования. Не обращая внимания на голого сакса, она подошла к столу и прошипела в лицо служанке:
      – Что ж, придется говорить с тобой на языке, который ты уж наверняка понимаешь! – И Мелания перешла на язык саксов: – Уходи отсюда, Несс! Иди на кухню. Там тебя ждут.
      Она схватила служанку за руку, стащила со стола и вытолкала за дверь.
      Во время всей сцены Вулфред не произнес ни слова, продолжая молчать и тогда, когда они остались вдвоем. Он выжидающе, со странной улыбкой смотрел на Меланию.
      – Ты изгадил приготовленную мне воду, – процедила она сквозь зубы. – И если бы я не знала, что ты дурак и свинья, то подумала бы, что ты нарочно ее загрязнил.
      – Мне сейчас не хочется спорить, – лениво проговорил Вулфред. – Скажу только, что принимать ванну действительно гораздо приятнее, чем купаться в реке. Кстати, меня удивило, что ты так долго медлила и сразу же не воспользовалась приготовленной для тебя теплой и чистой водой.
      – Меня задержали другие дела.
      – Но теперь-то ты, насколько я понимаю, освободилась?
      – А теперь вода в ванне стала грязной!
      Мелании очень хотелось ударить Вулфреда по его наглой физиономии. Но сакс был почти голым, и она просто не решилась приблизиться к нему. Поняв ее, он усмехнулся:
      – Чего ты испугалась? Ведь я все же мужчина!
      – Грязный и вонючий мужчина! После твоего купания придется заново чистить не только ванну, но и всю баню. Сверху донизу! Скажи мне, в каких комнатах ты уже успел побывать? Впрочем, не надо! Я безошибочно определю по запаху!
      Вулфред рассмеялся. Мелания с удивлением на него посмотрела и отметила, что волосы сакса уже не были покрыты слоем грязи в отличие от тела. Пушок на груди и под мышками также сохранил золотистый цвет и выглядел в меру чистым. И вообще Вулфред казался весь золотисто-желтого цвета, и все тело его бугрилось выступавшими мускулами. Глаза же казались лазурными, хотя и более светлыми. В первый раз Мелания неожиданно почувствовала, что они излучали тепло. Сакские глаза… Некультурные… Нецивилизованные… Смеющиеся… Смеющиеся над ней…
      – Я тебя забавляю? – холодно спросила Мелания.
      – В вашем римском смысле – да! – хмыкнул Вулфред, переворачиваясь на другой бок.
      Закрывавшая часть его тела простыня соскользнула на пол.
      Мелания смерила его взглядом с ног до головы. Она еще никогда не видела такого тела! И никогда не могла себе представить, что мужчина может достичь подобных размеров, а мускулы выделяются настолько рельефно, что отбрасывают тень. Естественно, Мелания никогда не видела и самые интимные части мужского тела. Даже его орган, казалось, состоял из одних мускулов. Под взглядом Мелании он твердел, увеличивался в размерах и поднимался.
      Она отвела взгляд и посмотрела в лицо Вулфреду. Он по-прежнему улыбался.
      Только теперь Мелания поняла, что сакс пытается поймать ее, ожидая реакции на созерцание его бесстыдно обнаженного тела. Он, видимо, не сомневался, что подобное зрелище взволнует ее, ударит по нервам, обескуражит…
      Для нее наступал новый этап борьбы. Той борьбы, которую она с первого дня с ним вела и будет вести до конца. Вулфред был саксом. И она не позволит ему победить себя!
      – До чего же ты все-таки умен! – с нескрываемой иронией произнесла Мелания.
      – Что ты имеешь в виду? – прогрохотал Вулфред.
      – То, что сейчас здесь происходит. Я, признаться, была убеждена, что ты и все тебе подобные развлекаются только убийствами, изнасилованиями и поджогами. Но оказалось, что ты можешь поддерживать разговор с собеседниками, более умными, нежели ты сам.
      – В прошлом я кое-чему успел научиться у римлян, – ответил Вулфред, улыбнувшись.
      Но улыбка тут же исчезла с его лица. Сакс заметил, что Мелания перестала интересоваться его роскошным телом, предпочитая смотреть в глаза.
      – Браво! – усмехнулась она. – Ты оказываешь честь своему племени. Со временем тебя, возможно, даже привезут в Рим и выставят напоказ перед Колизеем как варвара, в голове которого иногда появляются довольно трезвые мысли. И как пример того, что саксы порой способны кое-чему научиться. Право, ты можешь сыграть заметную роль в сакской истории.
      Глаза Вулфреда вспыхнули гневом.
      – Ну нет! Скорее я сыграю заметную роль в истории Рима!
      – И видимо, начнешь свои подвиги с римских болот. Так или иначе некоторые проблески разума у тебя все же появились!
      Мелания повернулась и вышла из зала, оставив «главного монстра» совершенно голым и пышущим злобой. На этот раз Вулфред не мог не признать своего поражения.
      Она же подумала, что теперь надо приказать хорошенько вычистить ванну. И тогда день можно считать прошедшим не зря…

* * *

      Воду сменили, стенки ванной вычистили, и Мелания с наслаждением в нее опустилась. На сей раз ей прислуживала Доркас. Терас же стоял на часах у входной двери. И Мелания была спокойна, что Вулфред к ней не войдет.
      – Ты сильно похудела, – сказала Доркас, внимательно посмотрев на хозяйку. – Грудь стала не такой полной и крепкой, как раньше. Жаль!
      Мелания пожала плечами:
      – Римские мужчины любят женщин с маленькой грудью.
      – Здесь нет римских мужчин, – возразила Доркас. – Или ты думаешь, что у саксов такие же вкусы?
      – Какое мне дело до вкусов саксов? Даже если они занимаются любовью не с женщинами, а с волчицами. Или со свиньями!
      – Все же они предпочитают женщин!
      – Извини, я совсем забыла, что ты имела с ними кое-какой опыт!
      – Не с ними, а только с одним Сенредом! – Доркас покраснела и опустила голову.
      – Если тебе не нравится, я не стану говорить на эту тему. Но будь очень осторожна! Как бы они тебя не искалечили, ведь саксы мало чем отличаются от животных, – предупредила Мелания.
      Доркас явно хотела еще что-то сказать. Но Мелания уже вылезла из ванны и знаком приказала ей принести одежду.
      Они перешли в соседний отсек, где находились ванны с холодной водой. Снова сбросив с себя одежду, Мелания погрузилась в одну из них, чтобы смыть с себя остатки мыльной пены. От почти ледяной воды у нее перехватило дыхание. Мелания выскочила из ванны и бегом бросилась в гимнастический зал. Доркас не спеша последовала за ней, ибо теперь хозяйке требовался массаж.
      Обтерев Меланию грубым полотенцем, Доркас принялась массировать ей спину и мышцы рук. Мелания застонала от наслаждения. Искусство Доркас было безупречным…
      – Саксы не такие уж животные, – после некоторого колебания сказала Доркас, продолжая разминать своими мягкими пальцами спину хозяйки. Обычно слугам запрещалось первыми начинать разговор с хозяевами. Но с приходом сюда саксов многое переменилось. – Конечно, они ведут себя по-разному, – решилась продолжить Доркас. – Но и среди них есть добрые и даже думающие люди.
      Естественно, Доркас в первую очередь имела в виду Сенреда и его всегда добродушную улыбку. Мелания, конечно, поняла и сокрушенно вздохнула:
      – Если ты говоришь о Сенреде, то не очень обольщайся на его счет. Он просто использует тебя. Если ты рассчитываешь на что-то большее, то будь очень осторожна. Он может принести тебе немало страданий!
      Доркас помолчала немного, продолжая разминать спину Мелании. Затем сказала:
      – Я не хотела бы с тобой спорить. Но разве ты сама не пользуешься подобным же методом, чтобы обезопасить себя? Я имею в виду те знаки внимания, которые оказывает тебе Вулфред. Ведь он увлечен тобой!
      – Да, он действительно увлечен своей идеей заставить меня сдаться, а потом – убить!
      – Но ведь он так много времени проводит с тобой! Мне кажется, что Вулфред в чем-то даже заинтригован тобой. Во всяком случае, я заметила, как его взгляд теплеет, когда он смотрит на тебя.
      – Он остается убийцей!
      – А почему бы тебе все же не использовать очевидное увлечение тобой Вулфреда? И не добиться от него более мягкого и человечного отношения? Я серьезно опасаюсь за тебя, Мелания! Ведь в Вулфреде таится столько скрытой злобы и ярости, причем все в конечном счете может вылиться на тебя!
      Мелания повернулась к Доркас, чтобы дать той возможность массировать бедра. Ей вдруг захотелось откровенно поговорить с ней, поскольку теперь, в плену у саксов, отношения между бывшей хозяйкой и служанкой скорее напоминали сестринские. Ведь та и другая были одержимы сейчас одним желанием: попытаться выжить.
      – Доркас, я уже и так избалована вниманием больше, чем дорогая домашняя кошечка. Вулфред запретил мне заниматься тяжелой работой, внимательно следит за тем, что я ем, кормит только самым лучшим из всего, что есть на его столе. Единственное, что омрачает мои дни, – его постоянное присутствие рядом. Я, естественно, не хочу поощрять его стремления стать ко мне еще ближе. Достаточно того, что уже есть. Что я еще могу получить от его повышенного внимания к своей персоне, о котором ты все время твердишь? А кроме того, позволь заметить, что я отнюдь не чувствую подобного влечения к себе со стороны «главного монстра»! Он всего лишь терпит меня, и я плачу ему тем же. Вот и все!
      – Неужели ты все еще не видишь, что он не такой, как все они? И тебя он считает не просто римлянкой. Его чувство к тебе гораздо сильнее, чем ты думаешь!
      – Так или иначе, но он для меня остается всего лишь грязной сакской свиньей! И не более того! Какого черта я буду перед ним плясать?
      Доркас замолчала и только опустила голову, продолжая остервенело мять и щипать мышцы рук бывшей хозяйки. Мелания же, чуть приподнявшись на локтях, спросила:
      – Ну что ты замолчала?
      – Я подумала, что ты могла бы не проявлять перед ним так открыто своей враждебности. Право, он не такой уж…
      – Оставь, Доркас! Я понимаю, что тебе один из них доставил кое-какое удовольствие. Но повторяю: для меня любой сакс навсегда останется грязной свиньей. В том числе и Вулфред! Ибо он мой смертельный враг. И я никогда не забуду, что он испортил мне жизнь. Думаю, что и он тоже!
      Доркас не стала больше продолжать разговор, вызвав тем самым благодарность Мелании. Броситься в объятия к сакскому болвану? Что за идиотский план? Право, Доркас просто не понимает, что говорит! Задыхаться под его большим, тяжелым и грязным телом, прижимающим ее своим весом к походной койке главного сакса? Разве так она хочет победить? О, Вулфред славно бы повеселился, глядя на нее! И отметил бы для себя победу над ней.
      А что досталось бы ей? Да ничего! В памяти Мелании возникли очертания его тела, заставлявшие порой содержание желудка подпрыгивать чуть ли не до грудной клетки. И если бы в такой момент Вулфред дотронулся до нее или же, не дай Бог, попытался обнять, то его прикосновение скорее всего вызвало бы у Мелании рвоту…
 
      – Римлянка больше не выбрасывает еду, которую ей дают, – таинственным голосом сказал Синрик, ходивший за Вулфредом с обнаженным мечом и готовый отразить любое возможное нападение на своего хозяина. Особенно опасался он маленькой римлянки. – Она ест, когда ты велишь.
      Вулфред в ответ лишь пожал плечами, продолжая карабкаться на невысокий, но очень крутой холм, соседствующий с домом Мелании, Мысли его были заняты пленницей. Впрочем, в последнее время он о ней постоянно думал, что злило Синрика, которому пленница вообще испортила все лето.
      – Как же ты надеешься отправить ее на тот свет? Вулфред остановился и недоуменно посмотрел на Синрика:
      – Ты считаешь, что я не смогу ее убить?
      – Я просто не понимаю, как ты это сделаешь, если своим оружием избрал хорошее питание пленницы и здоровый сон? Прости, в моей голове не укладывается твой метод! И вообще, я никак не могу понять…
      – Да, ты не понимаешь, – прервал его Вулфред. – Не понимаешь, что она римлянка. А потому борьба между нами совсем не похожа на привычные тебе схватки. Логика подобной борьбы, видимо, тебе недоступна.
      – Но мы же провели здесь все лето!
      – Она хитрая и изобретательная.
      – Но она женщина, которую очень легко убить!
      – Ты забываешь, что она римлянка. Значит, ее смерть станет ее победой, а не моей!
      – Да, Вулфред, она римлянка! Но разве ты не поклялся…
      – Я поклялся заставить ее страдать. И она страдает!
      – Что-то не похоже! Согласись, что человек, надменно поглядывающий на окружающих, сытый и изнеженный, вряд ли похож на страдальца.
      – Дорогой мой, она уже на пути к вечности. Я лишь постепенно затягиваю роковую петлю и наблюдаю, как она медленно и молчаливо терзает себя, неумолимо приближаясь к смерти.
      – Но ведь ничего подобного никто и никогда не станет совершать над собой молча и не сопротивляясь!
      – Поэтому-то я и не спешу. Кроме того, мне доставляет огромное удовольствие наблюдать унижение гордой римлянки. И в конце концов она сама поймет, какой становится жалкой и ничтожной!
      – Лето уже наполовину прошло. Хенса, верно, станет удивляться, почему мы…
      – Не станет. Он понимает, что мы задержались здесь ради борьбы и захвата. Лично я веду борьбу, от которой просто не вправе отказаться. Кроме того, здесь я нашел все сокровища, которые хотел иметь. И мы останемся. А женщина будет жить в неприкосновенности, до тех пор пока я сам не решу ее судьбу.
      – И когда же ты ее решишь?
      – Пока не знаю. Наша пленница – женщина очень решительная. И гораздо сильнее, чем я думал о ней раньше. К тому же в ней явно живет страстность, которой я не ожидал увидеть в римлянке.
      – Наверное, весь секрет заключается в том, что она женщина. А женщины, как правило, очень эмоциональны.
      – Ее страстность больше, чем эмоциональность, – рассмеялся Вулфред. – В ней горит внутренний огонь. И она достойна уважения, несмотря на свое римское происхождение. – Заметив на лице Синрика кислую мину, Вулфред хлопнул его ладонью по плечу: – Скажи, знаешь ли ты хоть одну женщину, похожую на нее?
      Но Синрик продолжал молчать. Он был очень недоволен восхищением, с которым Вулфред говорил о пленнице.
      – Мы останемся здесь до конца лета, – добавил Вулфред. – Тем самым я успею получить от нее все наслаждения, которые женщина может дать. А что касается Хенсы, то с ним я увижусь, когда придет время. Тебя же прошу свято следовать клятве, данной мне, и продолжать преданно служить.
      Синрик выпрямился, гордо поднял голову и торжественно объявил:
      – Не надо мне напоминать о клятве, которую я добровольно дал тебе, Вулфред! Моя жизнь принадлежит тебе. Прошу не сомневаться во мне!
      – А я и не сомневаюсь в тебе, Синрик. И прошу тебя также не сомневаться во мне. Все, что я хотел найти в войне, которую мы ведем, я нашел именно здесь!
      Всю обратную дорогу Синрик упорно думал над словами Вулфреда, но так и не мог их толком понять…

* * *

      За отсутствием других обязанностей, помимо тех, которые неизбежно исполняет любая хозяйка дома, Мелания на досуге сооружала у себя на голове сложную, но очень красивую прическу. Ей помогала Доркас, парикмахерские способности которой всегда были выше всяких похвал.
      Почувствовав себя в большей степени женщиной, чем за все прошедшие недели, Мелания наложила скромный грим на лицо, сделавший ее значительно ярче и красивее.
      Получив молчаливое одобрение Доркас и посмотрев на себя в зеркало, она накинула на плечи шаль и, решив, что на сей раз ненавистный сакс будет окончательно повержен, вышла из гимнастического зала. Доркас на почтительном расстоянии последовала за ней. Ей очень хотелось посмотреть, как Вулфред теперь будет реагировать на хозяйку, в которой ничего не осталось от грязной забитой рабыни.
      Мелания прошла через двор, в котором воины Вулфреда, как обычно, занимались военными упражнениями. Один из них удивленно посмотрел ей вслед. Затем – другой… Третий… Наконец, все бывшие в тот момент во дворе саксы уставились на Меланию, явно ее не узнавая.
      – Кто это? – спросил Катред, конкретно ни к кому не обращаясь.
      Сенред, внимательно всмотревшись в удалявшуюся женскую фигуру, неуверенно сказал:
      – Похоже, что Мелания… Больше вроде бы здесь быть некому!
      – А я подумал, что твоя Доркас. – Катред не мог отвести взгляда от Мелании.
      – Доркас идет за ней. Ты что, не видишь? Вот они обе остановились! – сказал Сенред.
      – Да, теперь я вижу, – проговорил Катред.
      – Точно Мелания, – подтвердил подошедший Болдуфф. – Мне говорили, что раньше она отличалась редкой красотой. А ты, Сенред, даже утверждал, будто бы она римская шпионка, пытающаяся к нам внедриться.
      – Посмотрите, теперь она отнюдь не выглядит ничтожной и грязной! – воскликнул Синрик, продолжая как зачарованный смотреть на Меланию.
      – И уже не похожа на мальчишку, Болдуфф, – прибавил Сенред.
      – Я никогда не говорил, что она на него похожа! – огрызнулся Болдуфф. – Наоборот, всегда отдавал должное ее внешности, женственности и прекрасной фигуре.
      – Ничего себе комплимент! – хмыкнул Сенред. – Ведь ты видишь подобные достоинства в каждом головастике, еще не ставшем девушкой!
      – Она уже не головастик, – возразил Синрик.
      – Браво, Синрик! Но было бы лучше, если бы ты предоставил рассуждать о женщинах кому-нибудь из старших. Сдается, что ты еще не дорос до подобных споров.
      – Она выглядит настоящей римлянкой, не правда ли? – вновь включился в разговор Катред.
      Мелания повернулась и медленно пошла назад через двор к дому, прислушиваясь к разговору саксов.
      Во двор ворвался Вулфред. Казалось, он боялся что-то упустить.
      – Так-то ты мне служишь? – набросился он на Синрика, стоявшего ближе всех, а на пленницу Вулфред не обращал внимания. – Я уже на полпути сюда слышал, как все вы, перебивая друг друга, обсуждали достоинства римлянки. Или ни у кого из вас нет других занятий?
      – Вулфред, – пробормотал Синрик, густо покраснев. – Ну, римлянка… Она… Мы… В общем, посмотри на нее!
      Вулфред бросил быстрый взгляд на остановившуюся у дверей дома Меланию и прохрипел в лицо Синрику:
      – Ты что, никогда не видел раньше чистую и хорошо причесанную женщину?
      – Нет, – с трудом выдавил из себя Синрик. – Я хотел сказать – да… Но, Вулфред, она…
      – Она очень красива, – подсказал ему Болдуфф.
      – Она римлянка! – грубо оборвал его Вулфред.
      – Не важно, – откликнулся Сенред. – Она все равно очень красива.
      – Ну и что? – вновь гаркнул Вулфред. – Как будто раньше никто из вас не замечал ее красоты!
      – Мы не обращали на нее внимания, потому что под грязью даже лицо невозможно было толком рассмотреть…
      – А сейчас, она вымылась, сменила рваное тряпье на приличную одежду, и вы тут же растаяли и готовы даже забыть свой долг? Так, что ли?
      – Нет, не так, Вулфред! – возопили все чуть ли не в унисон.
      Мелания слышала и наблюдала все, стоя в тени козырька над входом в дом.
      Боже, неужели она была до такой степени глупой? Зачем истязала себя, если простая прогулка по двору на виду у всей шайки головорезов вызвала такой яростный спор? А что было бы со всеми ними, если бы она позволила себе чуть пококетничать? Как засуетился бы Вулфред, пытаясь успокоить свою свору, которой он был полным хозяином! Да не прошло бы и недели, как он почувствовал бы себя вконец разбитым и уже не смог бы сопротивляться. И надо-то всего лишь регулярно принимать ванну и мыться!
      Нет, он также не избегнет ее чар! А она будет мучить его, до тех пор пока он совсем не потеряет рассудок! Как знать, возможно, Доркас права (а Мелания молила Бога о том, чтобы так оно и было!), и Вулфред действительно сгорает от непреодолимого влечения к своей пленнице, хотя делает вид, будто почти не замечает ее и занимается своими обычными делами!
      Правда, пока Мелания не заметила, что он совсем ослеплен ею. Но так несомненно будет! С ее стороны требуется совсем немного: кокетливый взгляд, обольстительная улыбка, постоянное присутствие рядом, на чем он сейчас больше всего настаивает. Сделав над собой усилие, она заставит его выть от вожделения, как и всех остальных саксов, уже почти готовых из-за нее перегрызть друг другу горло. И тогда она убьет его!
      Мелания закуталась в наброшенную на плечи шаль и улыбнулась…

      Она взяла ломтик хлеба, обмакнула его в растопленное масло и с улыбкой протянула Болдуффу. Тот хотел было принять ее дар, но в последнюю секунду Мелания с хохотом отдернула руку. Болдуфф обиженно хрюкнул, удивленно посмотрел на пленницу и, поняв, чего та от него хочет, широко разинул пасть. С очаровательной улыбкой Мелания вложила ломтик ему в рот.
      Затем она повернулась к Сенреду и, взяв другой намазанный маслом ломоть, протянула ему. Но к нему она подалась всем телом и наклонилась так, что Сенред невольно мог увидеть верхнюю часть очаровательных полушарий ее груди. Сенред несколько смутился. Мелания лучезарно улыбнулась саксу и игриво пощекотала его полуголый живот. Сенред от неожиданности подпрыгнул и громко захохотал.
      Мелания подмигнула Катреду. Но тот остался невозмутимым. Он вообще улыбался крайне редко, в основном тогда, когда кого-нибудь убивал. Зато Сеолмунд хотя и хранил молчание, но не мог отвести глаз от прелестной римлянки.
      Вулфред же удивленно следил за пленницей, не понимая, что с ней происходит. Он чувствовал, что она совершенно неожиданно изменилась не только внешне. Буквально вчера она кипела от злости и, казалось, была готова разорвать его в клочья. Сейчас же она была само спокойствие, мягкость и достоинство. И если раньше Мелания использовала каждый шанс, чтобы оскорбить и унизить окружавших саксов, то теперь ее лицо озаряла загадочная, многообещающая улыбка, хотя никаких обещаний она не могла выполнить, даже если бы и захотела. Никто не смеет даже дотронуться до римлянки! Ибо она принадлежит только одному Вулфреду!
      Вулфред знал, что Мелания не позволит себе ничего лишнего. Он не сомневался, что все происходящее – не более чем искусная игра с целью позлить его и новая тактика на пути к ее главной цели.
      Но неужели она думает, что подобное зрелище может подействовать на него? Правда, глаза Болдуффа уже вспыхнули огнем непреодолимого желания. Пусть! Он, Вулфред, не выйдет из себя!
      Вот она наклонилась к Сенреду, что-то шепчет ему па ухо и, взяв за руку, кокетливо щекочет ладонь воина. На Вулфреда Мелания вроде бы и не смотрит. Но он все же заметил взгляд, брошенный ею украдкой в его сторону. А потому прислонился спиной к стене и, скрестив руки на груди, стал с деланным равнодушием наблюдать за происходящим, поклявшись, что ничем не выдаст римлянке своего негодования или даже интереса к ней.
      К нему подошел Синрик. Глаза его горели одновременно яростью и вожделением. Примирить же в своей душе ненависть и плотское желание к римлянке он был не в силах.
      – Ты видишь, какой разлад вносит римская тварь в наши ряды? – злобно прошипел он на ухо Вулфреду.
      Вулфред, внимательно следивший за выражением лица пленницы, спокойно ответил:
      – Она пытается нас перессорить. Но пока у нее ничего не получается.
      – Она настоящая гадюка, шныряет меж нас и хочет разжечь огонь вражды!
      – Я пока еще не загорелся, – ухмыльнулся Вулфред. – К тому же вовсе не боюсь змей. Даже очень ядовитых!
      – Может быть, ты и не…
      – От такого огня очень легко уберечься, – прервал его Вулфред. – Если ты боишься загореться, то просто отойди. Вот и все!
      Синрик сделал недовольную гримасу, что, однако, не помешало ему бросить похотливый взгляд на Меланию, которая как ни в чем не бывало продолжала свою искусительную игру.
      Мелания постоянно исправляла и перерабатывала свой план. Сейчас она испытывала новый вариант. И пока была им недовольна. После перенесенных ею душевных напряжений прошлых недель, ненависти, которую она все время чувствовала, ей стоило огромных усилий постоянно улыбаться, кокетничать и притворно флиртовать с саксами. Но Мелания, преодолевая себя, продолжала упорно идти к цели, оставаясь верной своей клятве мести. Она оказалась для Вулфреда находчивым и опасным противником, чему в немалой степени способствовал он сам. Мелания фактически сама спровоцировала его оградить ее от тяжелого труда, заставить нормально питаться, сидя рядом за столом, вновь принимать ванну… А теперь она как хотела играла его воинами, вызывая в них похоть и ревность. Вулфреду приходилось целыми днями наблюдать за ними, чтобы в нужный момент обуздать не в меру разгоревшиеся страсти. Однако его воины знали, что он был готов на месте убить того, кто бы осмелился пальцем дотронуться до Мелании. А потому она могла чувствовать себя спокойно, находясь, под защитой «главного монстра».
      Сегодня она была особенно хороша. Поднятые вверх, и аккуратно собранные на затылке в высокий пучок иссиня-черные волосы как нельзя лучше подчеркивали изящество ее миниатюрной фигурки. Темный грим оттенял выразительный и вместе с тем загадочный блеск глаз, в которых светилось язвительное злорадство.
      Мелания казалась воплощением экзотической красоты, о существовании которой собравшиеся во дворе саксы, наверное, даже не догадывались, но чувствовали. И пламя страсти все больше разжигало их.
      Вулфред понимал, чего добивается римлянка. Видел, что каждая ее улыбка, каждый жест направлены к одной цели. Да, пленница была очень умной. И решительной…
      …Он сделал шаг от стены, опустил руки и огромным усилием воли заставил себя не смотреть на римлянку.
      …Мелания откинула назад голову и широко раскрыла рот. Болдуфф взял двумя пальцами с тарелки кусок мяса и принялся кормить ее из рук. О том, насколько соблазнительной она выглядит сейчас, Мелания догадывалась. И с удовлетворением заметила, что все остальные саксы как зачарованные смотрят на нее.
      Вулфред повернул голову и тоже некоторое время смотрел. В нем зародилась тревога. Он отлично понимал, чего добивается Мелания от его людей – беспрекословного повиновения себе. Сейчас, на глазах у Вулфреда, римлянка подчиняла себе его людей. Фактически она уже обрела над ними власть. Еще немного, и они пойдут за ней куда угодно. Такого Вулфред допустить не мог!
      Но как остановить ее? Как помешать ей осуществить ее новый план, смысл которого уже дошел до сознания главного сакса, и повернуть его против нее самой? Как прекратить уже начавшиеся трения между воинами? И как поступить с ней сейчас? Причем так, чтобы по-прежнему властвовать над ней?
      Именно последнего хотел Вулфред. Ее красота привлекала его гораздо меньше. Поражение, капитуляция римлянки стали главной целью сакса.
      Он вновь посмотрел на Меланию. Она потягивала вино из высокой чаши и одновременно подмигивала стоявшему рядом Катреду. Вулфред вдруг почувствовал, как в груди его закипают злоба и неудержимая жажда мести. Он смотрел на нее и улыбался такой страшной улыбкой, что та поперхнулась глотком вина и, отставив чашу в сторону, бросила на сакса подозрительный взгляд. Вулфред поймал ее взгляд и внутренне усмехнулся. Теперь он знал, что делать. Маленькая римская змея больше не сможет причинить ему никакого вреда! Он знает, как с ней бороться!
      Вулфред громко рассмеялся и направился к дому.
      Он не смотрел на нее. Но чувствовал, как ее взгляд буравил его спину, и ему даже казалось, что он слышит шорох догонявшей его и готовой к нападению гремучей змеи.

* * *

      Они стояли в лесу, укутанном ночной тьмой. В конце уходившей вниз по склону холма аллеи виднелись огоньки дома. По небу плыли хмурые облака. Порыв ветра донес вой голодного волка. Издали домик, совсем недавно принадлежавший Мелании, выглядел хрупким и беспомощным.
      – Я всегда очень уважал тебя, Вулфред, – чуть дрожащим от нервного напряжения голосом сказал Синрик. – Но ты выбрал странный путь для победы над римлянкой.
      – Синрик прав, – согласился Катред. – Надо поскорее убить ее и двигаться дальше.
      – Не дав мне возможности получить от нее наслаждение? – усмехнулся Вулфред.
      Он уже даже не думал о том, чтобы убить пленницу.
      – Ты получишь наслаждение, убивая ее! – возразил Катред.
      – Но еще большее наслаждение я получу от ее мучений, потому что она римлянка.
      – А не потому ли, что она…
      – Что?
      – Красива. Кстати, не мы ли открыли на нее глаза и тебе?
      – Никто и никогда мне не открывал глаза ни на что! – проговорил Вулфред, растягивая слова. – И вы здесь совсем ни при чем! Все дело в ней самой. И в ее красоте. Которую, да будет вам известно, я заметил с первого же взгляда.
      – Неужели? – усмехнулся Сенред.
      – Представь себе! Я ее сразу разглядел. И даже под кровью и грязью, покрывавшими сначала все ее тело, я видел совершенство форм! И конечно, можно подумать, что в таком неприглядном виде она никак нет может быть девственницей. Ведь так?
      – Она не девственница! – буркнул вместо Сенреда в ответ Синрик.
      – Но мне все равно! – воскликнул Вулфред, машинально схватившись правой рукой за рукоятку кинжала. – Я вижу в ней в первую очередь римлянку! Независимую и гордую! За что и ценю ее!
      Воины недовольно молчали. Наконец Сеолмунд угрюмо проговорил, глядя куда-то в сторону:
      – Эта женщина храбра и нам враждебна. Ненавидит саксов не меньше, чем ты – римлян.
      – Разве она нас ненавидит? – удивленно возразил Болдуфф. – Мне показалось – наоборот. Ее глаза так радостно блестели, когда она разговаривала с нами. Во всяком случае, со мной!
      Он бросил осуждающий взгляд на Синрика.
      – Да, она нас ненавидит, – повторил Сеолмунд.
      – Ты уверен? – переспросил его Вулфред.
      – Полностью! Повторяю: ее ненависть к нам так же беспредельна, как твоя – к римлянам.
      – Возможно. Но она слабее меня. А потому не сможет победить!
      – Согласен, она не сможет тебя победить, – ответил Синрик. – Но ты сможешь. А путь, который ты сейчас избрал в отношении римлянки, очень опасен для тебя самого. Ты даже не заметишь, как она ранит тебя и будет торжествовать победу.
      – Ранит? – переспросил Вулфред; – Ну нет!
      – Почему же?
      – Потому что я женюсь на ней!
      Слова, брошенные Вулфредом во тьму ночи, как упавший с горы огромный камень, придавили окружавших его саксов. Прошло не меньше минуты, прежде чем заговорил Сенред:
      – Но ты понимаешь, Вулфред, что связываешь себя с Римом до конца жизни? А как же твоя месть, о которой ты столько раз твердил?
      – А ты не думаешь, что все произойдет как раз наоборот? Не я окажусь привязанным к Риму, а она – к саксам! И будет влачить жалкое существование до конца своих дней! В том-то и будет состоять моя месть!
      – Связав себя с ней, ты окажешь ей огромную честь, Вулфред! – со сдержанным негодованием воскликнул Синрик. – Ведь ты введешь ее в свой дом!
      – Она тут же поймет, какую пытку я для нее приготовил, что и требуется сделать, – уже с некоторым раздражением сказал Вулфред. Ему уже не хотелось говорить на столь неприятную тему.
      Однако Болдуфф с сожалением посмотрел на начальника и сказал:
      – Рабство ты можешь прекратить своей волей. Но, женившись, ты свяжешь себя с ней до конца своей или ее жизни.
      – Вот еще один повод для нее ненавидеть наш супружеский союз, а для меня – праздновать победу. Ибо для нее уже не будет никакого выхода. И она это поймет!
      – Но она понимает, что не может освободиться от положения рабыни, – возразил Катред. – Тем не менее ведет себя как свободная и независимая женщина!
      – Сделавшись моей женой, она окажется привязанной ко мне самым прочным образом. Брачные узы разорвать почти невозможно. И мне доставит наивысшую радость наблюдать, как она тщетно будет пытаться прервать наш союз.
      – Вулфред, – сказал Синрик, взяв начальника за локоть, – ты уверен, что все так и получится? А если она будет относиться к брачным узам с таким же пренебрежением, как к своему сегодняшнему положению рабыни?
      Вулфред посмотрел в сторону блестевшего внизу огоньками окон дома. Там, видимо, готовились ко сну. В том числе и Мелания, не подозревавшая, какую участь ей готовит «главный монстр».
      Вулфред улыбнулся. Его белые зубы блеснули в лучах луны.
      Она покорится, подумал он.

      Между тем события начали развиваться не совсем так, как рассчитывала Мелания. Сначала она и впрямь царила среди воинов Вулфреда и фактически могла делать с ними все, что хотела. Но затем ситуация круто изменилась. При одном ее появлении сакские воины в панике разбегались. А Синрик, казалось, только ждал случая, чтобы закидать римлянку камнями.
      Такого поведения саксов Мелания никак не ожидала. Видимо, Вулфред дал им какие-то распоряжения. Или они просто боялись и не знали, как вести себя с ней.
      Вулфред не был похож на ревнивого воздыхателя. Или на заинтересованного поклонника. Его поведение никак не напоминало влюбленного.
      Глупый, капризный варвар… К тому же еще язычник!
      Но почему тогда все остальные саксы делают все по одному мановению его руки? К ней же он относился так же, как и прежде. Мелания всегда была ухоженной, кожа ее благоухала от бодрящих снадобий, на плечах покоилась шерстяная шаль тонкой работы. Сам же Вулфред держался от нее на некотором расстоянии. Был немногословным и, как всегда, достаточно скучным. Но неужели он не видит, что она самая красивая из всех женщин, которых ему довелось встретить в своей серой жизни? И не понимает, что она гораздо умнее и образованнее, нежели другие женщины, с которыми ему приходилось сталкиваться, пробираясь сквозь чащи лесов и развалины крепостей? Неужели он все еще не оценил по достоинству ее красоту и сексуальность? Конечно, он оценил.
      И Мелании доставляло удовольствие наблюдать за тем, как его терзает непреодолимое желание и жгучая ревность. Для нее увлекательная игра, которая занимает ее теперь, в один момент может превратиться в осуществление мести.
      Она обязательно убьет его! Сейчас у нее хватит силы, тем более что за последнее время ей удалось отдохнуть, восстановить силы. Мелания облизала кончиком языка свои дрожащие губы. И если бы он был хоть чуточку умнее, то без оглядки бежал бы отсюда!
      Но Вулфред не мог даже предположить, какие ужасные замыслы лелеет Мелания в своей голове, что давало ей некоторые надежды на успех. Она считала, что совершит не убийство, а возмездие за завоевание своей земли, за разорение своего дома, за смерть отца и близких ей людей.
      Вулфред дорого заплатит за совершенные бесчинства и насилие! Ведь если она его не остановит, то он будет убивать и дальше!
      Но как убить сакского монстра?
      Конечно, самым верным способом мог бы стать удар кинжала прямо в сердце. Но ведь Вулфред, казалось, весь состоял из упругих мускулов, которые даже кинжалом пробить не так просто! Кроме того, он был высок ростом. И дотянуться до его груди она просто не смогла бы. Значит, надо улучить момент, когда сакс будет сидеть, но садился Вулфред крайне редко… Если бы он мог случайно упасть у ее ног!..
      Мелания в задумчивости ходила из угла в угол по своей маленькой комнатке и никак не могла найти ответы на важные для нее вопросы. Конечно, все должно будет вскоре закончиться. До наступления осени остается всего лишь месяц. А с ней придут холода. И тогда Вулфред со своим отрядом наверняка уйдет отсюда. И уже никогда не вернется, ведь саксы не возвращаются в разграбленные ими места. Если Вулфред уедет, то навсегда! И она должна будет благодарить за это Бога!
      А дом вновь станет ее.
      Но она не может ждать, когда он уедет. Если он уедет, то она уже никогда его больше не увидит. И забудет… После того как дом будет отмыт и вычищен, от пребывания здесь саксов не останется и следа. Все пойдет по-прежнему, как будто варвары никогда не приходили сюда и никакого Вулфреда в ее жизни не было.
      И останется лишь могила отца…
      Мелания почувствовала, что ее глаза наполняются слезами, которые вот-вот потекут по щекам. Она вытерла их ладонью и упрекнула себя в слабости. Теперь, когда Мелания поняла, что в саксе вспыхнуло желание к ней, она уже не хотела, чтобы он поскорее уехал. Но ведь она дала себе клятву убить его! А до начала осени и ухода саксов осталось так мало времени! И если продолжать медлить, то Вулфред может ускользнуть от нее!..
      Мелания тяжело вздохнула и, посмотрев в окно, вышла на улицу. Она сама не знала, куда идет. Но как-то само собой получилось, что очутилась на берегу реки.
      Она сбросила сандалии и опустила ноги в прохладную чистую воду. Приятная легкость наполнила ее тело. Мелания почувствовала, что, наверное, впервые за последние недели по-настоящему отдыхает. Тревоги и мрачные мысли, казалось, уносит освежающий поток реки. На душе стало спокойнее…
      – А я думал, что ты действительно никогда не купаешься в реке, – раздался за спиной Мелании знакомый голос.
      «Боже мой, он опять здесь!»
      Приятная расслабленность, только что охватившая ее, скользнула по ногам в реку и исчезла, сменившись непонятным возбуждением и болезненными схватками в нижней части живота.
      – Я не собираюсь купаться, сакс. И потом, почему ты меня постоянно преследуешь? Я тебя вижу повсюду, куда бы я ни пошла. Или не можешь найти себе другое развлечение?
      Ее слова прозвучали значительно грубее, чем Мелания хотела. Но постоянное преследование Вулфреда действовало ей на нервы. Неужели она не может даже несколько минут побыть наедине? И почему должна вечно видеть перед собой полуодетого мужчину?
      Мелания обернулась в смутной надежде, что на сей раз Вулфред все-таки надел на себя хотя бы тунику. Но увидела лишь золотистую кожу, стягивавшую упругие мускулы голого мужского тела. Однако сегодня его тело выглядело свежим и чисто вымытым. Более того, Вулфред был аккуратно причесан. И улыбался. Чему?
      – Сегодня слишком жарко для развлечений без воды и купания, – хмыкнул Вулфред и опустился на траву рядом с Меланией. – Я знаю, что ты еще очень молода, но все же не думал, что ты сохранила детскую привычку плескаться в воде. Может быть, для тебя вырезать шарик из дерева? Право, тебе бы понравилась такая милая игрушка!
      Снова он говорит с ней, как с малым ребенком! Интересно, не потому ли он не дает воли своему плотскому желанию, что считает ее невинной девушкой?
      – Я уже взрослая и, как все говорят, красивая девушка, без каких-либо дефектов! Неужели ты не заметил этого?
      – Ах вот почему ты постоянно стараешься меня учить!
      – Но безуспешно!
      – Разве? – улыбнулся Вулфред. – Но ты забыла о том, что приучила меня ежедневно принимать ванну.
      – Пусть небольшая победа, но мой нос уже ее почувствовал!
      – А глаза?
      – Мои глаза?
      – Да, твои глаза. Ты разве не заметила в них кое-какую перемену? Я в твоих – заметил.
      Он заметил? Если так, то Вулфред до сих пор ничем себя не выдал. К какой новой хитрости он собирается теперь прибегнуть? И будет ли впредь замечать ее женскую красоту, если она не отметила его – мужскую? Хотя вряд ли его можно было назвать очень уж красивым! Да, Вулфред был высокого роста, с золотистой кожей и великолепно развитой мускулатурой.
      Мелания постаралась загасить непонятный пожар, разгоравшийся у нее под животом, и принялась уверять себя, что Вулфред как был саксом, так и остался им. Просто теперь он выглядел несколько чище.
      – Ну так что же? – с нетерпением спросил Вулфред. – Ты так и не видишь во мне никаких изменений?
      – Вижу. Волосы стали длиннее, чем раньше. Тебя сейчас можно было бы принять за вымытую лошадь, если бы зубы были побелее.
      Она говорила неправду. Зубы Вулфреда были на удивление белыми и чистыми. Он всегда за ними следил, а потому замечание Мелании его укололо.
      Он сделал обиженную мину и досадливо сказал:
      – Я надеялся, что теплая вода римской бани и кусок хорошего мыла смоют ненависть с омерзительной римской девчонки и можно будет разглядеть красивую женщину. Но теперь убедился, что никакая вода и никакое мыло не смогут превратить злобу разъяренного младенца в женское тепло.
      Слова Вулфреда показались Мелании тем более обидными, что были сказаны намеренно безразличным тоном. Вулфред даже не смотрел в ее сторону.
      – Ты хочешь тепла женского тела, сакс? – спросила Мелания, сморщив нос. – Или тебе оказалось мало огня ненависти, который охватил меня всю, когда я впервые увидела твою измазанную физиономию там, где ее никогда не должно было быть, – в моем доме?
      – Только маленький ребенок скулит по дому! – проговорил Вулфред.
      – И женщина, у которой отняли ее родной дом! Пойми, глупый сакский пес, я – та женщина. О том, что я женщина, может сказать тебе любой из твоих воинов. Спроси у них, если не веришь!
      Вулфред смотрел ей в лицо и читал огонь почти звериной ненависти, таящейся под искрящейся голубизной глаз.
      – Хорошо, допустим, я спрошу у них, маленькая римлянка. И что же, ты думаешь, они мне ответят? Скажут, что у тебя нежная женская грудь? Что у тебя гладкие бедра с изящным изгибом? Что у тебя черные пышные волосы, мягкие, как чистая шерсть? Или они расскажут мне, какие у тебя чувственные и маленькие губки, к которым так и хочется прильнуть?
      Лицо Вулфреда приблизилось почти вплотную. Но все же Мелания не могла понять, чего он хочет. Уничтожить ее или любить?
      А Вулфред продолжал говорить: – Смогут ли они сказать мне о тебе нечто такое, чего я еще не знаю?
      Мелания видела свое отражение в его голубых, горящих скрытым пламенем глазах. И теперь сомнений у нее уже не осталось.
      Да, он хочет ее! Она не только видела, но и чувствовала его желание!
      Итак, она добилась того, что должно было стать первым шагом на пути к мести!
      Мелания пробудила в саксе желание. Но она не жаждала его прикосновений. Как раз наоборот: Мелания опасалась, что поцелуй Вулфреда испепелит ее легкие, а объятие – задушит. Поэтому она не могла позволить ему даже слегка дотронуться до себя. Ибо теперь, когда Мелания поняла, что Вулфред хочет ее, ей оставалось лишь выбрать момент, чтобы убить его. Она улыбнулась горевшему на его лице непреодолимому желанию и сказала с усмешкой:
      – А ведь ты хочешь меня, сакс!
      Вулфред отскочил от нее как ошпаренный и что-то пробормотал на своем варварском языке. Увидев растерянность на его лице, Мелания уже откровенно расхохоталась.
      – Я не шучу, – сказала Мелания. – Ты проявил изобретательность, пытаясь меня добиться. Это делает тебе честь!
      Вулфред долго и очень внимательно смотрел ей в лицо. Потом сказал, стараясь скрыть смущение:
      – Ты говоришь, что я хочу тебя, но почему-то улыбаешься? От радости или потому что считаешь, будто одержала полную победу надо мной? Если – последнее, то ответь мне на вопрос.
      – Задавай.
      – Ты будешь все так же высокомерно улыбаться, если я скажу, что намерен овладеть тобой?
      Усмешка мгновенно сбежала с лица Мелании. В нижней части живота началась форменная буря, когда она представила себе огромного сакса лежащим на ней.
      – Значит, ты решил овладеть мною? – прошептала Мелания, задыхаясь от бессильной ярости. – Я сказала, что заметила в тебе некоторые проблески интеллекта. Но обладать собой я тебе не позволю!
      Вулфред вскочил на ноги как ужаленный и схватил Меланию за обе руки повыше локтей. Она почувствовала боль, но ничего не сказала и никак не прореагировала на его грубую выходку. Нет, ему не удастся распоряжаться ею, как вещью!
      Вулфред молчал, но глаза его горели каким-то почти звериным огнем. Как маленькая римлянка посмела сказать ему, что не позволит обладать ею?! Так пусть почувствует, что ему ничего не стоит добиться своего!
      И он еще сильнее сжал руки Мелании. Его глаза сделались совсем безумными. Мелания уже видела перед собой человека, обладающего страшной силой и лишенного способности мыслить, беспощадного, все зло которого было направлено против нее.
      Ярость Вулфреда стала союзницей его предполагаемой жертвы, как и его плотское желание к ней. Сейчас Мелания предельно ясно почувствовала, что стоявший перед ней мужчина – ее смертельный враг. Враг, не знающий пощады. А значит, и она к нему будет беспощадной! Потому что она – римлянка, а он – сакс. И ни он, ни она не должны забывать ни на минуту, кто они.
      Мелания почувствовала в себе прилив уверенности и силы.
      – Я никогда не соглашусь тебе принадлежать, – холодным тоном сказала она.
      – А мне и не надо твоего согласия! – ответил Вулфред с улыбкой на лице.
      – И уж совершенно определенно, не буду тебе помогать, если все-таки такое и произойдет против моей воли!
      – Твоя помощь также не потребуется!
      – Да, ведь я совсем забыла, что ты привык брать силой все, что только захочешь, не спрашивая чьего-либо согласия. А теперь решил добавить к списку своих жертв и меня. Наверное, желание обладать мною в тебе уже перевалило через край!
      Он был слабее ее, поскольку безумная страсть ослепляла и ослабляла его. Ее холодная голова давала ей немалые преимущества и даже становилась весомым оружием против врага.
      – У тебя не хватит сил мне противостоять, – убежденно сказал Вулфред. Он повернулся к ней спиной и, глядя на бегущую вдаль воду потока, тихо сказал: – Ты будешь мне принадлежать… Как жена…
      Мелании показалось, что она потеряла всякую способность чувствовать. Но – нет! Она не позволит себе упасть в обморок перед сакским варваром! Для него слишком уж большая победа над ней!
      Нет, ей надо смотреть на него спокойно и хладнокровно. И трезво все обдумать. Только тогда можно будет найти правильный выход из создавшегося положения. А выход непременно должен быть! В любом случае она никогда не сможет быть женой сакса!
      Не сможет, хотя бы потому, что их свадьба будет ненастоящей. Мелания в душе рассмеялась. Какой же глупец Вулфред! Или он забыл, что языческая свадьба никак не может связать их. А потому станет совершенно бессмысленным ритуалом. И даже если кто-то и поверит в его законность, то Мелании не составит никакого труда тут же добиться развода! Ибо на территории Римской империи, куда входила и Британия, языческие браки не признаются законными и их расторгнет любой местный суд! Но, Вулфред, очевидно, не разбирался в такого рода делах.
      Мелания продолжала молчать и только чуть насмешливо посматривала на сакса. Правда, когда он обернулся к ней, лицо римлянки тут же сделалось серьезным. Пусть он думает, будто запугал ее своим неожиданным заявлением. Тем слаще будет для нее победа.
      – Ты заранее выбрал сегодняшний день, чтобы сказать о столь знаменательном событии? – спокойно спросила Мелания.
      Вулфред нахмурился, помолчал немного, после чего угрюмо произнес:
      – Да, но день, когда ты станешь мне женой, я выберу сам.
      Мелания наклонила голову и посмотрела на него с озорной улыбкой:
      – И когда же?
      – Не сегодня, – ухмыльнулся Вулфред.
      – Но скоро?
      – Узнаешь, когда я скажу тебе.
      – Естественно. Что ж, обязательно скажи! Девушка должна приготовиться к такому событию. Что касается меня, то я не смогу долго ждать!
      Предводитель саксов ушел, а Мелания стала размышлять, какой же день выберет Вулфред, чтобы навсегда, как она предполагала, распрощаться с миром живых.

      В комнате сидели все работающие в доме люди и обсуждали последнюю новость.
      – Она не выйдет за него замуж! – сказала Доркас.
      – Но сможет ли она избежать замужества? Вулфред ни разу не менял своих намерений! – проговорила маленькая юркая Финн.
      – И тем более не изменит их ради нее, – уточнила рассудительная Флавия.
      – Ты считаешь, что он женится на ней? Удостоит чести стать своей женой…
      – Удостоить меня чести? – раздался с порога дома голос Мелании.
      Все отскочили в стороны и повернули головы к римлянке.
      – Интересно, как подобное замужество может сделать честь мне? Кстати, о какой чести можно говорить! Наоборот, он стремится меня унизить, а затем – убить. А женитьба – лишь первый шаг!
      – Но ты готова выйти за него замуж? – дрожащим голосом спросила ее Финн.
      – Конечно! – с готовностью ответила Мелания. – Ведь для меня брак с саксом ничего не значит. Ибо я не верю в языческих богов. А потому весь брачный обряд мне безразличен.
      Кроме Финны и Доркас, в комнате никого не было. Все уже ушли, спорить практически было не с кем. Конечно, можно было им возразить, что во всех случаях свадебный обряд остается таковым. Различие в культуре не имеет никакого значения. Можно было бы сказать, что данные при обряде клятвы всегда должны оставаться нерушимыми. Только Терас мог бы осмелиться возражать Мелании, но он проверял склады с зерном.
      – Но что после? – участливо спросила Доркас. – Что будет после вашей свадьбы?
      Мелания почувствовала, как начал бунтовать ее живот. Конечно, Доркас должна была задать подобный вопрос. Да и сама Мелания все ночи напролет только и думала о том, что будет дальше… Она резко повернулась к служанке:
      – То, что произойдет дальше, не имеет никакого значения! – И когда Доркас удивленно выгнула бровь, поспешила добавить: – Ничего не будет!
      Она никому не станет объяснять, что после того, как этопроизойдет, Вулфред будет лежать в крови у ее ног. Ибо все было уже продумано до мельчайших деталей. Конечно, Вулфред уверен, что после брачной церемонии его ждет постель с молодой женой. Он ляжет в нее расслабленным и без всяких подозрений. И будет лежать совсем рядом. Она добьется своего – Вулфред окажется совсем близко к ней. Брачная ночь давала все возможности для убийства.
 
      Воины-саксы обсуждали новость о бракосочетании своего предводителя с римлянкой за столом с пивными кружками в руках.
      – Он не пойдет на брак! – сказал уверенно Сеолмунд.
      – Ты можешь привести хоть один пример, когда Вулфред изменил данному себе слову? – спросил Синрик.
      – Особенно когда дело касалось женщины, – закончил мысль Синрика Болдуфф.
      – Болдуфф, ради всех святых, можешь ты, в конце концов, перестать говорить о женщинах? – взмолился Синрик.
      – Но ведь речь идет о свадьбе, не так ли? Как же не говорить о женщинах? У тебя просто плохое настроение, Синрик. Даже хуже, чем я мог себе представить! Наверное, пришло время тебе вынуть свой блестящий меч и начать разить все направо и налево!
      – Синрик действительно очень расстроен, – покачал головой Катред.
      – А мы все, разве нет? – сморщился Болдуфф. – Но я по крайней мере все же вижу в предстоящем браке нечто хорошее…
      – О чем ты говоришь, Болдуфф?! – сердито перебил его Синрик. – Разве он и так не может обладать ею, когда только захочет?
      – Но он вроде бы не очень-то хочет, – медленно растягивая слова, возразил Катред.
      – Что ж, ему остается только взять ее и жениться, – вздохнул Болдуфф, сделав большой глоток пива из кружки.
      – Он возьмет ее, – тихо проговорил Сеолмунд, – потому что он хочет на ней жениться.
      – Должен сказать, их отношения выглядят очень даже странно! – начал было Сенред, но Болдуфф резко оборвал его:
      – Странно? Чем? Идея женитьбы была его. Разве нет? Во всяком случае, не ее!
      – Конечно, не ее! – раздался с порога голос Вулфреда, возникшего в кухонных дверях.
      – Она долго сопротивлялась твоему намерению, Вулфред? – усмехнулся Сенред.
      – И когда же ты намерен на ней жениться? – спросил Катред.
      – Все зависит от меня, – холодно ответил Вулфред и рассказал, какую пытку придумал для Мелании.
      – Вряд ли ей понравится, – заметил, улыбнувшись, Сенред.
      – В том-то и дело! – рассмеялся Вулфред.
      – Тогда будь осторожен с ней в постели, Вулфред, – подал голос Болдуфф. – Или же ей твои действия не покажутся пыткой.
      – Скорее всего, – усмехнулся Сенред, – она может подвергнуть пытке тебя самого, измучив своими сексуальными требованиями.
      Раздался общий хохот.
      – У меня есть доказательство ее любви. – Вулфред показал на свое колено, где еще сохранился след от укуса Мелании в первый день их встречи.
      – Остерегайся поворачиваться к ней спиной в постели! – совершенно серьезно предупредил Сеолмунд.
      Предводитель саксов помрачнел. Кислый тон, с которым Сеолмунд предостерег его, насторожил Вулфреда. Он поглядел на Болдуффа и заметил, что тот, склонившись над кружкой, утирает слезы с лица. Синрик старался смотреть куда-то в сторону. Вулфред знал, что он считает смертельной ошибкой женитьбу своего командира на «ядовитой римской змее».
      Синрик повернул голову и посмотрел на Вулфреда:
      – Пытка, которую ты придумал для римлянки, очень легко может обернуться против тебя самого. Ты окажешься на всю жизнь привязанным к ней.
      – Речь идет, естественно, о ее жизни, – поправил товарища Сенред.
      – Никакой пытки для меня не может быть, если она останется под моим строгим контролем и будет влачить жалкое существование до конца своих дней, – ответил Вулфред, осушив стоявшую перед ним кружку пива. – Я буду только получать удовольствие!
      – Я вижу, ты с нетерпением ожидаешь дня своего бракосочетания! – засмеялся Сеолмунд.
      – Пожалуй!
      И он вытер губы тыльной стороной ладони.
      – Но если дело обстоит так, – вмешался в разговор Болдуфф, – то зачем медлить и не овладеть ею уже сейчас? А я знаю, что ты медлишь, ибо никто из нас пока еще не слышал ее криков ярости или стонов наслаждения.
      Вулфред неторопливо продолжал потягивать из кружки золотистый напиток. Воины, с которыми он уже на протяжении многих лет был рядом, отлично знали его ненависть к римлянам. Равно как и причину. Все они сражались, убивали и грабили вместе. Вместе добывали себе женщин. Все знали об одной из них – Беккии, которая долгое время была любовницей их военачальника и почти сумела подчинить его себе. И никому в голову не приходило осуждать Вулфреда.
      Но Мелания была другой. Совсем другой. Вулфред далее запретил своим воинам всуе произносить ее имя. Вулфред молчал, держа в руках уже ополовиненную кружку.
      – Она стала особенно хороша, после того как первый раз побывала в бане и причесалась, – нарушил молчание Болдуфф, – но я разглядел ее еще под грязью и рваными тряпками.
      – Серьезно? – поднял голову Вулфред. – А мне все равно, грязная она или чистая и какая на ней одежда. Улыбается она или хмурится. Она остается все той же женщиной.
      – Римлянкой, – подсказал Сеолмунд.
      – Да, – согласился Вулфред. – Римлянкой.
      Но он лукавил. Мелания была для него прекрасна особой, римской красотой и до неистовства страстной натурой, чего Вулфред никак не ожидал от женщины Рима. Так же, как Вулфред никогда не предполагал, что римлянки могут быть до такой степени бесстрашными. Мелания же с ее безбрежной ненавистью к врагу и яростной агрессивностью принадлежала к тому типу женщин, который пользовался особой любовью и уважением у саксов. Она была дикой до свирепости, цепкой и бесстрашной. Когда она внутренне боролась со страхом и побеждала его с неистовым пренебрежением, Вулфред не мог не восхищаться ее беспредельной решимостью.
      Вулфред налил себе еще одну кружку пива и залпом выпил ее. Он подумал, что его мысли были не совсем справедливыми. Ведь Мелания всего лишь римлянка, и не для того Вулфред так долго томился жаждой мести к Риму, чтобы сдаться теперь прекрасной римлянке с сердцем воина.
      – При подобных чувствах, – сказал Сенред, – тебе легче было бы смотреть на нее как на рабыню, а не как на жену в супружеской постели. Сначала испытай ее, а уж потом надевай брачные оковы. Тогда ты сможешь убедиться, сумеешь ли жить с ней бок о бок. Или, может быть, кто-то из нас попытается выручить тебя?
      Вулфред ничего не сказал, но глаза его потускнели, а губы сжались. Затем он сурово посмотрел на Сенреда:
      – Следи за своими словами и поведением в отношении Мелании, Сенред! Она не твоя женщина. Она моя женщина. Помни об этом.
      Наступившее тяжелое молчание нарушил суровый голос Синрика:
      – У твоих сыновей будет мать римлянка!
      – И сакс – отец! – парировал Вулфред.
      – Ты слишком далеко заходишь в своем мщении, – заметил Катред.
      Вулфред со злостью бросил кружку на низенький римский стол. Недопитое пиво разлилось, а пена сползла на пол. Капли полились сквозь щели между досок стола и застучали по деревянному полу, подобно дождю.
      – Я никогда не зайду слишком далеко! – объявил Вулфред.
      Все замолчали и поняли, что Мелании предстояло быть раздавленной колесами мщения Вулфреда. Поэтому-то они и оставались здесь так долго!
 
      Терас, спрятавшись в тени колонн, окружавших двор, сделал шаг вперед, чтобы лучше видеть Вулфреда. Пока он понимал почти все, о чем здесь только что говорилось, но все же…
      Но все же в тоне, которым Вулфред говорил о Мелании, прозвучало нечто посеявшее сомнение в душе Тераса насчет его отвращения к римлянке, в котором он старался всех уверить… После жаркого и долгого лета Терас начал лучше понимать Вулфреда и теперь мог почти поклясться, что тот очень ценит Меланию хотя бы за ее борцовский дух, и не только за него…
      – Ты действительно на ней женишься?
      Вулфред посмотрел на группу мальчишек, толпившихся у его ног, и улыбнулся. Маленькие римляне усердно трудились, для того чтобы стать хорошими сакскими воинами, практикуясь с деревянными мечами, сделанными из срубленных сучков деревьев и подобранных на дороге палок. Своего рода реванш. Если только вложить нужный смысл в их поведение… Но, в конце концов, любой юнец – будь то римлянин, сакс, бритт или фриз – со временем становится мужчиной. А мужчина должен уметь сражаться. Сражаться и побеждать для них означает выжить. Глядя на их грязные лица, горящие глаза, Вулфред надеялся, что каждый из них останется живым и победит.
      – Так ты женишься или нет? – повторил свой вопрос Флавиус.
      Он говорил за всех, поскольку между ними была круговая порука.
      – Да.
      – Мелания сказала, что выйдет за тебя замуж? – спросил Петрас.
      – Да, – улыбнулся Вулфред.
      – И объяснила, что имеет в виду? – спросил Акилес.
      Вулфред скрестил руки на груди и посмотрел на собравшуюся у его ног группу:
      – Разве Мелания всегда говорит то, что думает?
      – Всегда! – нахмурился Флавиус.
      – И что дальше?
      – Ты всегда делаешь то, что говоришь? Я хочу сказать… Я. помню… Мы все знаем… Все слышали, как ты сказал, что…
      Улыбка погасла на лице Вулфреда. Ибо все действительно слышали, как он сказал, что убьет римлянку. Да, он действительно говорил так. Даже прокричал… Но это было давно…
      – Я женюсь на ней, – повторил Вулфред.
      – Зачем?
      Вопрос был задан с невинностью, которую только и можно было ожидать от мальчика, постоянно наблюдавшего грабежи и пытки. Но человек, по воле которого происходили такие бесчинства, не мог дать ему вразумительный ответ…
 
      – Ты думаешь, что она доведет свой замысел до конца? – спросил Сенред.
      – А он? – Доркас влюблено смотрела на Сенреда.
      Они сидели на поляне среди уже увядшей травы. Вокруг было тихо и спокойно. Сенред улыбнулся и сказал:
      – Да. Вулфред уже подтвердил свои намерения. А он не принадлежит к тем, кто пасует перед трудностями на пути к поставленной цели.
      – А какая цель? – спросила Доркас, пытаясь освободиться от объятий Сенреда. – Убить Меланию в брачной постели?
      Сенред перестал улыбаться и, позволив Доркас освободиться из его объятий, проговорил угрожающим тоном:
      – Цель Вулфреда – его собственное дело. И я бы не советовал тебе говорить о нем.
      – Почему же, Сенред? Или ты считаешь, что я могу получить от него удар кинжалом в спину? Ведь именно таким образом, насколько я понимаю, Вулфред намерен разделаться с Меланией?
      – Повторяю, планы Вулфреда – его планы, и никто не смеет их обсуждать!
      Доркас знала, что в своей преданности Вулфреду саксы доходят до фанатизма. А потому не позволяют никому даже пытаться проникнуть в замыслы их предводителя. Но Доркас знала причину – Вулфред смертельно ненавидит римлян. И в частности – Меланию, в силу чего подобное замужество отнюдь не отвечало интересам ее бывшей хозяйки.
      – Но с планами Мелании тоже, наверное, стоит считаться!
      Сенред повернулся к Доркас:
      – Тем не менее, она выйдет за него замуж! У нее нет другого выхода. Так решил Вулфред!
      – Всегда существует другой выход, Сенред. К тому же ты хорошо знаешь Меланию. Уж она-то найдет его!
      – Да, – тихо сказал Сенред, – Мелания очень… Очень гордая… Очень непростая…
      – Ты хочешь сказать, что она настоящая римлянка?
      Сенред мягко улыбнулся и заключил Доркас в объятия, Она не сопротивлялась.
      – Самая настоящая! Причем очень гордая, крайне высокомерная и в высшей степени упрямая!
      – Можно подумать, что ты описываешь Вулфреда!
      – Вулфреда? Ну нет! Он великий сакский воин…
      – И очень гордый, крайне высокомерный и в высшей степени упрямый! – сказала Доркас. – Я бы еще добавила – мстительный!
      – Когда есть причина.
      – Причина всегда найдется. Но только мстительные люди постоянно стараются ее вскормить.
      – Но ты не знаешь причины мстительности Вулфреда!
      – Тогда скажи мне.
      – Причина очень даже понятна!
      – Он добр? Ты уверен, что он будет хорошо обращаться с женой?
      – Почему ты спрашиваешь меня о том, что с ней станется? Можно подумать, что Мелания тебе ровня!
      – Я такая же римлянка, как и она!
      – Потому что у нее есть острые зубы и когти. Потому что она не что иное, как ядовитая гремучая змея! А ты – мягкая, теплая и…
      – И?..
      – И принадлежишь мне.
      Да, она принадлежала Сенреду. Но только на время. Ни о каком замужестве у нее в голове и мысли не было. А вот Мелания решилась выйти замуж за Вулфреда.
      Доркас обняла Сенреда, вернула ему поцелуй и подумала, что сейчас, возможно, самое время показать ему свои коготки.
 
      Последнее время Мелания ходила озабоченная и молчаливая. Она не знала, как себя вести и чего ожидать от Вулфреда. На душе было скверно. И посоветоваться было не с кем. Разве что с Флавиусом. Мальчик хоть и побаивался Вулфреда, но очень подружился с ним. Может, он что-то знает о намерениях предводителя саксов? Флавиуса нельзя было застать на кухне – все время он проводил на тренировках. Мелания пошла туда, где обычно в сарае тренировались мальчики, чтобы стать настоящими воинами. Пыль стояла столбом. Увидев среди них Флавиуса, Мелания остановилась с ним поговорить. Она спросила его, давно ли он видел Вулфреда. Тот ответил, что Вулфред здесь появляется все время и следит за тем, как они занимаются.
      – Я слышал, будет свадьба. Он действительно женится на тебе? – спросил Флавиус.
      – Я совершенно уверена, что он пойдет до конца! Хотя бы только для того, чтобы вконец измотать меня, – ответила Мелания.
      Рука Флавиуса машинально сжала жезл, который дал ему Вулфред.
      – И ты согласна выйти за него замуж?
      Мелания посмотрела внимательно на юношу, покрытого пылью после очередных упражнений с оружием, все лицо которого было в свежих царапинах и ссадинах. Мог ли он ее понять?
      Конечно, Мелания не могла восхищаться саксом. Хотя бы потому, что он стал виновником смерти ее отца. А она никогда не сможет заглушить в себе память о нем. Да и не захочет!
      – Так ты выйдешь за него замуж? – повторил свой вопрос Флавиус.
      Мелания улыбнулась и скрестила руки на груди:
      – Разве я тебе уже не сказала, что выйду? Или Вулфред не верит моему слову?
      – Мне кажется… Я не думаю, что он может серьезно поверить в саму возможность неповиновения себе со стороны кого бы то ни было. Особенно – римлянки.
      – Ты его хорошо знаешь, Флавиус, – пробормотала Мелания. – Но что об этом сам думаешь? Смогу ли я сыграть роль послушной жены?
      – Нет, – улыбнулся Флавиус и, подбросив вверх жезл, поймал его, не дав упасть на землю. – И я не думаю, что кто-нибудь считает иначе.
      – Даже сам Вулфред?
      – А он-то в первую очередь!
      – И все же он намерен на мне жениться. По крайней мере, так говорит! А теперь скажи мне, Флавиус, как может гордая и бесстрашная римлянка…
      – Он никогда не говорил, что считает тебя бесстрашной, – оборвал ее Флавиус.
      – Его поведение лишь доказывает, что он меня совсем не знает!
      Флавиус посмотрел на нее и прикусил губу. Видимо, он посчитал продолжение подобного разговора небезопасным. Но Мелания настаивала:
      – Скажи мне все, что он говорил, и я железной римской логикой опровергну каждое его слово!
      – Я сказал ему во время нашего поединка, что ты не боишься ничего на свете. Он засмеялся и ответил, что все обстоит как раз наоборот. Что страха в тебе больше, чем в ком бы то ни было из окружающих. Но ты, как никто другой, умеешь держать себя в руках, что и составляет твою храбрость. А потому он почитает тебя за самого смелого человека, с которым ему пришлось когда-либо встретиться.
      Мелания поняла, что ее «железная римская логика» здесь бессильна. И не знала, воспринимать его слова как оскорбление или как комплимент. Но, подумав, все же решила, что ей нанесено оскорбление. Ибо Вулфред нагло врал. Она не боялась никого из них. И уж конечно, не его!
      Вулфред считает ее храброй? Она не ожидала, что Вулфред так высоко ценит ее, и его слова наполняли ее сердце теплом и нежностью.
      – Мелания? – с удивлением посмотрел на нее Флавиус.
      Она в нескольких словах пересказала ему свои мысли.
      – Все же ты боишься? – спросил Флавиус.
      – Не его!
      Она говорила чистую правду.
      – Значит… ты выйдешь за него замуж?
      – Я же уже сказала, что да!
      Мелания подумала, что их брак не продлится и часа.
      – Ты думаешь, что… что он мог бы… полюбить тебя?
      – Вовсе нет!
      Она давала логичный и глубоко продуманный ответ. Если бы ее отец был жив, то остался бы доволен и гордился бы своей дочерью.

      Для тех, кто ждет, время тянется медленно. Лето казалось Мелании почти бесконечным. Но вот оно подходило к концу, а Вулфред все еще не сказал ни слова о том, когда он намерен осуществить свое намерение жениться на римлянке. Она уже устала ждать. Сколько еще ей предстоит мучиться? Неделю? Две? Три? Не то чтобы Мелания жаждала выйти за него замуж, но она хотела знать, когда сакс назовет день свадьбы, как будто он был самим Богом, определяющим судьбы людей и всего мира…
      Мерзостный язычник!
      Слюнявый болван!
      Тупой, бездушный убийца!
      О да! Он действительно такой! Но то, что задумала против него Мелания, не будет убийством, а всего лишь осуществлением заслуженного возмездия. Она станет счастливым исполнителем смертного приговора! Поэтому-то ожидание назначенного самим Вулфредом дня и было для Мелании особенно томительным. Но она понимала, что не может даже намекнуть на время женитьбы, ибо тогда он непременно отодвинет роковой срок как можно дальше, чтобы продлить для себя наслаждение от ее мучений, от торжества собственной победы.
      Итак, Мелании оставалось терпеливо ждать решения своей судьбы…
      К сожалению, терпение относилось как раз к тем человеческим качествам, которыми природа обделила Меланию с самого рождения. Ничего не изменилось в ее характере и с возрастом…
      Однако Вулфред был варваром до мозга костей. И как Мелания могла знать, не считает ли он ее уже своей женой? Сакские обычаи и привычки, мало чем отличавшиеся от поведения животных, оставались для нее необъяснимыми. И может быть, саксы считают, что она уже замужем за Вулфредом?!
      Но ведь это невозможно! Вулфред должен был силой уложить ее к себе в постель, хотя бы для того чтобы унизить. И Мелания не переставала удивляться, почему он до сих пор ничего такого не сделал. Как и тому, что варвар способен на столь долгое воздержание. Или он был просто равнодушен к ней?
      Равнодушие?
      Мелания машинально поправила прическу. Нет, невозможно!
      Невозможно!
      Ведь он чуть ли не прямо признался, что хочет ее. Да и она сама почувствовала его непреодолимый жар, когда они сидели на берегу реки! Но с того дня Вулфред стал держаться от нее на расстоянии, чему Мелания была только рада.
      Несколько дней назад она попросила Тераса достать самую подробную информацию о принятых среди саксов свадебных ритуалах. Видимо, пока Он ничего не смог найти. Но может быть, искать оказалось просто нечего, а все основывается на чем-то совершенно примитивном и глупом вроде цвета луны или же расстояния, на которое улетит брошенный камень?
      Доркас тоже не знала ничего об их свадебных традициях, объяснив Мелании, что еесакс ничего ей не хочет рассказывать.
      Мелания выпрямилась. Раньше такого чувства она никогда не испытывала. Виной ее неприятного состояния был, конечно, сакс.
      Чтобы как-то отвлечься от тяжелых мыслей, она принялась вставлять бриллианты в свое ожерелье. Совершенно неслышно рядом возник Вулфред. Мелания бросила на него недовольный взгляд:
      – Пришел мне мешать? Разве не видишь, что я работаю?
      – Ты хочешь сказать, что забавляешься золотыми игрушками?
      – Такая забава, как ты называешь, требует немалых способностей и даже творчества!
      – Только ленивая римлянка может считать столь бесцельное занятие работой!
      Мелания пропустила его слова мимо ушей. Или сделала вид. Вулфред положил ладонь на шею девушки. От столь вопиющей вольности у нее перехватило дыхание. Но она тут же взяла себя в руки и презрительно фыркнула:
      – Только глупый варвар может так оскорбительно высказываться об искусстве!
      – Возможно, лишь потому, что я просто не считаю такого рода занятие искусством.
      – Ты заставляешь меня поверить, что среди вас, саксов, нет никого, кто видел бы в бриллиантах не только средство наживы, но и красоту? Неужели у вас всех такая скотская натура? Спешу добавить, что убедить меня в подобном не так уж трудно!
      Мелания смотрела на Вулфреда, с трудом сдерживаясь, чтобы не сказать ему прямо в лицо что-нибудь очень обидное и оскорбительное.
      Он наклонился к ней так, что его бедра оказались на уровне глаз сидевшей на стуле девушки. И ее взгляд невольно привлекла дорожка из золотистых волосиков, бегущая вниз от его пупка. Большим усилием воли Мелания заставила себя поднять глаза и посмотреть в лицо Вулфреду.
      Сакс смотрел на Меланию сверху и улыбался с видом явного превосходства.
      – Нет, – мягко проговорил он. – У нас тоже есть свои ювелиры. Причем настоящие художники своего дела.
      – Специалисты по золоту? – с удивлением спросила Мелания.
      – Именно. Специалисты по золоту. И по бронзе. По меди. По стали.
      Вулфред выпрямился и отступил на шаг от Мелании. Ей сразу стало легче, за что она поблагодарила Бога.
      – Наверное, в основном краденые металлы? – попыталась она уколоть сакса.
      – А ты откуда берешь золото? Хочешь сказать, что сама добываешь?
      – Мы его покупали.
      – Ах да! Я совсем забыл про всемирно известную римскую торговлю: «Дайте нам то, что мы хотим, и можете спокойно жить на земле своих предков!»
      Мелания бросила на сакса быстрый взгляд и отодвинула драгоценности подальше от края стола.
      – Тогда уж вспомним и о девизе сакской торговли: «Дайте нам все, что мы требуем, и сможете прожить еще один день!»
      – Но ты, хоть и римлянка, – тут же ответил Вулфред, пробежав кончиками пальцев по завиткам волос Мелании, – пока не дала мне ничего из того, что я хотел бы иметь.
      – А я не хочу прожить еще один день!
      Теперь Мелания уже лукавила. Но она так часто повторяла произнесенные слова, что просто не могла придумать ничего другого.
      – Отойди подальше, а то напустишь своих блох мне в волосы! Я столько времени причесывалась, потратила больше часа, а ты все испортил одним своим прикосновением! – сердито сказала она.
      – Просто мне гораздо больше нравилась твоя прежняя прическа. Когда волосы были пыльными и свободными.
      Он снова улыбнулся, одним движением руки растрепал с таким трудом собранный пучок на затылке девушки и отбросил волосы ей на спину.
      Само присутствие «главного монстра» рядом потрясло Меланию.
      – Глупый, глупый варвар! – прошептала она и отступила на шаг от Вулфреда. – Ты абсолютно лишен элементарной культуры, и у тебя совсем нет вкуса!
      – У меня есть вкус, и я свято следую ему. Так, мне нравится, когда волосы женщины падают на спину, а не громоздятся безобразной горой на затылке.
      – Такая прическа неаккуратна! – воскликнула Мелания.
      – Совсем напротив: она прекрасна, – мягко возразил Вулфред.
      – Прекрасна?
      Что-то дрогнуло у Мелании внизу живота и тревожно отдалось в голове. Она хотела услышать от Вулфреда совсем другие слова. Ибо слово прекраснане сочетается с понятием враждебности, а Вулфред был ее врагом. И навсегда им останется. Его напряженный взгляд, казалось, проникал сквозь ее тело и был подобен висевшему на поясе сакса мечу. Мелании не нравилось, что он в последнее время стал подходить к ней все ближе и ближе и огрубевшими от битв руками касаться ее волос и портить прическу. Тем более она негодовала, когда он как бы невзначай дотрагивался до ее груди.
      Но пожалуй, больше всего удручали Меланию его прикосновения, при которых ее бросало в дрожь и соски ее груди становились каменными. На его действия она реагировала инстинктивной попыткой оттолкнуть сакса или даже ударить его.
      Вулфред же, как всегда, оставался спокойным. Просто улыбался. Как-то раз она даже ударила его по лицу. И снова ответом стала все та же улыбка.
      Боже, Боже, Боже великий! Как же она ненавидела его!
      – Тебе никогда не удастся вывести меня из себя, – холодно сказала Мелания, в очередной раз оттолкнув Вулфреда.
      – А ты, маленькая римлянка, никогда не сможешь вывести меня из себя!
      Хуже всего, что он не переставал смеяться.
      Смеяться грубо, нагло, прямо ей в лицо.
      Урод…
      Животное…
      Болван…
      Сакс…
      Мелания встала и, гордо подняв голову, проследовала на кухню, никого на своем пути не замечая. Больше никакого притворства! Никаких хитростей! Она будет с ним сдержанной. Она пыталась с ним быть приветливой, ласковой, пыталась как-то поладить с ним, но ничего не вышло. Его грубость и нежелание воспринимать ее советы раздражали ее. Вулфред был слишком глупым варваром. Диким!..
      Мелания взяла лежавший на кухонном столе нож и спрятала его в складках одежды. Только пусть попробует еще раз прикоснуться к ней! Не успеет опомниться, как она прольет его гнусную кровь!
      Мелания, крепко сжимая под одеждой рукоятку ножа, прошла через двор с улыбкой, значение которой знала лишь она сама.
      Позже, сидя за обеденным столом, Мелания машинально продолжала барабанить кончиками пальцев по лезвию спрятанного в складках одежды ножа. Завтра утром она пришьет кармашек к обратной стороне своего платья, чтобы хранить в нем оружие на все случаи жизни. И тогда ей не будет страшен никакой обидчик.
      Мелания почувствовала себя на седьмом небе от счастья…
      Но куда ударить его? Конечно, легче всего вонзить нож в горло, но тогда будет много крови. Очень много крови. Сакской крови… Может, в грудь? Грудь его непременно будет ближе к ней. В нее, наверное, надо и всадить нож… А если в спину? Нет, нож может и не пробить такую мощную мускулатуру… Мелании непременно хотелось, чтобы ее враг увидел убийцу и узнал ее. Вот тогда она получит самое большое удовлетворение!
      Мелания еще раз пробежалась кончиками пальцев по лезвию спрятанного ножа и улыбнулась. Теперь она сокрушит его. Так же, как Рим сокрушит всех саксов! Ей же надлежит разделаться с одним из них…
      Только бы Вулфред не отказался от своей смехотворной идеи жениться на ней! После брачной церемонии они останутся одни. В темноте. А у нее в руках будет острый нож. О, она с нетерпением ждала брачной ночи, потому что тогда Вулфред умрет, так же как умер ее отец. Как бы только устроить так, чтобы разъяренная толпа не растерзала ее саму после убийства их предводителя. Нет, Мелания больше не хотела умирать! Она желала жить! И если в темноте ночи она нанесет Вулфреду смертельный удар ножом, то сможет убежать и спастись, а если не сможет, то погибнет с сознанием победы.
      Да, все должно произойти в темноте. Он будет истекать кровью и умрет. И все случится на том самом ложе, где Вулфред намеревался ее унизить.
      – Что-то сегодня ты очень задумчива, – прервал ее размышления Вулфред.
      – Я думаю о будущем. О твоем… Своем…
      Мелания с удовлетворением заметила, что сакс нахмурился.

      Застолье уже подходило к концу, когда Терас начал потихоньку пробираться через триклиний к Мелании. Поскольку самовольно подойти к Вулфреду за разрешением уйти Терас не мог, Мелания встала из-за стола, чтобы присоединиться к нему и тем самым заставить главного сакса отпустить их обоих. Вулфред посмотрел сначала на нее, потом на Тераса и утвердительно кивнул:
      – Ты можешь идти. Но не дальше своей спальни. Терас, проследи!
      Мелания с презрением посмотрела на него:
      – Уж не пытаешься ли ты в столь обычной для себя идиотской манере разрешить мне путешествие из одной комнаты в другую? Или ты хочешь попросить меня что-то принести тебе оттуда?
      – Нет, я ничего не прошу. Просто ты можешь идти. Но только в свою спальню! – ответил сакс.
      Вулфред явно хотел спровоцировать ее на ссору, но Мелания решила не поддаваться. Теперь она будет молча, но упорно сопротивляться всему, что бы он ни пожелал. Хотя ей было очень трудно сдержаться, чтобы что-то не сказать, все же Мелания старалась научиться молчаливо ожидать своего часа. В конце концов, ждать осталось не так уж долго. Ночи становились холоднее, летний жар с каждым днем убывал. Саксов все больше начинало тянуть домой, в свои пещеры, откуда они вылезут вновь с наступлением теплой поры. Да, тогда они вернутся сюда, подобно беспощадной, несущей смерть чуме. Но не в ее дом. Ибо здесь уже нечего, грабить и рушить.
      Терас смотрел на подходившую к нему Меланию и читал на ее лице бешеное негодование, отдавая должное ее благоразумию и сдержанности.
      Действительно, она не произнесла ни одного слова, которое могло бы спровоцировать ссору. Пусть Вулфред думает, что она видит в их предстоящей свадьбе одни наслаждения. Для него брачная ночь будет очень короткой! Ибо уже через какие-нибудь несколько часов после, свадебного пира он умрет.
      – Я подслушал их. Правда, они больше говорили о какой-то ерунде, – сказал Терас, когда Мелания подошла к нему.
      – Льстили?
      – Возможно, что и так. Видишь ли, саксы воспринимают брачные клятвы очень серьезно. Свадьба для них – далеко не пустячное событие!
      – Уверяю тебя, что для меня подобное мероприятие тоже не шутка!
      – Конечно! Но они рассматривают брак как нечто постоянное и неизменное. Насколько я понимаю, саксы женятся на всю жизнь!
      Мелания подумала, что для Вулфреда семейная жизнь станет каким-то мгновением, о котором ему даже не останется времени вспоминать, но вслух она проговорила:
      – Скажи мне, Терас, долго ли живут саксы? Мне кажется, что они мрут, как мухи, как только лишаются возможности грабить и убивать.
      И Мелания посмотрела через плечо Тераса на сидевших за столом саксов. На мгновение ей показалось, что они обосновались здесь навсегда и даже не думают о смерти. Ее же прекрасный римский мир будет ими сокрушен и безвозвратно погибнет. Но нет! Рим – вечный город и погибнуть от каких-то диких варварских орд не может!
      – Вулфред проживет еще достаточно, чтобы успеть сделать тебя своей женой, – сумрачно заметил Терас, – причем на всю жизнь! Вулфред, видимо, питает к тебе очень сильное чувство, если намерен связать себя подобным обязательством.
      Обязательство, связывающее на всю жизнь… Брачные узы, из которых невозможно будет выпутаться… Стать его женой… Иметь от него детей…
      Рассеянно покусывая губу, Мелания принялась безотчетно поглаживать себя по животу. Вулфред не принадлежал к мужчинам, которые поступают импульсивно. А потому было вполне логично предположить, что он все детально продумал, включая супружескую клятву, которой все саксы придают столь большое значение. Он должен понимать, что Мелания, выйдя замуж, непременно зачнет от него ребенка. Но найдется ли на свете мужчина, который убьет женщину, вынашивающую его сына или дочь? И если найдется, то неужели им может стать Вулфред? Вулфред, который с умилением смотрит на каждого мальчика или маленькую девочку, что так не похоже на сакского воина? Разве сможет он из мести матери убить своего еще не родившегося ребенка?
      А может быть, он все же хочет от нее получить нечто большее, нежели удовлетворение от пытки? Может быть, он увидел в ней не только врага? Но и друга?
      А если он вовсе не так отвратителен? Если он не только внешне, но и душевно красивый человек, достаточно культурный и воспитанный, чтобы быть нежным и умным, чтобы владеть чувством здорового юмора? Если он имеет мужество, от которого можно потерять голову? Ведь не зря же все до единого воины подчиняются каждому его слову. Наконец, возможно, Вулфред обладал качествами, благодаря которым он смог увидеть в ней нечто большее и увлечься настолько, что решил связать ее брачными узами. И если все обстоит именно так, то убивать его в их брачную ночь было бы слишком жестоко.
      Жестоко? Мелания закрыла глаза, вспоминая, как бесцеремонно Вулфред ворвался в ее жизнь. Разве он не был жесток с ней? Разве не он разрушил ее дом? И убил ее отца? Не он ли развеял все ее мечты? Не он ли постоянно твердил, что непременно убьет ее?
      Интересно, что бы сказал покойный отец, если бы сейчас увидел ее колебания и жалость к их смертельному врагу?
      Мелания задрожала, как сухой лист на ветру, и открыла глаза. И сразу же в ее мыслях неумолимо предстала суровая правда. Нет, в ее душе не должно быть места жалости к такому человеку! Что ж, если он питает к ней нежные чувства, тем легче будет поразить его ударом ножа! Он был беспощаден к ней. Она ответит ему тем же! Вулфред – сакс, а все саксы – ее враги. Ее и отца!
      – Ты не смягчишься по отношению к ним или к нему? – спросил Терас.
      – Нет! – проговорила Мелания.
      – Но он будет твоим мужем, – настойчиво сказал Терас.
      – Нет! – все тем же бесстрастным голосом повторила Мелания.
      – Я понимаю, ведь даже для римлян брак – вещь серьезная! – Терас внимательно посмотрел на нее.
      – Тем более что он меня даже не спросил, согласна ли я, – опять тихо сказала Мелания.
      – Но ведь ты все-таки будешь его женой, – не унимался Терас.
      – Только, пока он не умрет! – твердо произнесла Мелания.
      – Мелания, ты – последовательница Христа, как и я. Ты знакома с его учением о браке! – вдруг возмутился, поняв ее слова, Терас.
      – Вулфред не последователь Христа. Скорее он поклоняется злому духу! – Объяснение Мелании было выстрадано.
      – А ты? – спросил Терас.
      Нет, она не поклонялась злому духу! Насколько ей было бы сейчас легче, если бы дело обстояло так! Тогда бы она убила Вулфреда не задумываясь. Пусть он уже был бы ее мужем! Простит ли ее Христос за то, что она убьет своего мужа-язычника?
      Она знала ответ. Хотя он и был нелегким.
      Мелания повернулась и отошла от Тераса, думая о том, что намеревалась скоро совершить. Ведь ей предстояло убить человека! Совершить великий грех!
      Но разве она планирует убийство? Нет, всего лишь акт праведного возмездия за смерть ее отца, которого убил Вулфред! Он повинен во всем, что здесь произошло. И отомстить ему – ее святой долг! Дело ее справедливое и правое.
      Но… Но может быть, будет безопаснее не убивать своего законного мужа? Ведь Иисус может ей и не простить подобного поступка. А может, надо сделать все до того, как они поженятся. Так же считает и Терас. А вообще-то, чем скорее она совершит свой акт отмщения, тем лучше. Почему бы не сегодня ночью?
      Приняв такое решение, Мелания сразу же почувствовала облегчение. Она незаметно выскользнула из шумного триклиния и, пройдя через двор, направилась к конюшне. Там стоял только Оптио – боевой конь отца. Она воспользуется им после совершения мести.
      Итак, Вулфред умрет сегодня ночью!
      Мелания повернулась и пошла на кухню. Там никого не было. Она бросила быстрый взгляд в дальний угол, где стоял заготовленный ею большой мешок со всякого рода провизией – хлебом, отварным мясом, сыром, вином… Похоже, до него никто не дотрагивался. Того, что в нем содержалось, с лихвой хватило бы на путешествие до Маркуса.
      Мелания взяла мешок и незаметно вернулась с ним в конюшню, привязав его к седлу Оптио. Тот забеспокоился и чуть было не наступил ей на ногу.
      Отпрыгнув от нервничавшего животного, она подошла к воротам конюшни и прислушалась. Холодный ветер завывал в ветвях деревьев, срывая начинавшие желтеть листья. С низко плывущих туч падали крупные капли дождя. Дождь… Осень… Окончание лета… Конец одной жизни и начало другой…
      Последние приготовления, и все будет готово к совершению акта возмездия. Мелания еще раз перешла через темный опустевший двор, мысленно прощаясь со своим некогда мирным домом, его родными стенами. Прощай, шуршание страниц рукописей в библиотеке! Прощай, знакомый римский образ жизни! Прощайте все, кого она знала совсем недавно и в далекие годы! И прощай, девочка по имени Мелания! Ибо после сегодняшней ночи она станет уже совсем другим человеком – женщиной, потребовавшей справедливости.
      В комнате, которая была ей отведена после прихода саксов, Мелания открыла старый деревянный сундук, вынула оттуда светло-голубую шаль и завернула в нее золотую брошь в бриллиантовой оправе, которую она когда-то сама отделала, превратив в прекрасное украшение. Ее можно будет хорошо продать, если в дороге срочно потребуются деньги.
      Мелания вздохнула, кажется, она хорошо подготовилась к предстоящему бегству из дома, совсем недавно бывшего для нее родным.
      Она стояла в темном углу своей комнаты, безвольно опустив руки. Ей казалось, будто она слышит, как кровь бежит по ее жилам, а сердце, словно тяжелый молот, отбивает ритм. За окном стонал поднявшийся ветер. Темные тучи почти закрыли диск луны… Все приготовления были завершены. И сейчас Мелания просто не знала, чем себя занять. Хотя в голове бушевал ураган беспорядочных мыслей. Поскольку оставалось только совершить задуманное…
      Теперь надо только остаться наедине с Вулфредом. Причем он должен в какой-то момент повернуться к ней спиной. И тогда настанет очередь кинжала…
      Мелания вышла на примыкавшую к комнате галерею и посмотрела вниз. Вулфред и его команда по-прежнему сидели за столом. Но если воины чуть не с головами погрузились в стоявшие перед ними кружки с пивом, то он внимательно смотрел на дверь дома, как будто ожидая кого-то. Мелания понимала, что он ждал ее.
      Подняв глаза вверх, Вулфред заметил ее. Мелания помахала ему рукой и поманила к себе. Он так давно ждал этого жеста, что обрадовался, хотя не двинулся с места. Ибо перед ним была Мелания, которую он привык игнорировать.
      В ее же душе закипала ярость, убивающая страх.
      Вулфред искоса следил за ней, поднеся кружку к губам и потягивая пиво. Он делал вид, будто вовсе не замечает ее. Впрочем, она уже привыкла к его игре…
       Вот дурачок!..
      Неужели он не может встать из-за стола и прийти к ней, где ждет его возмездие.
      – Сакс! – произнесла Мелания.
      Вулфред только молча поднял брови и вопросительно посмотрел на Меланию. На расстоянии она не могла разобрать выражения его глаз. Он же обвел взглядом всех сидевших за столом, после чего вопросительно посмотрел на Меланию.
      – Если ты допил свою кружку, то иди ко мне! – снова крикнула она, пытаясь тем не менее казаться спокойной.
      – А если я еще не допил ее? – хмыкнул Вулфред, вновь поднося кружку к губам и делая очередной глоток.
      – Тогда все равно иди к ней! – сказал Сенред, вызвав своими словами общий хохот.
      Если бы у Мелании оставались какие-то сомнения, то после такого звериного хохота она обрела твердую уверенность в своей правоте. Но их дикий смех покажется им почти детским по сравнению с тем, которым разразится она сама, когда вонзит кинжал в спину Вулфреда. Только бы он пришел и подставился.
      – Мне хотелось бы поговорить с тобой, – сказала уже мягче Мелания.
      – Я тебя и отсюда прекрасно слышу.
      – Но я хочу приватного разговора.
      Ее слова вызвали новый взрыв громового хохота. Боже, как в тот момент Мелании хотелось зарезать их всех! Но даже тогда она начала бы с Вулфреда. Однако он встал и, насмешливо улыбнувшись Болдуффу, направился к дому.
      Наконец-то!
      Мелания повернулась лицом к двери и стала ждать, чувствуя, как начинают дрожать руки.
      – Что ты трясешься? – спросил он, переступая порог. – Ведь дует всего лишь теплый летний ветерок. До зимы еще далеко! – Он посмотрел на Меланию и, не дождавшись ответа, сказал со смехом: – Или ты дрожишь в предвкушении?
      – В предвкушении чего? Нашей свадьбы?
      – Ты о свадьбе хотела со мной поговорить?
      Вулфред уже стоял так близко к Мелании, что та чувствовала его дыхание на своих волосах. От него пахло дымом, пивом и холодной свежестью ночи. В темноте он казался даже больше, нежели был на самом деле. А в ушах Мелании звучал требовательный голос отца, осуждающего ее за медлительность и нерешительность. Ибо она римлянка и должна ею всегда оставаться. Вулфред же был всего лишь мужчиной со всеми слабостями, присущими сильному полу, которыми Мелания и должна воспользоваться, чтобы добраться до горла или глаз их общего врага и сразить его.
      – Чего тут рассуждать, – пожала плечами Мелания. – Ты сам уже позаботился обо всем необходимом. Разве не так?
      Произнося свои слова, она как бы ненароком отошла в темный угол комнаты, где их не могли видеть через открытую дверь сидевшие за столом воины. Ибо именно сейчас ей предстояло совершить священный акт возмездия.
      – Ты не ошиблась, – утвердительно кивнул Вулфред, подходя так близко к Мелании, что она почувствовала, как его золотистые волосики, покрывавшие шею, поднялись дыбом, а колени задрожали. Вулфред оказался прав: Мелания была слишком чувствительной, чтобы спокойно совершить задуманное. И сейчас, когда страх пронизал все ее тело, а к горлу подступил предательский комок, она, казалось, лишилась сил.
      – Я решила бороться с тобой не на жизнь, а на смерть, сакс, – прошептала Мелания. – Всю ночь… Здесь, в моей комнате. Для того и позвала тебя сюда!
      – Другими словами, ты вызываешь меня на дуэль? Так?
      – А ты чего ожидал? – прошептала Мелания, чувствуя, как сразу вспотела ее ладонь, сжимавшая ручку острого кухонного ножа. – Или ты надеялся, провозгласив с таким апломбом о намерении на мне жениться, что я молчаливо соглашусь связать себя на всю жизнь с человеком, который… которого… ну, которого я близко не знаю!
      Итак, она сказала, что хотела! Слова сами собой слетели с ее губ. И Мелания почувствовала, как сразу же громко застучало ее сердце. Усилием воли она постаралась не выдать волнения. А ее рука еще сильнее сжала рукоятку ножа.
      – Поэтому ты и не зажигаешь здесь огня, предпочитая темноту? – спросил Вулфред.
      Мелания вздрогнула. Сакс был совсем близок к тому, чтобы отгадать ее страшное намерение.
      – Конечно… Или саксы предпочитают ласки при свете?
      – А римляне непременно занимаются… ласками, перед тем как… начать принадлежать друг другу?
      – Я хотела бы побыть некоторое время с тобой наедине, сакс! – прошептала Мелания. – И не пытайся меня уверить, будто бы саксы не испытывают друг друга, прежде чем вступить в брак! Стоит только взглянуть на Болдуффа или Сенреда.
      – Ни тот, ни другой пока не собираются жениться.
      В голосе Вулфреда слышалась явная насмешка. О, как Мелании хотелось выхватить сейчас нож! Но время еще не наступило. Она холодно посмотрела на Вулфреда:
      – Ладно… Возвращайся к своим убийцам и насильникам. Ведь именно там твое место!..
      Рука Вулфреда потянулась к ее волосам. Но Мелания решительно отстранилась:
      – Нет!
      – Но я же просил тебя распустить волосы!
      – А я просила тебя…
      Мелания замолчала на половине фразы. Нет, она не должна забывать о своей главной цели! Нельзя отпугивать его!
      И Мелания утвердительно кивнула:
      – Ну, если тебе так хочется…
      Она завертела головой. Роскошные волосы, рассыпавшись, упали на плечи и спину. Вулфред протянул руки и сжал ладонями обе половинки высокой груди девушки. Она отпрыгнула и плюнула прямо в лицо саксу.
      – Не ты ли только что сказала, что ждешь ласк от своего супруга? – утираясь, проговорил Вулфред.
      – Ты… – крикнула в ответ Мелания, но осеклась, нервно вздрогнула и постаралась взять себя в руки. – Но ты не должен хватать меня руками, как разрубленную свиную тушу!
      – А ты не отстраняйся, и тогда мне не надо будет тебя хватать! – рассмеялся Вулфред.
      Да, она должна подойти к нему как можно ближе. Иначе у них не возникнет той интимности, при которой сакс потеряет над собой контроль и не ляжет с ней вместе, дав возможность вонзить нож ему в спину. Ей надо прикоснуться к нему. Дотронуться до его выступающих мускулов, от которых она не могла отвести глаз все лето. Провести ладонью по золотистым волосам, волнами спускающимся по спине. Потрогать горой стоящий на горле кадык. Пробежаться кончиками пальцев по скулам лица. Погладить сочные губы. Поцеловать их…
      – Иди ко мне, Мелания! – позвал Вулфред мягко, но в то же время требовательно.
      Расстояние между ними было небольшим. Но в созданной ею самой темноте Мелания не могла видеть его глаз и прочесть все, что происходило в его душе.
      По движению воздуха она поняла, что Вулфред снова приблизился. В следующую секунду Мелания увидела его руку, вытянутую к ней ладонью вверх. Она была уверена, что сакс не применит силу, а потому довольно спокойно вложила свою ладонь в его. Вулфред мягко и осторожно потянул ее к себе. Меланию удивили нежность и ласковое обращение сакса.
      Приятное ощущение смешанного запаха мыла и дыма внезапно охватило Меланию. Теплом дохнуло на нее от сильного мужского тела Вулфреда. И ей вдруг стало необычайно хорошо и спокойно.
      – Дотронься до меня, Мелания. Почувствуй ближе мужчину, который претендует стать твоим мужем.
      – Ты всегда указываешь мне, как поступать и что делать!
      Если бы в комнате горел свет, тогда она могла бы увидеть его голубые глаза, ласково смотревшие на нее, его длинные руки, готовые обнять ее, и вздымавшиеся от нахлынувшего чувства грудные мышцы. Он весь был ожидание. Она вспомнила, как он на своих могучих плечах мог носить с полдюжины хохочущих мальчишек и девчонок, которые теребили его прекрасные золотистые волосы… И вдруг образ отца постепенно стал отходить куда-то в прошлое, а его место заняли глаза и мужественные черты лица Вулфреда. Такие опасные мысли притупляли решимость Мелании и грозили крахом ее детально обдуманного плана.
      – Я просто опасаюсь, что в такой темноте ты меня не найдешь. Поэтому и предложил тебе до меня дотронуться. К тому же разве это не проявление ласки? – услышала Мелания голос сакса.
      – Нащупывание в темноте лаской назвать трудно! – ответила Мелания.
      – Равно как и постоянное твое стремление держаться от меня на расстоянии! Или ты ждешь, когда я сделаю первый шаг? – с обидой произнес Вулфред.
      – Нет, предоставь его сделать мне! – Мелания усмехнулась. – Так что же ты медлишь? Я ведь здесь, совсем рядом! Или ты не видишь меня в темноте? Давай я сама найду тебя. Хотя бы по запаху…
      Сказав так, Мелания отнюдь не хотела оскорбить сакса. Во всяком случае, сейчас, ибо сейчас она намеревалась соблазнить Вулфреда. Но она даже не отваживалась дотронуться до него! Более того, сейчас она легче воспринимала его вызов, нежели голос своей воли.
      – Ты меня потеряла? – донесся из темноты голос Вулфреда.
      – Конечно, нет! Такой большой предмет, наверное, не так-то легко потерять!
      Не было никакого смысла дольше откладывать неизбежное. Она должна дотронуться до сакса, тем более что он стоял в каком-то шаге от нее. Вздохнув, чтобы успокоиться, Мелания сделала шаг и сразу почувствовала вместе с запахом мыла исходивший от Вулфреда жар. Но что дальше? Как в таком случае поступает Доркас?
      Ах вот как!
      Подняв слегка дрожавшую правую руку, Мелания положила ладонь на грудь сакса.
      Ей показалось, что она коснулась раскаленной плиты. Неужели человеческая кожа может гореть? Грудь Вулфреда была невероятно горячей. Гладкой. И обнаженной…
      Он молчал.
      Мелания положила ему на грудь вторую ладонь. Вулфред не шевельнулся. Она провела ладонями по его ребрам. И обнаружила, что тунику на сей раз он опять не надел. Боже, как хорошо, что подобной сцены не видит ее покойный отец! Подумать только: его родная дочь в темноте стоит рядом с саксом и… ласкает его!
      Вулфред же продолжал стоять неподвижно, как изваяние…
      А ладони Мелании опустились на его мускулистый торс, которым она летом, сама не отдавая себе отчета, так часто любовалась.
      Густые волосы Вулфреда упали ему на плечи. Мелания подняла руку и отбросила их на спину сакса. Потом взяла его ладонь в свою и поцеловала. Она почувствовала, как Вулфред вздрогнул всем телом. И вот уже его руки касаются ее волос и скользят по телу. А сама она вдруг очутилась в его объятиях.
      Его губы коснулись губ Мелании. Дыхание слилось в одно. Руки Вулфреда скользнули вниз по телу Мелании, на несколько мгновений задержались на ягодицах и, снова поднявшись вверх, застыли на талии.
      Мелания почувствовала, что ее ноги отрываются от пола. Руки утонули в волосах Вулфреда. А губы уже плотно прильнули к его губам.
      Но ей хотелось большего…
      Вулфред дал ее телу соскользнуть вниз, а пылающим очаровательным полушариям прижаться к его могучей мускулистой груди. Колени ее задрожали, ноги ослабели и подогнулись. Мелания крепко прижалась к нему. Их губы слились. Ей казалось, что иначе она больше просто не сможет дышать. А пылающее жаром тело Вулфреда только и способно поддержать в ней огонь жизни.
      Она почувствовала его горячий язык между своими зубами. На мгновение Мелания ощутила вкус и запах только что выпитого саксом пива. А тем временем его ладони скользили вверх-вниз по ее бокам. В следующее мгновение Мелания почувствовала их на своей пылающей груди, соски которой стали каменными. Она выгнулась всем телом навстречу ему и тут же почувствовала его встречное движение. На какие-то секунды они превратились в одно целое. И если бы руки Вулфреда не обвивали талию Мелании, то она неминуемо упала бы на пол, прямо к его ногам.
      Но ей хотелось большего. И немедленно… Мелания обхватила Вулфреда обеими руками за шею, нагнув к себе его голову. И вдруг почувствовала что-то твердое и острое у себя в кармашке.
      Нож!
      Нож, которым она должна убить его!
      Убить сакса! Сакса…
      Так чего же она медлит? Почему ее мозг в огне и потерял способность мыслить? Почему на ее глаза опустились какие-то шоры? Почему она с таким трудом дышит? Ведь надо действовать! Более удобного случая просто не будет! Сакс совсем рядом. Причем он совершенно раскован и не готов к борьбе!
      Правая рука Мелании скользнула вниз, а левой она продолжала удерживать около себя Вулфреда. Но поцелуй длился не прерываясь, и он мешал ей действовать. Между тем Вулфред никогда еще не стоял так близко к ней. Мелания пошарила в кармашке, нащупала рукоятку ножа и сжала ее.
      Губы Вулфреда продолжали страстно прижиматься к ее, что выбивало Меланию из колеи и мешало осуществлению задуманного.
      Он был совсем рядом…
      Нож был у нее в руке…
       Он был саксом…
       Саксом…
      Ее месть была справедливой…
      Но момент был упущен… Мелания все-таки выхватила нож и резким движением освободилась от его губ. Теперь надо было в доли секунды решить, куда нанести удар. В глаз? Или же в горло? Результат был бы тот же. Но он давал Мелании возможность бегства. Бегства на запад… К Маркусу…
      Она все рассчитала правильно. Но затратила столь драгоценные доли секунды на обдумывание. Самое же главное – Мелания недооценила своего противника. Вулфред заметил нож еще за мгновение до окончания поцелуя. И пока Мелания раздумывала, куда лучше нанести удар, он вырвал оружие из ее рук, проговорив с саркастической улыбкой:
      – Скажи, при поцелуях римлянки всегда держат наготове кинжал? Если так, то становится понятно, почему у вас уменьшается население.
      Наверное, впервые в жизни Мелания не нашлась что ответить.
      – Пойдем, римлянка, – сказал Вулфред вроде бы спокойным голосом. – Мы и так слишком задержались здесь.
      По чуть заметному изменению тембра голоса Мелания поняла, что сакс с трудом сдерживает ярость. Он схватил ее за плечи и вывел из темной комнаты. Мелания думала о том, что вот теперь-то Вулфред непременно убьет ее. И скорее всего в триклинии: время было позднее, а потому все, наверное, давно ушли оттуда.
      Но она ошиблась. В триклинии было полно народа. Практически там собралось все население дома. И когда Мелания появилась в проеме дверей, все взгляды обратились к ней.
      В руках Вулфреда был нож. Ее нож. Она должна была им убить его. Мелания подумала, что уже через несколько мгновений ее земная жизнь закончится. Причем закончится поражением. Она умрет от руки сакса, хотя только что имела возможность сама с ним покончить. Что ж, тогда она сама умрет. По крайней мере, не подвергаясь больше унижениям.
      Она умрет с гордо поднятой головой!
      Мелания выпрямилась и окинула взглядом собравшуюся толпу. В ее глазах не блеснуло ни одной слезинки. Руки и колени не дрожали. Она смело встретит смерть и посрамит всех своей храбростью. Сакс не испытает удовлетворения от ее казни!
      Воцарилась гнетущая тишина. Тем резче прозвучал голос Вулфреда:
      – Нож, принадлежащий Мелании, сейчас у меня в руке. И она дарит свое оружие, мне!
      Сакские воины ответили оглушительным криком, слившимся в один общий вой. Мелания закрыла ладонями уши и остервенело проговорила в лицо Вулфреду:
      – Значит, перед тем как потерять жизнь, я еще должна лишиться слуха?!
      – Ты не лишишься ни жизни, ни слуха, – властно ответил Вулфред, сжимая локоть Мелании. – Более того, ты только приобретешь!
      – Головную боль?
      – Мужа!..

      – Невозможно! – воскликнула Мелания, с силой оттолкнув от себя Вулфреда. – Ты, манипулируя ножом, провозглашаешь себя моим мужем, хотя никакого бракосочетания не произошло.
      Вулфред улыбнулся и провел ладонью по ее шее.
      – Зато ты настолько близко, манипулируя мною, подошла к осуществлению своей цели, что мне уже некуда деться.
      – Ты омерзителен!
      – До чего же вы, римляне, изменчивы! Или я просто неправильно понял слово, которое ты только что произнесла? Омерзительный? Или, может быть, оно имеет совсем другое значение?
      – Какое?
      – Ну, скажем, желанный? Если так, то скажи мне: все римлянки именно, так признаются в своем желании? Или только ты?
      Мелания сжала кулаки и оттолкнула Вулфреда:
      – Ты бы лучше приказал своим ублюдкам прекратить оглушительный шум. У меня от него даже мысли путаются в голове!
      – Они просто выражают одобрение нашего союза.
      – Неужели ты не понимаешь, что мы не можем пожениться? Ведь даже не существует ритуала, который связал бы нас брачными узами!
      Но Вулфред думал совсем иначе.
      – Ты подарила мне свое оружие. А я тебе – своего боевого коня. Причем все были свидетелями. Так что теперь мы с тобой составляем одно целое.
      – Однако ничто не может заменить настоящую свадебную церемонию! К тому же Оптио – моя лошадь, а никак не твоя!
      – Оптио достался мне в качестве военного трофея. А ты, наверное, знаешь, что трофеи принадлежат победителю. В данном случае победитель – я, а потому и лошадь принадлежала мне. Твоей она стала после того, как я ее тебе подарил. Понятно?
      – Но во всех случаях то, что ты мне предлагаешь, не имеет никакого отношения к свадебной церемонии. Скорее твои действия похожи на фарс, и ничего больше! По римским законам они не имеют никакой силы!
      – Ты теперь живешь в стране, контролируемой саксами. А потому должна подчиняться нашим законам, а не римским.
      – Но я остаюсь римлянкой. И сакские законы для меня ничего не значат!
      Вулфред отступил от нее на шаг. Мелания сделала несколько шагов в сторону дома. Он сосредоточенно смотрел ей вслед. Она спиной чувствовала его взгляд, который, казалось, пронизывал ее всю насквозь. Это было мучительно. А в висках стучали его слова:
      «Ты приняла предложение стать моей женой. Я уже получил от тебя свадебный подарок – боевое оружие. А сам подарил тебе боевого коня. Ты сейчас живешь в стране, контролируемой саксами, и должна подчиняться нашим законом. Намерена ли ты соблюдать их или же будешь игнорировать только потому, что они отличны от ваших?»
      На самом деле сакс оказался куда более тонок и умен, нежели она о нем думала. И сложившаяся обстановка значительно усложняла ее положение.
      Тем временем шум за столом стих. Но возлияния продолжались. Болдуфф встал во весь рост с кубком в руке и предложил тост за прекрасную римлянку по имени Мелания. Его светлые глаза горели восторгом. Сенред и Катред довольно равнодушно поддержали товарища; видно было, что ни тот, ни другой не доверяют Мелании. Из всей группы только Сеолмунд посмотрел на нее тепло и дружелюбно. Он вообще был немногословен, но Мелании казалось, что он относится к ней почти с уважением. Может быть, поэтому Мелания считала его умнее и менее агрессивным, чем другие.
      Поодаль группой стояли черноволосые слуги Мелании. В отличие от сидевших за столом и шумевших саксов они были молчаливы и серьезны. Она чувствовала на себе взгляд Тераса. Казалось, он спрашивал, готова ли его бывшая хозяйка подчиниться завоевателям или же намерена продолжать бороться. Сейчас от ее решения зависело сохранение мира в этом доме.
      На чью-нибудь помощь Мелания не могла рассчитывать. Ей предстояло бороться в одиночку. Вот если только Маркус… Но его рядом не было! Был только сакс, объявивший себя ее мужем!
      Все шло не так, как хотелось бы. Что оставалось делать, если весь порядок в природе и ее законы оказались брошенными в огонь и от них остался только пепел?! Что сказать сакскому воину, претендующему на роль ее мужа?
      – Я еще раз спрашиваю тебя, Мелания, – донесся до нее сквозь возобновившийся за столом шум и гвалт ставший уже знакомым голос. – Будешь ли свято исполнять клятву?
      Мелания повернулась лицом к человеку, само существование которого опрокинуло все ее представления о мире.
      – Оставь меня, сакс! – закричала она, сжав кулаки. – Я не знаю, что намерена делать! Не знаю!
      Ее ответ был прямой и честный. Она действительно не знала, что ей делать. И Вулфред оценил его, поняв, что если Мелания примет решение и даст обещания, то уже не покривит душой. При всей хитрости, свойственной Мелании, она никогда не лгала.
      Впрочем, он тоже сказал ей правду. Согласно принятым у саксов свадебным ритуалам, которые Мелания невольно выполнила, она уже считалась его женой. Вулфред подозревал, зачем она позвала его в свою комнату. Догадывался даже, каким образом Мелания намерена исполнить задуманное, Но вспыхнувшей между ними страсти он никак не ожидал. И все-таки он верил ей. Она была скрытной, но, несомненно, темпераментной. Доказательством последнего могли послужить хотя бы шрамы на его теле. Теперь Мелания стала его женой. И он получил на нее все права.
      Сначала Вулфред не испытывал к Мелании никакого плотского желания. Для него она была римлянкой и представляла интерес только как объект наблюдения. Постепенно Вулфред увидел в ней волевую, сильную натуру, в которой постоянно горит внутренний огонь. Гордая и бескомпромиссная, бесстрашная и честная, она вела себя прямо и естественно, никогда не теряя чувства собственного достоинства – черты, присущей практически каждой римлянке. Первоначальная ненависть и презрение Вулфреда к Мелании сменились симпатией и чувством, близким к любви. Теперь он видел перед собой красивую, страстную женщину, вполне достойную того, чтобы взять ее в жены. Он так и сделал, а теперь собирался осуществить свое желание на деле.
      Вулфред посмотрел на нее. Она все еще стояла со сжатыми кулаками, глядя в землю. Очевидно, думала о чем-то очень серьезном. Впрочем, направление мыслей римлянки нетрудно было угадать. Вулфред усмехнулся, протянул руку и провел ладонью по черным, как ночь, волосам девушки.
      – Что тебе? – обернувшись, раздраженно фыркнула Мелания. – Неужели нельзя хотя бы на минуту оставить меня в покое?! Или ты считаешь, что недостаточно натешился надо мной сегодня?
      Вулфред улыбнулся и взял ее за локоть:
      – Признаться, и впрямь недостаточно.
      Мелания не хотела ничего больше говорить. Но Вулфред взял ее за руку и повел в комнату. Она понимала, что должно произойти между ними после того, как она официально стала называться его женой. Вулфред не считает нужным откладывать осуществление своих супружеских прав на нее.
      Он жаждал видеть ее и не только ощутить ее страсть, но и почувствовать, как непреодолимое желание охватывает ее всю без остатка. Видеть, как римлянка шаг за шагом сдается ему.
      Вулфред вышел на галерею, взял горевший там факел и перенес в комнату. Сразу стало светло, тепло и уютно, только два окна, как два черных глаза, выделялись на общем фоне. В углу стояла кушетка. На нее он очень скоро ляжет вместе с римлянкой. Своей молодой женой…
      В окна видны были стоявшие чуть поодаль деревья. Ветви их роняли на землю желтую листву. Макушки качались под разгулявшимся ветром. И хотя дождя не было, чувствовалось, что осень уже на пороге.
      – Вот и осень наступила, – прервал Вулфред тягостное молчание.
      – Да, наступила. Лето кончилось. Теперь, если Бог смилостивится, вы все отсюда уберетесь!
      – Боги редко бывают милостивы, – перебил он ее.
      – Такие мерзкие твари, как ты и твои выродки, разве могут рассчитывать на милость Божию? – с язвительной улыбкой процедила сквозь зубы Мелания.
      – Имей в виду, что ты уйдешь отсюда вместе со мной. Ведь теперь ты моя жена, – решительно сказал Вулфред.
      – Я еще не решила, стану ли ею, – проговорила Мелания.
      – Но я решил, – еще более настойчиво сказал Вулфред.
      – Шел бы ты лучше к своим бандитам и оставил меня в покое. Мне надо подумать. – Мелания отошла к окну, стала смотреть на качающиеся деревья.
      – Подумать? – возмутился Вулфред.
      – Да. Я же сказала тебе, что еще не решила. Подумаю, решу и скажу тебе. Так что иди!
      – Ты предлагаешь мне спать с воинами? Сегодня?! – Вулфред задохнулся от возмущения. – Нет, моя дорогая римлянка! Сегодня я непременно буду спать здесь с тобой, а не со своими воинами! Теперь у меня есть жена, которая меня согреет!
      Мелания ошалело уставилась на Вулфреда, потеряв от изумления дар речи. Но тут же шок сменился негодованием.
      – Даже и не думай! – вскричала она. – Ни один сакс не дотронется до меня и не разделит со мной ложе! Тем более такой мерзкий болван, который только и думает, как бы найти самый изощренный способ меня укокошить! Теперь ты выдумал очередную пытку. Но у тебя ничего не выйдет, сакский пес! Придумай еще что-нибудь! Потому что…
      – Я уже дотрагивался до тебя, римская змея, – тихим голосом прервал ее Вулфред, подходя ближе и не обращая внимания на ее гнев.
      Он уже давно заметил, что Мелания часто пользуется притворным негодованием, порой доходящим до ярости, для того чтобы подавить в себе другие эмоции.
      – Я уже трогал и пробовал тебя, – повторил Вулфред. – Как и ты меня.
      Мелания попятилась от него, широко открыв глаза и прикусив нижнюю губу. Теперь она стояла у самого окна. Прохладный ветер шевелил ее волосы.
      – Попробуй меня еще раз! – прошипела Мелания.
      Вулфред наклонился и прильнул к ее губам, сжав голову между ладонями. Он не хотел, чтобы она отвернулась. Мелания сопротивлялась, но вырваться не могла. Ее губы были сжаты и тверды, а руки уперлись ладонями в его грудь. Борьба была бесполезна, Вулфред ни за что не хотел отпускать ее. Он уже ощутил бушевавший, в ней страстный огонь и сумеет снова воспламенить ее. Теперь оба не смогут остановиться, ведь Мелания стала женой Вулфреда. И тем самым он обезоружил ее.
      Ее поцелуй был холодным, но Вулфред вложил в свой всю страсть, на которую был способен. А потому ее холодность не остановила его и даже не укротила темперамента. Он все больше распалялся, воспламеняя, в свою очередь, и ее. Она уже не могла остановиться, ей хотелось еще и еще. И пусть она терпит поражение в их затянувшемся сражении. Ей уже было все равно, а для Вулфреда победа означала многое. Ведь он смог положить к себе в постель римскую аристократку. Это ли не весомый удар по самому Риму?!
      Стараясь заставить Меланию расслабиться, а ее сжатые губы стать мягкими, теплыми и нежными, отвечающими на его поцелуи, Вулфред одной рукой прижал к себе ее голову, а ладонью другой накрыл левую грудь. Быстро нащупав сосок, Вулфред почувствовал, как напряглось и затрепетало все тело Мелании. Но губы все же остались напряженными. Он задал себе вопрос: о чем же в такой момент думает непостижимая римлянка?
      А думала она о сразу же исчезнувшей ненависти к Вулфреду и пыталась разобраться в ощущениях своего нового, замужнего, положения. Подобное, довольно спокойное течение мыслей подавляло ее эмоции.
      Однако последние движения рук Вулфреда возымели на нее будоражащее действие.
      Прервав поцелуй, он поднял Меланию на руки, перенес на кушетку, положил на спину, а сам опустился рядом на колени.
      Повернув к нему голову и посмотрев в глаза, Мелания невнятно пробормотала:
      – У меня нет никакого желания проверять твои, сакс, мужские достоинства. Конечно, если для тебя мои слова что-нибудь значат. Насколько я понимаю, твои основные желания точно такие же, как и у всех варваров! Поэтому у меня нет никакого стремления их разделять. Положи рядом с собой кого хочешь. Не обязательно женщину. Любое животное. Одним словом, то, что дышит и может передвигаться.
      – Вот ты и будешь делить со мной ложе, пока дышишь, римская змея! – произнес Вулфред.
      И снова он целовал, утешал и искушал Меланию. Поцелуи были горячими, страстными, долгими. И каждый раз у нее перехватывало дыхание. Его вторая рука, разорвав покрывавшую треугольник курчавых волосиков тонкую ткань, сбросила обрывки на пол. Губы Вулфреда прошлись по ее телу до самого нижнего местечка. Мелания почувствовала, как между ее ног заплясал огонь. А кончик языка Вулфреда принялся вылизывать сладкую влагу.
      – Безбожник! – простонала Мелания.
      – Твой муж! – поправил он.
      – Нет! – вскрикнула Мелания.
      – Да! – пробормотал Вулфред, беря ее руки в свои.
      И Мелания ощутила приятное пощипывание его губ на теле, после чего он припал сначала к одной груди, а затем к другой. У Вулфреда вырвался страстный стон. Мелания задрожала всем телом.
      – Чего ты хочешь? – прошептал Вулфред.
      – Возьми меня! – застонала она.
      – Хорошо, пусть так и будет! – улыбнулся Вулфред.
      Всхлипнув, она выгнулась ему навстречу и с жадностью приняла его в себя. Ни Вулфред, ни Мелания уже не помнили о мщении. Они чувствовали только огонь своих тел, который обжигал, воспламенял и с жадностью пожирал его.
      Лицо Мелании приняло сосредоточенное выражение. Глаза были широко открыты. Роскошные волосы раскинулись по подушке. А ногти впились ему в спину…
      …После того как пик страсти миновал, они еще несколько минут лежали неподвижно. После чего Мелания процедила сквозь зубы:
      – Убирайся!
      Он приподнялся над ней и сполз на край кушетки. Лицо Вулфреда было холодным, бесстрастным, каким Мелания привыкла его видеть. Она почувствовала, как негодование медленно вползает в сердце, и злобно прошипела:
      – Ты что, оглох? Говорю – убирайся!
      Вулфред слез с кушетки и встал, глядя сверху вниз на Меланию, лежавшую перед ним в своей бесстыдной наготе.
      – Ты, верно, воображаешь, – усмехнулась Мелания, – что отношения между нами теперь изменятся? Должна тебя разочаровать: все остается как прежде! И даже более того – теперь я ненавижу тебя еще больше, чем раньше. И уж конечно, постараюсь не допустить, чтобы все только что происшедшее хоть как-нибудь отразилось на наших отношениях. Я была римлянкой и осталась ею. А теперь – убирайся!
      Вулфред ничего не ответил. Подобрав валявшийся у кровати нож Мелании, он отсалютовал им римлянке и вышел…

      – Судя по следам на твоей спине, Вулфред, маленькая римская змея сохранила свои ядовитые зубы! – рассмеялся Болдуфф, встретившись в Вулфредом на следующее утро.
      Тот чуть помедлил с ответом, задержав в руке ладонь приветствовавшего его воина. Стоявший рядом Сенред тоже не удержался от комментария:
      – У нее когти, а не зубы. Потому что римлянка никакая не гадюка, а просто мегера.
      Вулфред без тени улыбки посмотрел сначала на одного, а затем на другого воина.
      – Прошу обратить внимание, что вы говорите о моей жене, – сказал Вулфред низким голосом, не предвещавшим ничего хорошего.
      Оба тут же посерьезнели.
      – Да, но… – начал было оправдываться Сенред. Болдуфф толкнул его локтем в живот.
      – Мы просто шутили, Вулфред, прости нас!
      – Правда, прости нас! – присоединился к товарищу по оружию Сенред.
      Вулфред молча посмотрел на обоих и кивнул в знак прощения.
      Подошел Синрик:
      – В чем дело? О чем спор?
      – Никакого спора. Просто Вулфред приказал нам не говорить дурно о Мелании, – ответил Болдуфф.
      – Ах да! Ведь она стала его женой и теперь всецело ему принадлежит. А значит – приравнена ко всем нам! Ведь мы служим Вулфреду. А Мелания – его законная супруга. Римская супруга…
      Глаза Сенреда округлились от изумления.
      – А-ах!
      – Вот тебе и «А-а-ах!», – передразнил его Синрик. – Вижу, ты начинаешь немного понимать, что произошло! Римлянка стала женой человека, кому мы поклялись в верности до самой смерти. Хорошо бы всем вам об этом задуматься.
      Синрик повернулся и пошел на кухню. Сенред и Болдуфф остались молча стоять под лучами заходящего солнца и только оторопело смотрели друг на друга.
      А тем временем мысли Вулфреда были всецело заняты Меланией. Он еще не видел римлянку, после того как она выгнала его из своей комнаты. Но хорошо понимал, что сейчас ей нужно побыть одной, ибо потеря девственности – событие в жизни любой девушки слишком важное. Мелания должна многое передумать и смириться со своим новым положением. И оценить то наслаждение, которое получила от первой в своей жизни близости с мужчиной. Тем более с саксом… Сам же Вулфред был просто ошеломлен темпераментом своей молодой жены.
      Из открытых ворот конюшни до него донеслись какие-то звуки. Он осторожно подошел, заглянул внутрь и увидел Меланию у стойла Оптио. Она повернула голову и с вызовом посмотрела на него:
      – Ты знал, что я хотела сделать ночью.
      Вулфред с удивлением посмотрел на Меланию:
      – Знал? Откуда?
      – Я следила за тобой. Кроме того, извини, уже успела достаточно хорошо тебя узнать.
      Вулфред подошел к жене и внимательно заглянул ей в глаза. Никогда еще он не видел Меланию такой подавленной и разбитой. Он ожидал упреков, оскорбительных тирад, презрительных взглядов, чего угодно. Но ничего подобного не последовало.
      – Итак, ты хотела убить меня тем ножом, который остался на полу, римлянка? Бесчестным путем, ночью, в брачной постели. Но я еще раньше угадал твои намерения. Легко и без шума я разоружил тебя, подчинил своей воле и теперь буду получать от тебя удовольствия до конца твоей жизни. Ибо ты стала моей женой, и нет такого закона, которым ты могла бы от меня защититься.
      Вулфред обхватил Меланию за талию, поднял и, сильно встряхнув, опустил, стараясь не обращать внимания на трепет ее тела под его ладонями. Он сделал вид, что не заметил, как Мелания как бы ненароком слегка прижалась к нему, соскальзывая вниз, поскольку он хотел не соблазнить римлянку, а позлить ее.
      – Ну а теперь ты понимаешь, что произошло прошлой ночью? – спросил он. – Кажется, я объяснил тебе все настолько понятно, что даже маленький хитренький умишко римлянки смог понять?
      – Да, мерзкий урод! Я понимаю. Понимаю, что ненавижу тебя. Ты – причина всех моих несчастий в жизни! До твоего появления у меня был родной отец, который любил меня, и Счастливая жизнь, которую стоило прожить. А теперь я вижу лишь грубого зверя, загадившего мой дом. Я ненавижу тебя!
      Мелания подошла вплотную к Вулфреду и вызывающе посмотрела на него. Он же никак не реагировал на ее выпад, а только выгнул правую бровь и прогремел ей в лицо:
      – Я хочу, чтобы ты меня ненавидела!
      – Но ведь ты тоже ненавидишь меня, разве не так? – спросила Мелания.
      – Конечно! – И он выразительно развел руками.
      – Вот и прекрасно! Я тоже ненавижу тебя! Кое в чем ты преуспел… Монстр, бубонная чума! Я не знаю, что произошло со мной ночью, но ничего подобного больше не повторится никогда!
      Мелания развернулась и выбежала из конюшни. Вулфред посмотрел ей вслед и улыбнулся. Теперь он видел все ту же Меланию. Негодующую, неистовую, подобно разъяренной тигрице, что делало ее еще более прекрасной. Вулфред не скрывал своего желания, чтобы она его ненавидела. Иначе зачем бы ему было на ней жениться?..

* * *

      Ненавистный, гнусный тип. Мелания сгорала от избытка собственной энергии, от своего богатого интеллекта, от бурных эмоций, которые надо было выплеснуть на кого-то. Она уже смертельно устала от окружающих ее волосатых саксов, наполнявших дом звоном оружия, от физического отвращения к саксу, который являлся ее главным врагом. Его голос был слишком низким и утробным. Волосы – слишком светлыми и длинными. В нем было все «слишком»: тело – слишком большим, глаза – слишком голубыми, ум – слишком быстрым и живым (во всяком случае – для варвара!). А его руки… его руки… И губы…
      Ее переполняли гадкие мысли и чувство стыда перед своим родом! Что бы подумал отец, если бы узнал, как она провела прошлую ночь?! Она так и не научилась контролировать свои чувства, чему отец ее постоянно учил. Она стала позором своего рода! Хотя она всей душой старалась стать настоящей римлянкой, какой жаждал видеть ее родитель, но очень часто ей это не удавалось. Особенно с появлением Вулфреда…
      Нет, ей надо как можно скорее бежать от надоевших ей полуголых людей! И решительным шагом Мелания вышла из дома. Никто не остановил римлянку. И она сразу же приободрилась. За воротами дома ей даже дышалось легче.
      Она направилась в виноградник. Большие листья пожелтели и сморщились. Сезон заканчивался. В бочках оставалось лишь крепкое старое вино. Да и того было уже немного. Отец Мелании не был искусным виноделом; А опытный виноградарь давно, еще за два года до рождения Мелании, умер. Здесь было прохладно и очень тихо. Тишина буквально царила в каждом виноградном листочке. Вот если бы так было везде, прекратилась бы война и наступили мир и покой…
      Вспомнив все, что случилось ночью, Мелания почувствовала, что лицо ее сделалось пунцово-красным.
      Прошлая ночь… Конечно, Мелания не ожидала того, что произошло. Вулфред оказался таким пылким, горячим, страстным. Нет, ей вряд ли удастся когда-нибудь его понять!
      Виноградник был окружен лесом. Лес разрастался, и с каждым годом полоса деревьев становилась все более плотной. Мелания вспомнила, как часто убегала сюда в детстве, чтобы поиграть с другими детьми. Однако теперь находиться здесь одной было довольно опасно: в лесу развелось много волков. Она знала это, но зеленый массив манил ее к себе своей тишиной, нарушаемой только шелестом деревьев, где она могла без помех слушать себя, свой внутренний голос, даже тогда, когда сердце кричало совсем другое. Слушать голос разума Меланию научил отец. Но не столь успешно, как ему бы хотелось. Еще в меньшей степени ему удалось научить дочь контролировать свой язык. Он уверял Меланию, что ее слишком эмоциональная натура противоречит римскому характеру, а потому она должна быть более сдержанной и скупой на слова.
      Мелания старалась быть холодной и расчетливой. Если она следила за собой, то у нее получалось все, как хотел отец. В других же случаях – не всегда. А вот Вулфред не возражал против ее взрывного характера, даже, пожалуй, наоборот, предпочитал видеть Меланию взбудораженной. Правда, он был совершенно необразованным и безнадежно некультурным человеком…
      …Порывы ветра усилились. Чувствовалось, что вот-вот начнется дождь.
      Боже, пусть он прольется!
      Деревья зашумели и жалобно застонали под напором ветра. Их пожелтевшие листья посыпались на землю. Мелания почувствовала, как на ее щеку упала первая капля дождя.
      Уедет ли Вулфред, прежде чем погода окончательно испортится?
      Если уедет, то по какой-то причине, ведь без причины он никогда и ничего не делает. Хотел ли Вулфред возненавидеть ее еще сильнее?
      Невозможно!
      Но ведь она стала меньше ненавидеть себя! Может, в этом и состояла его цель? Вряд ли…
      Мелания почувствовала, что начинает дрожать от холода. Но продолжала идти дальше. Лес был уже совсем рядом. Она чуть замедлила шаги. С тех пор как люди ушли из леса, он в значительной степени одичал. Мелания остановилась, подумала минуту-другую и повернула назад к дому.
      Небо быстро темнело. Черные тучи отбрасывали тени на лес, делая его еще более мрачным и диким. Рядом уже не было ничего видно, и если бы к ней приблизился волк, она не могла бы его разглядеть.
      Мелания побежала, проклиная себя, что ушла так далеко от дома.
      – Мелания! – вдруг услышала она голос, раздавшийся из темной лесной чащи.
      О да! Она хорошо знала его голос.
      – Маркус!..

      Мелания хотела броситься к Маркусу, но тот остановил ее:
      – Не подходи! И не показывай вида, будто бы слышала что-нибудь. За тобой следят!
      Конечно! За ней всегда следили. И Мелания уже настолько привыкла к слежке, что даже не удивилась. Но сейчас поняла, что по неосмотрительности может привести за собой Маркуса прямо в лапы саксов.
      Она оглянулась на дом, играя виноградным листом, притворяясь совершенно беззаботной, чтобы не внушить никаких подозрений своему вечному дозорному. Но ни Вулфреда, ни кого-либо еще из ее соглядатаев она не заметила.
      – Маркус, – сказала она, прикрывая губы листком, – ты здоров? И откуда взялся?
      – Я вполне здоров, – донесся из чащи леса столь любимый ею голос. – Даже не ранен. Но со стоптанными сапогами и голодный как волк.
      – Я приготовлю тебе целую корзину всякой еды.
      – Но я не могу пойти с тобой в дом?
      – Не можешь. Дом и двор кишат саксами. Лучше оставайся в лесу. Я обеспечу тебя продуктами.
      – Но ты сама, Мелания? Как тебе удалось выжить?
      Мелания пожала плечами. Она не хотела, чтобы Маркус узнал обо всем случившемся.
      – Мне не составит труда помочь тебе, – сказала она, не отвечая на его вопрос. – Когда совсем стемнеет, я приду сюда и принесу все, что тебе нужно. Кстати, у меня есть хорошая лишняя пара башмаков.
      – Мелания, – оборвал ее Маркус, – они причинили тебе какой-нибудь вред? Скажи!
      – Посмотри на меня, Маркус. Разве я выгляжу избитой? Нет, сакские мерзавцы не причинили мне никакого вреда. Я… научилась приспосабливаться к ним.
      – Мне кажется, что ты прекрасно выглядишь. Все такая же красивая. Совсем не изменилась. Как бы я хотел сказать то же самое о Британии!..
      Не изменилась? Странно! Сама Мелания чувствовала изменения во всем!
      – Ты видел варваров не только здесь? – спросила она.
      – Видел. Они вторглись к нам с севера, юга и востока, сметая все на своем пути, оставляя за собой сожженные города и селения, вытоптанные и уничтоженные поля. Их нашествие можно сравнить разве что с бубонной чумой!
      Мелания думала и чувствовала точно так же, но ей было странно слышать подобное от Маркуса.
      – А что делается на западе? – допытывалась она. – Ты был там?
      – Я…
      Маркус не успел досказать фразы, как на вершине холма показался Сеолмунд. Его длинные волосы трепал ветер. Он стоял на довольно большом расстоянии от Мелании и Маркуса, но был хорошо виден. И конечно, тут же заметил стоявшую среди виноградников Меланию.
      – Приходи ко мне, Мелания, – тихо сказал Маркус, – Когда луна на небе достигнет своей высшей точки, я буду держать тебя в объятиях, а ты – кормить меня.
      – Я приду, – прошептала Мелания одними тубами.
      Между тем Сеолмунд ждал ее на вершине холма. И Мелания решила, что лучше будет ей самой подойти к нему, нежели допустить, чтобы он приблизился к месту, где прятался Маркус. Стараясь поскорее избавиться от сиявшей на лице счастливой улыбки, она поднялась к саксу. Тот был удовлетворен ее пребыванием рядом с ним и не стал занимать ее какими-либо разговорами. Он вообще больше молчал, за что Мелания в душе была ему благодарна. Все ее мысли занимал Маркус.
      Итак, Маркус здесь! Наконец-то он пришел к ней! И несомненно, пришел не просто так, его привели сюда какие-то дела. О, конечно, ему не одолеть вторгшихся в Британию саксов! Но с одним из них он сможет расправиться! И как только она вырвется отсюда, то все данные ею во время так называемой свадьбы клятвы уже не смогут иметь никакого значения. Когда она не будет ежеминутно видеть перед собой Вулфреда, то очень скоро забудет его вместе с его смехотворными разглагольствованиями о клятвах, законах и чести в их понимании. Вдали от него она позабудет и о страсти…
      Она уже поднялась по холму над домом, когда увидела высыпавшую во двор толпу вооруженных мужчин.
      Варвары! Еще один отряд! Боже, когда же все это кончится?! Еще больше смертей! Насилий… Издевательств!
      Нет, просто невозможно!
      Мелания почувствовала, как ее сердце начинает часто биться. Она повернулась и бросилась вниз по склону холма, успев заметить, что Сеолмунд последовал за ней, не отступая ни на шаг. Навстречу по холму карабкалась Доркас.
      – Мелания! – кричала она, задыхаясь. – Приехали важные сакские начальники. Вулфред требует немедленно разыскать и привести тебя!
      – Хорошо! Я сейчас приду. Но если Вулфред хочет похвалиться мною перед своими запылившимися в дороге друзьями, то как бы мое появление его не разочаровало!
      Доркас с опаской посмотрела на Сеолмунда. Тот медленно вынул меч из ножен и встал за спиной Меланин, которая могла только догадываться, что все происходит, по-видимому, из-за Маркуса. Почему именно сейчас здесь появилось так много новых саксов? Неужели они не могли оставаться в своих пещерах, до тех пор пока она не покинет свой дом вместе с Маркусом? Но независимо от того, что теперь станется с ней и ее домом, Маркус не должен попасть в руки сакских дикарей! Он должен спастись и выжить!
      Когда Мелания вошла во двор, там уже никого не было. Все саксы собрались в триклинии вкушать принадлежавшую ей еду, пить ее же вино и ссыпать вшей со своих голов на ее пол. Войдя в триклиний, Мелания увидела у дальней стены Вулфреда с двумя воинами, обмахивавшими его опахалами. Протолкавшись через толпу грязных и дурно пахнувших потом воинов, неведомо откуда появившихся в доме, она остановилась перед Вулфредом. Чья-то ладонь успела шлепнуть ее по ягодицам. Мелания в негодовании повернулась, но Сеолмунд подскочил к обидчику и ударом кулака повалил его на пол.
      Тут же кто-то ущипнул ее за грудь. Сеолмунд молниеносным ударом меча отсек пальцы наглеца. После чего Вулфред заслонил Меланию своей мощной фигурой от дальнейших поползновений. Теперь уже никто не смел приблизиться к его жене.
      Мелания вдруг почувствовала благодарность к Вулфреду. И хотя он тоже был одним из них, все же она понимала, что он будет защищать ее от своих же воинов.
      Вулфред обвел зал свирепым взглядом и прогремел низким и грозным басом:
      – Прошу каждого из вас относиться к этой женщине как минимум с уважением. Ибо она – моя жена!
      Мелания заметила, что на лицах вновь прибывших саксов появилось выражение шока, сменившееся почти ужасом.
      Хенса, один из саксов, отнесся к угрожающему заявлению Вулфреда достаточно спокойно. Он выделялся среди остальных более богатой одеждой и независимой осанкой. Его накидка из дорогой кожи, отороченная мехом, выглядела гораздо красивее той, которая покрывала плечи Вулфреда. Сапоги на нем тоже были более изящные. Чувствовалось, что среди своих воинов он занимал место, сравнимое с положением Вулфреда.
      – Жена? – переспросил он. – Теперь мне ясно, почему ты все лето старался держаться от нас подальше. Ты считаешь, что она того стоит?
      – Она очень красива, Хенса, – ответил Вулфред. – А по храбрости не уступит и десяти нашим воинам.
      Мелания внутренне вздрогнула. Еще ни разу она не слышала от Вулфреда и ни от кого из окружавших ее такой оценки.
      – Дом принадлежал ей? – спросил Хенса у Вулфреда.
      – Да. Но потом он перешел ко мне. Моим и остался. И всегда будет принадлежать только мне.
      Мелания вздрогнула, как от удара, и посмотрела на Вулфреда. Он спокойно стоял рядом и слушал, что говорил ему Хенса. А тот вдруг громко расхохотался и сказал, положив ладонь ему на плечо:
      – Что ж, она подарит тебе сильных сыновей!
      Вулфред скрестил руки на груди и самодовольно улыбнулся.
      Мелания посмотрела сначала на Вулфреда, а затем – на Хенсу. Последний внешне выглядел куда предпочтительнее. Но…
      Но тут она вспомнила, что Вулфред никогда не унижал ее перед своими единоверцами. Более того, он уважал ее и заставил с таким же уважением относиться к ней всех своих воинов. И она без колебаний отдала предпочтение своему незаконно-законному мужу.
      Нет, она не станет позорить Вулфреда в глазах Хенсы и его воинов. Особенно теперь, после того как он проявил такое великодушие и благородство (конечно, в сакском понимании) по отношению к ней. Она докажет ему, что ее римское благородство стоит больше. И что оно куда справедливее его, сакского! Несмотря на те многочисленные баталии, которые часто случались между ними, несмотря на скрытую постоянную борьбу, она никогда не предаст их ссоры гласности. Ибо такой поступок был бы несправедливым и даже бесчестным. Особенно перед Хенсой, который, насколько Мелания поняла, был старше Вулфреда по чину. И унижение последнего в глазах начальника вряд ли можно было бы расценить как свою победу над ним.
      Мелания встала вплотную к Вулфреду и прижалась к его плечу.
      Воины Вулфреда наблюдали за молчаливой схваткой двух предводителей, положив руки на рукоятки мечей. Каждый из них был готов пожертвовать жизнью за честь своего начальника. Но очевидная верность Мелании своему супругу сдерживала их. На сей раз она подтвердила, что действительно стала его женой.
      Теперь, когда назревавшая ссора улеглась, хозяйке дома надо было решать, как накормить новую группу пришельцев (Мелания даже в мыслях не хотела называть их гостями!), да так, чтобы они оценили настоящее римское гостеприимство.
      Мелания послала Тераса выбрать продукты и распорядиться, как их приготовить. Пришельцы расселись за большим столом. Мелания, как всегда, опустилась на стул, откуда ей было все видно и не составляло труда следить за ходом пиршества. Ее глаза тут же подмечали все, включая жадные взгляды, которыми пожирал римлянку Хенса. Между ними (и, очевидно, намеренно!) разместился Вулфред.
      Когда пришла очередь приниматься за второе блюдо, Хенса поднялся и произнес тост, не сводя глаз с Мелании, хотя первые фразы были адресованы Вулфреду:
      – Позволь тебя поздравить, Вулфред, и выпить за твой успех. Ты нашел богатую плодородную землю. Для того чтобы ее освоить, нужны всего лишь сильные мужчины. А среди саксов они составляют большинство.
      – Согласен! – отозвался Вулфред, поставив на стол чашу и намазывая маслом хлеб. – Земля действительно обширна. Правда, чтобы она давала обильные урожаи, надо потратить немало сил и много лет. Но дело того стоит.
      – Может быть, это произойдет и гораздо раньше, чем ты думаешь, Вулфред, – возразил Хенса. – Посмотри, ведь здесь так много рабов, которых ты можешь использовать.
      – И все же разрушения жилищ и огромный вред, нанесенный самой земле, не дают особого оптимизма для надежд на быстрое восстановление хозяйства. Поэтому надо приготовиться к тяжелому и многолетнему труду.
      Мелания хотела было возразить, что ее дом никогда не был в ветхом или полуразрушенном состоянии. А стал таким только после прихода сюда саксов. Но Вулфред положил ладонь ей на колено. Она совершенно правильно поняла его жест и решила попридержать язык. На время…
      – Строение, где вы живете, – продолжал Хенса, – находится в хорошем состоянии. В наше время, если говорить о римских постройках, такое встречается редко.
      «А кто в этом виноват?» – подумала Мелания. Но промолчала, почувствовав усиление давления ладони Вулфреда на своем колене, которая уже в следующее мгновение сдвинулась на бедро. Ладонь была тяжелой и горячей…
      – Фактически повреждены все комнаты дома, – сказал Вулфред. – Хотя и в разной степени. Ни стены, ни сам дом не годились для обороны в случае атаки. Они слишком пахли Римом, чтобы не вызвать озлобления у наших воинов.
      Мелания отвернулась, чтобы скрыть негодование, вспыхнувшее на ее лице. Конечно, Вулфред имел причины для столь неприятных для нее слов. Но все же…
      Она обвела взглядом стол. Сидевшие за ним саксы были заняты тем, что облизывали тарелки и допивали содержимое бокалов. Другие, уже покончившие с трапезой, разбрелись по комнатам, осматривая дом. Они смотрели на ее слуг, как будто те были вылиты из золота. Ибо саксы славились своей преданностью системе рабства, благодаря которой имели возможность пользоваться всеми благами земной жизни. Хенса же говорил о ее доме, как будто бы уже стал его хозяином. Неужели Вулфред согласится? Неужели допустит, чтобы грязный сакс наложил руку на жилище, в котором она родилась и выросла?
      – А ты оказалась не только очаровательной женой, но и превосходной хозяйкой! – с гордостью сказал ей по-латыни Вулфред.
      Вот и похвала, подумала Мелания. Похвала от грубого, неотесанного сакса?
      И все же она почувствовала, что слова Вулфреда доставили ей удовольствие. Одновременно она с удивлением отметила, что переполнявшее ее в последние минуты негодование куда-то улетучилось. Она нахмурилась. Что бы сказал ее отец на подобное проявление слабости? Римляне не должны позволять себе такого! Они должны всегда контролировать свои поступки и чувства, подчиняя их логике, а никак не эмоциям! А она была римлянкой! Вулфред – саксом! А потому его одобрение или неодобрение ничего не должны были для нее значить.
      Между тем Хенса все же услышал слова Вулфреда, тихо сказанные жене.
      – Ах вот оно что! – воскликнул он. – Ты, оказывается, говоришь по-латыни, Вулфред! И к тому же как-то очень странно ухмыляешься. Знаешь ли, твое поведение шокирует меня даже больше, нежели твое исчезновение на целое лето, которое ты провел в таком убогом, жалком месте!
      «Так, теперь мой дом и место, где он находится, стали для него жалкими и убогими! – подумала Мелания. – Интересно, своими словами он, по-видимому, хотел уколоть меня? Что ж, тогда понятно, почему Вулфред ведет себя так осторожно!»
      – Я уже порядком подзабыл латынь, – ответил Вулфред. – Решил освежить в памяти!
      – Вероятно, потому, что тебе нравится место, населенное римлянами. Но я не понимаю, почему их осталось здесь так много после твоего прихода? К тому же я никогда бы не подумал, что ты женишься на римлянке. Она что, действительно, твоя жена?
      – Да. Моя законная жена. И у меня есть свидетели.
      – И свидетели – твои люди. И ты хочешь, чтобы я им поверил?!
      – Ее слуги лгать не будут! Спроси у них.
      – Зачем? Я ведь знаю, что ты мне не станешь лгать.
      Вулфред ничего не ответил.
      Его ладонь еще крепче сжала под столом ногу Мелании. Она плохо понимала словесный поединок двух военачальников. Но в тоне Хенсы чувствовался вызов Вулфреду. И она заволновалась.
      Мелания прекратила есть и принялась внимательно вслушиваться в их разговор.
      – Почему ты на ней женился? – продолжал наседать Хенса на Вулфреда.
      – Разве я уже не ответил на твой вопрос? – раздраженно буркнул Вулфред.
      – Но существуют и другие смелые женщины, следующие нашим обычаям и говорящие на нашем языке! А твоя жена – римлянка!
      – В первую очередь она женщина!
      – В тебе говорит человек, давно оторванный от дома! – зло рассмеялся Хенса. – Ты только посмотри на свою жену внимательнее. Она вся пропитана римским духом и гордостью!
      – С каждым днем она мне все меньше кажется римлянкой.
      – Но все же остается ею! И всегда останется.
      – Скоро она станет носить сакского ребенка.
      Хенса замолчал на несколько мгновений и бросил взгляд на свою пустую тарелку и выпитый до дна бокал. Но Вулфреду не стало легче. Мелания видела, как он был скован и напряжен, и понимала, что разговор еще не закончился.
      Тем временем стали разносить третьи блюда. Вулфред уже безо всякого аппетита принялся за еду. Мелания тоже равнодушно посмотрела на поставленное перед ней блюдо.
      – Ты когда-нибудь мог себе представить, что женишься на римлянке? – снова спросил Хенса. – Думал ли, будучи римским рабом, что когда-нибудь добровольно выберешь себе в жены дочь римского землевладельца? Воистину боги играют нашими судьбами как хотят!
      Хенса громко расхохотался. Рассмеялись и пришедшие с ним воины. Мелания положила руку на плечо Вулфреда и почувствовала, как напряглись его мускулы.
      Так, значит, Вулфред был римским рабом! Такое открытие поразило Меланию. Вулфред – бывший раб! К тому же раб какого-нибудь богатого римского патриция! Теперь многое в его поведении становилось понятным!
      А Хенса, видя, как больно ранят Вулфреда его ядовитые стрелы, продолжал издеваться:
      – Как долго, Вулфред, ты был рабом мерзкой, прогнившей Римской империи?
      – Достаточно долго.
      Боже, когда женесносный сакс наконец угомонится! Надо немедленно положить конец его издевательствам. Заткнуть ему глотку! Но как?
      Мелания на несколько мгновений задумалась. И тут ее осенило: ведь Хенса – законченный зверь. Животное, которое может успокоиться только при виде пищи!
      – Теркас! – позвала она.
      Теркас тут же появился и выжидающе посмотрел в глаза хозяйке.
      – Принеси Хенсе побольше свинины и поставь перед ним кувшин пива. Он только что с дороги и, верно, очень проголодался. К тому же его совершенно очевидно мучает жажда.
      Мелания подумала, что Хенса, занявшись чревоугодием, скорее всего, оставит Вулфреда в покое. Вместе с тем ей хотелось еще многое узнать о периоде жизни Вулфреда, когда он был рабом у римлян.
      – Ты должен был обо всем сам рассказать мне! – прошептала она ему по-латыни, пока Хенса жадными глотками поглощал пиво из огромной кружки.
      – Зачем? – проговорил Вулфред, тоже подвинув к себе кружку. – Чтобы ты узнала, почему я так ненавижу все римское?
      – Своей ненавистью ты мстишь нам, не так ли?
      Вулфред помолчал несколько мгновений, опустил голову и тихо сказал:
      – Да, ты права…
      – Я больше не могу выносить, как твой гость, словно грязный, отвратительный зверь, набивает себе брюхо! Можешь объяснить ему как хочешь мое отсутствие, но я ухожу! – не выдержала Мелания.
      Она гордо поднялась и вышла из зала. Но, вернувшись к себе в комнату, она не могла ни спать, ни лежать, ни сидеть спокойно. Она принялась быстрыми шагами ходить из угла в угол и думать.
      Ей было трудно обвинять Вулфреда. В мире существовало много рабов. И лишь малая доля их относилась с такой яростью к ее родине. Но все же Мелания обвиняла его! Разве не за то она ненавидела Вулфреда, что он убил ее отца, ограбил дом, лишил ее свободы? Вулфред и его люди были грубыми варварами, в то время как она впитала в себя древнюю культуру великого Рима? И потому ей особенно обидно было то унизительное положение, в котором она оказалась с приходом саксов.
      Вулфред тихо проскользнул в ее комнату. Мелания строго посмотрела на него.
      – Ты намеревался когда-нибудь рассказать мне о своем прошлом? – процедила она сквозь зубы.
      – Нет.
      – Почему же твой соучастник по убийствам решил рассказать все о тебе?
      Вулфред подошел к окну и некоторое время следил за заходом солнца. Затем обернулся к Мелании.
      – Итак, ты теперь знаешь, почему я ненавижу римлян, – произнес сакс в тот самый момент, когда Мелания уже была готова вытолкнуть его в окно. – И…
      – И меня, – закончила она его фразу шепотом, в который постаралась вложить побольше негодования. – Только круглый дурак до сих пор не видит того, что я уже давно поняла…
      Вулфред молчал, глядя в окно, как будто впервые в жизни видел заход солнца.
      – И ты готов сейчас мне все рассказать?
      – Что еще ты хотела бы знать? – с горечью спросил он. – Да, я был рабом твоего славного Рима. Но теперь свободен!
      – Тебе было очень… тяжело?
      – Ты хочешь сказать, что рабство может быть легким? Ответь мне, рабыня саксов!
      Мелания поняла всю глупость своего вопроса. Спустя несколько мгновений она задала другой вопрос:
      – Как долго ты оставался рабом?
      – Слишком долго.
      – А точнее? Извини, но я должна знать все, чтобы понять, как…
      – Мое рабство продолжалось год. Пока я не соприкоснулся со всеми ужасами вашего христианского ада!
      – Год… – задумчиво повторила Мелания.
      Сама она пробыла в рабстве всего лишь одно лето. Но даже три месяца показались ей бесконечно долгими.
      – Могло случиться и хуже, – сказала она. – Очень часто рабами остаются до самой смерти. А год для раба…
      – Для раба на галерах, – прервал ее Вулфред.
      Год рабства на галерах… Всемилостивый Боже!..
      Раб на галерах!
      Мелания вдруг почувствовала, что у нее начинает от ужаса перехватывать дыхание.
      – Как же?.. – начала она, но Вулфред тут же сам закончил готовый вырваться вопрос:
      – Ты хочешь спросить, как они меня поймали или как я потом убежал?
      – Как они тебя… поймали.
      – Моя маленькая Мелания, которая так много знает о своем Риме! – мягко сказал Вулфред и снова повернулся лицом к окну. – Я был саксом. Как остался им и сегодня. Для твоих соотечественников это означало – животное. После того как римские легионы разбили нас, защищавших уже свою собственную землю, они предложили заключить хорошо тебе известный Римский мир. Мы должны были обменять свое управление страной на римское. А также платить Риму налоги. Я не был согласен с условиями подобного мира, поэтому стал бороться. И проиграл. Меня превратили в раба. Заковали в кандалы. На руки надели наручники. А на шею – железный ошейник. Так я стал рабочей скотиной. Оторванный от родного дома. От своих людей. Приговоренный работать, голодать и умереть на римской галере.
      – Но ты все-таки не умер! – прошептала Мелания.
      – Нет. Но они ждали моей смерти. Впрочем, я действительно должен был умереть. Меня били кнутом, если им казалось, будто я работаю медленно. Били, если начинал слабеть. Потом отпаивали разбавленным вином и дрянным пивом, на час-другой восстанавливая мои силы, и так я продолжал существовать. Именно существовать, а не жить!
      Мелания слушала, закрыв глаза, ей очень хотелось дотронуться до Вулфреда, утешить его, поддержать. Напомнить, что оба они остались жить, несмотря на все перенесенное. Что теперь он свободен.
      Но она не посмела до него дотронуться, ибо она была римлянкой, а он – саксом… Ее врагом… А Вулфред продолжал свой рассказ:
      – В конце концов, я окончательно обессилел. Даже не мог встать, особенно после борьбы с ужасающим штормом, случившимся однажды ночью. Что мы только не делали, чтобы не дать нашей утлой галере погрузиться в пучину! А наши надсмотрщики продолжали подгонять нас, избивая ремнями и веревками. Я начал терять сознание. Тогда они сняли с меня кандалы с цепями и, перевалив через борт, выбросили в беснующееся море. Как хлам…
      – Они бросили тебя… в море? Но как они могли пойти на такое?!
      Вулфред грустно улыбнулся:
      – Ведь я – сакс. А значит – их заклятый враг. Вода же – мой союзник. Поэтому в воде, по их мнению, я просто не могу умереть!
      Вулфред отвернулся и снова стал смотреть в окно. Солнце уже совсем зашло. В просветах между плывущими по небу рваными черными тучами изредка сверкали звезды. Затем все опять покрывала тьма. Не было даже видно росших во дворе дома деревьев.
      Мелания зажгла лампу. Слишком много тьмы было в комнате. Воздух казался душным и вязким.
      Спина Вулфреда при свете лампы казалась позолоченной. И только какие-то бугры пересекали ее вдоль и поперек. Прежде Мелания принимала их за мускулы. Но приглядевшись к ним сейчас, она поняла: рубцы от ударов кнутом и веревками пересекали всю спину мужа. Около лопаток Мелания заметила несколько свежих глубоких царапин – следы ее ногтей.
      – Я тоже оставила на твоей спине свои следы – кровоточащие царапины, – произнесла она.
      Вулфред повернулся к ней лицом.
      – Единственный римский рубец, о котором я не жалею! – прошептал он.
      – Они причинили тебе боль, – также шепотом ответила Мелания, чувствуя, как ее сердце переполняется щемящим чувством вины.
      – Сейчас я ее уже не чувствую.
      Их взгляды встретились. Мелания не прочла в глазах Вулфреда ни негодования, ни ненависти…
      Невозможно! Ведь у него были все причины ненавидеть ее! Мстить ей. И он имел для этого все возможности как ее муж!
      – Ты еще мало отомстил мне, не правда ли? – прошептала она.
      – Я просто не почувствовал в тебе партнера.
      – Но даже, женившись на мне, ты… ты, несомненно, думал, что оковы брака должны были стать для меня тяжелыми.
      – Они такими стали?
      – Не совсем.
      Вулфред протянул руку и привлек Меланию к себе. Его поцелуй был горячим и страстным. Бушевавший в нем жар воспламенил ее. И в возникшем огне не было никакого негодования, ни жажды мести, была только ответная реакция на его ласку…
      Руки Вулфреда осторожно, ласково освободили Меланию от связывающей движения одежды. Ей тоже захотелось дотронуться до него, так чтобы кожа к коже… губы к губам…
      Дыхание Мелании сделалось частым, почти лихорадочным. Свет лампы показался ей слишком ярким, и она погасила ее. Вулфред пробежался кончиками пальцев вверх и вниз по телу Мелании, а его губы снова прильнули к ее. Его ладони легли на ее груди и сжали их, чего Мелания в тот момент ждала и хотела. И ей уже не было никакого дела до того, что Вулфред – сакс, а следовательно, непримиримый враг. Она не хотела и думать ни о его ненависти к Риму, ни о его ужасном рабстве, ни о римских законах, включая брачные. Мелания забыла, что совсем недавно ненавидела этого человека так же, как и он ее.
      Сейчас она не могла найти в своем сердце даже искры той ненависти. Мелания чувствовала лишь огненную, всепоглощающую страсть. А в глубине сердца сопереживала судьбе Вулфреда.
      Ее сердце было открыто для него. Ибо она знала, что он может ей дать именно то, что она так страстно желает. Вулфред же лежал между ее ног и с наслаждением ощущал, как Мелания вбирает в себя его разгоряченную, затвердевшую мужскую плоть. Она прижималась к нему всем телом, повторяя каждое его конвульсивное движение. Вулфред наклонил голову, добрался губами до сосков груди и осторожно сжал один из них зубами. Мелания застонала от наслаждения. Тогда Вулфред проделал то же самое со вторым соском. Она же нашла его губы и прильнула к ним. Оба слились в долгом, безумном поцелуе…
      …После того как пик страсти миновал и они немного остыли, Мелания еще долго не выпускала Вулфреда из своих объятий. А он пробежался кончиками пальцев по ее волосам и осторожно соскользнул с прекрасного, пьянящего женского тела.
      – Ты улыбаешься? – прошептал он. – Я ведь был прав, сказав, что ты не чувствуешь меня!
      Мелания игриво ответила:
      – Ты должен стараться изо всех сил. Тогда твоя месть станет полной, сакс. А пока ты не достиг желанного мною.
      – Я не знаю, из каких сил еще стараться!
      – Ты в состоянии попытаться еще раз?
      – Если ты хочешь.
      – Мы уже раз шли таким путем, но дошли только до его половины. Повторения мне бы не хотелось. Если ты способен на более героический подвиг, то я хотела бы почувствовать его. Но ты непременно откажешь мне!
      – Почему же?
      – Потому что он означает мою смерть.
      – Смерть? Насколько я понимаю, пока ты еще не умерла!
      – Только благодаря тебе!
      – Ты что, действительно хочешь умереть? – И Вулфред покрыл поцелуями лицо Мелании. – Но ведь для смерти было много возможностей! – ухмыльнулся он.
      – Я испробовала их все.
      – Кроме этой. Здесь тебе еще предстоит многому научиться.
      Он снова поцеловал ее. Теперь – в шею, осторожно сжав зубами кожу.
      – И ты считаешь, что так же сможешь меня убить?
      – Не до конца.
      Вулфред слегка укусил Меланию за мочку уха. Она почувствовала, что вот-вот все начнется сначала. Но вдруг вспомнила…
      Вспомнила о Маркусе. О том, что он сейчас ждет ее во тьме леса, ведь она обещала принести ему еду и одежду. И он положился на нее!
      – Я… я… – проговорила она запинаясь. – Мне надо… Вулфред, прошу тебя, отпусти меня!
      Вулфред разжал объятия и дал Мелании подняться, хотя выражение ее лица его озадачило. И даже несколько насторожило. Вулфред смотрел, как Мелания в спешке оделась, обулась, пригладила растрепавшиеся волосы и набросила на плечи накидку.
      – Ты куда собралась? – спросил он.
      Мелания посмотрела на Вулфреда, сидящего голым на полу ее комнаты, на его светлые волосы и до невозможности голубые глаза.
      – Мне нужно… отлучиться!..

      Начался дождь.
      У Мелании не было времени собрать все, что нужно, для Маркуса. Даже корки хлеба. Причем достать немедленно хотя бы что-нибудь не представлялось никакой возможности. В комнате остался Вулфред. Триклиний заняли воины Хенсы. А по слякотному двору туда-сюда шныряли саксы. Мелании пришлось идти к Маркусу с пустыми руками.
      Благодаря низко плывшим тучам, сделавшим тьму совсем непроглядной, ей все же удалось проскочить через двор. Обернувшись, она поняла, что никто за ней не следит. К тому же все саксы видели, как она пошла к себе в комнату, а следом за ней туда же направился Вулфред. Значит, ночью слежки саксов можно не опасаться. Правда, склон холма, по которому ей предстояло взбираться к лесу, совсем размяк из-за дождя, и ноги Мелании тут же стали разъезжаться в разные стороны. Но она хорошо знала тропинку, а потому уверенно шла вперед. Труднее, наверное, будет отыскать Маркуса. Мелания надеялась, что ей не придется входить в сам лес и Маркус будет ждать ее на опушке.
      Слава Богу, он действительно там и ждал ее. Маркус протянул обе руки навстречу Мелании. Та без всяких колебаний бросилась ему в объятия, к своему любимому Маркусу!
      Он крепко прижал Меланию к себе, утопив свое лицо в ее роскошных густых волосах. Потом обнял за талию и поднял, оторвав ноги от земли. И вдруг сразу же опустил, процедив сквозь зубы:
      – Ты была с мужчиной!
      Голос Маркуса звучал твердо, как камень. Мелания засуетилась, приглаживая волосы и оправляя одежду.
      – Не надо ничего говорить! – вновь выдавил из себя Маркус. – Я по запаху чувствую на тебе его семя.
      – Маркус, я…
      – Повторяю: не пытайся отпираться. – Он повернулся спиной к Мелании, скрестил руки на груди и отрывисто произнес через плечо: – Видимо, ты нашла утешение в его объятиях!
      В голосе Маркуса звучало самое настоящее бешенство. Но и Мелания не могла сдержать охватившее ее негодование.
      – Ты же не знаешь, что здесь случилось! – воскликнула она. – Ты ничего не понимаешь! Потому что просто сбежал!..
      Маркус резко повернулся и посмотрел Мелании прямо в глаза. Даже в темноте было видно злую горечь его взгляда.
      – Я никуда не убегал! Здесь ты была в безопасности, и я был спокоен. Нам обоим ничего не угрожало. И ты сама уговорила меня уйти.
      – Да, ты ушел, – старалась. Мелания перекричать вой ветра и шум дождя. Она пыталась скрыть катившиеся по лицу слезы обиды и протеста. – Ты ушел, когда появились саксы. А я осталась! И ты хоть раз подумал о том, как мне тяжело было и как мне тогда хотелось умереть?! Как я старалась спровоцировать свою смерть?
      – Тем не менее, сейчас ты выглядишь вполне здоровой!
      Мелания истерично засмеялась:
      – О да! Я выгляжу вполне здоровой! Но здесь нет моей заслуги. Ты думаешь, он дал бы мне умереть, если бы знал, как безумно я хочу смерти? О, я бы много могла рассказать тебе об упрямстве саксов!
      Нет, не такой представляла Мелания их встречу в своих мечтах. Да, она ждала Маркуса. Но как он мог обвинять ее, когда все прошедшие месяцы она отчаянно боролась с саксом и вынуждена была стать все-таки его женой? Ей тоже было горько, что Маркус вернулся и она не может его встретить, как полагается по законам римского гостеприимства! Разве о такой встрече она мечтала?
      Маркус немного помолчал, потом опустил голову и сказал тихим, извиняющимся голосом:
      – Скажи, что все-таки произошло? Я не стану тебя осуждать. По крайней мере постараюсь. Мне просто необходимо знать правду.
      Мелания прижалась лицом к его груди и стала рассказывать:
      – Они пришли… Стали убивать… Убили моего отца. Я знаю, где он похоронен… После чего они остались здесь…
      – Меня удивляют твои слова, – прошептал Маркус. – Ведь твой отец сражался с саксами, так?
      – Так. Он и погиб в борьбе с ними.
      – Когда?
      – В самом начале лета.
      – Но почему они остались здесь? Что-то на них не похоже!
      – Ты прав, на них не похоже. Но дело в том, что их начальник хотел кое-что от меня получить.
      Маркус решил расспросить подробнее, но Мелания зажала ему рот ладонью:
      – Молчи! Я знаю, о чем ты думаешь, но ты ошибаешься. Он хотел причинить мне как можно больше мучений, вселившись в римский дом и заставив меня там жить с ним. Он желал отомстить всему римскому. У него есть право так поступать…
      – Он воспользовался тобой, как… мужчина?
      – Да…
      Мелания заметила, как сжались кулаки Маркуса, и поняла, что еще мгновение, и он выхватит меч. Поэтому поспешила добавить:
      – Маркус, по сакским законам мы с ним теперь стали мужем и женой. Дело в том, что мне были неизвестны их варварские законы, касающиеся брака. Поэтому я не придала значения тем клятвам, которые он заставил меня дать. В результате я оказалась его женой. И по их законам и традициям он имеет на меня все супружеские права.
      – Но ведь их законы сродни законам животных!
      – Не спорю. Но он ни разу не дотронулся до меня, пока не уверовал, что имеет на меня законное право мужа. После чего я стала ему принадлежать. И он нисколько не считал, что таким образом как-то оскорбил или унизил меня. Ведь по их обычаям я стала его законной женой!
      Маркус нервно прошелся взад и вперед.
      – Кстати, сегодня, – продолжала Мелания, – здесь появился еще один отряд саксов. Причем очень многочисленный. Командует им некий Хенса. Он пришел как раз тогда, когда я была здесь. Когда я вернулась в дом, он и его воины были уже там. Поэтому, прости, я не смогла ничего принести тебе. Извини меня, пожалуйста!
      Маркус пропустил мимо ушей ее извинения. Поскольку из всего ее рассказа он запомнил лишь одно слово: Хенса. Маркус знал, что Хенса был одним из самых известных сакских вождей. Он обладал всей полнотой власти. И именно он, Хенса, мог знать, какие дальнейшие шаги предпримут саксы.
      – И как тебе показался Хенса – умный? – спросил Маркус.
      – Не знаю. По-моему, он такой же, как и все остальные саксы. Разве что еще больший смутьян и скандалист.
      Мелания никак не могла простить Хенсе унижение, через которое он заставил пройти Вулфреда за обеденным столом.
      – А какой он воин? Военачальник?
      – Уверена, что в том и другом качестве он о себе самого высокого мнения!
      – Подумай, Мелания! Не поддавайся эмоциям. Ведь Хенса командует всей сакс кой армией. Он единолично планирует все передвижения, своих войск и возможные направления их атак. Он говорил что-нибудь об их численности и своих ближайших намерениях?
      Мелания вдруг поняла, что Маркус пришел не из-за нее, она его, можно сказать, не интересует. Ему нужны сведения о саксах.
      Честь! Это слово колоколом звучало сейчас в голове Мелании. Маркус просит ее рассказать о планах Хенсы. Хенса – союзник Вулфреда. А Вулфред – ее муж. Так по крайней мере он считает. Вулфред уверен, что они супруги. А уверена ли она?
      – Он так ничего и не говорил? – продолжал допрашивать ее Маркус.
      – Ничего, насколько я могла разобрать сакскую речь. Уверяю тебя, что латыни он не знает!
      Маркус это знал. Мелания почувствовала, как он отпустил ее руку и отступил на шаг. Вглядевшись в его лицо, она увидела холодные и оценивающие глаза, неприязненно смотревшие на нее.
      – Ты права, Мелания, – процедил он. – Я не понимаю тебя. Ты даришь свою преданность и любовь убийцам, которым предоставила в своем доме убежище от дождя? Или ты забыла о том, кто ты есть?
      – А ты так ничего и не понял! – вспыхнула Мелания, негодуя против подобного обвинения.
      – Я хочу понять, – тихо ответил Маркус, сохраняя расстояние между ними. – Я хочу видеть Меланию такой, какой ее помню. Меланию – до появления здесь саксов!
      Мелания повернулась к нему спиной, еще больше увеличив расстояние между ними. Как он может так говорить! Перед приходом сюда саксов Мелания была еще совсем девочкой. Пусть такой же гордой, но одновременно наивной! Витающей в грезах. А теперь… она уже никогда не сможет стать прежней. Даже после ухода отсюда саксов… Невинная наивная девочка умерла в день смерти своего отца. Неужели Маркус не понимает?
      – Пойми же наконец, – несколько раздраженным тоном сказала она, – я теперь стала женой сакского воина. И уже не могу быть такой, как прежде!
      – В первую очередь ты римлянка! И что тебе до сакских законов и ритуалов? Они тебя не касаются! Своему саксу ты ничего не должна, кроме удара кинжалом.
      Но Мелания всем своим существом ощущала, что в последние дни между ней и Вулфредом возникло что-то новое, связывающее их друг с другом. Нечто большее, чем взаимная ненависть, в которой каждый из них поклялся себе, или жажда мести. Мелания все чаще замечала, что в глазах Вулфреда светилось одобрение и даже уважение к ней. Порой ей казалось, что он понимает ее чувства гордости и чести, которым она не могла изменить. Правда, здесь существовала определенная граница, которую уже сам Вулфред не мог переступить, не уронив собственной чести. Что уравнивало их шансы, в какой-то степени делая возможность по-человечески с пониманием относиться друг к другу. Но если Вулфред понимает ее, то почему же не может или не хочет понять Маркус? Напротив, он желает заставить ее идти против себя самой, чего никогда не делал Вулфред! Конечно, для нее ничего не значили клятвы, данные во время совершения сакского свадебного ритуала. Но Вулфред же им поверил! И теперь стал ее мужем!
      Маркус, сам того не зная, повторял слова, которые она так часто в душе говорила себе. И пусть языческий ритуал для нее ничего не значил, но ведь теперь рядом был не какой-то безвестный сакский воин, а Вулфред, которого просто так она не могла уже бросить!..
      – Тебе легко говорить, Маркус, – очень серьезно сказала Мелания. – Ты думаешь, я не пыталась? Сколько раз! Но вырваться из сакского загона оказалось невозможным!
      – Ты говоришь – загона? Да ведь сами они форменные скоты!
      Но Мелания знала, что Вулфреда к скотам причислить было нельзя, и внутренне ощетинилась, услышав подобные слова.
      – Дай мне день на подготовку. Я соберу продукты, одежду, обувь – все, что тебе нужно, и принесу сюда.
      – А как в отношении информации?
      – Повторяю, Маркус, постараюсь помочь тебе чем смогу.
      – Буду ждать тебя поздно вечером послезавтра в саду около дальнего забора. Но на следующее утро еще перед рассветом мне надо будет уйти. Оставаться здесь дольше опасно. Принеси побольше еды, так чтобы хватило на двоих.
      – Я принесу столько, что хватит на десятерых.
      – Подумай, чем ты еще могла бы мне помочь, Мелания. Мне ты очень нужна!
      – А ты – мне! Ну а теперь мне пора идти. Я и так слишком долго отсутствовала!
      Мелания скрылась за деревьями и, не без труда найдя знакомую тропинку, сбежала вниз к дому…

      Меланию разбудило пение птиц. Дождь прекратился. Вулфред уже куда-то ушел.
      Прошлой ночью она вернулась домой, промокнув до нитки, выдержав строгий взгляд Вулфреда и стараясь отогнать от себя мысли о Маркусе. Вулфред очень быстро освободил ее от мокрой одежды, уложил на кушетку и, раздевшись, лег рядом…
      Мелания предпочла бы, чтобы кушетка была чуть шире. Но не слишком. Ибо, прижавшись к горячему телу Вулфреда, можно было быстро согреться. Какое блаженство – лежать в объятиях сильного, большого, красивого сакса…
      Ночью она прекрасно спала, проснувшись наутро бодрой и полной сил. Вулфреда рядом не было.
      Мелания вздохнула, встала с кушетки и устало потянулась. Интересно, как Вулфреду удалось так быстро сделать ее тело столь чувствительным? Соски груди теперь твердели и становились похожими на кораллы только от прикосновения к ним одежды. Поэтому ей очень не хотелось одеваться. Ей было бы хорошо стоять здесь совсем обнаженной! Особенно если в комнате находился Вулфред… При одной мысли о нем Мелания начала дрожать всем телом. Впрочем, теперь она знала средство, чтобы избавиться от такого состояния, Но…
      Черт бы побрал Вулфреда! Куда он сбежал с самого утра?!
      День начинался неудачно. И Меланию невольно охватило раздражение.
      Она направилась в триклиний, но остановилась, едва перешагнув порог. Там почему-то было полно людей. Мелания забыла в жарких объятиях Вулфреда, что со вчерашнего дня саксов в ее доме стало гораздо больше!
      Стараясь держаться подальше от них, она прошла на кухню…
      Вулфреда там не было.
      Накинув на плечи шаль, Мелания принялась за завтрак. Когда она доедала последний кусок, в кухню с расширенными от ужаса глазами влетела Доркас.
      – Что случилась?
      – О Мелания! Они… они…
      – Кто?
      – Саксы, которые вчера прибыли…
      – Что они сделали с тобой?
      – Пока ничего. Но они угрожали! Один из них – рыжий, с седыми висками – схватил меня за… Ну, между ног… А двое других держали за руки и…
      – Что?
      – Грозили сделать со мной все, что захотят! – Доркас разрыдалась.
      – Не надо плакать.
      – Но что мне делать? – продолжала рыдать Доркас. – Что делать?
      – Просто держись от них подальше. А я тем временем постараюсь придумать, как столкнуть одного сакса с другим – Вулфреда с тем, рыжим, который схватил тебя между ног. На крайний случай у меня есть нож. Можно будет и его пустить в дело! Мы натравим на него Сенреда. Ведь он не сможет спокойно наблюдать, как к тебе пристает его собрат по оружию. Я научу его, как разделаться с негодяем!
      При имени Сенреда Доркас зарыдала еще громче:
      – Теперь я уже не знаю, как поведет себя Сенред!
      – Почему?
      – Мелания! Я…
      – Ты, конечно, призналась Сенреду?
      – Да, призналась. Но я думаю, ничего не изменится?
      – Ведь теперь ему предстоит стать отцом. И твоим мужем.
      – Он… – вновь зарыдала Доркас, – он мне этого не предлагал.
      – Предложит, – холодно улыбнулась Мелания. – Останься здесь, на кухне, и запри дверь. Если кто-нибудь станет к тебе ломиться, закричи как можно громче.
      Когда дверь кухни закрылась за Меланией, Доркас стала успокаиваться.
      А Мелания пошла искать Сенреда. Разговор с ним обещал быть не особенно приятным. Он сполна получит за свое скотское поведение. Или он думает, что может так безответственно отнестись к Доркас, которая его обожает? Неужели он не понимает, что должен как-то позаботиться о девушке? Если нет, то тогда зачем он спал с ней? Право, каждый сакс должен вести себя подобающе и не отдаваться бесконтрольно голосу похоти!
      Подойдя к триклинию, Мелания остановилась и стала глазами искать среди лежавших прямо на полу одурманенных вином саксов рыжеволосого с седыми висками и Сенреда. Но ни того, ни другого здесь не оказалось.
      Увидев Меланию, сакские воины вскочили на ноги и плотным кольцом окружили ее. В их глазах горела ненависть. Мелания посмотрела на них с такой же злобой. Она почти машинально опустила руку в карман и крепко сжала рукоятку кинжала, который предусмотрительно взяла с собой.
      – Что тебе надо здесь, римлянка? – прошипел ей в лицо высокий темноволосый сакс со светло-голубыми глазами.
      – Чего мне надо? – вскипела Мелания. – Ты смеешь спрашивать, чего мне надо в моем собственном доме?! В моем триклинии? Может быть, мне надо, чтобы все вы убрались отсюда! Вернулись в свои грязные свинарники, где обычно существуете среди вшей, блох и прочей мерзкой дряни.
      Забывшись, она проговорила свой монолог на латыни. Сакс, естественно, не понял ни одного слова. Но по разъяренному лицу Мелании догадался, что она оскорбляет их. И этого было достаточно.
      – А не хочешь и ты почувствовать мою руку между бедрами? – захрипел угрюмый белокурый сакс, подступая к ней вплотную.
      В ответ Мелания выхватила кинжал. По сверкнувшей в глазах римлянки ярости можно было не сомневаться в серьезности ее намерений.
      – Нет? – несколько озадаченно спросил белокурый сакс, отступив на шаг. – Тогда, может быть, твоя грудь хочет проверить, насколько остер мой клинок? Не бойся, я не причиню тебе особой боли, а просто осторожно зарежу, чтобы насладиться зрелищем брызжущей крови.
      Мелания слегка попятилась к двери. Нет, она никогда не была трусихой. Но саксы окружили ее со всех сторон, и силы были вопиюще неравными. Что она могла бы сделать, имея в руке один нож?
      – Ты так говоришь о жене Вулфреда и угрожаешь заколоть ее своим клинком? – раздался голос из-за спины Мелании.
      Она оглянулась и увидела Синрика с кинжалом в руках. Никогда еще он не казался ей таким красивым.
      – Мне кажется, что ты жаждешь смерти! – продолжал Синрик.
      – Да ты просто дурак, – поддержал его Катред.
      – Я никакой не дурак, если убиваю римлянина, как только увижу, – вскричал белокурый сакс.
      – Тебе сказали, что она жена Вулфреда и находится под его защитой, – сказал Синрик. – Так что сначала подумай, а уже потом говори об убийстве. Мы же преданы Вулфреду. А он предан ей!
      – Во имя наших богов, Синрик, опомнись! – раздался голос еще одного сакса. – Ведь ты выступаешь в защиту римлянки против своих единоверцев!
      – Она жена Вулфреда, – возразил Болдуфф. – И здесь не о чем говорить.
      Сеолмунд вышел из толпы и встал перед Меланией, загораживая ее собой от саксов Хенсы. Другие воины Вулфреда выхватили мечи, давая понять противникам, что намерены до конца защищать супругу своего командира. А Мелания стояла неподвижно, пытаясь сдержать слезы благодарности своим защитникам.
      Однако заявление Болдуффа возымело действие. Хенса протолкался сквозь толпу, что-то тихо сказал своим воинам, после чего обстановка несколько разрядилась. Окружавшие Меланию саксы Хенсы отошли внутрь триклиния, что дало ей возможность увидеть наконец Сенреда, хотевшего убежать куда-то вместе с белокурым и рыжим… Знаком Мелания подозвала его:
      – Если ты думаешь улизнуть от меня вместе со своими братьям и волками, то ошибаешься.
      Сенред удивленно посмотрел на нее:
      – Ты позвала меня, чтобы поблагодарить за защиту?
      – Дурак! – ответила она со злостью.
      Помощь, которую оказали ей несколько минут назад Сенред и его товарищи, действительно была достойна благодарности. Но ей ли благодарить сакса?! Они защищали ее только потому, что она была женой Вулфреда, так что пусть он их и благодарит!
      Сенред улыбнулся ей и уже собирался идти, но Мелания задержала его:
      – Скажи, Сенред, а ты поблагодарил Доркас за то удовольствие, которое она тебе доставляла? Или ты предоставил это сделать тем двум мерзавцам, к которым набиваешься в «братья по оружию»?
      Сенред остолбенел и переспросил дрожащим голосом:
      – Что ты хочешь сказать?
      – Я хочу сказать, что те двое, с которыми ты только что хотел бежать, грозили изнасиловать Доркас. Грозили женщине, которая носит твоего ребенка! Понимаешь? Хотя о чем я спрашиваю?! Поскольку ты фактически первым изнасиловал Доркас, то вряд ли будешь возражать, если и твои так называемые друзья тоже насладятся ее телом! И все же она носит твоего ребенка! Вряд ли ты слишком озабочен таким обстоятельством, но ты обязан на ней жениться. – Она приставила кинжал, который держала в руках, к горлу Сенреда и добавила: – А я даже дам тебе матримониальный кинжал!
      На лице Сенреда появилось выражение крайнего удивления пополам с яростью.
      – Но почему же? Почему на Доркас?
      – А почему бы и нет? Разве ты не жил с ней, как с женой? Или же ты не такой, как все саксы? Пойми, Сенред, у Доркас нет мужа, который мог бы ее защитить. И неужели ты воображаешь, что никто другой не тронет ее, после того как ты оказался первым?
      – Где она? – спросил он.
      – На кухне. Ждет, когда ты сделаешь ей предложение.
      Мелания проследила, пока Сенред не скрылся за кухонной дверью, после чего повернулась к Синрику:
      – Скажи, Синрик, ты не знаешь, где Вулфред?
      Синрик медлил с ответом. Он подумал, что Вулфред, возможно, просто попытался сбежать от своей молодой супруги, а потому выдавать его было бы небезопасно. К тому же Синрик испытывал нешуточное беспокойство, видя кинжал в руках Мелании. Что, если…
      Но Мелания поняла, о чем он думает. И тут же развеяла все сомнения:
      – Если тебя беспокоит кинжал в моих руках, то я оставлю его у тебя.
      Синрик облегченно вздохнул. На лице его появилась улыбка.
      – Вулфред поднялся вон на ту высокую скалу, чтобы осмотреть местность.
      Узнав, где Вулфред, Мелания поспешила к нему на скалу. За ней, как верный оруженосец, последовал Сеолмунд.
      Вулфред действительно восседал на широком выступе скалы, как король на троне. Увидев Меланию с провожатым, он никак не приветствовал ее – ни словом, ни даже жестом, что показалось Мелании в высшей степени обидным. Как будто всю ночь он не держал ее в объятиях и не одаривал страстными поцелуями, от которых губы Мелании до сих пор продолжали гореть! И в конце концов, не сам ли он захотел сделать ее своей женой?
      Или он просто решил сбежать от нее?
      – Если бы ты взял на себя труд чуть задержаться в стенах дома, то убедился бы, как твои скоты, которых ты называешь союзниками, ведут себя. Сегодня утром они снова домогались Доркас, осыпая ее самыми грязными оскорблениями, – нарушила молчание Мелания. Не дождавшись ответа, если не считать брошенного в ее сторону взгляда, Мелания раздраженно добавила: – Когда же я попыталась их урезонить, они чуть было не набросились на меня!
      Ответом снова было упорное молчание Вулфреда, лишь вскользь посмотревшего на Сеолмунда.
      – Я уже очень серьезно предупредила Сенреда, что он должен жениться на Доркас, которая от него забеременела. И прошу тебя заставить его заключить с ней брак!
      Вулфред поднял голову и несколько мгновений довольно внимательно смотрел в лицо Мелании. Затем снова перевел взгляд на расстилавшуюся внизу долину.
      – Ты слышишь, что я говорю? – взорвалась Мелания, окончательно потеряв терпение.
      – Конечно, слышу. Разве кто-нибудь может не слушать Меланию, когда она начинает говорить? Но мне кажется, что ты не стала бы карабкаться на такой крутой холм только для разговора со мной о Сенреде и Доркас.
      – Не говори ерунды. Я действительно влезла сюда, чтобы поговорить о них.
      – А я уверен, что ты просто искала меня. Потому что хотела быть со мной. – Он снова отвернулся и демонстративно вздохнул: – Я считал тебя более откровенной!
      – Ты считал меня более откровенной? Ха! Не от тебя ли я постоянно слышала обвинения в неискренности и хитрости?
      – Сейчас по крайней мере, несмотря на все гневные речи, в глазах у тебя горит самое откровенное плотское желание.
      – Ну, знаешь, ты ведешь себя уже совсем невежливо!
      На лице Вулфреда появилась слабая улыбка. Он протянул руку и, взяв ладонь Мелании, приложил ее к своим губам.
      – А разве я когда-нибудь был вежливым?
      Мелания не могла не согласиться, что Вулфред никогда не страдал избытком вежливости.
      – Вулфред! – раздался голос Сеолмунда.
      Мелания резко обернулась и увидела, что Сеолмунд показывает Вулфреду в сторону леса. Она тут же отняла ладонь от губ Вулфреда, ощущение от его горячего поцелуя прошло не сразу.
      Вулфред неожиданно поднялся. Из леса вышли трое саксов. У одного из них были темные волосы, а на руке блестел серебряный браслет.
      – Привет, Вулфред! – сказал он. – Привет и тебе, Сеолмунд!
      – А разве моя жена не заслуживает того, чтобы ты с ней поздоровался, Зигред? – холодно ответил Вулфред.
      Зигред улыбнулся и, повернувшись к Мелании, резко выбросил вперед правую руку, изображая традиционное приветствие римских патрициев:
      – Хайль, римлянка!
      – Ты преувеличиваешь роль ее происхождения, Зигред. Теперь она моя жена. А значит, тоже принадлежит к сакскому племени.
      При других обстоятельствах Мелания стала бы протестовать. Но теперь, до боли прикусив язык, она с трудом пробормотала:
      – Если ты так считаешь, то…
      – Я действительно так считаю, – оборвал ее Вулфред.
      – Что ты делаешь здесь, наверху? – спросил его Зигред. – Все воины собрались во дворе, перезнакомились и подружились. А ты почему-то предпочитаешь одиночество!
      – Одиночество?! Или ты ослеп? Где ты видишь одиночество? – И Вулфред кивнул в сторону Мелании и Сеолмунда.
      – Но они только что пришли сюда, – возразил другой подошедший сакс.
      – Да, – очень холодно ответил ему Вулфред. – И ты мог узнать об этом, только если полчаса назад был в триклинии. Кстати, моя жена тоже там была! Скажи, Сеолмунд, Уалфрек действительно там присутствовал?
      – Да, – кивнул Сеолмунд.
      – Я надеюсь, что ты, Уалфрек, не оказался среди тех, кто был груб с моей женой? Которая, кстати, всегда отличалась изяществом манер. За что я ее очень уважаю!
      – Вулфред, мы пришли сюда не ради разговоров о твоей жене, а чтобы попросить тебя вернуться с нами вниз. Пребывание в одиночестве, как тебе известно, у нас не в большом почете! – вмешался Зигред. Он с подозрением посмотрел на Меланию и добавил: – Саксы не сторонятся общества своих единоверцев!
      – Даже если они только что увидели друг друга? – саркастически улыбнулся Вулфред. – Ты же знаешь, что говоришь неправду! Вот моя жена. И я предпочитаю ее общество тому, которое собралось внизу. Понятно?
      – Но она тоже была там, и…
      – Она была там, потому что утешала бедную женщину, которую оскорбили грязным действием и бранными словами те саксы, которые пришли сюда вместе с тобой. Место, где вы теперь располагаетесь, я завоевал в бою. И всех людей, живших здесь раньше, тоже подчинил себе. Делиться всем приобретенным мною с вами я не намерен. Понял?
      Зигред утвердительно кинул.
      – Хорошо, что ты понял. А раз так, то возвращайся со своими двумя приятелями вниз, в мой дом. И скажи там всем остальным, чтобы спокойно пользовались моим гостеприимством.
      Уалфрек, Зигред и пришедший с ними сакс молча повернулись и стали спускаться по склону холма к дому. Когда они исчезли из вида, Мелания с иронией посмотрела на Вулфреда:
      – Неужели у саксов именно так понимают дружбу? Тогда весь ваш мир населен одними врагами!
      Сеолмунд, желая оставить супругов наедине, юркнул в кусты. Вулфред же с удивлением посмотрел на Меланию. Такой он еще не видел свою жену. Обычно в ее глазах горели негодование, порой – страсть или, наоборот, отвращение. Сейчас же в них было нечто совсем другое. Но что? Сожаление? Нежность? Или…
      – Если они кого-то в чем-то подозревают, то только не меня! Но ты права: мои отношения с ними действительно натянуты почти до предела. Надеюсь, со временем все образуется.
      – Твои неприятности возникли из-за меня? – спросила Мелания, глядя ему в глаза.
      Вулфред подошел к ней и обнял:
      – Ты римлянка, а живешь среди саксов. Они тебе никогда этого не простят. И мне тоже…
      Итак, у него неприятности из-за нее. Только потому, что она римлянка! А они ненавидят римлян. Всех, без исключения! Но ведь куда больше, чем они, Рим должен ненавидеть Вулфред. У него, есть основания для ненависти… Он же встал на ее защиту против своих же единоверцев. В ущерб себе…
      Страшная тоска сжала ее сердце. Мелания впервые в жизни видела, как из-за нее страдает другой человек. Но что она могла сделать? Только перестать быть римлянкой, что невозможно. И как странно: сейчас, оказавшись среди саксов, Мелания ощущала себя римлянкой больше, чем когда-либо раньше. Но впервые в жизни римское происхождение не вызывало у нее чувства гордости…
      – Извини меня, – прошептала Мелания, прижимаясь лицом к груди Вулфреда. Сама того не сознавая, она просила у него прощения за то, что родилась римлянкой.
      Мелания приподнялась на цыпочки и поцеловала его в горло. Вулфред усмехнулся:
      – Примеряешь, куда будет лучше вонзить свой кинжал?
      Мелания улыбнулась и тихо сказала:
      – Очень высоко. Я не дотянусь. Надо будет придумать еще что-нибудь.
      Она обвила руками его талию и снова уткнулась носом в грудь. Ей был приятен его запах…
      Вулфред поднял Меланию за локти и поцеловал. Она почувствовала тепло его широких ладоней и мягких губ. Ей стало уютно и очень спокойно. Мелания подумала: как получилось, что теперь она не может и минуты прожить без этого человека? Ведь всю короткую жизнь Мелании постоянно внушали, что она должна ненавидеть саксов. А Вулфред как раз и был саксом! Но ей все время хотелось видеть его, слышать его голос, быть рядом и говорить с ним. Мелания должна была признаться себе, что теперь смотрела на него другими глазами. Для нее он больше не был саксом, а просто – Вулфредом…
      Но как теперь ей относиться к Маркусу? Она забывала его только в страстных объятиях Вулфреда. Все остальное время образ Маркуса неотступно преследовал ее…
      Она вдруг подумала, что стоит и обнимает Вулфреда на голом склоне холма и прячущийся совсем рядом Маркус, которому Мелания обещала к вечеру принести еду с одеждой, может легко их увидеть. Она прервала поцелуй и, слегка оттолкнув Вулфреда, сказала:
      – Я должна идти!
      – Никуда ты не должна идти, – улыбнулся Вулфред.
      Мелания посмотрела на него. Почему он так притягивает ее к себе? Зачем у него такая аппетитная и полная нижняя губа? Право, лучше бы он оставался грязным и грубым, как в те первые дни!
      – Я должна идти! – повторила Мелания. – Мне надо еще переделать кучу дел! Да и у тебя, уверена, тоже таковые есть!
      – Пожалуйста, делай их, но я пойду с тобой.
      – Ты не должен со мной идти!
      Действительно, как она сможет принести Маркусу обещанное, если по пятам шествует Вулфред?!
      – И все же я пойду! – настаивал он.
      Мелания повернулась и бросилась вниз по тропинке, надеясь убежать от Вулфреда. Но тот ни на шаг не отставал от нее.
      Мелания была в панике. Почему Вулфред так настойчив? Или он о чем-то догадался?
      Они вместе вошли во двор. И тут Мелания увидела Сенреда и Сеолмунда.
      – Вулфред, – схватила она за руку мужа, – почему бы тебе вместе с Сеолмундом не пойти в баню? А я тем временем поговорю наедине с Сенредом. Ты знаешь – о чем!
      Вулфред очень внимательно посмотрел на Меланию, видимо, желая догадаться о подлинной причине подобного предложения. По глазам Мелании он был готов поверить, что она говорит без всякой задней мысли. Наверное, она и впрямь хочет поговорить с Сенредом.
      – Ты будешь в кухне? – спросил он.
      – Я как раз туда и иду.
      И Вулфред действительно увидел в дверях кухни спину Сенреда.
      – Хорошо. Тогда я и Сеолмунд идем в баню. Если потребуется, то вызови меня оттуда.
      Мелания пошла на кухню, с трудом преодолевая желание еще раз оглянуться на Вулфреда. Сенред и Доркас сидели у стола. Доркас демонстративно не смотрела на своего соблазнителя. Мелания в продолжение нескольких секунд смотрела то на нее, то на Сенреда. Было похоже, что последний ежится от страха. И она поняла, что Доркас значительно лучше знает мужчин, нежели она. Доркас и Сенред, по-видимому, уже долго разговаривали, но до главного так и не дошли.
      – Если бы я знал, что ты сейчас придешь, то непременно тебя встретил бы, – проговорил Сенред, обратившись к вошедшей Мелании.
      – Зачем? Ведь со двора до кухни – несколько шагов! – ответила Меланйя.
      – Видишь ли, пришедшие люди изголодались по женщинам. А ты – темноволосая и такая красивая. У тебя такая белая кожа и сияющие светлые глаза. Ты каждого сводишь с ума, – объяснил Сенред.
      – Наверное, как раз такое случилось и с тобой? – спросила Доркас, ставя на плиту чайник.
      – Со мной? Что ж, возможно… Ты ведь тоже очень красивая… – сказал Сенред.
      – Потому что единственная женщина, живущая среди вас! – проговорила Доркас.
      – Нет! Потому что…
      – Потому что слишком много блуждал где-то далеко и не видел никого другого, – прервала его Доркас.
      – Доркас! Разве я когда-либо говорил что-нибудь подобное?! Просто у меня к тебе совершенно особое отношение. И я решительно не хочу, чтобы с тобой случилось что-нибудь неприятное, – возмутился Сенред.
      – Например, изнасилование? – спросила Доркас.
      – Уверен, изнасилования не потребуется! – произнес Сенред.
      – Неужели? Или ты считаешь, что я так же добровольно отдамся любому, как отдалась тебе? Впрочем, теперь, возможно, так и будет! – Доркас легонько пошлепала ладонью по своему животу:
      На мгновение Мелании показалось, что Сенред ударит Доркас. Она схватила его за руку:
      – Тебе, верно, сейчас лучше уйти! И не возвращайся, пока не подыщешь нужные слова для разговора.
      – Да, Сенред! – добавила Доркас. – Возвращайся поскорее к своим дружкам. А обо мне тебе нечего беспокоиться. Я не останусь одинокой.
      Сенред еще раз умоляюще посмотрел на Доркас, повернулся и вышел из кухни.
      Меланйя сосредоточенно смотрела на Доркас. Ее служанка и впрямь была рассудительной и умной. Ведь она оказалась права, когда говорила, что Вулфред увлечен Меланией! Видимо, она хорошо понимала суть мужского характера.
      – Ты хочешь выйти за него замуж? – спросила Мелания.
      – Да, – спокойно и довольно холодно ответила Доркас. – Но только если он сам захочет попросить меня стать его женой. Я не желаю, чтобы он считал, что я вынудила его жениться на себе, иначе его внутреннее сопротивление будет сопровождать нас всю жизнь.
      – Думаю, ты права. Сенред – мужчина гордый! И о женитьбе пока даже не думал.
      – Так распорядился Вулфред? – саркастически рассмеялась Доркас. – Ну, нет уж! Его заслуги здесь не будет. У меня тоже есть гордость! К тому же я ношу ребенка Сенреда!
      – Мне кажется, что именно ребенок привлечет к тебе Сенреда. Но я не знаю психологии саксов и их отношения к детям.
      Мелания машинально положила ладонь на свой живот, подумав, что и она сама тоже могла уже забеременеть.
      – Вполне возможно, что у них другое отношение, – задумчиво ответила Доркас. – Но вряд ли очень уж отличное от нашего. Во всяком случае, я буду молиться, чтобы так оно и было.
      – Я тоже буду молиться. Но имей в виду, Доркас, твоему младенцу нужен отец.
      Доркас улыбнулась и кивком головы показала на дверь. Мелания повернулась и увидела стоявшего там спиной к ним Сенреда. Он, конечно, слышал весь разговор. По лукавому выражению глаз Доркас нетрудно было догадаться, что именно она подстроила эту сцену.

      Несмотря на то что подбор одежды и продуктов для Маркуса занял у Мелании большую половину дня, она сумела собрать довольно большой баул, который ей предстояло перетащить к дальнему забору, куда должен был рано утром прийти Маркус.
      Маркус уговаривал Меланию бежать вместе с ним. Он любил ее. И хотел, чтобы она осталась жива. Значит, Мелании надо было непременно покинуть свой дом и поселиться где-нибудь подальше от саксов. Мелания не стала с ним спорить, хотя понимала, что безопаснее держаться вдали от сакских варваров.
      Но бежать вдвоем с Маркусом оказалось бы, наверное, еще опаснее. Здесь по крайней мере она находилась под надежной защитой Вулфреда. А он постоянно напоминал ей о священной верности клятве, данной Меланией во время обручения. Маркус олицетворял собой старый мир, в котором она совсем недавно жила. Вулфред же – новый мир, который принес с собой. В какой-то степени Мелания начинала понимать мир Вулфреда. Он основывался на ее гордости, давившей на нее и смущавшей.
      На что полагался Маркус?
      Только на ее чувства…
      …Мелания вернулась в свою комнату, когда день клонился к вечеру. Шум, доносившийся из триклиния, постепенно стихал, и можно было в тишине собраться с мыслями.
      Вулфред ждал ее. Она же не хотела видеть его сейчас, поскольку была уверена, что вся гамма переживаний отражается на ее лице.
      – Почему ты здесь, а не со своими сакскими единомышленниками? – спросила Мелания, внимательно посмотрев в лицо Вулфреда.
      – Потому что теперь у меня есть жена.
      – А ты не боишься, что она перережет тебе горло?
      – Разве рядом с тобой я не могу чувствовать себя в безопасности?
      – Ты считаешь, что я уже перестала быть римлянкой?
      – В первую очередь ты моя жена!
      – Но ведь ты женился на мне только для того, чтобы иметь возможность еще больше мучить меня. Разве не так?
      – Я действительно так думал. Но…
      – Что?
      – Тем не менее я верю, что женился на всю жизнь.
      Мелания поняла, что Вулфред чувствует себя неудобно.
      – Скажи, а какие еще причины, кроме слепой ненависти, заставили тебя на мне жениться?
      – Мелания, сакские женщины берегут свою честь. И в этом им помогают любовь мужей и уважение общества. Дочери саксов получают права на наследство. И у нас нет разводов.
      Нет разводов… У римлян же они очень даже распространены! Причем часто причины для разводов бывают, далеко не серьезными. А порой их и вовсе не существует.
      – Но ведь отсутствие разводов – варварство! – покачала головой Мелания. – Ведь брак скрепляется контрактом. А любой контракт может быть расторгнут. Согласись, что в жизни может всякое произойти…
      – Ничего не произойдет…
      Тем не менее произойти могло. Недаром даже Христос допускал возможность разводов на почве супружеской неверности.
      – А если один из супругов уличен в неверности, что тогда? Как выходят саксы из столь щекотливого положения, если разводы запрещены? – спросила Мелания.
      – Никак, – фактически уклонился от прямого ответа Вулфред.
      – В тебе говорит варвар! – убежденно сказала она.
      Вулфред подошел к ней, улыбнулся. Он прижался к Мелании своей могучей грудью.
      – В некоторых случаях ты можешь считать меня варваром! – усмехнулся он.
      – Ты мог бы мне этого и не говорить, сакский дурень.
      – Возможно.
      Он прижался своей колючей щекой к ее.
      – Почему ты не спросишь, в каких случаях можешь считать меня варваром?
      – Меня это не интересует.
      – И все же я скажу тебе. Ты можешь называть меня варваром каждую ночь. Ты встретишь своего варвара, лежа на спине. А он будет грубым, требовательным и почти безумным, как и все варвары.
      Вулфред нагнулся и поцеловал сквозь тонкую ткань рубашки соски Мелании. И все ее тело вспыхнуло огнем. Она запустила пальцы в густые волосы Вулфреда.
      – А что делает сакская женщина, когда в ее спальню входит варвар? – с игривой улыбкой спросила Мелания.
      – Она целиком подчиняется его желаниям.
      – Разница между сакской женщиной и римлянкой в том и состоит, что первая подчиняется, а вторая жаждет получить наслаждение!
      Мелания притянула к себе голову Вулфреда и прильнула к его губам…
      Она проснулась незадолго до рассвета и долго смотрела на лежавшего рядом в полутьме Вулфреда.
      Он продолжал оставаться для нее загадкой. Он был нежным с ней. И одновременно оставался воином. Он женился на ней и искренне верил, что на всю жизнь.
      Но верит ли она? На этот вопрос Мелания не могла ответить. Ее мысли и чувства вконец перепутались…
      Только теперь она вспомнила, что ее ждет Маркус. Она должна бежать к нему!
      Оставив Вулфреда, Мелания побежала в конюшню и оседлала Оптио. Она решила отдать его Маркусу. Привязав к седлу баул с едой и одеждой, Мелания осторожно вывела лошадь из конюшни и подвела к условленному месту у дальнего забора. Маркус уже был там.
      – Так ты едешь со мной? – спросил он. Мелания отрицательно покачала головой.
      – Я так и думал! – тихо проговорил Маркус и грустно улыбнулся. – Мое сердце все время твердило «нет», но я не верил. Боже, Мелания, как я могу тебя оставить?.. – Маркус помолчал несколько мгновений и спросил: – Скажи, что тебя здесь удерживает?
      – Меня удерживает не дом и не жажда мести. Удерживает… сакс, которому я… принадлежу. Почему принадлежу, я не могу тебе объяснить.
      – Что ж, тогда объясню я.
      – И ты не сможешь объяснить. Потому что ничего не знаешь и можешь только всех обвинять!
      – Мелания, – прошептал Маркус, хватая ее за плечи, – ты вся горишь! Или действительно помешалась на грубом саксе?
      – Действительно.
      – Как его имя?
      – Вулфред.
      – Вулфред… Постараюсь запомнить.
      – Ты-то как? Поедешь все-таки на запад?
      – Да. Ты слышала об Арториусе? Том самом, что собирает единомышленников для борьбы с саксами? Я направляюсь к нему!
      – И будешь бороться вместе с ним?
      – Да, против саксов. Но я запомнил того, кого зовут Вулфред. Его я не трону. Ведь ты его любишь!
      – Я не люблю его! – запротестовала, густо покраснев, Мелания.
      – Не любишь… Поэтому остаешься с ним, меняешь свой мир на его… Эх, Мелания!
      – Ты ничего не понял! – пробормотала Мелания, чувствуя, что ее охватывает раздражение.
      – Возможно, что не понял! В последнее время я многое перестал понимать.
      – Я – тоже!
      – Что бы ты могла сказать мне о планах Хенсы?
      – Ничего. Я не знаю его планов. – Мелания сказала чистую правду.
      – А в отношении его людей? Насколько многочислен его отряд?
      – Он командует Вулфредом и его людьми, Маркус.
      – Он командует не только ими, но и другими отрядами, причем очень многочисленными. И все они наши смертельные враги!
      Оба отлично понимали всю глубину их конфронтации между собой. А потому смотрели друг на друга с ледяной холодностью.
      – Ну а как велик отряд Вулфреда? И кто он сам?
      – Вулфред – мой муж.
      – В первую очередь он сакс!
      – Он мой муж, Маркус! И я никогда его не предам!
      – Но он предал тебя, Мелания! Он клялся защитить римлян от варварских племен и не защитил их!
      – Он выполнял свой воинский долг. Ты забыл, что он воюет против римлян. Но я должна тебе сказать вот что.
      – Что именно?
      – Вулфред никогда бы не попросил меня предать тебя. Понял?
      Они впервые в жизни стояли на расстоянии друг от друга. Между ними выросло какое-то невидимое препятствие. Мелания не отметила в глазах Маркуса осуждения. В них блестели только слезы…
      – Ты будешь здесь в безопасности? – спросил он дрожащим голосом.
      А Мелания подумала о Вулфреде, всегда защищавшем ее от подчиненных ему саксов.
      – Не беспокойся обо мне, – убежденно сказала она. – Со мной не случится ничего дурного. А ты должен поехать на запад, где нет саксов и царит мир.
      – Я не думаю, что где-нибудь на земле еще сохранился мир, Мелания! Война сейчас везде.
      – Но не для тебя! Ты сможешь найти свое место и обрести мир. Но только не здесь!
      Сквозь утренний туман стали пробиваться первые лучи восходящего солнца. Запели птицы. Наступило утро, обещавшее хороший день. В такую погоду нет ничего приятнее, чем проехаться верхом. Но Маркусу предстояла слишком долгая дорога.
      – Я никогда не забуду тебя, Маркус, – проговорила Мелания сквозь слезы.
      Маркус привязал к крупу лошади принесенный Меланией баул, взял ее под уздцы, вскочил в седло и поскакал на запад.
      Он уезжал от нее. Уезжал от своей привычной жизни, которую должен был прожить здесь. Уезжал в чужой, неизвестный ему мир. Маркус ни разу не оглянулся.
      Мелания в последний раз посмотрела ему вслед и тяжелым, старческим шагом направилась к дому…

      Она шла очень медленно, понимая, что каждый следующий шаг отдаляет их друг от друга. Зная, что больше уже никогда не увидит Маркуса, она прощалась со всем, что было в прошлом. И со всеми. В первую очередь – с Маркусом…
      Сердце Мелании билось с трудом.
      Из глаз катились непрошеные слезы.
      Но голос разума твердил, что она поступила правильно… Сделала единственно верный выбор…
      Вот и ее дом. Теперь он был полон незнакомых, чужих людей, кроме Вулфреда. Мелания верила ему так, как верят в то, что лодка непременно должна плыть, а дерево – гореть…
      Вулфред ожидал ее во дворе. Лицо его было угрюмым.
      – Вот и ты, наконец вернулась! – проворчал он.
      – Разве могло быть иначе? – пожала плечами Мелания.
      Вулфред молча взял Меланию под руку и провел в библиотеку. Пытливо посмотрев на нее, он открыл боковую дверь. Там располагалась молельная. Уже много лет Мелания совершала здесь утреннюю и вечернюю молитвы. Она молилась одна, поскольку считала, что коллективные обращения к Богу могут утомить Всевышнего, который неустанно трудится для всеобщего счастья.
      Зачем Вулфред привел ее сюда? Уж не возникло ли у него желание помолиться вместе с ней? Господи, как такая мысль могла прийти ей в голову?!. Ведь Вулфред язычник!
      Дверь снова открылась, и в комнату вошли Доркас, Сеолмунд и Терас.
      Вулфред окинул взглядом молельную комнату и спросил у Тереса:
      – Что требуется?
      – Вы оба в присутствии свидетелей должны подтвердить взаимное согласие стать мужем и женой и дать клятву супружеской верности.
      – Но что здесь происходит? – удивленно выгнула бровь Мелания.
      – Я попросил Тераса рассказать мне о свадебном ритуале, принятом у римлян. Он сказал, что римляне – последователи учения Христа. И я решил вместе с тобой совершить христианский обряд бракосочетания. Надеюсь, тебе будет приятно?
      Мелания все поняла. Вулфред, видимо, считал, что клятва перед лицом Всевышнего навсегда свяжет Меланию с ним. Ибо от такой клятвы она никогда не сможет отречься!
      Мелания растерянно посмотрела на Тераса. Но лицо его было бледным и не выражало ничего. Да… теперь она сама должна принять решение, которое определит всю ее дальнейшую жизнь.
      Она вновь посмотрела на Вулфреда. Он молчал, не делая попыток ни уговорить Меланию, ни запугать ее. И видимо, понимал, что сейчас она сама должна принять решение.
      Да, он теперь многое понимал.
      И многое принимал. В его глазах Мелания выглядела даже большей римлянкой, нежели была на самом деле.
      Вулфред продолжал стоять посередине комнаты, большой и сильный. Он понимал, что может ко всему принудить Меланию, но не хотел. А она теперь ощущала такую свободу в общении с ним, какой не чувствовала даже с Маркусом. Последний не раз пытался принудить ее делать то или иное. Иногда прибегал к ласковому манипулированию ею. Порой даже терял терпение в споре с ней. Но Вулфред, неотесанный варвар, каковым она его считала, ни разу не позволил себе ничего подобного! С ним Мелания чувствовала себя свободно, Какой еще жизни она могла бы себе пожелать?
      Мелания посмотрела на Вулфреда и взяла его большую золотистую ладонь в свою:
      – Я согласна навсегда связать с тобой свою жизнь и стать твоей женой. Клянусь служить тебе до самой своей смерти. Или пока ты сам меня не покинешь.
      Вулфред очень серьезно взглянул на Меланию, крепко сжал ее руку и торжественно заявил:
      – Римлянин может оставить жену, если устанет от нее. Сакс же сохраняет ей верность до конца своих дней. Я никогда не оставлю тебя, Мелания! И буду всегда тебе преданным, верным защитником.
      Вулфред оглянулся на Сенреда, как бы спрашивая, что еще он должен сейчас сказать.
      – Сначала я должен задать вопрос невесте, – ответил Сенред.
      – Задай.
      – Мелания, согласна ли ты стать женой Вулфреда? Будешь ли уважать его?
      Мелания чуть покраснела, но твердо ответила:
      – Да, я согласна стать женой Вулфреда. И буду всегда уважать его.
      Сенред перевел взгляд на Вулфреда:
      – Вулфред, согласен ли ты сделать Меланию своей женой? И будешь ли всегда любить ее?
      Вулфред посмотрел на Меланию, как бы изучая ее. Он подумал, что они между собой никогда не говорили о любви. Наоборот, в их отношениях господствовали взаимная ненависть и жажда мести. То, что он говорил Мелании, шло от сердца. Но можно ли назвать подобные отношения любовью? Он некоторое время молчал, не зная, что ответить Сенреду. А Мелания со страхом ждала его ответа. Он посмотрел ей в глаза. И его лицо озарила такая добрая, восторженная улыбка, что в ответе нельзя было сомневаться. И Вулфред ответил. Его слова, как и всегда, шли из глубины сердца:
      – Да, я люблю ее и буду любить всегда!
      – Тогда перед лицом Всевышнего объявляю вас мужем и женой. Да благословит Бог ваш союз и простит меня за то, что исполнил обряд, не имея сана.
      Мелания широко раскрытыми глазами смотрела на своего мужа. Итак, он поклялся ей в вечной любви! Неужели все происходит наяву и навсегда исчезли их взаимная ненависть и стремление к отмщению?
      А Вулфред продолжал счастливо улыбаться. И теперь уже она крепко сжала его руку.
      – Да, улыбайся, мой дорогой сакс. Ибо сегодня ты связал свою жизнь с моей! – сказала Мелания.
      – Я соединил свою жизнь с твоей немного раньше. Когда мы совершали сакский свадебный ритуал. А сегодня ты добровольно дала мне свою клятву по христианскому обычаю! – произнес Вулфред.
      Они долго смотрели друг на друга. Потом Вулфред, стоявший чуть позади Мелании, крепко схватил ее за плечи и, прильнув к уху, прошептал:
      – А теперь скажи, кто сегодня на рассвете обнимал тебя у дальнего забора?..

      Вулфред заметил смущение в глазах Мелании. Значит, она поняла, что христианской свадебной церемонией он хотел сделать ей приятное. Он в очередной раз перехитрил ее, заставив произнести клятву на латыни и совершить свадебный обряд уже по-христиански, как подсказал ему Хенса.
      «Надменная, до смешного глупая женщина, – нашептывал он Вулфреду, – Но при том очень хитрая! Неужели ты забыл, что она римлянка? Римлянка!»
      Да, Вулфред действительно забыл. И Хенса ему напомнил, посоветовав не ограничиться браком по-сакски, а совершить еще и христианский обряд.
      – Ты вновь перехитрил и обманул меня, сакс! – в бешенстве воскликнула Мелания, когда они остались одни. – Разве ты поступил честно?!
      – И ты говоришь о честности, после того как хотела меня зарезать в постели? – с гневом в голосе выпалил Вулфред, оттолкнув от себя жену. – Чтобы я больше никогда не слышал от тебя упоминаний о хитростях и обманах! Разве что если захочешь обучить меня столь низкому искусству!
      Да, он не сомневался, что Мелания обманула его. Когда она обнимала его в постели, то он воображал, что все ласки принадлежали только ему! Боже, какая наивность! Не далее как сегодня утром, накануне их христианского свадебного обряда, он видел ее в объятиях римского воина! В то время как он, Вулфред, начал почти обожать ее за несгибаемую гордость и честность!
      И что же оказалось? А то, что у нее нет ни гордости, ни чести. Она всего лишь обычная римлянка. Разве что похитрее многих других! О какой чести и гордости женщины можно говорить, если она имеет любовника при живом муже?! Где гордость, если женщина продает свое тело врагу-саксу, чтобы прикрыть связь с любовником – трусливым римлянином, прячущимся в кустах неподалеку от ее дома?
      Вулфред смотрел в глаза Мелании и уже не любовался прекрасными роскошными волосами, гладкой кожей. Все, что восхищало его еще вчера… теперь раздражало. Ибо…
      …Рано утром она проснулась и, перелезая через еще спящего Вулфреда, сказала, что идет по малой нужде… Вулфред стал ждать ее возвращения. Ждал долго. Мелании все не было. В душе его зашевелилось неясное подозрение. Он встал, оделся и вышел на улицу. Около двери стояли и о чем-то разговаривали Катред и Сенред. Вулфред приказал срочно найти Меланию. Заметив, что оба стали подниматься на холм, он пошел в другом направлении.
      Неизвестно почему его сердце с каждым шагом билось все сильнее. Какое-то предчувствие закралось в душу…
      Он увидел Меланию… Она стояла у дальнего забора с молодым человеком в одежде римского легионера. Он гладил ее волосы, а она обнимала его за талию и прижимала к себе. Они прощались. Мелания вручила римлянину поводья стоявшего здесь же Оптио. Он вскочил в седло и выехал в заранее открытые ворота. Она помахала ему рукой.
      Стараясь остаться незамеченным, Вулфред крадучись пробрался обратно в дом.
      Итак, он оказался в дураках. Сомневаться в том, что у его только что обретенной жены есть любовник, было невозможно. И ее любовник – римский воин! Боже, каким же надо быть глупцом, чтобы так слепо довериться римской женщине!..
      – …Ну, а теперь давай поговорим о гордости! – улыбаясь сказала Мелания, войдя в комнату и застав мужа стоящим около кушетки.
      – Что ж, давай. Мелания, какая напасть заставляет жену сбежать из постели мужа?
      – И из моей тоже!
      – Какой же смысл ты вкладывала в свою клятву верности? Ах, я совсем забыл, что ты римлянка!
      – Ты, может, и забыл, но никак не я!
      – И совершенно определенно ты не забудешь того римлянина, которого так страстно обнимала. Из моего собственного опыта уверен, что и он тебя не скоро забудет! Кстати, Катред и Сенред преследуют его. И когда приведут ко мне, я доставлю тебе удовольствие посмотреть, как он будет умирать!
      – Из твоей до глупости витиеватой речи я могу сделать только один вывод: ты доверял мне, я тебя обманула, вот ты и злишься. Но, послушай, ведь я никогда не говорила, будто питаю к тебе какие-то еще чувства, кроме ненависти! А ты что, надеялся на преданность и верность?
      – А если – на страсть?
      – Ненависть – тоже страстное чувство. И я всегда была очень даже страстной по отношению к тебе в своей ненависти.
      Как же легко она умеет повернуть любой разговор между ними в свою пользу! Как умеет лгать! Ну нет! Теперь ей ничего не поможет!
      Вулфред зажал голову Мелании между своими ладонями и сказал, глядя прямо в ее глаза:
      – Ты только что поклялась перед лицом своего Бога в том, что будешь меня уважать. Ты считаешь, что дала святую клятву?
      – Да, считаю. Я действительно уважаю тебя за силу и умение руководить людьми. Все мои клятвы в отличие от твоих искренни и идут от сердца. – Мелания не могла скрыть бушевавших в ней чувств негодования и злобы.
      Вулфред понял ее состояние как ответ на какие-то другие чувства, возникшие в ее душе. Но на какие? Страх? Предчувствие опасности? Глубокая печаль? Мщение? А может быть, любовь? Ну нет! Она никого не любит! Во всяком случае, не его… А если страх? Если она боится, то только не за себя. Скорее за любовника!
      Маленькая комната неожиданно наполнилась множеством людей, которые, отталкивая друг друга локтями, окружили римлянку. Глаза всех горели ненавистью. Видимо, весть о гнусной измене Мелании уже широко распространилась. И теперь все ждали, как поступит их командир. Прикажет убить ее? Но каждый понимал, что Вулфред не убьет жену, до тех пор пока не расправится у нее на глазах с любовником. В том, что любовник его жены непременно умрет, никто не сомневался. Ибо было давно известно, что Вулфред никогда и ни с кем не делился тем, что по праву принадлежало только ему.
      Тут к Вулфреду пробились запыхавшиеся и насквозь промокшие Катред и Сенред.
      – Вулфред, – сказал, запинаясь от страха, Сенред. – Он ускользнул от нас!
      – Как такое могло случиться? – взревел Вулфред.
      – У него была лошадь, – объяснил Катред. Все головы повернулись к Мелании.
      – Я ему подарила мою лошадь! – крикнула она.
      – Вы можете догнать его? – спросил Вулфред, обращаясь к Катреду и Сенреду и не обращая внимание на признание жены.
      Катред утвердительно кивнул.
      – Тогда возьмите самых лучших лошадей и – в погоню! И без него не возвращайтесь! Но – не убивать! Я хочу доставить себе такое удовольствие!
      – Ты хочешь получить удовольствие от убийства человека, который оставил тебе всю захваченную в бою добычу? – завизжала Мелания. – Человека, который отдал тебе победу, а сам вынужден где-то скитаться?
      – Я убью его за то, что он обманывал меня с моей женой, – злобным тоном ответил Вулфред. – В отличие от римлян саксы не закрывают глаза на прелюбодеяния!
      Мелания вытянулась во весь свой небольшой рост, глаза ее сделались змеиными. Она обвела взглядом комнату и, отчетливо произнося каждое слово, сказала:
      – Я не знаю, какими мерзостями вы занимаетесь в своих пещерах, но здесь, на территории Римской империи, женщины не совершают прелюбодеяний с родными братьями!

      Такого поворота дела Вулфред никак не ожидал. Но теперь все вроде бы становилось на свои места. И если Мелания и могла обмануть, то она никогда не лгала так нагло.
      Вулфред посмотрел на Тераса:
      – Она говорит правду?
      Тот утвердительно кивнул:
      – Да. У нее есть родной брат.
      – Мои слова для тебя ничего не значат, сакский пес! – разрыдалась Мелания. – Ты сделал меня своей женой. Причем дважды! А мое слово для тебя – пустой звук. Даже когда я клянусь перед лицом Господа, что говорю чистую правду! – Мелания сделала паузу. И когда в комнате стало совсем тихо, раздался ее оглушительный крик: – Я ненавижу тебя, сакский мерзавец. Ненавижу за постоянную ложь, которую от тебя слышала. Ты клялся, будто любишь меня, и ты лгал мне! Но я думала, что ты по крайней мере уважаешь меня. И опять ты солгал! Я никогда не нападала на тебя из-за угла. Боролась с тобой открыто. И говорила в глаза все, что о тебе думала! Когда я точила свой кинжал, тоты знал, для чего. Я хотела своей смерти и не скрывала этого. Я сказала во время нашей свадьбы, что уважаю тебя. Но теперь вижу, что ошибалась. Ты человек без чести! И я не могу тебя даже уважать, Вулфред!
      Мелания сама не заметила, как впервые, произнесла его имя…
      В комнате повисла полная тишина. Никто не мог возразить ничего против обвинений Мелании.
      Вулфред молча стоял и смотрел в окно. Только теперь, когда, казалось, отношения между ними были навсегда загублены, он ощутил, чем была для него Мелания. Гордостью, честью, самоотверженностью, смелостью, умом, которые Вулфред считал главными качествами человека, обладала маленькая прекрасная римлянка…
      Почему все так нелепо произошло?
      С улицы донеслись чьи-то разгневанные голоса. А потом звуки команды. Затем двери комнаты распахнулись, и на пороге появился сам Хенса в сопровождении целого отряда преданных ему воинов. Хенса тащил за руку рыжего сакса, одного из обидчиков Мелании.
      – Странное место для встречи! – усмехнулся Хенса. – Впрочем, все не так уж важно. Вот Зигред – мой человек, ставший невольным свидетелем одной весьма подозрительной встречи нашей римской пленницы.
      Вулфред осторожно наполовину вытащил меч из ножен, приготовившись наказать возможного клеветника. Но Хенса вовремя заметил его движение и схватил Вулфреда за руку:
      – Нет, он не следил специально за твоей женой, а случайно услышал ее разговор с каким-то римским воином у дальнего забора двора…
      И Хенса бросил быстрый взгляд на Меланию, дрожавшую одновременно от бешенства и страха. Страха не за себя, а за Маркуса.
      – Зигред доложил мне… – хотел продолжать свою обвинительную речь Хенса.
      Но Вулфред выступил вперед и прервал его:
      – А что, у Зигреда нет языка? Пусть он сам все расскажет!
      – Конечно, я готов все рассказать, – улыбнулся Зигред. – Римлянка рассказывала неприятельскому воину о Хенсе и его планах в отношении ее дома и раскисшей от дождей окружающей территории. Как я понял, римский воин принадлежит к армии короля Арториуса. Он сказал, что намерен присоединиться к армии короля в преддверии битвы с нами. И хотел доставить Арториусу как можно больше информации, которую, видимо, и передавала ему римлянка. Почему воин обратился к ней? Наверное, потому, что она римская шпионка.
      – А что отвечала ему моя жена? – спросил Вулфред.
      Зигред пожал плечами:
      – Я не расслышал ее слов.
      Бешенство Мелании вырвалось наружу. Она растолкала стоявших впереди воинов и подскочила к Зигреду:
      – Ты лжешь, варвар! Никаких подобных вопросов мне он не задавал!
      Вулфред схватил ее за руку и оттащил назад. Затем обвел взглядом зал и сказал, обращаясь к Зигреду:
      – Ты один здесь не слышал объяснения, данного моей женой.
      – Но кто же был приезжавший римлянин? – спросил Хенса, угрюмо посмотрев на Вулфреда. – Ведь поведение твоей жены, встречавшейся с нашим врагом, само собой сильно компрометирует ее. Даже если Зигред не слышал, что она ему отвечала.
      Вулфред понял, что они собираются расправиться с Меланией независимо от того, сумеют доказать ее вину или нет.
      – Римлянин – ее родной брат, – холодно сказал он.
      Хенса остался недвижим, как будто не слышал объяснений Вулфреда. Выдержав длинную паузу, он сказал:
      – Никогда не надо преуменьшать роль зова крови. Особенно у страстных женщин. Тем более что римлянка не делает секрета из своей ненависти к саксам.
      – Повторяю, – ответил Вулфред, – что моя жена никогда и ничего не скрывала. И обвинять ее в том, что она открыто ненавидит саксов, было бы верхом несправедливости!
      – Значит, ее ненависть к нам искренна, – пожал плечами Хенса. – Итак, можно считать, что Мелании предъявлено обвинение?
      Ответом было общее молчание.
      – Если тот человек был ее родным братом, то обвинение в супружеской измене отпадает, – заключил Хенса. – Но остается обвинение в военном предательстве.
      – Я утверждаю, что моя жена, будучи чистокровной римлянкой, никогда не предавала меня – сакса. Поэтому никакие заявления о зове крови в данном случае не имеют значения. Каждое мое слово всегда было правдивым. Перед лицом своего Бога она поклялась в супружеской верности мне – ее мужу, саксу. И я еще раз повторяю, что она никогда не предавала, и не будет предавать кого бы то ни было. И не только своего мужа.
      – Я поддерживаю Вулфреда, – заявил Синрик.
      – И я тоже его поддерживаю, – присоединился к нему Болдуфф.
      – Я также утверждаю, что Мелания никогда не предавала своего сакского супруга, – громко объявил Сенред. – Никогда никого не предаст. Я верю Вулфреду. Он хорошо знает сердце и душу своей жены!
      Вперед снова выступил Вулфред. Но прежде чем он открыл рот, вопрос задал уже Хенса:
      – Но ты знал, что она встречается со своим братом-римлянином?
      – Нет, не знал! – ответил Вулфред, чувствуя, как у него холодеет под сердцем.
      – Значит, она от тебя скрыла свое свидание?
      – Да. Но Мелания – моя жена. И я беру на себя всю ответственность за ее поступки.
      – Тогда… – неуверенно протянул Хенса.
      – Я знаю, что ты хочешь сказать: чтобы решить дело, нужен Божий суд.
      – Да.
      – Проверка огнем и железом?
      – Именно так!
      – Я согласен!
      – Итак, пусть все решит Божий суд!
      Комната тотчас же опустела. Остались только Вулфред, все те, кто поддержал его, Мелания и Хенса.
      Вулфред держал руку жены в своей.
      – Что за Божий суд, – зашептала Мелания на ухо мужу, – и почему ты на него согласился? Я уверена, что предстоит очередное сакское издевательство, призванное умилостивить языческих богов! И какое отношение оно имеет к обвинению меня в измене и предательстве?
      – Тебе нечего бояться, – спокойно сказал Вулфред, но Мелания тут же его прервала:
      – Дурень! Разве я сказала тебе, будто чего-то боюсь? Ничего подобного ты от меня никогда не услышишь! Мне не страшны никакие мерзкие изобретения саксов, сопровождающие ваши варварские церемонии!
      – Речь идет о твоей чести, искренности, верности, Мелания.
      – Но почему ты должен меня защищать? Честное слово, я могу и сама себя защитить!
      – Я же дал клятву! В которой обещал защищать и охранять тебя. И должен ее сдержать!
      – Я помню, но отнюдь не требую, чтобы ты доказывал мне верность ей.
      – Тебе, может быть, и нет. Но им должен доказать!
      – Позволь мне пройти с тобой вместе через ваш Божий суд! Не важно, каким он будет!
      – Нет! Свой долг я исполню сам! Думаю, что со мной согласится даже твой Бог, Мелания.
      – Так. Теперь ты натравливаешь на меня уже моего Бога!
      – Я делаю то, что могу!
      – Я считаю, что ты не должен!
      Вулфред глубоко вздохнул, повернулся и пошел к двери. Мелания бросилась за ним.
      – Нет! – закричала она.
      Схватив Вулфреда за руку, Мелания попыталась остановить его. Он повернулся к ней и нежно обнял:
      – Не бойся! Если ты невиновна, то моя рука останется здоровой, без всякого следа от ожога. И не сомневайся в том, что все будет хорошо. Как не сомневаюсь я. А мне необходимо доказать всем нашу с тобой правоту. Тебе же я докажу то, что…
      Вулфред не договорил. Он сжал руку жены и вывел ее во двор.
      Там уже заканчивались все приготовления к свершению Божьего суда. Из большой жаровни, под которой уже пылал огонь, торчал тонкий металлический прут. Его конец уже начинал краснеть.
      Увидев это, Мелания громко закричала и снова попыталась удержать Вулфреда от языческого безумия.
      Вулфред обнял ее и тихо сказал:
      – Теперь передай мне всю твою силу, терпение, храбрость и горячую веру в то, что Бог не даст искалечить человека даже во время такого языческого ритуала.
      Мелания отпустила его и стала шептать молитву, в которой просила исполнить все просьбы, которые только что слышала от Вулфреда. Потом она стала внимательно следить, как Вулфред подходит к жаровне и протягивает руку к раскаленному металлу.
      Мелания подавила в себе крик ужаса, не позволила рыданиям вырваться из груди. Она сосредоточилась и напряглась, чтобы передать Вулфреду всю свою любовь, беспредельное уважение и бесконечную веру в него.
      И вот Вулфред схватил раскаленный конец прута и сжал его. Мелания в ужасе закрыла лицо руками…
      А когда развела ладони, то увидела, что Вулфред, продолжая держать в руке раскаленный прут, возвращается к ней вдоль выстроившихся в длинную шеренгу воинов. Дойдя до конца шеренги, он на мгновение остановился и, улыбнувшись, отбросил страшный прут в сторону.
      Мелания вскрикнула и бросилась ему на шею.
      – Наконец-то! – шептала она. – Наконец-то я до конца поняла тебя. Но помни: никогда Рим так не унизил бы тебя! И никогда не причинил бы такой боли!

      С помощью Синрика и Сеолмунда Вулфред добрался до комнаты, которую занимал вместе с Меланией. Она следовала за ними. Затем она должным образом обработала руку мужа и перевязала теплым шерстяным шарфом.
      Что же касается собственно лечения, то все надежды возлагались на Всевышнего, который один, без всякого вмешательства человека, должен был совершить свой справедливый суд.
      Чудовищный языческий ритуал!
      Во сне Вулфред ворочался, а потому Мелания следила за тем, чтобы его рука покоилась на ее распущенных волосах. Сон Вулфреда был беспокойным, рука сильно болела. Не выспавшись и страдая от боли, он ни на шаг не отпускал Меланию от себя, утверждая, что одиночество только усиливает его страдания.
      Наконец наступил пятый день с момента совершения Божьего суда. Именно тогда полагалось снимать бинты, дабы узнать решение Высшего судьи. И вот Вулфред в сопровождении Мелании, Сеолмунда и Синрика вышли из комнаты и направились в триклиний, где и должно было состояться своеобразное «оглашение приговора».
      Предварительно Мелания проверила, чтобы волосы Вулфреда были аккуратно расчесаны, а одежда – безупречно выстирана и выглажена. Сам Вулфред не придавал своему внешнему виду значения…
      В середине зала был установлен стол, за которым на почетном месте восседал Хенса. Мелания подошла к нему и тихо спросила:
      – Когда оба отряда уйдут отсюда?
      Тот насмешливо посмотрел на нее:
      – Ты, видно, уверена, что ожог на руке Вулфреда не оставил следа, если так смело меня спрашиваешь?
      – Я убеждена в своей невиновности более, чем кто-либо из здесь присутствующих.
      – Кроме меня, – ответил Хенса и бесцеремонно обнял Меланию за талию.
      Та резко отстранилась, возмутившись подобным публичным унижением. Доркас, стоявшая рядом с полной чашей вина в руках, вздрогнула от неожидан ности и ненароком пролила несколько красных винных капель на одежду Хенсы. Тот бросил на служанку злобный взгляд.
      Доркас же спросила:
      – Ты позволишь мне снять повязку? Или я нарушу языческий этикет?
      Хенса оторопело посмотрел на нее, видимо, не поняв юмора. Доркас решила, что начальник саксов просто толстокож, а потому шутить с ним бесполезно.
      – Встань в центре зала, Вулфред, – с улыбкой сказал Хенса. – И пусть все увидят решение богов: виновна твоя жена или нет?
      «Она невиновна, – твердил про себя Вулфред. – Я уверен!»
      Вместе с тем он чувствовал боль в руке. «Странно, если ожог прошел бесследно, то почему осталась боль?» – с тревогой подумал он.
      Его размышления прервал громкий голос Мелании:
      – Терас, поднеси поближе факел.
      Мелания вынула из кармашка небольшой пузырек.
      – Это оливковое масло. Я прошу разрешения, не снимая повязки с руки моего мужа, смочить ее моим снадобьем и одновременно вознести молитву моему Богу Иисусу Христу.
      – Странная процедура, – буркнул Хенса. – Я никогда не слышал ничего подобного!
      – Оливковое масло получило благословение Христа и поможет мне в будущем лечить руку мужа, если рана останется. Я прошу только о том, что разрешено моей верой.
      – Но у нас нет таких традиций! – воскликнул Хенса.
      – А как быть с моей верой? Почему ты лишаешь меня возможности исполнить наш ритуал?
      – Позволь ей сделать, что она просит, – сказал Сенред. – Ведь повязка останется на руке.
      – Она совершает не прямое лечение раны! – поддержал его Болдуфф.
      Вулфред сделал шаг вперед и громко сказал, обращаясь, к Хенсе:
      – Речь идет о виновности или невиновности моей жены. И будет справедливо, чтобы приговор вынес ее Бог!
      Хенса долго думал. Потом утвердительно кивнул:
      – Согласен.
      Мелания радостно вскрикнула, упала на колени и принялась горячо молиться:
      – Прошу тебя, Боже, освяти это масло, которое послужит справедливости. Пусть все люди увидят Твое могущество. Докажи им, что существует только один Бог – Иисус.
      В триклинии воцарилось молчание. Все напряженно следили, как Мелания отлила из пузырька немного оливкового масла и тонким слоем нанесла его на повязку. Затем все взгляды устремились на Вулфреда. Он стоял неподвижно. Но лицо его просветлело. Несомненно, он больше не чувствовал боли.
      – Сними повязку! – скомандовал Хенса. Мелания осторожно разбинтовала руку мужа.
      – Покажи всем рану!
      Вулфред поднял руку высоко вверх. Тишину зала нарушил общий вздох изумления.
      Рука была совершенно здоровой.
      Ни пятнышка не осталось от ожога.
      Вулфред обвел зал торжествующим взглядом и спросил:
      – Вы все признаете, что моя жена невиновна?
      – Да! – дружным хором ответил зал…
      Они лежали в их маленькой комнатке все на той же кушетке. Вулфред наклонился над Меланией и с нежностью посмотрел в ее глаза:
      – Ты будешь женой моего сердца. Будешь матерью моих детей. И никогда больше не увидишь блеска обнаженных мечей завоевателей. Ты – моя!
      – Да, так должно быть. Так и будет!
      – Так и будет! – эхом повторил Вулфред. – И не забывай: по нашим сакским законам развод невозможен. А супружеская неверность карается смертью.
      Проведя ладонью по мягким волосам супруга, Мелания тихо прошептала:
      – Смертью? Чьей? Твоей или моей?..