Она всю свою жизнь мечтала, чтобы он обладал ею, и теперь радовалась его близости с ней. Не важно, куда это приведет. Она с радостью будет принимать его ласки, до тех пор пока они не затрагивают ее душу.
      Его мужское естество стало твердым и огромным. И он прижал ее к себе, давая ощутить всю силу и размер своего желания. Она манила его своей мягкостью, своим теплом. Изабель развела бедра, приглашая его войти внутрь, в то время как он ласкал ее сзади. Убеждая его насладиться ею. Убеждая его взять ее.
      Внезапно он оттолкнул ее, так что она села на кровать. Она вся истекала соками, томимая желанием. Все ее тело сладко ныло, стремясь к освобождению. Ее била дрожь, сердце стучало как бешеное, дыхание было частым и тяжелым. Низ живота болезненно пульсировал, как если бы там была кровоточащая рана.
      Он мучает ее.
      И делает это нарочно. Никому не удалось бы случайно добиться такого. Он делает это с определенной целью.
      Ричард взял ее за плечи и мягко опустил на кровать. Она подчинилась ему, но в глазах ее светились смятение и непонимание, которые она тщетно старалась скрыть. Ее грудь тяжело вздымалась. Ричард встал с кровати и посмотрел ей в лицо. В темно-синей глубине его бездонных глаз светилось пламя, огненная страсть сжигала его изнутри.
      Нет, она не произнесет ни слова. Не будет спрашивать, почему он ждет, зачем мучает ее. Она не покажет ему, как ей больно, не откроет, какую власть он имеет над ней. Она больше не будет выставлять себя дурой из-за него.
      Ричард нежно поцеловал ее в губы, и она застонала, почувствовав отвращение к самой себе. Она закрыла глаза, чтобы не видеть его темный силуэт. Она была так возбуждена, что малейшее его прикосновение приносило ей боль, и все же все ее существо жаждало большего.
      Она просто дура.
      Ричард прикоснулся к ее колену, и, хотя его прикосновение было очень нежным, она почувствовала, как горит под его пальцами ее кожа. Она приказала себе не поддаваться соблазну и не разводить ноги, приглашая его в себя, хотя именно этого ей хотелось больше всего на свете. Ей хотелось сомкнуть вокруг него свою плоть, чувствовать его кожу, черпать его огонь, раствориться в нем. Хотелось стать с ним одним целым, неразличимым, неделимым.
      Но этого не должно случиться.
      Он положил ладони ей на бедра и начал медленно ласкать их, потирать и массировать. Его прикосновения не приносили ей разрядки. Его пальцы все плотнее подбирались к средоточию ее жара, ее боли. Он играл с ней. Но она не будет притягивать его к себе, хотя ее руки невольно дрожат, так жаждет она прикоснуться к нему, обнять, прижать к себе. Она не будет просить его целовать ее, ласкать ее, взять ее. Не будет. Изабель сжала руки в кулаки так, что ногти до боли впились в нежные ладони. Она не уронит своего достоинства. Она должна выполнить свой супружеский долг, ничего более.
      А он должен доставить ей удовольствие, но причиняет только боль.
      Ричард раскинул ее ноги, медленно, небрежно. Его руки были теплыми, движения уверенными. Он тяжело дышал.
      Она не будет смотреть на него. Если она увидит огонь в его глазах, то просто растает.
      Он широко развел ее бедра. Изабель чувствовала, что влажна, что ее лоно буквально горит от неудовлетворенного желания, и прохладный воздух, овеявший ее святая святых, принес небольшое облегчение. И все же он сделал это, не она. Она не станет торопить их соединение, она просто подчинится его воле. Это единственный способ спастись.
      – Я мог бы искупаться в твоем аромате, – прохрипел Ричард. – Он прекраснее самых изысканных духов.
      Она почувствовала, как румянец залил ее грудь, а затем и лицо. Но не открыла глаз.
      Он нежно массировал ее бедра, вплотную подбираясь к средоточию всех ее страстей, но так и не прикасаясь к нему. Она старалась успокоиться, отгоняя от себя охватившее ее нетерпение. Ее кровь кипела в жилах, горячая, дикая, кожа вибрировала, дыхание сбивалось. Она хотела его. Хотела соединиться с ним. Сейчас. Немедленно.
      Она со стоном потянулась к его рукам. Он довел ее до вершины возбуждения один раз, второй и снова остановился. Она почти кричала, терзаемая чувственными муками. Его руки потянулись к ее грудям, сильно сжав их, и она выгнулась в его объятиях, дрожа всем телом.
      Сейчас.
      – Ричард, – простонала она.
      – Посмотри на меня, Изабель, – сказал он.
      Она не задумываясь повиновалась. Сначала она не увидела ничего, кроме огромной темной тени на фоне освещенных слабым лунным светом каменных стен. Но затем у нее в глазах прояснилось. Он смотрел вниз, на нее. Его лицо было мрачным, но в глазах плясали яркие огоньки страсти.
      – Когда угаснет твой «долг» и разгорится желание, Изабель? Только тогда ты получишь долгожданное избавление, – сказал он твердо, и голос его был грубее, чем окружавшие их каменные стены.
      Он хочет, нет, требует, чтобы она сдалась ему. Он хочет оставить ее голой, потерявшей достоинство, честь, забывшей о своем долге. Он хочет, чтобы она просила его, умоляла, чтобы признала, что хочет его. Нет, она не сделает этого.
      Больше никогда.
      Но ей так больно…
      – Я не хочу…
      – Не говори мне, чего ты не хочешь, – прорычал он. – Скажи только, что тебе нужно, и я сделаю все, чтобы удовлетворить твое желание.
      Она лежала молча, и тогда он нагнулся, припав к ее губам в грубом поцелуе. Изабель выгнулась ему навстречу. Они впились друг в друга как животные, их руки жадно ласкали горячие тела, влажные губы соединились в неистовом поцелуе. Они не просили пощады, и она не была им дана. Их яростное желание сплелось в один комок, обуревая их обоих. Его руки жадно прижимали ее к нему, не давая ей вздохнуть, крадя ее воздух. Но ей не нужно было дышать ничем, кроме воздуха из его легких. Она впивалась ногтями в его спину, запутывалась пальцами в его волосах, прижимаясь к нему, безмолвно требуя освобождения, в котором он ей отказывал.
      Но он не уступал.
      Он не дотронется до нее, не даст ей то, что ей сейчас так необходимо.
      – Подари мне ребенка, – сказала она, покусывая его нижнюю губу.
      – Нет, это не тот ответ, которого я жду, – прорычал Ричард, целуя ее ухо. – Скажи мне, что ты хочешь получить в этой постели. Сейчас.
      Она не ответила, и он дал волю своим рукам.
      Он соединил ее ноги, сдавив ее ноющую плоть, и стал легкими движениями пальца дразнить ее, прикасаясь к ее чувственному бугорку и тут же убирая руку, зарываясь в мягкие кудри и мгновенно исчезая, подобно жаворонку в сумерках. Она дрожала, ее тело молило о том, чтобы кончилась наконец это сладкая мука. Избавление то приближалось, суля неземное блаженство, то удалялось, оставляя после себя чувственный голод. Его рука была и союзником, и худшим врагом, который растапливал ее решимость, делая ее все более и более мизерной.
      Он поцеловал ее, и поцелуй этот был полон страсти. Он сулил блаженство, уговаривал ее сдаться, соблазнял, заставлял поверить…
      Она расслабилась в его объятиях, его дыхание стало ее дыханием, его аромат окутал ее тело. Ее бедра томительно напряглись, прижимаясь к его руке.
      Она почти плакала.
      – Только скажи, чего ты хочешь, – произнес он, отстраняясь от нее, – и это будет твоим.
      Мир как будто уменьшился, перестал существовать. Остались только они двое и брачное ложе. Он украл ее обещание самой себе, украл ее достоинство, но оставалось кое-что, что он мог ей дать.
      – Блаженство. Подари мне блаженство, – выдохнула она.
      С глухим рычанием удовлетворения Ричард повиновался.
      Он широко развел ее ноги и положил ладонь на ее горячую плоть. Его пальцы стали влажными – неоспоримое доказательство ее страсти и желания. Он начал поигрывать с ней пальцами. Он щипал ее и дразнил, возбуждая еще больше, в то время как его вторая рука поползла вверх, чтобы обхватить ее возбужденную грудь.
      Тело Изабель повиновалось.
      Где-то глубоко внутри ее зародилась волна блаженства, и Изабель начала содрогаться в сладкой истоме. В этот момент он погрузился в нее, чтобы разделить с ней это наслаждение. Он чувствовал, как ее плоть пульсирует, все крепче охватывая его, сжимая в сладких судорогах, и его семя выплеснулось навстречу ее удовольствию. Он припал губами к ее шее, и их тела начали содрогаться в унисон. Они оба забыли о долге, они стремились только уточнить свое желание.
      Изабель получила удовольствие, и дал его ей он.
      Ричард удовлетворенно улыбнулся и поцеловал ее в висок, поглаживая мягкие волосы.
      Он лежал на ней, его плоть все еще была в ней, и на его губах играла улыбка полного удовлетворения.
 
      Но для Изабель это было поражением.
      Он провел ее к вершинам страсти, и сила наслаждения, которое она испытала, просто ошеломила ее. Он отдался страсти, выместив на ней свое желание. Она знала, что последует за этим.
      Он отвергнет ее, выбросит из своих мыслей, отгонит от своего тела.
      Он выполнил свой долг. Ему нужно дать ей ребенка, и тогда он сможет возвратиться к тому пути, который выбрал для себя в жизни. А ее долг – родить наследника Дорни. Она молилась, чтобы поскорее забеременеть, потому что понимала, как сложно будет ей охранять свое сердце и свою душу от ран, если он каждую ночь будет чтить ее своим повышенным вниманием.
      И она притворилась, что сейчас они невредимы.
      Небо заволокло перламутровыми облаками, отчего оно стало серым, луна скрылась за их густой массой. Ричард лежал рядом с Изабель, положив руку ей на талию. Он дышал мерно и глубоко, уткнувшись носом в ее распущенные волосы.
      – Как ты думаешь, я могла уже забеременеть? – спросила она.
      Ричард поднял голову и посмотрел на ее лицо, казавшееся черным на фоне слабо освещенного окна. Сколько ран нанес он ей? Так много, что их не перечесть. Но он сумеет излечить ее.
      Если только узнает как.
      – Мы сделали все, чтобы зачать ребенка, – ответил он, проводя кончиком пальца по ее точеному профилю. – По крайней мере я – точно, – улыбнулся он.
      Но Изабель не понимала, к чему он ведет. Он почувствовал, как она напряглась. Его жена медленно, но верно отдалялась от него. Она не простит его. От него ей нужно только семя.
      – Это очень вероятно, – повторил он, – но пока еще слишком рано, чтобы знать наверняка. Нам нужно стараться и впредь.
      Она промолчала, и тяжелая тишина повисла в комнате, давя на них обоих. Почему она ничего не говорит? Неужели она так страдала в его руках этой ночью? Ведь он доставил ей удовольствие, разве нет?
      Ему вдруг стало стыдно за то, что он вынудил ее просить удовлетворить себя. Он и так мог дать ей блаженство, вовсе не обязательно было доводить ее до безумия, и все же он страстно желал, чтобы она хотела его так же, как и прежде, до того, как узнала о Бертраде.
      Бертрада. Эта женщина всегда стояла между ними, даже теперь, на их брачной постели.
      Как и его гордость. Неужели даже теперь он не может избавиться от греха гордыни?
      Ричард перевернулся на спину и подложил руки под голову. Изабель перенесла огромное потрясение, когда Адам напал на нее, и не успела она смыть со своего тела следы крови этого человека, как он уложил ее в постель. Он никудышный муж, раз так обращается со своей женой. У него не хватило сил и воли, чтобы остановиться, чтобы приструнить свою похоть.
      А это самый страшный из смертных грехов. Им управляет его тело. Он ничем не лучше животного, ищущего самку. Он даже хуже, потому что обладает разумом и душой. Он согрешил с Бертрадой, а теперь перенес эту грязь в свой брак.
      Он просто хотел обладать Изабель, хотел смыть с нее последние воспоминания о прикосновениях Адама, окутать ее своей аурой, своим ароматом. И он сделал это, но все, чего он сумел добиться, так это то, что его жена лежит рядом с ним, напуганная и молчаливая.
      – Тебя беспокоит твой супружеский долг? – спросил он, глядя в потолок.
      Она долго молчала. До их ушей доносился приглушенный шум из холла: потрескивание дров в очаге, плеск воды, мужские голоса и женский смех. Но Изабель молчала.
      – Нет. – Изабель лежала на боку, отвернувшись от него и зажав руки меж согнутых коленей. – А тебя?
      – Нет, – коротко ответил он. – Я нахожу свой супружеский долг более чем приятным.
      Она вздохнула, и он почувствовал, что она дрожит.
      – Я шучу, Изабель, и, видимо, не остроумно. В монастыре мало внимания уделяли юмору, и я, наверное, забыл, как надо веселиться, впрочем, как и драться.
      – Ты прекрасный воин, – поспешила заверить она.
      – Хоть в чем-то ты меня защищаешь, – сказал он.
      Он почувствовал, что она улыбается в темноте, и улыбнулся в ответ.
      – Так же, как и ты защитил меня, – произнесла она, благодаря его.
      – Это мое право и моя обязанность.
      – Обязанность, – эхом повторила она.
      – И также мое удовольствие, – признал он. – Молись за меня, Изабель, потому что я нисколько не сожалею о том, что отправил его в ад, и не раскаиваюсь в содеянном.
      Она перевернулась на спину, согнув ноги в коленях и скрестив руки на животе.
      – А будешь ли ты, нет, сможешь ли ты молиться за меня, зная, что я стала причиной его смерти?
      Он резко повернулся к ней.
      – Как можешь ты быть причиной его смерти, когда это он набросился на тебя, как волк на беззащитного кролика? Ты – причина? Нет, это моя рука отправила его в мир иной, и мне должно молиться об упокое его души.
      Изабель повернула голову и посмотрела на него, все еще крепко обнимая себя руками.
      – А мне – нет? Разве я не… спровоцировала его? Разве это не я…
      – А разве кролик провоцирует волка? – перебил он, приподнимаясь на локте, чтобы заглянуть ей в глаза. Улыбнувшись, он добавил: – Тебе все равно придется помолиться за меня, Изабель, никуда не денешься. Потому что именно сейчас мне это необходимо. Может быть, придет время, и я буду усердно молиться за тебя, но пока твой черед не настал.
      Его слова снимали с нее всю вину. Он освобождал ее от навалившегося тяжкого чувства стыда. Он не считал ее ответственной за нападение Адама, он не думал, что она спровоцировала его своим кокетством и флиртом, хотя имел на это полное право. Ричард освобождал ее, полностью снимал с нее всю ответственность за случившееся. Его слова были наполовину шутливыми, но это не меняло их смысла.
      Изабель посмотрела на него, и ее губы расплылись в лучезарной улыбке.
      – Мой черед не настал?
      – Нет, – сказал он, улыбнувшись в ответ, – пока еще нет. Ты не сделала ничего, абсолютно ничего, Изабель.
      – А ты скажешь, когда мне будет необходима твоя молитва?
      Ричард поцеловал кончики ее волос и улыбнулся:
      – Давай оба будем помнить о твоей просьбе сообщить тебе, если ты допустишь ошибку. Это прекрасный способ начать супружескую жизнь.
      – Ты так думаешь? – лукаво спросила она, широко улыбаясь.
      – Естественно. А разве я не монах, который должен быть хорошо осведомлен обо всех духовных делах?
      – Никакой ты не монах, – мягко произнесла она.
      – Нет, – согласился он, – но я муж и, как муж, предлагаю тебе поспать.
      – А ты останешься со мной? – спросила она.
      Останется ли он с ней на всю ночь или проведет время до рассвета в часовне за молитвами Господу как бенедиктинский монах? Он муж, а не брат. И он останется. Он будет рядом с ней всю свою жизнь.
      – Естественно, останусь, – сказал он, нежно целуя ее губы.
      Она уснула еще до того, как он в первый раз прочитал «Отче наш». Ее дыхание было глубоким и спокойным, она свободно раскинула руки, расслабившись во сне. Внезапно она дернулась, открыв рот в безмолвном крике, и ее страх наполнил комнату.
      – Спи, Изабель, – нежно прошептал он, успокаивая ее. – Никто не обидит тебя, пока я жив.
      Она уснула. Ее страх остался в прошлом, как сон, туманный и фантастический. Он положил руку ей на спину, радуясь уже тому, что Изабель дышит. Она жива, она в безопасности. А больше ничего не имеет значения.
      Она принадлежит ему. Эти слова эхом отражались в его сердце, им вторили мириады отголосков, наполняющих его изнутри, – тихих и противоречивых. Никто не обидит тебя, пока я жив.
      Почему он все еще жив?
      Он человек, соблазнивший жену лорда, который воспитывал его, был ему как отец. Зная это, Хенли должен был бы убить его. Он имел на это полное право, так же как Ричард имел право отнять жизнь Адама, когда тот протянул свои грязные руки к Изабель. Это право мужа, и с этим не поспоришь.
      Став мужем, он посмотрел на свои свидания с Бертрадой другими глазами. Где был Хенли, когда заметил, что их тянет друг к другу? Где он был, когда Бертрада была так одинока?
      Теперь он знал ответ. Оглядываясь в прошлое, он впервые увидел что-то еще помимо собственной вины. Хенли был там. Он видел все, но ничего не говорил. Он нарочно позволял Бертраде стоять там, где Ричард мог ее увидеть. Он хотел, чтобы молоденький оруженосец проводил с ней время, занимал ее хотя бы на несколько минут. И так изо дня в день. Хенли видел все… но ничего не предпринимал.
      Почему?
      Он не мог этого понять. Если хоть один мужчина прикоснется к Изабель, он тут же отправится в могилу вслед за Адамом. Изабель всегда принадлежала ему, так будет всегда. Она его, и только его. Какой мужчина добровольно согласится, чтобы это было иначе? Только трус. Почему Хенли так быстро уехал, ничего не спросив о подробностях смерти его вассала, который совсем недавно принес ему присягу? Не извинился, не возмутился?
      Так не поступают благородные люди.
      А бесчестный человек способен на все.

Глава 26