Чьи-то сильные пальцы сжимали ей руку, их тепло проникало в нее, и она пошевелилась. Она медленно, словно пробуждаясь от глубокого сна, приходила в себя. Разомкнув тяжелые веки, Флейм сфокусировала взгляд на мужской фигуре около больничной кровати.
      – Эллери, я думала…
      Поплыли смутные воспоминания… фигура в черном… пистолет… Ченс пытался ее убить. Она находилась в больнице. Она вспомнила склоненное над ней, улыбающееся лицо медсестры, которая сказала, что операция прошла успешно и теперь все будет хорошо. Она взглянула на капельницу, присоединенную трубочкой к ее руке, потом нахмурилась.
      – Как ты сюда попал?
      – Бен позвонил Малькому, а Мальком мне. Я вылетел ночным рейсом, и вот я здесь. – Его обычно циничный рот изогнулся в нежной улыбке. – Ты нас изрядно перепугала, но ты выкарабкаешься. Пуля задела артерию, не коснувшись жизненно важных органов. Ты потеряла много своей голубой крови, но врач говорит, что, вероятно, уже через пару дней ты будешь на ногах.
      – Ченса… арестовали? – Она с трудом произнесла этот вопрос, так как должна была знать правду.
      – Ченса? – Он удивленно поднял брови. – С какой стати? – Его лицо погрустнело. – Или в Оклахоме спасение чужой жизни считается преступлением? Моя дорогая, если бы не Стюарт, ты бы истекла кровью до того, как приехала «скорая помощь».
      – Но… – Она нахмурилась, стараясь решить эту головоломку. – Он был там, Эллери. И у него был пистолет. Я видела.
      – Бедняжка Флейм. – Он легонько сжал ее руку, в его глазах мелькнула жалость. – Ты, наверное, думала, что он был с ней заодно. Это не так. Он примчался, чтобы ей помешать.
      – Ей? – Окончательно сбитая с толку, она смотрела ему в лицо, желая и боясь верить. – О ком ты?
      Она лихорадочно соображала. Мэттьюс или Мэксайн? Но если Ченс действительно пытался помешать одной из них, как ему стало известно о ее намерении… если он не состоял с ней в заговоре? А может, это была Лючанна? Но зачем ей хотеть ее смерти? Ченс не любит ее… или любит? В последнем слове было скрыто столько хрупкой надежды, что Флейм опять ощутила боль во всем теле. Если он в самом деле ее спас, значит, она ему не безразлична? О, Боже, пусть будет так.
      – Я говорю о секретарше Стюарта, Молли Мэлом, – мягко ответил Эллери.
      – Молли? – Она отказывалась что-либо понимать. – Но почему? Зачем ей понадобилось меня убивать? Я не сделала ей ничего плохого.
      – Не ей – Стюарту.
      При этих словах она задержала дыхание, внезапно вспомнив слова Ченса: «Молли вполне может сойти за свекровь», и Сэма: «Ченс ей как сын, вся ее жизнь посвящена ему, его враги становятся ее врагами».
      Эллери продолжал:
      – Насколько я понимаю, она считала, что Морганс-Уок по праву принадлежит Стюарту и если она тебя устранит, то восстановит справедливость. Кроме того, еще одна женщина из рода Морганов перестанет причинять ему страдания.
      – Как Хэтти, – прошептала она и, прижав голову к подушке, со слезами на глазах уставилась в потолок.
      Хэтти ненавидела его: а сколько раз Бен Кэнон замечал, что Флейм стала такой же, как Хэтти. Она вспомнила, как однажды – в день похорон Хэтти – Ченс рассказывал о своем детстве, о беспощадности Хэтти и о том, что ей было все равно, какую фамилию носила его мать – он-то был Стюартом, и за это она превращала его жизнь в ад. А Флейм ответила ему жестоким презрением.
      – Ну и натворила я дел, Эллери. Ты только взгляни, в кого я превратилась. – Посмотрев на него сквозь слезы, она ухватила его за руку. – И он еще меня защищал. – Она попыталась улыбнуться, но у нее лишь задрожал подбородок. – А как он узнал о ее намерениях?
      – Ты ему позвонила и дала прослушать какую-то пленку – голос был точь-в-точь, как у говорящего компьютера, который они недавно приобрели для какого-то слепого служащего. Сначала он попытался связаться с Молли, потом приехал в Морганс-Уок. Когда он обнаружил ее машину в полумиле от дома… – Эллери помолчал, криво улыбнувшись. – Вся эта история напоминает новеллу Дэшилла Хэммета.
      Она снова попыталась выдавить из себя улыбку.
      – В самом деле…
      Он сжал ее руку.
      – Меня впустили всего на пару минут. Боюсь, мое время истекло.
      – Ты придешь еще?
      – Сегодня вечером, после того как ты отдохнешь. – Он прижал ее пальцы к губам, затем с сомнением на нее посмотрел. – Стюарт ждет за дверью. Вообще-то сестры сказали мне, что он сидит здесь с тех пор, как тебя привезли из операционной. Он хочет тебя видеть.
      Она чуть не задохнулась от радости, но постаралась умерить свои ожидания.
      – Я… я тоже хочу его видеть.
      – Я ему передам.
      Когда Ченс вошел в палату и Флейм увидела, что резкие черты его лица оттеняет отросшая за ночь щетина, ей захотелось плакать. Но даже сейчас, осознав всю степень своей неправоты, она из гордости не могла позволить себе расслабиться. Он остановился у изножия кровати, его синие глаза потемнели от тревоги. Она заметила, что у него перевязана правая рука.
      – Ты ранен?
      Он взглянул на повязку, точно только что о ней вспомнив, затем дотронулся до нее другой рукой.
      – Пустяки. До завтра заживет.
      – Слава Богу. – Она колебалась, чувствуя напряжение и неловкость между ними и желая от них избавиться. – Мне жаль, что так вышло с Молли. Я знаю, как вы были близки.
      – Значит, тебе все известно. – В его глазах отразились мука и раскаяние.
      Она кивнула.
      – Эллери мне рассказал. Он сказал, что ты спас мне жизнь.
      – Это я виноват в том, что ты подвергалась опасности.
      Вина – вот что он чувствовал? Она не могла сказать точно; приблизившись на шаг, он слегка наклонился к ней, его челюсти были плотно сжаты.
      – Флейм, я хочу, чтобы ты знала… Морганс-Уок твой. – От этих слов ее надежда начала таять. Снова Морганс-Уок!
      – Я больше не буду пытаться отнять его у тебя. Клянусь, он не стоит твоей боли, и, видит Бог, мне дороже твоя жизнь. – От убежденности, с какой он это произнес, у него дрожал голос.
      – Но мне эта земля тоже не нужна, – возразила она, дивясь собственной искренности. – Ей было принесено слишком много жертв – с обеих сторон.
      – Прошлой ночью я пришел к тому же выводу. – Он медленно кивнул, не сводя с нее глаз.
      – Через день-другой, – рассуждала она вслух, глядя на него, – я поговорю с Беном насчет того, чтобы передать ранчо штату… Может быть, в качестве национального парка.
      – Передай ему, что… что я окажу любую поддержку.
      – Обязательно передам.
      Ну вот и все. Теперь, когда между ними не стало Морганс-Уока, у нее больше не будет повода с ним видеться. А как ей хотелось его видеть! Боже правый, она по-прежнему любила его…
      Вошла сестра, шурша накрахмаленным халатом, улыбнулась Ченсу любезно, но твердо.
      – Простите, но вам пора идти.
      Когда он повернулся, чтобы уйти, Флейм поняла, что не может его отпустить.
      – Ченс. – Она ухватила его руку. Он оглянулся, прижав к ее руке большой палец, на его лице на мгновение отразилась мучительная боль. – Еще… не слишком поздно, Ченс?
      Внезапно синева его глаз стала теплой, как прежде. Но он тотчас опустил взгляд на ее пальцы, обвившие его руку.
      – Никогда не бывает слишком поздно, Флейм, если мы не хотим предавать себя.
      Волнение, проступавшее за его сдержанностью, всколыхнуло в ней надежду.
      – Я не хочу.
      Он взглянул на нее, словно желая удостовериться в ее искренности, и хрипло отозвался:
      – А я никогда не хотел.
      Молча сжав его руку, она увидела, как его рот изогнулся в медленной ласковой улыбке, которая всегда ее так волновала. Впервые она по-настоящему поверила в то, что еще действительно не слишком поздно.
      – Простите, сэр, но… – снова начала сестра.
      – Я ухожу, – сказал Ченс, не сводя с Флейм нежного взгляда. – Но я вернусь. – Наклонившись, он прижался губами к ее лбу и, не отрывая их, прошептал: – До скорой встречи.
      – До скорой встречи.
      Откликнувшись эхом, она испытала настоящее глубокое чувство. В ней жила надежда. Господи, нечто гораздо большее, чем надежда!