Протянув к ней руку, он обвел пальцем контур ее губ.
– Что удается? – Она остановила его руку, влажными губами обхватив палец.
– Делать меня сильным и одновременно слабым. Опустошать и тут же вновь наполнять меня всего лишь одним своим прикосновением.
– Я так делаю? Правда? – Она казалась удивленной.
– Правда. – Приподняв ее повыше, он поцеловал ее в губы, которых только что нежно касался пальцем.
Заснули они не скоро и одновременно. И он, и она.
Повернувшись, Келли поняла, что на кровати рядом с ней пусто. Потрогав рукой простыню, она почувствовала холод. Сэм исчез. И исчез, должно быть, уже некоторое время назад. Нахмурившись, Келли села в постели и потерла лицо и глаза, прогоняя остатка сна и твердя себе, что это ничего не значит – ведь она привыкла просыпаться в одиночестве. Но на этот раз все было по-другому – одиночество угнетало. Она подтянула к груди укрытые простыней колени и уткнулась в них подбородком, чувствуя, как горло ее сжимается.
Раздался стук в дверь – резкий, настойчивый. Келли не сразу поняла, что и проснулась от этого стука.
– Кто там? – отозвалась она, внезапно остро застеснявшись того, что ночная рубашка ее скинута на пол и растеклась там облачком поблескивающего шелка и что тонкая простыня плохо прикрывает ее наготу.
– Миссис Варгас. Я принесла вам поднос с завтраком – кофе и сок.
Келли судорожно схватила покрывало и прикрыла им простыню.
– Войдите.
Дверь распахнулась, и домоправительница бесшумно вплыла в комнату, с привычным искусством удерживая в равновесии поднос.
– Возле кресла оставить? – Седеющей головой она кивнула в сторону гостиной ниши.
– Пожалуйста. – Келли чувствовала себя неловко, она с трепетом представила себе, что бы подумали о ней, если б Сэма застали с ней в постели.
Как только домоправительница вышла из комнаты, Келли, вскочив, достала халат, сброшенный на пол возле окна, оставив рубашку лежать на прежнем месте. За ночь набежали облака, и небо теперь было затянуто тускло-серой пеленой. «Но дождя все-таки нет», – подумала Келли, накинула халат и подошла к подносу.
Когда она подняла крышку кофейника, на нее пахнуло ароматом свежесваренного кофе. Келли налила себе чашку и поднесла ее к губам, вдыхая живительный бодрящий запах.
И внезапно в ней вспыхнуло воспоминание о теплых губах Сэма, о его голосе, который произносит: «Утро. Мне пора». Так, значит, он ее поцеловал в щеку, уходя? Все это было в полудреме, и Келли даже не помнит, было ли это на самом деле. Кажется, он велел ей опять заснуть, не просыпаться. Как же крепко, оказывается, она спала!
В памяти осталось еще что-то. Келли нахмурилась и уставилась в чашку с черным кофе, силясь вспомнить, что это было. «Кофе» – пронеслось в памяти. Сэм сказал: «Когда встанешь, приходи в контору. Я приготовлю кофе». Присниться это ей не могло. Значит, это было на самом деле.
Углы рта ее еле заметно тронула улыбка – тайная радость от сделанного открытия. Оказывается, Сэм не просто покинул ее, крадучись, как вор – будь так, это испортило бы то наслаждение, что познали они ночью. Келли поставила чашку обратно на фарфоровое блюдечко, решив, что ей необходимо разделить с Сэмом первый свой кофе сегодня.
Келли давно уже научилась собираться в спешке, но в этот день она побила все рекорды. Она ухитрилась даже выскользнуть из дома, не встретив ни Кэтрин, ни экономку.
На крыльце она помедлила, вглядываясь в толстый облачный покров на небе. Воздух был тяжел и неподвижен, еле заметно пахло дождем. Откуда-то неподалеку доносился гул вертолета, своими винтами поднимавшего ветер. Местонахождение вертолета Келли определила по звуку, но самого его видно не было, а видела она лишь облака над деревьями и скалистые вершины.
Удовлетворив мимолетное любопытство, она пошла по шоссе, но тут же разглядела вьючную тропу – самый короткий путь к винодельне и конторе Сэма. Поколебавшись всего секунду, она пошла по ней.
По обеим сторонам тропа густо поросла деревьями; переплетение ветвей, загораживая свет, затеняло дорогу, а сгустившиеся тучи делали ее особенно мрачной и нелюдимой. Прислушиваясь к бодрому шуму машин на шоссе, Келли старалась вообразить себе эту тропу в ночь убийства.
И тут возникло недоумение: зачем понадобилось барону идти к винодельне? Да еще по этой тропе? Может быть, он просто устал от столпотворения? Похоже на правду. Келли видела его лишь дважды, но оба раза ей показалось, что барон Фужер человек замкнутый и общению с людьми предпочитает книги. Но если это так, почему он не отправился в библиотеку? В библиотеке тихо, уединенно и несравненно приятнее, чем на этой мрачной тропе.
Может быть, он был чем-то встревожен? Келли тут же вспомнила, как неожиданно стала свидетельницей интимной сцены между баронессой и Клеем Ратледжем. Не увидел ли и барон нечто подобное? Нечто, заставившее его заподозрить, что у его жены роман с другим мужчиной. Такое могло вывести на темную и безлюдную тропу, а потом погнать и на винный завод, где он встретился с ее отцом. Чистое ли это совпадение? Просто неудачное стечение обстоятельств – очутиться в неподходящем месте в неподходящее время? Это, и только это?
В голове ее крутились вопросы. Келли тряхнула головой. Добрую половину последних десяти лет – сперва в колледже, где она изучала журналистику, а потом и на работе – она выспрашивала людей, стремясь раздобыть ответ. Это стало ее второй натурой, вошло в привычку, настолько упорную, что расстаться с ней было бы трудно. В особенности теперь, когда дело, занимавшее ее, касалось ее отца и в конечном счете задевало и ее.
Тропа выходила во двор здания винного завода. Не освещенное приветливыми утренними лучами кирпичное строение завода выглядело темным и мрачным. С ним контрастировала яркая желтая лента, тянувшаяся с дальнего конца здания. Такой пластиковой лентой, как вспомнилось Келли, полиция отмечает места преступлений. Она удивилась, что ленту эту до сих пор не сняли.
Смотреть было нечего, все вещественные доказательства давно уже были убраны отсюда. Келли это знала. И все же она поймала себя на том, что хочет взглянуть еще раз.
Земля была испещрена следами. Но можно было разглядеть еле заметную черту, которой было обрисовано место, где лежало тело. Отмечены были и два других места. Келли решила, что на одном, вероятно, лежало орудие убийства, другое же – это там, где отец ее выронил бидон с керосином, бросившись наутек, и где находилось нечто, но что – она не знала.
Ей вспомнилось краткое и тяжелое свидание с отцом. Наверное, он был испуган и смущен, что и пытался скрыть за злобной агрессивностью. Возможно, и в ту ночь он испугался и к тому же наверняка был пьян. Когда барон напустился на него, он, вероятно, ударил его в панике.
Но почему молотком? Почему не бидоном, если в руках у него были бидоны? Если он собирался испортить вино в погребах, то что он делал на этом месте? Ход в погреба с другой стороны. Нахмурившись, Келли взглянула на верх здания, на фонарь охраны. Почему он подошел с этой стороны, так ярко освещенной? Неужели он был так пьян, что не заметил этого? Или же пьян настолько, что ему было море по колено?
Маленькая боковая дверца приоткрылась, и оттуда показался седоватый коренастый Клод Бруссар. Выйдя, он быстро покосился на желтую ленту. И тут же отвел взгляд, переведя темные глаза на Келли.
– Привет! – улыбнувшись, она шагнула ему навстречу.
Он немедленно замахал на нее руками, и на суровом морщинистом лице его появилось раздражение.
– Мы не пускаем репортеров. Вы вторглись без разрешения. Уходите немедленно.
И опять Келли пришлось объяснять свое здесь присутствие.
– Мсье Бруссар, я дочь Леонарда Дауэрти.
– Вы? – Он подозрительно прищурился, сдвинув кустистые седые брови.
– Да, это я. Вы должны были видеть меня по телевидению или в газетах, там, где сообщалось о смерти барона.
– Я не смотрю ничего такого по телевидению и не читаю всех этих газет. – Он подошел поближе, все еще разглядывая ее. – Я помню его дочь. Такая большая и толстая, в очках.
– А еще я любила проникать на винный завод, – прибавила Келли. – Один раз вы застали меля в погребах – я там пряталась.
– Было дело, – кивнул он, постепенно признавая ее.
– Испугалась я тогда до смерти, ведь я была уверена, что вы побьете меня, – продолжала вспоминать Келли.
Старик Клод покачал головой.
– В жизни не поднял руки на ребенка! – Он улыбнулся. – Я дал вам отведать вина.
– Правильно, – пробормотала она, вдруг припомнив, как это было. – Я думала, что вино будет как виноградный сок, а оно оказалось кислым.
– Не кислым, – с улыбкой сказал он. – Обыкновенное молодое вино, может, немного вяжущий вкус.
– Вовсе и не немного, насколько помнится мне, – возразила Келли, и улыбка ее стала шире.
Клод Бруссар тоже улыбнулся ей в ответ, но в следующую же секунду посерьезнел, в глазах его показалась досада.
– Ваш отец был плохим работником. Пристрастился пить прямо на заводе. Я нашел бутылку виски, которую он припрятал. Я не мог позволить ему это продолжать и вынужден был его уволить.
– Знаю. – Келли опустила голову, вспоминая, какое это было унижение – пойти встречать его после работы только лишь затем, чтоб узнать, что его уволили. Наутро он ввалился в дом мертвецки пьяным. Когда в конце концов он протрезвел, он сказал, что ему надоело быть в рабской зависимости от Ратледжей и потому он попросил расчет. Но она-то знала правду! Келли рассеянно отвернулась, разглядывая место преступления. – Вечно-то он пил, вечно дебоширил!
– Лучше пойдем отсюда. – Загрубевшей рукой он сжал ее руку и решительно повел прочь. – Это плохое место.
Тронутая этим заботливым жестом, Келли подняла взгляд к загрубевшему, перерезанному сетью мелких морщинок лицу старика.
– Сколько же вам лет?
Он и в детстве-то казался ей очень старым. Он приостановился и словно бы напрягся, широкие плечи его распрямились.
– Разве это так важно?
Он, видимо, был задет ее вопросом. Келли попыталась загладить неловкость и отмахнуться.
– Нет, конечно. Просто мне интересно. Он гордо глянул ей в глаза.
– Мне седьмой десяток пошел, но мой qrand-p?re
проработал мастером в имении Ратледж до восьмидесяти четырех лет.
И последние годы свои он прожил счастливо, потому что вина тогда у нас были прекрасные. Эти молодые с дипломами, химическими колбами и пробирками, разве они знают толк в настоящих винах? Старый… – повторил он с отвращением. Я как grand-p?re, и самые лучшие мои годы еще впереди. Рано мне на пенсию!
– Мне и в голову не приходило вам это предлагать! Он кинул на нее вызывающий взгляд, но тут же остыл.
– Что вам здесь надо? – спросил он через секунду с легким раздражением.
– Я к Сэму.
– Не прошло и пяти минут, как он уехал.
– Да? – Разочарование. Келли не ожидала, что оно будет столь острым. Она посмотрела туда, где размещались конторы, и только тут заметила, что джипа возле здания не было. – Вы не знаете, куда он уехал?
– Нет.
Она кивнула, стараясь показать, что это не имеет значения.
– Ну что ж, увижу его позже, дома.
Однако дома это совсем не то, и Келли это знала. Махнув рукой Клоду, она отправилась назад, в долгий обратный путь.
19
В просвете между деревьями виднелся серебристо-серый «Бронко», стоявший на подъездной аллее перед домом. «Для визитеров вроде бы рановато», – подумала она. Но, выйдя на поляну, она увидела и другие машины – машину со значком полиции, скромный седан и джип Сэма.
Что-то тут не так. По телу побежали мурашки, а нервы напряглись как натянутые струны. Помедлив лишь секунду, она тут же прибавила шаг и прямо по газону направилась к крыльцу. Открывая входную дверь, она услышала голос Кэтрин.
– В доме ее нет. Должно быть, вышла.
Двое в полицейских мундирах, Олли Зелински, адвокат Джон Максвейн и Сэм стояли у подножия мраморной лестницы, поджидая спускавшуюся к ним Кэтрин. Джону Максвейну на вид было лет сорок. Это был мужчина с седыми висками, среднего роста и средней комплекции, а на лице его читалось снисходительное добродушие человека, привыкшего обращаться с правонарушителями, но не утратившего веры в исконные человеческие добродетели. На звук хлопнувшей двери все одновременно обернулись.
– Вы меня ищете? – Неторопливо она подошла к ним, готовая услышать дурные вести. Мрачное выражение на лице Сэма говорило ей, что ничего хорошего ждать не приходится.
Сэм встретил ее словами:
– Ваш отец сбежал. Я услышал это по радио и примчался сообщить вам. А потом подъехали Зелински и другие.
– Когда? – Голос ее был ровным, бесстрастным. Только так можно было не дать прорваться охватившей ее бешеной ярости.
Она ясно видела все последствия побега: будет организована настоящая погоня, с заставами на дорогах, поисковыми группами, усиленными нарядами полиции по всему району и гудящими над головой вертолетами. Она представляла себе и толпы репортеров, и бесконечные сенсационные передачи «Новостей». Ее имя снова приплетут к этому делу, как раз теперь, когда все понемногу начинало затихать.
– Сегодня утром, на рассвете, – ответил Олли, и в глазах его мелькнуло сочувствие.
– Как? Как это стало возможно? – Келли незаметно отодвинулась от Сэма, сознательно лишая себя того утешения, которое давало ей его присутствие. Если он ненароком коснется ее, она может потерять самообладание, а она не хотела, чтобы кто-нибудь заметил, что происходит с ней. Она крепко сцепила руки на груди – защитный жест, скрывающий терзавшую ее боль.
– Он притворился, что ему плохо. Дежурный был из новичков. Мы продолжаем расследование.
Олли поправил очки на носу, как всегда, когда нервничал.
Келли заметила это.
– Зачем ты приехал? Ведь не для того же только, чтобы сообщить об этом мне!
Олли быстро отвел взгляд, затем как-то робко произнес:
– Этого не должно было произойти. Его арест и так осложнил тебе жизнь. Я хотел извиниться перед тобой. – Он запнулся, потом спросил: – Ты имеешь представление, куда он мог направиться?
– Ближайшие винные магазины и бары вы обыскали? – с горькой усмешкой вырвалось у Келли. Она не могла удержаться от иронии.
– Думаете, он вернется сюда или двинется на побережье? В Окленд и Сан-Франциско? – спросил один из полицейских.
Они не сводили с нее глаз. Все ожидали ответа, которого у нее не было. Она коротко тряхнула головой, и на щеку ей упали волосы. Пальцами она взъерошила их, отводя назад и досадуя, что не затянула их в узел.
– Не знаю, куда он направится и что захочет делать. Затеряться ему легче было бы в городе. Там больше мест, где можно спрятаться. Но не знаю, придет ли это ему в голову.
– Ну а в горы он может податься? – спросил другой полицейский. – Ваш отец хорошо ориентируется на местности? Охотой увлекается?
– Нет.
– Туризмом?
Келли опять тряхнула головой.
– Единственное, чем он увлекается, это выпивка. И только в этом он знает толк.
– Ну а друзья его?
– Я отсутствовала здесь десять лет. Я не знаю ничего о его друзьях, не знаю даже, есть ли они у него вообще. Вам стоит расспросить завсегдатаев баров. Узнать, кто его собутыльники.
Они задали еще несколько вопросов, на которые она не смогла ответить. С каждым новым вопросом напряжение возрастало, и нервы ее натягивались все сильнее. Наконец она не выдержала.
– Послушайте, если бы я что-нибудь знала, хоть что-нибудь, неужели вы думаете, я не сказала бы этого вам? – отрезала она. – Мне не меньше вашего хочется, чтобы его нашли. Чем дольше он в бегах, тем дольше будет длиться вся эта… – Тут Келли осеклась, сразу же пожалев о том, что вспылила.
Сэм подошел к ней и положил руку на плечо, но это не помогло.
– По-моему, хватит вопросов, – сказал он в то время, как Келли напряженно боролась с искушением прислониться к нему.
– Хорошо, – кивнул Олли. – Прости, что мы вынуждены были устроить над тобой эту экзекуцию, но что поделаешь… Если тебе придет в голову какая-нибудь мысль или ты вспомнишь что-нибудь, что может оказаться полезным нам…
– Я позвоню, – пообещала Келли.
В течение всего этого допроса Максвейн хранил молчание, оставаясь лишь свидетелем происходившего. Когда Олли и два полицейских, попрощавшись, через холл направились к двери, он задержался. Подождав, когда захлопнется дверь, он обратился к Келли.
– В этой неловкой ситуации мне остается добавить лишь одно, мисс Дуглас, – сказал он. – На случай, если будете говорить с отцом, если он появится здесь.
– Не появится, – оборвала его Келли. – Он не знает, что я нахожусь здесь.
– Боюсь, что это не так. – Брови Максвейна поползли вверх так, словно он собирался извиниться за что-то. – Видите ли, я сообщил ему о вашем местопребывании.
Сэм выругался сквозь зубы, тихо, но ожесточенно и громко спросил:
– Какого черта вам понадобилось говорить это ему? Зачем ему знать, где находится Келли?
– Я подумал тогда, что знать это ему надо. – Адвокат повел плечами, словно желая сказать, что дело сделано и спорить, удачно или неудачно, все равно бессмысленно. – Когда я посетил Дауэрти в тюрьме, он не скрывал свою крайнюю обиду на Ратледжей, в особенности на вас, миссис Ратледж. – Он покосился на Кэтрин, но та казалась совершенно невозмутимой. – Он обвинял вас во всех смертных грехах, и я подумал, что, когда он узнает, что его дочь у вас гостит, это поможет ему изменить свое мнение.
– Ну и как, изменил он это мнение? – спросил Сэм с иронией.
– К несчастью, нет. Пока что он убежден, что вы пытаетесь настроить его дочь против него. Знаете, паранойя – частый спутник алкоголизма, – заметил Максвейн, после чего опять повернулся к Келли: – Но это лишь часть того, что я намеревался с вами обсудить.
Взяв ее за руку, он увлек ее в дальний угол холла. Келли не могла взять в толк, зачем она понадобилась адвокату, и напряженно ждала, чтобы адвокат разъяснил ей это.
– Если случаем ваш отец как-то объявится здесь, – начал Максвейн, тихо и доверительно, – постарайтесь убедить его сдаться властям.
– Вряд ли он послушает меня.
– Сделайте попытку. Если он сдастся, положение его станет намного лучше, – объяснил он, после чего продолжал: – Когда наутро после гибели барона его задержали, содержание алкоголя в его крови было гораздо выше нормы. Он признался, что был пьян. Весьма вероятно, что он находился в состоянии, когда не мог отвечать за свои действия. Я могу выдвинуть аргументом не совсем вменяемое состояние, тогда обвинением может стать непреднамеренное убийство. Но чтобы это произошло, ему необходимо прийти с повинной – тогда мы взяли бы его на поруки и отправили лечиться. Нам надо будет нажимать на то, что алкоголизм – это болезнь, и представить вашего отца как жертву.
– Не говорите мне ничего о жертвах! – Голос Келли дрожал от гнева. – Жертва – это я! Это мне пришлось жить с ним под одной крышей, мириться с его ложью и увертками! Это меня он бил смертным боем, когда был пьян! Если кто-то и поплатится за все, так это я! И счет еще не закрыт!
И борясь со слезами, застилавшими глаза, Келли резко повернулась и пошла – быстрыми шагами, ничего не видя вокруг, не слыша, что Сэм зовет ее.
Он хотел броситься за ней, но адвокат остановил его:
– Пусть побудет одна.
Тогда Сэм набросился на адвоката:
– Что вы наговорили ей, черт вас возьми?
– Боюсь, что я вывел ее из себя. Я думал, что она признает, что отец глубоко и неизлечимо болен. – Максвейн задумчиво посмотрел вслед Келли, потом перевел взгляд на Сэма. – Существуют различные ассоциации для лиц, чьи родители были или есть алкоголики. Я знаю одну программу, специально предназначенную для взрослых. Поговорите с ней, может быть, и она захочет присоединиться. По крайней мере пообщаться с людьми, переживающими то же, что и она, и это может дать выход возмущению, копившемуся в ней все эти годы. Во всяком случае, это могло бы стать первым шагом в этом направлении.
На ресницах ее дрожали слезы. Заслышав приближающиеся размеренные и твердые шаги Сэма, Келли едва успела вытереть их. Убежав из нижнего холла, она укрылась в библиотеке.
Когда Сэм вошел, она все так же продолжала стоять возле кожаного кресла, опираясь рукой на спинку. Ощутив на своих плечах тепло его рук, она отпрянула.
– Все хорошо. – Она смогла взять себя в руки. Пальцы ее гладили складчатый абажур – ей надо было куда-то деть руки. – Вот сигарета мне не помешала бы. У тебя случайно не найдется? А то свои я в сумочке оставила, наверху.
– Нет, у меня нету.
– Ладно, не важно. – Она включила лампу, осветив деревянные панели библиотеки, сумрачной в этот пасмурный день. – При таких неприятностях удивительно, как я не стала больше курить!
На столике возле лампы лежал пульт дистанционного управления. Келли подняла его, направила на телевизор. На экране мгновенно зажглось изображение.
– Это про твоего отца, Келли, – начал было Сэм. Она подняла руку, прося его ничего ни говорить, взгляд ее был прикован к экрану.
– Это «Новости». Может быть, его поймали. – Она опустилась в кресло и подалась вперед, поглощенная тем, что говорил ведущий.
Но в программе лишь уточнялись сведения, известные из предыдущей передачи – о подозрительном пассажире, обнаруженном на пароме в Сан-Франциско. Подозрения не подтвердились. Программа закончилась кратким репортажем из тюрьмы и повторным рассказом о гибели барона.
– Пойдем выпьем кофе, – предложил Сэм. Келли покачала головой.
– Я лучше здесь побуду, может, что сообщат.
– Даже если и сообщат, сделать ты все равно ничего не сможешь.
– Знаю, но все равно мне хочется побыть здесь. Мне надо это, понимаешь? Постарайся понять, хорошо?
Остаток дня и большую часть вечера она провела перед телевизором, переключая программы, слушая сообщение то одной, то другой программы. Полиция упорно продолжала считать, что он, по всей вероятности, скрывается в Напа и настойчиво утверждала, что кордоны на дорогах появились уже через десять минут после побега арестованного.
Каждый выпуск «Новостей» сопровождался показом того, как бригады полицейских обыскивают трущобы, как вертолеты делают медленные круги, патрулируя район, как полицейские на заставах открывают багажники автомобилей и проверяют документы. Журналисты не уставали брать интервью с судейскими, жителями глухих углов, боявшимися оставаться в своих домах, с прохожими и туристами.
И каждое слово журналиста, и каждое сообщение, так или иначе, начиналось с одного слова: «Отец ведущей «Телевизионных новостей» Келли Дуглас, обвиненный в убийстве гражданина Франции барона Фужера, пока не найден… сегодня утром… на сегодняшний день… сегодня к вечеру». И почти каждое сообщение включало в себя показ ее фотографии, или кадра из ее передачи, или Келли, снятой возле городской тюрьмы в Сент-Хелен.
* * *
На следующий день Леонард Дауэрти все еще не был найден. Ближе к полудню журналисты подняли некоторый шум, так как полиция окружила виноградник в районе Карнероса, где скрывался какой-то, по их мнению, подозрительный тип. Одна из телевизионных групп, снимавшая с вертолета, показала телезрителям неясную фигуру, скорчившуюся под виноградным кустом. По прошествии двадцати томительных минут человек этот сдался полиции.
Едва он, прикрывая руками лицо, выполз из-под кустов, Келли тут же поняла, что это не отец. Черноволосый, смуглый, он оказался мексиканцем. Для подтверждения этого телезрителям была опять показана фотография отца.
В дневных «Новостях» промелькнуло несколько не подтвержденных в дальнейшем сообщений.
В конце концов полиция допустила возможность того, что Дауэрти прошел через полицейские кордоны и покинул пределы Напа, и расширила сферу наблюдений.
К вечеру начался ливень. Вершины гор и долину затянула пелена низких туч. В вечерней передаче журналисты под зонтами, с которых стекали водяные струи, сообщали последние известия о преступнике и делились своими предположениями.
Филиал НБС передал репортаж, снятый заранее, еще до того, как зарядил дождь. Уже по первым же вступительным словам Келли догадалась, что репортаж будет связан с ее именем. Но она глазам не поверила, увидев на экране Линду Джеймс, свою соперницу и врагиню, стоящую возле отцовской развалюхи и рассказывающую зрителям, что находится возле дома, где росла Келли Дуглас. На заднем плане среди разбросанных сорняков и всяческого хлама маячил зелено-белый «Бьюик». Линда Джеймс поднялась на крыльцо, открыла дверь. Дотошный оператор не пропустил момента, как она входит в гостиную. Мусор, грязь, куча пепла и сигаретных окурков возле маминой фотографии.
– О Боже! – Келли зажала рот рукой, подавляя рыдание. Крупным планом возникла ее кукла, одиноко сидящая на грязном диване. Камера прошлась по закопченной кухне, грязной посуде в раковине, заплесневелым продуктам в холодильнике. Почему она не вычистила все, когда была в доме?
Линда Джеймс сидит на кровати. На кровати Келли. Пальцем проводит до запыленной поверхности комода, по изголовью металлической кровати. Стоя у окна, она глядит на хмурое небо.
Двух с половиной минутный репортаж окончился кадрами, снятыми во дворе. Линда выразила свое сочувствие и заключила следующими словами:
– Мы не смогли найти Келли Дуглас, чтобы побеседовать с ней, хотя знаем, что она находится где-то поблизости. Вне всякого сомнения, она следит за тем, как продвигаются розыски. Испытывая, как подозреваю, смешанные чувства. Линда Джеймс. Напа-Вэлли.
Келли вынуждена была признать, что профессионально передача была сделана хорошо. Но по-человечески она чувствовала себя растоптанной, выставленной на всеобщее обозрение. Телевидение вторглось в ее личную жизнь. Злая и пристыженная, она выскочила из библиотеки.
Не успела она подняться к себе, как дверь открылась и в дом вошел Сэм. Рубашка его промокла, и ткань прилипла и телу, так что отчетливо виднелись мускулы груди. На толстой ткани спецовки и вокруг манжет также заметны были дождевые пятна. Не сразу заметив ее, он снял шляпу, брызгая на мраморный пол каплями дождя. Когда взгляд его наконец упал на нее, она глубоко вздохнула и, переведя дух, разжала пальцы.
– Дождь льет нешуточный, – сказал он, слегка поморщившись.
– Похоже. – Она двинулась к лестнице.
– Ты наверх?
– Да.
– Я тоже. Мне надо помыться и переодеться. Большими шагами он пересек холл и направился к лестнице, оставляя повсюду мокрые следы. Он догнал ее, и они стали подниматься вместе.
– Что-нибудь было в вечерних «Новостях»?
– Ничего. Все еще прячется где-то. Он вздохнул.
– Прости. Я, ей-богу, думал, что уж к этому-то часу они его поймают.
– Я сама так думала, – призналась она. Возле ее двери он приостановился.
– У тебя все в порядке?
Сказать, что все у нее в порядке, она не рискнула бы и раньше.
– Я справлюсь, – ответила она.
– Знаю, что справишься. – Он улыбнулся. – Скоро увидимся.
Келли кивнула и, ничего на это не сказав, толкнула дверь к себе в комнату. Не теряя времени, она схватила сумочку и достала плащ из шкафа. И тут же выскочила из комнаты и быстро сбежала вниз по ступенькам.
Четверть часа спустя взятый напрокат автомобиль, проехав по заполненным водой колеям, остановился возле бывшего дома Келли. Промокшая деревянная обшивка казалась почти черной, а оконные стекла превратились в потемневшие зеркала. Келли секунду смотрела на них, а потом выключила фары и двигатель.
Выйдя из машины, она под проливным дождем направилась к передней двери, ловко лавируя между луж. Гостиная, когда она вошла, была погружена в полную темноту. Она нащупала на стене выключатель и зажгла в комнате тусклый верхний свет.
Выпутавшись из своего плаща, Келли огляделась и решила, что первым долгом займется мусором.
Под раковиной в шкафчике она обнаружила пластиковые мешки для мусора. В первый она сгребла все продукты из холодильника вместе с мисками и контейнерами. Во второй она опрокинула мусорное ведро, добавив сверху валявшиеся повсюду картонки. Третий пакет она пронесла по комнатам, вытряхивая туда содержимое пепельниц, засовывая пустые бутылки, старые журналы, газеты и все, что можно было счесть мусором. Когда она кончила уборку, у двери стояло четыре заполненных доверху пластиковых мешка.
Следующим делом была раковина с грязной посудой. Келли принялась отскребать от тарелок и сковородок засохшие остатки еды, отмачивать и драить, еще и еще. Через тридцать минут и это было кончено, и Келли, вытерев последнюю сковородку, сунула ее в духовку. Наполнив тазик свежей мыльной водой, она оттерла кухонный стол, плиту и рабочий столик, потом вымыла полки в буфете и холодильник – снаружи и внутри.
Чтобы выполнить и эту задачу, ей пришлось частично заполнить пятый мешок. Вместе с другими она оттащила его в гостиную. Ливень поутих, и, воспользовавшись этим, Келли подбежала к машине, включила фары, затем, один за другим, перетаскала во двор и выкинула в проржавевший мусорный бачок возле сарая мешки с мусором.
Завершив это, она оглядела замусоренный двор. Мусор был ясно виден в лучах фар. Что могла, она побросала в бачок, остальной мусор оставила как есть. Завтра она вернется сюда и сообразит, что с ним делать. И как быть с сорняками, тоже подумает, если дождь прекратится.
Оставалось немного: вытереть пыль, подмести и вычистить ванную. Выключив фары, она пошла обратно к дому. Она уже хотела было закрыть дверь, но передумала – пусть проветрится немного.
Пальцы ее потянулись к пуговице плаща, но тут внимание ее привлек какой-то звук, похожий на звон посуды. Нахмурившись, она сняла плащ и, бросив его на спинку кресла, бросилась на кухню.
И замерла в дверях, увидев отца. Развалившись на стуле, он набивал себе рот кукурузными хлопьями прямо из коробки. Поредевшие волосы его были мокрыми и темно-серым шлемом облепили череп, но одежда выглядела сухой.
Гнев, все эти дни не оставлявший Келли, тут же вспыхнул в ней с новой силой.
– Что ты здесь делаешь?
