– Чепуха! – небрежно махнула она рукой, однако Р.-Д. был не из тех, от кого можно отмахнуться.
      – Слезы я ни с чем не перепутаю, – решительно заявил он. – Следовательно, существует всего два варианта: либо ты только что чистила лук, либо что-то стряслось. Расскажи мне, что тебя беспокоит, девочка.
      – Я… О, Р.-Д., я не знаю, что мне делать! – И после неудачной попытки удержать слезы она горько разрыдалась.
      – Ну будет, будет… – Он заботливо обнял ее за плечи, подвел к креслу абрикосового цвета и, усадив в него, дал ей свой чистый носовой платок.
      – Неужели все так уж плохо?
      – Я все время пытаюсь внушить себе, что все это неправда. А если все же правда?
      – Почему бы тебе хоть на минуту не перестать хлюпать носом и не объяснить мне, что ты подразумеваешь под словами «все это»?
      – Это… это Дин. – Она подняла к нему свои вконец заплаканные глаза. – Я думаю, он… встречается с… другой женщиной.
      Первой реакцией Р.-Д. было категорично опровергнуть это предположение, но затем он припомнил поведение сына на протяжении последних двух месяцев, и его охватил шок. Теперь стало понятно, чем объяснялись частые отлучки Дина. Тем не менее он попытался успокоить Бэбс.
      – С какой стати тебе в голову пришла подобная глупость?
      – В последнее время он стал так поздно возвращаться домой, и еще… Томи Фредерикс сказала мне сегодня днем, что у него есть женщина в Галвестоне. – Она помедлила, прежде чем произнести эти ужасные слова, но потом все-таки выдавила: – Какая-то… богемная художница.
      – Откуда, во имя Сэма Хьюстона, она может это знать? – громко удивился Р.-Д.
      – Она сказала, что… в прошлую пятницу Билли Джо Тоунсенд видела их вместе на пляже. А Дин в тот вечер сказал, что отправляется посмотреть какую-то новую лошадь. По ее словам, они целовались прямо у всех на глазах, а потом… пошли по пляжу, так тесно прижимаясь друг к другу, что между ними ладонь было не просунуть. И еще Томи сказала, что их… и другие видели.
      – И ты называешь это доказательствами? – возмущенно воскликнул Р.-Д. – Кто-то видел кого-то, похожего на Дина. С ним хоть кто-нибудь заговорил?
      – Насколько я знаю, нет, – призналась Бэбс.
      – Ну вот видишь! По-моему, твоя так называемая подруга Томи просто пытается посеять между вами раздор.
      – А если нет? Если все это – правда? В последнее время он так изменился… Словно его все время что-то тревожит. Сегодня он сказал, что отправляется выпить с Лейном, а с нами встретится прямо на барбекю. А что, если он меня обманул? Вдруг он снова поехал к ней?
      – А что, если корова вдруг взлетит? Это так же вероятно, как и то, что Дин обманывает тебя с какой-то другой женщиной. А теперь я забираю свою девочку на вечеринку и хочу, чтобы она улыбалась и веселилась. Вытри слезы, умойся и спускайся вниз не позже, чем… – Р.-Д. демонстративно поглядел на часы, – через пять минут.
      – Хорошо, через пять минут я буду готова. Я вас просто обожаю, Р.-Д. – Бэбс посмотрела на свекра с благодарной улыбкой и запечатлела на его щеке крепкий мокрый поцелуй.
      – Ты лучше сама за собой следи, а то не миновать кривотолков. – Он улыбнулся и подмигнул невестке.
      Однако когда он стал спускаться по ступеням, улыбку с его лица словно тряпкой стерли. Войдя в библиотеку и плотно закрыв за собой дверь, Р.-Д. направился прямиком к телефону.

* * *

      На следующее утро Дин вошел в приемную, где сидела его секретарша Мэри Джо Андерсон, и едва сумел подавить зевок.
      – Хорошо погуляли? – с улыбкой спросила она, понимающе глядя на него поверх своих очков в роговой оправе. Окончив секретарские курсы, она поступила на работу в компанию шесть лет назад и теперь гораздо лучше его знала обо всем, что здесь происходит. Умная и деловитая, она не раз исправляла допущенные им ошибки.
      – «Хорошо» – это не то слово. – Дин задержался возле ее стола и взял пачку листков с оставленными для него сообщениями. – Дай моей жене волю, так мы плясали бы до сих пор. К счастью, в два часа утра музыканты собрали свои инструменты и разошлись по домам.
      – Звонил Лейн Кэнфилд. Просил, чтобы вы перезвонили ему сразу, как только сможете. Говорит, что-то важное.
      – Будет сделано. – Дин отделил от пачки листок с посланием от Кэнфилда и положил его на самый верх, а затем направился к двери в свой кабинет, подавив еще один зевок. – Принеси-ка мне чашечку кофе, Мэри Джо, – бросил он через плечо и исчез в кабинете.
      – Черный и много сахара?
      – Совершенно верно, – донеслось уже из-за двери. Оставив ее открытой, Дин прошел прямо к письменному столу и взял телефонную трубку. Набрав номер Лейна, он плюхнулся во вращающееся кресло. На стене прямо напротив него висела картина Кэролайн под названием «Солнце и море». Каждый раз при взгляде на нее Дину казалось, что любимая находится рядом.
      – Лейн, – беззаботно проговорил он, услышав в трубке голос друга, – как поживаешь, старый черт?
      – Суечусь, как всегда. А ты?
      – То же самое. Мэри Джо сказала, что ты хотел срочно со мной поговорить. Что стряслось?
      – Вчера вечером у меня был любопытный разговор с твоим отцом, – сообщил Лейн. – Он сам мне позвонил.
      Дин похолодел. На долю секунды он утратил способность не только мыслить, но даже дышать.
      – Дин, – окликнул его приятель, – ты меня слышишь?
      – Да, – охваченный паникой, едва вымолвил он. В этот самый момент в кабинет вошла секретарша и поставила перед ним чашку кофе. – Одну минуту, – сказал он, а затем, прикрыв трубку ладонью, отодвинул ее от уха и, стараясь, чтобы его голос не дрожал, обратился к Мэри Джо: – Ты не могла бы закрыть дверь, когда будешь выходить?
      – Конечно, – ответила та.
      Дождавшись, когда щелкнет язычок замка, он снова поднес трубку к уху и сказал:
      – Извини, я слушаю. Так ты говоришь, тебе звонил Р.-Д.? Что он хотел?
      – Разыскивал тебя. Он почему-то решил, что ты должен быть у меня.
      – А что ему сказал ты? – Дин почувствовал, что его бросило в пот. Он должен был знать, что рано или поздно что-нибудь в этом роде обязательно случится, и быть к этому готовым. Увы…
      – Я даже и не знал, что говорить. И поэтому… наврал ему, что в последний момент меня задержала какая-то неотложная работа с документами и мы встретимся позже.
      – Спасибо, – только и сумел выдохнуть Дин.
      – Он ничего не просил тебе передать. Сказал только, что позже поговорит с тобой. – Лейн выжидающе умолк, однако Дин молчал. – Ты не объяснишь мне, что все это значит?
      Некоторое время Дин мучительно боролся с самим собой, но в итоге все же решил, что должен хоть с кем-то поделиться. Он больше не мог держать эту тайну в себе, кроме того, Лейну можно было доверять целиком и полностью. И Дин заговорил. Он не мог остановиться до тех пор, пока не рассказал Лейну абсолютно все о Кэролайн и возникших между ними отношениях.
      – Я знаю, что это звучит банально, но Кэролайн – самая удивительная женщина из всех, которых я встречал. Я люблю в ней все – до последней черточки. – Помолчав, Дин улыбнулся и закончил: – Надеюсь, я исчерпывающе ответил на твой вопрос?
      – Да уж…
      – Мне бы хотелось вас познакомить, Лейн. – Дину вдруг показалось очень важным познакомить своего лучшего друга с женщиной, которую он любил. – Сегодня у меня состоится деловая встреча в Техас-Сити. Кэролайн тоже подъедет туда, чтобы пообедать со мной. Ты свободен? Сможешь присоединиться к нам?
      – Сегодня я собирался заехать на завод, но, наверное, смогу выехать пораньше и все же встретиться с вами.
      – Попробуй, – попросил Дин.
      Лейн пообещал.

* * *

      Поначалу Лейн не поверил в красивые слова своего друга. Женатый человек впервые пробует запретный плод – вот и вся «любовь», мысленно отмахнулся он, но, понаблюдав за влюбленными в маленьком кафе, увидев, как они общаются с помощью взглядов и прикосновений, как понимают друг друга с полуслова, убедился в своей неправоте. Это было гораздо серьезнее, чем простое увлечение, которое развеется через месяц.
      Лейн даже понял, что именно в Кэролайн привлекло его друга в их первую встречу. Она была умна, серьезна, преданна и ясно выражала свои мысли. Она ничего не умела делать вполсилы и тем более любить. Она либо любила что-то или кого-то безраздельно и самозабвенно, либо решительно отвергала. Эта женщина была полной противоположностью Бэбс.
      Лейн смотрел на них и думал, что наблюдает несчастную любовь. Как бы сильно они ни любили друг друга, между ними не было абсолютно ничего общего. Это было видно даже по одежде. Дин – в изысканном костюме от «Брук бразерс», Кэролайн – в черных штанах и рубашке навыпуск. И точно так же, как внешний вид каждого из них, разнились их взгляды на жизнь. «И в отличие от одежды, – с грустью подумал Лейн, – это изменить невозможно».
      Потом все трое вышли из кафе. Лейн стал было прощаться, но Дин задержал его.
      – Подожди, у Кэролайн для тебя кое-что есть.
      Заинтригованный, Лейн последовал за ними к ее старенькому «Шевроле». На заднем сиденье, в сторонке от коробок и свертков, стояла картина. С помощью Дина Кэролайн вытащила ее и подала Лейну. Изображение было размытым, на нем угадывались какие-то шпили, высокие цилиндры и непонятное вертикальное сооружение.
      – Узнаешь? – с плохо скрытой гордостью спросил Дин, глядя на друга горящими глазами.
      – Что-то знакомое, – признался Лейн, не в силах разобрать, что же тут все-таки нарисовано.
      – Это монумент Сан-Джасинто, нефтехранилища и химические заводы, а на заднем плане – корабль, входящий в канал, все затянуто утренним туманом, в воздухе клубится дым из заводских труб.
      Теперь, после торопливых объяснений Дина, Лейн сумел расшифровать картину и узнал одинокую звезду – символ Техаса – на верхушке стелы, высеченной из известняка.
      – Ну да, конечно же! – кивнул он.
      – Я назвала эту картину «Прогресс».
      «Весьма скептический взгляд на прогресс», – подумал Лейн. В последнее время он стал весьма чувствительно относиться к любой критике в адрес загрязнения окружающей среды в районе судоходного канала. Однако тут же одернул себя, подумав, что Кэролайн могла бы написать гораздо более жуткую картину, нежели загазованная и отравленная кислотными выбросами атмосфера в этом районе. При желании она могла бы изобразить горящую воду, залитую нефтью.
      – Мне очень нравится, Кэролайн, – сказал Лейн, не отрывая глаз от холста, а затем улыбнулся. – И если вы хотели мне кое на что намекнуть, я ваш намек понял. Я повешу эту картину в своем кабинете, пусть напоминает мне об экологии.
      – Дин сказал, что вы не обидитесь. – Кэролайн посмотрела на Лейна с одобрением, и у того возникло ощущение, что он только что с честью выдержал некое испытание. – Мне пора ехать, – с ноткой сожаления добавила она и повернулась к Дину.
      Лейн быстро попрощался и, бережно держа картину, направился к своей машине, оставив влюбленных наедине друг с другом. После того как машина Кэролайн выехала с автомобильной стоянки, к нему подошел Дин.
      – Ну не говорил ли я тебе, что она талантлива и… вообще замечательная!
      – Конечно, говорил, – согласился Лейн.
      – Я рад, что тебе понравилась ее картина. Знаешь, она даже не разрешает мне дарить ей никаких подарков. Я имею в виду – дорогих подарков. А вот холсты, краски, кисти принимает с удовольствием. Зато другие вещи – одежда, драгоценности, духи – ее вообще не интересуют. Мог ли ты представить, что на свете существуют подобные женщины?
      – Нет. По крайней мере, до сегодняшнего дня.
      Дин поглядел в том направлении, куда уехала Кэролайн, и задумчиво наморщил лоб.
      – Интересно, но когда вчера вечером во время вечеринки я говорил с Р.-Д., он даже не упомянул о том, что звонил тебе.
      – Может, просто забыл?
      – Забыл? Р.-Д.? – скептически переспросил Дин. – У него память, как у компьютера.
      Стремясь обезопасить свою тайну, следующие три дня Дин провел, будучи либо дома, либо на работе, однако на четвертый день желание увидеться с Кэролайн все же перевесило его страхи, и он отправился к ней – правда, совсем ненадолго.
      Опасения, что отец может что-то заподозрить, все же заставили Дина трезво взглянуть на ситуацию, в которой он очутился, и решить, что же делать дальше. Он любил Кэролайн и мечтал не расставаться с нею. И все же ему по-прежнему была дорога Бэбс – пусть не до такой степени, как Кэролайн, но он не хотел делать ей больно. Она была ни в чем не виновата, являясь для него хорошей, любящей женой. Поступать по отношению к ней подобным образом было просто нечестно. И в то же время Дин был совершенно убежден, что никогда не сможет отказаться от Кэролайн. В глубине души он испытывал эгоистичное желание оставить все как есть.
      Дин поглядел на стригунков, резвившихся на ближнем пастбище подле своих матерей, и ощутил теплое чувство в груди. Сейчас мир для них прекрасен. Матери обеспечивают им защиту, удобство и неиссякающий запас вкусного молока, но скоро их разлучат, и это станет для жеребят настоящей драмой. Если этого не сделает человек, то сделает сама мать-природа. Это неизбежно. Дин смотрел на стригунков и думал, что он и сам находится в схожем положении. Было бы нереальным надеяться, что все и дальше будет продолжаться так, как сейчас. Раны от расставания не избежать. Вот только с кем – расставание? Он снова и снова задавал себе этот вопрос, собираясь на встречу с Кэролайн.
      С тяжелым вздохом Дин отошел от загородки и направился к дому. Ни малейшее дуновение ветерка не шевелило листья на древних дубах и орехах-пеканах, что щедро отбрасывали густую тень на лужайку. Жаркая августовская духота, обычная для восточного Техаса, мстительно окутала Ривер-Бенд. Идя к веранде, Дин чувствовал, как при каждом шаге неприятно прилипают к телу его хлопчатобумажная рубашка и джинсы.
      Кто-то когда-то сказал, что самым благодатным изобретением человеческого разума для жителей Техаса явился кондиционер. Перешагнув порог и вступив под благодатную струю холодного воздуха, Дин всем сердцем признал правоту этого утверждения. Мечтая принять душ и переодеться, он пошел на второй этаж. Его шаги гулко разносились под высоченными – в пять метров – потолками. Однако прежде, чем Дин успел добраться до массивной лестницы на второй этаж, в арочном простенке, ведущем в библиотеку, возникла фигура Р.-Д.
      – Не зайдешь? Мне нужно с тобой поговорить. – Р.-Д. обернулся и, не говоря больше ни слова, направился обратно в библиотеку. Секунду поколебавшись, Дин последовал за ним и оказался в комнате, разделенной двумя рядами высоких резных шкафов с застекленными ореховыми полками, плотно уставленными книгами. – Закрой дверь.
      Испытав минутное замешательство, Дин вернулся и закрыл двери, а затем смущенно сделал несколько шагов к центру комнаты.
      – Что случилось? – поинтересовался он.
      – Именно этот вопрос я хотел задать тебе, – проговорил Р.-Д., устроившись в обитом синей кожей вращающемся кресле из ореха. Откинув голову, он наблюдал за Дином.
      – Что-то я тебя не понимаю, – покачав головой, ответил Дин, начиная чувствовать себя еще более неловко.
      – А по-моему, прекрасно понимаешь, – заявил Р.-Д. и подкатился на своем кресле к столу, положив локти на его крышку. – Куда ты направился сегодня вечером, после того, как ушел с работы?
      – Почему ты об этом спрашиваешь? – в свою очередь осведомился Дин, стараясь не выглядеть виноватым. Он ощущал себя точно так же, как в детстве, когда его заставали за каким-нибудь неблаговидным занятием. – Что-то случилось?
      – Я задал тебе вопрос.
      Ложь уже стала второй натурой Дина.
      – У Бэбс скоро день рождения, – принялся выдумывать он, – вот я и решил подыскать для нее подарок.
      – Точно так же, как накануне вечером встречался с Лейном?
      Дин сделал неловкую попытку рассмеяться.
      – Я даже не пойму, о чем ты толкуешь.
      – Хватит, сынок! Не ври хотя бы мне! – Р.-Д. грохнул по столу ладонью. Затем встал и, тяжело дыша, попытался одолеть душивший его гнев. – Ты прекрасно понимаешь, о чем я веду речь. Ты встречаешься с какой-то женщиной в Галвестоне, и не пытайся это отрицать. Она – художница, и наверняка – та самая, которая намалевала ту желтую картинку, что висит у тебя в кабинете.
      – Ее зовут Кэролайн Фэрр.
      Р.-Д. фыркнул:
      – Только об этом я и мечтаю – чтобы она, эта Фэрр, была подальше отсюда.
      – Я люблю ее. – Признавшись в этом отцу, Дин почувствовал огромное облегчение.
      Несколько мгновений в комнате царило тягостное молчание. Отец с непроницаемым лицом, словно он не слышал того, что ему сказал Дин, сидел, уставившись в сторону.
      – Когда мужчина время от времени развлекается на стороне, это нормально, но увязнуть до такой степени… – Р.-Д. поднял голову и посмотрел сыну в глаза. – Ты, случаем, не забыл, что женат? О том, что на втором этаже тебя дожидается твоя супруга?
      – Не забыл. – Дин отвел глаза, не в силах выдержать прокурорский взгляд отца.
      – И ей обо всем известно. Ты это понимаешь?
      – Откуда? – насторожился Дин.
      – Тебя видели с этой женщиной, и уже вовсю ходят слухи.
      – Об этом я не знал. – Дин повесил голову. Он понимал, в какое трудное положение загнал сам себя и сколько еще неприятностей его ожидает.
      – Ответь мне на один вопрос, Дин. Как ты намерен действовать в теперешней ситуации?
      – Я еще не уверен. Я…
      – Ну так вот, можешь быть уверен в одном: в семье Лоусонов еще никогда не было ни одного развода. Не будет и сейчас. Та девчонка, которая плачет наверху, – твоя жена, и ты женился, чтобы жить с ней «в радости и в горе».
      – Это мне известно.
      – А если так, то заканчивай со своим романчиком, да поскорее, черт побери!
      В растерянности Дин всплеснул руками – беспомощно и зло.
      – Ты не понимаешь, Р.-Д., я люблю Кэролайн!
      – Мне очень жаль, – жестко констатировал отец, – но это ничего не меняет.

* * *

      В углу пляжного домика вертел лопастями вентилятор, медленно поворачивая свою голову из стороны в сторону, однако Дин даже не замечал струи прохладного воздуха, то и дело касавшейся его щек. Он сидел, откинув голову на спинку дивана и вытянув перед собой длинные ноги. По его животу темным покрывалом рассыпались волосы Кэролайн. Он был рад молчанию. Уже с десяток раз за сегодняшний вечер Дин пытался найти подходящие слова и объяснить Кэролайн, что им больше не следует встречаться, и каждый раз они застревали у него в горле. Что бы ни говорил Р.-Д., как бы ни старался он сам, Дин никак не мог представить себе жизни без Кэролайн.
      – Мне нравится твой нос. Эдакая благородная линия.
      Дин опустил глаза и увидел, что Кэролайн рассматривает его своим внимательным взглядом художника.
      – Правда?
      – Ага. – Она немного изменила положение, подвинувшись так, чтобы ей было удобнее разглядывать его. – Ты никогда не задумывался о том, на кого был бы похож твой ребенок?
      – Нет, не приходилось. – Такие разговоры причиняли ему боль. Кэролайн хотелось говорить о будущем, а Дин не был уверен, что оно у них есть. Он приподнял ее за плечи и слегка подтолкнул, давая знак подняться. Женщина покорно скинула ноги с дивана и села.
      – Хочешь чего-нибудь? – спросил Дин, направляясь к холодильнику.
      – Нет.
      Вынув из холодильника бутылку пива, он откупорил ее лежавшей тут же открывалкой. Сделал большой глоток холодной жидкости, повернулся и увидел Кэролайн. Она стояла возле стойки бара, засунув руки в карманы своих шортов.
      – Дин, у меня будет ребенок.
      – У тебя… У тебя что?..
      Когда прошел первый шок, Дин принялся смеяться – громко и счастливо. Эта новость меняла все, и даже Р.-Д. будет вынужден с этим согласиться. Теперь для него не было иного выхода, кроме как развестись с Бэбс и жениться на Кэролайн. Он не может позволить, чтобы его ребенок был незаконнорожденным. Дин подскочил к Кэролайн, подхватил ее на руки и принялся кружить по комнате. Бутылка пива осталась сиротливо стоять на стойке бара.
      – Прекрати, Дин, ты сошел с ума! – стала протестовать Кэролайн, но и ее лицо сияло улыбкой.
      – Сошел с ума! И это – прекрасно! – Он поцеловал ее плечи, шею, губы и только потом вновь поставил на пол.
      – Я так счастлива, что ты обрадовался.
      – Обрадовался? Да я просто на седьмом небе! – Дин смотрел на любимую, и ему казалось, что от нее исходит какое-то новое сияние. – Давно ты об этом знаешь?
      – Наверное, недели две.
      – Две недели… И сказала мне только теперь?
      – Я просто хотела в этом убедиться, вот и все. Я всегда любила детей, но еще ни разу не задумывалась о том, чтобы завести своего собственного. Моими детьми всегда были мои картины. Однако мне уже двадцать девять. Еще несколько лет – и я буду слишком старой. Так что: или – теперь, или – никогда. – Посмотрев на него, она утратила серьезность и улыбнулась. Дин выглядел немного оторопевшим. Ее рассуждения прозвучали так трезво и расчетливо, что напугали его. – Кроме того, я очень люблю отца этого ребенка.
      – А я люблю тебя, Кэролайн. – Он обвил ее руками и, крепко прижав к груди, закрыл глаза и стал нежно тереться щекой о ее волосы. – Мы поженимся сразу же после того, как я разведусь. Но обещаю тебе, что это произойдет до того, как родится ребенок. Кэролайн оставалась в его объятиях совершенно неподвижной.
      – А что потом, Дин?
      – Что ты имеешь в виду? – спросил он, зарывшись носом в ее волосы и думая, кто у нее родится: мальчик или девочка. Ему до сих пор не верилось в то, что он станет отцом. Отцом!
      – Вот что я имею в виду. – Она твердо отстранилась от Дина и посмотрела ему в глаза. – Что мы будем делать потом? Где, к примеру, мы будем жить?
      – В Ривер-Бенде, где же еще! Я стану выращивать своих «арабов», а ты – растить нашего ребенка. А может, двух или трех. И – рисовать. Возможно, нам даже удастся уговорить Р.-Д., чтобы он пожертвовал своей бильярдной комнатой на третьем этаже, и тогда мы превратили бы ее в твою мастерскую.
      – Вряд ли это получится. – Она освободилась от его рук и отошла на пару метров в сторону.
      – Все равно попробовать стоит. В обмен на внука Р.-Д. будет готов подарить тебе хоть луну, – засмеялся Дин.
      – Я имею в виду, что вряд ли получится все, о чем ты говоришь, – отрывисто проговорила Кэролайн, сцепив свои длинные пальцы. По всему было видно, что женщина охвачена несвойственным ей возбуждением. – Я люблю тебя, Дин, и всегда буду любить. Но я не смогу там жить.
      – Не настраивай себя заранее, – возразил Дин, озадаченный ее резким тоном. – Сама увидишь. Это – чудесный старинный дом с башенками, цветными окнами… А паркет такой красивый, что ты просто в обморок упадешь! Резные полки…
      – Прекрасная мебель, хрусталь, китайский фарфор, изысканные наряды, беспрестанные увеселения… Такая жизнь не по мне, Дин. Пожалуйста, постарайся понять: я не предназначена для такой жизни и не хочу ею жить, – твердо проговорила она.
      – Ты просто волнуешься. Это все из-за ребенка. – Дин был готов ухватиться за любой предлог, только бы не верить в то, что любимая говорит всерьез.
      Кэролайн глубоко вздохнула, и в этом вздохе прозвучала усталось, смешанная с отчаянием.
      – Вот ты, к примеру, мог бы жить где-то еще, кроме Ривер-Бенда? Был бы ты счастлив, доведись тебе до конца твоих дней поселиться в домишке вроде этого, где отсутствуют все те прекрасные вещи, к которым ты привык с детства?
      – Я… Я мог бы попробовать. – И все же Дин даже мысленно не мог себе такого представить.
      – Но я не прошу тебя об этом. Я не хочу, чтобы ты отказался от своей жизни ради меня, но и сама не откажусь от своей. И все же я рада, что ты предложил жениться на мне.
      – Что ты такое говоришь? – Дин уставился на нее, чувствуя, как страх ледяным холодом сковывает горло.
      – Я люблю тебя, но никогда не выйду за тебя замуж. – Кэролайн повернулась к нему спиной и стала смотреть на стол, заваленный кистями, красками, баночками с растворителем и тряпочками. – Мне предложили должность учительницы в частной школе в Калифорнии. Я решила принять это предложение. – Кэролайн беспомощно пожала плечами. – В конце концов, я еще никогда не бывала на Тихоокеанском побережье. Я уезжаю через десять дней.
      – Ты не можешь так поступить! Ведь у тебя будет мой ребенок!
      – Я смогу родить его в Калифорнии так же просто, как и здесь. – Ее голос звучал ровно и бесцветно.
      – Если ты и вправду любишь меня, то почему же бросаешь?! – Дин схватил ее за руку, развернул лицом к себе и увидел слезы в глазах Кэролайн. – Господи, Кэролайн, как же мне жить без тебя?
      – Не надо… – Ее голос надломился. – Не делай мне еще больнее.
      – Тогда останься.
      – Не могу.

* * *

      Никакие споры, доводы, уговоры и упрашивания не помогли Дину заставить ее отказаться от своих намерений. В течение следующих десяти дней он то и дело возвращался к этой теме и каждый раз – одинаково безрезультатно. Она твердо решила уехать в Калифорнию.
      – Если тебе захочется меня увидеть, ты можешь приехать туда, – сказала Кэролайн, давая ему адрес и телефон школы в Лос-Анджелесе. Когда же Дин попытался дать ей хоть немного денег, она оттолкнула его руки с кредитками и заявила, что ни сейчас, ни в будущем не намерена принимать от него финансовую помощь. Если он хочет частично оплатить услуги докторов, она не против, но вырастить ребенка она в состоянии и сама.
      В течение первой недели после отъезда Кэролайн Дин, казалось, прошел через все круги ада. Он дважды звонил по телефону, оставленному Кэролайн, и каждый раз слышал одинаковый ответ: она еще не объявилась. Дин уже начал сходить с ума, думая, что любимая женщина исчезла из его жизни навсегда, и тут раздался телефонный звонок. Оказывается, в Аризоне у нее сломался автомобиль. Нет-нет, с ней все хорошо, и она уже нашла себе квартиру в Малибу, прямо рядом с пляжем. Тихий океан так сильно отличается и от Мексиканского залива, и от Атлантики, что ей не терпится начать его рисовать. И еще – она очень скучает по Дину.
      К нему вновь вернулось желание жить. Он решил, что как только Бэбс станет чувствовать себя получше, он немедленно отправится в Калифорнию, чтобы повидаться с Кэролайн. С Бэбс приключился странный случай. Два дня назад, находясь на очередном благотворительном ужине, она внезапно упала в обморок. Врач заявил, что это всего лишь результат переутомления, жары и некоторой анемичности, свойственной Бэбс. Пара недель отдыха, сбалансированной диеты – и она сможет встать на ноги.
      Приехав тем вечером домой, Дин сразу же поднялся на второй этаж. Жена лежала в раскладывающемся кресле, завернувшись в салатово-зеленый шелковый халат. На ее коленях стоял поднос, а на нем – почти нетронутая еда.
      – Ты должна есть как следует, – мягко упрекнул он, нагибаясь и целуя жену в лоб. – Так сказал доктор.
      – Не хочу.
      Дин взглянул на стоявшую перед ней тарелку.
      – Ты же всегда любила омлет со шпинатом. Ну, давай же, скушай хотя бы еще несколько кусочков.
      – От него пахнет… тухлым мясом.
      – Тогда, может быть, я велю Жюстин приготовить тебе что-нибудь другое?
      Бэбс отвернулась к окну, но не сумела скрыть от мужа дрожание нижней губы.
      – Мне все равно.
      – Что с тобой, Бэбс? Ты прямо сама не своя. – Дин сел на краешек кресла и взял ее руку.
      – Какое тебе до меня дело? – отрезала она, всхлипнув и задрав подбородок.
      – Очень большое, – нахмурился Дин.
      – Я знаю, что ты меня больше не любишь.
      – Бэбс…
      – Так оно и есть. Думаешь, я не заметила, как ты изменился в последнюю неделю? Заметила. Ходишь, словно лунатик.
      Бэбс еще ни разу не обвиняла его в супружеской неверности, хотя, по словам Р.-Д., знала о ней. Испытывая к ней за это неподдельную благодарность, Дин сейчас решил хоть немного успокоить заболевшую жену.
      – Она уехала, Бэбс. – Дин услышал, как жена затаила дыхание. – Уехала на прошлой неделе. Я не хотел причинить тебе боль. Прости меня.
      – Значит, – она с надеждой посмотрела на мужа, – ты остаешься?
      Она была такой по-детски беззащитной, так нуждалась в защите! Как он мог забыть об этом?
      – Да.
      – Ты мне так нужен, Дин! – Бэбс вцепилась в его руку и улыбнулась заплаканными глазами. – Дорогой… у нас будет ребенок.
      Беременность Бэбс протекала очень тяжело. Интоксикация приковала ее к постели на все оставшиеся до родов месяцы. За это время Дину удалось дважды ненадолго выбраться в Лос-Анджелес – повидаться с Кэролайн и убедиться, что она здорова и ни в чем не нуждается. Ему не понравилась квартира над гаражом, которую она снимала, но возлюбленная заверила его, что это жилище вполне отвечает ее требованиям, и категорически отказалась перебраться в найденный им пятикомнатный дом. Однако по мере того, как для Бэбс подходило время рожать, Дин все больше опасался оставлять ее одну. Он полагал, что отличавшаяся отменным здоровьем Кэролайн справится и в одиночку. По крайней мере, она сама уверяла его в этом.
      За две недели до срока доктор, наблюдавший Бэбс, принял решение делать кесарево сечение. В течение всей операции Дин и Р.-Д. ожидали в специально отведенной для них комнате.
      Все еще в халате и шапочке, доктор вошел в комнату.
      – Девочка, мистер Лоусон. Три килограмма, и вовсю вертит головой.
      Дин встал с кресла. Р.-Д. перестал мерить комнату шагами.
      – А Бэбс? Как она?
      – С ней все будет хорошо, – успокоил его доктор. – Ее уже перевезли в палату. Очень скоро действие наркоза закончится, и она очнется.
      – Я бы хотел с ней повидаться.
      – Конечно. Пойдемте со мной.
      – Эй, – окликнул врача Р.-Д., засовывая руку в карман пиджака, – возьмите сигару.
      Через несколько минут Дин увидел жену. Она выглядела сонной и немного не в себе, однако с ней все было в порядке. Успокоенный, он присоединился к отцу, стоявшему возле смотрового окошка, выходившего в палату для новорожденных.
      – Вот она. – Р.-Д. ткнул пальцем в направлении краснолицего младенца, отчаянно сучившего крошечными кулачками. Голова девочки была покрыта густыми темными волосиками.
      – Отчаянная бестия, верно? Лоусоновская порода! Гляди-ка, как надрывается. Сообщает миру, что она уже здесь. А погляди на глаза! Синие. Фирменный цвет Лоусонов.