– Я вообще ничего не обязан делать. Мне просто этого хочется. В каком отеле вы остановились?
– В «Холидей Инн» – в том, который неподалеку от «Астро», – словно со стороны услышала Рейчел собственный ответ.
– Я позвоню вам завтра, после того, как просмотрю свое расписание на день.
– Хорошо.
Они попрощались, и Лейн задержался, чтобы посмотреть вслед уходившей молодой женщине. Она была удивительно похожа на отца – высокая и стройная, как он, с густой шапкой каштановых волос и неправдоподобно синими глазами. Чувствительная и уязвимая… Да, она невероятно напоминала отца.
* * *
Не теряя ни секунды времени, Эбби нашла мать, убедила ее в том, что пора ехать, и торопливо отвела к ожидавшему их лимузину. Она не хотела, чтобы Бэбс столкнулась с этой женщиной, выдававшей себя за… Впрочем, то, за кого она себя выдавала, не имело ровным счетом никакого значения. Даже сама мысль об этом представлялась Эбби чудовищной и абсурдной. Очевидно, эта женщина просто невменяема.
Рычание автомобилей, выезжавших по узкой дорожке с кладбища, заглушило все остальные звуки. Эбби откинулась на мягкие подушки сиденья. Нервы ее были напряжены до предела. Интересно, подумалось ей, со сколькими из их друзей уже успела поговорить эта женщина, скольким из них успела она нагородить своего беспардонного вранья? Жители Техаса просто обожали скандалы.
Она незаметно бросила взгляд на мать. «Бэбс – журчащий ручеек», – так, отчасти в шутку, отчасти всерьез, нередко называл ее старый Р.-Д. Эбби не могла не признать, что характеристика эта была на удивление точной. Ее мать обладала характером пенистым, как шампанское, и непостоянным, как весенняя погода. Она могла болтать часами и не сказать при этом ничего заслуживающего внимания. Ее жизнь представляла собой непрерывную череду вечеринок, и она любила устраивать их не меньше, чем посещать.
Эбби считала, что трудно было бы подобрать двух других людей, не подходивших друг другу в большей степени, чем ее родители. И тем не менее Бэбс не чаяла души в Дине. За всю свою жизнь она не приняла ни единого, даже самого пустячного, решения, не посоветовавшись прежде с мужем. Она верила в него, как в Бога, и считала безупречным все, что он делал.
Впрочем, наверное, все же это не совсем так, наморщив лоб, подумала Эбби. Ей вспомнились происходившие за закрытыми дверями ссоры между родителями – дрожащий голос и плач матери, гневный и решительный тон отца, в котором тем не менее угадывалась скрытая боль. И то, как он выглядел, выходя из комнаты. Мать после таких стычек обычно оставалась внутри, иногда – часами, а когда появлялась в дверях, была бледной, измученной и непривычно молчаливой, с опухшими, покрасневшими глазами. Некоторые из воспоминаний Эбби уже померкли от времени, но все же ей казалось, что поводом для ссор между родителями неизменно служили частые отъезды отца в Калифорнию к одному из его клиентов.
Однажды, вскоре после своего поступления в колледж при Техасском университете и переезда в Остин, в телефонном разговоре с матерью Эбби предложила той поехать вместе с отцом в одну из таких его командировок в Лос-Анджелес.
– В конце концов, – сказала она, – теперь, когда меня нет рядом, с какой стати тебе сидеть в этом огромном доме совершенно одной? По-моему, это прекрасная возможность для тебя посмотреть наконец другие места и, может быть, даже помочь папе в его работе.
Эбби до сих пор помнила какое-то придушенное, но тем не менее твердое, как сталь, «нет», прозвучавшее в трубке.
– Мама…
– Я ненавижу Калифорнию, – добавила мать с несвойственной ей горечью.
– Но мама, ты же там никогда не была!
– И не собираюсь. – На этом Бэбс предпочла резко сменить тему.
Если бы речь шла о ком угодно другом, Эбби непременно захотелось бы выяснить, в чем тут дело. Когда на ее пути встречалась преграда любого рода, она умела быть невероятно упрямой. В случае надобности она могла бы даже разобрать по кирпичику любую стену – только для того, чтобы узнать, что скрывается по другую сторону. Однако тут было очевидным – Бэбс пытается что-то утаить. Теперь Эбби задумалась: что же именно?
Женщина, назвавшаяся Рейчел, заявила, что она – из Лос-Анджелеса, с неохотой вспомнила Эбби. Разумеется, их внешнее сходство было не более чем случайностью. Как, например, лоусоновские глаза «фирменного» синего цвета. При мысли об этом Эбби почувствовала себя неуютно. Поежившись, она вспомнила, как временами смотрел на нее отец, думая, что она не замечает его взгляда. Тоска и боль, грусть и сожаление – все это вместе читалось во взгляде его глубоких синих глаз. Таких же синих, как у самой Эбби и… у этой женщины, Рейчел Фэрр.
Она привыкла думать, что отец смотрит на нее так потому, что ему всегда хотелось иметь сына. Какому мужчине не хочется иметь сына, который унаследует его фамилию и семейные традиции! Таких просто нет, и Эбби в этом не сомневалась. Но все же отец пытался любить ее, а она изо всех сил старалась заслужить его любовь, хотя удавалось ей это далеко не всегда.
Может быть, во всем виновата только она? Может быть, если бы она не спорила с ним так часто… Эбби то и дело затевала с отцом перепалки – но лишь затем, чтобы он смотрел НА нее, а не СКВОЗЬ нее. Они спорили обо всем – начиная с лошадей и ее домашнего задания и заканчивая кастрюлями и политикой. Поводом для последней крупной стычки между ними стал ее развод.
– Эбби, мне кажется, что ты, как обычно, проявляешь излишнюю поспешность, – жестко сказал отец после того, как она сообщила ему о том, что покинула Кристофера. – Любая супружеская пара сталкивается с трудностями. Но если ты постараешься проявить большее понимание и терпимость…
– Понимание?! – взорвалась она. – Ну-ка, растолкуй мне, каким запасом «понимания» должна обладать жена, узнавшая, что ее муж спит с другими женщинами, включая ее подруг!
– Однако это не означает…
– Что ты мне предлагаешь? Простить? Понять? Или ты посоветуешь мне смотреть в другую сторону, пока он делает из меня посмешище в глазах всех наших друзей? Я больше не позволю, чтобы меня унижали таким образом. Никогда!
– Я понимаю, какую боль причинил тебе его… неблагоразумный поступок. – Отец тщательно выбирал слова и неторопливо прохаживался возле своего письменного стола, словно выступая перед судом присяжных. – Не думаю, что он с самого начала поставил перед собой подобную цель. Такие вещи всегда начинаются очень невинно, а через некоторое время мужчина может обнаружить, что увяз гораздо глубже, чем ему бы хотелось. Это – не заранее обдуманный план. Это – случайность.
– Ты знаешь это по собственному опыту, папа? – едко спросила она и заметила, как отец моргнул и отвернулся, чтобы избежать ее взгляда. В тот момент у него был виноватый вид. Эбби была не из тех, кто мог бы упустить возможность и не воспользоваться внезапно появившимся преимуществом, и потому стала давить: – Ты изменял маме? Не потому ли теперь ты становишься на сторону Кристофера против меня, своей собственной дочери? Неужели тебе наплевать на то, что я несчастна?
– Конечно же, нет, – поспешно произнес он.
– А вот мне порой кажется, что – да. – Эбби отвернулась, пытаясь подавить овладевшее ею чувство горечи. – Я знаю, папа, ты считаешь, что мне следует простить и забыть все случившееся. Но я не могу и не стану этого делать. Я ему больше не верю, а без доверия не может быть любви. А может, ее никогда и не было. Я уже ничего не знаю, и, честно говоря, меня это больше не заботит. Теперь мне хочется только одного – покончить с этим браком и вышвырнуть Кристофера из своей жизни.
– Но, черт побери, Эбби! Никто из Лоусонов еще никогда не разводился!
– В таком случае я просто обязана стать первой! Пора бы уже создать прецедент. – Выходя из отцовского кабинета, Эбби задержалась у двери. – Но не волнуйся, папа, я не попрошу тебя представлять мои интересы в суде. Я постараюсь найти другого адвоката. Кого-нибудь, кто не мучается, подобно тебе, угрызениями совести.
Впоследствии эта тема редко затрагивалась в их разговорах, хотя Эбби знала: отец так до конца и не примирился с ее разводом. Она вернулась домой с твердым намерением положить конец возникшей между ними натянутости. Но не успела. Отец умер. Эбби чувствовала, как невидимый узел сдавливает ей горло, а в глазах закипают слезы.
Обернувшись назад, она увидела сквозь тонированное стекло лимузина Рейчел Фэрр, стоявшую среди могильных камней, и снова поразилась их удивительному сходству: тот же цвет волос, тот же овал лица, те же бездонные синие глаза. «Доминанта производителя» – так назвал бы это Бен на языке лошадников. Иными словами, способность жеребца производить на свет потомство, похожее именно на него.
Эбби казалось, что весь ее привычный мир перевернули вверх ногами и сильно потрясли. Все, во что она безоговорочно верила, оказалось теперь под вопросом. Все эти годы Эбби была уверена, что хорошо знает отца, а сейчас он казался ей чуть ли не незнакомцем. Любил ли он вообще когда-нибудь мать или ее саму? Ей были ненавистны эти мучительные вопросы, сомнения и… воспоминания, нежданно окрасившиеся в цвета обмана.
– Смотри, Эбби! – воскликнула вдруг ее мать. Эбби непроизвольно напряглась, будучи уверена, что Бэбс заметила Рейчел Фэрр. – По-моему, это Лейн Кэнфилд!
Поглощенная мыслями о Рейчел, Эбби даже не заметила мужчину, с которым та разговаривала. Это и впрямь был Лейн Кэнфилд, ближайший друг отца. Она не видела его уже шесть лет – со дня своей свадьбы, – и за это время он почти не изменился. Кэнфилд был по-прежнему строен и импозантен. Несмотря на то, что на нем был строгий костюм и галстук, он, казалось, даже не замечал этой несусветной полуденной жары. Вот разве что его волосы, в которых и раньше было много преждевременной седины, побелели еще больше. Теперь его шевелюра напоминала потускневшее серебро.
Но о чем он мог говорить с Рейчел Фэрр? Неужели они знакомы? По крайней мере, из того, как он себя вел, напрашивался именно такой вывод. А если все это – правда, то было бы логичным предположить, что ее отец в свое время открылся Лейну? Эта логика показалась Эбби еще более убийственной, когда она вспомнила, что своим душеприказчиком отец оставил именно Лейна Кэнфилда.
– Так и есть, это Лейн. – Мать стала шарить по ручке дверцы, пытаясь нащупать кнопку, которой открывались автоматические окна лимузина. Наконец стекло плавно опустилось, и в машину хлынула духота жаркого июньского полдня. – Лейн! Лейн Кэнфилд! – закричала мать.
Услышав свое имя, Лейн обернулся и подошел к их машине, чтобы поздороваться.
– Мне очень жаль, что я не смог приехать пораньше, Бэбс. Я находился по делам в Саудовской Аравии и узнал о… случившемся только вчера поздно вечером. Я приехал сюда как только смог, – проговорил он, с чувством сжимая руку вдовы.
– Довольно и того, что ты здесь. Дин так дорожил твоей дружбой! Впрочем, ты наверняка и сам это знаешь. – Бэбс крепко вцепилась в его ладонь. – Ты поедешь с нами?
– Конечно, дай мне только еще пару минут.
Он отошел от машины, и Эбби подумала, не собрался ли он вернуться обратно к Рейчел. Нет, мужчина направился к черному лимузину, припаркованному через несколько машин от их автомобиля, сказал что-то своему шоферу и пошел обратно. Эбби чувствовала, что не в состоянии произнести ни слова. Ей не верилось, что все это происходит наяву.
Когда он сел к ним в машину и устроился напротив ее матери, Эбби поймала на себе его изучающий взгляд. Лейн рассматривал каждую черточку ее лица и, вне всякого сомнения, сравнивал увиденное с Рейчел Фэрр. Его, похоже, не удивляло поразительное сходство между ними, а значит, он был к этому готов, догадалась Эбби.
– Ты ведь останешься поужинать с нами, Лейн? Будут еще Рэмсеи и Коулзы. Да и некоторые другие тоже обещали заехать. Нам бы очень хотелось, чтобы ты присоединился, – не отставала Бэбс.
– С удовольствием. – Лейну пришлось приложить некоторое усилие, чтобы сосредоточиться на словах вдовы Дина – все еще привлекательной женщины сорока восьми лет. – Вот только, к сожалению, мне придется пораньше откланяться. Сегодня вечером я должен вернуться в город и заняться кое-какими делами.
– Понятно, – кивнула Бэбс. Ее голос дрогнул. Казалось, она вот-вот ударится в слезы, однако женщине все же удалось взять себя в руки и она повернулась к Эбби. – Лейн был самым дорогим гостем на нашей свадьбе. Хотя ты, наверное, уже не раз об этом слышала?
– Да, мама.
– Мне никогда не забыть тот день, – ностальгически вздохнула Бэбс, и на лице ее появилось мечтательное выражение. – Помнишь, Лейн, у нас еще никак не заводилась машина? Дину пришлось возиться с мотором, наверное, целый час. Перемазал весь свой смокинг, а я уж решила, что мы так и проведем весь наш медовый месяц в этой развалюхе. Что только он не делал, а машина – ни в какую. Не заводится и все тут!
– Я думаю, в ней просто не хватало нескольких деталей, – улыбнулся Лейн, вспомнив, как он сам и еще несколько шутников загодя вывели автомобиль из строя.
– Неудивительно, – засмеялась Бэбс. Спустя все эти годы смех ее все еще звучал заразительно. – Это ведь ты одолжил нам свою машину.
– Да, – кивнул Лейн, а память уже возвращала его к началу того далекого дня.
3
Гости начали съезжаться в Ривер-Бенд задолго до того, когда в саду должна была начаться свадебная церемония. По случаю торжественного события все вокруг было ослепительно белым. Старинный особняк, узорчатая решетка с острыми пиками чугунных копий, бельведер в причудливых завитушках, пристройки – все носило на себе свежий слой белой краски.
На расходы не поскупились. Даже испанский бородатый мох, густым красивым ковром покрывавший гигантский дуб и ореховые деревья, был обрызган серебряной краской. У приглашенных не должно было остаться сомнений в том, что Р.-Д. Лоусон всем сердцем одобрял выбор своего сына, женившегося в этот день на Барбаре Эллен Торренс – дочери старинного техасского рода, в жилах которого текла голубая кровь. Своим финансовым положением, правда, Торренсы похвастать не могли, поскольку стали жертвами биржевого краха 1929 года. Так что гости поняли, что семья невесты спрятала свою гордость в карман и позволила нуворишу Р.-Д. Лоусону полностью взять на себя расходы по организации этой пышной церемонии. Последний же решил, что для проведения торжества не подойдет ни одно другое место, кроме как поместье Ривер-Бенд – перестроенное, обновленное и величественное, как в старые добрые времена.
Стоявший поодаль от дороги и укрытый густыми зелеными купами особняк представлял собой величественную постройку в викторианском духе, в которой насчитывалось целых четырнадцать комнат. С трех сторон дом огибала широкая веранда с изысканной резной балюстрадой, узор которой повторялся на узком балкончике второго этажа. По углам крыши третьего этажа возвышались башенки, а ее середина была увенчана куполом, под которым находилась бильярдная комната Р.-Д.
Р.-Д. любил напоминать всем и каждому, что Ривер-Бенд существовал еще тогда, когда Хьюстона не было и в помине.
Когда на изломе веков на свет появился Р.-Д., от огромных некогда земель в собственности семьи оставалось каких-то триста акров.
В возрасте четырнадцати лет Р.-Д. подался на нефтяные промыслы. Вот где делались настоящие деньги! Его первой работой стала возня в ямах с «грязью». Со временем Р.-Д. дорос до подсобного рабочего, трудившегося уже не в самом низу, а на одном из этажей установки. За несколько последующих лет он набил руку практически во всем, что было связано с работой буровой.
Не раз Р.-Д. одолевало искушение отыскать деньги и пробурить свою собственную скважину. Однако он слишком часто слышал грустные истории – да и наблюдал это воочию – о «диких котах» – независимых нефтеразведчиках, которые, будучи богатыми, как Крез, в одночасье теряли все свои деньги, пробурив несколько бесплодных скважин.
После шести лет работы на нефтепромыслах Р.-Д. узнал о многих функциях, которые выполняла «грязь». Если «грязь» была нужной консистенции, ее плотность превышала плотность любых газовых, нефтяных или водных формаций, встречавшихся на пути бура, и тем самым предотвращала выбросы из скважин. Какой бы естественной причиной ни был вызван выброс, он неизменно сопровождался пожаром. Фонтанирующее на многие метры ввысь «черное золото» являло собой красочное зрелище, но таило в себе огромную опасность и влекло огромные потери нефти.
В 1922 году Р.-Д. создал свою собственную формулу «грязи», которую могло ожидать большое будущее. В том же году умер его отец, задавленный повозкой, которую перевернула взбесившаяся лошадь.
Р.-Д. вновь оказался в Ривер-Бенде. Ему предстояло принять важное решение. Его мать, Эбигайль Луиз Лоусон, известная больше как Эбби Лу, не могла управляться с фермой в одиночку, а нанимать кого-то они себе позволить не могли. Но как было Р.-Д. остаться здесь, если его сердце находилось там – в «грязи» нефтепромыслов! И словно назло, некогда тощая соседская девчонка Хелен Рей Симпсон за время его отсутствия выросла в прекрасную девушку с глазами лани, и Р.-Д. внезапно понял, что влюбился.
Он женился на Хелен, и через год на свет появился Роберт Дин Лоусон-младший. Казалось бы, Р.-Д. должен быть счастлив: у него был сын, любимая жена, дом и ферма, позволявшая им вполне сносно существовать. Целых три года он пытался убедить себя в том, что о большем мужчина и мечтать не может, однако «грязь» все равно не выходила у него из головы.
Эбби Лу Лоусон, от которой он унаследовал темные волосы и синие-синие глаза, видела терзания сына. Одним декабрьским вечером, когда они встретились за ужином, она предложила сыну решение, которое могло бы дать ему средство для достижения своей мечты. Они продадут примерно двести акров посевных угодий Ривер-Бенда, а остальное сохранят за собой. Старинный особняк являлся настоящим белым слоном, который никто не купит, да и сто акров пастбища погоды не сделают. На вырученные деньги Р.-Д. сможет начать новый бизнес на своей любимой «грязи», а она будет вести всю его бухгалтерию, как делала это для фермы.
В течение трех месяцев этот план был воплощен в жизнь. Р.-Д. запатентовал свое изобретение и потихоньку начал его продавать, объезжая различные месторождения и обзванивая бурильщиков. Дело шло со скрипом, поскольку очень немногие тогда проявляли интерес к подобным революционным новинкам.
Те годы были для него временем разочарований. Еще больше их усугубили биржевой крах и смерть жены. Неоднократно Р.-Д. находился на грани того, чтобы послать все к дьяволу, однако каждый раз мать оказывалась рядом и удерживала его. Она воодушевляла сына, поощряла его к тому, чтобы создать собственную лабораторию для испытаний новых составов и оборудования, нанять торговых представителей, которые стали бы продавать продукцию фирмы и обучать бурильщиков работе с нею. В течение десяти лет из одного-единственного сотрудника собственной фирмы Р.-Д. превратился в босса, под началом которого трудились десятки человек. Его бизнес расширялся в геометрической прогрессии. Неожиданно для самого себя он оказался владельцем многомиллионного состояния.
И всем этим он был обязан женщине, любившей его больше всего на свете, – Эбигайль Луиз Лоусон. Р.-Д. полным преданности взглядом смотрел на фотографию матери, сделанную за год до ее смерти. Ему улыбались бездонные синие глаза, излучающие любовь и тепло. Лицо обрамляли белоснежные вьющиеся волосы, собранные на макушке, а с изящных мочек ушей свисали прозрачные сережки.
– Настоящие бриллианты, – подмигнул изображению матери Р.-Д. – точь-в-точь, как в тот день, когда подарил их ей. – Здорово мы их всех обдурили, правда? Они никогда не ожидали от нас того, что мы сделали. Все думали, что мы купим себе большой красивый дом где-нибудь в Ривер-Оукс, а мы взяли и восстановили Ривер-Бенд – во всей его прежней красе. Пусть помнят, что Лоусоны появились здесь задолго до них. А сегодня их дурит Дин Лоусон, женясь на девочке Торренсов. И это будет чертовски хорошая свадьба!
С резной ореховой полки над камином позолоченные часы пробили четверть часа. Словно услышав упрек матери в нерасторопности, Р.-Д. слегка скривил лицо в виноватой гримасе и еще раз посмотрелся в зеркало над столом.
– Я знаю, что собираюсь чересчур долго. – Он сделал еще одну попытку повязать цветной галстук-бабочку. – Но мне нужно было сходить в конюшню и убедиться, что кони запряжены надлежащим образом, а экипаж готов. Помнишь ту красивую карету, которую я купил, чтобы ты могла проехаться в ней на параде? Мы финансировали его и организовали для того, чтобы люди покупали военные облигации. Именно в этой карете сегодня приедет на свадьбу невеста. Сейчас она готовится к торжеству в коттедже – вместе со своим семейством.
Р.-Д. помолчал, глядя на собственное отражение. Несмотря на седину, которая все больше прибавлялась в его волосах, он вовсе не чувствовал себя человеком, которому вот-вот перевалит за пятьдесят. Кожа на его лице была гладкой, не считая глубоких морщин на лбу, около рта и вокруг глаз. Она туго обтягивала его твердые скулы и разве что немного собиралась складками под выступавшим вперед подбородком – особенно сейчас, когда он туго, но чрезвычайно криво, повязал свой невероятно цветастый галстук-бабочку.
Испустив вздох отчаяния, Р.-Д. развязал его и стал завязывать снова, бессознательно продолжая разговор с фотографией матери.
– Видела бы ты сейчас эту карету! Гарсия украсил ее белыми живыми цветами – лилиями из долины, гардениями и яблочным цветом. Она теперь напоминает одну их тех колясок, которые разъезжают на Параде роз. А запрячь ее я велел парой арабских жеребцов – белых, как молоко. У них – черная упряжь и белые плюмажи на головах. Конюх, молодой поляк, начистил сбрую до зеркального блеска. Она теперь сияет, как пара лакированных ботинок на каком-нибудь черномазом пижоне. Мне нравится этот парень Яблонский, – серьезно кивнул головой Р.-Д. – Он определенно умеет ладить с лошадьми. И чертовски здорово разбирается в селекции. Вот только я не могу разобрать и половины из того, что он говорит. Акцент у него такой, что сам черт ногу сломит. – Галстук опять съехал набок. – Дьявол! Я никогда не умел завязывать эти дурацкие штуки! – выругался Р.-Д. и со злостью дернул упрямую вещь. – Дин!
Он выскочил из комнаты и направился к расположенной в башенке спальне сына.
Дверь в спальню была закрыта. Р.-Д. ухватился за ручку и потянул ее на себя, однако, увидев в щель находящегося в комнате сына, замешкался. Сын до кончиков ногтей был настоящим джентльменом – именно таким, каким его всегда мечтал видеть Р.-Д. Сознавая, что сам он не особенно отесан и не получил достаточного образования, Р.-Д. хотел, чтобы у сына было всего этого в достатке. Доброе старое время, когда рукопожатия было достаточно, чтобы скрепить сделку, миновало. Именно поэтому после того, как сын окончил Техасский университет, он отослал его в юридическую школу Гарвардского университета. С тех пор, когда парню исполнилось десять лет, Р.-Д. заставлял его каждое лето работать в своей компании, чтобы тот познавал науку бизнеса с самых азов. Он посылал его в лучшие школы, где Лоусон-младший изучал искусства и учился хорошим манерам. В сегодняшнем мире без всего этого было просто не обойтись. И, конечно же, с самого начала Р.-Д. лелеял мысль, что настанет день, когда сын возьмет в руки бразды правления его компанией.
И вот он, результат, – сидит, небрежно развалившись в кресле, расслабленный, несмотря на строгий, соответствующий случаю костюм, и приветливо улыбается своему лучшему другу по Техасскому колледжу и шаферу на своей свадьбе Лейну Кэнфилду. Дин был высоким, хотя немного и не дотянул до шести футов самого Р.-Д., и имел чрезвычайно приятную внешность: с синими лоусоновскими глазами и густыми каштановыми волосами. У него до сих пор был свежий вид мальчишки, все еще не отягощенного никакими жизненными заботами. А, впрочем, когда и о чем ему было заботиться? Временами Р.-Д. опасливо думал: уж не слишком ли много всего он дал своему мальчику? Не сделал ли его жизнь чересчур легкой? Но сразу же вслед за этим вспоминал, как каждое лето заставлял парня работать в своей компании в то время, как все его друзья резвились и отдыхали. Если Р.-Д. и желал чего-то своему Дину, так это побольше смекалки и расторопности, присущей Лейну Кэнфилду. Насколько ему было известно, этот молодой человек полностью взял в свои руки управление нефтехимическим заводом своих родителей в Техас-Сити и почти в одиночку превратил его в рентабельное предприятие. Поговаривали даже, что он собирался расширять производство.
Что же касается Дина, то тот пока не сумел доказать Р.-Д., что может быть таким же предприимчивым. Впрочем, у него и не было для этого возможности. Теперь все изменится. После своего медового месяца Дин должен прийти в компанию и начать работать там уже в качестве постоянного сотрудника.
Где-то в доме хлопнула дверь. Дин повернул голову. Поколебавшись долю секунды, Р.-Д. толкнул дверь и вошел в спальню сына.
– По-моему, ты забыл обуться, – усмехнулся Дин.
– Я уже двадцать минут сражаюсь с этим чертовым галстуком.
– Позвольте, я завяжу его вам, мистер Лоусон, – проговорил Лейн. Подойдя к отцу приятеля, он взялся за кончики галстука и выровнял их длину.
Р.-Д. откинул голову назад, чтобы молодому человеку было сподручнее помочь ему, и бросил взгляд на сына. Тот по-прежнему сидел в кресле, с удобством облокотившись на ручку.
– А я-то думал, что ты волнуешься, места себе не находишь, рыскаешь и бьешь копытом, словно горячий жеребец в загоне.
– Вот и Лейн говорит мне то же самое. Но для всего этого будет достаточно времени после того, как закончится свадебная церемония, – ответил Дин, небрежно дернув плечом, а затем изящно изменил позу и поднялся с кресла. – Мы с Лейном как раз собрались выпить шампанского, которое принес Джексон. Не хочешь присоединиться к нам и выпить за окончание моих холостяцких деньков?
– Конечно. Только не наливайте мне этого газированного пойла. Я с большим удовольствием выпил бы бурбон с водой, если, конечно, у тебя все это найдется.
– Сейчас соорудим.
После того как Лейн закончил завязывать галстук, Р.-Д. придирчиво изучил результат его трудов, глядясь в зеркало комода. Узел располагался точно посередине, бабочка была безупречной формы.
– Черт меня подери, если у меня хоть когда-нибудь так получится!
– Практика – вот и все, что для этого нужно, – заверил его Лейн.
– Я думаю… Вот только у меня в молодости не было поводов выряжаться таким клоуном. На нефтяных промыслах смокинги были не в моде. – Р.-Д. с улыбкой отвернулся от зеркала. – Мои тогдашние дружки надорвали бы животы со смеха, приведись им увидеть меня сейчас.
– Послушать его, так он терпеть не может прилично одеваться. Но поверь мне, Лейн, на самом деле ему это очень даже нравится, – сказал Дин, подойдя к мужчинам, чтобы вручить им бокалы, и поднял свой, чтобы произнести тост. – За мой последний час в качестве свободного человека!
Они звонко чокнулись и сделали по глотку, после чего бокал, в свою очередь, поднял Р.-Д.
– А я хотел бы выпить за то, что в нашем доме снова появится женщина и вернет его к жизни.
– Верно, – согласился Лейн, думая тем временем, действительно ли колеблется Дин или это ему только почудилось.
После того, как в комнату вошел Р.-Д., поведение Дина заметно изменилось. Они хотя и смеялись, обмениваясь остротами, но все это было направлено только на то, чтобы ослабить предсвадебное напряжение. На самом деле Дин нервничал, дергая бахрому на ручке кресла и куря сигарету за сигаретой. Но все это куда-то подевалось в тот момент, когда открылась дверь и в спальне появился Р.-Д. Дин тут же словно закрылся в своей скорлупе, став сдержанным и слегка отстраненным. Его добродушное подшучивание тоже являлось частью этой маски. Хотя Лейн ни за что не сказал бы об этом самому Дину, но для него стало очевидным, что друг боится своего отца.
– Некоторое время назад я зашел в коттедж и поглядел, как там идут приготовления. Не хочется, чтобы в самый последний момент случилась какая-нибудь накладка, – сообщил Р.-Д.
– Ты видел Бэбс? – все так же равнодушно поинтересовался Дин.
– Нет, но зато я ее слышал. Хихикала там, в задней комнате.
– Да, это на нее похоже. – Дин потянулся за бутылкой шампанского, чтобы снова наполнить свой бокал, и губы его искривились полуулыбкой.
Задумчиво наморщив лоб, Р.-Д. изучающе смотрел на сына.
– Может быть, мой вопрос прозвучит глупо, но ответь… ты любишь эту девочку?
– Если бы я не любил ее, то не стал бы на ней жениться, – ответил Дин, но, посмотрев на отца, понял, что тот подобной отговоркой не удовольствуется. Р.-Д. хотел знать больше. Он хотел, чтобы сын открылся перед ним и рассказал, что чувствует на самом деле. Дину это всегда было трудно, если не невозможно, однако он решил попробовать: – Мне трудно объяснить это, но, видишь ли… когда я с ней, мне кажется, что светит солнце. Она дает мне ощущение… собственной значимости – как будто я какой-то особенный, что ли…
– Так оно и есть, черт побери! Ты же Лоусон!
Поняв, что отец на самом деле не очень-то и стремится услышать правду, Дин воспрял духом и выдавил из себя улыбку.
– Я имею в виду то, что женщина умеет заставить мужчину почувствовать свою значимость.
На самом деле это означало, что в присутствии отца Дин частенько не ощущал себя стопроцентным мужчиной. Видит Бог, он изо всех сил старался быть таким, каким его хотел видеть отец, но слишком часто у него это не получалось.
Через несколько минут Р.-Д. прикончил свой бурбон и вышел из комнаты.
– Твой отец – настоящий мужик, – заметил Лейн.
– Да, это верно, – согласился Дин. Он любил отца и потому еще больше страдал, когда у него не получалось соответствовать его требованиям. Вот Лейн – тот был бы идеальным сыном для Р.-Д. – Вчера он возил меня на фирму и продемонстрировал мой новый кабинет – прямо рядом со своим. Он ждет не дождется, когда я стану приходить на работу в компанию каждое утро.
Дин и помыслить не мог о том, чтобы разочаровать отца, но в душе понимал, что не создан ни для руководства компанией по производству «грязи», ни для юридической практики. Если Р.-Д. так хотел, чтобы он чего-то достиг, то почему бы не поручить ему разведение «арабов»? Лошади – вот настоящая любовь Дина и единственная по-настоящему крепкая нить, связывающая его с отцом.
