Оставив без внимания призыв Фиби накинуть шаль, Темпл распахнула тяжелую резную дверь и вдохнула холодный январский воздух. С тех пор как отец уехал в Вашингтон, в Гордон-Глен гости почти не наведывались, а стало быть, стук копыт в вечерний час мог означать лишь одно – едет Клинок.
      Всадник остановил коня у дома. Темпл не ошиблась.
      – Что тебе не сидится дома в такой холод? – с лукавой улыбкой спросила она.
      Из ноздрей лошади валил пар, всадник не говорил ни слова. Сидя на взмыленном коне, он смотрел сверху вниз на женщину с белым, как луна, лицом и черными, как ночь, волосами.
      – Я увидел огни и подумал, что ты предложишь мне обогреться у очага, – наконец сказал он.
      Подбежал Шадрач, взял коня под уздцы. Клинок спешился, и Темпл посторонилась, чтобы он мог войти.
      В прихожей молодой Стюарт скинул плащ на руки служанке, и Темпл закрыла дверь. В доме было так тихо, что Клинок недоуменно огляделся.
      – Где твоя мать?
      – Она наверху, с маленьким Джонни. Он уже два дня болен крупом. Идем в гостиную, там горит камин.
      Она пошла вперед, Клинок следовал за ней.
      Темпл взяла щипцы, разгребла поленья, чтобы огонь горел жарче.
      – Как тихо…
      Клинок стоял рядом с ней, протягивая озябшие руки к пламени.
      – Мисс Холл уже легла, – рассеянно улыбнулась Темпл. – Знаешь, сегодня пришло письмо от отца. Кажется, дела идут неплохо. Во всяком случае, тон бодрый.
      – В самом деле? – резко спросил Клинок.
      – Да, – радостно кивнула она. – Верховный суд призвал джорджийцев к ответу. Они должны доказать, что действовали правомочно, арестовав Джорджа по прозвищу Кукурузный Мешок. Отец считает, что это хороший знак: Верховный суд признал, что штат Джорджия вышел за пределы своей юрисдикции, отдав под суд индейца, живущего на территории чероки.
      Вид у Темпл был торжествующий.
      – Так ты еще ничего не знаешь? – гневно воскликнул Клинок.
      – Ты о чем? – склонила она голову набок, все еще улыбаясь.
      – Он мертв. Они повесили Джорджа.
      – Что-что? – Темпл недоверчиво приподняла брови. – Не понимаю. Разве послание Верховного суда опоздало?
      – Нет, не опоздало. Но джорджийцы наплевали на него. Хуже того. – Клинок стиснул зубы в приступе ярости. – Получив послание Верховного суда, джорджийцы намеренно перенесли казнь на более ранний срок, заявив, что не считают себя ответственными перед Верховным судом, «равно как и перед любым иным органом». С их точки зрения, вмешательство Верховного суда является посягательством на свободу штата.
      – А как же наша свобода?!
      – Какое дело американцам до нашей свободы и наших прав, – цинично пожал плечами Клинок и отвернулся к огню. Потом порывисто шагнул к бару и налил себе полный бокал виски.
      – Неправда! – вскричала Темпл. – Не все американцы такие. Отец пишет, что Дэвид Крокет из Теннесси объявил себя нашим союзником. Крокет пользуется поддержкой в Конгрессе. Генри Клей тоже наш друг. Говорят, что на следующих выборах он победит Джексона и непременно станет президентом. Тогда договор обязательно будет соблюден.
      В камине метались языки пламени. Клинок так и не притронулся к виски. Он внимательно смотрел на взволнованно говорившую девушку, думая, что она прекрасней всех женщин на свете. Потом порывисто взял бокал, но так и не выпил. Что такое алкоголь по сравнению с опьянением любви?
      – Мне не так-то просто свыкнуться с мыслью, что моя судьба находится в чьих-то руках, – сказал он вслух, явно не имея в виду Клея или Крокета.
      Однако Темпл его не поняла. Шелестя длинной юбкой, она приблизилась к Клинку и сказала:
      – Но мы ведь не бездействуем. Мы хотим объединиться с нашими союзниками, чтобы стать сильнее. Чем громче хор, тем больше надежды на справедливость.
      – Ты говоришь, совсем как твой отец.
      Он коротко взглянул на нее и отхлебнул из бокала, наслаждаясь обжигающей терпкостью виски.
      – Что же в этом плохого? – с вызовом спросила Темпл, выпрямившись во весь рост.
      – Ничего.
      Она в упор посмотрела на него, потом отвернулась. Грудь ее тяжело вздымалась.
      – Мой отец – человек сильный и верный… Он бескорыстно заботится о благе своего народа. Я не знаю никого великодушнее, чем он. Помнишь то лето, когда не было дождя и многие индейцы из тех, что живут в горах, остались без урожая? Отец открыл амбары, не пожалел нашего стада, поделился пряжей. Мы сами едва дотянули до весны.
      – Я восхищаюсь твоим отцом, Темпл, – жестко сказал Клинок. – Но я такой же сильный и верный, как он. Просто мы с ним разные. Если ты ищешь такого мужчину, как твой отец…
      – Разве я это говорила? – быстро перебила его она.
      – Нет.
      Клинок тяжело вздохнул, пытаясь преодолеть гнев и напряжение. Он отставил в сторону наполовину пустой бокал.
      – Темпл, я не хочу с тобой спорить… Во всяком случае, сегодня. – Он обнял ее за талию. – Не за этим я приехал.
      Сначала она сопротивлялась, отворачивала лицо, чтобы он не мог ее поцеловать. Его жестокий, циничный тон глубоко задел ее. Можно было подумать, что Клинок считает борьбу за право заранее обреченной на поражение. Уилл Гордон скорее вырвал бы себе язык, чем стал бы вести такие речи.
      Однако сопротивляться его губам было очень трудно – они настойчиво искали ее шеи, уха, щеки, губ.
      – Ты нужна мне, – хрипло прошептал Клинок.
      Темпл замерла, чувствуя, что в нем говорит не только желание, но и еще что-то.
      Он всегда был таким самоуверенным, хладнокровным, насмешливым. Были минуты, когда Темпл сомневалась, способен ли он на настоящее, сильное чувство. Но теперь в его голосе отчетливо звучала боль. Да и такие чувства, как гнев, раздражение, обычно не были ему свойственны. Что же случилось, что выбило его из колеи? И тут она вспомнила.
      – Погоди, ведь ты знал этого человека, да? Вы с Джорджем вместе добывали золото!
      Он не дал ей говорить, закрыв уста поцелуем, и Темпл больше не сопротивлялась. Ей хотелось избавить его от боли, от призрака смерти, которая, оказывается, отняла у Клинка друга.
      Он склонил голову ей на плечо и тяжко вздохнул. Потом они вновь стали целоваться и ласкать друг друга, шепча всякие нежные слова. Руки молодого человека гладили ей спину. Темпл сама тянулась губами к его рту. Язык Клинка отдавал виски, и девушке показалось, что она хмелеет от поцелуев все больше и больше.
 
      Элайза вошла в гостиную, увидела обнявшихся, ничего не замечающих вокруг влюбленных и замерла в шоке.
      – Что вы делаете?!
      Эти слова вырвались у нее сами собой, и Элайза густо покраснела.
      Клинок и Темпл, не сразу разомкнув объятия, взглянули на нее затуманенными глазами.
      – Что вам угодно, мисс Холл? – спросила Темпл.
      – Уже слишком поздний час, чтобы принимать гостей. – Элайза в упор посмотрела на Клинка.
      – Это верно, – неожиданно согласился он. – Пора уезжать.
      – Но ведь… – обернулась к нему Темпл.
      Клинок взмахнул рукой:
      – Мисс Холл права. Нужно возвращаться к собственному очагу.
      Темпл хотела было возразить, но передумала.
      – Ладно. Скажу Фиби, чтобы принесла твой плащ.
      – Это лишнее.
      Она проводила его взглядом, потом подошла к камину, подбросила в огонь поленья. Элайза подождала, пока за гостем закроется дверь, и воскликнула:
      – Как вы можете вести себя так разнузданно, Темпл? Ведь мы так много говорили с вами о…
      – Помолчите! – бросила на нее Темпл царственный взгляд своих черных глаз. – Вы только и знаете, что говорить, говорить, говорить. Все читаете мне лекции о том, что должна и чего не должна женщина. Где вам понять, что в объятиях женщины мужчина способен находить утешение, исцеляться от боли, обретать подлинное чувство жизни. Разве может быть что-то чудеснее? И женщина испытывает то же самое. Но вы закрываете глаза. Вы отказываетесь видеть в себе самой женщину!
      Элайза не знала, что и сказать. Голос Темпл звучал так властно, так уверенно… Элайза внезапно из учительницы превратилась в ученицу.
      А Темпл задумчиво смотрела на огонь.
      – Произошло важное событие. Казнили Джорджа по прозвищу Кукурузный Мешок.
      – Как? Откуда вы узнали?
      – Клинок сообщил.
      И Темпл рассказала о случившемся – о вмешательстве Верховного суда и о произволе джорджийских властей.
      – Господи Боже! – прошептала Элайза. – Это будет страшным ударом для вашего отца.
      – Да.
      Тихо потрескивали дрова в камине. Элайза хотела хоть как-то ободрить девушку и сказала:
      – Но не все еще потеряно. Адвокаты наверняка уже готовят еще один иск, и это положит конец притязаниям Джорджии на ваши земли.
      – Да-да, несомненно, – мрачно кивнула Темпл.

      Холодный дождь хлестал по стеклам школы. Монотонный звук гулко отдавался в пустом классе. Элайза поставила последний учебник на полку и выглянула наружу. Сплошь черные и серые краски: свинцовые тучи, голые деревья. Зябко поежившись, учительница подошла к очагу, где пылал огонь.
      Возле очага сидел Нэйтан Коул. Плечи его были опущены, пальцы сцеплены. Он приехал неожиданно, незадолго до полудня, вымокший до нитки и весь забрызганный грязью. Охотно согласился провести в поместье ночь. Продолжать путешествие в такую непогоду было бессмысленно.
      – Когда неистовствует стихия, хочется только одного – сидеть у огня с хорошей книгой, – сказала Элайза и улыбнулась. – При этом я вовсе не имею в виду Библию.
      – А? – встрепенулся миссионер. – Простите, вы что-то сказали?
      Элайза увидела встревоженное выражение его лица и поняла, что Коулу не до шуток.
      – Я сказала, что детям очень понравился урок, который вы им сегодня дали.
      – Да-да, – рассеянно кивнул Коул.
      – Что-нибудь не так, Нэйтан?
      – А? – Снова отсутствующий взгляд. – Да нет, все в порядке.
      – Я же вижу, вас что-то мучит. Ну, выкладывайте, – строгим, «учительским» тоном потребовала она.
      – Видите ли… – Он всплеснул руками. – Не могу я обременять вас своими проблемами.
      – Почему бы и нет? – Элайза пододвинула к огню стул. – Ведь я ваш друг.
      – Это правда, – вздохнул Коул. – Меня вывел из равновесия новый закон, принятый штатом Джорджия. Что же теперь будет?
      – Ничего особенного. Обычное запугивание. Джорджийским властям это с рук не сойдет. Подумать только! Они решили обмерить землю, принадлежащую чероки. Хотят поделить всю территорию на участки и разыграть их в лотерее среди джорджийцев. Глупейшая провокация! Джорджия не может распоряжаться землей, которая ей не принадлежит. – Элайза рассердилась не на шутку. – Ясно, чего они добиваются: хотят распалить в своих гражданах низменную корысть. Только ничего у них не получится! – Она вопросительно взглянула на священника. – Надеюсь, вы тоже так считаете?
      – Понятия не имею, – пожал плечами Нэйтан. – Я думал о другом.
      – О чем же? – нахмурилась Элайза.
      – С первого марта вступает в силу закон, согласно которому все белые, живущие на землях чероки, должны получить вид на жительство от штата Джорджия. А предварительно нужно присягнуть штату на верность. – Нэйтан от волнения стал хрустеть пальцами. – Конечно, вас это не касается. Закон не распространяется на женщин. Но как быть мне? Я в затруднении.
      – Но почему же? – удивилась Элайза.
      – Как почему? А присяга? Как мне быть? Отдать кесарю кесарево? Но с нравственной точки зрения, я считаю, что джорджийцы поступают неправильно. В то же время как миссионер я не имею права вмешиваться в политику. Мое дело – распространять Слово Божье!
      Элайза все еще не могла взять в толк его сомнения.
      – Не будете же вы в самом деле присягать! Вы и другие миссионеры – духовные учителя индейцев. Вы учите их вере, учите стойкости и мужеству. Если же вы присягнете штату Джорджия, это будет равносильно признанию, что дело народа чероки обречено на поражение.
      – Да, именно так это и будет выглядеть. – Нэйтан сокрушенно вздохнул. – С другой стороны, если я воспротивлюсь, джорджийцы посадят меня в тюрьму. Какая польза будет индейцам от миссионеров, сидящих за решеткой? Моравские братья, например, уже покидают Джорджию, здесь остаются только их жены.
      Коул нервно провел рукой по голове, растрепав волосы. Потом молитвенно сцепил пальцы и жалобно посмотрел на Элайзу.
      – А что бы вы сделали на моем месте?
      Элайза заколебалась – не от нерешительности, а от нахлынувших на нее чувств. Оказывается, эти края, живущие здесь люди и их беды значат для нее очень много. Прекрасная Темпл стала ей младшей сестрой; полюбила она и дерзкого сообразительного Киппа, и застенчивую Ксандру, уступавшую красотой сестре, а умом старшему брату. Полюбила она маленького Джонни, делающего первые шаги, Фиби и Шадрача, жадно впитывающих каждую кроху знаний, болезненную Викторию Гордон, Уилла Гордона, человека достойного во всех отношениях.
      – Я бы не смогла отсюда уехать, – просто сказала она. – Но мы с вами в разном положении. Что рекомендует вам бостонское правление вашего общества?
      – Они считают, что нужно оставаться на месте и следить за развитием событий. Но это не наказ, а всего лишь рекомендация. Каждый из нас волен поступать по-своему.
      – Что ж, это мудрое решение. Мистер Гордон пишет, что Верховный суд вскоре начнет рассматривать дело о земле чероки. Если будет вынесен справедливый вердикт, вам не о чем беспокоиться. Штат Джорджия не сможет ввести свой закон в силу.
      – А если меня к тому времени уже арестуют? Или, допустим, вердикт будет иным? У меня дилемма: или давать присягу, или садиться в тюрьму. Я не знаю, как быть. – Он в отчаянии покачал головой. – Я должен быть среди индейцев, а не в темнице. Но если я принесу присягу, индейцы перестанут мне доверять. Кто же тогда будет вселять в них надежду и веру? Что делать?
      Элайза начинала злиться. Ей-то решение не казалось таким уж трудным.
      – Если джорджийцы захотят вас арестовать, вы можете сказать, что считаете себя индейцем чероки. Я бы поступила именно так, – отрезала она.
      – Ах, Элайза, в ваших устах все так просто. – Он нежно и печально улыбнулся.
      – Все и в самом деле просто. – Она вскочила на ноги, пытаясь совладать с гневом. – Не может быть и тени сомнения в том, кому принадлежит эта земля. Чероки живут здесь с незапамятных времен! Я всего лишь женщина, но даже мне совершенно очевидно, что джорджийские власти сговорились с администрацией президента Джексона. При помощи жульнических законов, воровства, торговцев спиртным Джорджия хочет запугать индейцев, чтобы они отказались от своих земель и подписали новый договор. Я не смогу осуждать народ чероки, если он возьмется за оружие.
      – Что вы такое говорите! Если индейцы возьмутся за оружие, джорджийцы немедленно пришлют сюда свои войска. Получится еще хуже.
      – Вы правы…
      Элайза угрюмо смотрела на огонь. Языки пламени плясали на поленьях. Дождь глухо стучал в оконное стекло. Неужели джорджийцам удастся сломить мужество народа чероки?
      – Как вы думаете, Нэйтан, согласятся ли представители индейцев подписать новый договор?
      Этот вопрос ей самой показался кощунственным.
      Нэйтан недоуменно пожал плечами:
      – Конечно, нет. Для них это равнозначно смерти.
      Его слова были настолько безапелляционны, что Элайза даже удивилась.
      – Равнозначно смерти? Но почему?
      – Тем самым они нарушат свой кровный закон, – угрюмо пояснил миссионер.
      – Какой еще кровный закон?
      Он отвечал с явной неохотой:
      – У них существует священный закон, согласно которому всякий индеец чероки, уступивший чужаку хоть пядь родной земли без особого разрешения Совета, обречен на смерть.
      – Впервые об этом слышу.
      – Насколько мне известно, закон применялся на практике всего один раз, в 1807 году. Некий вождь Двойная Голова подписал договор с федеральным правительством, передав американцам Камберлендское горное плато, ныне входящее в штат Кентукки. Вождю дали хорошую взятку. Совет немедленно отправил воинов, чтобы покарать предателя.
      – И они убили его? – спросила Элайза, заранее зная ответ.
      – Да. – Нэйтан явно не одобрял такой кровожадности. – А два года назад Национальный Совет официально ввел кровный закон в здешнее законодательство. Между прочим, автором закона является Джон Ридж, сын майора Риджа, приведшего приговор над изменником-вождем в исполнение. В свое время майор Ридж предложил в законодательном порядке предусмотреть строжайшие меры против мздоимцев, которые будут посягать на целостность земли чероки. – Нэйтан откинулся на спинку стула и тяжело вздохнул. – Мне стало известно, что индейские племена чоктау и чикасау согласились подписать новые договора с американским правительством, поменяв свои земли на территории, расположенные западнее. Но чероки на такое никогда не пойдут. Они относятся к западу с суеверным страхом.
      – Но почему?
      – Прошлым летом я объезжал с проповедями поселения индейцев, живущих в горах. У меня был разговор с одним стариком, все еще придерживающимся языческих верований своих предков. Он не имел ни малейшего представления ни о Вечной Жизни, ни о рае. Старик верил, что души умерших переселяются на запад, в Темный Край, и там исчезают.

      Темпл задвинула тяжелые шторы, чтобы в комнату не проникало слепящее утреннее солнце. Ее мать мирно спала, раскинувшись на пышной пуховой перине. Черные волосы разметались по подушке, подчеркивая худобу и бледность лица. Черная Кэсси в последнее время то и дело пускала хозяйке кровь, но от этого Виктории делалось только хуже.
      «Может быть, сегодня мама наконец пойдет на поправку», – подумала Темпл, бесшумно выходя из спальни.
      – Миз Темпл! Миз Темпл! – раздался испуганный голос Черной Кэсси.
      – Тише ты! – зашипела девушка. – Маму разбудишь!
      – Миз Темпл, скорее сюда!
      – Ну что там еще? – раздраженно всплеснула руками Темпл.
      С тех пор как заболела мать, ей пришлось самой заниматься всеми домашними делами, и она знала, что на кухне постоянно происходят какие-то мелкие катастрофы.
      – Всадники! – дрожащим голосом воскликнула Черная Кэсси. – Похоже, джорджийцы!
      – Что-что? – Темпл замерла.
      – Скорее, миз Темпл! Они несутся сюда во весь опор. Ой, быть беде!
      Темпл сбежала вниз по лестнице, бросилась к окну. Холодный мартовский ветер гнал по газону сухие листья. Истошно верещали павлины, предупреждая о появлении чужих людей. Как быть? В доме одни женщины, защитить их некому. Отец еще не вернулся из Вашингтона, дядя уехал закупать зерно для посева.
      – Видите их? – выдохнула сзади Черная Кэсси.
      – Нет, – ответила Темпл и тут же разглядела среди деревьев с полдюжины всадников. Они скакали навстречу ветру, низко нахлобучив шляпы. Путь их, судя по всему, лежал к школе, где мисс Холл как раз проводила занятие с детьми.
      Пытаясь преодолеть страх, Темпл отпрянула от окна.
      – Где Шадрач? Всякий раз, когда мне нужен этот мальчишка, его нет поблизости.
      – Он в школе, миз Темпл.
      Она вспомнила, что Шадрач и Фиби действительно теперь ходят в школу.
      – Немедленно беги на конюшню и скажи Айку, чтобы во весь опор скакал к мастеру Стюарту.
      – Но Айк не может уехать без пропуска.
      – Нет у меня времени выписывать ему пропуск! Скорее! Ну же!
      – Нет, мэм, – упрямо покачала головой Черная Кэсси. – Если моего Айка поймают на дороге без пропуска, решат, что он беглый.
      – Делай, как я тебе говорю! – вспыхнула Темпл и ударила служанку по щеке. Никогда в жизни она не поднимала руку на слуг, однако всему же есть предел.
      – Ты что, не видишь? Они уже в школе!
      В глазах Кэсси шевельнулся страх, и Темпл изо всей силы подтолкнула ее к двери.
      – Бегом! Если Айка задержат, пусть требует, чтобы его привели ко мне.
      – Хорошо, мэм. – И служанка бегом бросилась выполнять приказ.
      Темпл снова выглянула из окна. Она увидела, что один из всадников спешился и стоит у окна школы. Тогда, подхватив длинные юбки, Темпл выбежала из дома.
 
      Услышав тяжелый стук сапог, Элайза захлопнула учебник и встала. В следующую секунду дверь распахнулась, и в проеме появились двое мужчин в длинных зимних плащах.
      – Кто вы такие и что вам здесь нужно?
      Элайза схватила с парты указку – единственное оружие, оказавшееся под рукой.
      Вслед за двумя первыми вошел третий; еще трое, оставаясь в седлах, ждали снаружи.
      – Где твой муж? – спросил один из мужчин.
      – У меня нет мужа.
      Элайза вспомнила, что четыре дня назад, первого марта, вступил в силу новый джорджийский закон, согласно которому каждый белый, живущий на территории чероки, должен зарегистрироваться – иначе его ждет четырехлетнее тюремное заключение.
      Мужчина подозрительно прищурился:
      – А нам доложили, что на этой плантации живет белый учитель, не зарегистрировавшийся у властей.
      – Учитель – это я, – ответила Элайза. – Я – женщина и нигде регистрироваться не должна.
      – Так ты учительница?
      Он окинул ее долгим презрительным взглядом, потом смачно харкнул на пол желтой от табака слюной.
      – Наверно, из тех баб, что любят индейцев.
      Не обращая на него внимания, Элайза решительно вышла вперед, чтобы дети оказались у нее за спиной.
      – Извольте-ка представиться и объявить, зачем вы сюда явились, – потребовала она.
      – Фу-ты ну-ты, – ухмыльнулся мужчина и, горделиво выпятив грудь, объявил: – Мы – джорджийские гвардейцы, вот кто мы такие.
      – Тогда вам должно быть стыдно, что вы врываетесь в школу, плюетесь тут, пугаете детей. Чероки, с которыми я имею дело, ведут себя куда цивилизованней.
      Приятель подтолкнул старшего локтем.
      – Ты только погляди. По-моему, там черномазый с книжкой сидит.
      Первый из гвардейцев увидел Шадрача и свирепо насупился.
      – Эй ты, малец, иди сюда.
      – Сиди, где сидишь, Шадрач, – приказала Элайза.
      В этот момент распахнулась дверь и вбежала раскрасневшаяся Темпл. Однако один из мужчин схватил ее за плечи и не пустил в класс. Темпл яростно забилась в его руках, а гвардеец расхохотался.
      – Парни, я поймал настоящую индейскую принцессу. Видно, тоже вышла на тропу войны.
      – Немедленно ее отпустите! – прикрикнула на него Элайза и, видя, что обидчик не послушался, с размаху ударила его указкой по пальцам.
      Гвардеец охнул от боли и неожиданности, и Темпл благополучно вырвалась из его рук.
      Предводитель угрожающе шагнул к Элайзе, и та снова замахнулась указкой.
      – Вы только что ударили джорджийского гвардейца, мисс, – зловеще процедил он.
      – За то, что он набросился на девочку.
      Элайза притянула Темпл к себе.
      Тогда гвардеец сменил тактику:
      – А что здесь делают черномазые?
      – Это мои ученики.
      – Законы Джорджии запрещают учить грамоте негров.
      – Слава Богу, здесь не Джорджия, – парировала Элайза. – Вы находитесь на земле чероки.
      – Как бы не так, мэм. Это территория штата Джорджия.
      – А это, сэр, будет решать Верховный суд.
      Никогда еще за двадцать лет своей жизни Элайза не оказывалась в такой опасной ситуации. Спасти ее могла только сообразительность – ведь ни ей, ни Темпл было не под силу справиться с этими головорезами.
      – А я говорю, что здесь где-то должен быть белый учитель, – заявил тот, кого она ударила указкой. – Просто они его куда-то спрятали.
      – Нет у меня мужа. Я сама учительница, – повторила Элайза, чувствуя, как пальцы Темпл нервно сжимают ей предплечье.
      – Если хотите, можете обыскать школу и дом, – процедила Темпл, окинув гвардейцев ненавидящим взглядом. – Но предупреждаю: если вы хоть пальцем кого-то тронете, если повредите имущество, вас ждет арест.
      – Арест? – фыркнул первый и подмигнул своим приятелям. – Вы слышали, парни? Она угрожает нам арестом. – Двое остальных тоже ухмыльнулись. – У тебя здесь нет никаких прав, принцесса. Можем творить все, что нам вздумается, и нам ничего за это не будет.
      – Нет, будет, – перебила его Элайза. – Я дам против вас свидетельские показания. Любой суд примет их к сведению, даже ваш. Ведь я белая.
      Гвардейцы помрачнели – Элайза говорила правду. Их предводитель попытался спасти свое лицо:
      – Мы все равно будем искать белого учителя.
      – Если это ваш долг – ради Бога, – уверенно ответила Элайза, чувствуя, что берет верх. – Но я буду следить за каждым вашим шагом.
      Под пристальным взглядом Элайзы гвардейцы обыскали школу.
      – Может, он в доме прячется, – сказал один из всадников.
      Но старший, мрачно покосившись на Элайзу, покачал головой:
      – Если и так, давно уж в лес убежал. Ладно, поехали. Нам еще кое-кого поймать надо.
      Элайза вздохнула с облегчением, лишь когда всадники скрылись из виду. Тогда учительница захлопнула дверь школы, прислонилась к ней всем телом и почувствовала, что силы окончательно оставили ее.
      Сердце колотилось так громко, что в первый миг она подумала – кто-то стучит в дверь.
      Девять пар глаз смотрели на нее вопросительно. Элайза выдавила ободряющую улыбку:
      – Все, они уехали.
      Темпл озабоченно нахмурилась:
      – С вами все в порядке?
      – Да-да, все хорошо.
      Элайза выпрямилась. Ноги у нее дрожали.
      – Вы вели себя очень храбро, – уважительно, с ноткой восхищения сказала Темпл.
      – Я была до смерти перепугана, – призналась Элайза. Голос у нее дрогнул, и она сердито воскликнула: – Какие мерзавцы! Их бы надо высечь за то, что они пугают детей!
      – Нужно проведать маму. – Темпл двинулась к выходу.
      – Пожалуй, нам лучше всем перебраться в дом, – решила Элайза. – Идемте. Быстрее!
      Двадцать минут спустя все были уже в гостиной. Лишь Фиби и Шадрач отправились на кухню готовить обед. Черная Кэсси все не могла поверить, что они целы и невредимы. Она заставила их рассказать о случившемся во всех подробностях.
      Шадрач говорил, а Фиби помалкивала, чувствуя, что ее мать с каждым словом сына охватывает все больший ужас. Девочка не понимала, чем это вызвано, но на душе у нее стало тревожно.
      – …И один из них говорит миз Элайзе: «Что тут делает этот черномазый с книжкой?»
      Шадрач проговорил эти слова басом.
      – «Иди-ка сюда, парень», – говорит, а миз Элайза говорит: «Шадрач, сиди где сидишь». Ну и я ни с места.
      Черная Кэсси жалобно застонала, схватилась за голову. Окончание рассказа она уже не слышала – ни про появление мисс Темпл, ни про героическую мисс Элайзу с ее указкой.
      – …Он говорит, что по закону штата Джорджия учить черномазых нельзя, – произнес напоследок Шадрач.
      Кэсси застонала еще громче.
      – Я знала, знала! Говорила же я, что добром это не закончится.
      – Мам, ты чего? Все в порядке, – стал утешать ее сын. – Миз Элайза сказала ему, что тут не Джорджия, тут земля чероки.
      Черная Кэсси обняла своих детей, прижала их к себе.
      – Теперь они вернутся, вернутся ночью, – всхлипнула она. – Они всегда так делают. Я это уже видала. Вытащат тебя из дома, высекут так, что из тебя дух вон.
      – Но за что? – недоверчиво спросил Шадрач. Взгляд его стал испуганным.
      – За то, что учиться грамоте можно только белым. Черным – ни-ни. Сколько раз говорила я Айку: «Не пускай детей в школу. Не будет от этого добра». И теперь сам видишь, что получилось.
      Она говорила так убежденно, что Фиби вся задрожала. Когда же издали донесся стук копыт, девочке и вовсе стало жутко.
      – Они вернулись! – ахнула Кэсси. – Бегите отсюда, прячьтесь.
      – Нет, мама, что ты. Это мастер Клинок и Дье. С ними и папа приехал, – сообщил Шадрач, высунувшись наружу.
 
      Темпл выбежала навстречу своему возлюбленному. Свесившись с седла, он крепко обхватил ее за плечи и спросил:
      – С тобой все в порядке?
      – Да.
      – А с остальными?
      – Тоже.
      Успокоившись, он выпустил ее.
      – Давно они уехали?
      – Минут двадцать, не больше.
      Клинок крепко стиснул зубы и окинул взглядом горизонт. Его голубые глаза льдисто сверкали.
      – Что произошло?
      Темпл коротко рассказала о случившемся.
      – Мисс Холл говорит, что все дело в новом законе. Они разыскивают нарушителей.
      – Да-да, – кивнул Клинок. – Мне сегодня утром рассказали, что трое миссионеров арестованы.
      – Ты бы видел мисс Холл. Как она развоевалась! Я даже с Киппом ее такой ни разу не видела. Когда один из них схватил меня за руку…
      – Что?! – взревел Клинок.
      – Он мне ничего такого не сделал, – уверила его Темпл. – Мисс Холл меня защитила.
      – Если бы он тебе что-то сделал… – грозно процедил Клинок.
      На его бронзовой коже белой ниткой выделялся шрам. Темпл, не удержавшись, провела по шраму пальцем.
      – Клинок, – прошептала она, может быть в первый раз по-настоящему чувствуя, что любит этого человека всей душой.
      Он обнял ее, поцеловал в губы, желая передать ей свою страсть, страх и гнев. Темпл затрепетала в его объятиях. По их телам словно прошел разряд молнии.
      – Ты не представляешь, что я пережил, когда прискакал Айк, – тихо сказал Клинок и содрогнулся. – Недолго уехал твой дядя?
      Он обхватил ее лицо ладонями; пальцы его чуть подрагивали.
      – Нет, он завтра возвращается. В крайнем случае послезавтра.
      Она закрыла глаза, наслаждаясь прикосновением его пальцев.
      – Я останусь здесь, пока он не вернется, – твердо заявил Клинок, словно ожидая, что она станет спорить.
      – Хорошо.
      – А когда возвратится твой отец…
      Он не договорил, и Темпл с любопытством открыла глаза. Вид у него был странный – очень серьезный, даже властный.
      – И что же будет?
      – Ты будешь моей женой.
      Выражение его лица неуловимо изменилось, в глазах вспыхнули лукавые искорки.
      – Что же ты молчишь?
      – А что говорить? Меня вроде бы ни о чем не спрашивают, – в тон ему ответила она.
      – Ты ведь тоже этого хочешь. Ты с самого начала хотела меня заарканить.
      – Зато ты этого не хотел.
      – Верно, – признал Клинок. – Жена, дом, семья – для меня все это рановато. То ли дело жизнь в горах. Ищешь золотую жилу, копаешь землю, просеиваешь песок. А сколько радости найти самородок! Ради этого стоит терпеть лишения.