Позвали:
      - Летчика к командиру!
      Офицер сопровождал меня. Мы оказались в обжитой фронтовой землянке.
      Командир части, майор, Герой Советского Союза, с минуту молча смотрел на меня.
      - Летчик... - наконец выдохнул он.
      Я рассказал ему кое-что об острове Узедом, о нашем полете, товарищах.
      Майор достал флягу, стаканы.
      - Выпьешь? - спросил сердечно, по-братски.
      - Выпью, - ответил я на радостях.
      Майор налил мне и себе. Мы подняли стаканы, чокнулись.
      Я сделал глоток, и водка огнем разлилась по телу, хотел передохнуть и не смог. Мир для меня померк.
      Очнувшись через два или три дня, я вместе с другими, тяжело больными, был транспортирован в госпиталь на большом возу. Дорога была топкая, длинная. Нас тепло укутала провожавшая медсестра.
      Открывая глаза, я ловил на себе встревоженный ее взгляд.
      - Кто же из вас вел самолет? - спросила она. - Кто летчик?
      - Он, - указали на меня.
      - Да, - ответил я.
      - Ой, ой, какой же ты!.. Откуда у тебя сила взялась подняться в небо?
      Я смотрел на ее молодое лицо, мне хотелось сказать "спасибо" за признание нашего подвига, но у меня не было сил произнести даже одно слово.
      Эпилог
      Прошло несколько недель... "Хейнкель", верно послуживший нам, еще лежал посреди поля в вязкой земле, а семь товарищей из нашего экипажа, поправившись на армейских харчах, отправлялись на фронт. Недавние муки звали к мести, стремление к новому подвигу зажигало сердца.
      Как-то в конце марта в палату госпиталя, где лечились Кривоногов, Емец и я, веселой толпой ввалилось целое отделение солдат, снаряженных к походу. По их свежим лицам не сразу можно было узнать Соколова, Кутергина, Урбановича, Сердюкова, Олейника, Адамова, Немченко.
      Отрапортовал Соколов:
      - Товарищ командир экипажа, группа участников побега в количестве семи человек отбывает на фронт.
      Вперед выступил высокий, с повязкой на глазу Немченко, представился по-военному:
      - Санитар стрелковой роты. С трудом допросился, чтобы взяли.
      Волнующим было прощание побратимов. Люди шли в бой...
      Преодолев самое трудное и самое страшное, каждый из них теперь мечтал не только о жизни, но и о победе.
      Но пули не спрашивали, в кого попадать. Ко многим из этих необычных солдат судьба была слишком жестокой.
      Первым перестал присылать мне свои "треугольнички" тот, кто больше всех отдавался делу побега, - бесстрашный Володя Соколов. Смертельно раненный при форсировании Одера, пошел солдат на дно чужой реки. Вскоре второе известие: не стало Коли Урбановича. Четверо остальных товарищей со своим полком прошли до Берлина. Бывшие узники фашистских застенков увидели его руины и пожары, услышали гром расплаты. Но в столице фашистской Германии снаряды и мины рвались очень густо. Тут и пали в бою Петр Кутергин, Тима (его настоящее имя, как потом установили, было Тимофей) Сердюков, Владимир Немченко, за несколько дней до победы и мира.
      Иван Олейник, сын Кубани, который в первый год войны оказался в окружении и попал в партизанский отряд в Белоруссии, после Берлина побывал на Дальнем Востоке. И там он отличился храбростью в боях против японских захватчиков. Самурайская пуля оборвала его жизнь.
      С Великой войны домой возвратился из всей семерки только Федор Адамов. В селе Белая Калитва Ростовской области его встретили дети, жена, вся колхозная семья. Горячо взялся Адамов за милый ему шоферский труд. Вернулись в родные края Иван Кривоногове, Михаил Емец и я.
      Полет на "хейнкеле" оказался последним в моей биографии летчика. Признание наших боевых заслуг и награды разыскали всех участников побега.
      Из Харькова откликнулся полковник в отставке Владимир Бобров. Из города Горького дал о себе знать Иван! Кривоногов, он работает на заводе. Из Донецка пишет мне! врач-хирург Алексей Воробьев: "Я хорошо помню, как лечил тебе руки и говорил: "Береги руки, береги. Без них тут погибнешь, как муха". Иван Пацула, Аркадий Цоун... Сколько мук выпало на их долю! Теперь Иван лаборант московского института нефти, Аркадий Цоун живет в Сибири.
      Долго ничего не было слышно о моем земляке Василии Грачеве. Не приезжал он в свое Торбеево, не подавал о себе вестей. Однажды я прибыл по делам в уральский город Ирбит. Вошел в кабинет заместителя директора завода, а за столом - Василий Грачев. В такие минуты и на глаза мужчин набегают слезы.
      Сергей Кравцов - учитель в городе Ейске, Николай Китаев - председатель сельского Совета в Могилевской области, Михаил Шилов - инженер в Москве, Михаил Лупов - в Саратове...
      Побратимы с Украины пригласили меня в гости. Немало дней понадобилось, чтобы у всех побывать. Михаил Емец - в селе Бирки на Сумщине, в Киеве Алексей Ворончук, Андрей Зарудный, в Умани - Алексей Федырко. Несколько знакомых встретил я в Макеевке. Здесь, оказывается, работают на заводе и в шахтах бывшие заключенные-подростки, ровестники Урбановича и Сердюкова, которые долго мучились в концлагере на острове Узедом. Фашисты вывезли из Донбасса десятки тысяч юношей и девушек; а возвратилось их очень мало. Владимир Иванцов, Александр Илистратов, Константин Симиненко, Павел Суминков, Николай Дергачев, Николай Булгаков - нынешние шахтеры, машинисты, механики, члены бригад коммунистического труда - помнят, как над ними прошумел крыльями вестник освобождения - "хейнкель".
      Новые пути пролегли между нашей страной и демократической Германией. Свежий сильный ветер вымел из городов и сел фашистский мусор. В памяти народа навеки остались имена мужественных борцов против коричневой чумы. Трудящиеся Узедома, Берлина, Ораниенбурга ныне часто приглашают к себе бывших узников концлагерей.
      В 1968 году я со своей семьей отдыхал на курорте острова. Теплые пески, ласковые волны, тихие уголки, где проводят лето перелетные лебеди, светлые корпуса санаториев, приветливые дороги, газоны - вот что такое сегодня Узедом.
      Теперь я вожу по Волге "ракету". У нее есть тоже крылья, хотя они называются подводными. На капитанском мостике, когда в лицо веет упругий встречный родной ветер, я нередко вспоминаю боевые полеты в далекие грозные годы минувшей войны.
      Полеты, полеты... Все я их помню от первого до последнего...