Глава 17

– Рейчел, дорогая, – сказала ей мать, – ты сняла слишком много денег с доверенного счета.

Элизабет Гудбоди сопроводила свои слова строгим, без всяких там глупостей поцелуем в щеку дочери, а Джим Клакстон наклонился, чтобы взять два элегантных кожаных чемодана.

Из-за густого тумана, окутавшего побережье, местный рейс из Чарлстона задержался почти на час Аэропорт округа Де-Ренн закрылся сразу же по прибытии маленького реактивного самолета, и встречающим казалось, что пассажиры, направлявшиеся к выходу, появляются прямо из молочной стены тумана.

Ее энергичная, небольшого роста мать первым делом говорила о самом главном: вслед за коротким теплым приветствием незамедлительно последовало напоминание о последних расходах Рейчел. Элизабет Гудбоди была в безупречно сидящем розовато-сиреневом твидовом костюме от Харриса, который гармонировал с цветом ее волос, и шелковом шарфике на шее. Она приветливо кивнула Рейчел, но от ее острых глаз не укрылось ничего. Шагая рядом с Рейчел в густом тумане, она проницательно заметила:

– Рейчел, дорогая, что ты сделала со своими волосами?

– Привет, мама, – заторопилась Рейчел. – Познакомься, это Джим Клакстон, чиновник из сельхоздепартамента.

Пока ее мать протягивала руку Джиму для крепкого рукопожатия, Рейчел отступила подальше в туман. Элизабет Гудбоди выкроила время для краткого визита к дочери в промежутке между заседанием попечительского совета школы для палестинских беженцев на Западном берегу и конференцией по запрету ядерного оружия в Лондоне. Она ясно дала понять Дочери, что заказала обратный билет на понедельник, чтобы утром вылететь из местного аэропорта в Чарлстон, а оттуда в Чикаго и Канаду для встречи защитников мира. Ее мать собиралась провести в Дрейтонвилле неполных три дня, и причиной ее визита стало тревожное известие о том, что дочь нарушила основную заповедь спокойного, консервативного существования – сняла деньги с доверенного ей счета.

В клубящемся вокруг них тумане они направились к небольшой автомобильной стоянке. Рейчел чувствовала взгляд матери на спине и шее, там, где обычно находились ее длинные рыжие волосы, перекаченные шнуром или собранные в мягкий узел. Деньги, которые она сняла с филадельфийского счета, принадлежали ей, и, в сущности, она не должна была отчитываться за них перед матерью. «Но волосы, – подумала Рейчел с дочерней тревогой, – это совсем другое дело».

– Такой густой туман мне приходилось видеть только в Лондоне, – сказала ее мать Джиму Клакстону звонким, нарочито бодрым голосом.

Поскольку Элизабет Гудбоди совершила долгое путешествие, включая сюда несколько часов ожидания в аэропорту, и наверняка проголодалась, то, прежде чем отвезти ее и Рейчел в Дрейтонвилл, Джим Клакстон пригласил их поужинать в Хейзел-Гарденс.

– Весьма надеюсь, что погода будет нам благоприятствовать, – услышала Рейчел за спиной голос матери и низкое успокаивающее рокотание в ответ. – Мне бы хотелось ознакомиться с работой фермерского кооператива и повидаться с людьми, о которых говорила мне Рейчел.

Джим распахнул дверцу крохотного фургона, принадлежавшего Рейчел, и подождал, пока ее мать усядется впереди.

– Туман здесь очень быстро рассеивается, – заверил он ее, – и последние несколько дней было очень тепло. Надеюсь, вы захватили с собой купальник, миссис Гудбоди. У Рейчел прямо за домом прекрасная заводь, там можно искупаться.

Опускаясь на пластиковое сиденье «Тойоты», Рейчел закрыла глаза. Зря Джим упомянул о заводи позади ее дома. Судя по его смущенному взгляду, он понял это. Они быстро переглянулись, но от всевидящего ока Элизабет Гудбоди ничто не могло укрыться. Рейчел надеялась, что они хотя бы смогут спокойно поужинать, прежде чем ей придется распутывать перед матерью тугой клубок невероятных событий.

Увидев в зеркале обзора виноватые глаза Джима, ищущие ее взгляд, она заставила себя улыбнуться. Последние несколько недель Джим был ее опорой, и, судя по всему, он не просто хорошо к ней относился. Казалось, сложившаяся ситуация, не без труда призналась она себе, сделала его счастливым. Даже дети полюбили ее. Несколько раз она была у Джима в гостях, а однажды выбралась с ними на пикник, от которого дети пришли в восторг.

Вспоминая, как внимательно мать глядела на Джима, когда он, согнувшись, подхватил ее чемоданы, Рейчел почти наверняка знала, что она скажет: «Ну что же, Рейчел, этот молодой человек производит весьма приятное впечатление».

Теперь, сидя на переднем сиденье, ее мать почти кокетливо говорила Джиму, который сворачивал на шоссе номер семнадцать, сверкающее неоновыми огнями:

– Можете называть меня просто Элизабет, а не миссис Гудбоди. Поскольку мы с вами друзья, то обойдемся без формальностей.

Ее мать принялась бодро рассказывать об обычаях квакеров, и Рейчел увидела, как Джим Клакстон поднял голубые глаза к зеркальцу заднего вида и в их Уголках наметились еле заметные морщинки, словно он исподтишка улыбался.

Рейчел понравилось, что Джим Клакстон иронически отнесся к просветительскому порыву ее мате-Ри. Она нежно любила мать, но этот неожиданный визит и необходимость объяснять, что произошло, Угнетали ее. Ей даже не хотелось об этом думать.

Ресторан «Де-Ренн» был заполнен туристами, направлявшимися по весне из Саванны в Чарлстон, но, Несмотря на прохладный кондиционированный воздух, Рейчел не нашла в нем прежнего очарования. Ее мать устала и проголодалась, но была исполнена решимости терпеливо сносить невзгоды и не терять присутствия духа, несмотря ни на что. Все столики у окна, откуда открывался вид на искусственный водопад, оказались занятыми, но, как резонно заметила ее мать, из-за тумана им все равно ничего не было бы видно.

– Скажи мне, дорогая, – сказала Элизабет Гудбоди, заказав бифштекс с салатом, – у тебя еще не кончились неприятности с владельцем дороги, который мешает добрым людям из кооператива сажать помидоры?

– Соевые бобы, – поправили в один голос Джим и Рейчел.

Подняв брови, ее мать понимающе улыбнулась. Только Рейчел собралась ответить ей, как в беседу вступил Джим:

– Мы подготовили все необходимое для того, чтобы тракторы вспахали поле и засеяли его бобами.

Большая теплая рука Джима успокаивающе легла на колено Рейчел под столом. Это также было сигналом к тому, чтобы она предоставила ему объясняться с ее матерью.

– Хозяина дороги зовут Бомонт Тилсон, он один из крупных землевладельцев округа и очень несговорчивый человек. Ваша дочь великолепно поработала, миссис Гуд… Элизабет, – поправился он. – Но говориться с Бо Тилсоном нелегко. Но ссуда, которую удалось получить кооперативу, оказалась очень кстати. Даже местные жители стали оказывать ему поддержку.

Рейчел затравленно поглядела на мать. Вмешательство Джима и его покровительственный вид не остались незамеченными. Лицо Элизабет Гудбои приняло выражение полной безмятежности, означавшее, как знала ее дочь, острейшее внимание ко всему происходящему.

– Сейчас мы убираем сахарную кукурузу, – слишком поспешно вступила в разговор Рейчел, отодвигая коленку от руки Джима Клакстона. – И надеемся выручить за нее немного денег. Небольшой участок засадили кукурузой просто ради эксперимента, чтобы разведать возможности местных рынков в Саванне и Чарлстоне.

«Ты чем-то огорчена, Рейчел? – спрашивали глаза ее матери по другую сторону стола. – И почему этот приятный молодой человек, сидящий рядом с тобой, так напряжен и так оберегает тебя?»

– Но я хочу заметить, миссис Гуд… Элизабет, – решительно начал Джим, – что Рейчел почти не имела дела с этим Тилсоном. Она всего два-три раза встречалась с ним у адвоката.

Рейчел хотелось заставить его замолчать. Конечно, Джим старался обезопасить ее от сплетен, которые могла услышать ее мать, но в результате только усугублял положение.

«Господи, как я буду все объяснять? – подумала она, кусая губу и уставившись на скатерть. – Во-первых, мама, несколько недель назад меня пытались убить… Нет, так не пойдет».

Зная, что мать наблюдает за ней, она дрожащими Руками беспокойно передвигала серебряные прибо-Ры, лежавшие у тарелки, и ничего не могла с этим Поделать.»У меня была связь с трудным человеком, который не позволял нам пользоваться его дорогой, но все это более или менее решилось, потому что он отверг меня, сдал на руки этому большому доброму человеку, который глядит на меня с беспокойством и нежностью…»

У нее едва не вырвался стон. Ей становилось совсем не по себе. Она даже не могла заставить себя сказать: «Мама, я из ложной гордости вложила большую сумму денег в казну кооператива, соврав, что мне удалось получить ссуду в банке. И фермеры до сих пор не знают правды».

Положение казалось ей безвыходным. Как ответить на вопрос, который обязательно задаст ей мать: что случилось с Маррелами? С Дарлой Джин и ее головорезами-братьями, Роем и Лонни? С той ночи на болотах никто их не видел, как будто они исчезли с лица земли. И никто, даже Джим Клакстон, не станет говорить с ней о Маррелах, хотя она подозревала, что у Джима есть собственное мнение на этот счет. Имеет ли Бо Тилсон отношение к их внезапному исчезновению?

Когда принесли салат, ее мать с неподдельным интересом расспрашивала Джима Клакстона о преимуществах выращивания соевых бобов.

Рейчел не притронулась к еде. Она не могла избавиться от ощущения, что ей четырнадцать лет и она пытается скрыть от любящих глаз матери какие-то ужасные проступки. Потому что теперь ей придется рассказать о таких серьезных проблемах и ошибках, которые, по мнению ее практичной, прекрасно воспитанной матери, не могли иметь никакого отношения к ее практичной, прекрасно воспитанной дочери. У нее возникло желание расхохотаться. Магические куклы, гулла, история Клариссы и Ли Тилсона, Джесси Коффи и ее сына Тила, и красавицы Лоретты Буллок, и несчастной Дарси Батлер, влюбленной в своего кузена, этого невероятно чувственного мужчину с его страшными тайнами – человека, который искал ее на болотах той ночью, который спас ей жизнь и любил ее так, что ей этого никогда не забыть. С ним осталась часть ее души, самое сокровенное, что у нее есть. Она была разлучена с ним, но по-прежнему его любила.

– Рейчел, дорогая, ешь, пока не остыло, – раздался голос ее матери.

Джим наклонился к ней:

– Что-нибудь случилось, дорогая? Все в порядке?

Она подняла на него глаза. Ей захотелось встать и закричать, что с ней не все в порядке и не будет никогда, если она не сможет быть рядом с человеком, которого любит. Но вместо этого ей удалось выдавить из себя улыбку.

– Рейчел переутомилась, – объяснил сидящий рядом с ней Джим. – Я все время уговариваю ее поберечь себя, особенно теперь, когда соевые бобы уже посеяны. Но на поступившие деньги она открывает контору в деловой части города, которая, конечно, очень нужна кооперативу, и снова трудится не покладая рук. Сама выкрасила комнаты, я даже не успел ей помочь, и сама перетащила мебель.

Он обернулся, наградив Рейчел доброй улыбкой.

– Последние две-три недели забот у Рейчел хоть отбавляй, я думаю, она просто устала.

Он открыто положил свою ладонь на ее руку, и Рейчел не решилась ее убрать.

– У тебя давно пропал аппетит, Рейчел? – неожиданно спросила Элизабет Гудбоди. – Ты, кажется, немного похудела.

– Я кормлю ее чуть не насильно, – вмешался Джим, – но, похоже, в ней все перегорает. Ваша дочь, миссис… Элизабет, из тех, кто не знает удержу в работе. Вчера она допоздна сидела в конторе над документами.

Джим крепко держал ее за руку, и Рейчел не могла ее убрать.

– Здесь много говорят про вашу дочь, – продолжал он. – Рейчел совершила настоящий переворот в здешних представлениях о кооперации мелких фермеров. Своим энтузиазмом она заразила многих и теперь получила поддержку, вот что я вам скажу.

Рейчел не нашла в себе сил посмотреть в глаза матери. Горькая правда заключалась в том, что с той ночи, как Маррелы попытались убить ее, перед ней распахнулись двери, которые прежде были закрыты. В здешних краях на это уходили годы, этот срок был сокращен почти ценой ее жизни.

Словно подчиняясь таинственному сигналу, Дрейтонвилл принял ее, признал своей. Никто даже вскользь не упоминал о том, что случилось на болотах. Никто не вспоминал о Бо Тилсоне и о том, какую роль сыграл он в ее спасении. Никто не высказывал мнения относительно того, куда девались Дар-ла Джин и два ее брата. То, что произошло и все еще происходило с Рейчел, стало еще одной тайной, надежно хранимой этим городом и теперь принадлежащей истории. Похоже, Дрейтонвилл платил по своим счетам.

– Так вот, насчет денег, мама… – произнесла Рейчел. Ей показалось, что лучше начать с того, как она распорядилась снятыми со счета деньгами.

Но она не смогла договорить. Казалось, внимание ее матери переключилось на что-то интересное. Взгляд Элизабет Гудбоди внезапно сфокусировался на каком-то предмете за спиной дочери.

– Черт побери, – пробормотал сквозь зубы Джим Клакстон, сжимая руку Рейчел с такой силой, словно боялся, что она убежит.

Этим туманным вечером ресторан «Де-Ренн» был переполнен. Туристы хлынули сюда, чтобы поужинать и пропустить стаканчик-другой в надежде, что погода прояснится. Перед входом в ресторан стояла длинная очередь, люди толпились даже в пространстве перед венецианскими окнами.

Но даже в этой толчее нетрудно было заметить высокого, широкоплечего мужчину с выгоревшими на солнце волосами, который был на несколько дюймов выше остальных. Он был в дорогом, сшитом на заказ костюме, облегавшем сильное гибкое тело. Слегка склонив набок голову, он внимательно слушал мужчину и женщину средних лет.

– Господи, – пробормотала Элизабет Гудбоди, – какой привлекательный мужчина. В жизни не видела такого красавца.

У Рейчел перехватило дыхание. Она почувствовала, как кровь отхлынула от лица. Бо Тилсон, пыталась внушить она себе, как и любой другой, имеет право приехать в Хейзел-Гарденс и поужинать в ресторане. Где-нибудь, когда-нибудь они должны были встретиться. Но она не могла подавить приступа совершенно неожиданной тоски, охватившей ее. Пальцы Джима Клакстона до боли сжали ее руку.

– Мы говорили с вами именно об этом человеке, – объяснил Джим ее матери. – Это Бомонт Тилсон, его земли граничат с кооперативным полем. Его усадьба, Тихая Пристань, – типичный образец старой плантации, во всяком случае, такой она была до последнего времени.

Джим произносил слова с несвойственной ему торопливостью.

– Ходят слухи, что Тилсон пытается продать часть плантации, старый дом с несколькими акрами земли, чтобы удержаться на плаву. Это историческое место, хотя оно и стоит в стороне от проторенных дорог. Он, вероятно, ищет кого-нибудь из центральных районов или северян с деньгами, которые могли бы сохранить усадьбу в ее изначальном виде, не продавая ее застройщикам.

Рейчел, оцепенев, смотрела на высокого красавца, который беседовал с пожилой парой и время от времени нетерпеливо поглядывал на переполненный зал. В ушах у нее шумело, она успела лишь расслышать слова Джима Клакстона о том, что Бо Тилсон хочет продать дом в Тихой Пристани из-за нехватки денег. Она не могла в это поверить.

Она увидела, что золотистая голова повернулась и странные зеленовато-коричневые глаза отыскали столик, за которым сидели Джим Клакстон и ее мать. На секунду в них мелькнула искра узнавания, затем они остановились на Рейчел.

Вежливая улыбка исчезла с его лица. «Правда ли, – пронеслось в смутной глубине ее сознания, – что люди, глубоко узнавшие друг друга, могут обмениваться мыслями, чувствами, сигналами боли, тоски и желания?» Его взгляд, до того равнодушно переходивший с одного лица на другое, вспыхнул, как молния, зажег ее огнем, заставил затрепетать ее тело и тут же погас, словно кто-то повернул выключатель: от яркого огня остались тлеющие угли. Человек, которого она любила, резко отвернулся – чужой, незабываемо прекрасный, неприступный. И больше не принадлежащий ей.

Он позволил ей любить его, дал ей увидеть свое тело, свои чувства, которые не обнаруживал ни перед кем в мире, и, сделав это, отослал ее прочь. Боль, терзавшая Рейчел, была физической, реальной, она проникла прямо в сердце.

Рейчел предпринимала отчаянные попытки встретиться с ним, хотя бы поговорить. Она звонила в Тихую Пристань, оставляла Джули безумные послания, писала полные боли письма и даже в приступе отчаяния собиралась сесть в машину и появиться перед его крыльцом с криком: «Почему?» Но если он не отвечал на телефонные звонки, то остальное было бесполезно.

Разве той ночью он не объяснил ей причины? «Я хочу, чтобы ты уехала, оставила меня», – сказат он ей с неохотой, с плохо скрытым раскаянием, которое присутствовало с первого момента их близости, только она не хотела его замечать.

Бо просто вызвал Джима Клакстона, чтобы тот отвез ее домой. Каким-то образом Бо Тилсон узнал, что они несколько раз встречались, возможно, даже знал об их ужине в Хейзел-Гарденс, как все знают про всех в этом богом забытом уголке побережья. И он нашел простое решение: передать ее более достойному, как могло бы кому-то показаться, человеку.

Рейчел выдернула горевшую огнем руку из ладони Джима. Ничего не случилось. Бо посмотрел на нее, и затем все прошло. Он, как и раньше, беседовал со своими знакомыми, и профиль его жесткого, красивого лица говорил о том, что он ее не знает.

Она услышала, как ее мать торопливо сказала:

– Рейчел, дорогая, сиди спокойно.

Но было слишком поздно. Она вскочила на ноги, хватая ртом воздух, борясь с желанием закричать, не в силах находиться в этом душном, переполненном помещении ни секунды.

Рейчел кинулась прочь. Ей хотелось поскорее исчезнуть, она натыкалась на чужие тела, как человек, которому внезапно стало плохо, и толпа расступилась, чтобы пропустить ее.

А она бежала все дальше, через вестибюль, пока не оказалась на тонущей в тумане стоянке.

Рейчел увидела это лицо три недели назад: твердые очертания бровей и скул, точеный нос со слегка выступающими ноздрями, широкая прямая линия невероятно чувственного рта – все это так изменилось со временем, что Рейчел показалось: настоящее растворилось в прошлом, оставив за собой лишь искаженный отзвук – сказанные Дарси библейские слова о том, что сыновья расплачиваются за грехи отцов. При взгляде на этого человека становилось ясно почему.

Когда минуту назад она открыла дверь, прямо перед ней в жарком сиянии полуденного солнца стоял хорошо одетый мужчина с дорогой, хотя немного старомодной шляпой в руках. Его высокая прямая фигура казалась до боли знакомой. Это впечатление усиливали его манеры – необычайно красивого мужчины, привыкшего к вниманию женщин. У него были густые, слегка вьющиеся волосы, белые как снег, если не считать слегка золотистых усов. От него исходил запах дорогого мыла и лавровишневой воды, а глаза были не золотистыми, не серыми, не зелеными, но великолепной смесью всех этих цветов, очерченных по радужке черной полосой, придававшей его взгляду нечто кошачье.

– Юная леди, – сказал он низким, хрипловатым голосом. – Я слышал, что ваша фермерская группа ищет источники финансирования.

Если бы перед ней стоял коммивояжер, продающий Библии или пластиковую посуду, Рейчел не удивилась бы. И было бы еще лучше, если бы хоть кто-то догадался сказать ей, что Ли Тилсон жив. Впрочем, никто тут не виноват, она сама решила, что он давно лежит в могиле, как и остальные дрейтонвиллские призраки. Не совсем понимая, кто перед ней и какие причины привели его сюда, Рейчел пригласила его войти.

Она смотрела, как посетитель усаживается на диван в ее убогой гостиной и обводит взглядом стены с тем незабываемым поворотом головы, от которого по ее коже невольно пробежали мурашки.

Ей следовало бы помнить о том, что Ли Тилсон был банкиром. В его визите не было ничего странного: один из сыновей посоветовал ей обратиться к нему за деньгами, другой, Тил Коффи, передал ему этот план, и он пришел – просто из любопытства, если оставить в стороне все другое, – посидеть, расслабившись, на ее диване, продемонстрировать свою обворожительную улыбку и предложить столь необходимую для кооператива ссуду.

Он был отцом Тила Коффи и мужем покойной Клариссы Бомонт, человеком, который нуждался в женщинах и использовал их. Но сам он не давал себя использовать, это было ясно с самого начала. С некоторым оттенком непристойности его мудрый, знающий взгляд скользил по ее поношенной рубашке и джинсам.

– Я слышал о вас прекрасные отзывы, юная леди, – сказал он, растягивая слова. – Возможно, вы знаете, что у меня здесь есть… – из деликатности он сделал паузу, которая не показалась слишком искренней, – …родственники, хотя я не слишком часто с ними встречаюсь. Я бы хотел, чтобы вы знали: они дают самые высокие рекомендации вам и тому, что вы делаете для города.

Ей следовало бы выгнать его тогда из своего дома, но она была слишком заинтригована. Он был закоснелым злодеем, с какими ей никогда еще не приходилось сталкиваться. А его родственники – это, разумеется, Тил Коффи и Бо Тилсон, его сыновья. У него не хватило честности, чтобы произнести это слово. Бесстрашная дерзость, неугасимый огонь чувственности, которые были в одном сыне, и прагматичная сила другого в их отце обернулись усталой, приглушенной черствостью. Вся боль унижений и побед его прошлой жизни – заезжий выскочка, муж Клариссы Бомонт и богатый любовник Джесси Коф-фи – запечатлелась на лице этого вылощенного, не совсем уважаемого, а возможно, и бесчестного, все еще привлекательного, распутного мужчины.

Рейчел поняла, что не может взять у него деньги, независимо от того, насколько они нужны кооперативу. Глядя на элегантного, опасного в своей власти человека, она вдруг почувствовала, что запутывается в той мрачной паутине прошлого, в которую уже попали Бо, Тил и их отец.

И тогда Рейчел решила воспользоваться собственными деньгами, чтобы обеспечить ссуду фермерскому кооперативу на реке Ашипу.

– Если тебе нездоровится, Рейчел, – сказала ее мать, когда они, сев в «Тойоту», отправились в Дрей-тонвилл, – тебе не следовало заказывать такой обильный ужин. – Она немного отодвинулась, чтобы получше разглядеть лицо дочери. – Мне кажется, в лице Джима Клакстона ты нашла верного друга. Он был очень расстроен тем, что ты так внезапно прервала ужин.

– Да, он настоящий друг, – сказала Рейчел, напирая на последнее слово.

– Да, но ему хотелось бы большего.

Без всякого умысла Рейчел нажала на педаль газа гораздо сильнее, чем это было необходимо.

– Ему нужна жена, которая станет матерью для его детей и хозяйкой в его доме. Он этого не скрывает. Не понимаю, что ты имеешь в виду под «большим», пока он довольствуется тем, что есть.

Ее мать вздохнула:

– А что нужно другому, Рейчел?

Ее не удивил вопрос матери. Как можно было не заметить электрического разряда, который пробежал между ними, не заметить ее изменившегося лица, того, что она выбежала из зала, чтобы выплакать свою боль и отчаяние?

Впереди у них была вся ночь, они могут усесться рядом, мать и дочь, пить чай и разговаривать друг с другом, вновь ощущая нежность и заботу, которые до сих пор связывают их. Теперь, немного успокоившись, Рейчел поняла, что хочет этого не меньше, чем ее мать.

– Как только я тебя увидела, Рейчел, – заметила Элизабет Гудбоди, глядя из окна на улицы, вдоль которых высились старые виргинские дубы, меланхолично задрапированные в испанский мох, – я сразу поняла, что ты несчастна. Всегда неприятно узнавать, что человека окружают тайны.

– Да, мама, – с облегчением пробормотала Рейчел. В конце концов все уладится. Сначала ее мать ужаснется и расстроится, но потом все это быстро растворится в любви и практических соображениях. Они будут сидеть на ее кровати в ночных рубашках, пить чай и говорить, говорить, пока не выговорятся и не устанут настолько, чтобы заснуть.

Свернув на дорогу, ведущую к ее дому, Рейчел глубоко вздохнула.

– Я не хочу иметь от тебя никаких секретов, мама, ты знаешь это. Сначала я расскажу тебе самое важное, то, чего я никому не говорила. Но это должно остаться между нами. Пока я не вернусь в Филадельфию.

Глава 18

Элизабет Гудбоди стояла между двумя рядами высокой сахарной кукурузы, тщательно натягивая грубые брезентовые перчатки, которые она купила в единственной на весь Дрейтонвилл хозяйственной лавке. Несмотря на ранний час, солнце пекло вовсю – день обещал быть жарким. Широкополая соломенная шляпа, одолженная у дочери, бросала тень на ее миловидное круглое лицо. Элизабет была готова приступить к работе, на ней была пара поношенных джинсов Рейчел, клетчатая мужская рубашка и видавшие виды тяжелые башмаки от Красного Креста, которые она на всякий случай возила с собой по всему свету.

– Вот так, дорогая, – объясняла ей Лоретта Бул-лок своим грудным голосом, – просто берете за початок и тянете как можно сильнее. – Элегантная темнокожая женщина показала, как это делается, оставив початок болтаться на надломленном стебле. – Потом срезаете его ножом.

Чтобы оценить результат операции, Лоретта, сама не будучи экспертом в этом деле, сделала паузу, подняв красиво изогнутую бровь и поднеся пальчик, покрытый лаком, к пухлой нижней губе. В отличие от практичного снаряжения Элизабет, гибкая, как тростинка, Лоретта была в красной бандане, такого же цвета майке без рукавов и высоко обрезанных джинсах, открывавших длинные стройные ноги.

– О господи, – вздохнула она, – похоже, я все испортила.

– Лоретта, – крикнула Рейчел с другой стороны делянки, – я и не знала, что ты специалист по уборке кукурузы.

– Я нет, – прокричала та в ответ, – но меня научили родственники, которые знают в этом толк.

– А почему мы не используем уборочный комбайн?

– Потому что у нас нет на это денег! – не могла сдержать улыбки Рейчел. – К тому же все говорят, что сахарную кукурузу лучше убирать вручную.

Мало-помалу прибывали помощники-добровольцы, сегодня каждая пара рабочих рук была на счету. Члены кооператива, вышедшие на поле еще до рассвета, несли корзины покрытых росой початков к группе грузовиков, чтобы отправить их на фермерский рынок в Саванну или сдать оптовикам. Оставалось лишь погрузить их в машины.

– Вот так, дорогая? – прозвучал приятный звонкий голос Элизабет Гудбоди. – Вы это имели в виду? – Раздался сочный треск ломающегося стебля, и крупный початок кукурузы упал в плетеную корзину.

За ним тут же последовал другой.

Настала пауза. Затем озадаченный голос Лоретты произнес:

– Потрясающе! Как вам удалось это сделать?

Подняв голову, Рейчел заметила согнутую фигурку Дарси Батлер, которая молча работала под палящим солнцем. Рейчел не думала, что Дарси присоединится к ним, но та приехала из Чарлстона и настояла на своем. Дарси сказала, что ей нечем заняться и она с удовольствием поможет им. Чтобы пот не попадал в глаза, высокая хрупкая блондинка соорудила из косынки бандану, которая необычайно ей шла. Прямые золотистые волосы густыми прядями обрамляли ее породистое лицо.

– Миссис Рейчел, вы здесь?

Пробравшись сквозь ряды кукурузы, перед Рейчел предстал атлетически сложенный подросток лет шестнадцати, звезда местной футбольной команды, сбежавший с тренировки, один из внуков мистера Уэсли. Слегка запыхавшись, он проговорил:

– Миссис Рейчел, Тил Коффи просит вас сменить его. Вы будете вести учет, а он пока попробует починить грузовик, который никак не хочет заводиться.

Рейчел бросила в корзину только что сорванный початок кукурузы. Это была уже третья поломка за утро. Если бы не помощь Тила, они бы окончательно выбились из графика.

«Благодарение богу за Тила, – подумала она, следуя за подростком. – Или, вернее, благодарение богу за Лоретту». Жена Тила все чаще заставляла его помогать кооперативу, и их запутанные отношения, похоже, начали понемногу улучшаться.

– Дарси, – сказала Рейчел, подходя к подруге. – Мне нужно пойти проследить за погрузкой. У тебя все в порядке?

Дарси посмотрела на нее тусклыми аквамариновыми глазами. На ней были элегантные белые брючки, уже покрывшиеся пятнами от зелени, и темно-синяя шелковая блузка, местами потемневшая от пота.

– Я не нуждаюсь в няньках, Рейчел, – мрачно ответила она. – Я работаю не хуже других.

Рейчел кольнуло чувство вины. В последнее время она была так занята своими собственными проблемами, что совершенно забыла о Дарси и ее сложных отношениях с кузеном. К тому же ситуация некоторым образом могла ухудшиться. После отъезда матери нужно будет обязательно встретиться с Дарси и все с ней обсудить.

– Дарси, – тихо произнесла она, – если тебе не хочется работать, можешь вернуться домой. У нас достаточно помощников.

– В чем дело, Рейчел? – Дарси с горькой усмешкой повернулась к ней. – Думаешь, я не продержусь до вечера? Я собрала кукурузы не меньше остальных, да и работаю я быстрее. Я не желаю, чтобы меня считали никчемной, избалованной богачкой из Чарлстона. Не желаю этого слышать!