«Он запрещает оборот чужой монеты, дискредитирует также собственную монету, извлекает ее из оборота и выпускает снова путем чеканки новой монеты с измененным рисунком монеты. Использование, даже злоупотребление, монетного устава состояло в том, что реквизиция и новый выпуск были связаны таким образом с налогом на владение деньгами, и что, например, на четыре извлеченных пфеннига только три пфеннига вновь выпускаются, а четвертый удерживается как налог на платежеспособность со ставкой 25%». (Риттманн, 39). Мы знаем о Бернарде, герцоге Саксонии, что он распорядился во время своего правления с 1170 до 1212 приблизительно о 100 чеканках. Но различия между монетами после этих чеканок были столь незначительными, что необходимость делать разные чеканки могла бы быть объяснена только периодически возникающей плохой репутацией (монет).

В Рейне периодически возникающая «плохая репутация» не возникала. Это могло быть связано с тем, что Рейнланд и Вестфалия в XI и XII столетиях были частью зоны оборота английского истерлинга. Истерлинг (Easterling) был создан Генрихом II в 1180 году. До 1248 года оставался монетный тип с грубым весом (Raugewicht) от 1,36 грамма до тонкого веса (Feing. 1,26 грамм) равным кельнскому пфеннигу. Истерлинг из-за того, что был мерой торговли во Фландрии, был быстро в Западной Европе введен в оборот.

Императору Фридриху II (1212-1250), который рассматривается немцами как немец, хотя он жил в Сицилии в средиземноморско-арабской культуре, было приписано в 1220 году «Confederatio cum principus ecclesiasticis» («Конфедерация с начальством церкви»). Там сначала духовные князья государства, а с введением «Statutum in favorum principum» («Уставе в предпочтении начальства») в 1232 года также мировые господа получают принципиальное положение автономных господ страны, что включало в себя право на чеканку монет. Итак, к началу XIII столетия от единого немецкого государства Оттонов осталось немного. Было ли оно вообще?

Поддающимися проверке являются рейнские монеты, которые приписываются Карлу Великому. GARO LVS на нем смело стоит, причем перемена звука O на L остается необъясненной. На некоторых из этих монет стоит на задней стороне MAGOCS, что, пожалуй, относится к Майнцу, но Магог мог бы относиться ко всей зоне. Гог и Магог являются в Библии варварами севера. Итак, если жители Майнца при наименовании городов пользуются библейской терминологией, то тогда жители Майнца во время Карла Великого, очевидно, не только лучше знали Ветхий Завет, но и, очевидно, с ним были знакомы лучше, чем считает традиционная историография, которая предполагала передачу античной римской или отечественной «германской» культуры.

Некоторые из самых старых немецких монет, как оказывается, происходили из Богемии. Там должен был их отчеканить якобы уже в X столетии Болеслав I. Баварские (Регенсбург) и австрийские (Зальцбург) монеты похожи на богемские. На богемских внезапно появляется впервые немецкое слово GOT наряду с DEVS и BOZE. Несколько нумизматов считают самые старые богемско/баварские динары, тем не менее, более молодыми и датируют задним числом их XII столетием. В любом случае, богемско/баварский динар стал образцом для многих других чеканок. (Годом 1200 датируется договор о совместной чеканке монет, который был заключен между епископом Регенсбурга и герцогом Баварии). Нужно здесь категорически зафиксировать, что «немецкие» монеты средневековья, за небольшим исключением, были маркированы по латыни, и что немецкий на монетах внезапно появляется лишь очень поздно.

В то время как подтверждающие (affirmativen) историки предполагают, что во время средневековья приходит медленный рост городов и буржуазии, то из-за первого взгляда на историю монет возникает впечатление, как будто города наряду с христианскими коммунами уже были к началу раннего средневековья стимулирующими силами. В то время как мы можем предполагать в XI и XII столетиях полные объединения находящихся в процессе становления феодальных господ, наблюдаем мы в Германии XIII века, что города впервые принуждают местных князей выкупать охранные грамоты.

Самая старая монетная регалия, которую могут предъявлять немецкие города, является из города Любек в 1226 году. (Clain-Stefanelli, 70). Возможно, что город Любек подделал этот документ, подобно тому, как и много других городов так поступили позже, чтобы защититься от домогательств Феодалов. Но интересно то, что согласно свидетельству только теперь вообще появляется потребность в этом. Почему это свидетельство вообще раньше не имело значения?

Итак, отчетливо видно, что традиционная историческая наука, очевидно, верит, что («святое») немецкое государство может быть более старшим, чем частное хозяйство. Вопрос об экономическом базисе вообще не ставится, так как в государственно-идеалистической концепции никакой вопрос об экономический рациональности не выдерживает критики. Если исследуется эта экономическая рациональность, раннее паневропейское государство Каролингов и Оттонов показывает себя, пожалуй, фактически как фантом исторического мистицизма. Итак, вероятно, можно исходить из того, что немецкое государство раннего средневековья является не более чем постулатом историков позднесреневековых и/или раннего нового времени. В социоэкономической реальности его существование, во всяком случае, нельзя проверить.

Давайте бросим взор на Англию.

В Англии мы находим монеты, что похожие на те, которые в Испании и юге Италии имели частично арабские последовательности шрифтов. Примерно «максимально странную золотую монету с арабскими надписями и латинским OFFA REX». (Данненберг, 251). Эта монета должна быть копией золотого динара халифа Аль-Мансура ^[137]. (Кляйн-Стефанелли, 72). Во то же время другие монеты с надписью OFFA похожи на монеты Карла Великого.

Англия и Франция показывают еще до норманского завоевания как на политическое и культурное единство. Нумизматически норманское вторжение, во всяком случае, означает не разрыв, а продолжение традиции. После (постулируемого) норманского вторжения зависимость между югом Франции (Аквитанией) и Англией также становится особенно тесной. От Генриха II, являвшимся королем Англии и Франции, имеется, во всяком случае, наряду с латинскими монетами, также еще монеты на арабском языке. Его истерлинги или стерлинги будут образцом для рейнских и других европейских монет. Интересно, что Ричард Львиное сердце не должен иметь никаких собственных монет, но лишь монеты с именем Генрих II. Только при Эдуарде I ^[138]исчезает с монеты имя монетных мастеров, что говорит об укрепления политической власти по отношению к гражданской.

Италия тоже имеет интересную историю монет: в стране-матери римского католицизма бросается в глаза именно странное отсутствие христианских монетных господ (эмитентов): «Странностью итальянского монетного дела является отсутствие духовных оттисков», пишет Данненберг. Он тогда подчеркивает о чеканке папских монет, что она имела, тем не менее, в раннее средневековье сильные дефициты (или, лучше: которая была редка). Сравнивая с этим, Кляйн-Стефанелли, утверждает, что папы «в раннесредневековом монетном деле никакой особо знаменательной роли не играли». Но является однозначным то, что до позднего средневековья в качестве монетного господина проявился прежде всего сенат Рима. А именно, с древней титулатурой SENATUS POPULUSQUE ROMANUS. (Это удивительно, но римские монеты, которые Данненберг приписывает римской античной культуре, как оказывается, не имеют этой титулатуры). Странно также то, что несколько монет, которые нумизматика приписывает римской античной культуре, похожи на средневековые. Так как мы видим императора в его навесном панцире, которых мы знаем, собственно, раньше из средневековья (Dannenberg, 153). С другой стороны, мы имеем много средневековых монет, которые уже до возрождения античной культуры имеют античные изображения на монетах, «весьма интересными являются несколько подражаний античным образцам: кроме нескольких голов императоров и подражаний типа Митры, в особенности ворсмеровский пфенниг с изображением императрицы Елены». (Данненберг, 190)

Предположительно, что могли бы быть для нумизматики случаи потяжелее, когда она хотела бы зазнаться, что же отличает средневековые итальянские монеты от поздних античных. Если мы читаем, что именно золотые монеты с титулатурой «Caesar Augustus Imperator Romanorum», на которых представлен мужчина в древних императорских украшениях, нумизматика без проблем может приписать «немецкому» императору Фридриху II, то мы получаем впечатление, что границы между античной культурой и средневековьем более чем пористые. (Кроме того, это объясняется, естественно, возрождением античной культуры уже в XIII столетии, которая должна была позволить возрождению XV столетия проявиться в излишествах).

***

Если мы, находясь наверху, следуя традиционным историкам, пробуждаем впечатление, что время Оттонов является временем внутренних беспорядков, восстаний и гражданских войн, то тогда мы должны здесь зафиксироватьь, что такое впечатление не может быть подтверждено анализом монетных образцов. Хотя имеется также уже монетные образцы из XII столетия. Но только с XIII столетия время действительно оказывается лишенными бездействия. Наши монетные находки значительно возрастают именно за это столетие, чтобы достичь тогда в XIV и XV столетиях апогея. Эти оба беспокойных столетия являются временем самой интенсивного составления монетных каталогов. В XIV веке производство серебра, доходное на шахтах в XIII веке, приходит к полному износу (Норт). То, что люди закапывали деньги, могло бы быть связано, с одной стороны, с возрастающей силой и анархией, но могло бы, с другой стороны, также обосновано ухудшением монет и их дурной славой.

Окажется бесспорным то, что позднее средневековье от второй половины XIV столетия до конца XV столетия чеканило в условиях ограничения благородного металла и монетарных сокращений. «Европейская добыча благородного металла иссякала, и монетные города сокращали производство, если они полностью его не прекращали. Одновременно Европа страдала экономической депрессией». (М. North. Das Geld und seine Geschichte,(«Деньги и их история») S. 38). Окажется надежным то свидетельство, что, например, в Англии Елизавета I снова считала по скоту и зерну и деньги считала потерявшими значение. (Кляйн-Стефанелли, 14)

В международном масштабе была Европа в обратном экономическом развитии. Дефолтирующая Западная Европа имеет в конце XV столетия отрицательный торговый баланс с Сирией и Египтом. Импортирует (прежде всего через венецианцев) товары стоимостью в 660 000 дукатов, экспортирует, но, только на 260 000 Дукатов и должна уравнивать оставшиеся 400 000 дукатов поставками благородного металла. (М. Норт, 39)

***

В дальнейшем мы хотим бросить еще краткий взгляд на другие европейские страны и обратить внимание на несколько странностей:

* В Дании, Швеции и Норвегии мы находим, кроме латинских (похожих на английские) монет, также руны и изображение скрученной змеи.

* Удивительным является позднее начало монетной деятельности у болгар, сербов и русских, которые все же расположены около византийского государства. Болгары начинают чеканить только при Асене I (1186-95). Сербия начинает при Владиславе I (1186-95), русские даже только во второй половине XIV столетия. При этом имеют многие из русских монет еще арабские ярлыки и напоминают о татарском иге (если придерживаться традицинной версии истории Руси—ВП).

* Первые венгерские монеты—из раннего XI столетия. Они просто несут изображение креста на каждой из сторон. При Соломоне (1063-74) появляется изображение бюста короля. Вторжение монголов (или турков) 1241 можно подтвердить туркестанскими признаками нескольких монет.

* Польша должна уже иметь первые монеты при Мешко I ^[139](962-92). Надежными являются динары Болеслава Храброго ^[140](992-1025). Особенно многочисленны пфенниги с гебрейскими надписями, именем короля и надписью «braha», т.е. «благословенный». «Они свидетельствуют о большом значении, которое уже тогда имели иудеи для Польши» (Данненберг, 291). Гебрейские монеты датируются, как правило, между годами 1181 и 1202.

***

Из всех этих фактов следует то, что нумизматика не дает никакого подтверждения традиционной историографии, но, наоборот, усиливает наши сомнения. Позвольте привести нам к завершению нумизматического обсуждения собственно самый сильный аргумент для смены парадигм:

Если бросить взгляд на древнюю «muret-sanders» викторианскую Англию, то там можно найти там указание «Jew» и соответственно «Jew's Money», что англичане до позднего XIX столетия обозначали римские монеты как иудейские монеты. (!) Эти странные нумизматические тождества иудеев и римлян объяснен до сих пор не проблематизируются, не говоря уже об объяснениях.

Глава 16

Миф о пастухах [141] и романские языки. К проблематике происхождения латыни (и, соответственно, романского).

Действительно, должны ли мы верить тому, что несколько пастухов из Рима вместе завоевали мировую империю и одновременно создали латинский язык и культуру, которая пережила без проблем германское время переселения народов для того, чтобы вновь доминировать в Европе в раннее средневековье? Если имеется связь между распространением языка и доминированием культуры, то тогда нужно было предположить скорее Прованс, Сицилию, Испанию или, вероятно, даже Северную Африку как родину латыни и, соответственно, романского. Известно, что уже в христианской церкви в Северной Африке (например, Тертуллиан) говорили на латыни (на романском?), когда в Риме говорили еще по-гречески. С другой стороны, полностью бесспорно то, что романский (а не латынь) был в средневековье языком общения, собственным lingua franca Европы. Латынь возникает в форме, в которой мы ее знаем, только в Италии в XV веке, когда хотели вернуться назад к классической латыни античной культуры. Но, как мы увидели, кончено же, не было совершенно никаких текстов классической античной культуры, а были лишь тексты каролингского ренессанса IX столетия, дополненные несколькими текстами византийского ренессанса XIII и XIV столетий.

(Итальянский) народный язык также для Данте не является коренным итальянским продуктом, а является импортом из Сицилии. «Наша» латынь, если верить нашим ученым, которая является оригиналом романского, означает чисто язык ученых, грамматику. Данте высказывает мнение, что по соглашению этот язык был подчинен изменениям. И что латынь является искусственным языком, который не мог в древности конкурировать с народным (вульгарным) языком.

«Далее мы имеем также другой, вторичный язык, которые римляне называли грамматика. Этот язык имеют греки и другие народы, но не все. Владение им, тем не менее, удавалось лишь немногим, разве что мы будем ему только путем затрат времени и терпеливых уроков обучать и образовывать. Из этих двух языков более благородным является народный язык из-за того, что, во-первых, он с самого начала использовался родом человеческим, во-вторых, его применяет весь мир, раз уж он имел различные произношения и слова, и, в-третьих, так как он нам естественен, в то время как он является чем-то большим, чем немного искусственный. И вести речь об этом более благородном языке и есть наше намерение». (Согласно Arens, 55).

Только Поджио Браччолини (1380-1459) утверждает, что латынь не является искусственным языком, а некогда действительно был разговорным. Таким же образом он впервые утверждает, что все другие романские языки происходят от латыни.

Позднелатинские документы Испании используют латынь, которая может обозначаться также как испанский. Поэтому специалисты считают позднелатинские документы самыми ранними свидетельствами испанского. Настоящее разделение между латынью и испанским состоится только в X веке. И только в XIII столетии, при Альфонсе X (Мудром), испанский станет самостоятельным литературным языком. Первым сохранившимся до наших дней памятником древнекастильского эпоса является «Cantar de mio Cid», который сохранился в единственном манускрипте 1307 года и который только в 1779 году был обнародован. Мы знаем, что Андалузия в X столетии впечатляла Европу совершенно и притягивала ее интеллигенцию. Кордова в X столетии является самым внушительным городом Западной Европы. Она должна была иметь к этому времени полмиллиона жителей, 300 открытых ванн и библиотеку с 400 000 рукописей. Не могла ли здесь находиться родина латинско-романского языка?

В то время как раньше были мнения, что латынь развилась из греческого, то сегодня с филология выдвигает мнение (вероятно, ошибочное), что латынь должна была развиться изначально в Италии. А именно то, что язык левого берега Тибра первоначально фактически должен был быть лишь разговорным для нескольких пастухов, в то время как на другой стороне Тибра жили этруски, которые говорили по-этрусски. Это мнение излагает, например, Карло Тальявани, который написал стандартный труд по романским языкам: «Введение в романскую филологию». Там у него пишется: «Латынь была первоначально только диалектом романского, и была распространена не дальше левого берега Тибра». (S. 63). «По ту сторону Тибра говорилось уже на этрусском». (S. 66). «Латынь, незначительный диалект тех пастухов, которые основали в конце концов Рим, это тот язык, .. . который имел в Лацио очень незначительную зону распространения, который себе наряду с итальянскими диалектами и этрусским справедливо скромно затирался». (S. 158).

Совершенно очевидно, что здесь романистика опирается на миф. Поскольку едва ли вообразимо с социологической точки зрения, что группа пастухов развила бы другой язык, чем лежащие выше в культурном, материальном и военном плане города Этрурии. Полностью неясно, откуда у романистики этот миф о пастухах. Карло Тальявани также не прилагает никаких усилий, чтобы доказать это утверждение, так что он должен рассматривать этот миф в качестве политико-религиозной догмы. Более убедителен в любом случае был бы более древний литературный миф, который мы находим у Вергилия в «Энеиде». Он свидетельствует о том, что Рим должен был быть основан троянцами.

Краткое изложение Энеиды: троянский герой Эней ^[142]с последними уцелевшими представителями из троянского народа покидает разрушенную Трою. Его сына зовут Асканиус. Он прибывает сначала в Карфаген и живет там вместе с дочерью короля Дидо (Дидона). Отец богов Юпитер посылает Энея на Тибр. Короля страны там зовут Латинус, и троянцы борются против него. Эней в союзе с греками и этрусками и борется против латинов. Но в конце военная богиня Юнона добивается у Юпитера того, что троянцы должны расходиться среди народ латинов.

В этом мифе мог бы находиться исторический стержень того, что римляне действительно прибыли именно с Востока и оттуда имеют также язык и культуру. Только теперь еще возникает вопрос, прибыли ли они из Тира или из легендарной Трои. Здесь нам указание могло бы давать название моря, омывающего Италию. Море, в которое впадает Тибр, называется именно с незапамятных времен Тирренское, а не Троянское море.

***

Во Франции всемирный эпос примерно с 1100 года начинается с «Песни о Роланде» (Rolandslied). Две до сегодняшнего дня существующие рукописи имеют англо-романский и соответственно франко-итальянский колорит. Но специалисты считают невозможным реконструировать первоначальный язык. Во всяком случае, никогда не считалось, что французский(франкский) язык является первоначально прароманским языком, из которого развился другой.

Наоборот, давайте уделим особый интерес праитальянскому. Мы находим одно из самых старых итальянских мест в тексте мозарабской дарственного молитвенника (Gebetbuch) из библиотеки капитулов (Biblioteca Capitolare). Но ученые не уверены, текст книги написан на просторечии или на крестьянской латыни. Мы находим не столь уж важным как факт, что в IX столетии по-итальянски писали арабы. И, что, следовательно, восток явственно присутствовал при рождении итальянского. Итальянская литература XIII столетия будет более богатой, чем другие, но уже в XII столетии можно подтвердить иудо-итальянскую элегию. Крупнейшими специалистами считается самым старым дошедшим стихотворением на итальянском народном языке известная «Песня Солнца» Франца (Франческо) из Асизи (1183-1226)(более известен как Франциск Асизский, основатель ордена францисканцев—ВП).

Данте указывает в трудах о языке о происхождении «итальянского» на Сицилию. Ф.Дорнзайф и Й.Балог указывают, тем не менее, на Прованс. Они пишут: «Когда наконец в XIII столетии возникает поэзия в Палермо и вскоре также в верхней Италии, то нащупывающая себя итальянская поэзия проявляет молодое, несовершеннолетнее, неограниченное высокое внимание перед развитым прованским языком. Итальянские, особенно североитальянские поэты изучают прованский язык (со ссыкой на раздел из книги «Donat provenzal» авторства Раймонда Видала». По: Ф. Дорнзайф и Й.Балог в: Dante, De vulgari eloquentia («О вульгарном выражении мыслей словами»). Darmstadt в 1925, S.9). Данте сицилийский язык считает самым древним итальянским языком. Он пишет: «Так как сицилийский народный язык приписывает себе славу других, то все, что сочинили итальянцы, называется сицилийским». (По Дорнзайфу/Балогу, 36)

Сицилия была тогда, по мнению Генри Пирена, «самый богатой и в своем экономическом развитии наиболее прогрессирующим государством запада». Здесь жили прежде всего греки и сарацины. Традиционная историография говорит, что Сицилией в XII столетие владели так называемые норманы (Роджер I и Роджер II). Сын Фридрих Барбароссы, а именно Генрих IV, сочетается браком в норманской семье и наследует королевство Сицилию якобы от Вильгельма Хорошего в 1189. Фридрих II является сыном Генриха IV. И хотя этот Штауфер позднее исторической наукой указывается как немецкий император, он, собственно, имел немного дел с Германией. Фридрих II, вероятно, никогда в Германии не был и на него можно указывать даже как на «короля римлян».

То, насколько очень «немецкий» Штауфер Фридрих II чувствовал себя жителем Востока и насколько немного он осознавал себя как немецкий император, можно прочесть сегодня еще на королевской мантии, которая служила с XIII столетия служила королевской мантией императоров Священной Римской империи. Там видны на обеих сторонах персидского дерева жизни играющие львы, бой верблюдов: мотив, который расцвел с началом ближневосточное искусства. Нашитая обильная цветами арабская надпись, которая тянется с края, выражает носителям наилучшие пожелания, датирована годом 528 мусульманского времяисчисления. (!)(или 1102 годом о.э.).

Юг Франции является другим местом соприкосновения востока и запада. Прованс испытывает, самое позднее, с XII столетия, культурный подъем. (Параллельно развивая с севера христианскую Испанию и Сицилию). Они извлекают пользу при этом также от иудейских беглецов, которые должны покидать Испанию как последствие исламских беспорядков. Семья Тиббонов переводит много восточных книг на прованский, и приобретет известность гебрейская грамматика семьи Кимхи (Kimchi). Известно завещание сыну Юде ибн Тиббону: «Мой сын, не позволено тебе занятий учебой и медицинскими науками. Посвяти себя делу лишь немного, но займись учебой. Учи также усердно книги профанов (непосвященных). Не применяй в своей медицинской практике ничего, чего ты не знаешь. Также не позволяй своему учителю слышать Талмуд».

Его сын Самуил Ибн Тиббон передал западу Моисея Маймонида и Ибн Рошда (Averroes). И брат жены сына переводил для Фридриха II в Неаполе Аристотеля. Мы хорошо информированы о войне в Провансе, которая закончила этот культурный расцвет. Она вошла в историю как Альбигойский крестовый поход и как война против катаров. В 1209 Иннокентий III ^[143]призывает к крестовому походу против них. В пределах двадцатилетней войны войны уничтожается культура катаров. К сожалению, мы не знаем практически ничего о религиозных и политических представлениях катаров, так как их культура, и, следовательно, письменность, полностью были уничтожены. Еще во время гражданских войн инкивзиция доверяется испанским доминиканцам. Она должна служить тем, что выслеживает скрытых катаров и других еретиков. Еще во время гражданской войны наступает запрет читать Аристотеля. Папы, как ни странно, в 1309 году переезжают в Авиньон в Провансе.

В то время как мы хорошо осведомлены о римском завоевании Галлии согласно Цезарю и незавоевании Германии согласно Тациту, у нас нет такого же описания для Испании. Современные историки (без сведений из источников) сообщают следующее: Испания населяется, следовательно, карфагенянами, финикийцами, пунийцами (правда, по учебнику истории пунийцы—это и есть карфагеняне—ВП) и иберийцами. Ганнибал якобы переходит Эбро и таким образом развязывает в 218 до о.э. вторую пуническую войну. Сципион старший (Примечание: у нас он известен как Сципион старший африканский, непосредственно Карфаген разрушает Сципион африканский младший, а старший всего лишь побеждает Ганибалла—ВП) прогоняет карфагенян из Испании якобы до 206 года. В 154 до о.э. Массилия (Марсель), «греческий» приморский город, якобы призывает римлян в помощь. И в 121 до о.э. юг Франции окончательно захватывается римлянами. Только через несколько сот лет греческая Массилия безмолвно переходит к Меровингам. (Как примечание: МЕРОВИНГИ (Merovingi), первая королевская династия во Франкском государстве (кон. V в.—751). Названа по имени полулегендарного основателя рода—Меровея. Наиболее известный представитель—Хлодвиг I).

Как прибывает латынь в Испанию? Момзен думает, что романизация должна была бы прийти зловеще быстро. Во всяком случае, со времен императоров более не должно быть никаких монет, которые имели бы нелатинские надписи. Но почему иберийцы свой старый язык столь быстро сформировали? Старый иберийский шрифт исследован мало, поэтому характеризуется сегодня одними как вид греческого (Фаульманн), другими как вид финикийского (Фельдес-Папп). Самым важным центром римского владычества является Кордова (Сенека и Лукан ^[144]).

Новейшие познания в иудейской истории языков доказывают, что в Испании в надписях с III столетия до Христа можно подтвердить иудейскую латынь: «Judeo-Latin remains consist primarily of epigraphic evidence spanning the period from the 3rd Century BC to the 8th Century AD». («Иудо-латынь остается состоящей прежде всего из эпиграфических свидетельств, охватывающих период с III столетия до о.э. до VIII столетия о.э.»)(Paul Wexler, Three heirs to a Judeo-Latin legacy. Judeo-Ibero-Romance, Yiddish, and Rotwelsch («Три законных наследника иудо-латинского наследства. Романский, идиш и ротвельш (примечание: предположительно, ротвельш—это некий немецкий разговорный праязык) Wiesbaden 1988. S. xiii). Иными словами, иудеи в Испании писали латынью уже тогда, когда она еще полностью не была захвачена Римом. Добавляет, что в Риме конечно, по меньшей мере до 250 года о.э. образованные римляне должны были говорить по-гречески. Как мы должны понимать то, что завоеванные уже говорят на языке, который еще совершенно не просочился из страны завоевателей?!

Давайте подумаем: поздняя латынь в Испании принципиально идентична со старейшим испанским. Отчетливое разделение испанского и латыни имеет место, как было сказано, только с X столетия о.э. Но из этого же X столетия сохранились песни и стихотворения, которые написаны по-арабски или по-гебрейски (и который также применяет арабский или гебрейский шрифт), но в конце имеют испанскую заключительную строфу. Итак, является ли испаский для иудеев и гебреев вероятным собственным языком общения, в то время как гебрейско/арабский является лишь священным языком отцов? Это бы объяснило то, почему изгнанные из Испании иудеи до сегодняшнего дня придерживались языка Ладино.

Глава 17

Рождение феодального общества умом (духом) власти

Новое поколение историков ставит классическому понятию феодализма знак вопроса ^[145]. Непредвзятое изучение источников делает отчетливым, что концепция ленной сущности должна быть юридической фикцией позднего средневековья. Сословие рыцарства, конечно, начинает различаться от сословия крестьянства, как было сказано, в далеких частях Средней Европы по достоверным источникам лишь в XII и XIII столетиях. Первое (рыцарство) стало наследственным с 1180 года, в то время как ношение оружие крестьянам было запрещено (с 1152 года).

Особенно хорошо исследована Франция, которая может показать более древний феодализм. Согласно работ Марка Блоха и Жоржа Дюби, которые исследовали раннесредневековые французские источники, и прежде всего, согласно работе Пьера Бонасси (La Catalogue du milieu du Xe a' la fin du XIe siecle («Каталог от середины X до конца XI столетия»). Тулуза, 1975-6) об испанских феодальных клеймах, гербах (Marken) можно сегодня в качестве дополнения к Бонасси говорить как о «феодальной революцию» XI столетия, которую Т.Н.Биссон характеризует, как указано ниже: «Collapse of public justice, new regimes of arbitrary lordship over recently subjected and often intimidated peasants, the multiplication of knights and castles and ideological repercussion». («Крах общественного правосудия, новые режимы произвольного правления господ над недавно подвергнутыми и часто запугиваемые крестьянами, размножение рыцарей и замков и идеологические последствия»)(Bonnassie, 7).

Эта феодальная революция XI столетия, которую констатируют сегодня современные историки, является прежде всего переворотом имущественных отношений. Она противоречит старой модели, которая исходит из того, что франкские короли якобы распределили права собственности на землю, начиная с раннего средневековья и якобы щедро разделили между рыцарями. «Уже во время переселения народов король одаривал свою свиту землей, которую он приобретал по праву завоевателей». (Bosl, 35). Тем не менее, очевидно, что фактически властные рыцари присвоили себе эти права собственности насильно только теперь, с XI столетия. А именно, за счет простых крестьян и христианских коммун. О хорошем короле в источниках, во всяком случае, речи нет.

Биссон считает, что после изучения источников оказалось, что в X и XI столетиях имелся отчетливый разрыв непрерывности. Современные источники говорят, много раз повторяя, о внезапном «появлении новых тиранов, которые нарушают старые права и законы». К сожалению, мы знаем не точно, какими были старые права и законы, но К.Ф.Вернер исходит из того, что старое романское (римское) право должно было действовать во Франции до XII столетия ^[146].