Очнулась я в один момент, точно так же, как и в похоронном бюро, и это было явным отклонением от нормы. Обычно, чтобы окончательно проснуться, мне требовалось не менее часа, в течение которого я принимала душ, выпивала две чашки кофе и добиралась до работы. Теперь же все было иначе. Только что я спала как убитая ( хм!), а уже в следующую секунду в глазах ни капли сна, и я бодро поднимаюсь из гроба… Вернее, со своей кровати, застеленной комплектом, приобретенным в магазине «Лора Эшли».
      Мне совсем не хотелось спать, сознание было абсолютно ясным. Думаю, всем известно, как чувствуешь себя после того, как немного вздремнешь днем?.. Ходишь будто вареная, то и дело натыкаясь на стены… На сей раз ничего подобного не происходило. Я чувствовала себя так, словно только что выпила три чашки «Фраппучино» с двойной дозой сахара.
      Открыв глаза, я сразу же увидела Жизель, которая сидела в ногах и смотрела на меня хищным взглядом. Должно быть, она уже успела тщательно обнюхать мой труп и сочла, что я вполне съедобна. Поэтому в первую очередь я решила ее покормить, и это несложное дело, совершаемое мной дважды в день в течение нескольких лет, подействовало на меня весьма успокаивающе. Потом я приняла душ, почистила зубы, надела свою собственную удобную одежду и сунула ноги в кроссовки.
      Ну вот я и дома! Мертвая… но к этому придется привыкнуть. И больше никаких попыток самоубийства. Сейчас нужно обдумать предстоящие действия, решить, как жить… точнее, существовать дальше. Каких-то конкретных идей у меня не было, но главное – с чего-то начать. Обычно после первого шага дальнейший план действий вырисовывается сам собой.
      Ну что ж… Прежде всего – вернуть свои туфли!
 
      Сначала – несколько слов о моей мачехе. Я могла бы простить ее за то, что она женила на себе моего отца, или за то, что меня она воспринимала не как члена семьи, а как соперницу. Но я не в состоянии простить ее за то, что она преследовала отца, пока он еще состоял в браке, за то, что она, по сути, загнала его, точно раненого оленя, и окольцевала неспособную к сопротивлению жертву.
      Мой родитель, конечно же, святым не был, да он и сейчас не святой, однако Антония (папа называет ее Тони, а я – Анти) сделала все, чтобы помочь ему пасть еще ниже. Как некоторые люди бывают прирожденными художниками или же бухгалтерами, так и эта особа оказалась прирожденной разрушительницей домашнего очага. Она даже вид имела соответствующий: искусственно увеличенные груди, которые так и норовят выскочить из глубокого выреза чрезмерно обтягивающего джемпера, черные мини-юбки, голые ноги (причем даже зимой, это у нас-то, в Миннесоте!) и туфельки на каблучках… которые остается только покрасить да выбросить.
      В довершение классического стереотипа Антония была еще и глупа. И к тому же блондинка. Как-то раз она спросила у меня, бывают ли у лесбиянок месячные. Я с трудом сдержала уничижительный смех, так и рвавшийся наружу, и все ей растолковала. «Хм… – пожала она плечами. – И какой в этом смысл?»
      После развода моей матери достались дом, сочувствие окружающих и незавидное положение женщины, брошенной мужем ради более молодой соперницы с модельной внешностью. Отец получил свою Тони и продвижение по службе – новая молодая жена представляет собой в некотором роде трофей, и нужно признать, что этот брак в значительной степени поспособствовал его карьерному росту. Я же в нежном подростковом возрасте, в тринадцать лет, обрела двадцатидевятилетнюю мачеху.
      Самое первое, что сказала мне Анти: «Поосторожнее с моим костюмом». Вторая фраза: «Не трогай это». «Это», кстати, была одна из принадлежащих маме старинных ваз, которая стала в общем-то моей еще до того, как в нашу жизнь вторглась Антония.
      Да, именно вторглась!.. Оккупировала территорию, захватила пленных…
      По правде говоря, я даже не пыталась сойтись с ней поближе – как-то не хочется налаживать отношения с женщиной, разрушившей семейную жизнь твоей матери. К тому же трудно быть с кем-то милой, когда чувствуешь, что ты совсем не нравишься. И мачеха воспринимала меня не иначе, как угрозу, видя перед собой своенравную и острую на язык девчонку, которую отец любил всем своим крохотным сердцем.
      Где-то через неделю после переезда Анти в наш дом я случайно услышала, как она назвала мою маму «эта деревенская корова». Тогда я без лишних раздумий загрузила золотое ожерелье мачехи в блендер и под аккомпанемент ее истошных криков нажала на клавишу… Именно после того события и последовало мое первое посещение кабинета психотерапевта.
      Надо сказать, что Анти имела прямо-таки безграничную веру в психотерапевтов – в людей, которые за деньги выслушивают надуманные жалобы всяких бездельников. Еще в самые первые дни мачеха не без гордости сообщила мне, что у нее диагностировали депрессию, однако я никогда не слышала о столь странной разновидности этого душевного расстройства. Ей абсолютно не помогали медикаментозные средства – только драгоценности. Она пребывала в слишком угнетенном состоянии, чтобы присутствовать на школьных спектаклях с моим участием, зато всегда была готова отправиться с отцом туда, где можно повеселиться и посорить его деньгами.
      Папа предпочитал не вмешиваться в наши взаимоотношения, но к его чести следует отметить, что он не шел на поводу у Анти, которой хотелось, чтобы я все время жила у матери. По решению суда отец имел право на частичную опеку, и он ни в коем случае не собирался отказываться от возможности общаться со мной. Поэтому молодую жену он задабривал всякими побрякушками, от меня откупался модельной обувью, а сам часто отлучался из города для участия в различных семинарах. Туфли я, естественно, брала и старалась вести себя хорошо. Антония впредь воздерживалась оскорблять при мне мою мать, а я в свою очередь не должна была бросать ювелирные изделия в кухонные агрегаты. Однако особой симпатии к отцу и уж тем более к мачехе я не испытывала.
      Что ж, они сами сделали свой выбор.
 
      Вскоре я подкатила к их огромному дому: три этажа, внешняя кладка из красного кирпича и застекленная крыша, как в теплице. С минуту я смотрела на это нелепое сооружение, в который раз потрясенная его размерами (ну для чего семье из двух человек почти четыреста квадратных метров?), затем вышла из машины.
      Кстати, это просто здорово – ехать в собственном автомобиле вместо того, чтобы отдаваться на милость общественного транспорта. Как видно, и моя машина, и мой дом, за который я так и не успела полностью выплатить ипотеку, еще не были проданы. Оно, впрочем, и понятно – я погибла всего пару дней назад, и мои близкие, по крайней мере мать с отцом, еще не оправились от потрясения.
      Едва распахнув входную дверь, я тотчас услышала приторный голосок мачехи:
      – Черт возьми, Дарни, ты должен подать на этих болванов в суд! Как они умудрились потерять тело твоей дочери? Теперь похороны будут неизвестно когда, и нам придется отложить наш отдых! О Боже!..
      Звякнуло стекло – судя по всему, отец бросил в свой стакан кубик льда.
      – Тони, я тоже в ярости, но дадим им время… Я уверен, там делают все возможное. Если же они не найдут… – Голос отца заметно дрогнул, и в этот миг я была готова многое ему простить. – Если они не найдут Бетси до завтра, я просто позвоню нескольким людям и…
      – Если мы откажемся от круиза, то потеряем уйму денег, – предупредила Анти. Ого!.. И о чем мой папочка только думал? Оказаться на одном пароходе с этой женщиной… – Нет, ты представляешь?.. Целых три тысячи – коту под хвост!
      – В данный момент это меня волнует меньше всего, – тихо, но твердо ответил отец.
      Я могла бы пересчитать на пальцах одной руки все случаи, когда он говорил таким тоном, и Анти, это существо, руководствующееся только инстинктами, наверняка напряглась. Она выдержала паузу, а затем продолжила:
      – Ну да, конечно… Тогда, может быть, я поеду, а ты останешься?.. Чтобы обо всем позаботиться?
      – Господи, Тони!.. Я понимаю, вы с Бетси никогда не ладили друг с другом, но ты только вдумайся – твоя падчерица мертва! А ты не можешь говорить ни о чем другом, кроме как об этом чертовом круизе! – Я услышала, как отец несколькими шумными глотками осушил стакан. – Да что с тобой такое?
      – Ничего, – быстро ответила мачеха. – Я просто еще не оправилась от шока и даже не соображаю, о чем говорю. Прости, мой медвежонок!.. Бедный малыш, у тебя такой печальный вид… Ну, иди к своей мамочке, она тебя утешит.
      Громко фыркнув, я чуть ли не галопом промчалась через прихожую, не желая слушать продолжения.
      – Остановитесь! – воскликнула я, влетая в гостиную. Мои ладони были крепко прижаты к глазам. – Надеюсь, вы не голые? Потому что за прошедшие сутки мне пришлось столько пережить… С меня достаточно потрясений.
      Раздвинув пальцы, я глянула в образовавшуюся щель. Отец развалился в своем любимом кресле, а мачеха, полусогнувшись, застыла над ним – по-видимому, она как раз собиралась провести ладошкой по его зачесанным назад волосам. Физиономия у Анти была такая, что ради этого зрелища стоило сначала погибнуть, а потом подняться из гроба.
      – Ну слава Богу, одеты!.. – Я убрала руки oт лица. – Здравствуйте… как говорится, вот и я… Черт возьми, Анти, где мои туфли?
      Воцарилась мертвая ( ха!) тишина, которую, впрочем, тут же нарушил звон разбившегося стакана, выскользнувшего из пальцев Антонии. С лица моей злой мачехи мгновенно сошли все краски, и я впервые заметила сеточку мелких морщин вокруг ее глаз. Она была на пятнадцать лет старше меня, и в ее облике сейчас отражалась чуть ли не каждая минута прожитой жизни.
      – Бе… Бе… Бетси?.. – Отец попытался улыбнуться, но уголки губ дрожали, и у него ничего не получилось. Было видно, что он сильно напуган. Это просто ужасно – меня боялся мой собственный отец! Впрочем, сейчас мне было не до того, чтобы его успокаивать.
      – Значит, ты отвезла в похоронное бюро розовый костюм, хотя прекрасно знала, что я просто не терплю розовый цвет! – начала я, надвигаясь на Антонию. – Ты отдала им свои дрянные поношенные туфли, хотя знала, что я предпочитаю модельную обувь! Потом ты проникаешь ко мне в дом, похищаешь мои туфли, а после этого еще и в круиз собираешься!.. И кроме того, пытаешься соблазнить моего отца в день моих похорон! – Я даже не могла разобраться, что выбывало во мне большую ярость.
      Антония пятилась к камину. Так и казалось, что она вот-вот прошмыгнет внутрь и полезет в дымоход. Остановилась я только тогда, когда мы уже практически соприкоснулись носами. Изо рта мачехи пахло лобстером. Ну просто замечательно!.. Праздничный обед по случаю похорон падчерицы.
      – Где они?
      – Тони, ты и вправду это сделала? – подал голос отец. Типичная для него реакция: он как будто не замечает по-настоящему серьезной проблемы (возвращение дочери с того света) и сосредоточивается на менее важном обстоятельстве (стервоза-жена присвоила обувку погибшей падчерицы). – Ты же знаешь, ей приходилось постоянно откладывать, чтобы купить…
      – Но ведь она была мертвая! – Даже в такой ситуации Антония не преминула изобразить оскорбленную невинность.
      – Спасибо, папочка, – поблагодарила я и вновь повернулась к мачехе. – Какое это имеет значение? – Позади меня что-то стукнуло, но я не стала оглядываться. – Так где они?
      – Элизабет… я… ты… Это не ты! Ты совсем другой человек!
      – Слушай, ты, лживая змеюка… лучше признавайся, где мои туфли! – Я придвинулась ближе и оскалилась. Антония, побледнев еще больше, почти перестала дышать. – Если бы ты видела, что случилось с двумя выродками, которые имели неосторожность меня огорчить…
      – Нужно посмотреть у нее в спальне, – раздался сзади знакомый голос.
      Я быстро обернулась: в дверях стояла моя лучшая подруга Джессика с покрасневшими от слез глазами. На ней были черный свитер с высоким воротом и черная просвечивающаяся юбка поверх черных же леггинсов. Волосы туго стянуты на затылке, отчего брови казались удивленно приподнятыми. Косметика по случаю траура полностью отсутствовала – такой я ее не видела класса, наверное, с седьмого.
      – Вряд ли миссис Тейлор стала тратить время, чтобы припрятать их понадежнее, – продолжила Джессика. – Так что нужно посмотреть у нее в шкафу. – Тут она не выдержала и разрыдалась: – Лизи, дорогая, я уж думала, что ты мертва! Мы все так думали! – И она бросилась ко мне.
      – Не называй меня так!.. Ты же знаешь, я терпеть этого не могу! – потребовала я. – А вообще вы не ошибались… – Прежде чем Джессика заключила меня в объятия, я протянула руку к лицу мачехи и оттолкнула ее. Совсем не сильно, однако та прямо-таки отлетела в сторону и шмякнулась задницей об отцовское кресло, которое папочка тотчас же поспешил покинуть. – Впрочем, это довольно долгая история, так что приготовься слушать.
      Вместе с подругой, которая плакала, уткнувшись мне в шею, я двинулась в сторону спальни. Через несколько шагов глянула назад: мачеха изумленно смотрела нам вслед, а вскочивший отец торопливо наполнял свой стакан.

      – Ну а потом я приехала сюда, чтобы немедленно забрать свои туфли, – в заключение сказала я. – Джесси, милая, не могла бы ты хотя бы на минутку выпустить мою руку?
      Джессика, которая на протяжении всего рассказа стискивала мою ладонь обеими руками, нехотя разжала пальцы, и я сразу же принялась разминать затекшую кисть.
      – Не могу поверить, – в который раз пробормотала подруга и так сильно замотала головой, что у меня даже заломило в висках. – Я просто не могу в это поверить!
      Мы с ней сидели прямо на полу в гардеробной Антонии, и я, тщательно осматривая каждую пару своих туфель на предмет каких-либо повреждений, укладывала их, словно в мешок, в бальное платье мачехи стоимостью полторы тысячи баксов (ну для чего, скажите, сорокапятилетней женщине бальное платье?). Отец с Антонией по-прежнему сидели в гостиной, боясь даже выйти, чтобы поговорить со мной и выяснить, что произошло. Я остро чуяла их страх и напряжение – это было похоже на запах горящего пластика. И хотя в данный момент мне на них даже смотреть не хотелось, я все равно испытывала некоторую обиду.
      А что, кстати, случилось с моим обонянием? С чего это я вдруг стала такой сверхчувствительной к запахам? Точнее, с каких это пор эмоции обрели запахи? Как бы то ни было, но теперь я могла полностью полагаться на свой нос – так же, как на глаза и уши. Я превратилась в этакую вампирообразную ищейку – жутко, но круто!
      – Я просто не могу поверить, – вновь повторила Джессика.
      – Она не может поверить… Я тоже не сразу смогла поверить после того, как очнулась в гробу! Мне потребовались почти сутки, чтобы свыкнуться с мыслью, что я мертва. Вернее, я только начала к этому привыкать. Я даже толком не знаю, как так получилось, не знаю, как мне теперь…
      – Впрочем, мне на это насрать! – с оптимизмом воскликнула Джессика. – Главное, что ты жива… ну, в некотором роде… Ходишь, говоришь, и это самое главное! – Она снова обхватила меня за шею и навалилась всем своим немалым весом. – Лизи, я так счастлива, что ты опять со мной! Потому что эти дни были самым худшими в моей жизни!
      – Какое совпадение – у меня тоже! – ответила я, и мы обе засмеялись. Но затем я все же добавила: – Не называй меня «Лизи», ты же знаешь, я этого не люблю.
      – Иначе что?.. Высосешь мою кровь?
      – Об этом я стараюсь даже не думать, – сказала я и невольно бросила взгляд на длинную светло-коричневую шею подруги. – Меня воротит от одной только мысли… К тому же я не люблю черное мясо.
      За последние слова я тотчас же получила тычок в бок.
      На правах ближайшей подруги я подначивала Джессику при каждом удобном случае, тем более что по расовому вопросу она обладала довольно предвзятым мнением. Всех белых, за исключением, быть может, только меня, она считала жадными, корыстными и вероломными. Хотя, возможно, в какой-то мере она и права.
      При первой же нашей встрече в школе Джессика заявила мне: «Прочь с дороги, привилегированное беломясое ничтожество!» Следует заметить, что при этом в руках она держала сумочку от «Гуччи», причем самую настоящую, а не контрафактную.
      Я тогда, помнится, парировала: «Ну ты еще поплачь, моя сладкая, уткнувшись в мешок с деньгами!» Подобный ответ Джессику весьма удивил, и с тех пор мы стали подругами. Кстати, по большей части именно так я и обзавожусь друзьями – используя элемент неожиданности.
      – Надеюсь, что теперь, став бессмертной, ты уже не будешь угнетать меня и других представителей моей расы? – проговорила Джессика, и ее слова снова вызвали у меня смех. Кто-кто, а уж она-то была не более угнетенной, чем Типпер Гор.
      – Ладно, не буду…
      – Наверное, ты просто с ума сходишь от своей зловещей жажды? – поинтересовалась она таким тоном, словно предлагала добавить в кофе сливки.
      Я не смогла сдержать улыбку.
      – Ну, не то чтобы с ума… Но, по правде говоря, мне чертовски хочется пить. Такое ощущение, будто я бежала целый час, едва вскочив с кровати. Или словно протанцевала всю ночь, не сделав ни единого глотка. Эта жажда постоянна, я уже проснулась с нею.
      – В таком случае… держись от меня подальше. Мне не хотелось бы прыскать из газового баллончика в лучшую подругу.
      – Ой, напугала!.. После того как я сиганула с крыши, была сбита грузовиком, подержалась за оголенный провод, выпила бутылку отбеливателя и совершила двойное убийство, я просто до ужаса боюсь твоего перечного баллончика!
      Джессика улыбнулась.
      – Да, теперь ты практически неуязвима… И это замечательно! Мне не хотелось бы снова услышать по телефону то же самое, что два дня назад. А те два козла получили по заслугам… Нечего было приставать к женщине с ребенком.
      – И все же мне как-то неприятно об этом вспоминать, – виноватым тоном произнесла я.
      – По-моему, тебе не в чем раскаиваться.
      – Возможно… Ты знаешь, мой новый статус линчевательницы злодеев не самое главное, что меня сейчас беспокоит. Расскажи-ка лучше, что происходило, пока я была… абсолютно мертвой. Их, – я мотнула головой в сторону гостиной, – расспрашивать бесполезно. Папуля в шоке, а от Антонии вообще никакого толку… Она больше переживает из-за денег, заплаченных за круиз, чем из-за моей безвременной кончины.
      На секунду Джессика прищурилась, и ее ноздри слегка раздулись – с Антонией она познакомилась почти тогда же, когда и я.
      – Ну, в общем, дело было так… – Она подобрала под себя ноги и сцепила пальцы рук, став похожей на этакую чернокожую жрицу, возносящую молитвы своему божеству. – В четверг вечером мне позвонил твой отец и сообщил о том, что ты мертва. Я была просто потрясена!.. Я обозвала его лживым белозадым хонки и бросила трубку. Блин!.. Я в жизни никого не называла «хонки», от этого словечка так и прет двадцатым веком! Потом я расплакалась… тоже двадцатый век… и проревела часов, наверное, восемь. Ну а после у меня был разговор с одним полицейским…
      – С Ником Берри?
      – Ну да… – кивнула Джессика. – Он позвонил, чтобы выяснить, когда состоятся похороны. Должно быть, узнал о происшествии по своим каналам… – И с лукавинкой в глазах добавила: – Так что он тоже приехал попрощаться.
      Следует пояснить, что Джессика уже несколько месяцев подкалывала меня по поводу моего несуществующего романа с детективом.
      – С этого момента, пожалуйста, поподробнее… Кто еще был?
      – Да почти вся шайка с твоей работы… А еще Джон.
      – Фу-у!.. Это тот, который постоянно ковыряет в носу и вытирает палец обо все, что попадется?
      – Он самый. Но ты не волнуйся, я за ним присматривала. Был еще твой бывший босс… Нет, ты только подумай – вышвырнул тебя на улицу и после этого, как ни в чем не бывало, приперся со скорбным видом на похороны! И еще имел наглость спрашивать, не знаю ли я, где у тебя записан телефон наладчика копировальных аппаратов, и позаботилась ли ты о какой-то там отправке!
      Я засмеялась.
      – Но никаких похорон, естественно, не состоялось, ведь твое тело пропало! – Джессика все больше воодушевлялась, в ее глазах заиграли огоньки. – Ты только представь: мы собрались, ждем начала панихиды, люди, которые друг друга терпеть не могут, обмениваются ничего не значащими фразами…
      – Вижу, как на экране…
      – …и тут выходит распорядитель и объявляет, что возникло «некоторое затруднение», покойница, видите ли, куда то исчезла… Просто жуть, мистика какая-то! Впрочем, так я думала до тех пор, пока не нагрянула сюда и не столкнулась с настоящей мистикой и жутью. Кстати, об ужасах – тебя там бальзамировали или как? То есть я не пойму – на тебя не подействовала эта химия или же твои предки просто решили сэкономить? Или здесь что-то другое?
      – Ты меня об этом спрашиваешь? – Я едва не содрогнулась, представив процесс. – Да откуда ж мне знать? – Даже мысль об обыкновенной липосакции вызывала у меня мурашки, что уж говорить о всяких там трубочках в теле и бальзамирующей жидкости. Так или иначе, я не испытывала желания немедленно броситься выяснять, как все обстояло в действительности. – Кстати, а с чего это ты вдруг заявилась сюда? Я, конечно, совсем не против, тем более что ты предотвратила трагедию – помешала мне свернуть Антонии шею. Но ты ведь терпеть не можешь ни моего отца, ни мачеху… Может, ты выкупила у банка их закладную и теперь приехала, чтобы сообщить?
      – А это было бы неплохо… Спасибо за идею, возможно, на следующей неделе я этим займусь.
      – Так из-за чего ты…
      – Дело в том, что на похоронах я обратила внимание на обувь миссис Тейлор и сразу поняла, что это не ее «Прада». Вот я и приехала, чтобы их забрать.
      – Я просто не понимаю!.. Она ведь носит на целый размер меньше, чем я, но все равно решила прибрать мои туфли!
      – Одно слово – дрянь! Что тут понимать? – Джессика махнула рукой.
      Я улыбнулась, глядя на нее. Она была похожа на египетскую царицу, готовую с яростью кобры броситься в бой за своих друзей. Джессика никогда не скрывала неприязни к моим отцу и мачехе, и тем не менее она решилась появиться в их доме в день моих похорон. Чтобы вызволить отсюда «святыню» – коллекцию обуви усопшей подруги.
      – Джесси, но зачем тебе это понадобилось? Ведь я была мертва… по крайней мере ты в этом не сомневалась… и мои туфли мне бы уже не пригодились.
      – Зато пригодились бы мне, – ответила Джессика. Ну конечно… Нога у нее, наверное, не меньше, чем у Мэджика Джонсона. – Кроме того, я не могла это так просто оставить. Ведь эта стерва стянула ключи у твоего отца, проникла в твой дом и совершила кражу! Я знала, что ты была бы против того, если бы твои туфли досталась ей. И вообще я думала передать их в фонд нашей организации.
      Я понимающе кивнула. В свободное время, то есть почти пятьдесят часов в неделю, Джессика руководила общественной организацией под названием «Верное начало», где содействовали трудоустройству женщин, находящихся в затруднительном положении: готовили их к собеседованию, давая советы и рекомендации, помогали составить резюме, предоставляли во временное пользование одежду, обувь и прочие аксессуары.
      – Блестящая идея!.. И как ты только до этого додумалась? – Я уложила в подол бального платья последнюю пару туфель и закинула свой импровизированный мешок за спину – ни дать ни взять, вампирический Санта Клаус. – Но теперь-то этому, конечно, не бывать, уж если я вернулась с того света. Еще никогда я так сильно не нуждалась в хорошей обуви, как сейчас. Идем.
      Покидая спальню, я заодно прихватила шкатулку с драгоценностями Антонии. И на кухне, пока заинтересованно наблюдавшая Джессика держала «мешок» с туфлями, высыпала украшения мачехи в блендер, захлопнула крышку и нажала на клавишу.
      Через несколько секунд на скрежет и лязг примчалась Антония. Отец, должно быть, поспешил укрыться в своей берлоге, чтобы утешиться старым добрым виски и свежим порнофильмом.
      Некоторое время мы все трое молча глядели на сотрясающийся блендер, потом я позволила стремительно вращающимся лезвиям остановиться. Стало слышно, как скрипит зубами Антония – но тем не менее она не проронила ни слова. Просто таращилась на меня, и в ее взгляде в равной степени присутствовали и ненависть, и страх.
      Меня, признаться, это только порадовало.
      – Слушай внимательно, Анти, и учти, что от этого зависит твоя жизнь! Никогда больше не смей без разрешения заходить в мой дом и тем более трогать мои вещи! Независимо оттого, мертва я или нет. Иначе я дам тебе такого пинка, что твоя задница уйдет под самые лопатки! – Этот монолог я произнесла крайне ласковым тоном и, оторвав от дверцы холодильника рукоятку, вручила ее мачехе. – Все поняла? Отлично. Увидимся на Пасху.
      И мы с Джессикой направились к выходу. При этом мне было чертовски приятно видеть, как Антония О'Нейл Тейлор отпрянула в сторону, освобождая дорогу.

      После непродолжительной дискуссии мы с Джессикой расстались, и я отправилась к своей матери. Теперь, решив начать новую жизнь (хотя и не имея представления, каким образом), я не могла допустить, чтобы мама по-прежнему, пусть даже всего-то несколько лишних минут, считала меня умершей.
      Как только мы с Джессикой оказались на улице, она сказала:
      – Все правильно, так этой миссис Тейлор и надо! Однако ты все же могла бы объяснить и ей, и отцу, по какой причине поднялась из гроба… Сообщить им, что стала вампиршей. – При слове «вампирша» голос Джессики дрогнул, она хихикнула и тут же умолкла.
      Я не могла ее винить. Это и в самом деле звучало как-то нелепо.
      – Ну ты же их видела, – возразила я. – Разве они проявили хоть малейшее желание выслушать объяснение? Папа даже не вышел, чтобы попрощаться. Что же касается Анти, то она была слишком занята выуживанием из блендера своих покореженных побрякушек.