В чем-чем, а в упорстве я могу превзойти многих. И тем не менее утопиться в Миссисипи мне не удалось: как оказалось, я вполне способна обходиться без воздуха.
      Наверное, не меньше получаса я бродила по занесенному илом речному дну, терпеливо дожидаясь, когда же наконец захлебнусь, а потом плюнула на эту затею и поплелась обратно к берегу. Что интересно, я даже не ощущала холода, хотя промокла буквально насквозь, а температура в эту ночь была где-то около восьми градусов.
      Затем я довольно долго держалась за оголенный провод, находящийся под напряжением, однако и это ни к чему не привело. За исключением того, что мои волосы встали дыбом.
      Потом выпила целую бутылку отбеливателя, но единственным результатом стала ужасная сухость во рту. Я испытывала просто невероятную жажду!
      Ну а затем я похитила нож для разделки мяса на рынке Уол-Март (лучшее место для покупок в три часа ночи, если ты мертва и у тебя нет кредитной карточки) и пронзила себе сердце.
      Безрезультатно.
      Из раны вяло потекла тоненькая струйка, и пока я таращилась на нее, кровотечение совсем прекратилось. Через несколько минут единственным свидетельством того, что я пыталась себя заколоть, была прореха в костюме с небольшим темным пятнышком вокруг.
      Я брела по Лейк-стрит, пытаясь сообразить, каким способом себя обезглавить, когда вдруг услышала приглушенные голоса и какой-то звук, похожий на сдавленный крик. Я уже собиралась пройти дальше (разве мало у меня собственных проблем?), но передумала. Вошла в переулок и вскоре завернула за угол…
      Ситуация была яснее ясного: три типа, образовав этакий зловещий полумесяц, стояли напротив женщины, которая держала за руку большеглазую девочку лет шести. Женщина была достаточно молодой, однако от страха она выглядела на все пятьдесят. Ее сумочка валялась на земле возле ног злодеев, но никто из них, похоже, и не собирался поднимать добычу. Я живо представила, как все происходило: она швырнула им сумочку и попыталась убежать, однако они не позволили. Им не нужна ее сумочка, им нужно совсем другое.
      – Пожалуйста, – почти прошептала женщина, и я подумала, что у меня, должно быть, значительно улучшился слух, если уж я расслышала голоса, находясь чуть ли не за квартал отсюда. – Не делайте этого в присутствии моей дочери. Я пойду с вами, я сделаю все, что вы захотите, только, пожалуйста…
      – Мамочка, не оставляй меня здесь! – Глаза у девочки были светло-карими, почти цвета виски, и когда они наполнились слезами, я почувствовала, как в моем мертвом сердце что-то дрогнуло. – Уходите отсюда… вонючки! Не трогайте мою маму!
      – Тише, Джастин, тише… – Женщина, отцепляя пальцы дочки от своего рукава, попыталась улыбнуться. – Она просто устала, ведь уже поздно… Я пойду с вами…
      – Да ты нам не нужна, – процедил сквозь зубы один из мерзавцев и перевел взгляд на девочку.
      Та заревела в голос и, с силой шаркнув по земле ногой, осыпала его ботинки мелкими камушками и песком. Даже будучи потрясенной всей этой ужасной сценой, я не могла не восхититься отчаянной храбростью малышки.
      – Я отведу вас к своей машине, – торопливо заговорила женщина, – у нее заглох мотор… И я могла бы… сразу с тремя… только, прошу вас, не надо…
      – Эй, вы, задницы! – весело окликнула я. Все пятеро чуть не подпрыгнули на месте, что меня несколько удивило – мою походку бесшумной не назовешь. И еще меня поразило собственное поведение – ведь я никогда не была особо склонна к какой-либо конфронтации. Хотя, с другой стороны, что мне, собственно, терять? – Э-э-э… Задницы – вы трое. К женщине с ребенком это не относится. Слушайте, ублюдки, не будете ли вы так любезны подойти сюда и прикончить меня? – Я подумала, что пока эти типы будут расправляться со мной, мать с дочкой смогли бы убежать. И все остались бы в выигрыше.
      Немного успокоившаяся Джастин улыбнулась мне, продемонстрировав щербину на месте выпавшего молочного чуба. «Плохие парни» двинулись на меня, и девочка, ухватив мать за рукав, потянула ее в сторону относительно безопасной Лейк-стрит.
      – Я обязательно… – покричала женщина.
      – Идем, мамочка, идем!
      – …позову кого-нибудь на помощь!
      – Ни в коем случае! – ответила я. – Если вы помешаете им убить меня, я буду просто в ярости. – Один из негодяев схватил меня за руку и потащил было к стене, где еще находились Джастин с матерью. – Постой, приятель, я бы хотела… – Он вдруг с силой ударил меня под ребро, и я совершенно машинально его толкнула.
      Дальше все произошло очень быстро. Оказалось, что этот подонок не просто ударил – на самом деле он вонзил в меня нож. Когда же я толкнула его, он оторвался от земли и отлетел назад, словно подхваченный ураганом. Упал, кубарем прокатился еще метра три, вскочил на ноги и понесся так, будто у него в штанах полным-полно муравьев.
      Пока я пялилась ему вслед и открывала рот, чтобы выразить недоумение, под рукой у меня оказались и двое других. Я тотчас же ухватила их за грязные загривки и резко состыковала лбами. Я сделала это, совершенно не задумываясь – обычная реакция на стресс.
      Раздался характерный и не очень-то приятный хруст, и я сразу же поняла, что их черепа дали трещину. Подобный звук я уже слышала на свадьбе у своей кузины, когда бестолковый друг жениха уронил на пол арбуз – то же самое приглушенное хлюпанье.
      «Плохие парни» рухнули на землю. Они были мертвы… мертвее, чем «диско», и на их физиономиях навсегда застыло выражение досады и удивления.
      –  Вот дерьмо!– ошарашенно протянула я, глядя в эти изумленно округленные глаза.
      – Спасибо! Большое вам спасибо!.. Я вам так благодарна! – Мать девочки стиснула меня в объятиях. От нее исходил смешанный запах страха и парфюма от «Тиффани».
      О Господи!.. Она ведь свидетельница моего преступления!
      –  Дерьмо! – снова выругалась я.
      Женщина довольно сильно сжала мои плечи и, уткнувшись мне в волосы, что-то забормотала. Я попыталась аккуратно высвободиться, опасаясь ненароком причинить ей вред.
      – Боже… Боже мой!.. – опять стала причитать она. – Я уже думала, что они изнасилуют меня и убьют… Что надругаются над Джастин и убьют ее тоже… Спасибо, спасибо, спасибо вам!
      – Однако я не могу поверить! – сказала я. – Вы ведь видели?.. Мне не верится, что я это сделала! Да как у меня получилось?
      – Спасибо вам! Огромное вам спасибо! – Женщина вдруг впилась мне в губы и поцеловала чуть ли не взасос.
      – Тпру-У-У!.. Это еще что такое? Мы ведь едва знакомы! К тому же у меня нормальная ориентация… Оставьте это и прекратите истерику!
      Женщина отпустила меня, сделала несколько шагов назад, продолжая что-то лепетать… И тут ее стошнило. Я не могла ее упрекнуть – у меня, наверное, были схожие ощущения. Хотя если я не блеванула после того, как выпила отбеливатель, то мне это, вероятно, не грозило и впредь. Опорожнив желудок, женщина утерла рот дрожащей рукой и, присев на корточки, принялась собирать рассыпавшееся содержимое сумочки.
      Совершенно неожиданно мне уже самой захотелось прижать ее к себе, несмотря на исходивший от нее запах рвотной массы. В нем было что-то такое… Запах крови! То ли она поцарапалась, то ли ее поранил кто-то из этих подонков, но у нее текла кровь – тонким ручейком, по руке, под рукавом блузки. Внезапно я ощутила такую жажду, что у меня даже пресеклось дыхание. Хотя я, конечно, и так не дышала… Ну вы понимаете, о чем я.
      Между тем Джастин, пока ее мать выворачивало наизнанку, подошла поближе и теперь не отрывала от меня пристального взгляда. Щеки девочки, еще не просохшие от слез, блестели в лунном свете. У нее был довольно задумчивый вид, и сейчас она выглядела лет на шесть старше, чем пять минут назад.
      – Тебе, наверное, очень больно? – Девочка указала на мой бок.
      Я глянула вниз и выдернула из-под ребра нож. Крови и на этот раз было мало – вялая струйка, уже почти остановившаяся. Блин!.. Опять то же самое!
      – Да нет, не очень… не бойся. То есть теперь уже нечего бояться.
      – А почему ты попросила, чтобы они тебя убили?
      В других обстоятельствах я бы не стала обсуждать сугубо личный и весьма неприятный вопрос с совершенно незнакомым ребенком. Однако что еще я могла ей сказать? Ночь была мрачной и зловещей, совсем как в фильмах ужасов… К тому же она заметила, что из меня торчит посторонний предмет. Я была просто обязана ответить честно.
      – Понимаешь, я ж-ж-жомби, – объяснила я, вдруг обнаружив, что у меня почему-то нарушилась дикция. – И я хочу ш-ш-шнова ш-ш-штать мертвой.
      – Нет, ты не зомби. – Девочка указала на мой рот. – Ты вампирша… – И добавила: – Только добрая.
      Я вскинула руку ко рту – так резко, что едва не поранилась, – и обнаружила на месте обычных зубов два длинных острых клыка. Очевидно, они выдвинулись после того, как я учуяла кровь женщины. Казалось, эти клыки занимают чуть ли не половину рта.
      – Вампирша?!. Ш-ш какой это ш-штати? Меня прош-што ж-жбила машина…
      – Ты будешь пить нашу кровь? – полюбопытствовала Джастин.
      – Фу-у!.. От крови меня прош-што тошнит… Даже вида ее не переношу!
      – Теперь это уже не так, – спокойно возразила девочка. Я, наверное, впервые встретила ребенка, в таком возрасте столь рассудительного и уравновешенного. Может, стоит с ней подружиться и взять под свою опеку? – Если тебе очень хочется, то пожалуйста… Ты ведь нас спасла. Моя мама, – девочка понизила голос, – здорово испугалась.
       Еще бы не испугаться, моя сладкая… А вкус у тебя, должно быть, просто изумительный… Ведь в твоих жилах течет такая молодая, чистая кровь, дающая столько энергии…
      Быстро зажав рот обеими руками, я попятилась назад. Затем рявкнула:
      – Бегите!
      Впрочем, мать Джастин, уже успевшая собрать свои вещи, и так все поняла, едва взглянув на мой новый прикус. Она мгновенно подхватила дочь и чуть ли не галопом понеслась прочь. Но девочка все же обернулась на бегу и, пару раз стукнувшись о бедро матери, помахала мне на прощание рукой.
      – В конце квартала – ж-жаправочная ш-штанция! – крикнула я вслед. – Оттуда можно позвонить! – Я быстро сунула пальцы в рот: клыки уже задвинулись обратно, а вместе с ними исчезла и шепелявость. – Какого хрена ты вообще поперлась сюда в такой час?.. Да еще с дочерью? – запоздало возмутившись, добавила я. – Бестолочь!
      Многие полагают, что поскольку Миннеаполис находится на Среднем Западе, здесь не бывает убийств, изнасилований и грабежей. Да нет, и у нас такое случается, хотя в холодное время года и не так часто. Готова, кстати, поспорить хоть на тысячу баксов, что так не вовремя сломавшийся автомобиль был взят напрокат.
      Ну что-ж, моя тайна разгадана – я стала вампиршей. Причем совершенно непонятно, каким образом. Ведь жертвы дорожных происшествий не поднимаются из мертвых. По крайней мере так я всегда считала.
      Если взять кино, то там обычно к какой-нибудь смазливенькой и недалекой девице подкрадывается некое темное, мрачное существо высокого роста, она тут же падает в обморок, а потом, дня через три, просыпается, испытывая противоестественную жажду. Что касается меня, то последним высоким и мрачным существом, встреченным мною после полуночи, был ночной уборщик. Но он меня не кусал, а только попросил, чтобы я воспользовалась мужским туалетом, поскольку в женском шла уборка.
      В общем, я не находила объяснения случившемуся. Хотя постойте…
      Быть может, это связано с тем нападением, несколько месяцев назад? Нападавшие были какими-то дикими, рычали и очень мало походили на людей. До нынешней ночи это было самым сюрреалистичным событием в моей жизни, потрясшим меня куда больше, чем развод родителей и недавняя аудиторская проверка. Быть может, те злыдни и заразили меня?
      Но тогда почему у меня осталось прежнее мировосприятие? Если теперь я кровожадная представительница популяции вампиров, то мне следовало бы высосать из девочки всю кровь, не оставив ни единой капли, а затем заняться ее мамочкой. Я должна была бы стать безжалостной ночной охотницей, думающей только об утолении своей противоестественной, дьявольской жажды.
      Те козлы, что попались мне под руку, были мерзкими выродками, однако меня просто ужасала мысль о том, что я случайно убила двоих. Я позволила Джастин и ее матери уйти, даже не просто позволила, а велела им это сделать. Я испытывала сильнейшую жажду, более сильную, чем когда-либо в жизни, и тем не менее она не затуманила мой рассудок, не превратила в животное. Я оставалась все той же прежней Бетси – меня просто воротило от вида туфель на моих ногах, и я была готова пожертвовать не одним зубом (или даже новыми клыками) ради автографа Колина Фэррела.
      Колин Фэррел… А неплохо было бы попробовать его на вкус.

      – Отец, – сказала я, – вы должны мне помочь.
      – С удовольствием, но я не священник.
      – Похоже, мне предстоит отправиться в ад, а я этого не заслужила, я ничего такого не сделала… Ну, если не считать двойного убийства. Но это произошло случайно! К тому же я спасала Джастин и ее мать!.. Думаю, мне это зачтется.
      – Мисс, я же говорю: я не священник. Я всего лишь уборщик. И это, кстати, не католическая церковь, а пресвитерианская.
      – Ничего, сойдет и такая… – Я схватила своего собеседника за грудки и подтянула к себе. Он был сантиметров на восемь ниже меня, поэтому ему пришлось приподняться на цыпочки. – Вы не могли бы облить меня святой водой?.. Чтобы я обратилась в прах? – Я слегка встряхнула его. – Или пронзите меня распятием! Забросайте освященными просвирками!
      Внезапно лицо несколько ошарашенного мужчины расплылось в похотливой улыбке.
      А ты милашка…
      Я в изумлении отпустила его, и дальше он повел себя совершенно возмутительно – обхватил меня своими ручищами и впился в мои губы. Его дерзкий язык глубоко проник ко мне в рот, а в низ живота уткнулось что-то очень твердое. Мои вкусовые рецепторы тут же ощутили привкус печенья «Уитис».
      Издав нечленораздельный звук, я вытолкнула изо рта чужой язык и отпихнула наглеца – совсем легонько, однако он перелетел через скамью и с грохотом рухнул под кафедрой проповедника. Как ни странно, но улыбка не сошла с его физиономии. Так же, как не исчезла и эрекция – штаны у него были натянуты, точно купол цирка шапито.
      Приподняв голову, мужчина просипел:
      – Детка, повтори это еще разок.
      – Да ты… Проспись лучше! – огрызнулась я.
      К моему удивлению, он тотчас же запрокинул голову и громко захрапел. Похоже, этот перец и в самом деле был пьян. И как я сразу не учуяла?
      Присмотревшись повнимательнее, я обругала себя – ну конечно же, это уборщик! В просторных светло-коричневых штанах и в футболке с названием клининговой компании и слоганом: «Когда появляемся мы, беспорядок исчезает!» В столь взвинченном состоянии я вцепилась в первого, кого увидела, зайдя в церковь. В ответ уборщик вцепился в меня – вполне справедливо.
      По правде говоря, меня удивил тот факт, что я смогла беспрепятственно зайти в храм, не вспыхнув ярким пламенем еще на входе. При жизни я не была такой уж доброй прихожанкой, хотя в детстве ходила в церковь довольно часто. Правда, в основном затем, чтобы лишнюю пару часов не видеть свою злую мачеху. Кроме того, детей там угощали виноградным соком. Однако с тех пор как я покинула отчий дом, в церкви я бывала лишь изредка, на праздники. В общем, я была пасхально-рождественская христианка.
      Теперь же я мертвая христианка. Как ни странно, но я смогла проникнуть в святилище, и при этом со мной почему-то ничего не произошло – не охватило пламенем, не разорвало в клочья. Входная дверь открылась довольно легко, а сама церковь оказалась похожей на все остальные – от сводов и стен веяло торжественной суровостью, и в то же время здесь было вполне уютно, как в доме строгого, но любящего дедушки.
      Я осторожно присела на скамью, ожидая, что мне тут же обожжет задницу – ничего не произошло. Прикоснулась к лежащей передо мной Библии – тоже никакого эффекта. Потерла книгой по лицу – ничего.
      Черт! Ну что ж, значит, я теперь вампирша… Как это ни ужасно, но я начала привыкать к своему новому статусу. Хотя все-таки непонятно, почему на меня не действуют вампирские законы. Ведь я уже давно должна бы корчиться, объятая пламенем, вместо того чтобы беспокойно ерзать на скамье, ожидая, когда Господь низвергнет меня в ад.
      Я взглянула на часы, висевшие на дальней стене: пятый час, скоро должно взойти солнце. Быть может, первым утренним лучам удастся меня прикончить?
      Тяжко вздохнув, я откинулась на спинку скамьи.
      – Господи, – заскулила я, – ну что происходит? Конечно, я редко ходила в церковь, но разве можно этим заслужить подобную участь? Я всегда вела себя хорошо, была добра к детям и беззащитным животным. Я даже участвовала в благотворительных акциях во имя Христа – разливала суп в столовой для неимущих! Да, я не равнодушна к хорошим вещам, но это можно понять. Не думаю, что такой уж большой грех – слабость к дорогой обуви. Во-первых, она долго носится, а во-вторых… это так приятно – обладать тем, чего нет у других. Разве я не права? Если даже Гитлер не был вампиром, то почему это случилось со мной?
      – Дитя мое…
      Вскрикнув, я вскочила со скамьи и едва не упала, обо что-то запнувшись.
      В следующее мгновение моих ноздрей достиг запах накрахмаленного хлопка и лосьона «после бритья». Обернувшись, я увидела шагающего по проходу священника. Это был мужчина лет сорока – с тонзурой, как у монаха, окаймленной по бокам и сзади белокурыми волосами. Его облачение составляли черные брюки и такая же черная рубашка с короткими рукавами, у самого ворота пришпилен маленький крестик. Щеки – розовые от недавнего бритья, героический римский нос украшают очки с толстыми линзами, на пальце поблескивает обручальное кольцо. Его вес не совсем соответствовал росту – килограммов десять явно лишние. Но зато он, наверное, умел крепко обниматься.
      – Как вы меня напугали, – произнесла я с укором. – Я уж подумала, что со мной заговорил сам Бог.
      – Нет, дитя мое, это всего лишь я. – Священник быстрым взглядом окинул представшую перед ним сцену: работник клининговой компании, который храпел, развалившись на полу, и застывшая у скамьи мертвая девица, всем своим видом напоминающая запеченное собачье дерьмо. – Сегодня ведь понедельник? – с улыбкой уточнил он.
      Вскоре мы уже сидели в небольшой комнатке, и священник, заварив кофе, терпеливо выслушивал мою исповедь.
      После событий этой ночи вполне обычное кресло показалось мне невероятно удобным. Я выпила целых три чашки с обилием сливок и сахара (теперь ведь не нужно беспокоиться о талии) и в заключение своей истории сказала:
      – И вот я пришла сюда, но ни двери, ни Библия, ни что-либо другое не причинили мне никакого вреда. – О том, что уборщик хотел трахнуть меня прямо у алтаря, я упоминать не стала (к чему подводить парня?) и, чуть помолчав, попросила: – Дайте мне какое-нибудь распятие.
      Священник отцепил от воротника свой серебряный крестик и передал мне. Я крепко зажала его в ладони, напряглась в ожидании, но… ничего не случилось. Я потрясла миниатюрное распятие – может, там что-то не контачит? – по-прежнему ничего не происходило.
      Я протянула крестик обратно.
      – Спасибо… Почему-то не получается.
      – Если хотите, оставьте его себе.
      – Нет-нет, не надо.
      – Да нет, оставьте… Мне хочется, чтобы он остался у вас.
      На щеках священника заиграл румянец, и когда я взяла его ладонь, положила на нее крестик и загнула ему пальцы, их цвет стал еще более насыщенным.
      – Спасибо, но он принадлежит исключительно вам. Не следует отдавать его какой-то незнакомке.
      – Не какой-то, а прекрасной незнакомке… Изумительной, бесподобной женщине!
      – Что?..
      Ну надо же – сначала уборщик, а теперь еще и священник! И охота им клеиться к мертвой дамочке?
      Словно в ответ на мою мысль он несколько раз моргнул и медленно помотал головой.
      – Извините… Даже не знаю, что на меня нашло. – Он рассеянно дотронулся до своего обручального кольца, и это, похоже, дало ему силы вновь посмотреть мне в глаза. – Пожалуйста, продолжайте.
      – Да больше, собственно, и сказать-то нечего, – пожала я плечами. – Я в полной растерянности и даже не представляю, что делать дальше. Возможно, вы считаете меня просто свихнувшейся, и я вас прекрасно понимаю. Но не могли бы вы хотя бы на минуту притвориться, что верите мне, и дать какой-то совет?
      – Да нет, я вижу, что вы в здравом уме, и совсем не похоже, что вы лжете, – сказал священник. В его речи слышался едва уловимый южный акцент, и это вдруг навеяло мне мысли об овсянке и магнолиях. – Совершенно очевидно, что вам пришлось пережить ужасные вещи, и поэтому просто необходимо с кем-то поговорить. И еще вам нужно отдохнуть.
      Да, конечно, мне нужно отдохнуть… Только где? В могиле? Я бы с удовольствием… Для долгого-долгого отдыха придется, видно, искать какое-то укромное место, где меня никто не сможет побеспокоить.
      Я была слишком измотана, чтобы в подтверждение своих слов протыкать себе сердце чайной ложкой. Вяло кивнув, я уткнулась взглядом в пустую чашку. А может, расколошматить ее и съесть осколки?
      – Ну а то, что Библия не причинила вам никакого вреда, означает только одно – Бог по-прежнему любит вас.
      – Или же то, что обычные законы ко мне не применимы, – предположила я и тут же осознала, насколько нелепы мои слона. На всех обитателей нашей планеты божьи законы почему-то действуют, и только, видите ли, Бетси Тейлор стала исключением! Какая чушь! Девица я, конечно, тщеславная, но на сей раз слишком уж много о себе возомнила. – Так вы считаете, что мне следует прекратить попытки уничтожить себя?
      – Безусловно! – Священник по-прежнему держался за свое кольцо, и его голос становился все более твердым. – Вы говорите, что пришли на помощь той женщине и ее дочке и никого при этом не укусили… Это свидетельствует о том, что у вас сохранилась душа. – Он на секунду замялся и продолжил: – Одна моя прихожанка работает в… некоем месте в деловой части города. Может, дать вам ее карточку? Если у вас нет машины, я охотно подвезу.
      – Да, конечно, давайте, – кивнула я и тут же соврала: – Я сегодня же ей позвоню.
      Со священником – он называл свое имя, но я не запомнила – мы расстались добрыми друзьями. Когда я уходила, он тряс за плечо уборщика, пытаясь его разбудить.
      Из церкви я решила пойти прямо домой. Священник, несомненно, счел меня сумасшедшей, но к его совету все же стоило прислушаться. Прежняя жизнь закончилась, однако вполне возможно, что мне удастся начать новую.
      Теперь я была безжалостной представительницей популяции вечно голодных бессмертных кровососов, и желание хлебнуть крови (фу!) становилось все сильнее. Однако эту проблему наверняка можно решить как-то цивилизованно – вовсе не обязательно превращаться в огромную двуногую пиявку, если тебе этого так не хочется. В конце концов, в нашем городе есть по меньшей мере шесть банков донорской крови.
      И самое главное – Бог по-прежнему любит меня! Так сказал священник, а священники не могут лгать, им по долгу службы полагается говорить только правду.
      Да, Бог меня любит… и, судя по всему, что-то похожее по отношению ко мне испытывали и священник с уборщиком… В голову вдруг пришла одна мысль, и я даже удивилась, как это меня раньше не осенило. Ведь если ты раз за разом пытаешься наложить на себя руки, используя самые различные способы, и у тебя ничего не получается, – значит, тебе пока еще рано покидать наш грешный мир.
      В это трудно поверить, но похоже, мне был дан дополнительный шанс. Среди великого множества людей выбор пал именно на меня! И я не собиралась упускать предоставленную возможность. Ни в коем случае!
      Поймать такси удалось только за два квартала от церкви. В отличие от Бостона или Нью-Йорка в Миннеаполисе таксомоторы – явление редкое, чуть ли не из области фантастики. Примерно так же, как и достаточно толковый, приносящий какую-то пользу сотрудник в торговом центре «Нейман Маркус».
      Удаляющаяся машина была уже в конце квартала, но я все же взмахнула рукой. Тотчас же послышался визг шин, автомобиль резко развернулся в неположенном месте и вскоре притормозил рядом. Водитель, проворно выскочив из салона, распахнул передо мной дверцу.
      – Спасибо, – сказала я. – Вы не могли бы подбросить меня до Эдины?
      Ни ответа, ни даже кивка не последовало – водитель просто стоял и таращил на меня глаза. Он был немолод, примерно ровесник моего отца, с брюшком, приобретенным за годы сидячей работы, и с бородой, в которой застряли какие-то крошки. Рубашка едва застегивалась на его животе, но вообще он выглядел вполне сносно. По крайней мере улыбался. Точнее, ухмылялся… Как бы то ни было, я не собиралась идти пешком тридцать с лишним километров. Не та ситуация, чтобы быть особо разборчивой.
      Я уселась в машину, и мы тронулись в путь.
      Поездка оказалась просто бесподобной. Если уж мне так хотелось погибнуть ужасной смертью, то надо было поймать это такси сразу же, как только я вышла из покойницкой. Похоже, водитель был чокнутым в самом буквальном смысле слова. Он постоянно пялился на меня в зеркало заднего вида, и только пронзительные гудки встречных автомобилей да ругань ранних прохожих заставляли его – совсем ненадолго – переключить внимание на дорогу.
      После того как мы несколько раз едва не столкнулись – сначала с грузовиком, потом с фургоном, развозящим утреннюю прессу, и наконец с автобусом, заполненным пассажирами, – я решила, что с лихачеством пора кончать. Со мной-то в случае столкновения вряд ли что случится, но этого бесстрашного гонщика искромсать может основательно.
      – Хватит на меня глазеть! – потребовала я, содрогнувшись от рева автобусного клаксона, хлестко ударившего по барабанным перепонкам. – Следи лучше за дорогой!
      Водитель, тотчас же повиновавшись, уткнулся взглядом в лобовое стекло, и до конца пути проблем у нас больше не возникало.
      Когда мы подкатили к моему дому, до меня вдруг дошло, что мне совершенно нечем заплатить за проезд. И о чем я думала, поднимая руку? Ну разумеется, о том, чтобы вздремнуть и чего-нибудь выпить. Точнее, наоборот.
      – Э-э-э… будьте добры, подождите минутку. Я забегу в дом и… – И что дальше? Насколько я помнила, в кошельке у меня оставалось всего-навсего сорок восемь центов. Да еще два талона на бесплатную помывку машины в ближайшем автосервисе. Поскольку гулянку по случаю дня рождения пришлось отменить, в тот вечер я и не подходила к банкомату. – Быть может, вы примете чек? Или же… – я вдруг решила пошутить, – по доброте душевной вообще не возьмете платы?