– Как раз об этом я и хотел с тобой поговорить, – промолвил он. – Сегодня утром я должен отправить им письмо. Потом я хотел получить на лесопильне доски, чтоб начать делать стойла в сарае. Но прежде мне нужно написать Шерманам, вот в чем загвоздка.
      Лотти медленно покачала головой и пожала плечами в недоумении.
      – В чем же загвоздка? – нетерпеливо поинтересовалась она в ответ на его туманные слова.
      Он поднялся и, наклонившись в ее сторону, посмотрел на нее долгим взглядом.
      – Мне нужно суметь создать дом для этих двоих детей, Лотти. Настоящий дом.
      – Что ты имеешь в виду?
      Он сокрушенно развел руками.
      – Дом обычно подразумевает двоих родителей. Я знаю, сейчас не самый подходящий момент говорить об этом, Лотти, но у меня нет времени ходить вокруг да около. Я хочу, чтобы ты подумала, выйдешь ли ты за меня замуж.
      Эти слова поразили ее как гром среди ясного неба. Она отступила назад, задевая за плиту, и случайно коснулась рукой дверцы духовки.
      – О Господи! – воскликнула она, прижимая ладонь к губам.
      Он шагнул к ней, взял обожженную руку и принялся внимательно осматривать.
      – Ничего страшного, – произнес он, удерживая руку на уровне своего лица и целуя красное пятно, появившееся на ладони.
      Она попробовала освободить руку – по лестнице уже спускался Томас, чтобы поздороваться с дядей.
      – Пусти, Джон, – прошептала она. – Со мной все в порядке.
      – Нет, Лотти, – сказал он, пропуская ее слова мимо ушей. – Послушай. – Он говорил тихо и торопливо. – Мне придется добиться от тебя ответа нынешним утром. Не хочу подгонять тебя, но пойми, это важно.
      Ее рука дрогнула, ощущая жар его ладони сильнее, чем тревогу от своей беспомощности. Она решительно попыталась освободить пальцы. Но это лишь усугубило ситуацию: Джон придвинулся еще ближе и обхватил ее талию.
      – Джон! – воскликнула она сдавленным шепотом, заливаясь краской смущения. – Дети смотрят.
      – Тогда ответь мне, Лотти, – сказал он, глядя ей прямо в глаза, отчего ее волнение только усилилось.
      – Я не знаю, что сказать, – призналась она еле слышно, и он придвинулся еще ближе. Она ощущала его дыхание совсем рядом, и светлые завитки волос, выбивающиеся из открытого ворота рубашки, почти касались ее лица. Глаза Лотти в испуге раскрылись еще шире, как только она почувствовала мускусный запах его кожи. Тот же беспомощный испуг, который вчера вызвала его близость, все сильнее овладевал сейчас ею.
      – Я нравлюсь тебе? – спросил Джон, наклоняясь так, что его рот почти касался ее уха.
      Она задрожала, почувствовав его близкое дыхание, и его рука еще жестче обхватила ее талию.
      – Да, – выдавила она, – ты мне нравишься. – «Возможно, гораздо больше, чем следовало бы», – подумала она тут же.
      – Хотела бы ты, чтобы дети… – прошептал он и замолчал, расстроенный тем, что разговор наедине не получался и – более того – уже начался при свидетелях.
      – Нет! – выпалила она, мгновенно уловив, о чем он хотел спросить. – Я даже не хочу думать, чтобы родители Сары приехали и забрали Сисси и Томаса!
      Она понимала, что это было бы настоящим ударом для Джона. Последние недели его держало только то, что на его руках оставались двое детей.
      – Тогда сделай это для них, – сухо закончил он, остро ощутив аромат женщины, которую он держал в своих объятиях.
      – Дядя Джон, почему ты обнимаешь мисс Лотти? И что-то говоришь ей на ухо? – полюбопытствовал Томас, внимательно наблюдавший за происходящим.
      Джон отступил, продолжая внимательно следить за Лотти.
      – Мы просто разговариваем, – успокоил он племянника. Джон лихорадочно искал убедительные слова, но необходимость в этом отпала, как только взволнованная Лотти бросила взгляд на лестницу, по которой спускалась Сисси. Девочка нетерпеливо перебирала ножками, сжимая в руке подол ночной рубашки, чтобы не запутаться в ней.
      – Мы уже завтракаем? – спросила Сисси. Она добралась до последней ступеньки, отпустила край ночной рубашки и разгладила ее своими пухлыми ручками.
      – Как и всегда, – ответила Лотти, протягивая девочке руку. Эти слова заставили ее внутренне вздрогнуть. Если детей заберут, то больше не будет «как всегда». Они будут жить с чужими людьми. Бабушкой и дедушкой, но все равно с чужими… ей.
      – Так мы пьем чай? – поинтересовалась Сисси, потеревшись лицом о фартук Лотти и, протягивая руки, чтобы насладиться теплом их обычных утренних объятий.
      Лотти улыбнулась, придерживая малышку.
      – Да, сейчас будем пить. Вода уже закипела, – сказала она. – Ступай и надень свое платье. Я удлинила его вечером.
      Сисси бросилась к креслу, на котором лежало ее платье, и затем в уединенном уголке стянула через голову ночную рубашку. Передернув от холода плечиками, она поспешно натянула платье и побежала назад, к Лотти, которая, стоя у плиты, переворачивала на сковороде бекон.
      – Застегни, пожалуйста, – ласково попросила Сисси, поворачиваясь спиной и убирая наверх волосы.
      – Еще надо надеть нижнюю юбку, – сказала Лотти, откладывая вилку и обернувшись к девочке.
      – А можно после завтрака? – спросила та, нетерпеливо вдыхая вкусные запахи. – Ты сделала бисквиты, Лотти? – с надеждой спросила она.
      – Бисквиты? – подхватил Томас, вытирая руки полотенцем.
      – Бисквиты? – передразнил детей Джон, окидывая взглядом всех троих – стремительно становящихся главным в его жизни.
      Лотти уловила мягкую насмешку в его словах и попыталась найти свою промашку, родившую смешинку в его глазах и сдержанную улыбку на лице. «Если бы я могла продлить это мгновение, удержать его навсегда в своей памяти», – думала она, неожиданно оказавшись в центре всеобщего внимания. И вдруг она поняла: «Вот это и есть моя семья. Моя настоящая семья… люди, которым я нужна».
      – Да, бисквиты, – подтвердила она, открывая фланелевой прихваткой дверцу духовки.
      Отпрянув от волны горячего воздуха, Лотти помахала прихваткой перед лицом, чувствуя, что краснеет от жара.
      – Подождите немного, – сказала она, ставя сковородку с румяными бисквитами на стол, просунула под них сложенное полотенце и накрыла сверху другим. – Бекон сгорит, если вы меня сейчас не отпустите. – Она ловко перевернула бекон вилкой и передвинула его с раскаленного места на сковородке, уверенно командуя: – Накрой на стол, Томас. Сисси, умойся и принеси сахар для овсянки. Джон, принесешь молоко? Я оставила его на ночь во дворе.
      Они принялись выполнять ее указания, и вскоре завтрак был на столе. Лотти поделила бисквит и принялась за свой кусочек, но все ее внимание занимал мужчина, который сидел напротив, с аппетитом поедал завтрак и не сводил с нее глаз.
      «Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж», – сказал он, эти слова не выходили у нее из головы, звучали все настойчивее, не оставляя места ничему другому. Она закрыла глаза и глубоко вздохнула. И тогда увидела его лицо, с надеждой ожидающее от нее ответа. В этот момент она поняла природу томления, поглощавшего ее, и смогла дать имя обжигающему желанию, переполнявшему все ее существо. Она призналась себе: все, что нужно ее жаждущему сердцу, – это прикосновение Джона Тиллмэна.
      Она вздрогнула, когда ее глаза остановились на лице мужчины, наблюдавшего за ней. В нем заключалось все, о чем она когда-либо мечтала в свои далекие девичьи годы, пытаясь представить себе своего будущего мужа. Он был добр и мягок, снисходителен к ошибкам… и, возможно, этого было вполне достаточно. Пламя, которое он зажег, сжав ее вчера в своих объятиях, ждало следующего прикосновения, чтобы вспыхнуть и поглотить их обоих. Она была достаточно честна, чтобы отдавать себе в этом отчет. Признать, что ее искушает запретное желание, что ее рот жаждет новой обжигающей влажной ласки.
      – Да, – сказала она дрогнувшим голосом, с трудом сглотнула и приподняла подбородок, решительно встречая его взгляд. – Да.
      – Ты согласна? – спросил он, как бы не веря своим ушам.
      Она кивнула:
      – Согласна.
      – Согласна на что? – поинтересовался Томас, переводя взгляд с одного на другого, явно заинтригованный непонятным разговором.
      – Да ничего особенного, Томас, – рассеянно сказал Джон. – Поговорим позже.
      Приободренный, он вернулся к еде, торопясь взяться за письмо, сама мысль о котором несколько минут назад пугала его. Конечно, родители Сары поймут, что детям будет здесь лучше. Он начал мысленно составлять фразы, которые напишет, улыбаясь в предвкушении своего ответа.
      – Мы с Лотти женимся, – объявил Джон Женевьеве, подходя к прилавку магазина несколько часов спустя.
      Услышав эту новость, девушка повернулась к нему, дрогнув кудрями, яркая краска залила ее щеки, рот в недоумении приоткрылся.
      – Когда? – быстро спросила она.
      – Как только я раздобуду пастора, чтобы он повенчал нас, – весело говорил Джон, машинально крутя тесьму своих подтяжек; он был в отличном настроении.
      – Хорошо, я… – Женевьева перевела дух. – Я думаю, что преподобный Буш приведет в порядок свое одеяние и…
      Джон перебил ее, нахмурившись:
      – Да, но Лотти не может покинуть ферму из-за детей.
      Женевьева наклонила голову и насмешливо улыбнулась:
      – Она выходит за тебя замуж из-за детей? Скажи, Джон. Наверняка у нее есть еще другие причины.
      – Весьма возможно, но я не собираюсь обсуждать их с тобой, Женевьева. – Он пожал плечами и приподнял бровь. «Не знаю, как Лотти, – думал он удовлетворенно, – но я уверен, что отдаю себе отчет в некоторых выгодах от этого брака». Он снова улыбнулся, вспомнив прикосновение ее стройного тела, влагу ее рта и неуверенный ответ на поцелуй. – Я сделаю ее счастливой, – поклялся он, произнеся это так тихо, что услышать его могла только Женевьева.
      – Я знаю, что сделаешь, – искренне подтвердила она. – Я рада за вас обоих.
      – Теперь, – начал он, положив обе ладони на прилавок и разглядывая отрезы ткани, висящие вдоль стен магазина, – я хочу выбрать что-нибудь красивое, белое… скажем, с цветочками. Я хочу, чтобы Лотти сшила новое платье к свадьбе. – Джон выпрямился и следил за Женевьевой, быстро подобравшей три разных образца, затем указал ей на один – с узором в виде кистей сирени, раскиданных по белому полю. Его сердце учащенно забилось, когда перед его мысленным взором предстала Лотти, чьи формы приобретал отрез ткани, когда он представил себе эти нежные цветы, окружавшие ее фигурку, в талии перехваченную поясом. Желание охватило его, он почти дрожал. Она будет принадлежать ему. Это теплое, нежное существо разделит с ним постель и заполнит его объятия. Он машинально провел рукой по гладкой хлопковой поверхности и вновь почувствовал жар предвкушения.
      – Вот это подойдет, – объявил он равнодушно. – Отрежь для меня кусок, Женевьева, пожалуйста… и добавь всяких необходимых мелочей. Я должен идти сейчас на почту и заберу это на обратном пути.
      – Я убегаю по поручению, Джон, – мягко ответила она. – Но оставлю все у своего отца, ты сможешь забрать это там.
      Он согласно кивнул, развернулся и вышел из магазина. Женевьева посмотрела ему вслед, и лицо ее расплылось в счастливой улыбке.
      – Она выходит замуж за Джона Тиллмэна. – Важность этих слов отразилась на лице человека, для которого они предназначались.
      Бледные глаза Стивена Буша загорелись внутренним огнем, стоило ему услышать эту новость. Его длинные пальцы обхватили ее кисть, затем скользнули вниз, сжав пальцы.
      – Ты уверена, Женевьева? – произнес он голосом, в котором слышалась надежда. – Она ведь только вчера сказала, что подумает над моим предложением. – Он смущенно покачал головой.
      – Джон вчера сам сказал мне, – возразила Женевьева. – Он пришел в магазин и купил для нее ткань на свадебное платье, сказав, что направляется на почту. – Ее взгляд блуждал по гостиной маленького дома, в котором жил Стивен Буш. – Я знаю, что мне не следовало приходить сюда к тебе одной, и все такое, но я должна была сказать тебе, Стивен.
      – Никто не видел, как ты вошла сюда, – заверил он, улыбаясь и протягивая вперед руки, чтобы заключить девушку в объятия. – Я хотел бы задержать тебя на минуту, Женевьева, – прошептал он ей на ухо. – Я думал, мне это больше никогда не удастся.
      – Ты думаешь, что Бог внял моим молитвам? – скромно поинтересовалась она. – Я не знала, можно ли делать это… я хочу сказать, молиться за то, чтобы ваш брак не состоялся. Женевьева закрыла глаза и наклонила лоб к его черному жилету; несколько минут назад она так стремительно ворвалась в его дом, что он даже не успел накинуть пиджак. Она подняла лицо, умоляюще глядя прямо ему в глаза.
      – Я не вынесла бы, если б ты женился на Лотти, – неожиданно разрыдалась она.
      – Господь бы дал тебе силы, будь на то Его воля, – твердо ответил Стивен. Он нахмурился, а затем улыбнулся, отчего стал вдруг выглядеть очень молодо. – Я должен признаться тебе, что сам молился Господу в саду. Хотя, – торопливо поправился он, – мои обстоятельства были куда легче Его обстоятельств. Я просил избавить меня от необходимости совершить то, к чему все шло, Женевьева. – Он закрыл глаза и запрокинул голову, как будто почувствовал присутствие высших сил в маленькой гостиной. Темная головка Женевьевы покоилась на его груди; она ощущала запах сильно накрахмаленной рубашки и острый аромат мыла, которым он пользовался.
      – Могу ли я поделиться с тобой своими мыслями, Стивен? – произнесла она, не в силах скрыть чувства.
      – Конечно. Тебя никто не слышит, кроме меня, – ответил он.
      – Только ты должен услышать то, что я скажу, – шептала она. – Я боялась говорить тебе об этом раньше, когда ты заходил и рассказывал мне про Книгу Судей, Пророков и тому подобное.
      Он приподнял ее подбородок указательным пальцем и теперь смотрел ей прямо в глаза.
      – Не смущайся, дорогая. Скажи мне, что ты носишь в своем сердце.
      – Я люблю тебя, Стивен, – призналась она; ее голос дрогнул, стоило ей произнести его имя.
      – Моя милая… – Полный нежности ответ повис в воздухе – он покрывал ее лоб и виски нежными поцелуями, удерживая за плечи. Затем бесстрашно нагнулся и крепко прижал свои губы к ее губам, вкусив от наслаждения, которое она щедро предлагала ему.
      Стук в дверь заставил его поднять голову, он поспешно огляделся, как бы намереваясь спрятать девушку от посетителя.
      – Тебе придется уйти через заднюю дверь, Женевьева, – быстро проговорил Стивен. – Не стоит ставить под сомнение твою репутацию; нас не должны видеть здесь вдвоем.
      – Хорошо, – согласилась она и поспешила через коридор к черному ходу.
      Но и покинув дом, она явственно различила голос Джона Тиллмэна, входящего через прихожую.
      – Нехорошо подслушивать, – прошептала она себе, неуверенно задержавшись у двери. – Мама говорит, что, когда подслушиваешь чужие разговоры, можешь услышать что-нибудь такое, что не очень-то понравится… – строго говорила она себе, все же проскальзывая обратно в кухню и приоткрывая дверь.
      Едва переводя дыхание от смущения, Женевьева замерла возле входа в комнату и вытянула голову, чтобы лучше слышать говорившего.
      – Стивен, я надеюсь, что не оторвал вас от чего-нибудь важного, – любезно произнес Джон непривычно дрогнувшим голосом.
      – Нет… нет, конечно, нет. – Низкий голос, всегда так волновавший ее, звучал в коридоре, и Женевьева прикрыла рот рукой, почувствовав неуверенность в ответе пастора.
      – Я хотел зайти сегодня утром и сообщить кое-какие новости про Лотти. – Она услышала, как Джон откашлялся, а затем по шуму шагов стало ясно, что собеседники передвинулись поближе к двери.
      Голоса говоривших были хорошо слышны, но Женевьева поняла, что они подошли к гостиной, и прильнула к двери, боясь упустить хотя бы слово.
      – Что-то не так, Джон? – неуверенно спросил Стивен.
      – Нет… пожалуй, – последовал ответ, и затем торопливо прозвучали слова, уже произнесенные Джоном в магазине, – короткая фраза, столь приободрившая Женевьеву и вызвавшая ее тайный визит в дом пастора: – Мы с Лотти женимся. Она прислала вам записку, Стивен, и извинения за то, что не сообщила об этом лично. – В его голосе звенели горделивые нотки.
      – Я понимаю, – размеренно произнес собеседник. Обстоятельно откашлявшись, он постарался скрыть ликование, невольно прорвавшееся в его словах. – Примите мои поздравления, Джон. Я надеюсь, вы, и мисс Лотти будете счастливы.
      Женевьева ловко проскользнула в кухню в тот момент, когда мужчины направились к прихожей. В щелочку она видела, как Джон протянул руку своему собеседнику, стоявшему рядом с ним, – лицо Стивена светилось улыбкой, совершенно нелепой для только что отвергнутого человека.
      Однако Джон, казалось, не обратил на это внимания и продолжал:
      – Я хочу, чтобы вы повенчали нас с Лотти. Если это, конечно, уместно, – добавил он, как будто только сейчас осознал странность ситуации.
      Стивен улыбнулся еще шире и сопроводил свое согласие твердым рукопожатием.
      – Я буду весьма рад сделать все, что могу, для вас. Мисс Лотти – прекрасная девушка. Я уверен, что она сделала выбор, который принесет ей счастье, – сказал он. Его рука продолжала энергично сжимать руку Джона, и Женевьева прикрыла рот рукой, опасаясь, как бы смешок не выдал ее.
      Дверь распахнулась, и Джон направился, было к выходу, но на пороге повернулся и высказал свою последнюю просьбу:
      – Я совсем забыл, Стивен. Я хотел бы, чтобы церемония состоялась в субботу, если это возможно.
      – Не вижу к тому препятствий, – кивнул Стивен. – Мисс Лотти будет готова так быстро?
      Джон безмятежно улыбнулся в ответ, и Женевьева не смогла сдержать смешок. Стивен стремительно шагнул к двери и закрыл ее, едва не прищемив себе пальцы.
      – Женевьева. – Он позвал ее тихим угрожающим шепотом, заставившим ее немедленно покинуть укрытие. – Ты подслушивала. – Его брови нахмурились, выражая явное неодобрение.
      Она кинулась через короткий коридор; ее лицо излучало нескрываемую радость. Ее переполнял избыток счастья, которому было суждено разбиться о призыв Стивена к сдержанности.
      – Ну, – радостно воскликнула она, – что я тебе говорила!
      Его рот сложился в сдержанную улыбку, и он заключил ее в свои объятия.
      – Мне следовало бы отчитать тебя за твои проступки, – начал он, похлопывая ее по спине. Потом наклонил голову, прижимаясь щекой к ее щечке, и закрыл глаза, продолжая говорить дрожащим голосом: – Но я не в силах отравить тебе сегодняшний день, потому что твое счастье так тесно связано с моим.

Глава 10