– Мне кажется, успешно, – ответила она, обхватывая его шею руками, чтобы помочь ему.
      – Погоди, Лотти, я сам справлюсь, ты только расслабься.
      – Угу, – простонала она, давая ему, возможность извлечь ее из гнездышка, которое он соорудил для нее с помощью двух одеял.
      – Все в порядке? – спросил он с тревогой.
      – Да, мне ведь необходимо немного двигаться. Тело совсем одеревенело.
      – Ну что же ты?.. Сказала б раньше. Я бы сразу помог, если б знал, что тебе неудобно, – добродушно ворчал он.
      Лотти выпрямила руки и чуть отодвинулась от подушек.
      – Ты прав… Так жаль, что я не могу сделать этого сама. Я уже слегка шевелю ногами, но они пока не повинуются мне. И я боюсь двигать верхнюю часть туловища. Держу пари, я уже могла бы приподняться в постели, но доктор велел подождать и не переутомляться.
      – И не думай об этом, слышишь? У тебя для этого есть я. – Высказав все это тоном, не допускающим возражений, Джон чуть отодвинулся, чтобы посмотреть ей в глаза.
      – Да, сэр, – сказала она кротко, наблюдая, как он смачивает в тазу и намыливает полотенце. Глаза Лотти следили за его движениями, она ждала, когда же он, наконец, займется ею.
      – Приятный запах, не правда ли? – спросил он, пока она умывалась.
      – Угу… Я еще никогда не пользовалась мылом с таким приятным ароматом, – призналась она. – Женевьева даже не подозревает, какое удовольствие она доставила мне своим подарком.
      – Не большее, чем то, которое она доставила мне, – прошептал он, наклоняясь и вдыхая благоухающую пену. – Я даже не знаю, для кого из нас она его купила. Я наслаждаюсь им так же, как и ты.
      – Веди себя прилично, Джон, – произнесла Лотти ворчливо, передавая ему влажное полотенце.
      – Я вернусь через пару минут, – сказал он со вздохом, возвращая ей отжатое полотенце. Затем, понимая, что ее необходимо оставить одну, он поднялся и повернулся, собираясь уйти. – Когда управишься, укройся и жди меня.
      Он дал ей десять минут, пока возился с грязной посудой в раковине.
      – Ты готова, дорогая?
      Она промычала, и они продолжили привычный ритуал умывания.
      – Если тебе не трудно, Джон. – Ей легче было перенести щекотливость ситуации, связанной с купанием, если она в это время что-то болтала. Едва полотенце и рука, управляющая им, касались ее тела, как в ней пробуждалась чувственность. Она краснела, ее дыхание становилось прерывистым, и переключение внимания было просто необходимо.
      Вечера теперь казались ему особенными, он не мог дождаться их. После того как дети укладывались в постель, он тщательно выполнял все предписания доктора: делал массаж, сгибал и разгибал ее ноги. Затем, в качестве награды за свои дневные труды, купал Лотти.
      Она тоже старалась, как могла – сама умывала лицо, руки, протирала, насколько удавалось дотянуться, свое тело.
      Затем в игру вступали его руки, и Джон наслаждался, ощущая ее тело под своими ладонями. Ее стройные, великолепной формы ноги, спина, хрупкая шея, на которую спускались влажные локоны, – все искушало его задержаться. Ее голени были просто созданы для того, чтобы их гладить, и он растягивал это удовольствие, насколько мог. Он мыл их долго и тщательно, затем вытирал насухо с великим старанием. Дразня ее, он проводил ногтем по ступне и наблюдал за реакцией, как велел доктор.
      Она хмурилась, следя за ногой, которую он держал в своих ладонях.
      – Они двигались? Ты видел? Я подумала, может быть, мои пальцы…
      Он обхватил ее лодыжку, а затем наклонился и коснулся губами пальцев, только что вытертых с таким тщанием.
      – Не торопи события, Лотти. – Его голос был сух, почти резок.
      – Джон?.. – прошептала она, напоминая, что так и не получила ответа.
      – Гм… Да, Лотти? – спросил он, как бы игнорируя ее страдание от затянувшейся ласки, которую исполняли его губы. Его улыбка была нежна, а глаза темны и полны сознания своей власти над нею.
      Он откашлялся и положил ногу на одеяло.
      – Так о чем ты хотела меня спросить?
      Она нахмурила брови и неуверенно произнесла:
      – Если к тому моменту, когда мистер Буш будет жениться на Женевьеве, я еще не смогу ходить, ты отвезешь меня на их свадьбу? Хотя, наверное, уже смогу… Так отвезешь? Ты согласен? – В ее глазах светилась мольба, и, чтобы выйти из трудного положения, в которое она себя поставила, Лотти опустила ресницы.
      – Я тоже на это надеюсь, дорогая, – сказал Джон, осторожно беря ее другую ногу.
      Она взглянула на него в упор.
      Он возится слишком долго, грустно думала она, когда его большие пальцы разминали ее ступни.
      Но его руки, теплые и уверенные, уже массировали ее икры и бедра; ловкие, сильные пальцы плясали в быстром ритме.
      – На сегодня достаточно, – произнес, наконец, Джон.
      Убрав одну из подушек, он помог Лотти занять горизонтальное положение. Затем нежно и бережно перевернул ее с одного бока на другой, подтыкая одеяло.
      – Джон, – прошептала она, успокаиваясь, – спасибо.
      Его глаза окинули ее всю с озорной усмешкой.
      – Не волнуйтесь, миссис Тиллмэн, я ничего не делаю просто так. Когда все это закончится, вы останетесь должны мне море ласк.
      – Если я когда-нибудь смогу встать, я, прежде всего, постараюсь сделать из вас котлету, мистер Тиллмэн, – пылко поклялась она, вытягиваясь на узкой жесткой кровати, которую он для нее соорудил, и застонала. – Я бы многое дала, чтобы спать вон там, в пуховой постели.
      – О Лотти… ты же знаешь, что и мне больше всего хотелось бы видеть тебя там. – Джон встал на колени рядом с ней, обхватив руками ее лицо и покрывая его нежными поцелуями. – Но доктор велел лежать только на твердом, пока мы не увидим ощутимого улучшения. А у тебя уже есть успехи, дорогая. Очень скоро ты вернешься к своей обычной жизни, и мы пустим это твое временное ложе на растопку.
      – Оно совсем не временное, – решительно возразила она. – Ты прекрасно потрудился над ним. – В ее глазах стояли слезы, и взгляд стал невидящим. – Знаешь, иногда я бываю такой неблагодарной, – прошептала она. – Я так нетерпелива, Джон. Прости мне мои жалобы, хорошо?
      – Я сделаю больше, – заверил он, гладя тыльной стороной ладони ее горячую щеку и глядя на нее горящими глазами. – Я задумал нечто особенное, Лотти, девочка. Позволишь сделать тебе подарок? Я хочу оставить его тебе на память.
      – На память?
      – Да, я думал о том, что тебе необходима такая вещь, о которой ты могла бы вспоминать весь день, пока меня нет. Понимаешь, что-то вроде драгоценности, которая будет поднимать твое настроение. – Его губы остановились у ее виска, а теплое дыхание вызвало мурашки на руках и спине. С нежностью его пальцы скользили по ее волосам, гладили локон за ухом.
      – Что за драгоценность? – спросила Лотти дрогнувшим голосом, который выдал, как она была заинтригована.
      – О… не совсем обычная вещь. Не серебро, не злато и не камни достанутся моей женушке, – шептал он, касаясь губами ее волос, а его рука тем временем совершала путь от шеи к пуговице на вороте платья.
      – О чем ты говоришь, Джон?
      – Гм… ты закрой глаза и позволь мне рассказать о той памятной вещи, которая нас так занимает. – Он выдыхал слова прямо в ее теплую шею, совершая губами тот же путь, который только что прошла его рука.
      Пальцы легко расстегивали пуговицы – одну за другой.
      – Я делаю успехи, сердце мое. – В его громком шепоте слышались триумфальные нотки.
      – Джон, дети! – пробормотала она, отодвигая подбородок и освобождая ему, путь туда, где наиболее ясно прощупывался ее пульс, который с каждой секундой становился все чаще и чаще.
      Его губы на мгновение оторвались от своей работы.
      – Они спят, и если ты будешь вести себя тихо, то ничего не услышат.
      Его рука скользнула под укрывавшее ее одеяло и отправилась в путешествие под платьем, нежно лаская ослабшее тело. Он бережно вкладывал в движения ладони и пальцев всю любовь, на которую только был способен.
      – Когда ты останешься завтра одна, а я буду работать вдали от тебя, я хочу, чтобы ты помнила это. Закроешь глаза и вспомнишь о моих губах и руках, ласкавших тебя.
      – Я едва могу двигаться, Джон, – прошептала она измученно, и пот проступил у нее на лбу.
      – А-а… это лучшая часть этого воспоминания, – сказал он мягко. – Тебе не придется пошевелить ни одним мускулом. Тебе нужно лишь оставаться неподвижной и позволить мне доставить тебе удовольствие.
      – Как насчет…
      – Ш-ш-ш, больше никаких разговоров, Лотти. Просто закрой глаза и дай мне сделать тебе приятный подарок.
      Она сдалась. Она закрыла глаза, ощущая только его руки, помня о его губах, которые действовали на нее так возбуждающе. Она почувствовала влажное и горячее движение его языка, касание его волос и затрепетала – водоворот желания поглотил ее, увлекая на самое дно фантазии, придуманной Джоном.
      Он медленно гладил ее тело, спускаясь все ниже и ниже. Она задыхалась от восторга, который переполнял ее. Горячее, живое, изнуряющее наслаждение, которое она познала всего несколько недель назад, теперь оживало вновь с его прикосновениями. И они все увереннее пробуждали ее трепещущую плоть.
      Поймав ее губы, он отведал радость, которая переполняла ее.
      – Ш-ш-ш… тише! – уговаривал Джон, сжимая ее в страстном объятии. Он привлек ее к своей широкой груди и сомкнул кольцо своих рук за ее спиной. Его губы покрыли ее горящие щеки ковром из поцелуев, и он улыбался, глядя на ее замешательство.
      – Джон?.. – Ее высокий голос с удивлением произнес его имя.
      – Тебе понравился мой подарок, дорогая?
      – Больше всего, что мне доводилось получать когда-то прежде, – прошептала она.
      – Это лучше, чем ботинки? – Его глаза светились восторгом.
      Она покраснела еще больше.
      – О да, – выдохнула она. – Это гораздо лучше ботинок.
      Свет зимнего солнца лился в комнату через заиндевевшее окно, и Лотти следила за движением пылинок, круживших в солнечных лучах. Возня около стола прекратилась после того, как Мод заявила, что не может работать, когда Сисси и Томас дурачатся.
      Дети были выставлены из комнаты, и воцарилась тишина, нарушаемая лишь шарканьем по полу туфель Мод.
      Лотти неохотно отвела взгляд от вальсирующих в солнечном свете пылинок и взглянула на пожилую женщину, с суровым видом месившую тесто. Волосы зачесаны назад, рот напряженно сжат, она старается удержать густую массу в руках.
      – Я поражаюсь, как ловко ты работаешь, Мод, – осмелилась вставить Лотти.
      Женщина фыркнула и небрежно кивнула.
      – Я лишь исполняю свой долг христианки, Лотти. Пастор учит нас: «Вкладывай в работу душу», – и я стараюсь следовать добрым советам.
      Она разделила сероватый ком теста на три части, придала им форму и поместила на противни, которые ждали своего часа здесь же, на столе.
      – Они будут готовы к выпечке через час, – довольно сказала Мод. Поставив тесто поближе к плите, она укрыла противни чистым полотенцем.
      Лотти наблюдала за всем происходящим с вялым интересом. Если им повезет, на этот раз хлеб будет вкуснее, чем в предыдущий. Что и говорить, Сисси была права: среди талантов миссис Клаусон таланта к выпеканию хлеба не наблюдалось.
      Руки Лотти горели желанием месить тесто для хлеба, с любовью придавать ему форму, печь до золотистой корочки и подавать теплые воздушные ломтики на стол для всей семьи. В полузабытьи она протяжно вздохнула, и ее мысли продолжали свой сбивчивый бег.
      – С вами все в порядке? – спросила Мод, поворачивая голову и хмурясь.
      – Да, – поспешила ответить Лотти. – Просто мне жаль, что я не могу сама заботиться о своей семье, делать то, что сейчас приходится вам.
      – Ничего, когда-нибудь и вы приметесь за это дело, – пробормотала Мод. – Видит Бог, женщине редко доводится поваляться в постели, разве когда собирается родить. Но что уж тогда за отдых, скорее – работа.
      – Право же, в моем нынешнем положении так мало радости, – сказала Лотти, подумав, что это, наверное, самые правдивые ее слова за весь день. – Я привыкла быть на ногах и при деле. А лежать и смотреть на паутину по углам для меня большое испытание.
      Мод взглянула на потолок, пробежала глазами по углам и пожала плечами.
      – Никогда не искала себе приключений. Если уж она там, наверху, то пусть там и остается, – сказала Мод. – Я всегда считала, что если открыть весной дверь, то ветер унесет с собой все плохое. Я еще как-то справляюсь с тем, что лежит на полу. Но увольте лазить за тем, что висит над головой.
      Лотти попыталась улыбнуться:
      – Ну конечно, я не пыталась упрекнуть вас. Моя паутина прекрасно дождется дня, когда я снова атакую ее метлой.
      – Вы обучаете детей здесь, дома? – спросила Мод, передвинув доску Томаса на край стола. Она наклонилась, вглядываясь в буквы, которые Томас забыл стереть.
      – Да, я пыталась. Джон говорит, что отправит Томаса в школу на будущий год, и я собиралась дать ему какой-то начальный запас знаний.
      – Слишком много книжных занятий вредно для молодежи, – с глубокомысленным видом промолвила Мод. – Это забивает их головы разными глупостями…
      – Иногда, – осторожно начала Лотти, – как мне кажется, полезно изучать, что же происходит в мире, вы так не думаете?
      – Нет, – последовал твердый и уверенный ответ. – Это только развращает их, делает наглыми и спесивыми. Они начинают считать себя слишком умными для того, чтобы помогать по хозяйству.
      – Их мать хотела научить детей всему, к чему у них есть способности, – храбро возразила Лотти. – Я чувствую себя обязанной сделать все возможное, чтобы выполнить ее волю.
      Мод, усаживаясь чистить картошку, взглянула на нее с сомнением.
      – Сара Тиллмэн была слишком хрупкой для жизни в наших краях. Она родилась и выросла в городе. Эта жизнь доконала ее, знаете ли. Ей бы лучше остаться в Сент-Луисе.
      – Она хотела быть со своим мужем, как мне кажется, – робко возразила Лотти. – Она была счастлива здесь, разве не так?
      Мод скривилась.
      – Что счастливым делать в нашем мире? – проворчала она. – Мы не для счастья на этой грешной земле. В Библии говорится, что мужчина будет пахать землю и бороться с сорняками и зарослями, а женщина в страданиях будет вынашивать детей. Для меня это звучит вполне понятно. – Расставив ноги, Мод яростно набросилась на картошку.
      – Разве вы никогда не были счастливы, Мод? – с надеждой в голосе спросила Лотти. – Когда вы только поженились с мистером Клаусоном…
      – Ха! – фыркнула Мод. – Не такая уж я дура была, когда выходила замуж. Нет, ничего я не ждала, – изрекла она, рассекая ножом воздух для пущего эффекта. – Моему Генри были нужны сыновья, чтобы помогали ему в поле, и мой святой долг был кормить их. Я исполняю его и по сей день, – заключила она.
      – Кто же следит за детьми, пока вы здесь? – спросила Лотти с трепетом, вызванным таким стоическим отношением Мод к своему месту в этом мире.
      – Моя старшая, Джози Мэй. Ей почти четырнадцать. Хорошая девочка, печет почти так же хорошо, как я. Она им скучать не даст.
      – Кто-нибудь из них ходит в школу? – осторожно спросила Лотти.
      Мод пожала плечами, бросив еще одну очищенную картофелину в кастрюлю на столе.
      – Ходят, когда погода хорошая. И если работы в поле не так много. Генри не может отдать им лошадь, чтоб она возила их туда-сюда.
      – Они могли бы приходить к нам, если бы захотели. Я имею в виду, когда не смогут добраться до школы, – робко предложила Лотти. – Я бы учила их вместе с Томасом.
      – Вы беретесь? – Руки Мод застыли над кастрюлей. Она пристально посмотрела на молодую женщину. – Ну, может быть, мальчишки смогут выдержать немного арифметики, – уступила она, наконец. – Возможно, я притащу двоих в следующий раз.
      Лотти просияла:
      – Пожалуйста, приведите их, Мод. Я буду чувствовать, что делаю что-то, чтобы отплатить вам за вашу помощь.
      – Как долго, по мнению доктора, вам придется еще пролежать?
      – Ну, он не сказал ничего определенного, но я знаю, что он действительно доволен моими успехами, – ответила Лотти.
      – Все еще не можете шевелить ногами?
      Лотти покачала головой:
      – Чуть-чуть могу. Но зато я прекрасно поворачиваюсь с одного бока на другой. Я даже чувствую покалывание – до самых кончиков пальцев на ногах, – сказала она бодро. – Это лучше, чем на прошлой неделе.
      Лотти вспомнила, что на прошлой неделе она уже почти отчаялась… А потом, когда ночью Джон купал ее… Ее щеки покраснели, едва она вспомнила о том, что произошло прошлой ночью. Он действительно добился своего, призналась себе Лотти. Он подарил ей воспоминание…
      – У вас жар? – спросила Мод, поглядывая на нее украдкой. – У вас все щеки красные.
      Лотти проглотила подкативший к горлу комок.
      – Нет! Конечно, нет. Вероятно, я находилась слишком близко к огню сегодня утром, – сказала она, еще больше краснея под пристальным взглядом Мод.
      – Ну, я пойду, принесу немного моркови, – произнесла Мод, поднимаясь. – Оставить это свиньям? – спросила она, указывая на картофельные очистки.
      – Да, Томас вынесет позже. – Лотти напряженно прислушивалась к звукам во дворе. – Что они там делают, Мод? Вроде бы Джон работает в загоне, но слишком близко к дому.
      – Он таскал бревна из сарая все утро, – объяснила Мод. – Должно быть, строит что-то на дворе.
      – Наверное, сооружает загон для своих лошадей. Боюсь, он пренебрегал ими, так как уделял мне слишком много времени, – проговорила Лотти с расстроенным видом. – А еще он вчера собирался на мельницу. Ему нужны помощники. Я хотела напомнить ему об этом, но забыла.
      – Это не ваше дело, – сказала Мод грубовато.
      – Ну, я спрошу его, когда он придет, – объявила Лотти.
      Но и к тому времени, когда пища была готова и дети были накормлены, Джон все еще не пришел. Лотти нервничала, слыша, что звуки переместились в другой конец двора, как раз под стену, у которой она лежала.
      Неожиданно в комнату ворвался Томас.
      – Дядя Джон просил узнать, не могли бы вы отправить им три порции мяса? Они очень голодны, – выпалил он.
      Мод пробормотала что-то в ответ и потянулась к тяжелым круглым мискам, стоявшим на полке.
      – Сдается мне, что им бы лучше пообедать за столом.
      Она ухватила миски, сунула себе в карман три ложки и сняла с плиты кастрюлю с тушеным мясом. Затем, ворча, направилась к двери.
      – Посмотрите, что там происходит! – крикнула ей вдогонку Лотти.
      Чем дольше она прислушивалась, ожидая возвращения женщины, тем любопытнее ей было, что же происходит во дворе. Но вместо Мод в комнату снова вошел Томас. Он сгреб в охапку пальто, висевшее на крючке у двери, и вылетел прежде, чем Лотти успела вымолвить хоть слово.
      – Миссис Клаусон уходит домой, мисс Лотти. Она говорит, что дядя Джон может поставить хлеб в печь. – Его слова заглушил звук закрывающейся двери.
      Лотти нервно теребила одеяло, что выдавало ее желание самой испечь хлеб, и бросала взгляды, полные сомнения, в направлении противней, ожидающих Джона.
      «Ну, если он собирается печь, значит, скоро здесь появится, – сказала она себе. – Полагаю, мне следует набраться терпения и ждать».
      Когда же он пришел, держа в одной руке пустые грязные миски, а в другой кастрюлю, она, запинаясь, прошептала:
      – Я так рада видеть тебя, Джон. Я думала, ты так никогда и не придешь…
      Он взглянул на нее с самодовольной улыбкой:
      – Скучала по мне, а?
      – Нет, – резко ответила она. – Я скучаю по тому времени, когда могла выходить из дома, когда хотела.
      – О Лотти, – пробормртал Джон, внезапно смутившись.
      Он погрузил грязную посуду в таз, стоявший в раковине, и поставил на плиту кастрюлю.
      – Я забыл, дорогая, – произнес он извиняющимся тоном. – Сперва мне нужно помыть руки… Сейчас они как два куска льда.
      Джон энергично потер свои руки, согревая их и одновременно счищая с них грязь. Потом зачерпнул ковш горячей воды из бака и понес его к раковине.
      – Ты же не захочешь почувствовать эти холодные руки на своей попке? – Его губы скривились в усмешке.
      Лотти стало не по себе.
      – Джон, то, что нам приходится делать… это не очень хорошо, – выпалила она. – Разве так уж необходимо еще и обсуждать это?
      Он залез под кровать, чтобы вытащить судно, которое принес доктор Холмс. Поднимаясь с пола, серьезно посмотрел на нее:
      – То, что я делаю для тебя, не должно смущать нас, Лотти.
      – Я знаю, – сказала она. – Но я ненавижу, когда ты…
      – Прекрати сейчас же, – сказал он твердо, сбрасывая с нее одеяло.
      Затем он снова укрыл ее и направился к двери. Заперев ее на засов, он вернулся обратно.
      – Пройдет не слишком много времени, и все это окажется в прошлом.
      Его слова звучали как обещание, и она ухватилась за них:
      – Ты действительно так думаешь, Джон?
      Он опустился на колени, держа ее руки в своих, и наклонился, чтобы нежно ее поцеловать.
      – Я не думаю, я знаю, дорогая. Я знаю.
      Он снова пошел к двери.
      – Джон! – Ее возглас остановил его уже у порога. – Что происходит? Кто там с тобой?
      – Только Отто Шрейдер и мистер Шарп, – ответил он с улыбкой.
      – И что вы там делаете? – допытывалась Лотти.
      Его улыбка была совершенно дьявольской, а блеск в глазах лишь усиливал эффект. Он произнес:
      – Секрет, Лотти, секрет.

Глава 17