Глава одиннадцатая

Сквозь сон Элизабет слышала шум хлопающих дверей, топот ног, громкие возбужденные голоса. Еще не совсем проснувшись, она села на постели, тщательно пытаясь остановить вращение комнаты. Боже, неужели с дедушкой что-нибудь случилось?!

Но это была всего лишь Салли, служанка, и ее жизнерадостный вид сразу же успокоил Элизабет.

— Миссис Вайднер просила вам передать, что герцог чувствует себя прекрасно, — Салли поколебалась и добавила с лукавой улыбкой: — А еще она сказала, что вам надо принять ванну и хорошенько проснуться, прежде чем бежать к герцогу.

Пока Элизабет раздумывала над тем, слушаться ли ей тетку, слуги принесли теплую воду, мыло, полотенца, и ванна была готова. Комната наконец перестала вращаться, и Элизабет пришла в себя. «Какая умная у меня тетушка! — подумала она. — Догадалась, что я спала прямо в платье и побегу к герцогу, едва проснувшись, даже не поглядев в зеркало».

Она медленно поднялась с кровати, с отвращением посмотрела на мятое платье, в котором спала, и постаралась не думать о том, как выглядит сама.

Через несколько минут Элизабет сбросила одежду и с наслаждением погрузилась в воду, источавшую аромат лаванды, постанывая от удовольствия. Как все-таки быстро привыкаешь к удобствам! Элизабет подумала, что скоро, пожалуй, не сможет обходиться без мягких полотенец, ароматного мыла и уборной в конце холла, отделанной красным деревом.

Она энергично растерла губкой все тело, наконец-то почувствовав себя человеком, и смочила волосы специальным лимонным лосьоном, приготовленным по рецепту жены герцога, Виктории. Она вспомнила, что ее мама готовила такой же лосьон…

Приятные воспоминания — это хорошо, но нет времени на них останавливаться. Теперь ей нужно бежать к герцогу, а кроме того — задать Хоксли множество вопросов.

Когда Элизабет надела чистое серое платье, она вспомнила о тех легкомысленных произведениях портновского искусства, которые она видела вчера по время прогулки по магазинам, и особенно — на балу у Элеоноры. Конечно, в этом скромном платье она выглядит простушкой… Хотя Элизабет вовсе не думала о том, чтобы привязать к себе этого невозможного Хоксли, все же ей хотелось ему понравиться, привлечь его внимание, пусть в этом и не было никакого смысла.

Она подвинула стул поближе к огню, наклонилась и начала расчесывать волосы. Элизабет было очень приятно, что в городских домах камины топились все еще дровами, а не углем. Она тряхнула головой, и волосы рассыпались по плечам.

Элизабет редко бывала довольна своей внешностью, но сейчас, посмотрев в зеркало, должна была признать, что золотистые волосы чудесно обрамляют лицо. Ей очень захотелось выйти из комнаты прямо так, но она вовремя вспомнила, что придется пойти к больному, и решила перехватить волосы сзади лентой.

В холле Элизабет с удивлением обнаружила двух слуг, стоящих по обеим сторонам лестницы, словно на часах. У каждого было оружие: они знали, что случилось вчера с отважным лакеем, который бросился на помощь герцогу.

Элизабет поспешила в комнату своего пациента. Дверь была открыта, и она слышала, как Марш сказал:

— Доктор Камерон еще не вернулся домой. Нужно ли послать за каким-нибудь другим врачом?

Доктор Камерон не приехал! Какая досада! Вчера, зашивая рану герцога, Элизабет справилась с дрожанием рук, изо всех сил пытаясь поддерживать в себе уверенность, которая, по мнению молодого доктора Камерона, является залогом успешного лечения. Но сейчас, поняв, что настоящий доктор приедет нескоро, она опять испугалась. А что, если в рану попала инфекция? Наверное, Марш прав, и лучше пригласить кого-нибудь еще.

— Марш, я позвоню вам, если мисс Вайднер даст какие-нибудь распоряжения, — услышала она голос Хоксли. Элизабет с благодарностью перевела дух.

Марш неодобрительно покачал головой, подождал несколько секунд и вышел из комнаты, кивнув ей издалека.

Хоксли стоял у окна в темно-синем камзоле и серых брюках, посвежевший и отдохнувший. Господи, как хорошо, что она послушалась тетушку и не выскочила из комнаты, едва открыв глаза! Улыбнувшись Натану, Элизабет подошла к герцогу.

Его рука лежала на горе из подушек, а свежая повязка, сделанная тетушкой, сияла белизной. Элизабет присела рядом с герцогом на кровать и прикоснулась к его лбу. Слава Богу, температуры, кажется, нет и пульс в норме.

Когда она закончила осмотр, в комнату вошла Юнис, как обычно, принеся с собой дух жизнерадостности и умиротворения. Она тоже хорошо выглядела после сна, готовая встретить новый день.

— Он просыпался, пока меня не было? — спросила Элизабет.

— Нет, дорогая. Правда, он спал немного беспокойно, но, в общем, все было хорошо.

Хоксли встревоженно спросил Элизабет:

— Не пора ли ему проснуться?

— Не беспокойся: чем дольше он проспит, тем лучше. Ему надо набраться сил. Впрочем, уже прошло достаточно много времени, если хочешь, мы его разбудим. Мне и самой не терпится убедиться, что с ним все в порядке.

Элизабет смочила чистую салфетку кипяченой водой и выжала несколько капель на губы герцога.

— Дедушка, пора просыпаться!

Герцог облизал губы, но глаз не открыл, И она взглядом попросила Хоксли присоединиться к ней.

— Сэр, пора вставать! В комнате столько прелестных дам, жаждущих поговорить с вами!

При этих словах щеки Юнис зарделись, а веки герцога слегка дрогнули.

— Тетушка, пожалуйста, принеси успокоительное, — попросила Элизабет. — Через несколько минут он может почувствовать ужасную боль.

Герцог медленно приходил в себя; на его лице появились признаки сильного беспокойства и даже страха. Когда он наконец открыл глаза и посмотрел на Элизабет, она испытала такое облегчение, как будто камень упал с ее плеч.

Все заулыбались, услышав первые слова герцога:

— Черт возьми, женщина, мне нужна хорошая выпивка, а не этот напиток для младенцев! У меня раскалывается голова, и я чувствую себя так, словно всю ночь дрался!

Элизабет кивнула Юнис, и та налила целую ложку успокоительного, уговаривая герцога, как ребенка:

— Не капризничайте, милорд. Это лекарство смягчит боль. Вы не заснете, но будете чувствовать себя лучше.

Спокойный голос Юнис умиротворил старика, и он повернул голову в ее сторону.

— Хорошенькая женщина, в самом деле! — пробормотал он, послушно проглотил лекарство и запил его водой.

Юнис смутилась, покачала головой и взглянула на Элизабет. Они понимающе улыбнулись друг другу.

Внезапно герцог, словно что-то вспомнив, резко повернулся к Хоксли и застонал от боли.

— А где Паук? Где этот негодяй, убивший ваших родителей?!

Элизабет изумленно посмотрела на герцога, потом перевела взгляд на Хоксли. О чем они говорят? Они знают о ее монстре? Неужели Хоксли догадался, что именно этот человек являлся ей в видениях?

Глаза Хоксли потемнели, взгляд стал жестче.

— Паук скрылся, — мрачно произнес он.

— А мой лакей?

— Я очень сожалею, сэр. Он пытался остановить Паука и был убит.

Герцог долго не отвечал. Его глаза были полны слез.

— Передай его семье мои соболезнования. Тарр займется деталями. Им нужно помочь.

— Я уже позаботился об этом, сэр.

— Хорошо.

После минутного размышления герцог глубоко вздохнул и сказал:

— Теперь, если позволите, я хотел бы знать, что сделал со мной этот чертов бандит.

— Элизабет объяснит вам все, сэр: ведь это она занималась вашими ранами.

— Элизабет? Ты хочешь сказать, что эта девочка зашивала мои раны? Не может быть!

Он повернулся и внимательно посмотрел на Элизабет — как ей показалось, неодобрительно. Неужели и дедушка считает, что лечить людей — не женское дело?! Но герцог неожиданно широко улыбнулся ей.

— Молодец, девочка! Я горжусь такой внучкой! А теперь расскажи-ка мне, много ли дырок оставил в моем грешном теле этот негодяй.

Элизабет постаралась быть краткой, чтобы не огорчать старика.

— Он ранил вас ножом; самый глубокий порез — на шее, и есть несколько мелких ран на лице и на голове. И еще рука… Было кровотечение, но сейчас все в порядке. Пожалуйста, не двигайте рукой и не поворачивайте голову слишком резко.

— Ладно. Представляю, какое это было хорошенькое зрелище! — Он еще раз нежно улыбнулся Элизабет, а потом осторожно повернулся к Хоксли: — Ты успел увидеть его лицо? Узнал его?

— Нет. Этот трус закрыл лицо шарфом. Но его может выдать ранение, если он будет настолько глуп, что покажется нам. Но, конечно, он не такой идиот. Единственное наше преимущество — теперь мы точно будем знать, кто не является Пауком, и таким образом круг подозреваемых сузится.

Элизабет было все труднее справляться со своими чувствами. Ее поражало, что они говорили о монстре словно о дворнике с соседнего двора. Неужели и для нее больше не будет никаких тайн и мрачных загадок, раз они говорят о нем с такой легкостью?! Ей нужны были ответы на множество вопросов, и они нужны были немедленно!

В первую очередь следует под каким-нибудь предлогом вывести Хоксли из комнаты.

— Мистер Хоксли, позвольте мне дать Юнис и камердинеру герцога инструкции относительно того, как ухаживать за ним, а потом я хотела бы поговорить с вами.

Было забавно наблюдать за лицом Хоксли, когда он осознал, что Элизабет совершенно серьезно дает ему указания, словно боевой командир. Герцог засмеялся, но его раны тут же дали о себе знать, и он слабо произнес:

— В любом случае, этот разговор не для дам, мой мальчик. Мы поговорим позже.

Хоксли, высокомерно подняв брови, минуту изучал Элизабет, словно видел ее впервые, затем кивнул ей и вышел из комнаты. Дверь, как всегда, хлопнула за ним, но затем Элизабет с изумлением услышала, как он пробормотал извинения: видимо, вспомнил, что это все же комната больного.

Хотя герцогу была приятна забота Элизабет и он был восхищен ее медицинскими познаниями, ему вовсе не хотелось лишаться привычного комфорта и удовольствий ради «всей этой дикой шотландской чепухи». Ему хотелось хорошего бифштекса и эля, а не этой «детской водички», и он не стал удерживать Элизабет. Она дала камердинеру указания по уходу за герцогом и поспешила к двери.

Но к тому моменту, когда она покинула комнату герцога, Хоксли нигде не было видно. Трус!

Элизабет вдруг подумала, что не имеет ни малейшего представления о том, как устроен дом герцога: на первом этаже она до сих пор была только в библиотеке и в столовой. Нельзя же идти и стучаться во все комнаты подряд! Но, в любом случае, нужно спуститься вниз.

Она проворно побежала по лестнице, но на полпути замедлила шаг, удивленная тем, что после всех этих трагических событий у нее такое замечательное настроение. Ее рука мягко скользила по полированному поручню, пока она раздумывала над причиной этого загадочного состояния. Элизабет поняла, в чем дело, только когда достигла последней ступеньки. Конечно! Мрачное видение, которое уже так давно раскинуло свои черные крылья над ее головой, утратило свою власть! Как только монстр приобрел реальные очертания, пелена жуткой тайны упала.

Элизабет кивнула следующей паре слуг и подумала, что ее первое впечатление о слугах герцога было верным: они именно охраняли дом. А сегодня они были еще более торжественны и суровы, потому что накануне погиб их товарищ. Весь дом пронизывала тревожная тишина. Слуги провожали ее изучающими взглядами, пока она открывала дверь и заглядывала в каждую комнату (а что ей еще оставалось?). Наконец один из них спросил:

— Вы заблудились, мисс?

— Нет, — ответила она небрежно, — мне просто захотелось посмотреть дом.

Но где же этот несносный Хоксли?! В следующей комнате, куда заглянула Элизабет, находился какой-то мужчина. И, хотя это был не Хоксли, дополнительным источником информации не следовало пренебрегать. Мужчина наклонился над бильярдом, целясь кием в цветной шар. Секунду поколебавшись, Элизабет вошла, намеренно оставив дверь широко открытой.

— Доброе утро, сэр. Это не вы гнались за мной по улице вчера ночью?

Глава двенадцатая

Он поднял голову и уставился на нее. Элизабет почувствовала себя не слишком уютно под его оценивающим взглядом, но на лице мужчины отразилось явное одобрение. Впрочем, он тут же машинально поднес руку к голове: очевидно, все еще давала себя знать шишка от удара кочергой… Итак, он знал, кто она, но это было лишь минутным преимуществом.

Мужчина выпрямился, положил кий на стол и спросил:

— Мисс Вайднер, если я не ошибаюсь?

— Не ошибаетесь. А вы?..

Он поклонился в довольно свободной манере, не сводя с нее глаз.

— Я Вулфи Бёрнэм, мисс Вайднер. Целиком к вашим услугам, если у вас еще раз возникнет желание побегать по улицам или использовать вашу кочергу против ничего не подозревающих мужчин.

Элизабет от души рассмеялась, и он улыбнулся в ответ. «Какой очаровательный, доступный человек! — подумала она. — Сразу видно, что ему нечего скрывать. Вот кто может прекрасно ответить на все мои вопросы!»

— Очень рада познакомиться с вами, мистер Бёрнэм. Пожалуйста, примите мои искренние извинения за то, что я так разукрасила ваш лоб кочергой. Уверяю вас, моя рука сделала это без разрешения. Кочерга предназначалась для… Кстати, как зовут этого вашего местного преступника?

— Хоксли и герцог называют его Пауком.

— А вы зовете его?..

— Мы все его так называем — это очень удобно. Впрочем, должен предупредить, мисс Вайднер: многие здесь носят отнюдь не те имена, какими матери нарекли их при рождении.

— Мистер Бёрнэм, вы появились столь внезапно прошлой ночью… Вы, очевидно, живете в доме герцога?

— У меня небольшое дело с Хоксли, и я с радостью воспользовался их гостеприимством на несколько дней. А вы, мисс Вайднер? Долго вы пробудете в Лондоне?

— Думаю, да. Собственно, я здесь не одна, я просто сопровождаю свою тетю, миссис Вайднер, и кузину Мэриан. Моя кузина очень опечалена: ее жениха призвали в армию. Мы взяли ее с собой, чтобы немного развлечь светской жизнью Лондона.

Бёрнэм еще раз с одобрением окинул взглядом лицо и фигуру Элизабет, затем на мгновение нахмурился и произнес, растягивая слова:

— Я вас хорошо понимаю. У меня тоже есть кузен, и мне, признаться, не доставляло большого удовольствия вывозить его в свет. Однако ради того, чтобы потанцевать с вами, я мог бы взять на себя подобные функции.

Элизабет улыбнулась: галантность Бёрнэма составляла приятный контраст с грубоватыми манерами ее собственного кузена.

— Здесь, в Лондоне, я чувствую себя в растерянности, мистер Бёрнэм. Все мужчины от восемнадцати до восьмидесяти лет считают невозможным вести нормальный разговор с дамой без того, чтобы не наговорить ей массу комплиментов. Но эти комплименты ничего не значат, потому что делают их через несколько секунд после знакомства. — Она сделала паузу и добавила: — Впрочем, это не относится к моему родственнику, лорду Хоксли, который всегда говорит даже с излишней честностью…

— Хоксли обидел вас?

Элизабет засмеялась над его готовностью немедленно встать на ее защиту.

— О, ради Бога, мистер Бёрнэм, не нужно привлекать его к ответственности! Я раздражала его с детства, но каким-то образом мы все-таки общаемся друг с другом. Я просто говорила о лондонских манерах.

Постепенно лицо Бёрнэма разгладилось.

— Я никогда раньше не слышал, чтобы леди жаловалась на комплименты, мисс Вайднер. Но следовало бы: ведь, действительно, все эти слова — просто дань приличиям и традиции. Единственная прелесть комплиментов состоит в том, что мужчины могут говорить в том числе и то, что диктует им сердце, не боясь поставить даму в неловкое положение. — Он пожал плечами. — Кто может сказать, что лучше: абсолютная честность с редкими проявлениями галантности или же привычные комплименты, которые украшают жизнь и дарят нам улыбку на прелестном девичьем лице? За исключением вашего, разумеется…

— О, пожалуйста, не исключайте мою улыбку, мистер Бёрнэм! Я ведь жаловалась вам на лондонские манеры совсем не всерьез. Я признаю, что мне было очень приятно слушать подобную чепуху во время вчерашнего бала — неважно, что все это лишь дань традиции.

— А Хоксли? Вы будете приветствовать подобную чепуху от него?

Элизабет снова рассмеялась — на этот раз его дерзости.

— Можно очень сильно желать чего-нибудь, мистер Бёрнэм, и просто-напросто потерять рассудок, когда это получишь. Так что, пусть уж лучше все останется, как есть.

— Хм, — Вулфи на минуту задумался. — А я всегда считал Хоксли самым замечательным человеком, какого встречал в своей жизни… Возможно, он просто слишком долго жил отшельником.

— Отшельником?!

— Смею заметить, его появление вчера на балу было единственным за последние несколько лет.

Всегда представляя себе Хоксли как знатока и завсегдатая лондонского света, Элизабет была потрясена этой новостью.

— Но почему?

Вулфи поколебался, но все же неохотно ответил:

— Он работает. Ночью и днем, неделю за неделей. Впрочем, вы сами можете спросить его об этом.

— Но все же он приехал вчера на бал к лорду Бартону!

— Только чтобы отвезти вас домой.

Элизабет не смогла удержаться и опять расхохоталась: ведь Хоксли говорил ей, что приехал именно по этой причине, но она тогда не поверила ему.

О Боже! Она представила себе Натана, который был вынужден из-за нее нарушить привычку многих лет — надеть фрак, пройти сквозь все эти комнаты, наполненные народом… И что же? Он так и не узнал ее, но вместо этого был очарован таинственной незнакомкой, которая в свою очередь… О, это была восхитительная картина! Самая чудесная из всех, которые ей доводилось наблюдать за последние четыре года, хотя многие из них были действительно необыкновенны.

Элизабет села в глубокое кресло у окна, а Вулфи устроился рядом, внимательно наблюдая за ее лицом. Справившись со своим дыханием, она тоже принялась изучать его.

Его манера держаться изменилась за время их беседы: он был менее напряжен, выражение лица стало мягче. Сначала Бёрнэм показался ей худощавым, даже истощенным, его тонкая кожа была туго натянута на щеках. Однако теперь она разглядела его красивый узкий нос, глубокие глаза, и вообще вся его фигура была достаточно изящной. Наверное, от этого не бросалось в глаза, что плечи Бёрнэма чуть ли не так же широки, как у Хоксли, и что он был практически такого же роста.

Двигался он медлительно, почти неловко, как обычно двигаются очень быстро выросшие подростки. Он так же смешно сгибал свои длинные ноги, когда садился, как будто ему было трудно приспособиться к обыкновенной мебели. Но потом Элизабет вспомнила, с какой легкостью он поймал ее вчера ночью, а это было непросто для человека, не обладающего достаточной силой и ловкостью.

Сейчас улыбка Вулфи была медленной и ленивой, а вокруг глаз собрались едва заметные морщинки. Его забавное растягивание слов свидетельствовало о классическом образовании, а вообще-то в этом человеке была заметна часть кельтской крови. Сверкающие, почти черные волосы Вулфи были длинными и, что обычно свойственно мужчинам, не слишком ухоженными. Он туго перевязывал их у шеи.

Элизабет импульсивно нагнулась, чтобы получше рассмотреть шишку на его лбу, и сразу пожалела об этом. На мгновение что-то опасное мелькнуло в глазах Бёрнэма, и Элизабет решила, что он принадлежит к разряду мужчин, которым не нравятся резкие движения в их сторону, и она порадовалась, что не является его смертельным врагом. Его реакция побудила ее почти автоматически сказать:

— Извините меня, пожалуйста, мистер Бёрнэм. Я действительно ударила вас нечаянно!

Он улыбнулся:

— Это знак чести, оказанной мне, и я буду его с гордостью носить!

Неожиданно из дверей послышался низкий голос, который гневно произнес:

— Кажется, ты хотела поговорить со мной, Элизабет?

Она только собралась посмотреть на Хоксли, как Бёрнэм внезапно притянул ее к себе и взял за руку. Онемев, она в полной тишине наблюдала, как он повернулся к Хоксли со скучающим выражением лица. Зачем он это сделал?!

Элизабет растерянно взглянула на Хоксли и не удивилась, что лицо его пылает гневом. Но ведь она действительно искала его по всему дому, заглядывая во все комнаты подряд! Правда, она излишне задержалась здесь… Но, если сам Хоксли не удосужился дождаться ее, какое он имеет право так сердиться за эту безобидную встречу с Вулфи?!

Хоксли медленно пересек комнату и подошел к ним с очаровательной улыбкой на губах, хотя в глазах его не было и тени улыбки.

— Завтрак ждет вас внизу. Похоже, повар думает, что за едой мы забудем все свои печали, поэтому наготовил столько, что я никак не смогу управиться один.

Прежде чем Вулфи что-либо ответил, Хоксли вызволил руку Элизабет из его крепкой хватки и поцеловал ее пальчики.

Это было настолько неожиданно, что его поцелуй пронзил, как молнией, все тело Элизабет. Обняв ее одной рукой за талию, Хоксли повел ее по направлению к двери, дружелюбно бросив через плечо:

— Пошли, Вулфи. Повар любит тебя больше всех нас вместе взятых. Он просто в ударе с того момента, как узнал о твоем присутствии в доме. — Хоксли взглянул на Элизабет и сказал ей доверительным тоном: — Вулфи бывает здесь раз в несколько месяцев, тогда повару удается хоть немного откармливать его — и это лучшие минуты в его жизни!

Озадаченная внезапной переменой настроения Хоксли, Элизабет вопросительно посмотрела на Бёрнэма и была поражена еще больше. Его глаза сияли так, как сияют глаза у людей во время народных праздников в Шотландии. О Боже, так вот что все это значит! Они просто-напросто соперничают из-за нее! Интересно, мужчины хоть иногда осознают, как они выглядят в такие минуты? И заметят ли эти двое ее отсутствие, если она сейчас тихонько выйдет из комнаты?

Завтрак был еще одним тяжелым испытанием на ее пути к разговору с Хоксли: он, как нарочно, крайне неторопливо отдавал дань искусству повара. Совсем по-другому вел себя Бёрнэм. Элизабет знала, что, скажем, шотландцы могут очистить огромный стол с множеством кушаний за минуту, но Вулфи оставил бы их всех далеко позади. Как голодный мальчишка, он наполнил свою тарелку всем, чем только было можно, мгновенно опустошил ее и снова принялся за еду с тем же энтузиазмом. Лицо повара сияло от счастья, когда он смотрел на Вулфи.

Юнис и Мэриан были очень оживлены. Одетые в соответствии с великолепием комнаты, стены которой украшали полотна Рембрандта и Тернера, они выглядели как два цветущих вишневых дерева. Элизабет едва удерживалась от улыбки, глядя на их излишне продуманные наряды, но больше всего ее забавляло, что мужчины, которые, казалось бы, только что вступили в борьбу за женщину, не уделяют никакого внимания своим манерам за столом.

Элизабет предполагала, что Хоксли с таким же нетерпением ждет, когда они смогут обсудить драматические события прошлой ночи. Она была поражена, когда Натан и Вулфи встали из-за стола, всем своим видом давая понять, что желают удалиться в свой мужской мир, предоставив дамам возможность посплетничать на их женские темы.

Но у Элизабет не было ни малейшего желания пребывать в неизвестности дольше, чем необходимо. Поэтому она мило улыбнулась, встала и решительно последовала за ними в библиотеку. Было забавно наблюдать за выражением их лиц: среди множества неписанных законов приличного поведения в обществе не было правила, которому они должны были бы последовать в подобной ситуации.

Как ни в чем не бывало, Элизабет уселась в конце длинного стола из красного дерева и жестом пригласила их присоединиться. Мужчины были ошеломлены. Неловко сев за стол рядом с ней, они явно чувствовали себя как рыба, выброшенная на берег.