Глава 1

Усадьба Уэстон Мэнор мирно расположилась посередине сада площадью два акра. Дом был простым и незатейливым. Именно в таких домах в 1797 году жили английские джентльмены, и только очень внимательный наблюдатель мог бы заметить, что края сточных канав несколько обвалились, что один из углов каминной трубы осел, и краска на деревянной отделке кое-где облезла.

Внутри дома хорошо была освещена только столовая, но и здесь были заметны следы запустения. Обивка стоявших в тени георгианских кресел обтрепалась и выцвела. От гипсовой лепнины на потолке начали отваливаться небольшие куски, а на одной из стен осталось светлое пятно на том месте, где раньше висела картина.

Но сидевшая за столом девушка не замечала эти недостатки — ее взгляд был прикован к сидевшему напротив нее мужчине. Фаррел Бэтсфорд, изогнув кисть руки таким образом, чтобы сок жареного мяса не запачкал его гофрированные шелковые манжеты, положил себе на тарелку крохотный кусочек мяса и слабо улыбнулся девушке.

— Перестань глазеть по сторонам и ешь, — приказал Джонатан Нортлэнд своей племяннице и повернулся к гостю. — Итак, Фаррел, что вы говорили про охоту у вас в деревне?

Риган Уэстон попыталась сосредоточиться на содержимом тарелки и постараться что-нибудь проглотить, но кусок не лез ей в горло. Она не могла понять, как можно было требовать, чтобы она сохраняла спокойствие и как ни в чем не бывало ужинала, если рядом сидит человек, которого она любит. Она еще раз украдкой взглянула на Фаррела сквозь длинные темные ресницы.

Тонкий прямой нос и миндалевидный разрез голубых глаз говорили о том, что это настоящий аристократ. Плотно облегающие его худощавую стройную фигуру бархатный сюртук с парчовым жилетом очень шли ему. Его узкое вытянутое лицо обрамляли искусно уложенные светлые волосы, которые ниспадали до безупречно белого галстука и чуть-чуть вились на концах.

Риган глубоко вздохнула, и ее дядюшка еще раз вопросительно посмотрел на нее. Изысканным жестом Фаррел промокнул салфеткой уголки тонких губ.

— А не хочет ли моя будущая невеста прогуляться под луной? — негромко спросил Фаррел, тщательно выговаривая каждое слово.

«Невеста!» — подумала Риган. Спустя неделю она станет женой Фаррела, и получит его для того, чтобы любить, заботиться, обнимать. Он будет принадлежать только ей. Переполнявшие чувства лишили Риган способности говорить, и она только кивнула в знак согласия.

Бросив салфетку на стол, она поняла, что дядя не одобряет ее действий. Опять она ведет себя не так, как подобает леди. В тысячный раз она напомнила себе, что не должна забывать, кто она такая и кем ей предстоит стать — госпожой Фаррел Бэтсфорд.

Когда Фаррел протянул ей руку, Риган едва удержалась, чтобы не схватить ее. Ей хотелось радостно танцевать, смеяться от счастья, обнять человека, которого она любит. А вместо этого она покорно проследовала за ним из столовой в прохладный весенний сад.

— Может быть, вам принести шаль? — спросил Фаррел, когда они немного удалились от дома.

— О нет, — шепотом ответила она, приблизившись к нему. — Для этого пришлось бы разлучиться с вами, а я не хочу. Ни на минуту.

Фаррел собрался было что-то сказать, но вместо этого огляделся по сторонам.

— Ветер подул с моря и сегодня прохладнее, чем вчера, — заметил он.

— О Фаррел, — вздохнула Риган. — Всего лишь через шесть дней мы поженимся. Знаете, я самая счастливая девушка на земле.

— Да, возможно, — поспешно произнес Фаррел, высвободив руку, которую она сжимала. — Сядьте сюда, Риган.

Его голос звучал так же, как у ее дяди, когда тот разговаривал с ней, — нетерпеливо и сурово.

— Но мне хочется подольше побыть с вами.

— Судя по всему, вы не собираетесь слушаться меня даже когда мы поженимся? — спросил он, пристально глядя в ее широко поставленные, доверчивые глаза. В них отражались все ее мысли и чувства. В своем муслиновом платье с высоким воротником она выглядела юной и хорошенькой. Но у Фаррела она вызывала такие же чувства, как и щенок, молящий хозяина о любви.

Он отступил от нее на несколько шагов.

— К свадьбе все готово? — вновь заговорил он.

— Дядя Джонатан уже все устроил.

— Конечно же, это в его стиле, — негромко сказал Фаррел. — Тогда я приеду на следующей неделе, перед самой церемонией.

— На следующей неделе! — Риган вскочила. — А не раньше? Но ведь мы, Фаррел… Я…

Он проигнорировал вспышку Риган и протянул ей руку:

— Думаю, нам пора возвращаться. А если то, как я поступаю, вам не по нраву, можете еще раз обдумать свое решение.

Достаточно было одного взгляда Фаррела, чтобы оборвать ее возражения. Она опять напомнила себе о необходимости следить за своими манерами, быть невозмутимой, ни в коем случае не давать любимому человеку повода в чем-либо упрекнуть ее.

Когда они вернулись в столовую, Фаррел и дядя Джонатан быстро отправили ее наверх в спальню. Она не осмелилась протестовать; слишком силен был страх перед тем, что Фаррел опять предложит отменить свадьбу.

Оставшись одна, Риган смогла дать волю сдерживаемым чувствам.

— Он замечательный, не так ли, Мэтта? — едва сдерживая восторг, обратилась она к горничной. — Ты когда-нибудь видела такую парчу, как на его жилете? Только настоящий джентльмен мог выбрать подобную ткань. А какие у него манеры! Он все делает правильно, просто безупречно. Как бы я хотела быть такой же, как он: уверенной в себе и в том, что мое каждое движение непогрешимо.

Грубое, некрасивое лицо Мэтты нахмурилось.

— Я-то думаю так, что у мужчины должны быть не одни только манеры хорошие, — заявила она с характерным для западного побережья акцентом. — А теперь постойте спокойно и снимите платье. Вам уже пора ложиться.

Риган повиновалась: она всегда подчинялась чужим распоряжениям. Когда-нибудь, подумалось ей, она станет важной дамой. У нее есть деньги, которые оставил ей отец, а мужем станет человек, которого она любит. Они поселятся в Лондоне в прекрасном доме, где будут устраивать светские приемы, еще у них будет загородный дом, где она сможет оставаться одна со своим безупречным мужем.

— Бросьте-ка мечтать, — распорядилась Мэтта. — Ступайте в постель. Придет день, когда вы, Риган Уэстон, очнетесь и поймете, что мир состоит не только из засахаренных фруктов и золотой парчи.

— Что ты, Мэтта, — засмеялась Риган. — Я не такая дурочка, как ты думаешь. Ведь хватило у меня ловкости заполучить Фаррела? Ну какая еще девушка могла бы это сделать?

— Возможно, любая, если бы у нее были деньги отца, — пробурчала Мэтта, подоткнув одеяло под хрупкое тело своей подопечной. — А теперь спите. Можете помечтать.

Риган покорно закрыла глаза, ожидая, пока Мэтта выйдет из комнаты. Деньги отца! Эти слова эхом отдавались в голове. Конечно же, Мэтта ошибается, думала она. Фаррел любит ее просто за то, что она такая, какая есть, за то, что…

Но так и не сумев найти никакой другой причины, почему Фаррел решил жениться на ней, она села. В ту лунную ночь, когда он сделал ей предложение, Фаррел поцеловал ее в лоб и рассказал о своем доме, в котором жили многие поколения его предков.

Отбросив одеяло, Риган подошла к зеркалу и посмотрела на свое отражение, посеребренное лунным светом. Казалось, ее огромные сине-зеленые глаза принадлежали ребенку, а не девушке, которой уже неделю назад исполнилось восемнадцать. Ее тоненькая фигурка всегда была скрыта под просторной одеждой, которую выбирал дядя. Вот и сейчас на ней была тяжелая полотняная сорочка с длинными рукавами и высоким воротом.

Что же Фаррел увидел в ней, спросила она себя. Как он мог догадаться, что она умеет быть изысканной и изящной, несмотря на то что всегда одета, как подросток?

Изобразив соблазнительную улыбку, она приспустила сорочку с плеча. О да, если бы Фаррел увидел ее сейчас, он, может быть, не ограничился бы отеческим поцелуем. Она не смогла сдержаться и весело рассмеялась, когда представила, что сказал бы Фаррел, обнаружив, какой кокетливой может быть его тихая и скромная невеста!

Она бросила быстрый взгляд в сторону соседней комнатки, в которой спала Мэтта, и подумала, что и дяде Джонатану стоило бы услышать, что сказал бы ее жених, увидев свою невесту в сорочке. Надев мягкие домашние туфли, она открыла дверь и на цыпочках спустилась по лестнице.

Дверь в кабинет была распахнута. Ярко горящие свечи создавали вокруг Фаррела золотистый ореол, и Риган, забыв обо всем, устремила на него восторженный взгляд. Только спустя несколько минут она стала прислушиваться к разговору мужчин.

— Посмотрите на этот дом! — неистовствовал Джонатан. — Вчера мне прямо на голову упал кусок лепнины. Сижу, читаю газеты, и тут прямо на меня летит этот чертов цветок.

Фаррел сосредоточенно вглядывался в свою рюмку, наполненную бренди.

— Все это скоро закончится — во всяком случае, для вас. Вы получите свои деньги и сможете отремонтировать дом или, если хотите, купите новый. Меня же впереди ждет долгая тоскливая жизнь.

Хмыкнув, Джонатан налил себе еще бренди.

— Послушать вас, так можно подумать, будто садитесь в тюрьму. Повторяю — вы должны благодарить меня за то, что я для вас сделал.

— Благодарить! — злобно рассмеялся Фаррел. — Вы повесили мне на шею безмозглую, неуклюжую и абсолютно невежественную девчонку.

— Ну, ну, некоторые были бы счастливы заполучить ее. Она хорошенькая, очень многим понравилась бы ее бесхитростность.

— Я не такой, как другие, — предупредил его Фаррел.

В отличие от многих Джонатан не боялся Фаррела Бэтсфорда.

— Это правда, — спокойно ответил он. — Мало кому удалось бы заключить такую выгодную сделку.

Осушив третью рюмку, Джонатан повернулся к Фаррелу.

— Ну ладно, не будем спорить. Нам нужно отпраздновать нашу удачу, а не рвать друг другу глотки. — Он приветственно поднял рюмку, которую перед этим вновь наполнил. — Выпьем за мою дорогую сестру и поблагодарим ее за то, что она вышла замуж за богатого молодого человека.

— И за то, что она умерла и оставила все в вашем распоряжении — не так ли нужно закончить этот тост? — Выпив бренди, Фаррел опять принял серьезный вид. — Вы уверены в завещании вашего зятя? Я не хочу жениться на вашей племяннице, чтобы потом обнаружить, что совершил ошибку.

— Я знаю этот документ наизусть! — возмутился Джонатан. — Последние шесть лет я не вылезал из адвокатских контор. Девушка может получить эти деньги только по достижении двадцати трех лет, если только до этого времени не выйдет замуж. Но и замуж она может выйти только по достижении восемнадцати.

— Если бы дело обстояло иначе, вы бы, конечно, нашли Риган мужа, когда ей было еще двенадцать?

Усмехнувшись, Джонатан поставил рюмку на стол.

— Возможно. Кто знает? Мне кажется, что с тех пор, как ей исполнилось двенадцать, она мало изменилась, — Если бы вы не держали ее взаперти в этом разваливающемся доме, возможно, она не была бы такой унылой и малоразвитой. Господи! Мне страшно подумать о брачной ночи! Не сомневаюсь, что она будет плакать и дуться, как двухлетнее дитя.

— Хватит жаловаться! — бросил Джонатан. — Вы получите достаточно денег для того, чтобы отремонтировать свой чудовищный дом, мне же за все те годы, что я заботился о ней, достанутся только жалкие крохи.

— Заботился! А часто ли вы покидали клуб, чтобы вспомнить, как она выглядит? — Тяжело вздохнув, он продолжал. — Я оставлю ее в своем доме и уеду в Лондон. По крайней мере, теперь у меня будет достаточно денег на развлечения. Конечно, мало приятного в том, что я не смогу приглашать друзей домой. Может быть, я найму женщину, которая будет вести хозяйство. Не могу себе представить вашу племянницу в качестве хозяйки такой усадьбы, как моя.

Подняв глаза, он увидел, что лицо Джонатана побледнело; костяшки пальцев, сжимавших рюмку, стали совсем белыми.

Быстро повернувшись, Фаррел увидел Риган в освещенном проеме двери. Сделав вид, будто ничего не случилось, он поставил рюмку на стол.

— Риган, — мягко и ласково проговорил он. — Вам давно уже пора отдыхать.

От слез ее глаза казались еще больше.

— Не трогайте меня, — прошептала она. Она стояла напрягшись, сжав кулаки. Из-за густых темных волос, струившихся по спине, и в своей детской ночной сорочке Риган казалась совсем маленькой.

— Риган, вам следует слушаться меня! Она резко обернулась к нему.

— Не смейте говорить со мной таким тоном! Как вы смеете приказывать мне после всего, что обо мне говорили! — Она посмотрела на дядю. — Вы никогда не получите моих денег! Понятно? Ни один из вас не получит из моих денег ни фартинга!

Джонатан начал приходить в себя.

— А как же ты собираешься получить их? — Он улыбнулся. — Если ты не выйдешь замуж за Фаррела, то не прикоснешься к наследству целых пять лет. До сих пор ты жила на мои средства; но теперь знай — если ты откажешься выйти за него замуж, я выброшу тебя на улицу, коль скоро мне от тебя не будет никакой пользы.

Прижав ладони ко лбу, Риган пыталась собраться с мыслями.

— Будьте умницей, — заговорил Фаррел, положив руку ей на плечо.

Она отпрянула.

— Я не такая, как вы думаете, — едва слышно произнесла она. — Я не так простодушна. Я многое могу. Мне не нужны ничьи благодеяния.

— Конечно, не нужны, — покровительственным тоном начал Фаррел.

— Оставьте ее! — резко бросил Джонатан. — Нечего се уговаривать. Она витает в облаках, совсем как ее мать. — Он грубо схватил ее за руку, впившись пальцами в кожу. — Знаешь ли ты, каково мне было все эти шестнадцать лет после смерти твоих родителей? Ты ела пищу и носила одежду, купленные на мои деньги, а сама тем временем сидела на миллионах! Миллионах! К которым я не мог прикоснуться. Почему я должен был верить, что ты дашь мне хотя бы один фунт, когда вырастешь и сможешь получить наследство?!

— Я бы дала! Ведь вы же мой дядя!

— Ха! — Он толкнул ее к стене. — Ты бы влюбилась в какого-нибудь пустоголового расфранченного щеголя, и он бы все спустил за пять лет. И тогда я решил дать тебе то, что ты хотела, а заодно обеспечить себе гарантии того, что получу то, что нужно мне.

— Каково! — Фаррел чуть не задохнулся. — Это вы обо мне так? Ведь если вы…

Не обращая на него внимания, Джонатан продолжал:

— Так что ты выбираешь? Его — или прямо сразу убираешься из дома?

— Вы не можете… — начал Фаррел.

— Могу, черт побери, и собираюсь это сделать. Если вы думаете, что она будет сидеть у меня на шее еще пять лет ни за что ни про что, то вы просто спятили!

Риган как в тумане переводила взгляд с одного на другого. «Фаррел!» — вскричало ее сердце. Как она могла так ошибаться в нем? Он не любит ее, а только охотится за деньгами; он говорил, как противна ему мысль о женитьбе на ней.

— Так что же ты скажешь? — спросил Джонатан.

— Я соберу свои вещи, — прошептала Риган.

— Только оставь одежду, которую купил тебе я, — глумливо усмехнулся Джонатан.

Вопреки тому, что эти двое думали о ней, у Риган Уэстон была гордость. Ее мать убежала из семьи и вышла замуж за мелкого служащего, не имевшего ни гроша за душой; и все же, работая вместе с мужем и сохраняя веру в него, она помогла ему сколотить состояние. Когда Риган родилась, ей было уже сорок, а спустя два года она вместе с мужем погибла, катаясь на лодке. Риган осталась на попечении своего единственного родственника, брата ее матери. И многие годы у девушки не было случая хотя бы в малой степени проявить силу духа, унаследованную от матери.

— Я ухожу, — спокойно произнесла она.

— Одумайтесь, Риган, — сказал Фаррел. — Ну куда вы пойдете? Вы же здесь никого не знаете.

— Может быть, мне следует остаться и выйти за вас замуж? И разве вы не будете стыдиться такой невежественной жены?

— Пусть уходит! Она сюда еще вернется, — огрызнулся Джонатан. — Пусть узнает, что представляет собой мир, тогда она прибежит назад.

Смелость Риган стала быстро улетучиваться, когда она увидела ненависть в глазах дяди и презрение в глазах Фаррела. Чтобы не передумать и не пасть на колени перед Фаррелом, она повернулась и выбежала из дома.

На улице было темно. Морской ветер раскачивал ветки деревьев над ее головой. На секунду остановившись на пороге, она высоко вскинула голову. Она пойдет на это; чего бы это ей ни стоило, она докажет им, что совсем не беспомощна. Риган шла прочь от дома по холодным камням, стараясь забыть, что оказалась на улице — пусть и в темноте — в одной ночной рубашке. Настанет день, думала Риган, и она вернется в этот дом. На ней будет атласное платье, а волосы она украсит длинными перьями. Фаррел бросится перед ней на колени и скажет, что она самая красивая женщина на свете. Разумеется, к тому времени она завоюет известность благодаря своим замечательным приемам и станет любимицей короля и королевы; ее прославят острословие и красота.

Ей стало так холодно, что мечты покинули ее. Остановившись возле железной ограды, она стала тереть руки. Где она? Риган вспомнила слова Фаррела о том, что ее держали взаперти. Это было правдой. С двухлетнего возраста она редко покидала Уэстон Мэнор. Ее единственными собеседниками были служанки и сменявшиеся длинной чредой запуганные гувернантки, а единственным местом для развлечений — сад. Несмотря на свою изолированность, она редко чувствовала себя одинокой. Она ощутила одиночество только после того, как встретила Фаррела.

Прижавшись к холодному металлу, она закрыла лицо руками. Кого она пытается обмануть? Что она может сделать ночью, оставшись в одном белье?

Услышав приближающиеся шаги, она подняла голову. Ее лицо озарила радостная улыбка: Фаррел идет за ней! Оторвавшись от ограды, она зацепилась рукавом за железный прут, и сорочка порвалась на плече. Не обратив на это внимания, она побежала навстречу ему.

— Эй, молодка, — сказал бедно одетый незнакомый молодой человек. — Небось ты рада мне и готова пойти со мной?

Отступив назад, Риган запуталась в подоле своей длинной рубашке.

— Не надо бояться Чарли, — сказал незнакомец. — Мне от тебя ничего не нужно, кроме того, что ты сама захочешь дать.

Риган в испуге побежала. Ее сердце бешено колотилось, и с каждым движением прореха на рубашке расползалась все больше. Она не знала, куда бежит, и бежит ли она к кому-то или от кого-то. Упав, она быстро вскочила и помчалась дальше.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем ей удалось ускользнуть в какой-то переулок. Она остановилась, чтобы сердце успокоилось, и прислушалась, не бежит ли за ней тот незнакомец. Убедившись, что все тихо, она откинула голову и, прислонившись к сырой кирпичной стене, вдохнула морской воздух, насыщенный запахами соли и рыбы. Откуда-то справа долетел смех, хлопнула дверь, раздался звон металла, крики чаек.

Опустив глаза, Риган увидела, что рубашка ее сильно порвалась и испачкалась; в волосы набилась грязь и лицо тоже было испачкано. Стараясь не думать о том, как она выглядит, девушка попыталась преодолеть страх. Ей нужно уйти из этого места, где пахнет так дурно, и еще до утра найти пристанище, где можно было бы отдохнуть и почувствовать себя в безопасности.

Кое-как пригладив волосы и стянув порванные края ночной сорочки, она вышла из переулка и направилась туда, откуда доносился смех. Может быть, там она найдет помощь.

Спустя всего несколько минут вновь какой-то прохожий попытался схватить Риган за руку. Когда она отпрянула, в подол ее рубашки вцепились еще двое. Ткань порвалась еще в трех местах.

— Нет же, — прошептала она, отступая назад. От сильного запаха рыбы невозможно было избавиться, а тьма казалась тяжелой как бархат. Она опять побежала, но люди шли за ней по пятам.

Оглянувшись, она увидела, что ее преследуют несколько мужчин, — они просто не спеша шли за ней, видимо, дразнили ее.

Внезапно она с разбега наткнулась на что-то твердое, как каменная стена. Рухнув на землю, она так и осталась сидеть.

— Тревис, — раздался над ее головой мужской голос. — Похоже, ты вышиб ветер из ее парусов.

Над Риган склонилась гигантская тень, и низкий глубокий голос спросил:

— Вы не ушиблись?

Не успев ничего понять, она вдруг взлетела вверх, и ее сжали сильные надежные руки. Она была так измучена, так напугана, что, забыв об условностях, просто уткнулась лицом в широкое плечо державшего ее человека.

— Пожалуй, ты получил на ночь как раз то, что надо, — рассмеялся его попутчик. — Так что, утром увидимся?

— Может быть, — ответил сильный голос того, чье плечо Риган ощущала щекой. — Но я, возможно, приду только перед самым отплытием. И вслед им вновь раздался смех.

Глава 2

Риган не сознавала, где она и с кем: она только понимала, что теперь находится в безопасности, чувствуя себя при этом, как будто очнулась от кошмара. Закрыв глаза и прижавшись к мужчине, который с такой легкостью поднял ее на руки, она вдруг уверилась, что все будет хорошо. Вспыхнул свет, и Риган еще сильнее смежила веки и глубже зарылась лицом в мускулистое плечо.

— Что у вас там, мистер Тревис? — спросил женский голос.

Риган почувствовала, как все тело незнакомца сотрясает беззвучный смех.

— Принесите мне в комнату немного бренди и горячей воды, а заодно и мыло.

Казалось, этому человеку было совсем не тяжело подниматься по лестнице с Риган на руках. Когда он зажег свечу, девушка уже почти спала.

Он осторожно опустил ее на кровать, прислонив спиной к подушкам.

— Так, давай-ка на тебя посмотрим. Он принялся разглядывать ее, и Риган впервые смогла взглянуть на своего спасителя. Красивое лицо с темно-карими глазами и четко очерченным ртом обрамляли невероятно густые темные и мягкие волосы. В глазах сверкали искорки смеха, а в их уголках собрались морщинки.

— Ты довольна? — спросил он и, услышав стук, направился к двери.

Вряд ли когда-нибудь ей приходилось видеть человека такого роста — конечно, он совсем не выглядел франтом, но в нем было что-то притягательное. Его грудь казалась вдвое шире, чем любая часть ее тела, а руки — чуть ли не толщиной с ее талию. Риган разглядела, что добротные брюки из грубой ткани облегают мощные, мускулистые бедра. На нем были высокие сапоги до колен, и она удивленно воззрилась на них, потому что раньше видела мужчин только в шелковых чулках и изящных туфлях.

— Выпей это и тебе станет лучше. Бренди обожгло ей горло, и незнакомец посоветовал пить понемногу.

— Ты холодна как лед, а бренди тебя согреет. И действительно, бренди согрело ее, а освещенная золотистым светом свечи комната и исходившая от незнакомца спокойная уверенность укрепили в ней ощущение безопасности. Казалось, дядя и Фаррел где-то далеко.

— Почему вы так странно говорите? — тихо спросила она.

В его глазах зажглось веселье:

— Могу спросить у тебя то же самое. Я — американец.

Глаза Риган широко раскрылись — ей стало интересно и чуть-чуть страшно. Она слышала немало рассказов про американцев — про народ, объявивший войну своей родине, про людей, которые ненамного лучше простых дикарей.

Как бы прочитав ее мысли, гигант опустил кусок ткани в горячую воду, потер ее мылом и начал обмывать лицо Риган. Почему-то казалось вполне естественным, что этот человек, чья ладонь была размером с ее лицо, мягко и нежно моет ее. Покончив с лицом, он принялся за ступни и колени. Она взглянула на его довольно длинные слегка вьющиеся волосы, и, не сумев сдержаться, потрогала их. Они были густыми и чистыми, и Риган подумала, что даже волосы у него такие же жесткие, как и он сам.

Выпрямившись, он взял ее руку и поцеловал кончики пальцев.

— Надень ее, — сказал он, бросив на кровать чистую рубашку. — Я сейчас схожу вниз и поищу какой-нибудь еды. Похоже, тебе не худо бы поесть как следует.

После его ухода комната сразу опустела. Поднявшись на ноги, Риган слегка качнулась и поняла, что бренди ударило ей в голову. Дядя Джонатан никогда не разрешал ей пробовать спиртное. Мысль о нем опять напомнила ей о пережитых страхах. Сняв с себя остатки рваной и грязной ночной сорочки, она стала размышлять о том, каково будет Фаррелу и ее дядюшке, когда она вернется домой с высоким красивым американцем. Колонист был достаточно силен, чтобы добиться всего, что пожелает.

Укладываясь в кровать в его чистой рубашке, доходившей ей до колен, она представила себе, как вновь обретет свое место в Уэстон Мэнор, на этот раз в блеске славы. А американец всегда будет ее другом, даже придет на свадьбу Риган и Фаррела. Конечно, ему нужно будет усвоить хорошие манеры, но Фаррел, возможно, обучит его.

И с улыбкой на губах она погрузилась в сон. Тревис вернулся, неся поднос, тяжело нагруженный едой. Он попытался разбудить Риган, но она только глубже закуталась в одеяло. Тогда сам принялся за еду.

Вместе со своими друзьями-американцами Тревис пьянствовал с самого полудня, празднуя счастливое завершение плавания и своих дел в Англии. Через неделю он собирался отплыть в Виргинию. Когда эта девушка натолкнулась на него, они вчетвером как раз говорили о том, что хорошо было бы залучить в свою постель какую-нибудь красотку. Смыв с нее целый фунт грязи, он обнаружил, что она хорошенькая и очень молодая. Он задумался о том, что она делала ночью одна, мчась по улицам в порванной ночной сорочке. Возможно, ее выбросили из того заведения, где она обычно работала, а может, ей захотелось попытать счастья самостоятельно, и она поняла, что работать на улицах страшно.

Съев почти все, что было на подносе, Тревис встал из-за стола и потянулся. Какие бы у нее ни были трудности, эту ночь, по крайней мере, она проведет с ним. А завтра он опять отправит ее на улицу.

Он раздевался медленно, его пальцы не сразу справились с пуговицами. То, как девушка прильнула к нему, взволновало Тревиса, и он спросил себя, где она обучилась этим движениям? Ни одна из шлюх, которых он встречал в своей жизни, этого не умела.

Раздевшись, он скользнул под одеяло и потянул девушку к себе. Тело ее обмякло, но когда он сунул руки ей под рубашку, она стала просыпаться.

Риган почувствовала на своем теле теплые мужские руки, которые, казалось, продолжали ее чудесный сон. Никто еще не предлагал ей свою ласку; даже в детстве, когда ей хотелось, чтобы ее кто-нибудь обнял, рядом не было никого, кому она могла бы дать свою любовь. В глубине памяти сохранилось ощущение недавней страшной обиды, и ей хотелось прильнуть к кому-нибудь, кто успокоил бы эту боль.

В полусне она почувствовала, как с нее снимают рубашку. Когда их тела соприкоснулись, она ощутила, насколько крепка покрытая волосами грудь Тревиса, и у нее от удовольствия перехватило дыхание. Чьи-то губы целовали ее щеки, глаза, волосы и, наконец, губы. Девушке никогда еще не приходилось целовать мужчину, но она сразу почувствовала, что это очень нравится ей. Его твердые и одновременно мягкие губы коснулись ее губ, слегка раздвинули их, наслаждаясь их нежностью.

Тревис прижал ее к себе, руки девушки обвились вокруг его шеи, которая была как бы олицетворением его мощи, и Риган ближе придвинулась к нему, желая ощущать его тело. Но когда движения Тревиса ускорились, она удивленно открыла глаза. Она быстро пришла в себя и начала вырываться. Однако Тревис был так силен, что даже не почувствовал ее слабой попытки оттолкнуть его. Выпитое виски слегка затуманило его голову, а радостное движение девушки навстречу воспламенило.

Риган толкнула его сильнее, но руки Тревиса только слегка напряглись, в то время как губы скользили по ее лицу, лишив возможности сопротивляться. Хотя Риган чувствовала, что происходит нечто плохое, она уже не могла противиться, поэтому прижалась к нему, не понимая при этом, что именно хочет от него получить.

Рука Тревиса обняла ее голову, лаская и поглаживая; большим пальцем он провел за ее ухом, а зубами прикусил ей мочку.

— Такая сладкая, — прошептал он. — Сладкая как фиалка.

Улыбаясь, Риган медленно шевельнулась, когда ощутила на себе тяжесть его ноги. Она склонила голову набок, открыв ему шею и плечо. Она почувствовала, что сейчас как бы растворится, когда он начал ласкать ее ключицу. Запустив пальцы в густые волосы Тревиса, она держала его голову, не желая, чтобы он останавливался. Когда рука Тревиса впервые коснулась ее груди, от неожиданности и удивления тело девушки напряглось. Затем, когда сладкая нега охватила каждую клеточку ее тела, она притянула его голову к своим губам. С радостью, страстью и жаждой она впилась в его губы.

Когда он опустился на нее, первой мыслью Риган было, что для такого крупного мужчины он невероятно легок. В следующую секунду она ощутила боль, ее глаза широко раскрылись, а тело больше не ощущало радости, и она стала изо всех сил отталкивать его.

Но Тревис уже не мог ее слышать. Страсть к этому пылкому и сгорающему от желания дару небес кипела и нарастала в нем, и он не обрати внимания на ее протесты.

Одурманенный выпитым, он понял, что происходит, когда коснулся тонкой перегородки. Где-то в глубине сознания разум твердил ему, что он совершает ошибку, но он уже не мог остановиться. Он быстро овладел ею, хотя весь его первоначальный пыл прошел.

Закончив, он остался лежать на ней, чувствуя, что ее крохотное стройное тело сотрясается от рыданий. Горячие слезы Риган оросили шею Тревиса и смешались с его потом.

Скатившись с девушки, он не решился взглянуть на нее. Сквозь окно стали пробиваться первые лучи солнца. Тревис никогда в жизни не ощущал себя столь трезвым. Надев брюки и сапоги, потом рубашку, которую даже не стал застегивать, он повернулся к ней. Из-под одеяла виднелась только ее макушка.

Как можно осторожнее он опустился на кровать рядом с девушкой.

— Кто ты такая? — тихо спросил он. В ответ она только покачала головой и громко всхлипнула. Глубоко вздохнув, он посадил Риган, придерживая простыню на ее обнаженной груди.

— Не трогайте меня! — горестно прошептала она. — Вы сделали мне больно! Моргнув, Тревис нахмурился.

— Я знаю, и мне очень жаль, но… — Он заговорил громче. — Проклятье! Откуда я мог знать, что вы девушка? Я-то думал, что вы…

Он замолчал, видя, как невинен ее взгляд. Ну как могло ему прийти в голову, что она потаскуха? Возможно, все дело в грязи или плохом освещении комнаты, а скорее всего, в выпитом виски. Но теперь он понимал, что ему следовало бы раньше догадаться, кто она. Даже сидя обнаженной на его кровати, со спутанными волосами, она излучала достоинство и аристократизм, которые в трудных обстоятельствах могли сохранять только англичане, принадлежавшие к высшему обществу. До него стало доходить, что он натворил, затащив в свою постель невинную дочь какого-нибудь лорда, он начал понимать, насколько серьезен его поступок.