«Но ведь я не виновата», – плакала девочка, однако родители лишь качали головами и поджимали губы. А когда через несколько недель ее стало тошнить по утрам, они велели ей убираться из дома. Иден плакала, умоляла сжалиться над ней, но все было напрасно. Она собрала чемодан, взяла триста долларов, которые родители дали ей, и села в автобус, шедший на восток. Так она попала в Северную Каролину. Никогда раньше Иден не бывала в этом штате и не знала здесь ни одной живой души, но ей понравились красивые старинные дома, прекрасный ландшафт – и она решила остаться.
      Она упорно искала работу, но безуспешно: для девушки, чья беременность была уже заметна, ничего не было. Прочитав очередное объявление, Иден забрела в редакцию одной из газет в Арунделе. Мужчина, который искал сотрудницу, изучил анкету и с жалостью взглянул на девушку. Потом покачал головой и, не зная, как бы повежливее отказать, с удивлением заметил:
      – Надо же, вы не сделали ни одной ошибки.
      Иден молча смотрела на него. Ей было муторно, жарко и ужасно хотелось есть и пить. Даст он ей работу или нет, черт бы его побрал?
      Мужчина внимательно посмотрел на нее, потом сказал:
      – Позвольте, я попробую угадать, что случилось с маленькой мисс. Я вообще-то неплохо разбираюсь в людях. Итак, вы из приличной семьи, каждое воскресенье ходили в церковь и хорошо учились в школе. А потом согрешили на заднем сиденье машины с капитаном футбольной команды. И вам с ним пришлось бежать из города. Или он потерялся по дороге, и теперь вы путешествуете одна?
      Иден слишком устала, чтобы играть в какие бы то ни было игры. К тому же она почти ничего не ела последние два дня.
      – Вы правы, сэр, я из приличной семьи, – сказала она ровным голосом. – Мои родители очень набожные люди, и они воспитывали меня в страхе перед грехом. Я была лучшей ученицей в школе, но это легко объяснить – ведь если моя оценка не была самой высокой, отец порол меня ремнем с металлической пряжкой. И не было никакого капитана футбольной команды – меня изнасиловали на улице, когда я шла домой. А когда оказалось, что я беременна, родители вышвырнули меня из дома. И теперь у меня всего пятнадцать долларов в кармане и мне негде жить. И знаете, что мне представляется самым заманчивым в последнее время? Местная железная дорога. Думаю, мои несчастья кончатся, если я решусь добраться до нее и лечь на рельсы.
      Мужчина некоторое время молча смотрел на Иден, потом снял телефонную трубку и набрал номер.
      – Грейси? Это Генри. Я сейчас пришлю к тебе одну молодую особу. Накорми ее и позволь выспаться в задней комнате, хорошо? Ей надо немного прийти в себя, а потом я отошлю ее к Элис. – Некоторое время он слушал, затем сказал: – Да, я знаю, что Элис далеко не сахар, но, поверь мне, эта девочка с ней справится. Она успела немало повидать за свою недолгую жизнь.
      Иден сумела встать и добраться до двери. В глазах плясали точки, голова кружилась. Только бы не упасть в обморок, твердила она себе. Все это время ее поддерживали гнев и обида на несправедливость того, что с ней случилось, но теперь, когда впереди забрезжил лучик надежды и нашелся человек, который пожалел ее, силы вдруг стремительно покинули девушку. Мужчина не стал провожать ее до двери и помогать ей. Должно быть, он знал, что гордость заставит девочку продержаться еще некоторое время.
      Едва Иден ступила на дорогу, как рядом взвизгнули тормоза пикапа – машина вильнула, чуть не сбив еле бредущую девушку, шофер выругался и поехал дальше. А Иден перешла дорогу и оказалась у ресторана «У Грейси». Из дверей ей навстречу выбежала высокая худая женщина с седыми волосами, забранными в аккуратный пучок, и обхватила девушку за талию.
      – Ах ты, Господи, да тебе еще хуже, чем говорил Генри! – воскликнула она.
      Иден съела столько, что Грейси только качала головой: она ни разу не видела такой голодной девушки. Потом она отвела Иден в комнату с постелью, и та проспала остаток дня и всю ночь. В воскресенье утром Грейси посадила девушку в машину и отвезла в большой старый дом за мостом, где жила миссис Элис Августа Фаррингтон.
      Иден с интересом разглядывала дом. Она неплохо разбиралась в истории, так как всегда любила этот предмет в школе и часто смотрела исторические фильмы. Правда, родители не позволяли ей смотреть то, что было снято после 1959 года, считая, что вся кино– и телепродукция, произведенная в шестидесятые и позже, является прямым оскорблением нравственности и благочестия. Но теперь Иден сразу же поняла, что возвышавшееся перед ней здание – это подлинное произведение своего времени. Самый настоящий особняк колониального периода, никаких подделок.
      – Жуткое место, да? – с улыбкой спросила Грейси. – Я сто раз говорила Элис, что эту рухлядь надо бы снести бульдозером и построить на ее месте миленький кирпичный коттедж.
      Иден с ужасом уставилась на женщину, но потом заметила искорки смеха в ее глазах и подрагивающие уголки губ. Так это всего лишь шутка! Облегченно вздохнув, девушка улыбнулась.
      – Небольшая проверка, – пояснила Грейси извиняющимся тоном. – Знаешь, мы тут любим старые дома.
      Иден снова взглянула на особняк. Рядом с ним росли большие деревья, и она задумалась: а могли ли они быть ровесниками здания?
      Элис Августа Фаррингтон заставила невысокую Иден почувствовать себя большой и неуклюжей. Дело в том, что старая леди была так хрупка и мала, что походила на ребенка. В ней не больше четырех с половиной футов, подумала Иден. А уж весит она наверняка не больше девяноста фунтов. Пока они шли к дому, Грейси успела предупредить девушку, что, несмотря на кажущуюся хрупкость и эфемерность, старая леди на редкость крепка духом и обладает суровым нравом. Еще хозяйка ресторана успела вкратце рассказать девушке о Фаррингтонах.
      Они построили этот дом в начале восемнадцатого века и с тех пор живут в нем. Миссис Фаррингтон уверена, что это делает ее в некотором роде аристократкой. «Подумать только, – говаривала она. – Эти купчишки, приплывшие на том корабле как крысы, смеют воображать, что они голубой крови! Вот если вспомнить моих предков!..» И миссис Фаррингтон пускалась в рассказы о своих английских предках, которые все как один были весьма знатного рода. А потом с торжеством заканчивала свое повествование моралью: «Мы бы и в Америке были аристократией, если бы этот идиот, Джордж Вашингтон, не испугался короны и не ударился в демократию. Я была бы герцогиней, но этот тип все испортил! Откуда он только такой взялся, и кто его воспитывал, хотела бы я знать!»
      Грейси сказала, что никто точно не знает, какова доля правды в рассказах миссис Фаррингтон. Впрочем, это и не важно, просто старушка любит поговорить, и ей нужен внимательный слушатель. Иден кивнула. «Это будет легко, – подумала она. – Недаром я провела все свое детство, выслушивая рассуждения отца, который толковал замыслы Бога, его волю и то, что Господь должен думать о современных нравах. Уж что-что, а слушать я умею».
      Когда они подошли к дому, стало видно, что время и бури оставили свои следы на его стенах. Грейси заметила, как нахмурилась Иден, разглядывая облупившиеся стены. Хозяйка ресторана пояснила, что, хотя снаружи дом не красили уже лет двадцать, крыша всегда содержится в идеальном состоянии. Миссис Фаррингтон до смерти боится протечек и не может позволить, чтобы пострадали бесценные документы, хранящиеся в доме. Местная молва гласит, что, вселившись в дом, Фаррингтоны бережно собирали все, написанное членами семьи. Они не выбрасывали ни одной бумажки и хранили все, включая письма, счета, дневники, старые рецепты.
      Но даже и после этого рассказа Иден оказалась совершенно не готовой к тому зрелищу, которое предстало ее глазам, когда она вошла в дом. Через центральный холл пройти было весьма непросто. Огромное пространство было плотно заставлено мебелью, выстроившейся вдоль стен двумя рядами. Прямо перед собой Иден увидела письменный стол, на котором были сложены пачки писем, перевязанных выцветшими розовыми лентами, а сверху на письмах загадочным образом располагалась пара изящных кофейных столиков. Иден разглядывала эту своеобразную пирамиду, буквально раскрыв рот. Потом она заглянула в глубину дома и увидела бюро, столы, кушетки, все горизонтальные поверхности которых были покрыты бумагами. Пачки и пачки бумаг, перевязанных бечевками и лентами, лежали в коробках и громоздились беспорядочными кучами на сундуках. Взгляд Иден задержался на шляпной картонке. Да она же видела точно такую на картинке в книжке! Это, должно быть, восемнадцатый век. Неужели это подлинная вещь? Интересно, а что там внутри?
      – Элис, – сказала Грейси, обращаясь к хозяйке дома, – я нашла для тебя девушку.
      Миссис Фаррингтон смерила Иден внимательным взглядом и недовольно поморщилась:
      – Вот эту? Но она слишком худа и к тому же, если мне не изменяет зрение, беременна. Я что, должна открыть приют для сбившихся с праведного пути девиц?
      Грейси проигнорировала сарказм и упорно гнула свое:
      – Генри Уолтерс – ну ты знаешь, он младший сын старого Лестера – навел о ней справки и велел все тебе рассказать. Девочка из хорошей семьи. Ей двадцать три, ее молодой муж трагически погиб. Вне себя от горя, девочка убежала из дома. Само собой, семья беспокоится и разыскивает ее, но бедняжка уговорила Генри найти ей местечко, где она могла бы прийти в себя и отвлечься от своих горестей. Сейчас ей нужна работа, и она с ней справится, я уверена. Пройдет какое-то время, и она вернется к семье… думаю, после того как родится ребенок. Не беспокойся, тебя никто не станет обременять уходом за младенцем.
      Иден удивленно смотрела на Грейси. Какая потрясающая история. Но ведь это ложь – от первого до последнего слова. Девушка перевела взгляд на миссис Фаррингтон. Перед ней оказался непростой выбор. Должна ли она рассказать о себе правду, рискуя потерять жизненно необходимую работу? Кстати, Иден еще не поняла, в чем именно она будет заключаться. А вдруг ей предстоит очистить этот дом от вековой пыли? Но такая задача вряд ли выполнима.
      Тем временем миссис Фаррингтон внимательно разглядывала девушку.
      – Тебя выгнали из дома родители, когда узнали о беременности? – спросила она.
      – Да, мэм, – не задумываясь, ответила Иден. Она встретилась взглядом со старой дамой и поразилась тому, сколько силы и ума светилось в темных глазах под морщинистыми веками. Возможно, тело миссис Фаррингтон и было немощным, но ее дух и разум сохраняли силу и ясность.
      – Сколько тебе лет?
      Иден увидела, как Грейси, стоявшая позади старой женщины, яростно затрясла головой, призывая девушку скрыть правду.
      – Семнадцать, – ответила Иден.
      Миссис Фаррингтон быстро обернулась и успела заметить, как Грейси качает головой, разочарованная непослушанием девушки и ее неуместной прямотой.
      – Ты такая же, как твоя родня, – заявила старуха хозяйке ресторана. – Вы все до одного лжецы, пробы ставить негде.
      После этого миссис Фаррингтон развернулась и с царственным видом покинула холл, оставив Иден и Грейси одних.
      Девушка была подавлена, но Грейси довольно улыбалась. Похоже, ее ничуть не покоробило замечание миссис Фаррингтон. Она подтолкнула Иден к двери:
      – Иди.
      – Но она не сказала, что берет меня, – возразила девушка.
      – Поверь мне, если бы ты ей не понравилась и она не собиралась бы брать тебя на работу, она так прямо и сказала бы, не стесняясь в выражениях.
      – Вы думаете, я ей понравилась?
      – Конечно! Ну иди же, а то мне надо возвращаться в ресторан и готовить, иначе я не успею с пирогами на завтра.
      Грейси была уже около машины, когда Иден опомнилась и бросилась следом.
      – Но что я должна делать? – крикнула она с порога. – В чем заключается моя работа?
      – Ах, работа! – Грейси выставила на дорогу чемодан Иден и забралась в машину. – Ты должна будешь переписать все бумаги. Составить список.
      – Список?
      – Ну да, как в библиотеке. – С этими словами Грейси захлопнула дверцу, завела мотор, и машина тронулась с места. Иден растерянно смотрела ей вслед.
      – Список как в библиотеке? – пробормотала она. И тут ее осенило: – Каталог? Она хочет, чтобы я составила каталог этих залежей?
      В старших классах Иден работала в библиотеке и представляла себе объем работ, который потребуется, чтобы каталогизировать такую кучу документов. А что, если в доме есть еще и другие комнаты, где сложены бумаги?
      Иден огляделась вокруг. Дом располагался на лужайке, но с трех сторон его окружали раскидистые деревья, дающие прекрасную тень. За ними до самого горизонта простирались фермерские поля. С четвертой стороны возле дома протекала река, довольно глубокая и широкая. На берегу просматривались остатки причала и мостков. Наверное, здесь когда-то приставали яхты семейства Фаррингтон.
      Справа от дома среди деревьев был разбит огород, где грядки овощей перемежались цветами. Дальше виднелся сад, правда, весьма запущенный. Тут, как и в доме, требовалось приложить немалый труд, чтобы навести порядок. Иден вздохнула. Легкие ее наполнились свежим воздухом, а голова закружилась от запахов. Пахло деревьями, влажной землей, рекой и чем-то еще. Может, фруктами. А может, цветами. Какой свежий воздух, подумала девушка, и машин совсем нет. Еще один вдох – и она приняла решение: «Я буду работать как каторжная над каталогом и сделаю все, чтобы миссис Фаррингтон была мной довольна и позволила остаться здесь хотя бы на несколько лет. Тогда мой ребенок будет жить в этом спокойном и чистом месте».
      Улыбаясь, девушка вернулась в дом.
      Как только она захлопнула за собой дверь, откуда-то из глубины дома донесся голос миссис Фаррингтон:
      – Ты умеешь готовить?
      – Нет, – отозвалась Иден, продолжая улыбаться. Она давно не чувствовала себя такой счастливой.
      – Придется и этому научиться.
      Иден отправилась на поиски кухни. Наверняка где-нибудь в доме найдутся поваренные книги, думала она. Пробравшись между баррикадами в холле и преодолев коридор, она повернула за угол и едва удержалась от восклицания. Кухня оказалась огромной – и вся она была заставлена шкафами, а шкафы набиты бумагами так, что кое-где не закрывались дверцы. В коробке на столе нашлось несколько тарелок, сковородка и кастрюля. Девушка быстро сообразила, что это вся посуда, которая предназначена в этом доме для приготовления пищи.
      …Иден стояла, прислонившись к двери своей спальни, и растроганно улыбалась нахлынувшим воспоминаниям. Да, миссис Фаррингтон пользовалась только тем, что имелось в коробке, но позже Иден обнаружила несколько прекрасных сервизов, которые были спрятаны в шкафах, столовое серебро было самое что ни на есть настоящее – с английскими пробами. Как-то раз Иден обронила, что оно должно стоить целое состояние.
      – Тогда его нужно немедленно спрятать! – встревоженно вскричала миссис Фаррингтон.
      Девушка замерла, испытывая неловкость. Неужели старая дама считает ее способной на воровство? Но потом она сообразила, что если бы миссис Фаррингтон не доверяла ей, то не была бы с ней столь сердечной. Причина беспокойства старой леди стала ясна Иден лишь после визита Генри.
      – Он вышел, – сказал Генри, едва появившись на пороге.
      Миссис Фаррингтон побледнела как полотно. И она опустилась на кушетку. Иден испугалась – днем старуха практически никогда не садилась, находясь в непрерывном движении и трудах.
      – Я знала, что это должно когда-нибудь случиться, но надеялась, что у меня будет больше времени, – прошептала она.
      Генри уехал, а Иден тактично не стала задавать вопросы, однако миссис Фаррингтон сочла нужным рассказать девушке о своей беде.
      – У меня единственный ребенок, – сказала старая леди. – Это сын, но порой я жалею о том, что он не умер в младенчестве.
      Иден догадалась, что фраза «он вышел» означает, что до этого момента сын миссис Фаррингтон находился в тюрьме. В течение следующих трех недель женщины устраивали тайники и прятали все, что могло иметь хоть какую-то ценность. Они вскрывали полы и прятали под досками столовое серебро. Наполняли различными вещами пластиковые коробки и закапывали их в саду.
      Но Бог подарил им еще три года спокойной жизни. Алистер Фаррингтон вернулся домой, когда Мелиссе исполнилось уже пять. До этого момента Иден не знала, что этот человек отбывал срок за растление малолетних. Никто ей этого не сказал – до той самой ночи.
      Накануне сын миссис Фаррингтон вернулся домой, а той же ночью старая дама разбудила Иден. Взглянув в лицо хозяйке, она испугалась – та выглядела безумной.
      – Они сказали мне, что он изменился и что опасности больше нет, – шептала миссис Фаррингтон и тянула за собой Иден.
      Та, не понимая, последовала за старухой в соседнюю комнату, где спала Мелисса. Там Иден увидела Алистера. Он просто стоял и смотрел на спящую девочку, однако Иден хватило одного мгновения, чтобы понять, что грозит им с дочерью. Миссис Фаррингтон велела сыну убираться из комнаты, и Иден показалось, что Алистер собирается ударить мать. Но он сдержался. Взглянул на Иден и улыбнулся так, что она схватилась за горло. Ужас сковал ее.
      Иден не нужно было объяснять, что ей делать. Она посмотрела на миссис Фаррингтон. Глаза старой дамы были полны слез, но она кивнула, одобряя принятое молодой женщиной решение. Иден торопливо побросала в чемодан вещи и, разбудив девочку, убежала из дома той же ночью. Это было двадцать два года назад, и с тех пор она не видела ни миссис Фаррингтон, ни ее сына.
      Иден подошла к окну и уставилась на мокрую улицу, вдоль которой выстроились мусорные контейнеры. В доме напротив находился бар, и оттуда, как всегда по вечерам, доносилась громкая музыка. Иден задернула шторы. Иногда она удивлялась, с чего это ее занесло в Нью-Йорк, если всю жизнь она любила природу и сельскую местность. Она читала книги по садоводству взахлеб, словно это были увлекательные романы, и научилась неплохо разбираться в том, какие именно принципы и методы лежали в основе садоводства в восемнадцатом веке.
      Сейчас, оглядываясь на прошлое, Иден могла с уверенностью сказать, что годы, проведенные в доме миссис Фаррингтон, были самыми счастливыми в ее жизни. Все в городе считали хозяйку дома Фаррингтонов эксцентричной старухой, Иден же была готова молиться на эту женщину, ибо ей нечего было вспомнить из своей прежней жизни, кроме тоскливых вечеров, когда ее родители обсуждали кары Господа, которые рано или поздно обрушатся на наш мир.
      Иден обвела взглядом свою маленькую спальню. Поскольку дочь и зять собирались пожить у нее всего несколько недель, она уступила им большую комнату, где прежде была ее спальня. Но недели превратились в месяцы, а затем и в годы, и все это время Иден приходилось довольствоваться крошечной комнаткой и мириться с тем, что рядом живет этот надутый осел Стюарт. Ничего толком не добившись в жизни, он компенсировал свои неудачи тем, что смотрел на тещу как на существо второго сорта. Мелисса чувствовала напряжение, висевшее в воздухе, и постоянно словно бы извинялась за своего мужа. Она говорила, что он вот-вот получит повышение и они переедут в шикарный пентхаус в престижном районе. Иден спрашивала себя, неужели дочь верит в то, что говорит.
      Иден не хотелось бы стать тем человеком, который заставит Мелиссу разочароваться в собственном муже, а потому она старалась ни во что не вмешиваться. Впрочем, иной раз она пыталась осторожно поговорить с дочерью, но Мелисса обладала редким качеством – она слышала только то, что ей хотелось услышать. И тогда Иден решила: пусть дочь сама сделает свой выбор. Ведь только столкнувшись с реальностью и набив шишки, Мелисса поймет, что материнские слова не просто пустой звук.
      Иден прошла в ванную комнату и взглянула на себя в зеркало. Ей много раз говорили, что для своего возраста она выглядит просто отлично. Но это ни в коем случае не отменяет опыта сорока пяти лет жизни, и сейчас, при взгляде на свое отражение, Иден охватила острая волна сожаления. Что она успела за это время? Если вдуматься, то она никогда не жила для себя, не позволяла женщине взять верх над матерью. Все ее мысли, все заботы были только о дочери – с той самой ночи, когда она сбежала из дома миссис Фаррингтон, и до сегодняшнего дня. По большей части она была занята работой и ребенком, но иной раз выдавались свободные вечера, и тогда в голову Иден закрадывались крамольные мысли: а как могла бы сложиться ее жизнь, если бы она не стала матерью так рано? Правда, у нее случилось несколько романов, два из них очень серьезные: мужчины действительно любили ее и настаивали на браке. Но как только речь заходила об оформлении отношений, Иден начинала паниковать и сводила отношения на нет. Она никак не могла решиться впустить мужчину в свою жизнь, а главное – в жизнь своей дочери.
      Когда Мелисса поступила в колледж и получила стипендию, Иден вздохнула свободнее и, обнаружив наличие некоторого времени и денег, тоже решила учиться. Она получила степень бакалавра по истории Америки, но немалую часть своего учебного времени Иден посвятила изучению английской литературы. Мелисса получила диплом специалиста в сфере начального детского образования и устроилась на какую-то незначительную должность в адвокатскую контору только для того, чтобы быть поближе к Стюарту. Все, что занимало ее в тот момент, – почаще попадаться на глаза предмету своего обожания и правильно себя повести в нужный момент, чтобы молодой человек сделал ей предложение. Нужно сказать, она своего добилась и стала миссис Стюарт. После года жизни в Нью-Йорке Мелисса мольбами и слезами заставила мать переехать в этот огромный город и найти там новую работу. Иден только что рассталась с очередным претендентом на ее руку и сердце, ей требовалась смена обстановки, а потому она довольно легко согласилась на переезд.
      В Нью-Йорке Иден улыбнулась удача: она получила работу в крупном издательстве. То, что случилось потом, ее работодатель называл божественным озарением, а Иден – просто очередным везением. Так или иначе, но она нашла жемчужину в навозной куче, то есть стоящую книгу в куче непрочитанных рукописей молодых авторов. Эту рукопись отвергли уже шесть издательств, но Иден прочла ее и, положившись на свой вкус и интуицию, рекомендовала к печати. Издательство прислушалось к мнению редактора, и книгу опубликовали, после чего сей труд продержался тридцать две недели в списках бестселлеров «Нью-Йорк таймс», чего давно не случалось даже с самыми известными авторами. В знак благодарности автор потребовал, чтобы именно Иден работала с ним как редактор. К концу второго года ее повысили до должности старшего редактора, а на третий год она уже имела дело с несколькими весьма значимыми в литературном мире фигурами. Иден по праву гордилась быстрой карьерой, но предпочитала не хвастаться перед дочерью и зятем своими успехами.
      Продолжая пристально рассматривать себя в зеркале, Иден вспоминала, какой она была, когда впервые встретила миссис Фаррингтон. Так какой же она была? Юной, конечно, и совершенно неопытной. Вся ее жизнь прошла в маленьком городке, где она только училась и работала в библиотеке. Ее родители совершенно не собирались расширять кругозор дочери или обеспечивать ей какие-либо развлечения. Напротив, они… Иден покачала головой. Ведь давно дала себе слово просто не думать о них. Так проще, и нервы целее будут. После рождения Мелиссы Иден трижды пыталась связаться с родителями, но они не желали иметь с ней ничего общего. Она все же поехала на похороны отца, но мать, увидев ее, рассердилась и велела Иден убираться. Что ж, это не самые приятные воспоминания. Но ведь есть и другие! Миссис Фаррингтон спасла ее и подарила целых пять лет тепла и любви. Воспоминания о доме и проведенном в нем счастливом времени стали тайным убежищем молодой женщины. Что бы ни случалось – ссорилась ли Мелисса с противной учительницей, наступал ли очередной период безденежья или ей приходилось рвать отношения со Стивом, который мечтал, чтобы они поженились, – Иден мысленно переносилась в Арундел и входила в старый дом.
      Закрыв глаза, она могла вспомнить каждую деталь обстановки, каждый предмет мебели. Да что там мебель – Иден помнила все трещины в полу! Интересно, в каком состоянии дом теперь? Сильно ли он изменился? В письме говорилось, что она унаследовала дом вместе с его содержимым. Осталось ли что-нибудь из прекрасной мебели, которой так гордилась миссис Фаррингтон, или ее ужасный сын успел продать всю обстановку? Нашел ли он тайники, которые Иден и миссис Фаррингтон устраивали в доме и в саду?
      Улыбаясь, Иден припомнила день, когда они закапывали несколько пластиковых коробок, наполненных всякой всячиной. Миссис Фаррингтон давала указания, а Иден копала яму. Оторвав взгляд от ямы, миссис Фаррингтон грустно оглядела дом и вздохнула:
      – Все кончится, когда я умру.
      Иден не очень-то поняла, что хотела сказать старая леди, но миссис Фаррингтон продолжала, по-прежнему глядя на родовое гнездо:
      – А знаешь ли ты, что моя девичья фамилия тоже Фаррингтон? Я сумела сохранить ее и в замужестве. Веками наши предки производили на свет сыновей, и проблем с передачей имени не возникало. Но мой отец оказался никуда не годным продолжателем рода. Он был женат десять лет и смог дать жизнь только такому мелкому созданию, как я. И не надо на меня так смотреть – терпеть не могу эти новомодные феминистские штучки! Уж если я говорю, что виноват был мой отец, значит, знаю это наверняка. Когда он женился на моей матери, она уже была вдовой и успела к своим двадцати шести годам родить от первого мужа троих здоровых мальчишек. Но, выйдя замуж за отца, она не могла зачать десять лет. А когда я родилась, никто не верил, что дочь Фаррингтонов выживет – такой маленькой и слабой я была. – Миссис Фаррингтон вздохнула и, глядя на цветы в саду, пробормотала: – Может, было бы лучше, если бы я и умерла тогда, младенцем-ангелочком.
      Иден хотелось отвлечь хозяйку от грустных воспоминаний, и она быстро спросила:
      – А что вы говорили насчет имени? Как вам удалось сохранить его?
      – Да очень просто: вышла замуж за родственника. Он был довольно дальний родственник, но носил родовое имя, и для меня это было решающим фактом. Мать умоляла меня не делать этого. Она говорила, что род наш и так ослаб и кровь родственника, пусть и дальнего, сделает потомство еще менее жизнеспособным. Но я не желала ничего слушать. Все, что меня заботило, – сохранить имя и стать частью рода Фаррингтонов. Если бы я тогда послушалась мать, то вышла бы замуж за одного из братьев рода Гренвилл. Их было два брата, и оба как на подбор – высокие, статные красавцы, да и умом Господь их не обидел. Но я тогда вообще никого не слушала.
      – Если мне будет позволено высказать свое мнение, вы не сильно изменились с тех пор. – Иден выпрямилась и потерла уставшую спину.
      – Да, я всегда делала только то, что хотела, – мечтательно продолжала миссис Фаррингтон. – Такая всегда была безрассудная, привыкла, чтобы все было по-моему. Видать, Бог меня наказал и за это тоже… Человек, за которого я вышла замуж, оказался жалким трусом. – Она помедлила, но все же договорила: – Мой муж был, как это сегодня называется, бисексуалом.
      Иден молча копала. Ей было жаль старую даму, но она не осмеливалась прервать ее воспоминания, зная, что миссис Фаррингтон ничего не делает просто так и этот ее рассказ преследует какую-то цель.
      – Мой муж был ужасным человеком, но наш единственный сын превзошел своего отца. Так что я последняя из семейства Фаррингтон. Наш род умрет вместе со мной, – скорее торжественно, чем печально закончила старая дама.
      Иден взглянула из ямы вверх и увидела, что маленькие ручки старухи сжаты в кулаки так, что побелели костяшки.
      – Но ваш сын еще молод, и у него могут быть дети… – робко сказала Иден.
      – Никогда! У него не будет детей. Последний раз я согласилась принять его после того, как он выйдет из тюрьмы, с одним условием – если он позаботится об этом. С ним поступили как с лошадью, которая не может дать нормального потомства. Я не хочу, чтобы это проклятое семя и дальше засоряло мир.
      Иден не знала, что сказать. Миссис Фаррингтон, помешанная на своей семье и голубой крови, настояла на том, чтобы ее сыну сделали вазэктомию! Она не позволила ему иметь детей и тем самым продолжить род. Услышанное повергло Иден в растерянность. Однако дальнейшие слова старухи вызвали у нее настоящий шок.
      – А знаешь, что самое смешное? – Миссис Фаррингтон, забыв о грусти, игриво подмигнула. – Однажды я обнаружила, что тоже бисексуальна!
      Иден подняла голову и уставилась на хозяйку, открыв рот и вытаращив глаза.
      – Видишь ли, – с усмешкой закончила та, – у меня был роман с обоими братьями Гренвилл!
      Иден уронила лопату. Она смеялась так, что ей пришлось опуститься на землю и отдышаться. А потом миссис Фаррингтон, нимало не смущаясь, рассказала, как она и «мальчики» встречались на берегу реки под старой ивой. И что она занималась любовью с обоими – иногда по очереди, а иногда одновременно.
      Иден и теперь смеялась, вспоминая тот забавный случай. История с братьями Гренвилл получила продолжение буквально через два дня после того, как миссис Фаррингтон рассказала ей свою замечательную историю. Иден была в городе и встретила одного из «мальчиков». На первый взгляд ему никак нельзя было дать меньше девяноста, но спину он держал прямо, а в глазах старика светилась усмешка. Иден поздоровалась, и старик, улыбнувшись, спросил, как поживает миссис Фаррингтон.
      – Почему бы вам не навестить ее? – спросила Иден, которая изо всех сил удерживала серьезный и благонравный вид, но губы ее так и расползались в широкой улыбке. – Пока стоит теплая погода, вы могли бы устроить пикник… на берегу реки, под старой ивой.
      Мистер Гренвилл хохотал так, что Иден начала опасаться за его здоровье.
      – Ох уж эта Элис, – наконец проговорил он. – Элис, Элис, Элис. Чудесное было время. Передай ей мой привет и скажи, что я по-прежнему люблю ее.
      Да, время, проведенное в доме миссис Фаррингтон, было самым счастливым в жизни Иден. Прекрасные годы, полные тепла и спокойствия. А теперь миссис Фаррингтон умерла и завещала Иден свой чудесный дом.