– Избавь меня от этого, – язвительно отозвалась она, не сдержав, однако, улыбки. – Хочешь, я отнесу оладьи твоим людям?
– Нет, я сам. Предполагается, что ты не догадываешься об их присутствии.
– Даже о том парне, что торчит под жасминовой аркой?
– Особенно о нем. – Джаред вдруг стал серьезным. – Ты встала очень рано, я слышал. Наверное, было время подумать. Не появилось ли у тебя каких-нибудь мыслей относительно нашего дела?
– Если ты хочешь спросить, не вспомнила ли я о своих встречах со шпионами, то ответ будет «нет». Я просмотрела рукописи и не нашла в них ничего, что можно как-то связать со шпионажем. Но ведь этот парень мог написать не шпионский роман, а книгу в любом другом жанре, надеясь, что я буду именно тем понимающим редактором, кто разглядит в его опусе шедевр и порекомендует рукопись к изданию.
– Откровенно говоря, я не думаю, что он написал книгу. Да, идея была хороша, и поначалу я тоже за нее ухватился. Но я работаю в… своей сфере уже тридцать лет. И поверь, мой опыт кое-чего стоит. Я не думаю, что дело в романе и поисках редактора или издателя.
– Тридцать лет? Должно быть, ты выглядишь значительно моложе своего возраста.
Джаред начал было что-то объяснять, но потом понял, что она его дразнит, и, улыбаясь, покачал головой.
– Хочешь еще оладьев? Или боишься, что Гренвилл сбежит, если ты наберешь пару фунтов?
Иден укоризненно взглянула на Макбрайда и серьезно сказала:
– Сегодня утром я решила, что чем раньше будут разгаданы все загадки, связанные с домом, тем скорее ты исчезнешь из моей жизни, и тогда я наконец смогу полностью посвятить себя тому, что обещает быть чертовски интересной работой.
– Ты разрываешь мне сердце! – Макбрайд закатил глаза и прижал ладонь к груди. – Но в целом ход твоих мыслей мне нравится. Чем скорее, тем лучше. – Он помолчал, переворачивая оладьи, потом вдруг серьезно спросил: – А ты понимаешь, что меня могут уволить из Бюро за то, что я ввел тебя в курс расследования?
Иден рассердилась:
– А чего хотело твое начальство? Иметь безответную жертву, которая позволит в себя стрелять, чтобы потом ее спасли наши сильные и молчаливые герои в штатском? Так что поделись все-таки со мной своими мыслями по поводу происходящего. Из-за чего, по-твоему, весь сыр-бор?
– Из-за этого дома, – не раздумывая ответил Макбрайд. – Не исключаю даже, что виной всему сапфиры. Насколько я понимаю, их никто не продавал, а в погоне за сокровищами люди не знают никаких границ.
– Наверное, нельзя ходить по городу, показывая всем фотографию Эпплгейта, и расспрашивать, что это за тип и не крутился ли он поблизости от Фаррингтон-Мэнора. Но может, стоит показать людям фотографию убитой женщины-агента и порасспрашивать о ней?
– Если не ошибаюсь, ты любишь руководить? – задумчиво спросил Макбрайд.
– Когда ты мать-одиночка, тебе волей-неволей приходится самой принимать решения и учиться командовать.
Несколько секунд Джаред разглядывал сидящую перед ним женщину, затем подхватил блюдо с оладьями и направился в сад. Иден удовлетворенно усмехнулась, а потом увидела свое отражение в дверце микроволновки и схватилась за голову – она забыла снять бигуди.
Часом позже Иден – уже без бигуди – взирала на груду книг и бумаг. Она сказала Макбрайду, что лучше всех местные сплетни знает Минни, с которой Иден наверняка сегодня увидится и не упустит возможности хорошенько порасспрашивать ее. Но прежде Иден нужно было пролистать кучу книг по садоводству и сделать кое-какие наброски.
– Столько работы, – пожаловалась она. – Мне не справиться с этим не то что за часы, за недели!
– Ну и прекрасно, – отозвался Макбрайд. – Пока ты работаешь, у меня будет время заняться кое-какими делами.
Он не стал ничего объяснять, просто помог ей перетащить книги из спальни в столовую, улыбнулся, увидев альбом двадцатилетней давности, и, убедившись, что у Иден есть все нужное для работы, ушел на второй этаж.
Листая страницы, она время от времени слышала, как он ходит наверху, и даже улавливала обрывки телефонных разговоров.
Иден брала в руки старые, много раз читанные книги и улыбалась им, как старым друзьям. Листая пожелтевшие страницы, она вспоминала то время, когда жила здесь с Мелиссой и миссис Фаррингтон. Иден отчетливо помнила, что, живя в поместье, никогда не думала о будущем. «Должно быть, это потому, что я была счастлива. Мне просто не нужно было желать большего». И не объявись тогда Алистер, она осталась бы в этом доме навсегда.
Иден откинулась на спинку кресла и прикрыла глаза. Ей казалось, что она ощущает присутствие в доме миссис Фаррингтон. Вот старая женщина сидит в кресле, держит на коленях Мелиссу и рассказывает девочке истории из жизни семьи Фаррингтон. Открыв глаза, Иден обвела взглядом комнату. Как все здесь привычно и дорого ей… даже картины Тиррелла Фаррингтона, написанные в конце XIX века. Пусть Тиррелл и не был талантливым художником, но он был столь же фанатичным членом своего клана, как и миссис Фаррингтон, и внес свой вклад в историю семьи. Здесь были портреты родственников, сделанные с натуры, и портреты предков, написанные по воспоминаниям и рассказам. Имелись также четыре полотна, на которых был изображен сам дом – с разных сторон и под разными углами. Иден нашла на одной из картин знакомые деревья, выглянула в окно и улыбнулась – вот же они стоят, только намного выше и стволы толще. Тиррелл прожил в поместье всю жизнь. Он так и не женился. Юнцом он ездил в Европу – тогда так было принято – завершать образование. Его путешествие длилось три года. Миссис Фаррингтон рассказывала, что матери Тиррелла пришлось симулировать сердечный приступ, а отцу – прекратить выплачивать сыну пособие, только тогда он смог расстаться с Парижем и вернуться домой. Душа его осталась во Франции, он так и не простил родным того, что они вынудили его вернуться. Всю свою жизнь Тиррелл посвятил живописи.
– Как дела?
– Неважно, – отозвалась Иден, рассеянно глядя на стоящего в дверях Джареда. – Чего ты хочешь? Двадцать лет назад я создала сад. Но это было один раз! А потом я занималась чем угодно, только не ландшафтным дизайном. Мне непросто вспомнить, что и как делается.
– Не прибедняйся – у тебя прекрасная память и острый ум. Я на собственном горьком опыте убедился, что мозгами ты работать умеешь. И еще, я слышал, ты получила степень, даже не бросая работы.
– Все-то ты знаешь, – буркнула Иден, недовольно глядя на ухмыляющегося Макбрайда. – И по какой именно специальности я получила свою ученую степень, мистер Всезнайка?
– Американская история. А вторым предметом была английская литература.
– На меня завели дело в ФБР? Это такая папка с бумажным ярлычком, на котором написано мое имя?
– Скорее, это похоже на ящик, набитый бумагами, – заметил Джаред.
Иден застонала.
– Да ладно, все не так уж плохо. – Макбрайд взял стул и уселся напротив расстроенной Иден. – Кстати, я тут кое-куда позвонил и кое-что выяснил. Тебе это интересно?
– Смотря о чем речь, – осторожно ответила она. – Плохие новости?
– Вовсе нет, – бодро отозвался Макбрайд. – На мой взгляд, даже наоборот.
– Ты раскопал что-то плохое о Гренвилле? – с подозрением спросила Иден. – Макбрайд, ты же обещал мне помочь…
– А ты знаешь, что Макбрайд – это не мое настоящее имя?
– Да мне плевать! Зачем мне твое настоящее имя? Выкладывай, что ты узнал… если это не касается Минни Норфлит. О ней я ничего не стану слушать.
Сделав вид, что не заметил шпильки, Джаред сказал:
– Это касается Тесс Брустер, того агента, которая погибла здесь.
– Ты ее знал?
– Да, – коротко ответил Джаред, и Иден поняла, что он не хочет говорить об этом. – Она снимала дом, который находится немного дальше по дороге.
– Дом надсмотрщика, – быстро сказала Иден – Я знаю, где это. Этот дом когда-то относился к Фаррингтон-Мэнору, но был продан много лет назад. Миссис Фаррингтон рассказывала, что одно время он был практически разрушен и там чуть ли не козы прыгали по развалинам, но потом… – Глаза ее округлились, и она замолчала.
– Точно, – подхватил Джаред, – потом его купил один из Гренвиллов, и теперь дом принадлежит твоему красавчику.
– Прекрасно, – решительно сказала Иден, игнорируя сарказм Макбрайда. – Я расспрошу Брэда о женщине, снимавшей дом. И о том, что с ней случилось.
– Думаешь, он тебе расскажет?
– О, конечно, нет. Ведь это он убил вашего агента и теперь пытается замести следы. Ты иногда бываешь ужасно противным, ты знаешь об этом?
– Ты первая женщина, которая мне это говорит, – хмыкнул Джаред, рассматривая изображение садов в одной из книг Иден. – Мне очень понравилась твоя вчерашняя речь, – помолчав, сказал он. – И то, как ты заставила этих людей уговаривать тебя заняться их садами. А как выглядит сад в стиле восемнадцатого века?
– Обязательно должна быть выдержана соразмерность всех элементов сада. И еще там должны быть садовые постройки.
– Ах, так вот что за развалины рассеяны по всей Северной Каролине!
Иден подняла глаза от книги и уставилась на Джареда.
– И что должен означать сей взгляд? – поинтересовался тот, видя, что она о чем-то задумалась.
– Мне пришло в голову, что некоторые из тех построек можно было бы перенести в «Королеву Анну». Надо будет обсудить это в Историческом обществе Арундела и в Обществе реставраторов Северной Каролины. Постройки можно восстановить. Это будет прекрасно – они ведь подлинные!
– Расскажи еще об этом. – Джаред махнул рукой в сторону книг и альбомов. Он выглядел действительно заинтересованным, и Иден принялась его просвещать:
– Мы обычно сажаем растения большими участками. То есть человек посадит для себя, скажем, дюжину кустов помидоров. И уж он проследит, чтобы рядом и между помидорами ничего больше не росло. Все будет чисто и аккуратно. Но люди колониальных времен жили по-другому просто потому, что их мир был другим. Опасным прежде всего. Им приходилось жить тесно, сплачиваясь, чтобы защититься. И при этом нужда в выращивании продуктов питания была куда острее, чем сейчас.
– Огороды в городе?
– Вроде того. В Вильямсберге каждый дом имеет участок в пол-акра, и ты не представляешь, сколько всего они умудрялись выращивать на таких небольших пространствах. Использовался буквально каждый клочок. – Иден убедилась, что слушатель по-прежнему внимает с почтительным интересом, и продолжила: – Современный человек обычно организует так называемый многофункциональный сад: деревья отдельно, овощи отдельно, у ограды или вдоль дорожки цветы, в углу – травы. Но в колониальные времена люди смешивали разные растения, и сегодня мы вновь открываем этот стиль и находим в нем определенную прелесть и даже некоторые преимущества. При этом растения подбирались таким образом, чтобы в процессе роста они помогали друг другу.
– Это как?
– Некоторым растениям нравится расти рядом. Кроме того, есть такая теория: если на ваш урожай напали гусеницы или жуки – посадите рядом то, что им понравится больше, чем ваши тыквы. Если ты выращиваешь кошачью мяту, то ее стеблями мульчируешь огород, чтобы отпугнуть долгоносиков. Валериана заставляет червей бороздить верхний слой почвы, что значительно улучшает ее свойства. А уж бархатцы нужно сажать везде – насекомые ненавидят их запах.
– И ты еще говорила, что все забыла, – укорил ее Макбрайд, на которого небольшая лекция явно произвела впечатление.
– Ну, кое-что я еще помню, хотя за последние двадцать лет появилось много новых работ по садоводству. Правда, все новое – это хорошо забытое старое. Ведь что ни говори, а наши предки знали, что делали, и умели понимать природу. – Иден вдруг растеряла весь свой энтузиазм и с тоской посмотрела на кипу книг. – Как я буду делать сады для «Королевы Анны»? Садовник колониальной эпохи смог бы разместить четыре сада на половине акра.
– А какова площадь земельных участков в поселке?
– Не знаю, – растерялась Иден. – Кажется, что-то около трех акров.
– И что ты станешь делать с тремя акрами площади?
– В колониальные времена там сделали бы пастбище для овец, коров и лошадей, а в наши дни… ну, можно сделать лужайку для игры в крокет. А что касается сада… – Иден взяла блокнот и начала писать. Джаред вытянул шею и прочитал заголовок «Сад должен иметь». Ниже шли строчки:
замкнутые фрагменты пространства,
постройки,
дорожки,
он должен воссоздавать прошлое.
– А набросок? – спросил Джаред.
– Сейчас, – с готовностью согласилась Иден. Она была рада рассказать кому-то о своем увлечении, проверить, насколько она помнит материал. – Вот дом. – Она нарисовала прямоугольник ближе к правому краю листа. – Я найду хотя бы одну садовую постройку, перенесу ее сюда и отреставрирую… спасибо тебе большое за прекрасную идею. – На левой половине листа появился еще один прямоугольник, поменьше. – Теперь здания нужно соединить дорожками. В колониальные времена не было лужаек, по которым можно было бродить, как вздумается.
– Неужели ты говоришь о тех людях, что так отчаянно сражались за свою свободу?
– В то время не было электрических газонокосилок… и бензиновых тоже. Если бы тебе пришлось вручную подстричь траву на лужайке размером с акр, ни о какой свободе ты уже бы и не вспомнил.
– Понял.
– Вот здесь, ближе к дому, мы выделим пространство для так называемого сада удовольствий – это место для пикников, где к тому же можно просто посидеть на воздухе теплым вечером. – Она нарисовала прямоугольник и обвела его кружочками, которые, как предположил Джаред, означали кусты. – По углам посадим деревья, а вот здесь будет небольшой бельведер, но с этим надо быть очень и очень осторожными, чтобы конструкция не выглядела слишком викторианской.
– Так, а потом что?
– Теперь огород. Нужно рассчитать так, чтобы он был не слишком близко к дому, но и не очень далеко. В колониальные времена огороды были красивы и их не прятали на задворках. – Иден изобразила шесть узких прямоугольников, а затем квадрат со звездочкой в центре. От звездочки разбегались дорожки.
– Я понял, – сказал Джаред. – Это фонтан. Естественно, он тоже будет в стиле восемнадцатого века.
– Молодец! – Иден улыбнулась и мечтательно продолжала: – Теперь еще дорожки, чтобы соединить обитаемые пространства. Дорожки обсаживаем деревьями. В те времена не было климатических установок, и тень была важна для комфортного существования. Ну и в зависимости от размеров собственности… – Она нашла в книге иллюстрацию, на которой был изображен губернаторский дворец Вильямсберга с садом. Этот сад стоил безумных денег и едва не разорил правительство штата, но Иден была уверена, что его красота и совершенство стоили вложенных средств.
– Здорово, – сказал Макбрайд, поднимая глаза от книги. – И когда начнется гонка на выживание?
– По расписанию.
Оба рассмеялись, а потом Иден сказала:
– Мне пора собираться на встречу с Брэдом.
Ее взгляд умолял отпустить ее одну, но Макбрайд покачал головой:
– Прости. Но это мой долг – охранять тебя. Скажи Гренвиллу, что я буду помогать тебе.
Иден хотела было возразить, но передумала, осознав бесполезность этого.
– У тебя, случайно, нет камеры? – спросила она.
– Есть цифровая.
– Тогда ты будешь делать снимки. Нужно представлять себе участок и особенности ландшафта, когда работаешь над проектом.
– Хорошо. А ты постарайся сделать так, чтобы мы попали в дом, где жила Тесс. Идет?
Иден кивнула. Правда, пока она понятия не имела, как попросить Брэддона пустить ее в тот дом, но что-нибудь можно будет придумать. Они с Джаредом улыбнулись друг другу, почувствовав, что у них появилось нечто общее. Пусть это и не дружба, но хотя бы партнерство. Может, он не так уж плох, сказала себе Иден.
– А что у нас на обед? – поинтересовался вдруг Макбрайд, и она сморщилась, догадавшись, кто будет этот обед готовить.
Глава 13
Иден увидела Гренвилла, и ее охватило теплое и радостное чувство: просто удивительно, как ей хорошо и комфортно рядом с этим человеком! Может быть, это от того, что он часть большой семьи города Арундел. Ведь когда-то и сама Иден, и миссис Фаррингтон тоже принадлежали к этой не слишком дружной, но по-своему сплоченной семье. Если подумать, они знакомы всего ничего, но у Иден было такое чувство, что она знает Брэддона Гренвилла всю жизнь. Миссис Фаррингтон говорила, что когда женщина встречает своего мужчину – того единственного, которого ждала, – она сразу же начинает думать о свадьбе. До сего момента в голову Иден ни разу не приходили такие мысли. Напротив, месяца через три после знакомства с любым мужчиной она начинала прикидывать, как бы расстаться с ним быстро и безболезненно.
Но с Брэддоном все было по-другому, и они оба это знали. Вот Брэд увидел Иден, и лицо его вспыхнуло искренней радостью. «Нам обоим пришлось непросто в жизни, и ни один из нас так и не встретил свою половинку», – думала Иден, и ей очень хотелось надеяться, что теперь у них с Гренвиллом появился шанс обрести то счастье, о котором_мечтает каждый.
Брэд поспешил навстречу, взял ее руки в свои и расцеловал в обе щеки. Иден видела, что ему хотелось большего, гораздо большего, но он просто стоял, держа ее ладони и глядя ей в глаза.
– Мне жаль прерывать вашу идиллию, – раздался язвительный голос Макбрайда. – Но ваш архитектор, Гренвилл, уже подпрыгивает и поскуливает, как щенок, которому срочно надо на прогулку.
– Поскуливает? – улыбаясь, переспросил Брэддон, и все посмотрели на Дрейка Хотона, который с несчастным видом косился на часы.
– Прости, – обратился Гренвилл к Иден, – но сегодня у меня очень много дел, и, чтобы успеть все, приходится действовать строго по графику. После обеда прилетают покупатели из Нью-Йорка, и я должен буду вернуться, чтобы встретиться с ними. Так что не стоит задерживаться.
Они подошли к машине, и, придерживая дверь для Иден, Гренвилл бросил недружелюбный взгляд в сторону Макбрайда и шепнул ей:
– Твоя дуэнья выглядит намного лучше. Раны зажили.
Иден фыркнула. Когда они тронулись с места, Гренвилл объявил, что встречи с клиентами для Иден начнутся с завтрашнего дня.
– А сегодня я хочу все-все тебе показать. Ты же не можешь приступать к проектам, не зная местности, не представляя объема работ.
– Конечно, – подхватила Иден. Она была почти счастлива, видя, что Гренвилл рад их встрече не меньше, чем она сама. Почти… Счастье было бы полным, если бы на заднем сиденье машины не торчал Макбрайд, если бы ФБР не следило за ней днем и ночью, если бы никто не вламывался к ней в дом и не подбрасывал ядовитых змей…
– С тобой все в порядке? – спросил Гренвилл, озадаченный ее напряженным молчанием.
– Да-да, все замечательно… Может, немного нервничаю. Как-то слишком быстро я переквалифицировалась из редакторов в ландшафтные дизайнеры. Но я стараюсь… Провела все утро за книгами, сделала кое-какие наброски. Надеюсь, клиентам понравятся мои идеи. Все-таки сад восемнадцатого века – это не массовое увлечение, и мало кто может оценить его красоту.
– Я уже не первый год в бизнесе и могу сказать как эксперт: многие люди обожают правила и ограничения. Подобные запреты позволяют им чувствовать себя защищенными. Ну а уж если ограничения касаются кого-то другого – так счастье клиента бывает полным. Плюс желание богатой публики выделиться. Возможность заиметь сад не такой, как у всех, должна приводить их в восторг.
– Надеюсь, так и будет.
– Знаешь, ты сегодня прекрасно выглядишь. И как тебе это удается? У тебя есть какая-то специальная программа?
– Еще бы! Она полчаса торчала в ванной, а потом засунула в волосы такие большие желтые штуки… не помню, как они называются, – вмешался Джаред, которому уже невмоготу было слушать, как эти двое щебечут и любезничают. – Кстати, Иден, ты собиралась расспросить мистера Гренвилла о его доме.
«Ну вот зачем лезет, – с досадой подумала Иден. – Я добралась бы до темы дома потихоньку и, уж конечно, обошлась бы без интимных подробностей про ванну и бигуди». Зачем лишний раз напоминать Брэду, что она живет в одном доме с совершенно в общем-то посторонним человеком?
Гренвилл бросил на нее вопросительный взгляд.
– Речь идет о домике у дороги, знаешь, бывший дом надсмотрщика… Я… э-э…
– Ее дочь, Мелисса, тоже подумывает о переезде в Арундел, так мы решили, что ей может понравиться тот дом. Я позвонил риелтору, и представьте наше удивление, когда оказалось, что именно вы владелец приглянувшегося нам здания.
Иден обернулась и взглядом выразила Макбрайду свое неодобрение. С ума сойти, сердито думала она, как человек может так запросто врать?
– Вам придется побороться с Минни, которая спит и видит себя хозяйкой этого дома. Правда, пока мне удается под разными предлогами отказывать ей.
– Но почему?
– Что ж, пожалуй, лучше вам узнать это от меня, а не из местных сплетен. Дело в том, что я эгоист. Я не разрешаю Минни переезжать туда, потому что плохо переношу одиночество. Вот так все просто и, наверное, не очень красиво, тем более что я знаю, как Минни ненавидит мой большой старый дом. – Гренвилл грустно пожал плечами. – Дело осложняется еще и тем, что домик надсмотрщика мечтает купить Дрейк, мой помощник и архитектор, а его отец – мой старый друг. Так что я в непростом положении…
Брэддон взглянул на Иден и улыбнулся: в его словах и нежном взгляде она уловила надежду на то, что теперь у него наконец появилась женщина, с которой он не будет чувствовать себя одиноким. Иден торопливо отвела глаза. Она тоже ненавидела одиночество. Ей вспомнился тот год, когда Мелисса жила в Нью-Йорке. Каждый вечер Иден возвращалась в пустой дом, ужинала и завтракала одна… Это было не самое лучшее время в ее жизни. Да и сейчас; хотя Иден и не хотелось в этом признаваться, в душе она была даже рада, что Макбрайд переехал к ней.
– И давно домик надсмотрщика пустует? – спросил Макбрайд.
– Кажется, месяца полтора. – Гренвилл заглушил мотор.
Иден огляделась. Она была так поглощена своими мыслями, что совершенно не интересовалась дорогой. И вот теперь оказалось, что они остановились на тенистой улице, обсаженной старыми деревьями. За их пышными кронами виднелись дома, выдержанные в стиле восемнадцатого века. Соблюдение пропорций и традиционных элементов придавало им благородный вид. Никаких резных крылечек, башенок и прочих викторианских излишеств: простота и элегантность – вот главные достоинства стиля восемнадцатого века.
– Надо же, – удивленно протянула Иден. – Можно подумать, эти дома построены по образцу моего дома.
И, сказав это вслух, она вдруг впервые в полной мере осознала, что Фаррингтон-Мэнор действительно принадлежит ей, что теперь это ее дом.
– Мы стремились к идеалу, – улыбнулся Брэддон. Он вышел из машины и открыл дверцу для Иден. – Хозяева этого дома еще не переехали, и я решил, что сейчас самое время определить фронт работ. Большая часть участков того же размера и сходна по планировке.
– Это как раз то, что нужно! – обрадовалась Иден. Потом она вспомнила о своем кузене и, повернувшись к Макбрайду, попросила: – Сделай как можно больше фотографий участка. С разных точек – отдельные части и общие планы. Ну, ты знаешь.
– Я выполню свою работу, как договаривались, – кивнул Джаред и с нажимом закончил: – А ты выполни свою.
Иден поняла, что он имеет в виду, и кивнула. Макбрайд зашагал к дому и вскоре пропал из виду, оставив ее наедине в Брэдом. Наконец-то. Она взглянула на Гренвилла: судя по его растерянно-счастливому виду, он думал о том же.
– Жаль, что у нас нет ключа от дома, – вздохнул он. Фраза, естественная для нетерпеливого подростка, прозвучала из уст седого адвоката так неожиданно, что Иден расхохоталась. Гренвилл улыбнулся, взял ее за руку и потянул за собой со словами: – Идем, я знаю местечко, где он нас не найдет.
– Сомневаюсь, – пробормотала Иден.
Они перешли через улицу и нырнули во двор соседнего дома, затем почти бегом пересекли задний дворик – типично американский, с двумя худосочными, только что посаженными деревцами и лужайкой. Летом никто не станет гулять здесь, подумала Иден: солнце будет палить нещадно.
– Иден. – Голос Гренвилла звучал нежно; он заключил свою спутницу в объятия. Но она отстранилась, уверенная, что как минимум один агент ФБР – и не обязательно Макбрайд – да наблюдает за ними. Даже если никого не видно поблизости. Ведь есть бинокли и прочая оптика. Ей не хотелось, чтобы эти люди разглядывали фотографию, на которой будет запечатлен их с Гренвиллом первый поцелуй.
– Я… – Она растерялась, не зная, как объяснить свое нежелание целоваться.
– Ты права, – понимающе улыбнулся Брэд. – Это все же недостаточно укромное место. – Он указал на лужайку: – Как думаешь, с этим можно что-нибудь сделать?
«Господи, какой же он замечательный, – растроганно подумала Иден. – Все понимает, с ним так легко…»
– Конечно, я что-нибудь придумаю.
Иден разглядывала лужайку и мучительно размышляла, как бы ненавязчиво повернуть разговор на домик надсмотрщика, когда Брэд спросил:
– Твоя дочь действительно хочет переехать сюда?
– Скорее, это я хочу, чтобы она была поближе. Знаешь, у нас с тобой очень много общего. Даже нелюбовь к зятьям.
– Это Минни тебе насплетничала?
Но Иден не могла позволить, чтобы разговор перешел на Минни и ее многочисленные недостатки.
– Так как насчет домика надсмотрщика? – спросил она. – Ты все же хочешь сдать его Минни? Или продать Дрейку?
Задумчиво глядя на нее, Гренвилл покачал головой:
– Я пока ничего не решил. – Он направился к выходу из сада и уже на ходу спросил: – Минни рассказала тебе, что случилось с последним жильцом?
– Нет.
– Поверить не могу, что она еще не сообщила тебе об этом. Дело в том, что я сдал дом женщине, бывшей школьной учительнице. Такая приятная дама. Кстати, она показала мне несколько акварелей, которые, как я думаю, сама и написала, но стеснялась признаться в этом. Милые работы, хотя ничего гениального. Она сказала, что ей нравятся старые дома, которых много в нашей округе. Особенно интересовал ее Фаррингтон-Мэнор.
– Ты стал таким серьезным. С ней что-то случилось?
– Она погибла в результате дорожного происшествия: водитель сбил ее и скрылся с места преступления. Этот случай поверг в шок весь Арундел. Приезжали ее родственники… за телом… – Брэд пожал плечами, давая понять, что не хочет вдаваться в неприятные подробности.
– А что с ее картинами?
Гренвилл удивленно поднял брови, и Иден пришлось срочно придумывать объяснение своему любопытству:
– Я люблю акварели. Не масло, не графику, а именно акварели. Вот я и подумала: может, она нарисовала и мой дом?
– Тебе не хватает полотен Тиррелла Фаррингтона? Конечно, я могу связаться с ее родственниками. Где-то у меня должен быть номер телефона и адрес, который мне оставил ее дядя, – на случай, если полиции все же удастся разузнать, что же случилось с бедной женщиной.
– Сбить человека и удрать с места происшествия… Ведь это подло. Неужели никто ничего не видел?
– Никто и ничего. Полиция считает, что все произошло около двух часов ночи. Ума не приложу, куда она могла идти ночью. О том, что женщине небезопасно бродить по ночам одной даже в маленьком спокойном городке, твердят во всех новостях!
– А где это случилось?
Гренвилл бросил на нее быстрый взгляд, и Иден почувствовала, что ему очень не хочется отвечать на этот вопрос. Но она ждала и, вздохнув, Брэд сказал:
– Все произошло прямо напротив твоего дома. Полиция не исключает, что человек ехал по встречной полосе. Он слишком резко повернул и сбил женщину, которая шла по обочине. Наверное, ему и в голову не могло прийти, что кто-то бродит по дорогам в такое время, и он был не слишком внимателен.
– Или пьян.
– Возможно и это. Так или иначе, но случай трагичный.
Иден не хотелось расспрашивать дальше. Она и так узнала слишком много неприятных деталей, но ФБР может пригодиться любая информация, поэтому она спросила, не возражает ли Брэддон, если она возьмет у него номер телефона и адрес дяди погибшей.
– Я позвоню ему и спрошу, нет ли среди ее работ видов Фаррингтон-Мэнора, – пояснила она.
Гренвилл удивленно посмотрел на Иден, и она, неловко улыбнувшись, спросила:
– Это так ужасно звучит?
– Да нет, напротив, я думаю, людям будет приятно, что кто-то интересуется картинами их родственницы. А знаешь, о чем я вспомнил? Хэнк Смайли, тот, что содержит багетную мастерскую… это через дом от скобяной лавки. Так вот, я думаю, что большая часть тех акварелей осталась у него. Я как-то зашел, чтобы купить рамки для фотографий, и Хэнк завел со мной разговор о картинах, которые какая-то женщина оставила ему на хранение, а он теперь не знает, что с ними делать. Я тогда спешил и не особо прислушивался, даже удивился, с чего это он мне стал рассказывать про эти картины. А потом решил, что он хочет воспользоваться моими услугами как адвоката, чтобы получить деньги за хранение.
– А он, наверное, подумал, что тебя это касается, потому что та женщина снимала дом именно у тебя.
– Наверняка. Думаю, ее семье будет приятно получить эти картины.
– Ты не против, если я схожу в магазин и взгляну на них? Возможно, мистер Смайли захочет позвонить в твой офис, чтобы удостоверить мою личность.
– Он знает, кто ты.
– Ах да, конечно. – Иден не знала, радоваться ей или расстраиваться, что все в Арунделе все про нее знают.
Несколько минут они молчали, потом Гренвилл неожиданно спросил:
– А что у тебя с Макбрайдом?
– Он мой… – начала было Иден, потом взглянула на адвоката, увидела выражение его лица и замолчала.
– Я занимаюсь адвокатской практикой очень давно, – сухо проговорил Гренвилл. – И могу определить, когда человек лжет. Кроме того, это Макбрайд умеет врать убедительно, а ты нет.
Иден поколебалась, потом осторожно сказала:
– Видишь ли, мне очень не хочется сердить или обижать тебя, но я не могу тебе сказать.
– Я рад, что ты признаешь за мной право сердиться на тебя. И отвечаю – нет, я не сержусь и не обижаюсь. Но ведь что-то происходит? Что-то неприятное?