Глава 26
— Чем ты обворожила моего сына? — прищурившись, спросила у Лесли миссис Фор-мунд. — Ты даже представить себе не можешь, скольких девушек мы приглашали в наш особняк, но он на них и смотреть не хотел. А от тебя он не отходит уже целых два дня!
— Вы хотите знать, почему ваш сын предпочитает меня, посредственную провинциальную девочку, всем этим длинноногим красавицам? — спросила Лесли, подняв брови.
— Дорогая, если ты собираешься обвинить меня в снобизме, то зря стараешься. Мой отец водил грузовики.
Лесли улыбнулась: ей нравилась эта женщина.
— Да ну? И сколько у него было грузовиков, которые он водил?
Милли рассмеялась.
— У него действительно было несколько грузовиков, даже больше, чем несколько. Теперь я вижу, что привлекло моего сына.
— Он очень серьезный и так же относится к жизни, — заметила Лесли. — На ком бы он ни женился, жена сыграет не последнюю роль в его будущей карьере.
Милли какое-то время молчала, с интересом разглядывая Лесли.
— Похоже, у тебя за плечами богатый жизненный опыт, — медленно сказала она и взяла ее под руку. — И, по-моему, ты человек творческий.
— Как-то раз я сама покрасила свой летний домик, когда… — она чуть не выпалила «когда я была беременна», — когда была маленькая. Это имеет какое-то отношение к творчеству?
— Нет, я имела в виду не это. Ты умеешь рисовать акварелью? — Милли слегка поморщилась. — Это идея моего личного врача. Он считает, что моя жизнь полна стрессов, и поэтому мне необходимо время от времени расслабляться. Он посоветовался с моей семьей, и они вместе уговорили меня взять частные уроки рисования акварелью. У меня не очень получается, но это и вправду успокаивает. Ты тоже могла бы заняться рисованием.
— Я бы с удовольствием, но, боюсь, у меня ничего не получится. И вы вовсе не обязаны тратить на меня свой день. Я сама могу найти себе занятие.
— Мне приятно провести с тобой день. Похоже, мне выпала почетная обязанность следить за тем, чтобы вечеринка прошла более или менее пристойно.
Она сказала это так, что Лесли рассмеялась.
— Ну, это не самое ужасное. Проследите, чтобы было побольше еды и чтобы парочки не разбредались по кустам — и все будет в порядке.
— Ты и вправду кажешься старше, чем есть. Мы устроимся у бассейна, оттуда я легко смогу наблюдать за происходящим.
Они подошли к бассейну, возле которого стояли два больших мольберта. Как мать, Лесли понимала, что Милли просто хочет получше узнать девушку, которая вскоре может войти в ее семью.
Милли протянула ей небольшой деревянный ящик с альбомом для рисования, кисточками и красками в маленьких керамических баночках.
— На этой неделе, мне задали… — Милли взяла лист бумаги, — передать красками движение. Значит, нам нужно сделать быстрые наброски чем-то занимающихся гостей.
— Думаю, это не очень трудно, — сказала Лесли. — Если только никто не возьмется оценивать мои рисунки.
— Никто, — с улыбкой заверила ее Милли. — Хотя ты можешь настолько увлечься, что сама захочешь показать их мне.
Лесли достала альбом, положила его на колени, обмакнула кисточку в воду, а потом — в баночку с краской.
Парень в синих плавках пытался схватить девушку в красном бикини и столкнуть ее в бассейн.
Едва Милли взялась за кисточку, все ее внимание тут же переключилось на бумагу. Несмотря на заявление Милли о том, что она плохо рисует, ей удалось передать движения этой парочки всего лишь несколькими четкими мазками.
Лесли тоже начала рисовать, но ее мысли были заняты совсем другим. Ей и вправду нравился Холл, нравился больше, чем кто-либо. Через несколько лет она прочтет в газетах, что он всегда скрывал от мира свое настоящее «я».
Она вполне может полюбить его, думала Лесли, проводя кисточкой по бумаге в попытке изобразить, как девушки и парни весело плещутся в бассейне. А он — Лесли была уверена — уже наполовину влюблен в нее. Чутье взрослой женщины подсказывало ей, что, если она захочет, он будет ее. Но какая у них получится жизнь? Можно сколько угодно шутить о Первой Леди, но факт остается фактом: через двадцать лет Холл будет баллотироваться в президенты. Лесли не знала, выиграет ли он эти выборы, но у него будут очень неплохие шансы.
Если она выберет Холла, то Алан, Ребекка и Джо исчезнут. У нее будет другой муж и другие дети.
Мадам Зоя сказала, что они могут забыть о той жизни, которой жили раньше. Лесли может выбрать Холла и забыть о своей предстоящей поездке в Нью-Йорк в надежде стать танцовщицей, о своем провале, о том, что грызло ее все это время. Она может забыть о постоянном чувстве вины, преследовавшей ее все прошедшие годы, за то, что сбежала из-под венца. Она может забыть о своей дочери Ребекке, вечно жалующейся, что ее мать — размазня. Лесли может забыть о своем сыне Джо, который тщательно избегает всех стычек и споров — он ведь похож на свою мать и готов на что угодно, лишь бы вокруг снова воцарились мир и покой.
Она станет женой Холла… И ей не придется самой красить свой летний домик. И не нужно будет, спорить с мужем по поводу того, что он забил весь дом антиквариатом, к которому боишься прикоснуться. Они просто наймут дизайнера, и он… «Сам забьет дом тем же антиквариатом, к которому не прикоснуться», — пробормотала Лесли, резко проведя кистью по листу, а потом разорвала его и бросила. Она понятия не имела, что Милли внимательно наблюдает за ней.
— А вот и он, — сказала вдруг Милли, прервав размышления Лесли.
Подняв голову, она с удивлением увидела, что Милли уже закрыла свой ящичек с красками и кисточками. Теперь она сидела рядом и жевала один из маленьких сэндвичей, лежащих перед ней на подносе, запивая его чаем со льдом. Когда же принесли еду? Вокруг собралось полдюжины девушек в купальниках. Они смотрели на Лесли и перешептывались.
Глянув на часы, Лесли обнаружила, что просидела на одном и том же месте целых три часа.
— Я немного замечталась, — сказала она смущенно.
— Все в порядке, — ответила Милли. — Я хотела бы тебя кое с кем познакомить.
Тут Лесли заметила высокого седоволосого мужчину с синими глазами, приближающегося к ним. Судя по тому, как этот мужчина смотрел на Милли, он был влюблен в нее.
— Дорогая, — сказала Милли, — позволь представить тебе моего старого друга Джеффри Марсдона.
Лесли вежливо протянула руку, но он не подал ей своей в ответ. Вместо этого мужчина обошел вокруг нее и поднял один из рисунков.
— Где вы учились рисовать? — спросил он. «Да, он очень вежлив», — подумала Лесли.
— В строительной конторе моего отца, — пошутила она.
Но мистер Марсдон даже не улыбнулся.
— Грубо. Никакой техники. Но талант, безусловно, есть, — произнес он, взяв в руки еще один рисунок и рассматривая его.
— Так вы и вправду думаете, что я… могла бы… заняться чем-нибудь вроде… — нерешительно начала Лесли.
Но не успел мистер Марсдон ответить, как Милли воскликнула:
— Дорогой, почему бы тебе не остановиться в голубой комнате, она тебе всегда нравилась, и не провести с нами остаток недели? Может быть, вы поработали бы вдвоем с Лесли?
— Очень великодушно с твоей стороны, — сказал Джеффри. — Я согласен.
Они повернулись и посмотрели на Лесли.
— Если, конечно, ты не против, — сказала Милли.
И Лесли вдруг поняла, что ответ на этот простой вопрос может изменить всю ее жизнь.
— Мне бы очень этого хотелось, — призналась она. — Очень интересно узнать, на что я способна, кроме участия в благотворительных собраниях.
Ее ответ несколько удивил Милли, но она улыбнулась, не подав виду.
— А как же твои танцы?
— У меня не получаются высокие прыжки… В общем, Бродвей может спать спокойно.
Милли взяла Лесли под руку.
— Знаешь, рисовать гораздо полезнее. Лесли догадалась, что она имеет в виду: женщине, которая собирается выйти замуж и завести детей, лучше рисовать, чем скакать перед людьми в полуобнаженном виде. И подумала, что, если она сейчас займется рисованием, ей будет чем успокоить душу во время будущей предвыборной кампании.
— Когда мы начнем? — спросила Лесли.
Часть 3
Глава 27
Три женщины стояли в комнате в доме мадам Зои. У них кружилась голова от такой стремительной смены времени. Но мадам Зоя улыбалась, и они понемногу успокоились.
— Что же ты решила? — обратилась она к Лесли.
Но та еще не пришла в себя и не могла ответить.
— А я выбираю новую жизнь! — заявила Элли. — Но хочу помнить все, что произошло в моем прошлом.
Мадам Зоя кивнула и снова посмотрела на Лесли. — А ты?
— Я выбираю жизнь, которая у меня есть, — тихо ответила она, — но я тоже хочу все помнить.
— А ты, деточка? — мадам Зоя повернулась к Мэдисон.
Она выглядела так, будто только что вернулась из ада и еще не оправилась. Мэдисон покачнулась, словно вот-вот упадет в обморок, потом подняла взгляд на медиума.
— Новая жизнь, — прошептала она. — И я хочу забыть старую! Навсегда!
— Хорошо, — сказала мадам Зоя. — А теперь бегите, детки! Я должна помочь и другим.
Медленно и нерешительно они выбирались из дома мадам Зои. Это было нелегко: они так давно шли по этим коридорам в прошлый раз. Дважды они открывали не ту дверь, стояли и рассматривали комнаты, не понимая, где находятся. Наконец, они вышли на крыльцо. Солнце почти ослепило их.
Первой пришла в себя Мэдисон: ее не мучили противоречивые воспоминания. Она стала рыться в большой хозяйственной сумке, висевшей у нее на плече.
— Никто не видел мой сотовый? — спросила она. — Он только что был у меня в руках.
— Сотовый? — переспросила Элли таким тоном, будто первый раз слышит о нем.
— Так я и знала, что нас обворуют, — заявила Мэдисон, продолжая копаться в сумке.
— Обворуют? — удивилась Лесли, разглядывая свои руки с краской под ногтями.
— Конечно, — нетерпеливо сказала Мэдисон. — Мы пошли туда погадать, и нас обокрали!
Элли и Лесли смотрели на подругу, как на сумасшедшую, но Мэдисон ничего не замечала и все еще осматривала сумку.
— Как сюда попала эта гадость? — она брезгливо держала пачку сигарет двумя пальцами, будто что-то заразное.
Ее слова и жест заставили Элли и Лесли вернуться в реальность. Теперь обе очень внимательно рассматривали Мэдисон. Им показалось, или она действительно теперь не такая худая, как вчера? Не пепельно-серая, как раньше. И что-то такое в глазах…
— Ты снова красивая, — произнесла Элли. Мэдисон улыбнулась.
— Спасибо! Ты тоже ничего.
— Что ты! Я… — она хотела сказать «толстая», но почувствовала, что одежда висит на ней.
— Только посмотрите на это! — Мэдисон подняла вверх сумку. — Здесь нет ничего моего. Ей цена пять долларов и… — тут она увидела свою одежду. — Кто-нибудь может мне объяснить, что происходит? Почему на мне эта жуткая дешевка? Где мой сотовый? Элли, можно я позвоню с твоего?
Элли удивленно смотрела на Мэдисон, будто своими глазами увидела спецэффекты из фантастического фильма: Мэдди молодела на глазах. Она выглядела старше, чем когда они встретились девятнадцать лет назад, но теперь не казалась разбитой. Ее глаза светились.
— У меня нет сотового, — терпеливо объяснила Элли. — Я никогда не любила телефоны.
— Знаю! Ты говорила, что терпеть не можешь телефоны, но теперь, когда у тебя ребенок, ты хочешь в любую минуту услышать его.
— Ребенок? — глупо переспросила Элли. Мэдисон наклонилась и заглянула в лицо Элли.
— Да, твоему сыну два года. У тебя ребенок от твоего второго мужа Джесси.
— Джесси, — повторила Элли.
Она так ясно помнила свою жизнь с Мартином, что совсем забыла о Джесси. Но теперь она вспомнила и изумленно взглянула на Лесли.
— У меня сын… Его зовут Натаниель. И я замужем за Джесси Вудвортом.
— Я так рада за тебя! — прошептала Лесли и крепко ее обняла.
— Я чего-то не понимаю? — сердилась Мэдисон. — И вообще, мы можем пойти куда-нибудь поесть? Я умираю от голода. Я бы с удовольствием угостилась большим сладким десертом, — она прищурилась. — Но если кто-нибудь расскажет Тому, я буду все отрицать. Ему надоело, что я ною, когда поправляюсь хоть на килограмм.
— Ты поправляешься? — Элли не поверила своим ушам.
— Не все же такие, как ты, и забывают поесть. Элли удивленно оглядела себя. Странно: ее одежда была еще свободнее, чем минуту назад. Но Мэдисон не видела в этом ничего необычного.
— Почему ты ничего не помнишь? Мы же говорили об этом только вчера вечером! Ты утверждала, что у нас разный метаболизм. Ты сказала, что чем ты счастливее, тем тоньше, а если когда-нибудь впадешь в депрессию, станешь размером с дом. А я сказала, что наоборот, когда счастлива, начинаю есть. И если вдруг стану несчастной, похудею до сорока килограммов.
— Да, надо пойти съесть что-нибудь, — поддержала Лесли. — И послушать историю Мэдисон.
— Но я вам все рассказала еще в первый вечер! И как была моделью в Нью-Йорке, и как встретила Тома в Колумбии, и как получила диплом… Почему вы ничего не помните?
— Рассеянность, — ответила Элли и взяла Мэдисон за руку. — Обычная безмозглость.
— Точно, — подтвердила Лесли, взяла Мэдисон за другую руку, и все трое вышли на улицу. — Просто Элли так понравилась твоя история, что она хочет услышать ее еще раз, чтобы использовать в своей следующей книге. Она не хочет упустить ни малейшей детали.
— Хорошая мысль, — одобрила Элли. — Начни с того дня, когда мы встретились в Нью-Йорке, — она повернулась к Лесли и прошептала за спиной Мэдисон: — Она ведь туда возвращалась?
— Да, — Лесли открыла дверь ресторана.
— Что значит «возвращалась»? Вы ведете себя как-то странно.
— Гормоны, оставшиеся после беременности, — быстро объяснила Элли.
— Глупости! — оборвала Мэдисон, следуя к столу. — У меня четверо детей, и я точно знаю, что гормоны нигде не остаются.
Лесли и Элли замерли на месте, посмотрели друг на друга и бросились к столу, чтобы сесть напротив Мэдисон. Все вокруг уставились на нее, несмотря на ее сорок лет. Она была удивительно хороша. Но Элли помнила, что еще вчера эта женщина спокойно ходила по ресторанам и магазинам и никто не обращал на нее внимания.
— Девятнадцать лет назад я решила стать моделью, — заговорила Мэдисон. — Но высоких красивых девчонок из Монтаны в Нью-Йорке можно брать на развес, по десять центов дюжина. Поэтому надо было чем-то выделиться. Первое, что я сделала, когда попрощалась с вами — выкинула эту жуткую папку со снимками, которые сделал фотограф из Эр-скина. А потом нашла в телефонном справочнике фотографа и упросила его сфотографировать меня.
Она остановилась, чтобы произвести больший эффект.
— Но это был не просто фотограф. Это был Кордова!
Элли затаила дыхание, потом повернулась и увидела, что Лесли тоже потрясена. Они обе не были связаны с фотоискусством или модой, но это имя им было известно. Говорили, что именно Кордова сделал модельный бизнес искусством. Его работы занимали целые галереи.
— Сама не понимаю, почему я выбрала именно его, — продолжала Мэдисон. — Он был тогда совсем молодой, только что окончил Среднезападный университет и собирался всю жизнь снимать фрукты. Представляете? Такой талант! В тот день, когда я его встретила, он фотографировал апельсины для торгового каталога, который никто, кроме поставщиков, не увидит. Но я пришла к нему в студию и убедила его сфотографировать меня в одной змее.
Официантка поставила перед Мэдисон тарелку с тремя видами морепродуктов, лежавших на куче картошки фри. Мэдисон улыбнулась и взяла вилку. Перед Элли и Лесли стояли салаты с омарами.
— Я помню этот день, словно это было на прошлой неделе. Я даже помню человека, который принес змею. Большую, просто огромную.
Глава 28
1981 год, Нью-Йорк.
Мэдисон оказалась прямо перед дверью управления автотранспортом. Она была так ошеломлена происшедшим с ней, что никак не могла понять, где находится. Но, увидев свое отражение в витрине кондитерской, глубоко вздохнула. Уже много лет Мэдисон не видела себя такой.
Она долго смотрела в витрину. Ей было двадцать один, и она прожила с таким отражением свою короткую жизнь, Мэдисон не обращала на него никакого внимания. Более того, иногда она даже начинала жалеть о своей красоте — ей всегда приходилось доказывать людям, что у нее есть не только смазливое личико. Но сейчас, уже почти в сорок, Мэдисон знала, какой шикарный подарок ей сделала судьба. И она научилась его ценить.
В ней все еще жила девочка из Монтаны, чувствовавшая себя очень одиноко в Нью-Йорке и тосковавшая по дому. Она хотела вернуться в свой родной город и готова была воспользоваться первой же возможностью.
Теперь, двадцать лет спустя, Мэдди знала о своем ближайшем будущем. Она слишком хорошо представляла, что ждет ее дома. И на этот раз Мэдисон собиралась все изменить.
Она прислонила свою тяжелую сумку к мусорному ящику и посмотрела, что она взяла с собой. В сумке лежали плитка шоколада, две маленькие пластиковые косметички с дешевой косметикой, журнал по медицине, маленькая коробочка, где хранилось ожерелье, подаренное матерью, и альбом с фотографиями, сделанными в Монтане.
Раскрыв альбом, Мэдисон с недоверием посмотрела на один из своих снимков. Двадцать лет назад люди гораздо меньше смыслили в модельном бизнесе. Мэдисон понимала, что с этими снимками она вряд ли сделает себе головокружительную карьеру.
Вспоминая о том, как она оказалась в Нью-Йорке девятнадцать лет назад, Мэдди с ужасом думала о нескольких отвратительных часах в офисе модельного агентства.
Секретарша была мерзкой и неприятной. Ей нравилось заставлять красивых девушек часами сидеть в приемной. Она посмотрела на Мэдисон, одетую в летнее платье с оборками, полистала ее альбом с фотографиями, на которых она была снята на фоне деревьев, и фыркнула так громко, что ее, наверное, услышали на первом этаже. Все девушки в приемной, у кого еще оставалась надежда, улыбнулись, догадавшись, что Мэдисон окончательно упустила свой шанс стать моделью.
Мэдисон прекрасно помнила, как она тогда разозлилась на секретаршу. Да как эта женщина смеет строить из себя эксперта! Мэдди пришла в ярость, бросила на секретаршу надменный взгляд и отвернулась от нее, дав ей тем самым понять, что она о ней думает. А это как раз было большой ошибкой. Позже Мэдисон узнала, что секретарши играют в таких офисах далеко не последнюю роль и главы агентств часто полностью доверяют их вкусу.
Мэдисон стало стыдно, когда она вспомнила, как высокомерно себя вела, как выскочила из офиса, хлопнув за собой дверью.
То же самое повторилось и в других агентствах, но у Мэдисон уже появился огромный, как горы в Монтане, комплекс. Всю жизнь ей говорили, что она потрясающе красива, но когда в Нью-Йорке начали рассматривать ее нос, глаза, руки, бедра:.. Оказалось, что все это по отдельности вовсе не безупречно. Именно поэтому Мэдди с радостью согласилась уехать к Роджеру — прекрасный предлог, чтобы, наконец, убраться из этого города и вернуться домой.
Но на этот раз она собиралась вести себя по-другому.
Мэдисон вытащила из сумки футляр с ожерельем, подаренный матерью, и выбросила альбом с фотографиями, шоколад и косметику. Потом взяла маленькую банковскую книжку, чтобы посмотреть, на какую сумму можно рассчитывать. На счету оказалось около семнадцати тысяч долларов. Больше половины этой суммы дал ее отец. Девятнадцать лет назад она страшно злилась, что папочка пожертвовал десять тысяч долларов в пользу своей незаконнорожденной дочери.
Однако теперь Мэдисон была гораздо старше и опытнее. Она понимала, что внезапный порыв ярости и необдуманное решение могут привести к последствиям, о которых потом будешь жалеть всю свою жизнь. А еще Мэдисон знала, что есть такие отцы, которые вообще не послали бы ни цента, как бы богаты ни были.
Сейчас она считала деньги отца его вкладом в ее будущее. И с благодарностью вспоминала о помощи и заботе родного города, хотя раньше злилась, что ее заставили поехать в Нью-Йорк и пытались навязать карьеру, которую она терпеть не могла.
Раньше это очень раздражало Мэдисон, и она думала, что если не станет моделью, то справедливо отомстит всем. Она потратила деньги города и отца на Роджера. И постоянно уверяла себя, что ей все равно никогда бы не удалась карьера модели. Вернувшись в Монтану, Мэдисон часто повторяла своим старым школьным друзьям, что Нью-Йорк — это ужасный, безразличный ко всему город, что ей не захотелось там оставаться. Ее друзья с радостью слушали Мэдисон — именно этого они и ждали, но бизнесмены, собравшие ей деньги, только вздыхали и молча отводили глаза.
Но теперь она была другой женщиной. И хорошо знала цену упущенным возможностям.
Мэдисон обнаружила неподалеку телефонную будку с потрепанным справочником, висевшим на цепочке. Быстро пролистав его, она нашла список фотографов, а среди них имя — Майкл Кордова. Мэдисон собралась позвонить ему, но передумала и повесила трубку. Лучше поговорить с ним лично. Она готова была на все — лишь бы он согласился ее снимать.
— Я не занимаюсь моделями, — сказал он, уткнувшись в видоискатель своего фотоаппарата.
Перед ним на столе лежали ярко-оранжевые, слегка подкрашенные апельсины. Кордова оказался маленьким. Он едва доходил Мэдисон до плеча. У него был крючковатый нос, невероятно тонкие губы и пронзительные, как у орла, глаза. Его студия была чем-то вроде старого склада. В ней было грязно и холодно.
— Я много слышала о вас в Монтане, — сказала Мэдди невинным, но очень сладким голосом.
Он быстро повернулся к ней и смерил ее взглядом.
— Я не снимаю для журналов мод, — повторил он. — Поищите кого-нибудь в справочнике. Вы наверняка найдете сотни фотографов, которые с радостью согласятся вас снимать.
Мэдисон хотела сказать, что у нее в запасе всего три недели, чтобы изменить свое будущее, и у нее нет времени на уговоры, но удержалась.
— Если вы умеете нажимать на кнопку фотоаппарата, вы наверняка сумеете снять меня для журнала, — сказала она, не в силах скрыть своего раздражения.
— Вы, должно быть…
— Очень уверена в себе, — быстро закончила она, — и в вас. Похоже, даже больше, чем вы сами. Что вы теряете, если ничего не получится? Продолжите снимать фрукты! А если я вдруг стану звездой, кем тогда будете вы? У вас подержанный фотоаппарат?
Сейчас он просто выгонит ее отсюда… Кордова передернул затвор фотоаппарата, сделал снимок и снова передернул затвор. Он не смотрел на Мэдисон.
— Ладно. Но пленку, проявку и печать оплачиваете вы.
— Договорились, — быстро ответила Мэдди. Она приехала сюда на такси и всю дорогу делала наброски. Мэдисон успела быстрыми штрихами набросать женщину, лежащую на боку, вокруг которой обвилась огромная змея.
— Мне сказали, что обнаженная девушка со змеей — это нечто необычное и интересное. Как раз то, что нужно для журналов.
Фотограф ничего не ответил, продолжая снимать апельсины. Ему помогал маленький серенький человечек.
— С большой змеей, — добавила Мэдди.
— Я не делаю порноснимков. Мэдисон шумно вздохнула.
— Послушайте: я стройная, красивая девушка из Монтаны. Но в модельном бизнесе таких стройных, красивых девушек из Монтаны пруд пруди. Мне нужно, чтобы меня заметили, выделили. Не порно, а что-то оригинальное, ошеломляющее. Вы можете это сделать или нет? Если нет, то так сразу и скажите, чтобы я больше не тратила на вас время.
В его глазах впервые блеснул интерес, и она затаила дыхание, чтобы не пропустить ни слова.
— У вас есть голова на плечах.
— Зрелая голова при молодом теле, но в данном случае я собираюсь заработать на своей молодой части. Никто не хочет платить за то, чтобы взглянуть на другую.
Кордова улыбнулся, и она поняла, что он согласен работать с ней. Мэдисон протянула ему свой набросок. Он внимательно посмотрел на него, потом вытащил из заднего кармана бумажник, достал оттуда кредитку и протянул ее помощнику.
— Достань мне змею.
Парень в ужасе посмотрел на кредитную карточку.
— Но где же я… — прошептал он, не в состоянии закончить фразы.
— Мы ведь, кажется, в Нью-Йорке? Так достань мне большую змею! Чтобы завтра в девять утра она была здесь.
Кордова повернулся к Мэдди и посмотрел на нее так, как продавцы смотрят на товар.
— У вас полные бедра и один глаз больше другого.
Мэдисон улыбнулась. Ей уже говорили об этом в прошлый раз, и тогда это здорово ее разозлило.
— Ну, значит, вам надо снимать при таком освещении, чтобы мои недостатки не были видны, — заметила она.
Он не ответил, но Мэдисон заметила, что глаза его снова блеснули. Кажется, она ему понравилась…
— Кто занимается вашим макияжем? — спросил он.
— А у вас никого нет на примете? — ответила она вопросом на вопрос с надеждой в голосе.
— Вообще-то, есть. Приходите завтра утром к шести. Нужно будет кое-чем заняться.
— Ладно. Скажите вашему знакомому, чтобы он захватил мешок гипса. Придется основательно потрудиться, чтобы сделать из меня то, что он сделал из этих апельсинов.
Кордова попытался сдержать кривую ухмылку, но не смог.
— Уходите. Убирайтесь отсюда! Вам нужно хорошо выспаться. Может, тогда ваши глаза станут одинакового размера. И сделайте что-нибудь с этим платьем. Мне становится плохо от одного взгляда на него.
Мэдисон повернулась к двери. Когда она была на пороге, фотограф снова принялся за свои снимки.
— Спасибо, — сказала она, но он даже не посмотрел на нее.
На улице Мэдисон откопала в своей сумочке ключ и адрес дешевой гостиницы, где она остановилась. Приехав туда, Мэдди первым делом вытащила из шкафа всю одежду, которую взяла с собой. Рассматривая всю эту груду тряпья, Мэдисон пришла в ужас. Всюду оборки, кружева, маленькие золотые пуговки. Не удивительно, что секретарша модельного агентства так усмехнулась, посмотрев на нее. Впрочем, если Мэдди не изменяла память, все ее соперницы были одеты в то же самое.
Бросив одежду, Мэдисон отправилась в центр города за покупками. Через три часа она вернулась и устало плюхнулась на постель.
В сумках и пакетах лежали новые вещи преимущественно белого и черного цветов. Эта одежда была классической и модной во все времена. Простой. Без вычурности и излишеств. И безумно дорогой.
По пути из магазина Мэдисон заглянула к косметологу, чтобы покрасить ресницы. Она собиралась появиться в модельном агентстве без макияжа, чтобы все увидели ее кожу, не покрытую слоями тонального крема и пудры. У нее будут густые, черные ресницы и прекрасная дорогая стрижка.
На следующее утро, в половине шестого, Мэдисон уже была в студии Кордовы. Она со вчерашнего дня ничего не ела и надеялась продержаться целый день без еды. Ей очень нужно сбросить фунтов пятнадцать и как можно быстрее.
К удивлению и радости Мэдисон, фотограф взялся за дело со всей серьезностью и основательностью. В его студии Мэдди уже ждали двое молодых людей. Похоже, у них было не слишком много опыта, но зато горячее стремление его получить. Услышав их имена, Мэдисон чуть не присвистнула. Она уже знала — один из этих молодых людей попадет в Голливуд, и на одной из церемоний вручения Оскара его имя прозвучит при ответе на вопрос: «Кто делает вам макияж?» Сейчас он, нахмурившись, пристально смотрел на Мэдисон, держа в руках пинцет.
— Ну, и густые у тебя брови! Мне, пожалуй, стоило захватить с собой газонокосилку.
Другой парень был парикмахером. Мэдди знала, что скоро он не только откроет свой салон, но и займется выпуском средств по уходу за волосами.
— И что же мне с этим делать? — спросил парикмахер, перебирая волосы Мэдисон.
Она улыбнулась обоим и поинтересовалась:
— Надеюсь, парни, вы захватили с собой лестницу?
Они рассмеялись и тут же стали ее друзьями.
Ровно в девять дверь распахнулась, и в студию вошли двое крупных мужчин. Они были в футболках без рукавов и несли змею размером с Мэдисон.
«Что я делаю?» — ужаснулась она и услышала, как Кордова прошептал ей: «Что, испугалась?»
Мэдди с трудом проглотила комок в горле.
Мужчины положили змею на пол и посмотрели на Мэдисон. Ей уже сделали макияж и стрижку. Волосы мягко обрамляли ее лицо. На ней был надет только тонкий, короткий халатик.
— Мне, пожалуйста, пятьдесят фотографий, — сказал один из мужчин, подмигнув Мэдисон.
Она отвернулась и поморщилась. Одно дело — раздеться перед фотографом и его молодыми помощниками — их она не интересовала, а другое — перед этими потными мужиками.
— Думаю, мои фотографии будут в Интернете, — пробормотала Мэдисон.
— Где? — спросил парикмахер.
— Да неважно, — ответила она.
Потом, вздохнув, развязала халат, все еще не решаясь снять его, и внезапно улыбнулась. Ты боишься раздеться, когда тебе двадцать, а в сорок только и ждешь, когда тебя об этом попросят. Мэдисон скинула халат, повернулась и посмотрела на змею.
— Ну, давайте начнем, — сказала она.
Когда Мэдисон вошла в офис модельного агентства, то почувствовала себя очень старой. В офисе сидело много молодых девушек. Они все годились ей в дочери.
Но возле двери висело зеркало, и, посмотрев в него, Мэдисон тут же вспомнила, что внешне ничем не отличается от них. Впрочем, возраст — это единственное, что было между ними общего. Девушки оделись так же, как и в первый раз, когда она вошла в эти двери.
Они надели на себя «лучшие», парадно-выходные платья и массу драгоценностей. А макияж у них был в чисто американском стиле: побольше и поярче.
В своей строгой белой блузе и классических черных брюках, с чистой, гладкой кожей без макияжа, Мэдисон казалась жемчужиной в аквариумной гальке.
За столом сидела все та же сутулая, уродливая, злая секретарша. В прошлый раз мрачный, враждебный взгляд женщины вывел Мэдди из себя. Но на этот раз она расплылась в нежной улыбке.
— Я бы хотела встретиться с миссис Вандерпул и показать ей свои фотографии.
Секретарша явно была потрясена видом Мэдисон, хотя и попыталась сделать вид, что ей все равно.
— Вам назначено?
— Да! — уверенно ответила Мэдисон.